Текст книги "Хищники Аляски"

– Стой. Сколько это заведение стоит, Бронко?

– Что такое?

– Ведь оно твое. Ну, во что оно тебе обошлось?

Бронко ответил не сразу. Толпа с любопытством навострила уши, а Черри обратила удивленный и смущенный взор на золотоискателя.

– Считая задолженность банку, обстановку и все остальное, выйдет сто двадцать тысяч долларов. А что?

– Я поставлю на туза мою половину «Мидаса», если ты рискнешь своей проклятой лавочкой.

Среди присутствующих воцарилось полное молчание, когда они сообразили смысл этого предложения. Человек сошел с ума. Оставались всего лишь три карты; одна могла выиграть, другая проиграть, третья же значила бы ничью.

Черри Мэллот не вполне понимала побуждения Гленистэра. Не страсть к игре и не простое упрямство мешали ему бросить игру, а какое-то более глубокое чувство. Он был в отчаянии.

Элен была утеряна для него, хуже того, она была недостойна его чувства, а кроме нее ему ничего на свете не надо было. На что ему «Мидас» с тяжбами, мошенничествами и интригами? Ему все до смерти надоело, хотелось все бросить и уйти подальше. Если он выиграет, – прекрасно; если же проиграет, то Северная страна уже не увидит его.

Услыхав его предложение, Бронко Кид опустил глаза, как бы призадумавшись. Девушка видела, что он с глубоким вниманием рассматривает карты в своем ящике и что пальцы его слегка дотрагиваются до верхней из них, пока все внимание толпы было устремлено на Гленистэра; наконец, она увидела на лице его мимолетную улыбку торжества, которого он не мог скрыть от нее; ответные слова его прозвучали медленно и неуверенно, но Черри поняла, что Гленистэр уже нищий.

– Можешь ставить.

– Сдавай, – настойчиво и хрипло требовал Гленистэр.

Девушке хотелось крикнуть. Она задыхалась. От торжества ли? За ней еще громче и сиплее дышал маленький человек, а наблюдатель облизывал сухие губы.

Человек, которого разорили при ее участии, нагнулся вперед; худощавое лицо его окаменело, в глазах было странное выражение боли и усталости.

Она никогда не могла забыть этого взгляда.

Толпа, еще не пришедшая в себя от волнения после последней громадной ставки, уже нетерпеливо выжидала.

Ей был хорошо известен «Мидас» и то, что он собою представлял. Половина его лежала под одной картой.

Кид с мучительной медленностью открыл верхнюю карту. Тройка пик. Гленистэр не сделал ни единого движения. Кто-то кашлянул, и звук этот показался громким, как выстрел. Банкомет преднамеренно остановился, затем улыбнулся девушке, когда тройка исчезла и появился туз, знаменовавший собою полное разорение Гленистэра. Тот поднял глаза с диким выражением.

Вдруг жуткая тишина нарушилась внезапным треском; Черри Мэллот с размаху захлопнула свой ящик, закричав высоким и пронзительным голосом:

– Ставка не считается. В ящике ошибка.

Гленистэр вскочил, опрокинув стул, а Кид нагнулся вперед, через стол, и протянул свои удивительные, ногтеобразные руки, как бы стараясь удержать богатство, которое она вырывала из них. Руки эти перебирали пальцами и трепетали в немой ярости, впиваясь в клеенку стола. Лицо его побелело и стало жестоким, и он глядел на нее уничтожающим взглядом до тех пор, пока она, объятая ужасом и дрожа, не встала с места.

Сознание медленно вернулось к Гленистэру, а вместе с ним и понимание окружающего. Казалось, он проснулся от кошмара; ему стал ясен и понятен взгляд бессильной ненависти банкомета, направленный на женщину, которая дрожала пред ним, как кролик под взглядом змеи.

Она пыталась заговорить, но не могла. Банкомет пришел в себя и, подняв кулак, ударил им о стол с такой силой, что фишки запрыгали и покатились, а Черри закрыла глаза, чтобы не видеть страшной гримасы, исказившей его черты.

Гленистэр взглянул на него и сказал:

– Мне кажется, я понимаю. Однако деньги были ваши, так что мне все равно.

Смысл его речи был ясен, и Кид внезапно открыл ящик стола, но Гленистэр сжал кулак и нагнулся над ним. Он мог бы убить банкомета одним ударом, так как тот сидел и потому был беззащитен.

Кид остановился, и лицо его задергалось; по-видимому, нервы его не выдержали ужасного напряжения.

– Вы дали мне хороший урок, – только и сказал Гленистэр, проталкиваясь сквозь толпу на свежий, ночной воздух.

Сверху мерцали звезды, его встретил запах моря, чистый и свежий. Идя домой, он слышал вой собак-ублюдков. В нем звучала вся тайна и печать Северной страны.

Гленистэр остановился и, сняв шапку, долго стоял, медленно приходя в себя.

Он давал себе обещание, торжественно клянясь никогда больше не брать карты в руки.

В это время Черри Мэллот быстро, как бы спасаясь от погони, подходила к своему домику.

Перед тем, как войти, она вскинула руки в темноте широким жестом отчаяния.

– Зачем я это сделала? Ах, зачем я это сделала? Я сама себя не понимаю.

Глава XIV. ПОЛУНОЧНОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

– Разве ты не понимаешь, дорогая Элен, что мое официальное положение требует от меня исполнения известных общественных обязанностей?

– Ты прав, дядя Артур, но мне гораздо приятнее сидеть дома.

– Ну, вот еще. Ступай, повеселись хорошенько.

– Я разлюбила танцы. Все это прекрасно там» дома. Однако, если и ты пойдешь…

– Нет, я слишком занят. Я должен проработать весь вечер и не в настроении веселиться.

– Ты нездоров, – сказала племянница судьи. – Я давно уже это заметила. Или переутомился от работы. Ты нервничаешь, ничего не ешь и худ, как вешалка. Посмотри, ты весь в морщинах, как старик.

Она встала из-за стола, за которым они завтракали, и, подойдя к нему, ласково погладила его серебрившуюся голову.

Он взял ее свежую руку и прижал к своей щеке; его обычное выражение озабоченности сменилось улыбкой.

– Это от работы, девочка, тяжелой и неблагодарной работы. Страна эта годна для людей молодых, а я слишком стар для нее.

Он вновь задумался и нервно сжал ее пальцы, как бы вспоминая нечто неприятное.

– Это страшная страна, лучше было бы, если бы мы никогда ее не видели.

– Не говори этого, – воскликнула Элен. – Это дивная страна. Подумай, какая для тебя честь. Ты первый судья Соединенных Штатов, приехавший сюда! Ты творишь историю, строишь страну, о тебе будут писать в книгах.

Она нагнулась и поцеловала его; но он почти содрогнулся от ее ласки.

– Я скажу Мак Намаре, чтобы он зашел за тобою в девять часов, – сказал, уходя, судья.

Элен вынула давно заброшенные наряды, и, когда Мак Намара вечером явился за нею, он нашел ее красивейшей из женщин.

Он еще больше возгордился, когда они очутились на балу, так как собрание мало походило на вечеринку в лагере рудокопов.

Женщины были элегантно одеты, а все мужчины во фраках. Широкая зала тянулась во всю длину гостиницы; по бокам ее были ложи, пол блестел, как стекло, а стены были эффектно разукрашены.

– Ах, как красиво, – сказала Элен, войдя. – Это совсем, как дома.

– Я видал быстро выраставшие города, – сказал он, – но их нельзя и сравнивать с этим. Впрочем, если северяне способны построить железную дорогу в месяц и целый город за одно лето, так почему бы им не иметь симфонические оркестры и бальные залы в стиле Людовика XV?

– Я знаю, вы отличный танцор, – сказала она.

– Будьте моим судьей. Я ни с кем не хочу танцевать, кроме вас.

После первого вальса он оставил ее окруженной кавалерами и вышел из бальной залы. Он впервые после приезда на Север дозволил себе развлечение. «Не следует превращаться в скучного домоседа», – подумал он, покусывая сигару, и с необычайным для него волнением думал о стройной сероглазой девушке, с пышными волосами, белыми плечами и веселой улыбкой. Он представил ее себе танцующей «ту-стэп» и поймал себя на том, что ему была неприятна мысль, что другой хотя бы на мгновение наслаждается ее прелестью.

– Держись, Алек, – пробормотал он. – Ты слишком старый волк, чтобы терять голову.

Это не помешало ему, однако, быть на месте к их следующему танцу. Ему показалось, что она уже не так весела.

– Что случилось? Разве вам не весело?

– О, нет, – быстро ответила она. – Я отлично провела время.

Когда он пришел к третьему своему танцу, она была еще рассеяннее.

Они вместе прошли мимо группы женщин, среди которых была миссис Чемпион и другие дамы, жены выдающихся лиц города. Он встречал некоторых из них в доме судьи Стилмэна и крайне удивился тому, что они не ответили на его приветствие и игнорировали Элен. Она слегка вздрогнула, и он понял, что случилось что-то неладное, но что именно, не мог себе уяснить.

Он умел справляться с мужскими делами, но разные женские тонкости были совсем за пределами его понимания.

– Что с ними такое? Они оскорбили вас?

– Я сама не понимаю, в чем дело. Я заговаривала с ними, но они притворяются, будто незнакомы со мною.

– Незнакомы с вами? – воскликнул он.

– Да. – Голос ее дрожал, но она высоко подняла голову. – Кажется, все женщины в Номе сговорились игнорировать меня Я совсем сбита с толку.

– Говорил ли вам кто-нибудь что-либо? Я хочу сказать, говорил ли мужчина?

– Нет, нет! Все мужчины очень милы со мною. Это одни женщины.

– Идемте домой.

– Ни за что! – гордо ответила она. – Я ничего не сделала такого, чтобы мне надо было от них прятаться. Я хочу узнать, в чем дело.

Мак Намара стал искать знакомого, к которому он мог бы обратиться за разъяснением. Большинство мужчин в Номе либо ненавидели, либо боялись его, однако ему удалось найти подходящего, и он увел его в сторону.

– Я хочу, чтобы вы прямо, не кривя душою, ответили на один вопрос. Понимаете? Я сам прямой человек и прошу вас быть откровенным.

– Хорошо.

– Ваша жена бывала в доме мисс Честер. Я видел ее там. Сегодня же она отказывается узнавать ее, и я хочу знать, в чем тут дело.

– Почем я знаю?

– Если не знаете, то я прошу вас узнать.

Собеседник Мак Намары с улыбкой покачал головой. Мак Намара вышел из себя.

– А я говорю, что вы узнаете и, мало того, заставите вашу жену извиниться перед мисс Честер, или же вы ответите мне, как мужчина мужчине. Я не позволю кучке выскочек из золотоискателей относиться с неуважением к мисс Честер.

Собеседник его ответил не сразу, так как трудно иметь дело с человеком, совсем не считающимся с условностями; в особенности, если он умеет требовать послушания. Репутация же Мак Намары была общеизвестна.

– Ну, как вам сказать, – я кое-что слышал, но, конечно, лично я не доверяю подобным слухам. Лучше не поднимать этой истории.

– Дальше.

– Среди дам было много разговоров – ну, дело тут в Гленистэре. Миссис Чемпион была в каюте рядом с ним, когда ехала сюда из Штатов, и видела там разные вещи. Что касается меня, я считаю девушку вправе делать то, что ей хочется, но у миссис Чемпион собственные взгляды на приличие.

Мак Намара мог бы единым словом рассеять эту сплетню, заставив этого человека объяснить положение дел своей жене, а через нее – ее знакомым, вывести таким образом Элен из неприятного положения и сконфузить злоязычных болтуний. Но он колебался.

Пожалуй, он сумеет использовать это обстоятельство. Он поблагодарил знакомого за сведения и, войдя в аванзал, увидал девушку, спешившую к нему навстречу.

– Пойдемте скорее. Я хочу домой.

– Вы передумали?

– Да, да, идемте.

Она тяжело переводила дыхание и шла так быстро, что он еле поспевал за нею. Она молчала, и он не нарушал молчания; когда же они дошли до дома, он вошел, снял пальто и осветил маленькую гостиную. Она бросила накидку на спинку стула и стала ходить взад и вперед в настоящей ярости. Глаза ее блестели от слез, лицо покраснело и кулаки нервно сжимались. Он стоял, прислонившись к камину, и наблюдал за нею сквозь дым сигары.

– Вам незачем рассказывать мне, – сказал он наконец. – Я знаю, в чем дело.

– Я рада. Я никогда не решилась бы повторить, что они говорили. Как подло! – Голос ее оборвался, и она закусила губу. – Зачем я спросила их! Почему я не сумела удержаться! Когда вы ушли, я подошла к этим женщинам и спросила. О, они были жестоки! Хотя какое мне до них дело! – Она топнула ногою в бальной туфле.

– Мне придется когда-нибудь убить этого человека, – сказал он, сбрасывая золу сигары в камин.

– Какого человека? – Она остановилась, глядя на него.

– Гленистэра, конечно. Если бы я думал, что сплетня дойдет до вас, то я давно бы покончил с ним.

– Но не он же распространяет ее! – вскрикнула она, горя негодованием. – Он благородный человек. Все эта несчастная сплетница, миссис Чемпион.

Мак Намара слегка, но многозначительно повел плечами, и она это заметила.

– Конечно, я не хочу сказать, что он поступил так преднамеренно. Для этого он слишком порядочный человек, но всякому приятно поговорить о красивой девушке. А госпожа Мэллот ревнивая штучка.

– Мэллот? Кто она? – с любопытством переспросила Элен.

Он молчал, задумавшись, а она наблюдала за ним. Как красив он был в вечернем костюме! Высокий рост его, сильная и энергичная фигура особенно эффектно бросались в глаза в уютной, маленькой и мягко освещенной комнате. В глазах его было то восхищение, которое заставляло женщин многое прощать. Он поднял смелое и красивое лицо и встретил ее взгляд.

– Я охотнее предоставлю вам самой узнать, кто она, так как не охотник до сплетен. У меня есть более важная тема для разговора, самое важное, что я когда-либо говорил вам, Элен.

Он впервые назвал ее по имени, и она задрожала, со страхом поглядывая в сторону двери. Она ждала этого момента, но все же еще не приготовилась к нему.

– Не сегодня, не говорите сегодня, пожалуйста.

– Нет, сегодня удобнее всего. Если вы не можете сразу дать мне ответ, я вернусь к вам завтра. Я хочу, чтобы вы были моей женой, хочу дать вам все то, что может дать мир. Я хочу, чтобы вы были счастливы, Элен. Теперь всякие сплетни прекратятся, я защищу вас от всех неприятностей, и все, чего бы вы ни захотели, я положу к вашим ногам. Я в состоянии это сделать.

Он поднял сильные руки, и она увидала по выражению его решительного лица, что, пожелай она, он в самом деле способен дать ей все, что только может дать смертный: любовь, защиту, обожание и завидное положение.

Она нерешительно заговорила, но воспоминание об унижении и обиде, испытанных ею в этот вечер, вихрем налетело на нее. Этот город, этот первобытный, полуобразованный лагерь рудокопов восстал против нее, осуждая ее с холодной жестокостью. Женщины, ревнивые болтуньи-сплетницы, готовы выбросить ее из своей среды и сделать ее жизнь в Северной стране невыносимой, причем у нее не будет никакой поддержки, кроме собственной гордости.

Она ясно представляла себе самое себя в будущем, безжалостно оставленную в одиночестве, унижаемую, оскорбляемую и в то же время не имеющую возможности ни уехать отсюда, ни разъяснить положение.

Ей придется оставаться и выносить все это в течение нескольких лет, пока ее дядя пробудет здесь судьей. Этот же человек может освободить ее. Он любит ее; он предлагает ей все, чего бы она ни захотела; он крупнее, чем все они, вместе взятые, они – игрушки в руках его и хорошо это знают.

Она не была уверена в том, что любит его, но сила его привлекала ее и вызывала в ней глубокое восхищение. Из всех людей, виденных ею, никого нельзя было сравнить с ним, кроме Гленистэра.

Ба! Животное! Сначала он глубоко оскорбил ее, а теперь унизил.

– Хотите быть моей женой, Элен? – тихо повторил Мак Намара.

Она опустила голову, и он шагнул вперед, чтобы привлечь ее к себе, но вдруг остановился, прислушиваясь.

Кто-то взбежал на крыльцо и громко постучал в дверь. Мак Намара с рассерженным видом вышел в переднюю, открыл дверь и впустил Струве.

– Вот ты где, Мак Намара! Я везде искал тебя! Черт знает, что случилось!

Элен с облегчением вздохнула и подобрала накидку; звук их голосов неясно долетал до нее. Она успела придти в себя до их появления в комнате.

Политический деятель говорил недовольным тоном.

– Меня вызвали на прииски, и надо немедленно ехать. Как можно скорее ехать. И так уже, пожалуй, слишком поздно. Я уже час, как ищу тебя, – говорил Струве. – Твоя лошадь оседлана и стоит у конторы. Не стоит переодеваться.

– Ты говоришь, Воорхез поехал с двадцатью понятыми? Это хорошо. Оставайся в городе и разузнавай как можно точнее, что здесь происходит.

– Я телеграфировал на «Крик» с приказом рабочим вооружиться и выставить пикеты. Если поторопишься, попадешь туда вовремя. Теперь всего только полночь.

– В чем дело? – беспокойно спросила мисс Честер.

– Сегодня собираются сделать нападение на прииски, – сказал адвокат. – Противная сторона пытается захватить их, и ожидается драка.

– Вы не должны туда ехать! – в ужасе воскликнула она. -Там будет кровопролитие.

– Именно поэтому я и обязан ехать, – ответил Мак Намара. – Я вернусь утром и хотел бы повидать вас наедине. До свидания.

На лице его появилось странное и новое для нее выражение. Для человека, не привыкшего к обращению с женщинами, он великолепно вел свою игру.

Он мрачно улыбнулся про себя, торопливо шагая в темноте по направлению к своей конторе.

«Она завтра даст мне ответ. Благодарю вас, мистер Гленистэр!» – сказал он себе.

Элен долго расспрашивала у Струве, но узнала от него лишь, что полицейские сыщики, проработав уже несколько недель подряд, теперь разузнали о существовании союза «Бдительные». По их сведениям, члены его собирались произвести в эту ночь налет на прииски, и они забили тревогу.

– Как! Вы нанимали шпионов? – недоверчиво спросила она.

– А как же? Без этого никак нельзя было. Противная сторона устроила слежку за нами, и теперь дошло до того, что для нас это дело жизни или смерти. Я говорил Мак Намаре, что не обойдется без кровопролития, еще тогда, когда он задумывал свой план, то есть я хочу сказать, когда неприятности еще только начинались.

Она всплеснула руками.

– Вот чего боялся дядя перед отъездом из Сиэтла! Вот почему я пошла на такой риск, привозя сюда документы. Я думала, вы получили их вовремя и успеете избегнуть всех этих осложнений.

Струве засмеялся, с любопытством глядя на нее.

– Знает ли дядя Артур обо всем этом? – продолжала она.

– Нет, мы говорили ему только самое необходимое; он не сильный человек.

– Да, да, он нездоров.

Адвокат опять улыбнулся.

– Кто во главе этого движения «Бдительных»?

– Мы думаем, что Гленистэр и его бандит-компаньон из Новой Мексики. Во всяком случае эти двое сплотили остальных.

Она немного помолчала.

– Я думаю, они искренно считают себя владельцами этих приисков, – заговорила Элен.

– Без всякого сомнения.

– Но ведь это не так, не правда ли?

Вопрос этот за последнее время почему-то настойчиво вставал перед нею, так как она поняла, что ей неизвестно еще многое, касающееся этой глухой и яростной борьбы. Она не допускала возможности несправедливости в отношении владельцев приисков; однако до нее беспрестанно доходили сбивающие с толку слухи. Когда она хотела проверить последние, ее знакомые старались замять разговор.

Никто не открывал ей глаз. Три местные газеты – все поддерживали суд и его образ действий. Она внимательно читала их и еще больше терялась в догадках, не будучи уверенной, как будто стояла на опасной и неверной почве. Она ощущала смутное и неприятное беспокойство.

– Да, возмущение вызвано этими двумя людьми. Если бы не они, дело было бы в шляпе.

– Кто такая мисс Мэллот?

Он ответил без запинки:

– Самая красивая и самая опасная женщина на всем Севере.

– Каким образом? Кто она?

– Трудно сказать, кто и откуда она. Она не похожа на прочих женщин. Она приехала в Даусон в самое первое время. Просто приехала, и мы не знали, ни каким образом, ни почему, и до сих пор не знаем. В одно прекрасное утро она оказалась здесь. К вечеру мы уже все ревновали ее друг к другу, а к концу недели она превратила нас в стадо идиотов. Во всем этом, пожалуй, играли роль таинственность и соревнование. В ту пору простая певичка могла нажить состояние за одну зиму или выйти замуж за миллионера, но мисс Мэлотт себя не утруждала. Она не танцевала до упаду на навощенных полах, а сам Соломон в его великолепии показался бы нищим рядом с нею.

– Вы говорите, она опасная?

– Вот вам пример. Был здесь зимой 1898 г. один молодой человек из хорошей семьи, по имени, кажется, Дейн. Большой такой, белокурый юноша. Он хотел жениться на ней, но был застрелен банкометом во время игры в «фаро». Затем был Рок, из верховой полиции, лучший офицер на этой службе. Его разжаловали. Она знала, что он идет к черту ради нее, и как будто бы совсем не интересовалась этим. Были и другие. При всем том она – великодушный и добрейший человек. Она кормила всех нуждающихся на Юконе, и нет ни одного пионера в стране, который не встал бы горой за нее. Я был ужасно влюблен в нее сам. Несмотря на это она опасна для всех, за исключением Гленистэра.

– Почему?

– Она ездила на Юкон выхаживать человека, лежавшего в цинге, и ледоход не пускал ее обратно. Меня там не было, но, оказывается, Гленистэр каким-то образом доставил ее домой тогда, когда никто не решался взяться за это. Их несло на льдине пять верст вниз по реке, пока ему не удалось выбраться с нею на берег.

– Что же случилось тогда?

– Разумеется, она влюбилась в него.

– И он, верно, так же бешено влюбился в нее, как и вы все? – презрительно сказала она.

– Тут-то и начинается странная часть истории. Сначала она очаровала его, но затем он сбежал от нее, и о нем долго ничего не было слышно. В конце концов она последовала за ним сюда, и на прошлой неделе свела с ним счеты. Она отплатила ему за то, что он спас ее.

– Я ничего не слышала об этом.

Он рассказал ей эпизод, имевший место в игральном зале Северной гостиницы, и закончил словами:

– Я хотел бы присутствовать при этом происшествии; говорят, возбуждение было громадное. Она заявила, что ошиблась, и потому игра не идет в счет; конечно, с ней не стали спорить, она настояла на своем. Один из присутствующих сказал мне, что она солгала.

– Так что, помимо других своих пороков, мистер Гленистэр еще и отчаянный игрок? – спросила с возмущением Элен. – Приходится гордиться тем, что я в долгу перед такой личностью. Удивительные разновидности встречаются в этой стране.

– Вот и ошиблись! – засмеялся Струве. – До сих пор его никто не видал за азартной игрой.

– Ах! Мне надоели эти противоречия! – сердито вскрикнула она. – Питейные дома, игральные залы, скандалы, авантюристки! Фу! Я ненавижу все это! Ненавижу! Зачем я сюда приехала?

– Эти вещи составляют неотъемлемую часть каждой молодой страны. До этого года мы ничего другого и не видали. Но нашему брату нужны такие женщины, как вы, мисс Элен; вы во многом можете помочь нам.

Ей не нравился взгляд его, и она вспомнила, что дядя ее наверху спал у себя в комнате.

– Прошу вас извинить меня теперь, – сказала она. – Поздно, и я очень устала.

Стрелка часов уже перешла за полночь; выпустив его, она потушила свет и с трудом поднялась к себе.

Она сняла платье и накинула на плечи легкий капот. Распуская тяжелые волосы, она с тоской вспомнила рассказ о Черри Мэллот. «Так Гленистэр и ей спас жизнь, рискуя своей. Какой галантный кавалер, подумаешь! Ему следовало бы завести себе герб, который изображал бы дракона, вооруженного рыцаря и девицу, падающую без чувств; тут же надпись: „Спасаю дам в несчастье, особенно красивых“. „Красивейшая женщина на Севере“, – говорил Струве».

Она взглянула в зеркало и сделала гримасу усталому и сердитому лицу, отразившемуся в нем. Она живо представила себе Гленистэра, прыгавшего с одной плавучей льдины на другую; холодные волны вздымались и шумели у его ног, а толпа на берегу криками ободряла женщину, которую он держал на руках.

Как крепко умели обнимать его руки!

Она покраснела, внезапно вспомнив, что, пока она тут мечтает, этот человек, возможно, борется в темном горном ущелье с другим, с тем, за которого она собирается выйти замуж.

Немного позже кто-то опять поднялся на крыльцо и постучал. Что за беспокойная ночь! Когда же люди перестанут ходить сюда? Она не помнила себя от усталости. Однако, подумав о страшных происшествиях за городом и о спящем больном старике, зажгла свечу и пошла вниз. Она думала, что увидит посланного от Мак Намары.

Отворив дверь, она отступила с изумлением, оставив ее широко раскрытой, так что огонь свечи заколебался и замигал от ночного воздуха.

Перед нею стоял Рой Гленистэр, мрачный и решительный; его широкая белая шляпа надвинута на лоб, штаны заткнуты в невысокие желтые сапоги, в руке он держал винчестер. Под курткой виден был пояс с желтыми патронами и никелированный револьвер. Он шагнул через порог без приглашения и закрыл за собой дверь.

– Мисс Честер, вы с судьей должны скорее одеться и идти со мною.

– Я не понимаю вас.

– «Бдительные» идут сюда с намерением повесить его. Идите со мною в мой дом, где я сумею защитить вас.

Она, дрожа, схватилась за грудь, побледнев, как полотно. Они услышали легкий шорох наверху и увидали судью Стилмэна, далеко высунувшегося за перила.

Он накинул халат, прибежал и теперь конвульсивно держался за перила; лицо его было желто, и глаза, опухшие от сна, широко раскрыты от ужаса. Губы беззвучно шевелились.