Текст книги "Прогулки на костях"

Глава шестнадцатая

Утро воскресенья. Демарко стоял у раковины и отмывал сковородку, в которой он жарил «яичницу по-демарковски» – омлет, приправленный специей адобо, затем смешанный с мелко нарезанным перцем поблано, луком и итальянской колбаской, сверху посыпанный сыром проволоне с сальсой верде и капелькой острого соуса, подается на половинке поджаренного бейгла. Джейми сидела за маленьким столиком у окна и попивала кофе.

– У меня есть наблюдение, – сказала она.

– Оно по поводу моей задницы, да? – обернулся он через плечо.

– Твоей задницы и всего остального, – ответила она. – Ты сплошное противоречие.

– Так мы теперь используем свой диплом по психологии? – улыбнулся он.

– С одной стороны, ты человек привычек, – начала она. – Они помогают тебе прожить шесть дней в неделю.

– А ты седьмой день?

– Верно, – похвалила она. – И это лишь доказывает, что ты можешь адаптироваться при необходимости.

– Или при достойной мотивации.

– Каждое утро воскресенья ты готовишь мне завтрак. И, судя по всему, наслаждаешься процессом.

– Это правда, – сказал он и промыл водой сковородку.

– Каждый раз ты начинаешь готовить какое-нибудь блюдо с устоявшимся рецептом, например, яичницу по-мексикански, а потом…

– Все порчу?

– Импровизируешь. Смотришь в холодильник и в ящички, и вот, двадцать минут спустя, «яичница по-демарковски». А теперь скажи честно. Ты раньше готовил это блюдо?

Он положил сковородку на сушилку, вытер руки кухонным полотенцем и повернулся к ней лицом.

– С конкретно этими ингредиентами? Правда, не помню.

– Ты почти все время изображаешь из себя старого нудного грубияна. Но ты не нудный и не старый.

Он обошел стол, отодвинул стул и сел напротив нее.

– Я все еще жду, что ты скажешь «и не грубиян».

– Ну, ты можешь быть таким. Но ты не грубиян.

– Я все еще учусь, – ответил он с улыбкой.

– Ты правда обдумал, чем будешь занимать те пять с половиной дней привычек, если уйдешь в отставку? Тебе же даже пятидесяти нет, Райан. Чем ты займешь эти пустые часы? Будешь сидеть у чьей-то могилы?

Демарко поморщился и откинулся на спинку стула.

– Не надо тратить на меня свои силы, – сказал он.

– Я о тебе забочусь.

– А я о тебе.

– Правда? – спросила она.

– С чего бы тебе сомневаться?

– А слово «люблю» тебя пугает?

У него возникло желание встать и уйти, но он заставил себя сидеть смирно.

– Я к этому слову серьезно отношусь.

– Поэтому ты мне его не говоришь? Потому что не любишь меня?

Не отдавая себе в этом отчет, он положил кулак себе на грудь. Внезапно у него начались проблемы с дыханием.

– Зачем об этом говорить? Разве по моим действиям не понятно, что я к тебе испытываю?

– Со дня субботы до дня воскресенья – да.

Когда он так ничего и не ответил, она продолжила:

– Ты вписал меня в свои привычки, вот и все. Но вот вопрос – что будет, когда у тебя не останется привычек? Что будет с нами? И самое важное, Райан, что будет с тобой?

– Я адаптируюсь, – тут же ответил он. – Мы адаптируемся.

Она улыбнулась и накрыла его руку своей.

– Другими словами, любовь моя, ты и понятия не имеешь, что будешь делать после отставки. И что с нами случится. Так ведь?

Он перевернул свою руку и сплел вместе их пальцы.

– Я возьму больничный отпуск, – сказал он. – Девяносто три дня. А потом что будет, то будет.

– Que sera sera.

– Да, типа того.

– А что, если у тебя будет напарник на эти девяносто три дня? – сжала она его руку. – Как тебе такое?

– Ну, я подумывал завести собаку.

– Засранец, – ответил она и дернула его руку. – А что, если я тоже уйду? Будет у нас с тобой трехмесячный отпуск. Мы можем путешествовать. Или валяться целый день в кровати. Ты сможешь придумать сотню блюд из яиц. И у нас будет целых три месяца, чтобы понять, что получится из наших отношений. Потому что я скажу тебе, чего из них точно не получится. Отношений только с субботы по воскресенье.

Тогда ему захотелось сделать две вещи. Первое – постучать кулаком по груди, чтобы как можно больше наполнить легкие воздухом. И второе – медленно вытащить свою вторую руку, встать и смыться оттуда. Он не сделал ничего из этого и ответил как можно спокойнее:

– Зачем тебе это, Джейми? У тебя есть еще двенадцать или тринадцать лет. Совсем скоро ты станешь адмиралом на этом корабле дураков.

– Ну так я немножко передохну. Подумаешь.

– Я даже не уверен, что наш отдел разрешит тебе так сделать.

– Разрешит – хорошо, нет так нет. Чего ты боишься?

– А ты чего боишься? – спросил он.

– В отличие от тебя, – парировала она, – я не боюсь ответить на этот вопрос. Меня пугает, что ты будешь сидеть в своей темной пещере целый день. И что ты станешь делать? Раздумывать над своим трагичным прошлым? Один длинный праздник жалости до конца твоей жизни?

– Джейми, – начал он.

– Не-а. Не надо мне тут заливать, Райан. Я возьму отпуск и…

– Я не могу тебе позволить…

– Что? Чего ты не можешь?! С каких это пор ты принимаешь за меня решения?

Тогда он все-таки вытащил свою руку, но только для того, чтобы поднять свои ладони в знак поражения.

Глава семнадцатая

В то же самое утро воскресенья в шестистах сорока девяти милях отсюда, в Иллинойсе, Хойл сидел за рулем своего припаркованного «Форда Бронко» и наблюдал, как прихожане входили в огромную баптистскую церковь Воскресения в Эвансвилле – женщины на каблуках и в ярких платьях, мужчины в костюмах различных фасонов и оттенков.

– По моим подсчетам, – сказал он своим спутникам, – пока не меньше тысячи.

– Вместимость церкви – полторы тысячи человек, – сказал Висенте. – Если учитывать воскресную службу – помножь на три.

Ему пришлось замолчать, поскольку не было возможности шевелить губами, и он застыл на заднем сиденье, пока Розмари приклеивала ему усы и косматую бороду.

– Умножить на средний вклад… ну, если в среднем, – задумался Хойл, – скажем, десять долларов на душу населения.

– По крайней мере, – отозвался Висенте.

– Я тебе это сейчас в рот залью, если не прекратишь говорить, – сказала ему Розмари.

– Получается, как минимум, – продолжил Хойл, – сорок пять тысяч в неделю, не облагаемых федеральным подоходным налогом. Впечатляет.

Висенте подождал, пока Розмари доклеит сначала усы, потом бакенбарды и такую же бороду.

– Впечатляет не в самом хорошем смысле, – сказал он тогда. – Сама мысль о том, что такой человек извлекает выгоду из религиозного отчаяния…

– Ты выключил телефон? – перебила его Розмари. Она уже слышала эту его тираду слишком много раз. Она была согласна со всеми его чувствами по отношению к пастору Эли Ройсу, но слушать о них заново ей совсем не хотелось.

Висенте достал телефон из кармана брюк, отключил звонок и вибрацию. Розмари передала ему парик такого же грязно-седого оттенка, как и его борода с усами. Он надел его себе на голову, она поправила, а затем вручила ему потрепанную кожаную кепку коричневого цвета. Висенте спустил ее почти к глазам, а потом достал из своего пальто солнцезащитные очки и надел их. Оранжевые поляризованные линзы, идеально подходящие для рыбалки и езды по ночам, придавали солнечному утру резкую, желтоватую бледность.

– Как я выгляжу? – спросил он.

Она отодвинулась чуть подальше и осмотрела весь образ целиком. Старая кепка для гольфа, оранжевые очки, неухоженные волосы и борода, винтажный коричневый костюм в полоску и потертые коричневые лоферы.

– Как полуслепой пьянчуга, – оценила она конечный результат. – Я удивлюсь, если они тебя вообще пустят.

Хойл перекинул свою тяжелую руку через спинку сиденья. Большим и указательным пальцами он держал маленькую черную коробочку, полдюйма шириной и дюйм длиной, завернутую в тонкую целлофановую пленку.

– На этом конце микрофон, – сказал он.

– На каком? – наклонился Висенте.

– На этом. Где булавка.

– И как мне разглядеть эту булавку?

Хойл повернул коробочку другой стороной вверх:

– Это USB-порт. На противоположном конце микрофон. Убедись, что он ничем не загорожен. Вот здесь внизу он выключается.

– Я не понимаю, включен он или выключен, – прищурился Висенте.

– Выключен. Когда нажмешь – он включится. Устройство сможет вести запись в течение двадцати пяти часов. После этого разрядится аккумулятор.

– А что это вокруг него обернуто? – спросил Висенте.

– Защитная пленка. Не снимай ее, пока не установишь устройство. Верхняя сторона покрыта клеем, поэтому не прикасайся к ней. Сними пленку сверху, прикрепи устройство, сними остальную защитную пленку и включи устройство ногтем. Принеси защитную пленку обратно, а то оставишь свои отпечатки пальцев.

– Двадцать пять часов звучит не так уж и много, – Висенте убрал устройство в боковой карман пальто.

– Он будет здесь, в этом здании, до десяти вечера или позже. Как часто в это время человеку нашего возраста нужно в туалет?

– Я могу помочиться тысячу раз и ни разу не сказать ничего компрометирующего, – заметил Висенте. – С кем он там будет разговаривать, со своим членом? Ой, прости, Розмари.

Она чуть вздохнула и отмахнулась от его извинения.

– Дэвид, – сказал Хойл, – хоть я абсолютно понимаю и даже разделяю твою неуверенность, я также должен признать, что у нас осталось не так уж много практически осуществимых вариантов. Традиционные методы слежки ничего нам не дали. Кроме нового стента в сердце. Поэтому, если ты захочешь отказаться от подобной тактики и, как говорится, опустить руки, я не стану пытаться тебе переубедить.

Висенте смотрел, как последние утренние прихожане входят в здание. Все в его глазах казалось болезненно-желтым.

– Ради наших семи сестер, – сказал Висенте, – я рискну еще раз. Один из моих племянников сможет забрать устройство на следующей неделе.

Он распахнул заднюю дверцу, вылез наружу и медленно зашаркал к церкви. Там он встал в очередь у входа за последними пятью прихожанами. Затем, когда дьякон коснулся его руки и призвал его следовать за ним, пообещав найти ему место, Висенте резко остановился и прошептал:

– Боже, мне надо идти. Я описаюсь прямо в штаны, если сейчас не схожу. Где здесь туалет?

Положив руку на локоть Висенте, дьякон провел его обратно в вестибюль и развернул лицом к коридору.

– Общественный туалет будет за третьей дверью слева от вас.

– Спасибо, брат, спасибо. Я чувствую, как надвигается цунами.

Висенте шел так быстро, как только, по его мнению, мог идти старый человек, нашел мужской туалет и вошел внутрь. Досчитав до пяти, он выглянул в коридор и, убедившись, что дьякона нигде не видно, быстро зашагал дальше по длинному коридору.

В конце коридора он нашел личный кабинет пастора, дверь которого оказалась заперта. Но рядом была дверь с табличкой «Вход только частным лицам» – все, как ему описали. Он повернул позолоченную ручку, и дверь распахнулась.

Внутри виднелась просторная и хорошо освещенная ванная комната. На полу и стенах была мраморная плитка с розовыми прожилками; зеркало в полный рост; огромные раковины на длинной стойке из черного мрамора; электрическая сушилка для рук; душевая кабина, в которой легко могли поместиться три человека; джакузи; туалет с мягким сиденьем и спинкой; через скрытые динамики играл инструментальный гимн; длинная скамейка из кожи винного оттенка; и бронзовый серафим с распростертыми крыльями на мраморном пьедестале.

Висенте крутил в руках подслушивающее устройство. Куда его поставить? Будет ли Ройс говорить в основном в туалете или, скорее, стоя перед зеркалом?

Он был тщеславным человеком, это Висенте знал наверняка. Итак, зеркало. Рама, находящаяся на одном уровне со стеной, точно отпадает. Но конец ее был где-то в полуметре над полом. Кто туда будет смотреть?

Поспешно, хотя и не так ловко, как ему хотелось бы, Висенте опустился на колени, снял часть защитной пленки, приклеил устройство к нижней части рамы, убрал остальную пленку и почти десять мучительных секунд пытался его включить. Затем, как раз когда он собирался засунуть защитную пленку в карман, дверь позади него распахнулась. В зеркале появилось отражение мужчины в полный рост. Дьякон.

Висенте прижал обе руки к груди и наклонился вперед так, что край его бейсболки коснулся стекла. Чья-то рука легла ему на плечо. Он посмотрел на себя в зеркало.

– Что вы здесь делаете? – спросил дьякон. – Это не общественный туалет.

– Молюсь, чтобы кто-нибудь меня нашел, – сказал Висенте. – Я не знаю, где нахожусь.

– Там, где вам не место, – сказал дьякон и взял его за руку. – Вставайте.

Он помог Висенте встать на ноги, развернул и начал пристально разглядывать его глаза. За своими оранжевыми очками Висенте попытался состроить сонный взгляд.

– Вы пришли сюда пьяным? – спросил дьякон.

– Я даже не знаю, куда это «сюда», – ответил Висенте. – Где я?

– Вы в баптистской церкви Воскресения.

– Слава тебе, Господи, – ответил Висенте.

– Я вас на службу в таком виде не пущу.

– Выведите меня на улицу, – предложил Висенте. – Всё хорошо. Солнце укажет мне дорогу домой.

– Вы помните, где живете, старичок?

– Конечно, помню. Три квартала прямо, четыре направо.

– Уверены, что доберетесь до нужного места?

– Вы меня просто подтолкните в нужном направлении, молодой человек, и я буду в порядке. Моя голова уже проясняется.

Дьякон проводил его в лобби и вывел на улицу.

– Слава тебе, Господи, – повторил Висенте.

– Уверены, что сами справитесь? – спросил дьякон. – Может, позвоните кому-нибудь, чтобы вас забрали?

– Благослови тебя Господь, брат, – сказал Висенте. Он потрепал дьякона по щеке и ушел, напевая под нос «Соберемся ли мы у реки».

Хойл и Розмари наблюдали за Висенте и дьяконом из «Форда Бронко». Висенте вышел на тротуар, все еще напевая. Хойл опустил стекло, чтобы прислушаться.

– Я и не знал, что он умеет петь, – сказал он.

– В колледже он пел блюз, – сказала Розмари.

Хойл повернулся к ней, широко раскрыв глаза.

– Правда, – добавила она.

Они наблюдали, как он идет по тротуару, продолжая петь. Когда дьякон скрылся в церкви, Хойл завел мотор и выехал со стоянки. Он догнал Висенте, который, ковыляя черепашьим шагом, уже не пел, а держался за бок и тяжело дышал. Когда машина остановилась рядом с ним, Висенте открыл заднюю дверцу и забрался внутрь.

– Миссия выполнена, – сказал он.

Обливаясь потом, он с ворчанием стащил с себя кепку, бороду и усы. Мужчина почесал щеки и верхнюю губу – кожа там покраснела и покрылась прыщами.

– Видимо, у тебя аллергия на клей, – сказала Розмари.

– Такое чувство, что кожа сейчас сгорит, – он продолжал чесать.

– Остановись у ближайшей аптеки, – сказала она Хойлу. – Купим крем для кожи.

Пятнадцать минут спустя на парковке «Уолмарта» Висенте, лицо которого все было в креме, откинулся на спинку сиденья, а Розмари осторожно вытерла крем салфетками.

– Я там чуть концы не отдал, – признался Висенте. – Как неудобно быть старым.

– А представь, каково это еще и с ожирением, – сказал Хойл.

Розмари стерла крем с кончика носа Висенте и пробормотала:

– Ну начинается.

Глава восемнадцатая

В следующую субботу Джейми повела Демарко в салон за домиком на колесах.

– Три месяца, – сказала она ему. – Если мы сможем прожить вместе три месяца в фургоне, тогда все будет ясно, да?

Когда она заговорила, он был весь внимание. Если он чувствовал ее нежный запах, ее тепло рядом с собой, то не мог спорить.

– Ты пахнешь как утро, – сказал он ей однажды, имея в виду восход солнца, всегда чистый, свежий и новый. Но когда он оставался один, к нему возвращалась затхлая темная тяжесть, и его пробирала дрожь. Он был слишком стар для нее; он никогда не сможет сделать ее счастливой; однажды она бросит его и разобьет ему сердце; он не заслуживал такого счастья рядом с ней.

Они сидели вдвоем на передних сиденьях четырехлетнего «Флитвуд Шторма», когда он наконец высказал свои сомнения. Солнце отсвечивало на широком лобовом стекле, кожа сидений пахла чистящим средством. Руль стал скользким под его руками. В двадцати ярдах от стоянки стоял улыбающийся продавец в синем костюме с ручкой в руке.

– Я просто думаю, что, возможно, это слишком рано, – сказал ей Демарко. Он думал обо всех тех воскресеньях, которые он пропустит, о тех сумерках с сыном. Казалось, что нарушить эти привычки – плохая примета. Для него это было похоже на пренебрежение долгом.

Она наклонилась к нему так быстро, что он вздрогнул. Но вместо того, чтобы ударить его голову о боковое окно, она схватила его за подбородок, дернула через консоль и прижалась губами к его уху.

– Смирись, любовь моя, – прошептала она. – Мы покупаем этот передвижной домик.

Глава девятнадцатая

Юго-запад Кентукки, середина июля

Демарко бежал трусцой по улице Поплар, если его медленное, покачивающееся движение с пятки на носок можно было назвать бегом. В какой-то момент боль в боку убедила его остановиться. Он посмотрел время на телефоне – 8:36. Он бегал всего лишь семь минут. Семь минут, которые показались получасом. Позорище. Сердце уже колотилось, грудь горела огнем, а глаза опухли от летней жары. Джейми уже скрылась из виду, вероятно, в полутора милях впереди него. И преодолевать это расстояние он не собирался, если только не свалится и бригада скорой помощи не подхватит его прежде, чем он расплавится на тротуаре.

Это все равно была ее идея. Больше никакого пива, никакого виски. Бокал-другой красного вина по вечерам. Поменьше жареного. И фастфуда. Ежедневные тренировки.

Некоторые тренировки ему нравились. Именно они делали остальную часть этого испытания стоящей. Например, как час назад. Прохладная и обнаженная Джейми рядом с ним на якобы двуспальной койке фургона. Ее аромат утром столь же сладок, как и ночью. Ее пальцы легко касаются его спины, ее небольшая грудь, твердая и прохладная, на его собственной…

«Хватит, – сказал он себе. – Не здесь». Он чуть отодвинул перед своих треников, быстро огляделся справа налево и с облегчением увидел, что двор пуст, за исключением двух человек: мужчины, который мыл машину на подъездной дорожке за три дома от него, и женщины, которая согнулась на коленях над клумбой двумя домами ближе, но спиной к Демарко.

«Хороший мальчик, – сказал он своей эрекции. – Лежать».

Прошлой ночью они остановились в этом маленьком городке на юго-западе Кентукки, примерно в двадцати милях от границы с Теннесси. Они были к югу от Хаттисберга, штат Миссисипи, в трех часах езды от Нового Орлеана, когда ей позвонили. Умерла бабушка. Поэтому они сразу же изменили направление, повернули на северо-восток к Бирмингему, а затем прямо на север по 65-й магистрали через Теннесси к бабушкиному маленькому домику в Абердине, штат Кентукки, население 1400 человек, минус один.

Они уже провели тринадцать дней в дороге, с несколькими чудесными остановками в Оушен-Сити и Рехобот-Бич. Затем вниз к внешним берегам, потом они летали на дельтаплане в Китти-Хоук – Джейми была так взволнована, а у Демарко от страха аж двадцать минут сжимался сфинктер и проплывала жизнь перед глазами – и, наконец, ловили синих крабов с Маленького моста в Мантео.

– Вот это моя скорость, – сказал Демарко с холодным пивом в одной руке и куриной шейкой, насаженной на леску, в другой.

Они слушали аудиокнигу «Полночь в саду добра и зла» всю дорогу до Саванны, но, несмотря на зловещий шепот книги, город их все равно очаровал, поэтому они решили остаться там подольше, променяв на него поездку по полуострову Флориды до Ки-Уэст. После Саванны они поехали к середине острова, потому что Демарко чувствовал себя неуютно на пляже в футболке и шортах и еще более неуютно, когда по просьбам Джейми он ненадолго сменял их на плавки.

– Знаешь, что нам нужно? – сказала она где-то за пределами Хайнсвилла, как будто ей только тогда пришла в голову эта идея. – Нам нужно начать регулярно заниматься спортом. И правильно питаться. Возможно, мы будем в пути еще очень долго. Нужно начать заботиться о себе.

Демарко простонал, как будто она только что приблизила дату его экзекуции.

– Будет весело, – запротестовала она.

– Да, для того, кто уже в хорошей форме. Вообще-то даже идеальной форме. А вот для одного жиртреса…

– Никакой ты не толстый, малыш, – потянулась она к его руке на руле. – Тебе просто нужно начать двигаться.

– Точно, – ответил он. – Например, в сторону кладбища.

Утомительные упражнения начались на следующее же утро и настойчиво повторялись каждое утро после этого. Он тащился где-то четверть мили, а она грациозно пробегала три или четыре. Но он был полон решимости поднять свою планку до одной мили. Хотя бы ради того, чтобы спокойно снимать футболку, когда они занимались любовью.

Затем позвонил брат Джейми, и вчера ближе к вечеру они свернули с шоссе на двухполосную дорогу, ведущую в Абердин. Дорога шла параллельно широкому мелкому ручью с высокими, поросшими лесом утесами по обеим сторонам. Демарко будто до сих пор слышал эхо шумных магистралей. Он сбросил скорость до сорока миль в час, опустил стекло и глубоко вдохнул.

– Чем пахнет? – спросила Джейми.

– Деревьями, – ответил он. – Водой. Немного напоминает мне дом.

Она ничего не ответила. Улыбнулась. Наблюдала за сверкающей водой из окна.

– Видишь, вон там? – сказала она минуту спустя и показала на большое каменное здание у самого края утеса. – Когда я сюда приезжала, там было пусто, просто стены. Мы с ребятами пробирались туда по ночам летом.

– Зачем? – спросил он.

– В основном для страшилок. Считалось, что там водятся привидения.

Демарко бросил последний взгляд на утес.

– Сейчас он не выглядит пустым, – сказал он. – Мне кажется, я вижу свет. Или просто солнце от стекла отсвечивает.

– Его недавно купил какой-то богач. Бабушка сказала мне, он вложил миллионы долларов.

– Просто подумай, – сказал ей Демарко. – Если бы ты все правильно сделала, то могла бы жить там в роскоши. Как королева поместья.

– Ну да, рассказывай, – ответила она.

Через две мили они въехали в Абердин. Короткая подъездная дорожка, обе стороны улицы перед бабушкиным домом заставлены машинами из шести штатов, а крытое крыльцо переполнено Мэтсонами, их наследниками и родственниками, большинство из которых держали в руках пиво или холодные напитки. Демарко остановил двадцативосьмифутовый «Флитвуд Шторм» прямо перед домом.

– У твоей бабушки много друзей, – сказал он.

– Это все семья, – сказала ему Джейми и махнула рукой в сторону дома.

Когда она распахнула пассажирскую дверь, на них хлынул аромат пряностей.

– О боже, – произнесла она. – Я скучала по этому запаху.

– Это от одного из ваших родственников? – спросил он.

– Кусты колибри. Видишь их, с такими длинными белыми цветами? Здесь их все выращивают.

Демарко наклонился к открытой двери и глубоко вдохнул:

– Сладкий, как цветочный мед.

– Еще слаще. Слушай, если ты проедешь три квартала прямо, то справа будет магазинчик. За ним достаточно места, чтобы припарковаться. Просто скажи тому, кто там работает, что ты со мной и мы здесь ради бабушки. Нам будет нужно место для парковки, по крайней мере, на две ночи, может быть, на три.

– Три ночи? – спросил он. – На парковке за магазинчиком?

Она скорчила ему рожицу, потом спустилась вниз, повернулась и посмотрела ему в глаза.

– Увидимся здесь минут через десять. Так ведь?

– Может быть, мне стоит проверить масло и давление в шинах, ну, знаешь…

– А может, тебе надо прийти сюда и познакомиться с моей семьей?

– Есть, капитан, – сказал он.

– И попытайся не умничать, ладно?

– Я уже пытался, – улыбнулся он.

– И однажды ты научишься. Скоро увидимся.

Она закрыла дверь и понеслась к крыльцу, в море душных объятий. Те скорбящие, что не обнимали Джейми, время от времени бросали взгляды на Демарко.

– Ох, – пробормотал он и помахал всем незнакомцам.