Текст книги "Тень в камне"

ЧЕРЕЗ СЕВЕРНЫЙ ДАЛЛАС

В это время года поля стояли голые и, летя на низкой высоте, он мог наслаждаться их опустошенностью. Мелькали скотоводческие ранчо. Иногда фермы. Большие открытые пастбища, огороженные тысячами миль колючей проволоки. Холодало, и он натянул лицевую маску так, что виднелись только глаза. На нем было длинное теплое нижнее белье, заправленное в летные ботинки, на ногах по две пары шерстяных носков. Черные кожаные брюки. Шерстяной свитер с высоким воротом под черной кожаной курткой, изготовленной для него по заказу без обязательных в этом случае многочисленных молний. Перчатки с подкладкой. Горнолыжные очки. И все же ветер пронизывал его, холодил грудь, но он это только приветствовал. Обстановка держала его в состоянии боевой готовности. Ему все давалось легко. Поэтому особенно нравилось то, что вносило хоть какую-то свежую струю – бросало вызов, заставляло держаться настороже. Морозный воздух доставлял наслаждение.

Он всегда любил ее. Она была его женщиной, и он относился к ней соответственно. Но в такие дни, как сегодня, когда небо голубовато-серое, цвета пушечных стволов, а ледяной ветер рвет в клочья облака, сияющие девственной белизной, и ты пристегнут к ней и мягко касаешься рычагов управления, чувствуя биение ее сердца и как она, ощущая поцелуи беспощадного ветра, отзывается на каждое твое движение, – да, в такие дни она была полностью его леди.

Он понимал, как город может стать вашей женщиной. Или как можно полюбить парусное судно. Но он знал, что привязанные к земле не имеют ни малейшего представления о том, что такое любить полной грудью, открыто, неистово. То, что происходило на земле, было нелепым. Здесь, наверху, в объятиях его леди – вот где была настоящая свадьба. Вот в чем заключалась жизнь – подняться над грязью и унылым существованием скучных и вызывающих жалость пешеходов.

К западу от него в небе парил ястреб, и он сделал плавный вираж, чтобы понаблюдать за полетом птицы, и машина, как по волшебству, понесла его над полями и над вьющейся внизу лентой дороги, над мерзостью и обыденностью жилищ, где людишки влачили свое жалкое существование, и он подумал о себе и ястребе как о двух избранных, наслаждающихся свободой, вольных, парящих в нетронутом царстве воздуха.

Холодно и ясно. С этой высоты дома и машины кажутся ползающими по земле насекомыми. Он не думал о расходе топлива, никуда не торопился, с удовольствием наблюдая за парящим ястребом, любуясь, как тот пикирует, охотясь за грызунами. Ему пришла мысль, как много у него общего с этим дневным хищником. Авиетка находилась достаточно высоко над птицей, так что та не стала тут же спасаться бегством от огромной штуковины из черного дакрона, царственно парящей над ней. Но инстинкты выживания ястреба все же включились. Какое-то шестое чувство подсказало этому существу, что ему следует исчезнуть и поискать более подходящее для обеденного стола поле, где за ним не будут наблюдать человеческие глаза. И он еще некоторое время парил, как бы раздумывая, потом развернулся, плавно скользнул вниз и растворился на фоне темнеющей рощи. Какой блестящий образец камуфляжа. Уж в этом-то он знал толк, считал его одновременно и искусством, и наукой, и, если можно так выразиться, яро и горячо поклонялся ему всю жизнь. И теперь он восхищался защитными приспособлениями, которыми природа снабдила удивительно грациозную птицу.

Становилось все холоднее. Внизу он увидел пруд и на нем стаю уток, укрывшихся от ветра под мостом и спокойно кормящихся там. Когда авиетка пролетала над ними, утки, предупрежденные инстинктом о внезапно приближающейся опасности, благоразумно сгрудились к центру моста. Восторгаясь поведением ястреба и уток, он чувствовал какое-то духовное родство с птицами, так же как и с рыбами.

Он позволил себе почти полностью израсходовать горючее, а потом взял курс на открытое поле, рядом с местечком, которое приметил задолго до этого. Поле находилось рядом с шоссе, соединявшимся с автострадой, где находились заправочные колонки рядом с маленькой станцией обслуживания. Он нашел это поле, оно было длинным и открытым со всех сторон, и начал плавное приземление, пока наконец – «бамп» – колеса не стукнулись мягко о поверхность, и авиетка легко покатила по ровному полю.

Достав небольшую канистру, он отстегнул привязные ремни, выключил двигатель и извлек свои шесть футов с хвостиком из кожаного кресла. Быстрым шагом пересек шоссе в направлении станции заправки. Воспользовался одним из рабочих насосов. Обменялся несколькими, ничего не значащими любезностями с какой-то мрачной личностью, которая вылезла поинтересоваться, кто это там заправляется горючим, расплатился за топливо, быстро вернулся назад, заполнил бак, добавил ртутного раствора, который она предпочитала всем другим видам смазки, и проверил автопилот.

Конструкцию автопилота он разработал сам: Иногда, и это его беспокоило, эмоции овладевали им, когда он находился в воздухе. Несколько раз ему удавалось справиться со своими чувствами, и все обходилось без последствий, но эмоции – вещь внезапная и непредсказуемая. Если подобное состояние возникнет, он хотел быть уверенным, что не потеряет управление машиной и не сорвется в штопор прежде, чем придет в себя, поэтому сделал автопилот, использовав стандартное приспособление, которое он приобрел за шестьдесят девять центов, – и то, что раньше было привязным ремнем, превратилось в замысловатый автопилот. Он постоянно что-то усовершенствовал. Изобретательство было его второй натурой.

В машине имелся автоматический стартер, но он предпочитал заводить ее вручную, наслаждаясь возникающей при этом близостью между ними. Лаская пальцами изящные обводы деревянного пропеллера, проводя ладонью по корпусу, он вспомнил случай, когда она играючи укусила его. В кабине сидел придурковатый механик, и она наказала летчика за то, что позволил чужому человеку прикасаться к ней. Как только он раскрутил пропеллер, этот кретин моментально переместил центр тяжести, подняв с сиденья свою задницу, в ответ она тут же клюнула носом и укусила его – пропорола деревянным зубом палец до кости, дав понять, что не одобряет подобного к ней отношения.

Он залез в кабину, пристегнулся, достал из висевшего рядом кожаного мешка кипу карт и начал в ней рыться: Фармерс Бранч, Кэрролтон, Ричардсон, Мескит. Отыскав нужную, прикрепил ее к контрольной панели с помощью «крокодилов». Он знал, что отыщет дом этой женщины с воздуха так же легко, как кто-нибудь другой на машине, и гордился безошибочной точностью своего внутреннего компаса. Он натянул маску на лицо, мысленно предупредил себя не забыть снять и убрать ее перед приземлением. Нет смысла вызывать какие-то зловещие ассоциации.

Летчик тронул рычаги управления, изменил состав смеси, слегка заглушил ее, а потом дал полный газ. Купив авиетку, он переделал двигатель с сорока на шестьдесят лошадиных сил, еще кое-что изменил, и вот результат – не прошло и пары секунд, а она уже рвется в небо, он отпустил тормоза, и она отделилась от земли и легко перемахнула через ряд деревьев и линию электропередачи, он незаметно шевельнул ногой, она легла на другой курс, и вскоре голые поля сменились пригородами, пошли крыши домов, а на горизонте возник сперва едва различимый, но по мере приближения все более явно вырисовывавшийся Северный Даллас и Хайленд-Парк, огромные ухоженные газоны и напоминающее ему о Ривер-Оукс изобилие голубого бетона на задних дворах – бассейны всех видов и размеров. Вираж над группой домов, где живет эта женщина, бреющий полет над крышами зданий, а вот и она – он видит ее крошечную фигурку, внизу бегущую, машущую ему рукой. «Надев» соответствующую обстоятельствам маску, он стиснул зубы, пересек линию проводов и приземлился в ее дворе, выключил двигатель и остановился всего в нескольких футах от нее.

– Привет, – услышал он, улыбнулся, отстегнул ремни и спрыгнул на землю.

– Я тебя напугал? – Она явно была потрясена.

– Да – немножко, – солгала она. – Господи, я думала, ты в меня врежешься, понимаешь, ты мчался прямо на меня…

– Нет. Оптический обман. На самом деле меня и близко не было. Похоже на обычную парковку, сначала немного страшновато, но когда начинаешь чувствовать машину, то все становится на свои места. Это нетрудно. Вот так. Разве она не красавица?

Показывая на самолет, он смотрел на нее, намекая на то, что красавица – она, по крайней мере, ей так хотелось верить.

Джо переехал из отеля на Тертл-Крик поближе к Ноэль, разрешив ей думать, что осуществил ее идею. Он позволил ей подыскать подходящий дом и снять его по обоюдному соглашению на вымышленное имя из соображений скрытности, используя название вымышленной корпорации, что иногда практиковалось для подобных целей фирмой «Джонс – Селеска». Он доказал ей, что они спокойно могут перебраться в новое «укромное местечко» и наслаждаться обществом друг друга, не боясь любопытных и назойливых глаз газетчиков и полиции.

Много получить от этой женщины он не рассчитывал, хотя она была привлекательна в физическом отношении. В сексуальном плане он функционировал, вызывая в памяти определенные образы, но, к примеру, ему вовсе не доставляла огромного наслаждения чудесная эрогенная зона на женском лобке. Он был обуреваем более мрачными страстями.

Мысленно Джо принадлежал другому времени и часто мечтал о прошедших веках, когда изобретательные люди убивали друг друга, скажем, на дыбе. Интересно как-нибудь попробовать этот способ, если позволят время и обстоятельства. Истинное удовольствие он получал, глядя на страдания и смерть, наслаждаясь болью других.

Прошлой ночью ему приснился один из вариантов дыбы и, проснувшись, он усилием воли заставил себя вспомнить конструкцию. Во сне хорошо было обмозговывать и процесс «рисования» (его термин), с помощью которого он приводил своего слабого и корчащегося от страха брата в нервный переход, чтобы слегка позабавиться и поиграть с ним, подвергая его психическим пыткам. Ему нравилось слушать жалобные вопли брата. Ему это никогда не надоедало. Хотя теперь какое-то время он должен сдерживаться.

С тех самых пор, как себя помнит, – лет с трех, по его мнению, – Джо контролировал судьбу Юки, более слабого брата-близнеца. При помощи «рисования» он позволял своему разуму проникать в мозг второй половины самого себя и был способен создавать там любые образы, какие только задумает. Он знал, что может контролировать мозг Уильяма Хакаби без всяких усилий, держа его крепкой хваткой столько времени, сколько пожелает, заставляя своего сопливого братца Билла испытывать самые утонченные пытки и унижения.

Несколько лет назад Джозеф Хакаби позволил себе претворить в жизнь свою давнюю мечту: лишить человека жизни и при этом не попасться. Сначала он убивал умеренно. Но потом его начали одолевать чувства, горячие желания, страстная жажда акта произвольного убийства. Он разработал план и начал закладывать основу для вероятного козла отпущения: своего противного и слабого родственничка.

Скрытно обосновавшись в районе Далласа Форт-Уэрт, Джо тщательно разработал схему расположения могил и подводных захоронений, в которых собирался прятать свои многочисленные жертвы. Часть из них предполагал показать в своих «картинках» брату. Далее следовал неопровержимый сценарий, в центре которого должен был оказаться Билл. Злодей знал вторую половину как свои пять пальцев. Знал, что Билл никогда не сможет выпутаться. И жажда славы, пусть и мрачной, окажется сильнее его.

План сработал великолепно. И все бы хорошо, если бы не вмешательство этой женщины. Какой она стала надоедливой Она опасна. Ему придется покончить с ней. И скоро. Когда, она рассказывала ему о преступном намерении и невменяемости его подсознание начало вдруг подавать тревожные сигналы системе самосохранения. Ноэль Коллиер – вот камень преткновения. Она должна исчезнуть навсегда.

Но сейчас она подходит к нему, и он напяливает свою ослепительную улыбку, которая так ее возбуждает, и тихо шепчет всякие нежности, и делает то, что, как ему известно, он должен делать в данный момент, что он делал с раннего детства, когда научился удовлетворять желания по команде, в надежде пережить еще один день кошмарных мучений. Он напрягает разум, необходимый, чтобы стимулировать искривленное больное либидо, и полностью полагается на свое прекрасное тело, да, он справится, как это не раз бывало, и яички вырабатывают тестостерон, и система блокирует кортизол, и внутренний автопилот точно держит курс, и он знает, что так будет всегда.

Медленно, неуловимо он начинает двигаться, подталкивать, терпеливо добиваться своего, выводить из равновесия, дразнить, предлагать, намекать, подразумевать. Мягкие и нежные модуляции его голоса заставляют ее поверить ему и полюбить его, теплота его голоса побуждает ее искать его рот и разглядеть в его глазах обещание того, что он желает сделать с ней, и она тает под его опытными и ласковыми прикосновениями, и скоро, очень скоро окажется в его безраздельной власти, и тогда он заставит эту шлюху заплатить за все.

ДАЛЛАС

Пес провел всю ночь в шезлонге. Утром встав, чтобы выпустить его наружу, Джек пометил себе в блокноте подыскать хорошее жилище для своего нового приятеля и при этом задел пачку непрочитанных медицинских отчетов. Он взглянул на то место, где прекратил чтение, когда очередная мешанина из медицинских терминов столкнулась с отсутствием у него научной подготовки, и он начал пропускать страницы со словами «яйцевая оболочка», «плацента», «внутриматочный» и «суперфетация» и переходил к словам и фразам, которые понимал несколько лучше.

Последнее, что он помнил из прочитанного, касалось физических критериев, по которым определяют однояйцевых близнецов. Там говорилось, что должны быть похожи уши и зубы, должны быть одинаковы цвет волос, их строение и густота, идентичен цвет глаз, цвет кожи и ее структура, группа крови должна быть одна и та же, и тому подобное, и Джек бросил чтение, когда в том же предложении появились слова «этиология» и «плацента с двойной оболочкой».

Он снова попытался сосредоточиться на содержании отчета, и вновь на него обрушились термины «артериовенозный» и «полицитемический», но он упорно продолжал продираться сквозь них – "большинство близнецов рождается преждевременно, и осложнения у матери при беременности возникают гораздо чаще, чем при рождении одного ребенка… Теоретически второй близнец больше подвержен аноксии,[25]25
  ноксия – недостаток кислорода в крови.


[Закрыть] чем первый, из-за вероятности того…" Оторвавшись от чтения, Джек вспомнил, что говорил доктор Винсон по поводу секундной нехватки кислорода. Мгновенное повреждение, которое может стереть человеческую совесть. И впервые подумал, что, возможно, что-то и есть в этой чертовщине насчет мысленного манипулирования в нервном переходе. И с испугом вспомнил рассказ Хакаби о пожаре в приюте, и об умерших приемных родителях, и бывших работниках агентства в Брэнсоне, по удивительному совпадению тоже давно покоящихся в могиле, за исключением старого джентльмена, который случайно перебрался на Аляску, может быть, как раз вовремя. Джек почувствовал, как его охватывает глубокий и неподдельный ужас. Если Джозеф Хакаби убийца, то он представляет собой смертельно опасного противника.

Он рано отправился на работу, подстегиваемый растущим количеством адреналина в крови, страхом и ощущением приближающейся кульминации. Не столько нервозность или даже опасение профессионала, сколько железная решимость гнала его. Мы уже почти у цели. Неоспоримое доказательство скоро ляжет на свое место или вообще не будет никакого. Результат зависел от действия всей команды, компьютеров, коллег, работающих в других городах, резервов Мак-Таффа в такой же степени, как и от самого Эйхорда.

Насмешка заключалась в том, что расовый вопрос испарился так же быстро, как и возник. Пресса вернулась к делу президента. Без новых трупов в связи с делом Могильщика журналистам оставалось только поразмышлять о причинах исчезновения нескольких человек в районе Плано. Бульварные газеты были просто влюблены в Ноэль Коллиер, и ее красивое лицо и впечатляющий послужной список появлялись на их страницах, когда дело Могильщика там упоминалось.

По пути на работу Эйхорд пытался разрешить проблема имиджа Джо Хакаби и убийцы.Маска, которую он носил, была почти непроницаемой. Для красивого, талантливого, сообразительного, преуспевающего и на первый взгляд вполне благополучного гражданина быть втайне от всех убийцей-маньяком – просто блеф. Правда, в истории известны отправившие на тот свет много молодых женщин преступники, которые внешне были привлекательны и вели себя в повседневной жизни, по крайней мере с виду, «нормально». Но этот Хакаби представлял собой нечто иное. Человеку в здравом уме даже число его жертв трудно было представить.

Едва Джек поставил машину и зашел в здание, как его окликнул Мандел, ожидавший возле дверей комнаты дежурств отдела убийств.

– Посмотри-ка вот это. – И доктор Мандел разложил перед ним папку.

Джек открыл ее и обнаружил личную биографию Юки, озаглавленную «Многоплановое описание личности».

– Так, – произнес Мандел, читая через плечо Эйхорда, – это мы пропускаем. – Он протянул руку и перекинул страницы с детством и юностью Юки, с тестами Стэнфорда-Бине. – Вот отсюда.

Эйхорд принялся читать краткое изложение наркотического теста, проведенного на субъекте – мистере Уильяме Хакаби. Он читал ускоренным методом о весьма реальных фантазиях Юки. Об отсутствии у него границы между фантазией и реальностью. О неустойчивой шизофренической личности, наводящих страх иллюзиях. О запуганности и уязвимости. Он прочел заключение Мандела по поводу галлюцинаций Юки и его паранойи, и что тот говорил под наркогипнозом. Все, что он узнал, заставило его резко выпрямиться и стремительно встать из-за стола.

– Где виде… – начал было Джек. Даже не дослушав его, доктор Мандел сунул Эйхорду в руку черную коробку с кассетой. Они направились в просмотровый кабинет, на ходу Сью говорил:

– Дело случая, рискованно, конечно, но черт… Эта новая штука в сочетании с пентоталом – чистый динамит и, кроме того, суперсильнодействующая. Открывает старые мозговые ячейки, – пояснил он, многозначительно глядя в глаза Эйхорду. Они зашли в кабинет, Джек вытащил кассету, вставил в аппарат, включил его и принялся настраивать.

Лента была промаркирована, как настоящий кинофильм, и сначала в течение некоторого времени камера фокусировалась на Юки, который, казалось, с трудом размыкал веки, но тем не менее не спал, и за кадром послышался голос Мандела немного в стороне от микрофона:

– Билл, как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно. – Юки говорил невнятно, глотая буквы. Звучало как «пркрасно».

– Тебе удобно?

Эйхорд чуть-чуть прибавил громкости. Доктор говорил с Юки спокойным уверенным тоном.

– Да. Прекрасно.

– Расслабься, Билл.

– Расслабился. (Рас-слаблся.)

– Ты знаешь, что я врач. И я твой друг. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя лучше. – Голос Мандела стал звучать громче. – Лучше…

– Ты маленький мальчик, Билл. И мы хотим знать, как ты себя чувствуешь. Расскажи доктору, как ты себя чувствуешь. Ты болен? – последние два слова произносятся с ударением.

– Нет.

– Ты не болен, ведь так? – Очень громким голосом.

– Нет. Я не болен.

– У тебя что-нибудь болит? – В голосе Мандела звенит сталь.

– Да. Болит.

– Что у тебя болит, Билл? – Настойчиво.

– Здесь. Половые органы.

– У тебя болят половые органы, Билл?

– Да.

– Почему у тебя болят половые органы?

– Они мне делают больно.

– Кто, Билл? – Нет ответа. – Кто причиняет боль твоим половым органам?

– Они.

– Кто причиняет боль твоим половым органам, Билл?

– Ма и па делают там больно.

– Ма и па делают там больно кому?

– Да. – Челюсть отвисла.

– Делают больно Биллу и… кому еще?

– Делают больно Биллу и Джо.

– Как они делают вам больно?

– Нет. – Во время ответа лицо искажает гримаса. Слова невнятны.

– Если ты расскажешь мне, как ма и па делают тебе больно, ты будешь чувствовать себя лучше.

– Лучше.

– Да. Гораздо лучше. А теперь расскажи, как ма и па делают вам, тебе и Джо, больно, вашим половым органам.

– Нет. Не могу. – Он начинает шевелиться.

– Расслабься, Билл.

– Расслабился.

– Как они делают больно Биллу и Джо? – Юки яростно трясет головой. Мандел какое-то время настаивает, но, почувствовав, что теряет контроль над Юки, утешает его, заставляет расслабиться, успокоиться и говорит:

– Билл, ты теперь большой мальчик. Вполне взрослый. Чувствуешь себя гораздо лучше…

Юки улыбается, тяжело ворочая глазами, и кивает.

– Да.

– Ты теперь чувствуешь себя гораздо лучше?

– Да.

– Билл, тебе нравится доктор, потому что ты знаешь, что я вой друг.

– друг.

– Билл, я здесь, чтобы помочь тебе чувствовать себя лучше.

– Да. Лучше.

– Расскажи доктору, как ты себя чувствуешь. Ты болен?

– Блллн, – звучит у Юки.

– Ты… болен?

– Мммммм. – Больше похоже на стон.

– Скажи доктору, Билл, ты… болен?

– Нннннн.

– Ты олен? – Мандел кричит так громко, что Эйхорд пугается.

– Мммм, – раздается ворчание, голова Юки откидывается назад. Челюсть отвисает.

– Билл. Поговори со мной, Билл. – Все еще очень громкий голос.

– Нннннн, – похоже, он говорит «нет».

– Это критический момент, – объяснил Мандел Эйхорду, в то время как на экране он добивался от Юки только неясных односложных звуков. – Приходится подводить исследуемого к этой точке, где он еще продолжает функционировать, и держать его там на тоненькой ниточке. Когда сталкиваешься с таким новым средством, как это, и с таким подопечным, как Юки, в дело вступает множество посторонних факторов. Сейчас его состояние начинает немного меняться, и я продолжу будить его память, но конечно, то, что ты уже видел, очень важно.

Голос Мандела, доносившийся из усилительных колонок, звучал громко и настойчиво:

– Скажи мне, Билл.

– Да. – На этот раз больше похоже на ответ.

– Билл – я здесь, чтобы помочь тебе чувствовать себя лучше.

– Да. Лучше.

– Скажи доктору. Как ты теперь себя чувствуешь? – Нет ответа.

– Ты… болен?

– Иногда.

– Что означает «болен», Билл?

– Чувствую себя нехорошо.

– Когда ты себя чувствуешь нехорошо, что у тебя болит, Билл?

– Голова. Голова болит.

– Почему у тебя болит голова?

– Очень сильно болит.

– Почему у тебя болит голова, Билл?

– Ничего.

– Ты взрослый, Юки. Сейчас ты уже мужчина, Юки.

– Прекрасно.

Итак, братья прошли через детство, полное унижений.

– Юки, как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно.

– Ты болен?

– Да.

Эйхорда приковало к стулу признание Юки.

– Юки, расскажи доктору, почему ты болен.

– Сосудистый невроз, анафилаксия, анафилактическая пурпура, почечное расстройство, кишечные колики, туберкулез кожи, трахома, перикардит, внутризатылочный…

– Юки скажи доктору, где ты увидел эти слова.

– Слова? На бумаге.

– Тебе нравится запоминать слова?

– Да. Команды.

Эйхорд сидел не шевелясь.

– У тебя болит внутри голова, Юки?

– Да, сильно. Очень сильно.

Джек по-прежнему был прикован к стулу услышанным.

– Как у тебя болит внутри головы, Юки?

– Забирается внутрь и мучает.

Почти все, что слышал до сих пор, Джек считал несущественным. Перед ним было твердое медицинское доказательство. Допустимое или нет, тем не менее его было достаточно. Юки глотал буквы, лицо искажено гримасой ужаса. Здесь не могло быть речи о подделке. Он был напуган до смерти.

– Расскажи мне об этой штуке, Юки. – Мандел еще пытался продолжить исследование, но, видно, все, что можно, уже было выжато. Хакаби замкнулся в себе до конца, лицо его было залито слезами. Он выглядел как человек, которого мучают по-настоящему.

– Господи. – Эйхорд почувствовал, как его охватывает страх.

– Хочешь, чтобы я перемотал и воспроизвел снова ту часть, где он рассказывает, как ма и па их мучили?

– Нет, спасибо. Пока что я видел все, что мне нужно.

– Как только он отдохнет, я снова собираюсь им заняться и спросить насчет убийств. Готов побиться об заклад, он скажет, что не совершал их.

– Есть какая-нибудь вероятность, что он мог выдумывать ответы?

– Почти никакой. Этот наркотик очень сильнодействующий. Когда я заставил его вернуться в детство и стать маленьким мальчиком, половым органам которого делали больно, мы получили истину в том виде, в каком он ее помнит. Допустимо, конечно предположить, что его могли предварительно запрограммировать на определенные ответы. Но шансы тут практически равны нулю. Это экспериментальный наркотик, который использовался для так называемого промывания мозгов заключенным, и каким бы крошечным ни было доказательство, он его обязательно вытащит. Думаю, мы можем верить этой ленте.

– Делаем вывод, что Юки и его брата в детстве мучили и унижали. – Увиденное так подействовало на Джека, что он с усилием встал и принялся расхаживать взад и вперед.

– Верно.

– Ладно. – Джек почувствовал на своих плечах огромный груз, теперь он точно знал, жизнь Ноэль Коллиер под угрозой. – Если мозг Юки для его брата как открытая книга, – спросил он доктора, который следовал за ним по пятам, пока они шли к комнате дежурств, – какая ему грозит опасность?

– Не знаю.

– Если он способен управлять Юки на нервном уровне, может ли он прощупать его мозг? Узнать, что он нам рассказал? Выяснить все о наркоаналитическом допросе?

– Мы должны исходить из того, что он уже все знает. Именно так.

– Может ли он завлечь Юки в этот нервный переход в любой момент, как только пожелает?

– Кто знает? Похоже, что да.

– И заставить его совершить самоубийство?

– Хм. Сомневаюсь. Едва ли он в силах сделать больше, чем внушать и подсказывать мысли. Он закладывает идеи в голову Юки тем же способом, что и во время гипноза. Выделяет какие-то мысли. Подчеркивает что-то, о чем Юки сам уже думает, или что-то, где Юки уязвим, или особенно восприимчив, или подвержен влиянию. Пока с трудом разбираюсь во всех тонкостях, просто не знаю. Здесь все приходится принимать во внимание. Мы имеем дело с уникальной и абсолютно новой ситуацией, фактически беспрецедентной, – сказал Мандел, когда они вошли в комнату, и Эйхорд направился к телефону. Джек начал набирать номер, на секунду остановился, посмотрел на Мандела и сказал:

– Чего я не могу понять, так это его модус операнди. Ведь он обладает высоким интеллектом. Человек с прошлым, полным кошмарных издевательств, вероятность родовой травмы (предполагаю аноксию), какие-то еще дополнительные факторы и получается убийца-маньяк, монстр, у которого нет ни грамма совести. Его злоба может быть утолена только уничтожением других людей. Он ненавидит своего брата-близнеца, на которого всегда был способен оказывать влияние, поэтому он городит кучу лжи и всякого вздора, чтобы сконструировать надежную, продуманную схему, запускающую похищение, насилие и Издевательства над Донной Баннрош. Но его последующие действия… Вот что меня сбивает с толку.

– Как так?

– Он приходит к нам,и самложится в общую картину. Зачем, черт возьми, это делать? Он мог бы остаться в Хьюстоне. Уехать в Кливленд в отпуск. Да все что угодно. Зачем влезать в это дело, когда знаешь наверняка,что станешь подозреваемым номер один из-за своей связи с главным подозреваемым, находящимся под арестом?

– Юки он может контролировать всегда и до сих пор держал все нити в своих руках, даже оставаясь в тени, как выражался его брат. Он убедил Юки, что трупы – это работа очень высокого мужчины, такого высокого, как профессиональный баскетболист-негр. Он сделал себя практически неуязвимым, поскольку Юки не смог описать внешность своего мучителя.

– Все правильно, но зачем вообще, без всякой на то необходимости, впутывать себя в это дело, а потом,вдобавок ко всему, обращаться в одну из лучших юридических фирм штата и нанимать адвоката высшего класса? Зачем предоставлять главному действующему лицу твоей схемы такой шанс выйти сухим из воды? Бессмысленно.

– А вот и нет, – возразил доктор. – Какой самый быстрый способ отвести от себя подозрение? Быть в первом ряду. Образец сотрудничества. Преданный брат, который хочет за свои деньги нанять лучшего адвоката. Хитрее ничего не придумаешь. Достаточно представить себе, как будут выглядеть газетные заголовки. Интересно, как ему удалось довести Юки до такого состояния, что тот отправился раскапывать могилу?

– Очень интересно, – отозвался Эйхорд, набирая номер.

– Здесь я теряюсь. Трудно уяснить себе феномен мысленного манипулирования и телепатии на таком уровне, но когда по своей воле меняешь физическую ситуацию – когда в буквальном смысле вкладываешь в руки Юки лопату – это меня окончательно сбивает с толку.

– Отправляйтесь, – отдал приказ Эйхорд и повесил трубку. Начал набирать другой номер.

Обратился к Манделу:

– Возможно, Юки говорил нам правду. Он хотел убедиться в том, что его кошмары – это реальность.

Разговор по телефону:

– Уолли. У нас есть веские причины для того, чтобы защитить Ноэль Коллиер. Допрос Юки Хакаби под наркотическим действием, проведенный доктором Манделом, показывает, что и он, и Джозеф Хакаби в детстве подвергались сексуальному насилию. Это… – последовала пауза, так как Майклс начал говорить, перебив Джека, и Джек ответил: – Да. Косвенные. Но этого достаточно для того, чтобы мы начали действовать. Я хочу сказать, что имеет место угроза для жизни. Сейчас он уже все знает. Коллиер в страшной опасности. Мы должны разыскать ее и изолировать их друг от друга. Он наверняка где-то рядом с ней. И сделать это надо очень аккуратно, чтобы он ни о чем не догадался. – Пауза. – Нет, это исключено. Слишком много шансов, что ему станет известно. Мне нужно, чтобы ты персонально следил за всем через фирму «Джонс – Селеска». Попытайся выяснить, куда они отправились. Все, что требуется, это изолировать их друг от друга, где бы они ни находились, или заставить ее вернуться домой на достаточно длительное время, чтобы мы могли организовать охрану. – Пауза. – Верно. Я только что отправил их на место. Отлично. Я сам собираюсь предпринять кое-какие действия, чтобы выйти на Хакаби. Будем держать связь по телефону. Я немедленно еду к ней домой. Возможно, Ноэль понадобится что-нибудь из одежды или еще что. Джо сейчас, должно быть, пускает в ход свои чары. А что, если он уже снял какую-нибудь уединенную резиденцию под предлогом избежать дурной славы? Он вынужден действовать быстро. Сегодня, самое позднее завтра утром. Скоро она снова захочет связаться с Юки, у Джо всего лишь несколько часов.

Джек позвонил Хакаби и нисколько не удивился, услышав, что тот выписался из отеля, оставив свой адрес в Калифорнии, а между тем с ним можно связаться через фирму «Джонс – Селеска». Фирма получила инструкции записывать все вызовы, будь то официальные или нет. Только один человек, кроме Ноэль, знал, где находилось укромное место, но сам он оказался за пределами страны, и с ним нельзя было связаться.