Текст книги "Окно смерти"

Глава 6

Учитывая ситуацию с парковкой, вернее, полное отсутствие таковой, я давно не пользуюсь машиной, когда выполняю поручения в центре города, поэтому на Сорок шестой улице я свернул с шоссе и поехал в гараж. Я мог бы позвонить оттуда и доложить Вулфу, как продвигаются дела, но дом – совсем рядом, за углом, так что я решил явиться лично; и вот тут меня поджидал сюрприз. Дверь на мой звонок открыл не Фриц, а Сол Пензер. У Сола половину имеющейся на узкой физиономии площади занимает огромный нос. На первый взгляд кажется, что этому парню без посторонней помощи два и два не сложить, на самом же деле помощь ему не требуется нигде и ни в чем. Во-первых, он самый лучший из полдюжины оперативников, которых Вулф нанимает в случае необходимости, а, во-вторых, ему вообще нет равных.

– Ну-ну, – поздоровался я с ним, – наконец-то ты заполучил мое местечко, да? Проводите меня, пожалуйста, в кабинет, сэр.

– А на прием вы записывались? – спросил он, запирая дверь. Затем прошел следом за мной, к Вулфу.

Вулф сидел за столом. Увидев меня, хмыкнул:

– Уже? Так скоро?

– Нет, сэр, – ответил я ему. – Я по дороге из гаража. Прежде, чем пойду дальше, не желаете ли получить отчет по Полу и Таттлам?

– Да. Стенографически, пожалуйста.

Стенографически, на языке Вулфа, означает не просто передать смысл сказанного, но также описать жесты, действия, выражения лиц. Я сел и все ему выложил. Лучшего слушателя, чем Вулф, я не знаю. Он сидел, как обычно, полуприкрыв глаза, опираясь локтем на подлокотник кресла.

Когда я закончил, он немного помолчал, потом кивнул головой.

– Отчет принимается. Займитесь теперь другими. Машина вам все равно больше не понадобится, можно ее на время возьмет Сол?

Пусть вам не кажется, что вопрос этот был чисто риторическим. Между нами давно существует молчаливый уговор, что машина – единственная принадлежащая Вулфу собственность, распоряжаюсь которой я.

– Надолго? – спросил я.

– Сегодня на весь день, на вечер, и, возможно, еще немного завтра.

Я взглянул на свои часы: шесть пятьдесят пять.

– От сегодня уже почти ничего не осталось. О'кей. Можно узнать, зачем?

– Пока нет. Может статься, – искать ветра в поле. Как у вас сегодня с обедом?

– Не знаю. – Я встал. – Может, мороженым пообедаю, если найду. – Я подошел к двери, повернулся, предложил: – А гуся пусть за меня Сол съест, – и вышел.

Я поймал такси на Десятой авеню и, став частичкой тысячеколесного железного червя, направился к центру города, а потом через Сорок восьмую Авеню на Ист-Сайд. Да, рассуждал я, скорее всего, он что-то нащупал, ведь Сол берет уже полсотни зелененьких в день – солидный кусок, если учесть, что его отрывают от одной разнесчастной тысчонки, но увязать мороженое с пустыми грелками я так и не сумел. Правда, не исключено, что Сола он посылает совершенно по другому следу. Ну и бог с ним. Эта его манера постоянно темнить давно перестала действовать мне на нервы.

Квартира, которую я искал, была на Сорок восьмой Авеню, между Лексингтон-сквер и Третьей улицей, в старом кирпичном четырехэтажном доме, перекрашенном в желтый цвет. В вестибюле, у второй сверху кнопки, я увидел крохотную полоску бумаги, на которой едва помещались две фамилии – «Горен» и «Полетти». Я нажал на кнопку, дождался, когда раздадутся щелчки, открыл дверь, вошел и поднялся по узкой лестнице на два пролета вверх; ступеньки были чисто вымыты – видимо, для разнообразия, – и покрыты ковровой дорожкой. Я вышел на лестничную площадку, и тут меня поджидал сюрприз. Открылась дверь, и на пороге появился некто, чья фамилия не была ни Горен, ни Полетти. Там стоял Джонни Эрроу и, прищурившись, смотрел на меня.

– О, – сказал он, – а я думал, это Пол Файф.

Я шагнул вперед.

– Если вас не очень затруднит, – сказал я, – я хотел бы поговорить с мисс Горен.

– О чем?

Его явно надо было слегка приопустить на землю.

– Ну и дела, – сказал я. – Только вчера вы бахвалились, что пригласили ее на обед. Неужто успели уже дослужиться до сторожевой собачки? Мне нужно задать ей один вопрос.

Секунду мне казалось, что он спросит – какой именно вопрос, и ему, видимо, тоже так казалось, но он решил обойтись просто коротким смешком.

Он пригласил меня внутрь, провел через дверь с аркой в гостиную, набитую, чисто по-женски, всяким хламом, исчез куда-то и через минуту вернулся.

– Она переодевается, – сообщил он. Он сел. – Вы что-то там говорили насчет бахвальства? – В его медлительной речи звучало дружелюбие. – Мы вернулись буквально десять минут назад – играли в теннис, а сейчас собираемся пойти пожевать. Сегодня утром я хотел вам позвонить.

– В смысле, позвонить Вулфу?

– Нет, вам. Я хотел спросить, где вы покупали тот костюм, в котором были вчера. А сейчас мне захотелось узнать, где вы купили этот. Боюсь только, что покажусь вам чересчур навязчивым.

Я отнесся к его просьбе с пониманием. Парень пять лет из лесу не вылезал, и вдруг перед ним проблема: как вырядиться, чтобы покрасоваться в Нью-Йорке перед дамой сердца. Задача нешуточная, особенно если ему на это больше чем десять миллионов зелененьких не наскрести; и я выложил ему всю подноготную – от носков до рубашек. Мы как раз перешли к отделке жилетов, разбирая все «за» и «против», когда в гостиную вплыла Энн Горен. Я посмотрел на нее – и только пожалел обо всех своих советах. Я с удовольствием сам бы повез ее сейчас куда-нибудь пожевать, если бы не был на работе.

– Простите, что заставила вас ждать, – учтиво сказала она. – В чем дело?

– Парочка мелких вопросов, – сказал я. – Я думал, доктор Буль вам позвонит – я был у него сегодня, но раз вы уходили из дома, то он, конечно, не дозвонился. Во-первых, о морфии, который он оставил вам в субботу для укола Бертраму Файфу. Он говорит, что достал из своего пузырька две таблетки по четверть грана и передал их вам, с инструкциями по применению. Правильно?

– Одну минутку, Энн, – Эрроу, прищурившись, смотрел на меня. – Для чего это вам?

– Ни для чего особенного. – Я смотрел прямо в его кареглазый прищур. – Мистер Вулф хочет выяснить этот вопрос раз и навсегда, только и всего. Вы отказываетесь нам помочь, мисс Горен? Я спросил у доктора Буля, где вы хранили морфий до того, как ввели его больному, и он посоветовал поговорить с вами лично.

– Я положила его в блюдце, а блюдце поставила сверху на бюро, в комнате у больного. Так всегда делается.

– Конечно. Если вы не против, может, вспомним все по порядку? С того момента, когда доктор Буль передал вам таблетки?

– Он дал мне их тут же перед уходом, и как только он ушел, я подошла к бюро и положила их в блюдце. По его инструкции, одну мне нужно было ввести больному сразу, как уйдут гости, а другую, если понадобится, – через час, что я и сделала. – Она говорила сухо, по-деловому. – В десять минут девятого я растворила одну таблетку в десяти кубиках дистиллированной воды и ввела больному в руку. Через час он уже спал, но сон у него был немного беспокойный, поэтому я ввела и другую таблетку, после чего он уснул по-настоящему.

– Как вы думаете, таблетки в блюдце никто подменить не мог? Вы ввели ему именно те, которые получили от доктора Буля?

– Ну, конечно.

– Послушайте, – нараспев сказал Джонни Эрроу, – этот вопрос мне уже не нравится. Думаю, на сегодня хватит.

Я осклабился ему в ответ.

– Что-то вы чересчур чувствительны. Если за дело возьмутся копы, они будут долбить ее такими вопросами часов пять кряду. Пятеро показали, что они заходили в комнату больного после доктора Буля, – и вы, кстати, тоже, – так что копы ее наизнанку вывернут, будьте покойны. Я не хочу ей портить аппетит перед обедом, поэтому просто спрашиваю, не заметила ли она чего-нибудь подозрительного. Или услышала. Так как, мисс Горен?

– Нет, не заметила.

– Ну, нет так нет. Теперь другой вопрос. Может, вам известно, что Пол Файф принес с собой в номер мороженое и положил в холодильник? О нем упоминали за обедом, но вас там не было. Вы не знаете, что с этим мороженым случилось?

– Нет. – Она повысила голос. – Это уж и вовсе глупо. Мороженое?

– Мне часто приходится говорить глупости. Не обращайте внимания. Мистер Вулф хочет знать о мороженом. Вам известно о нем хоть что-нибудь?

– Нет. Впервые слышу.

– О'кей. – Я повернулся к Эрроу. – Теперь вопрос к вам. Что вам известно об этом мороженом?

– Ничего. – Он коротко хохотнул. – После вашего вчерашнего приемчика можете спрашивать, что вам в голову взбредет, только сзади не заходите. Теперь я вас подпускаю исключительно спереди.

– Спереди я применяю другие приемчики. Вы не помните, за обедом Пол Файф что-нибудь говорил о мороженом?

– Кажется, да. Я уже не помню.

– Но сами-то вы его видели или трогали?

– Нет.

– И не слышали, что с ним случилось?

– Нет.

– Ну, тогда я хочу попросить вас об одной услуге. Тем самым вы окажете услугу и себе, потому что это самый быстрый способ от меня избавиться. Вы где обедаете?

– Я заказал столик у «Рустермана».

Да, он, безусловно, начинает входить в курс дела – небось, не без помощи Энн.

– Отлично, – сказал я. – Это по дороге – всего один квартал в сторону. Подбросьте меня до «Черчилль Тауэрз» и позвольте заглянуть в холодильник в вашем номере.

Как же оказалось кстати, что я не поленился и просветил его по части портных и галантерейщиков. Иначе он наверняка отказался бы, и мне пришлось бы ехать уламывать Тима Эварта, гостиничного охранника, а на это требуется и время, и деньги. Сперва Джонни было заартачился, но вмешалась Энн: она сказала, что намного дешевле и проще меня ублажить, чем тратить время на пререкания, – и сразу уладила дело. Похоже было, что и в будущем ей предстоит частенько заниматься такими увещеваниями, и я тут же решил, что уступаю девушку ему.

Она позволила ему накинуть на свои обнаженные плечи вышитый желтым палантин, он взял со стола черную фетровую шляпу. Пока мы спускались по лестнице, а потом ехали до «Черчилля» на такси, я мог бы прочитать ему небольшую лекцию о черных фетровых шляпах – рассказать, где, когда и с чем – но с нами была Энн, и я счел за благо промолчать.

Вестибюль в их номере на тридцать третьем этаже в «Черчилль Тауэрз» был размером с мою спальню, а в гостиной спокойно разместились бы три бильярдных стола, и для игроков бы место еще осталось. Между гостиной и спальнями был внутренний коридор, в одном конце которого находилась буфетная с отдельным входом для гостиничной прислуги. В буфетной, кроме длинной встроенной стойки бара из нержавейки, я увидел большой жарочный шкаф и еще больших размеров холодильник. Никакой плиты там не было. Одна дверь из буфетной вела к мусоропроводу.

Эрроу и Энн остались на пороге у качающейся двери, – стояли, касаясь друг друга локтями, – а я прошел внутрь и заглянул в холодильник.

В морозилке, в верхнем отделении, стояло шесть ванночек с кубиками льда, и больше ничего. Ниже на полках было десятка два разных бутылочек – пиво, клуб-сода, тоник; пять бутылок шампанского лежали на боку, стояла широкая ваза с апельсинами и тарелка с виноградом. Никакого бумажного мешка – ни большого, ни маленького – и никаких следов мороженого. Я закрыл холодильник и заглянул в жарочный шкаф. Пусто. Я открыл дверь мусоропровода, сунул голову – пахло там сильно, но не мороженым.

Я повернулся к парочке – ловцу и добыче.

– Ладно, – сказал я, – сдаюсь. Премного благодарен. Я ведь говорил вам, что это самый быстрый способ от меня избавиться. Приятного вам аппетита. – Они посторонились, я толчком открыл качающуюся дверь и пошел к выходу.

Когда Вулф спросил, что с моим обедом, я сказал, что не знаю. Теперь же у меня была полная ясность. Домой доберусь к восьми тридцати, а днем я видел, что Фриц запасался продуктами для одного из самых любимых блюд Вулфа: купил восемь молодых омаров, восемь авокадо, и бушель молодых листочков латука. Если он соединил все это в нужной пропорции с чесночком, лучком, петрушкой, томатной пастой, майонезом, солью, черным перцем, красным перцем, гвоздичным перцем и сухим белым вином, то у него наверняка получился салат «омар по-бразильски» под редакцией Вулфа, прикончить который к половине девятого даже Вулфу не под силу.

Так и получилось. Я нашел Вулфа в столовой, за столом. Он только-только приступал к пышному черничному пирогу под шапкой взбитых сливок. Омаров нигде не было видно, но Фриц, который открыл мне дверь, уже вносил большое серебряное блюдо, где их оставалось еще предостаточно. Запрет, наложенный Вулфом на разговоры о работе во время еды, шел на пользу не только ему, но и другим, включая меня, поэтому я смог целиком посвятить себя делу, в настоящий момент наиболее важному – соблюдению правильного соотношения поступающих в рот ингредиентов. Только после того, как я расправился с омаром, а затем и со своей долей черничного пирога, только после того, как мы перешли через коридор и зашли в кабинет, куда Фриц подал нам кофе, только тогда он потребовал от меня отчета. Каковой я ему и представил. Когда я дошел до кульминации – пустого холодильника (пустого, в смысле отсутствия в нем мороженого), я встал и налил еще по чашечке.

– Но, – сказал я, – если уж вам, бог знает почему, так важно знать, что с ним случилось, то одна маленькая надежда еще остается. В моем списке не было Дейвида. Я хотел позвонить вам из «Черчилля» – узнать, не стоит ли спросить и его, но побоялся остаться без омара. Он просидел в номере почти все воскресенье. Может, съездить к нему?

Вулф хмыкнул.

– Я звонил ему сегодня. В шесть он был здесь. Говорит, ничего не знает.

– Ну, тогда все. – Я сел и отхлебнул из чашки. Никто на свете не умеет варить кофе лучше, чем Фриц. Я как-то пробовал делать то же, что и он, но вкус получился совсем другой. Я отхлебнул еще раз. – Значит, фокус не удался.

– Это не фокус.

– Да? А что же?

– Окно смерти. Думаю, это именно так. Вернее, было так. На сегодня пока все. А завтра посмотрим. Арчи…

– Да, сэр.

– Мне не нравится, как вы на меня поглядываете. Если вы собрались позубоскалить на мой счет – не надо. Ступайте куда-нибудь.

– С удовольствием. Пойду возьму еще кусочек пирога. – Я прихватил свою чашку с блюдцем и отправился на кухню.

Там я и просидел весь вечер: трепался с Фрицем, пока не пробило одиннадцать – время, когда он ложится спать, потом зашел в кабинет, запер сейф на ключ, пожелал Вулфу спокойной ночи и поднялся на два пролета к себе. Бывает, что после рабочего дня я ложусь спать с ощущением полного довольства собою, но не на этот раз. Мне так и не удалось установить судьбу мороженого. Я так и не понял, зачем ее надо устанавливать вообще. Я не понял, что значит окно смерти, хотя мне и было известно, что произошло однажды зимней ночью двадцать лет назад. Одна из благороднейших обязанностей мужчины – давать отпор миллионерам, соблазняющим хорошеньких девушек, но я и пальцем не шевельну, чтобы помешать Эрроу. Да и вся эта история ни к черту: вряд ли получится выжать из нее больше, чем тысяча зелененьких, не говоря уже о характере самого задания – выяснить, обращаться в полицию, или нет. Дрянь дело, как ни крути. Обычно я засыпаю секунд через десять после того, как голова коснется подушки, но в эту ночь я вертелся и ерзал, и все никак не мог отключиться, пожалуй, целую минуту.

За что я не люблю утро – так это за то, что оно всегда наступает, когда я еще сплю. Я встаю, умываюсь, одеваюсь, добираюсь кое-как до кухни, заправляюсь апельсиновым соком, – и все это как в тумане. Я просыпаюсь по-настоящему только после четвертого блинчика и второй чашки кофе, но в этот четверг все проходило в ускоренном темпе. Подняв стакан с апельсиновым соком, сквозь туман я заметил, что Фриц нагружает поднос едой, и взглянул на запястье.

– О, господи, – сказал я. – Ты опоздал. Уже четверть девятого.

– О, – сказал он, – мистер Вулф завтракает. Это я Солу. Он наверху, у мистера Вулфа. Он говорит, что позавтракал, но ты же знаешь, как он любит мои сосиски по-летнему.

– Когда он приехал?

– Около восьми. Мистер Вулф просил тебе передать, чтобы ты, как только заправишься, шел к нему наверх. – Он поднял поднос и вышел.

Тут я и проснулся. Окончательно. Что, в общем, тоже не очень хорошо, так как от этого все удовольствие еды куда-то пропадает. Сосиски я, конечно, съел, но забыл насладиться их вкусом; стал уже доедать последний блинчик, когда спохватился, что не намазал его медом. На полочке передо мной лежал номер «Таймс», но я лишь делал вид, что читаю. Когда я допил свой последний глоток кофе, было только восемь тридцать две. Я отодвинул стул, вышел в коридор, поднялся на один пролет по лестнице в комнату Вулфа. Дверь была открыта, и я вошел.

Вулф в своей желтой пижаме босиком сидел за столом, у окна. Сол был напротив, дожевывал сосиску и оладьи. Я подошел поближе.

– Доброе утро, – холодно сказал я. – Прикажете туфли почистить?

– Арчи, – сказал Вулф.

– Да, сэр. Может, костюм отутюжить?

– Арчи, я знаю, что для вас сейчас еще ночь, но мне нужно заканчивать это дело. Соберите их всех сюда, и доктора Буля тоже. Пусть явятся к одиннадцати, в крайнем случае – к двенадцати. Скажите, что я принял решение и желаю его огласить. Если доктор Буль заартачится, скажите ему, что вывод, к которому я пришел, и способ, которым я на него вышел, наверняка заинтересует его с профессиональной точки зрения, и что его присутствие для меня очень важно. Если позвоните прямо сейчас, то, может быть, застанете его дома. С него и начните.

– Это все?

– Пока все. Мне нужно еще немного поговорить с Солом.

Я ушел.

Глава 7

Было без двадцати двенадцать, когда я позвонил Вулфу по внутреннему телефону и сказал, что все в сборе; Вулф вышел, прошел к своему столу, поздоровался с ними, кивнув головой один раз налево, другой – направо, и сел. С доктором Булем, после весьма теплой беседы по телефону, мы договорились на одиннадцать тридцать, но он на десять минут опоздал…

Дейвида, как самого старшего члена семьи, я усадил в красное кожаное кресло. Доктор Буль, Пол и Таттлы расположились в ряд перед столом Вулфа, Пол – около меня. Я хотел, чтобы он был под рукой, на случай, если Эрроу вздумается опробовать на нем еще одну серию «левой-правой». Эрроу и Энн сидели рядышком, сзади, за доктором Булем. Сол Пензер устроился в сторонке, у большого глобуса, в одном из желтых кресел, и задвинул ноги под сиденье, упираясь носками в пол. Он всегда так сидел, даже когда мы играли с ним в пинакл[2]2
  Карточная игра.


[Закрыть].

Вулф обратился к Дейвиду.

– Мне предложено, – сказал он, – расследовать обстоятельства смерти вашего брата и принять решение о том, есть ли смысл обращаться в полицию. Мое решение утвердительное. Дело это действительно требует вмешательства полиции.

Они зашумели, стали переглядываться. Пол повернул голову и свирепо уставился на Джонни Эрроу. Луиз Таттл взяла мужа за руку. Доктор Буль сказал властным, уверенным голосом:

– Я с этим выводом не согласен. Как врач, который подписал заключение о смерти, я требую доказательств.

Вулф кивнул.

– Конечно, доктор. Вы в своем праве. Полиция, естественно, тоже потребует доказательств, как и все, присутствующие здесь. Будет проще всего, если я прямо при всех продиктую свой меморандум инспектору Кремеру из отдела по расследованию убийств. – Он обвел взглядом всех присутствующих.

– Прошу меня не перебивать. Если возникнут вопросы, я на них отвечу, когда закончу. Арчи, будьте любезны, ваш блокнот. Начнем с письма мистеру Кремеру.

Я повернулся в своем кресле-вертушке, взял блокнот, ручку, повернулся обратно, закинул ногу на ногу и пристроил блокнот на колено. Теперь я сидел лицом к аудитории.

– Валяйте, – сказал я ему.

– Дорогой мистер Кремер. Я считаю, что вашего внимания заслуживает смерть человека по имени Бертрам Файф, последовавшая в отеле «Черчилль Тауэрз» в его номере в прошлую субботу. В подтверждение сего направляю вам соответствующую информацию в виде краткого изложения своих бесед с семью гражданами, а также меморандум с результатами проведенного мною расследования. Искренне ваш.

Он помахал мне пальцем.

– Вы подготовите краткое изложение бесед и всю необходимую информацию. Из содержания меморандума вам будет ясно, что в нее следует включить, а что можно и опустить. Первую страницу меморандума начнем на моем персональном бланке, в обычной форме. Понятно?

– Угу.

Он откинулся на спинку кресла и сделал вдох.

– Меморандум. Поскольку трое из действующих лиц, включая покойного, носят фамилию Файф, я буду называть их по именам. На версию Пола с морфием, думаю, можно внимания не обращать. Полагать, что кто-то из присутствующих принес какой-то яд, да еще в таблетках, так похожих на таблетки морфия, что сиделка не заподозрила подмену, – это уж чересчур экстравагантно. Подобные таблетки могли быть у одного человека – Таттла, фармацевта – он мог их или достать, или изготовить сам, но для этого нужно было знать заранее, что возникнет возможность незаметно их подложить, а такое предположение тоже чересчур экстравагантно.

– Ерунда, – заявил доктор Буль. – Любое ядовитое вещество из «Фармакопеи» оставило бы след, и я бы его заметил.

– Сомневаюсь, доктор. Это преувеличение, и я бы не советовал вам повторять свои слова в суде. Я просил не перебивать меня. Арчи?

Это означало, что нужно напомнить три последних слова, и я его уважил:

– Тоже чересчур экстравагантно.

– Да. Итак, после стандартного опроса, проведенного мистером Гудвином, я отказался от этой версии: жонглирование морфием – не более, чем химера, рожденная воспаленным от злости и зависти воображением Пола. В результате я готов был уже отказаться и от самого дела, если бы не одна загвоздка – грелки. Абзац.

– Я вынужден был заключить, и, учитывая все обстоятельства, вы наверняка пришли бы к тому же выводу, что грелки Пол нашел в кровати пустыми. Это меня озадачило. Где-то ночью после ухода сиделки кто-то взял грелки с кровати, вылил и положил их на место. С какой целью? Просто так отмахнуться от этой истории было нельзя. И я ею занялся. Мистера Гудвина с опросом по поводу морфия я отправил в Маунт Киско только для протокола. В разъяснении нуждалась история с пустыми грелками. Я рассматривал ее со всех точек зрения, учитывая информацию, полученную от каждого из участников событий, и решение пришло с двух сторон одновременно. Во-первых, это возможный ответ на вопрос: какой цели пустые грелки в кровати могли служить лучше, чем полные? Во-вторых, – тот факт, что отец Файфов тоже умер от воспаления легких, когда зимой кто-то открыл окно и выстудил его спальню. Окно смерти. И вопрос, и этот факт навели меня на мысль. Абзац.

– Я позвонил по трем, нет, по четырем адресам. Я позвонил управляющему магазином «Шрамм» на Мэдисон Авеню и спросил, как он упакует две кварты мороженого в жаркий летний день, если клиенту нужно ехать в машине на большое расстояние. Он сказал, что мороженое укладывается в картонную коробочку, которую в свою очередь помещают в другую картонку, на слой сухого льда, а потом обкладывают мелкими кусочками сухого льда сверху и с боков. Он сказал, что это – стандартная процедура. Я позвонил доктору Вольмеру, который живет на нашей улице, и потом, по его совету, – сотруднику одной фирмы, выпускающей сухой лед. От него я узнал, что: а) несколько фунтов кускового сухого льда, если их положить под простыню больному пневмонией, поближе к груди, могут, без сомнения, ощутимо, и даже с риском для жизни, понизить температуру его тела; б) точно определить, насколько велик этот риск, можно, лишь проведя эксперимент, но не исключен и смертельный исход; в) если сухой лед положить на голое тело или даже на прокладку из ткани, он вызовет сильные ожоги, и на коже останутся заметные следы; г) идеальной прокладкой между льдом и телом, если мы хотим избежать ожогов, может быть пустая резиновая грелка. Мой четвертый…

– Это фантастика, – сказал доктор Буль. – Бред.

– Не спорю, – сказал ему Вулф. – То, что я собираюсь вам рассказать, иначе и не назовешь. Абзац.

– Мой четвертый звонок был Дейвиду Файфу. Я пригласил его к себе. Следующим шагом необходимо было выяснить, что случилось с мороженым. Моя гипотеза не стоила и ломаного гроша, если оказались бы, что в воскресенье пакет с мороженым все еще лежал на месте. И когда мистер Гудвин позвонил мне из Маунт Киско, я попросил его провести опрос. Что он и сделал – опросил Пола, мистера и миссис Таттл, мисс Горен и мистера Эрроу, и все они утверждали, что о мороженом им ничего не известно. Он также…

Его перебил визгливый голос Луиз Таттл:

– Неправда! Я сказала ему, что в воскресенье видела его в холодильнике!

Вулф покачал головой.

– Вы сказали ему, что видели большой бумажный пакет, и думаете, что в нем было мороженое. В пакет вы не заглядывали. И сухого льда не видели. – Он смотрел на нее в упор. – Ведь так?

– Не отвечай ему, – вдруг сказал Таттл.

– Ого, – брови Вулфа поползли вверх. – Так мы уже на той стадии, когда нельзя отвечать на вопросы? Вы заглядывали в этот пакет, миссис Таттл?

– Нет! Не заглядывала!

– Тогда позвольте мне продолжать. Арчи?

Я подсказал:

– …Не известно. Он также…

– Да. Он также заехал в отель и заглянул в холодильник, но никаких следов мороженого не нашел. Я лично спросил у Дейвида о мороженом, и он тоже сказал, что ему ничего не известно. Так моя гипотеза обрела плоть и кровь. Кто-то что-то сделал с мороженым и скрывает это. Если сухой лед использовали так, как я и предполагал, – чтобы убить больного пневмонией – то доказательств найти нельзя: сухой лед никаких следов не оставляет, и моя версия так версией и осталась бы. Поэтому мне пришлось зайти с другой стороны. Фактически, я уже и начал этим заниматься: задал несколько вопросов Дейвиду Файфу и отправил Сола Пензера с поручением. Сола Пензера вы знаете. Абзац.

– Из прилагаемого краткого изложения бесед вы увидите, что кое-какими косвенными уликами я располагал. Берта Файфа обвиняли в убийстве отца, но на суде он был оправдан. Его возмутили свидетельские показания, которые давали на суде его братья и сестра; главным козырем защиты было алиби, которое обеспечил ему его приятель Винсент Таттл, показавший, что они играли вдвоем в карты в меблированных номерах, где оба и проживали. Если верить мистеру Эрроу, Берт прибыл в Нью-Йорк не по делам, а потому, что, по словам мистера Эрроу, его грызло что-то из прежних времен. Сам Эрроу был, конечно, вне подозрений, так как в субботу всю ночь провел в полицейском участке. От вашего внимания не ускользнут и другие факты, самый примечательный из которых, мне кажется, тот, что Берт не просто поехал повидать хозяйку дома, у которой он снимал комнату двадцать лет назад, но отправился за ней и в Паукипси, когда услышал, что она туда переехала. Как вы узнаете из краткого изложения моей беседы с Дейвидом вчера вечером, – Арчи, не забудьте взять его у меня – Берт прожил в меблированных номерах совсем немного – месяца два: вряд ли за этот срок могла возникнуть настолько сильная привязанность, чтобы и через двадцать лет он разыскивал ее с таким упорством. Естественно предположить: его интересовало что-то совершенно конкретное. Абзац.

– Другую ценную информацию я получил от Дейвида вчера, когда он отвечал на мои вопросы. После смерти матери отношения их отца с детьми сердечностью не отличались. Он указал Берту на дверь и велел больше не показываться. У него были стычки с Дейвидом и Полом. Он не дал своей дочери разрешения на брак с молодым человеком по имени Винсент Таттл – в то время продавцом в местной аптеке – и запретил ей встречаться с ним. После его смерти Луиз вышла замуж за Таттла, и вскоре они купили на ее долю наследства ту самую аптеку. Из предыдущей беседы с Дейвидом я, конечно, знал, что состояние покойного было поровну поделено между детьми.

Вулф повернул голову.

– Прежде чем я продолжу, мистер Таттл, может, вы согласитесь ответить на пару вопросов. Правда ли, что за день до болезни Берт говорил в вашем присутствии, что заезжал к миссис Доббс, у которой вы оба когда-то квартировали, и говорил с ней?

Таттл облизнул губы.

– Вряд ли, – хрипло сказал он. Потом откашлялся. – Я не помню.

– Ну, конечно, говорил, Винс, – объявил Дейвид и посмотрел на Вулфа. – Я ведь вам вчера рассказывал.

– Я помню. Я проверяю его память. – Он перешел к Полу. – А вы помните?

– Да. – Пол смотрел на Таттла. – Чего же тут не помнить? Он сказал, что опять к ней поедет, как только поправится.

Вулф хмыкнул.

– Вас, миссис Таттл, я спрашивать не буду. – Он снова повернулся к ее мужу. – И еще один вопрос. Где вы были вчера вечером с шести до десяти?

Этот вопрос огорошил его совершенно. Он не ожидал его и растерялся.

– Вчера вечером? – неуклюже спросил он.

– Да. С шести до десяти. Я вам немного помогу. Мистер Гудвин зашел к вам в аптеку, расспросил вас с супругой о мороженом и уехал примерно в пять тридцать.

– С памятью у меня все в порядке, – съязвил Таттл. – Но я не обязан вам подчиняться. Я не обязан отчитываться перед вами о своих действиях.

– Значит, вы отказываетесь отвечать?

– Вы не имеете права задавать такие вопросы. Какое ваше дело?

– Очень хорошо. Просто я полагал, что у вас есть право на такие вопросы отвечать. Арчи?

Поскольку на этот раз пауза затянулась, я напомнил ему побольше, чем три последних слова. Я заглянул в блокнот.

– …что состояние покойного было поровну поделено между детьми…

Вулф кивнул.

– Абзац. Мистер Эрроу, как вы узнаете из краткого изложения моей беседы с ним, сказал, что Берт говорил родственникам о своей поездке к бывшей своей квартирной хозяйке, а Дейвид вчера вечером подтвердил это и назвал ее имя – миссис Роберт Доббс. В ходе диктовки данного меморандума этот факт подтвердил и Пол. Безусловно, необходимо было узнать, чего добивался Берт от миссис Доббс, и поскольку мистер Гудвин был занят другими поручениями, я позвонил Солу Пензеру, пригласил его к себе и послал в Паукипси. Адреса Дейвид не знал, и поиски заняли у Сола довольно много времени. К дому, где она проживает с замужней дочерью, он подъехал только к десяти. Когда он подходил к двери, на улицу вышел какой-то человек. Поравнявшись с Солом, он остановил его и спросил, кого тот ищет. Как вам известно, мистер Пензер всегда очень собран и умеет действовать скрытно. Он ответил, что хочет видеть Джима Хитона – в ходе поисков он узнал, как зовут зятя миссис Доббс. Позднее, в своем отчете, мистер Пензер описал этого человека, и описание соответствует внешности Винсента Таттла. Оба они сейчас присутствуют здесь, и мистер Пензер подтверждает, что мистер Таттл и есть тот самый человек, которого он видел выходящим из дома.

Вулф повернулся.

– Сол?

– Да, сэр. Подтверждаю.

– Мистер Таттл, вы не хотите как-нибудь прокомментировать сказанное?