Текст книги "Хищники Аляски"

Глава XV. «БДИТЕЛЬНЫЕ»

На следующее утро после происшествия «в Северной гостинице Гленистэр проснулся, подавленный разочарованием и тоской. Разнообразные переживания последних суток казались ему далекими и ненастоящими.

За завтраком он постыдился рассказать Дэкстри о вчерашнем картежном дебоше, так как, по правде сказать, действовал предательски в отношении старика, когда ставил на карту половину прииска, хотя они и решили между собой, что каждый из них имеет право поступить со своей частью по собственному усмотрению.

Все пережитое казалось ему сплошным кошмаром: и часы, которые он провел, лежа в комнате над конторой инспектора, когда вера в любимую девушку покидала его, и эти порывы – то к вину, то к игре.

Это была последняя вспышка его прежней необузданности; теперь же бунтующие чувства потухли и улеглись.

Он сознавал, что теперь навсегда останется господином самого себя, что страстям уже не совладать с ним.

Дэксти заговорил:

– Вчера была сходка «Бдительных».

– Что решено?

– Они решили действовать быстро и идти на всякий захват, «линч» и тому подобное, поскольку будет необходимо. В своре Мак Намары слишком много мошенников, адвокатов и новых чиновников, которые могут добраться до «Бдительных». Они хотят выкинуть ставленников инспектора и водворить нас обратно на прииске.

– Вот и прекрасно! На сколько народу можно рассчитывать?

– Приблизительно на шестьдесят человек. Мы исключим многих, чтобы остались лишь те, кто в собственных интересах не станет болтать.

– Мне хотелось бы устроить драку с судейскими и вызвать такой скандал, что его услышали бы в Вашингтоне. Остальные попытки оказались все неудачными; остается только обратить на себя внимание правительства; то есть, конечно, если Билл Уилтон не сумеет добиться своего в калифорнийских судах.

– Я мало рассчитываю на него. Мак Намара не больше боится калифорнийских судов, чем мальчишки игрушечной пушки. У него слишком большая поддержка у власти. Если «Бдительные» нам не помогут, то просто придется идти придушить всю компанию, как змеиное гнездо. Если и это не удастся, то я уеду в Соединенные Штаты и сделаюсь доктором.

– Доктором? Это зачем?

– Я где-то прочел, что в Соединенных Штатах ежегодно употребляется сорок миллионов галлонов спирта для медицинских целей.

Гленистэр засмеялся.

– Говоря о спирте, Дэкс: ты что-то много напиваешься за последнее время, то есть много для тебя.

Старик покачал головой.

– Нет, для меня это немного.

– Ну, как бы там ни было, пора перестать.

В тот же день один из разведчиков, нанятых шведами, встретил Гленистэра на Передней улице и незаметно дал ему понять, что хочет говорить с ним. Когда они оказались наедине, он сказал:

– За нами налажена слежка.

– Я давно это знаю.

– Окружной стряпчий нарядил еще несколько человек. Я познакомился с женщиной, живущей рядом с ним, и через нее узнал многих, но еще не всех. Это все дрянной элемент, по большей части остатки шайки Сопи Смита из Скагуей. Они ни перед чем не остановятся.

– Благодарю вас. Я буду осторожен.

Через несколько дней Гленистэру пришлось вспомнить слова шпиона; он понял, что игра становилась жаркой и отчаянной. Хижина его находилась на окраине города, и, чтобы добраться до нее, он обыкновенно шел по одному из извилистых дощатых тротуаров, проходящих через лабиринт палаток, складов и домиков на задах двух главных улиц, которые пролегали вдоль набережной. Эта часть города не была расположена прямоугольными кварталами, так как при первом торопливом наплыве пионеры захватывали первое попавшееся свободное место и немедленно застраивали его как попало для закрепления его за собой. В результате получился бесформенный лабиринт хижин, домиков и навесов, без поперечных улиц и без освещения. Ночью после освещенных кварталов темнота здесь казалась еще непрогляднее. Дорога была так хорошо знакома Гленистэру, что он мог бы найти ее с завязанными глазами. Он вспомнил, подходя к углу склада, что дощатая настилка тротуара в этом месте сорвана; не желая попасть в грязь, он легко перепрыгнул через поврежденное место. Одновременно с этим он заметил движение в темном углу у стены и увидел огонь револьверного выстрела. Стрелявший спрятался за постройкой и был так близко от него, что, казалось, было невозможно не попасть в него. Гленистэр тяжело упал на бок, в мозгу его промелькнула мысль: «Убийцы Мак Намары пристрелили меня».

Нападавший выскочил из-за угла и кинулся бежать по тротуару; его быстрые и глухие шаги затихли в отдалении. Не ощущая никакой боли, Гленистэр встал на ноги, испытующе ощупал себя, затем крепко выругался. Он был невредим: выстрел не попал в него, но шум его, поразивший Гленистэра в самый момент скачка, очевидно, заставил его потерять равновесие, и он упал. Нападавший уже был далеко, и поймать его не было никакой возможности. Ввиду этого Гленистэр, порядочно озадаченный, направился дальше и дошел до дома, где рассказал Дэкстри о происшедшем.

– Ты думаешь, это дело Мак Намары? – спросил тот, выслушав его.

– Конечно. Ведь сегодня еще меня предупреждали.

Дэкстри покачал головой.

– Я не думаю, чтобы игра зашла так далеко с их стороны. Со временем мы доберемся до них, но пока еще они победители. Так зачем им убивать тебя? Не думаю, чтобы это было делом их рук; как бы то ни было, но будь осторожен, не то попадешься.

– Давай теперь вдвоем возвращаться домой, – предложил Гленистэр.

Они согласились выходить вместе, зная, что опасность может поджидать их за каждым углом. Их оставили на время в покое, хотя как-то вечером Гленистэр увидал тень, скользнувшую от их хижины в направлении непроглядной темной тундры; казалось, кто-то поджидал его у дверей и затем скрылся, увидав, что он не один. Он решил никогда не выходить без оружия…

Через несколько дней Дэкстри вернулся домой около десяти часов. Гленистэр сидел, занятый писанием писем. Старик закурил папиросу и, вдыхая дым ее, заговорил:

– Сегодня я сам чуть не попал на тот свет. Меня приняли за тебя, и я вовсе не желаю повторения этого комплимента. Мы с тобой почти одинакового роста и носим одинаковые шляпы. Я выходил из-за кучи сложенного леса, когда на меня выскочил молодой человек и приставил мне револьвер к носу. Он уже собирался снести мой скальп, когда вдруг узнал меня. Тогда он опустил оружие и сказал: «Извините, я ошибся Проходите».

– Ты узнал его?

– Разумеется. Догадайся, кто?

– Не могу.

– Бронко Кид.

– Вот как! – воскликнул Гленистэр. – И ты думаешь, он поджидал меня?

– А кого же еще, скажи, пожалуйста? Тут дело совсем не в Мак Намаре и не в том скандале с игрой; тут кроется что-то иное.

Дэкстри впервые упоминал о происшествии в «Северной».

– Я не знаю, почему он зол на меня. Я не делал ему никаких одолжений, – цинично заметил Гленистэр.

– Ну, смотри в оба, вот и все. Я бы охотнее помирился с Мак Намарой и всеми его мошенниками, чем с этим игроком.

В последующие дни Гленистэр постарался встретить владельца «Северной» лицом к лицу, но Кид окончательно исчез. Его не было видно ни вечером в игральном зале, ни днем на улице. В день бала в гостинице молодой человек, все еще разыскивая его, случайно встретил одного из «Бдительных», который сказал ему:

– Разве вы не опоздаете на митинг?

– Какой митинг?

Убедившись в том, что они одни, заговорщик сказал:

– Сегодня вечером в одиннадцать часов митинг. Кажется, дебатируется важный вопрос. Я думал, вам дали знать.

– Странно, – сказал Рой. – Это, наверно, произошло случайно. Я пойду вместе с вами.

Они перешли через реку в менее людный квартал и постучались у дверей большого, неосвещенного склада, окруженного с трех сторон высокой деревянной изгородью, за которой находились в большом количестве уголь и лес. Их впустили, и они, пройдя мимо плохо освещенных и высоко наваленных груд товаров, дошли до задней комнаты. Здесь хранились нежные товары во время холодов; окон не было. Идеальное помещение для тайных сборищ.

К удивлению своему, Гленистэр увидал тут всех членов союза, не исключая Дэкстри, которого он считал сидящим дома. По-видимому, происходили прения, так как председатель находился на своем месте, а члены собрания восседали на ящиках, бочках и кипах товаров. Неровный свет плохо освещал серьезные лица шестидесяти «Бдительных», известная неловкость изобразилась на них при входе Гленистэра. Председатель слегка сконфузился, но лишь на одно мгновение. Гленистэр почувствовал приближение важных и страшных обстоятельств; напряженность сказывалась в позах и выражениях лиц людей. Он хотел расспросить соседа, но председательствующий уже продолжал свою речь:

– Мы соберемся здесь без шума и в полном вооружении к часу ночи; советую вам не болтать и не распугать этих мерзавцев.

– Я опоздал, товарищ председатель, так что не знаю ваших намерений, – сказал Гленистэр. – Я понимаю, однако, что вы собираетесь действовать, и хочу быть с вами заодно. Могу ли я узнать, в чем дело?

– Конечно. Дело дошло до того, что умеренные средства уже стали бесцельны. Мы решили действовать и действовать быстро. Мы истощили все законные средства борьбы и теперь хотим уничтожить эту шайку разбойников совместными усилиями. Мы соберемся через час, разделимся на три группы по двадцати человек, с начальником в каждой. Затем отправимся к домам Мак Намары, Стилмэна и Воорхеза, возьмем их в плен и…

Он окончил широким движением руки.

Гленистэр молчал несколько минут. Толпа упорно смотрела на него.

– Вы основательно обсудили это? – спросил он.

– Как же! Мы поставили вопрос на голосование, и он прошел единогласно.

– Друзья мои, когда я вошел сюда, я почувствовал себя лишним, почему, не знаю, так как я более других работал по организации нашего движения и пострадал не менее других. Я хочу знать, преднамеренно ли меня исключили из этого собрания?

– Это затруднительный вопрос, – серьезно ответил председатель. – Однако, если товарищи пожелают, то я буду говорить за всех.

– Да, говори. Валяй, – ответили голоса присутствующих.

– Мы не сомневаемся в вашей лояльности, Гленистэр. Но мы не просили вас на это собрание, зная ваше отношение, лучше сказать – ваши чувства, к племяннице, то есть я хотел сказать к семейству судьи Стилмэна. До нас с разных сторон дошло, что на вас там произвели давление во вред вам и интересам вашего компаньона. В деле же «Бдительных» сентиментальные чувства не могут играть никакой роли. Мы идем производить суд и считаем, что лучше всего вас игнорировать, дабы обойтись без споров и неприятностей.

– Это – ложь! – хрипло закричал молодой человек. – Проклятая ложь! Вы боялись неприятных разговоров со мной. Вы были правы: я поговорю с вами. Вы намекнули на мои чувства к мисс Честер, так позвольте вам сказать, что она невеста Мак Намары, а мне до нее никакого дела нет. Кроме того, скажу вам, что я не дам вам ворваться в ее дом и повесить ее дядю, даже если он мерзавец. Нет! Нам не надо таких насилий, мы и без них выиграем свое дело. Будем бороться, как люди, а не безобразничать, как стая волков. Если хотите помочь нам, то возвратите нас обратно на прииски и поддержите нас там, но ради Бога, не опускайтесь до убийства и тактики итальянской мафии.

– Мы знали, что вы будете рассуждать таким образом, – сказал председатель под недовольный ропот толпы.

Один человек заговорил:

– Мы хладнокровно обсудили все это, Гленистэр; тут дело идет о нашей жизни и нашей свободе.

– Верно! – прибавил другой. – Мы не в состоянии захватить прииски, потому что у Мак Намары есть солдаты, которые пристрелят нас. Вы последний должны бы возражать против этого.

– Не спорю. Мак Намара заслуживает линча, но не Стилмэн. Он слабый старик, – кто-то презрительно фыркнул, – и у него в доме живет женщина. Он единственный ее защитник, и вам придется убить ее, чтобы добраться до него. Если вам это кажется необходимым, то схватите других, а его оставьте.

Но они только отрицательно покачали головами и стали проталкиваться мимо него.

– Все получат поровну, – сказал один, выходя.

С их точки зрения, они действовали согласно требованиям справедливости, и он не мог уломать их.

Они считали, что существование и благополучие Севера в их руках, и никто из них не колебался. Гленистэр стал умолять председателя, но тот ответил:

– Тут уж поздно разговаривать. Позвольте напомнить вам о вашем обещании, связывающем вас, как честного человека.

– О, не думайте, что я подведу вас, – ответил Гленистэр. – Но предупреждаю вас, чтобы вы не осмеливались врываться в дом Стилмэна.

Он вышел вслед за другими; Дэкстри исчез, очевидно, во избежание препирательства. За последние дни Рой заметил признаки беспокойства в сдержанном пионере, указывавшие на мучившее его желание сорвать тоску на людях, которые попрали, по его мнению, самые святые его права.

Рой увидел, что у него остался лишь час времени, чтобы найти выход.

Его инстинктивно влекло к товарищам, и хотелось посчитаться с людьми, столь тяжело обидевшими его; с точки зрения критериев молодой страны, они были разбойниками, и их следовало уничтожить.

Однако он не считал возможным поддержать товарищей в их намерении. Он знал, что «Бдительные» не удовлетворятся этим мщением и что легче подстрекать толпу на насилие, чем сдержать ее разнузданные инстинкты.

Мак Намара и Воорхез, очевидно, станут защищаться, и будут бунт, кровопролитие и хаос. Будут вызваны солдаты, объявлено военное положение, и улицы превратятся в арену стычек и бойни.

«Бдительные», несомненно, останутся победителями, так как все обитатели Севера бросятся к ним на помощь, судья будет убит вместе с другими, а она?.. Что станется с нею?

Он взял ружье, вычистил его и надел пояс с патронами, но все еще колебался между верностью «Бдительным» и велениями собственной совести. «Ведь она – член их шайки, – рассуждал он. – Она хитрила с ними вместе, стремясь погубить меня, воспользоваться моей же любовью к ней, и она стала невестой того единственного человека на свете, которого я ненавидел слепой и фанатической ненавистью. Что она мне?..»

Прежде он радостно встал бы во главе «Бдительных», но теперь он изменился. Что случилось с ним? Это не трусость и не осторожность. Это нечто неуловимое, но тем не менее заметное для других, что и доказало ему поведение его друзей.

Он вышел из дома. Толпа могла делать, что хотела, в других местах, но к ней он никого не впустит. Он увидел освещенное окно в ее доме и, подойдя, разглядел разговаривающих Струве и Элен. Он отошел назад в темноту и ждал довольно долго после выхода адвоката, прячась от возвращающихся с бала и проходивших мимо него людей.

Когда последняя группа скрылась из виду, он подошел к двери и резко постучал. Элен открыла ему.

Волосы девушки распустились и лежали тяжелыми и спутанными прядями на шее и плечах; а сама она тяжело переводила дыхание, неожиданно увидав его, и краска медленно разлилась по бледному и испуганному лицу.

Он почувствовал острую боль в сердце. Эта девушка была его злейшим врагом, и он не может ждать ничего хорошего от нее.

Он на время позабыл было, что она лжива и скрытна, а теперь, вспомнив, заговорил как можно резче и грубее, не доверяя своим натянутым нервам. Объяснив, что он хотел сделать для них, он прибавил:

– Не берите ничего с собой. Одевайтесь и идите за мной.

Дрожащее существо на лестнице заговорило:

– Что это за вторжение, мистер Гленистэр?

– Жители Нома взялись за оружие, и я пришел спасти вас от них. Не спорьте со мной.

Он говорил нетерпеливо.

– Это какая-нибудь хитрость, придуманная с целью овладеть моей особой!

– Дядя Артур!

Она умоляюще взглянула на Гленистэра.

– Не понимаю, что за безобразие. Они с ума сошли! – плакался судья. – Сбегайте в тюрьму, мистер Гленистэр, и велите Воорхезу прислать мне сюда охрану. Элен, протелефонируй в воинскую часть.

– Стойте. Это все ни к чему, провода перерезаны. Я не стану предупреждать Воорхеза. Пусть он сам устраивается, как знает. Я пришел помочь вам, и если вы хотите спастись, то перестаньте болтать и идите со мною.

– Я не знаю, что делать, – сказал Стилмэн, терзаемый страхом и нерешительностью. – Ведь вы не причините зла старику? Подождите, я сейчас вернусь.

Он побежал наверх, кутаясь в халат и, видимо, позабыв о племяннице.

– Стой, дядя Артур! Ты не должен убегать!

Она стояла прямая и решительная.

– Ведь это наш дом. Ты – представитель закона и правительственной власти. Ты не должен бояться кучки безобразников. Мы, конечно, останемся здесь и встретим их как следует.

– Да ведь это сумасшествие! – воскликнул Гленистэр. – Эти люди не безобразники, но лучшие граждане Нома. Вы не усвоили себе, что здесь Аляска и что они поклялись уничтожить свору Мак Намары. Идемте скорее.

– Благодарю вас за добрые намерения, – ответила она, – но мы ни в чем не виноваты, и поэтому нам не надо скрываться. Мы подождем этих трусов. А вам советую уходить, чтобы они не застали вас здесь.

Она пошла вверх по лестнице, уводя с собой дядю.

Она спокойно взяла на себя ответственность за положение, и оба мужчины не решились спорить с нею.

Дойдя до верха, она остановилась и сказала:

– Мы все-таки благодарны вам за ваше отношение к нам. Доброй ночи.

– Я не думаю уходить, – ответил молодой человек. – Если вы останетесь здесь, то я подавно.

Он обошел комнаты в нижнем этаже, запирая окна и двери на крюки и ключ. Он понял, что внизу совсем нельзя было продержаться при атаке и что придется найти пункт для защиты в верхнем этаже.

Он позвал Элен:

– Можно зайти?

– Можно, – ответила она, и он поднялся наверх, нашел Стилмэна все еще полуодетым и трепещущим, пока Элен переодевалась в передней комнате.

– Потушите огни, – сказал Рой. – Я стану у окна и увижу их раньше, чем они дойдут до ворот.

Она стала рядом с ним у окна, а судья прикорнул на своей постели; в комнате было слышно только его тяжелое дыхание.

Молодые люди стояли так близко, что Рой ощущал свежий запах, который шел от ее одежды и неудержимо будил в нем воспоминания.

Он вновь забыл об ее предательстве, забыл, что она невеста другого, забыл все, в нем жила лишь его верная и чистая любовь, от которой он так мучительно страдал. Плечо ее коснулось его плеча, он слышал легкий шорох ее платья. Кто-то прошел по улице, и она со страхом схватила его за рукав. Маленькая и очень мягкая рука уже была холодна, но он не пытался взять ее в свои руки.

Минуты бесконечно тянулись.

Иногда она заговаривала с ним, и ее теплое дыхание касалось его лица: тогда он упрямо стискивал зубы.

Раздался собачий вой, а затем донеслись звуки ссоры и драки.

У судьи от страха зубы застучали, как кастаньеты. Он изредка стонал.

Наблюдающие совсем уже потеряли счет времени, когда, наконец, разглядели темные силуэты, выдвигавшиеся из темноты.

– Идут, – шепнул Гленистэр, отстраняя ее от окна. Но она вернулась на прежнее место.

Рой высунулся из окна и проговорил негромким, но решительным голосом, неожиданно нарушившим молчание:

– Стойте. Не входите в изгородь, – затем, не дав опомниться пришедшим, он продолжал: – Я Рой Гленистэр. Я предупреждал вас, что не дам тронуть этих людей; мы будем защищаться.

Предводитель нападавших заговорил:

– Вы – предатель, Гленистэр.

Он вздрогнул.

– Быть может, но вы первые обманули меня; как бы там ни было, сюда вы не войдете.

В толпе поднялся говор, и кто-то сказал:

– Мы не тронем мисс Честер, нам нужен только судья. Мы его даже не повесим, если он согласится пощеголять в приготовленном для него костюме. Пусть он не боится. Деготь очень полезен для кожи.

– О, Господи! – простонал представитель закона.

Вдруг появился человек, бегущий к толпе по дощатому тротуару.

– Мак Намара удрал, а с ним и другие! – прокричал он.

Наступило молчание. Затем лидер прокричал:

– Рассыпьтесь, братцы, врывайтесь в дом! Это твоя работа, проклятый предатель!

Послышалось щелканье курка Гленистэра; на лбу его выступил пот. Он думал о том, будет ли он в состоянии стрелять в своих товарищей. Казалось, что руки не могут подняться на такое дело.

Элен оттолкнула его и, далеко высунувшись в окно, громко и отчетливо прокричала:

– Стойте! Подождите! Мистер Гленистэр никого не предупреждал. Они решили, что вы собираетесь напасть на прииски, и уехали туда еще до полуночи. Я вам говорю правду, они давно уехали.

Все узнали ее голос.

Внизу нерешительно зашептали, выделился новый голос. Рой и Элен узнали голос Дэкстри.

– Товарищи, нас перехитрили. Нам здешние люди не нужны, нам требуется Мак Намара. Эта старая бритая физиономия там, наверху, делает то, что ему начальство приказывает, а двадцати нападать на одного противно. Я иду домой.

Толпа еще пошепталась, и заговорил лидер, требуя судью Стилмэна.

Старик подошел к окну, дрожа, как в параличе, пораженный ужасом. Элен была рада, что снизу нельзя было его разглядеть.

– На этот раз мы не тронем вас, судья, но помните: с нас довольно. Постарайтесь исправить сделанное вами зло, не то мы подвесим вас к фонарю. Пусть это будет предупреждением для вас.

– Я б-буду исполнять свои об-бязанности, – сказал судья.

Толпа растаяла в темноте. По уходе ее Гленистэр закрыл окно, спустил штору и зажег лампу. Он понимал, как близки они были к трагедии. Если бы он выстрелил в толпу, то началась бы резня, которая погубила бы всю компанию судейских и его самого. Он пал бы под чужим знаменем. Кто знает, и теперь еще ему, пожалуй, придется умереть за него. По всей вероятности, «Бдительные» сочтут его предателем; во всяком случае, он сам себя лишил поддержки, единственной своей поддержки в Северной стране.

С этого дня он ренегат, пария, одинаково ненавидимый обеими сторонами. Он нарочно не глядел на судью и отвернулся от него, когда последний протянул ему руку, выражая благодарность. Он исполнил свою обязанность и стремился как можно скорее покинуть этот дом. Элен пошла за ним к двери и положила руку на его рукав.

– Я не могу выразить словами, я не в состоянии отблагодарить вас за то, что вы для нас сделали.

– Для «нас», – подавленным голосом ответил Рой. – Неужели вы думаете, что я пожертвовал честью, предал друзей, убил последнюю свою надежду и превратил себя в отверженного ради «нас»? Сегодня я в последний раз беспокою вас, и, может быть, вы дали мне прекрасный урок, и я благодарю вас за него. Теперь я буду мужчиной, а не безвольной тряпкой.

– Вы всегда были мужчиной, – сказала она. – Я ничего не понимаю во всем этом деле, и, кажется, никто не хочет разъяснить мне его. Должно быть, я просто глупа. Не вернетесь ли вы завтра и не расскажете ли вы мне все толком?

– Нет, – грубо ответил он. – Вы не принадлежите к моей среде. Мак Намара и его близкие – мне не друзья, и я не друг им.

Он уже сбежал по лестнице, когда она тихо проговорила:

– Прощайте и будьте счастливы, мой друг.

Она вернулась к судье, находившемуся в жалком состоянии, и долго успокаивала его, как ребенка. Она хотела расспросить его о вопросе, наиболее интересующем ее, но первый намек на прииски привел его в капризное раздражение.

Элен просидела у его кровати, пока он не заснул, и все старалась разобраться в происшедшем.

Она еле-еле дотащилась до постели, на которой беспокойно ворочалась с боку на бок, не будучи в состоянии заснуть от усталости.

Наконец, когда она стала погружаться в забытье, ей вспомнилась фраза; ей даже показалось, что она сказала ее вслух:

– Самая красивая женщина на Севере… но Гленистэр убежал от нее.