Текст книги "Дым на солнце"

«Будь водой».

Тепло разлилось по одной из ладоней Марико. Ее ногти были пропитаны кровью. Она позволила боли отразиться в своих глазах и наполнить печалью лицо.

– Пожалуйста, не посчитайте меня неблагодарной, мой повелитель, но я никогда бы не пожелала смерти человеку, какой бы заслуженной она ни была. – Единственная слезинка выступила на ее левом глазу, когда она бесстыдно солгала императору Ва. Своему небесному повелителю.

Это была искусная попытка увещевания, резко контрастирующая с ее жалкими усилиями до этого. Увы, попытка Марико донести свою печаль, похоже, ничуть не тронула Року. Он ничего не сказал, его глаза сузились, а губы тронуло подозрение.

Словно грохот панического бегства, сердцебиение Марико усилилось в ее ушах.

«Даже при всех моих усилиях мне не удалось убедить его. Ни в чем».

Как только она подумала, что совсем проиграла, рядом шевельнулась фигура. Жених Марико подошел к ней от двери в камеру Оками, факел с дрожащим пламенем был зажат в его руке.

– Не зрелище страданий или смерти должно волновать вас. А демонстрация справедливости нашего повелителя. – Густые брови принца Райдэна сошлись на переносице. Его глаза скользнули по ее лицу, не оценивая, а рассматривая. Когда он увидел ее слезы, напряжение в его руках, казалось, уменьшилось. – Я полагаю, что мысль о пытках должна встревожить вас, особенно как женщину.

Хотя в поведении Райдэна сквозило превосходство, выражение его лица, казалось, было отмечено оттенком чего-то… странного. Чего-то неожиданно искреннего. Чего-то, с чем Марико еще не сталкивалась в этих стенах.

«Сострадание? От этого грубого мальчишки?»

Сама эта мысль заставила Марико почувствовать, будто по ее коже бегают насекомые.

Когда Райдэн подошел еще ближе, его тело в защитном жесте обступило ее, будто он был коконом, а она бескрылым существом, застывшим в трансе. Марико по привычке отступила назад, поднимая глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Когда Райдэн понял, что он сделал – что он инстинктивно двинулся вперед, чтобы защитить ее, – по обеим сторонам его рта образовались морщины.

В этот момент Марико поняла, что для нее важнее, чем когда-либо, начать использовать все навыки Асано Юми, на которые она способна. Даже если этого, вероятнее всего, никогда не будет достаточно. Чтобы плавать по волнам искусного соблазнения, требовалась определенная доля уверенности. Марико была уверена, что у нее ее нет.

Беспокойство об этом истощало ее решимость, и Марико заставила себя держать свои мысли в узде. Глядя на суровое и неумолимое лицо Райдэна, она вспомнила другое лицо. Лицо юноши в черном со шрамом на губах и лукавой улыбкой. Юноши, который понимал боль так, как эти дураки даже не могли себе представить. Того самого юноши, который, несомненно, наблюдал за ней за решеткой своей камеры в расчетливом молчании.

– Прошу вас, мой господин, – сказала Марико принцу Райдэну, ее слова были взвешенными и ясными. – Я больше никогда не хочу видеть сына Такэды Сингэна. Он украл меня у моей семьи. У моего будущего. У… вас, – беззвучно выдохнула она. Крупная слеза скатилась по ее щеке. Марико опустила ресницы, ее тело задрожало от понимания:

«Это уже слишком. Это не сработает. Как бы я ни старалась, мне никогда не стать Юми».

Сомнения свернулись у нее в горле. Кровь заливала ее ладонь, угрожая привлечь внимание даже в полумраке.

Она оставалась неподвижной, ее дыхание почти замерло.

К ее удивлению, большая рука схватила Марико за локоть. Хотя это была шероховатая ладонь воина, ее прикосновение было до неловкости нежным, как будто она не привыкла дарить утешение.

– Я прослежу, чтобы вас немедленно вернули в ваши покои, – грубо сказал Райдэн.

Когда Марико снова распахнула глаза, она увидела императора, который вел молчаливый диалог со своим старшим братом. Если Року и был удивлен или недоволен таким поворотом событий, он этого не показал. Два сына Минамото Масару какое-то время смотрели друг другу в глаза, прежде чем император кивнул в знак согласия.

Ее жених почтительно поклонился младшему брату. В следующее мгновение Райдэн потащил Марико за локоть вперед, подальше от крови и смрада.

Каждая ее частичка хотела обернуться, взглянуть в последний раз. Предложить Оками хоть что-то в утешение. По крайней мере, ту же силу и солидарность, что он дал ей. Сын последнего сёгуна хранил молчание на протяжении всего диалога, но Марико чувствовала тяжесть его взгляда. Слышала, как напряженно роились мысли в его голове. И больше всего на свете желала, чтобы она могла разделить их.

Но Марико даже не оглянулась через плечо. Она знала, что лучше не позволять ни императору, ни его старшему брату даже на мгновение заподозрить в ней какие-то чувства. Вместо этого Марико позволила Райдэну отвести ее обратно к лестнице. Недавнее испытание заставило ее плечи дрожать, и она не стала унимать дрожь, как обычно, потому что последний обмен взглядами между братьями многому научил ее.

Признаки ее хрупкости тронули принца Райдэна, даже когда ничто другое не могло заставить его дрогнуть.

Даже когда на императора это произвело прямо противоположный эффект.

Марико намеревалась по полной использовать эту лазейку, особенно если с помощью ее она могла посеять вражду между братьями. Когда они с Райдэном начали подниматься по лестнице, она притворилась, что споткнулась, пропустив ступеньку. Окровавленной ладонью она удержала себя от падения, и ее разодранная кожа прижалась к грубым деревянным перилам у стены. С тихим вскриком она резко втянула воздух. Запах выброшенного древесного угля, использовавшегося для жаровен, ударил ей в ноздри, и кристаллизованная пыль завихрилась в горле, вызывая кашель.

Райдэн прижал ее к себе.

– Ты ранена?

С печальным выражением лица Марико подняла окровавленную ладонь к свету.

– Не сильно, мой господин. Просто неуклюжая. – Она неуверенно улыбнулась и опустила глаза, прикусывая губу. – Благодарю… что поймали меня, мой господин.

Райдэн позволил своим глазам оглядеть ее. Остановился взглядом на грязном подоле кимоно. На дрожащих украшениях в волосах.

На ее окровавленной руке и заплаканном лице.

И потом принял решение.

– Не за что, Марико.

Секреты бамбукового моря

Когда бы Цунэоки ни выдавалось свободное время, он любил поразмышлять о жизни. Обдумать множество решений – как хороших, так и плохих, – которые привели его туда, где он был сейчас, пробираясь в одиночестве по бамбуковому лесу, где только блики солнечного света указывали ему путь.

В детстве он легко принимал опрометчивые решения. Юность была мощным оправданием глупости. После того как Асано Наганори предал Такэду Сингэна, обвинив его в измене императору, между фракциями знати образовался раскол. В последовавшем за этим хаосе Цунэоки потерял своего лучшего друга. Затем – всего через месяц – он потерял собственного отца. Одинокий и испуганный, он поклялся сделать все возможное, чтобы снова завоевать доверие Оками.

И Цунэоки действительно сделал все возможное. Даже продал свою душу.

Вскоре после смерти Такэды Сингэна отец Цунэоки также был казнен за измену. Цунэоки бросил свою семью, чтобы последовать за Оками, оставив мать и младшую сестру на попечение других. На первый взгляд это было таким простым решением – исчезнуть со своим лучшим другом, отправившись в очередное приключение, как они часто делали раньше. Забыть обо всем, особенно о своей скорбящей матери и плачущей сестре.

Но им пришлось столкнуться с голодом. Холодом. Потерянностью Оками. Отчаянием Цунэоки. Вопреки совету Ёси, они встретились с отшельником, хранителем магии, который заключил сделку для мальчиков зимой на их десятом году жизни.

С помощью кровавых клятв и кинжалов из черного камня Цунэоки и Оками отдали свое будущее демонам леса: он – ночному зверю, Оками – бесформенному демону ветра и огня. Цунэоки научился контролировать своего зверя до того, как он начал разрушать все, с чем сталкивался. Демона Оками было контролировать труднее, но эти древние демоны наслаждались шансом снова обрести форму и стать чем-то большим, чем духи, вздыхающие в ночи.

Двое мальчиков поклялись никогда не предавать своих демонов.

Следовать за светом луны.

Никогда не иметь собственных детей, потому что демоны всегда будут их хозяевами. Для мальчишек, только достигших десяти лет, это были простые решения. Простые обещания, которые можно было обменять на способность двигаться вперед без страха.

Но сейчас?

Цунэоки раздвигал ярко-зеленые побеги на своем пути. Остановился на мгновение, чтобы отдышаться, прежде чем продолжить свой путь через море качающегося бамбука. Он давно лелеял надежду, что однажды Оками вернется на свое законное место. Снова начнет заботиться о том, что важно. Цунэоки основал Черный клан – эту банду заблудших ронинов, призванную дать надежду тем, кто в ней нуждается, – с намерением вдохновить своего лучшего друга на великие дела. Но Оками построил вокруг себя стену, не давая Цунэоки почувствовать ничего важного, будь то боль, радость или горе.

Ни одно действие или слово Цунэоки ни разу за эти годы не смогло пробить эту стену.

До появления Хаттори Марико.

Острая боль пронзила бок Цунэоки. Рана, нанесенная призрачной лисой, только начала заживать, а память о ней еще была свежей – когти твари царапали его внутренности даже во сне.

Он не мог избавиться от беспокойства, которое не покидало его с той ночи, когда Черный клан пытался захватить крепость Акэти. Темная магия, которую он ощутил там, так напомнила ему роковую ночь восемь лет назад, когда он и Оками встретились с колдуном, одетым в лохмотья, под светом серповидной луны.

Чувство беспокойства тогда и сейчас было одинаковым.

Он стряхнул его, дернув плечами. Цунэоки продолжал двигаться вперед. Бамбуковые стебли гнулись по его воле, его тело скользило мимо их гладких поверхностей. Если он внимательно прислушивался, то казалось, что из их полых сердцевин доносилась приглушенная мелодия, раскрывающая секреты птицам наверху. Вскоре он обнаружил, что петляет по узкой тропинке, скрытой глубоко в лесу.

Он снова остановился и огляделся.

После атаки на лес Дзюкай неделю назад Черный клан был вынужден покинуть свой старый лагерь – по ряду причин находиться там было больше нельзя. Битва против императорских войск стоила им многих хороших бойцов, у каждого из которых были собственные семьи, жизни и мечты. Узнав об этих потерях, некоторые из родственников павших воинов решили занять их места и нести оружие против тех, кто находился в столице. Слухи об этом разнеслись по ближайшим провинциям. Друзья и члены семей воинов мчались в ночи, чтобы вступить в ряды Черного клана. Они ответили на призыв к действию – призыв к правосудию, – нарисованный на каменных стенах и обветшалых заборах, заставляющий их вспомнить не столь далекое прошлое. Заставляющий их уважительно склонить голову перед символом, сочетающим герб клана Асано с гербом Такэда.

События в лесу стали пробуждением для всех них.

С пленением единственного сына Такэды Сингэна представители знати, верные клану Минамото, атаковали последние следы старых традиций. Это правда, что и Такэда Сингэн, и Асано Наганори подняли восстание и в результате были казнены за измену, но до этого они были героями. Легендарными воинами, отстаивающими понятие чести, определявшее их положение на протяжении веков.

За последние несколько дней, несмотря на все трудности, Цунэоки наблюдал, как число его людей росло. Семьи, которым больше было не по нутру наблюдать, как плоды их трудов пополняют казну их повелителей, отправляли своих сыновей в Черный клан. Своих братьев. Своих отцов. Своих племянников.

Менее чем за две недели их стало так много, что ни одна деревня не могла скрыть их.

Два дня назад Цунэоки и его люди нашли убежище в неизведанных владениях, расположенных около покрытых туманом гор. Этот бамбуковый лабиринт был известен как Призрачный гамбит, прославившийся несчастными скитальцами, которые сбились с пути и, как теперь полагали, преследовали тех, кто ходил по его извилистым тропам. Люди Цунэоки решили не бороться с этим бамбуковым морем, а работать вместе с ним. Таким образом они получили уникальное убежище.

Цунэоки прислушался к перезвону ветра, проносящегося сквозь полые бамбуковые стебли. Мягкая мелодия обвилась вокруг него, ее призрачные пальцы ласкали шепотом. Это была песня, которую можно услышать, если уметь слушать. Вскоре он нашел то место, которое искал. Не поляна, а узкий ручей, окутанный дымкой тумана. На первый взгляд вокруг него все было неподвижно, кроме шелестящего ветра и журчащей воды. Куда бы он ни посмотрел, он видел только длинные стебли, скрипящие в текучем колебании.

Затем из-за стеблей показались фигуры.

Черный клан построил свои дома на этих деревьях. Они использовали бамбук, чтобы спрятаться. Собирая и сплетая самые прочные ветви с верхушек бамбука, они построили платформы, на которых начали формироваться конструкции, парящие на кронах деревьев. Странствующий путник ничего не увидит на лесной подстилке, кроме клубящегося тумана.

Из-за занавеси стеблей вышел Рэн, на его лице было обычное угрюмое выражение. В один миг его не было видно, а в следующий он появился уже целиком, и бамбук заколыхался за ним. По пятам за ним следовал юноша не старше четырнадцати – Ёрисигэ, племянник Ёси, который ушел так далеко от дома, чтобы отомстить за смерть своего старшего дяди.

Соскользнув по прочной веревке, Харуки, кузнец Черного клана, присел у ручья, чтобы смыть пот со своего сияющего лица.

– Значит, это правда?

Цунэоки кивнул:

– Мои всадники говорят, что владения клана Ёсида, клана Сугиура и клана Ёкокава пали так же, как Акэти. В них не осталось ни одного солдата – все они либо сбежали, либо исчезли. Похоже, их разумы поглотила темная магия.

– Все названные тобой кланы яростно преданы императору, – вслух размышлял Харуки.

Ёрисигэ закивал, хрустнув костяшками пальцев:

– Как минимум три поколения пожинали плоды служения семье Минамото.

Рэн прочистил горло, дергая за повязку, все еще обмотанную вокруг его раненой руки.

– Слишком легко просто представить, что они наконец получили то, что справедливо заслужили. Вероятнее, что кто-то или что-то хочет их контролировать. Как ты думаешь, чего хочет добиться обладатель этой злой магии?

– Возможно, этот кто-то хочет перерезать линии снабжения и разрушить поддержку нового императора, – сказал Цунэоки с кривой ухмылкой.

Рэн сплюнул в туманную землю у своих ног.

– Прекрасная идея. Жалко, что мы первыми до нее додумались.

– Факты говорят об обратном, – с умиротворенной улыбкой возразил Харуки.

Ёрисигэ мягко рассмеялся, и этот звук так сильно напомнил Цунэоки о Ёси, что пронзил болью его грудь.

Рэн посмотрел на юношу и добродушного кузнеца.

– Эти проклятые демоны крадут наши идеи, а у вас двоих хватает наглости шутить по этому поводу? – проворчал он, подойдя к руслу ручья и усмехнувшись сквозь гримасу боли. – Должно быть, это ведьма-мать Райдэна.

Цунэоки нахмурился.

– Возможно. – Неуверенность прозвучала в его голосе, потому что он вспомнил фигуру самурая той ночью в стенах крепости Акэти. На его броне красовался герб Хаттори. Но – как он делал это уже несколько дней – эту информацию Цунэоки вновь оставил при себе. По крайней мере, пока он не узнает об этом больше.

Любой дурак мог нацепить на себя нашивку с гербом, если бы это послужило его цели.

– Но чего ведьма хочет или надеется достичь, атакуя эти владения? – спросил Харуки, не обращая внимания на насмешку Рэна. Хотя он и выглядел безмятежным, будто его разум парил среди облаков, внимание Харуки всегда было прочно приковано к земле. Как и обычно, кузнец обладал сверхъестественной способностью замечать все и вся. Не только то, что мог заметить любой, но и то, что было скрыто от глаз и закопано поглубже. – Ее собственная семья сейчас у власти, – продолжил кузнец. – Зачем ей осаждать тех, кто верен клану Минамото?

– Это не ее семья. – Ёрисигэ снова хрустнул костяшками пальцев.

У Рэна дернулся левый глаз, и он покосился на юношу.

– Только ее сын. – На его лице отразилось отвращение. – Эта ведьма, вероятно, хочет того же, чего хотела бы любая мать в ее положении: чтобы императором стал ее сын, а не сопливый неблагодарный мальчишка, который сейчас сидит на Хризантемовом троне.

Харуки вздохнул:

– Она безумна, если думает, что люди Ва свергнут своего законного правителя и поставят на его место ублюдка.

– Странные вещи случаются. – Цунэоки наблюдал за текущим потоком, спотыкающимся о ближайший поворот.

Снова вздохнув, Харуки вытер капающую воду со лба.

– Поскольку кто-то привел в действие наш план по захвату крепостей, верных императору, что мы будем делать дальше, мой господин?

– Как ты узнал всего несколько дней назад, я не твой господин, Харуки, и никогда не хотел им быть, – сказал Цунэоки. – Среди нас нет нужды в такого рода формальностях. Вместо этого мы должны продолжить тайно собирать наши силы и начать расширять эти усилия. Сейчас как никогда важно, чтобы мы воспользовались сменой власти в столице. И хаосом, который следует за ней.

Харуки кивнул.

– Значит, ты собираешься организовать спасение Оками и Марико?

– Нет. Пока нет.

Удивление мелькнуло на лице кузнеца, но тут же исчезло. Ёрисигэ открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал и обхватил кулак второй рукой.

Цунэоки вдохнул через нос, изо всех сил стараясь подавить свою неуверенность в этом вопросе. Настоящий лидер показывал слабость лишь с позиции силы, когда приливы были на его стороне.

– Я беспокоюсь о том, что может случиться, если эта темная магия распространится на другие земли и захватит еще больше людей там. Если клан Минамото не намерен защищать даже тех, кто ему верен, нам не следует ожидать, что он выступит ради кого-то еще.

– В любом случае скатертью дорога всем этим идиотам, – сказал Рэн, заливаясь холодным смехом. – Скатертью дорога любому дураку, достаточно сумасшедшему, чтобы присягнуть на верность этому хилому лицемеру. Защищать людей должен клан Такэда, как он делал это на протяжении тысячи лет. Давайте пойдем штурмом на замок Хэйан и вернем Оками его законное место сёгуна. Любой, кто не согласен, пусть сгинет в этой чуме, насланной темной магией.

Услышав эти слова, Харуки повернулся лицом к Рэну, более низкому и коренастому юноше, чем он сам.

– Ты не должен желать зла тем, кто не может защитить себя. – Складки беспокойства омрачили блестящую кожу его лба.

Ёрисигэ мудро кивнул, прикусывая нижнюю губу.

– Да простят меня духи за то, что я осмелился желать зла тем, кто пытался нас убить, – немедленно парировал Рэн. – Я думал, что из всех людей именно ты, Харуки, должен был согласиться со мной, особенно после того, что они сделали с тобой, как с…

– Рэн, – предупреждающим тоном сказал Цунэоки.

Раздражение вспыхнуло на лице Рэна. Он закатил глаза к небу:

– Простите, что я был несправедлив к вашему новому любимчику, мой господин Ранма… ох, я хотел сказать, Цунэоки, – он усмехнулся.

Несмотря на остроту насмешки Рэна, Цунэоки ответил не сразу. Он снова задумался, его внимание переключилось на качающийся бамбук, будто он искал ответы в его призрачной песне.

– Возможно, это и неплохая идея воспользоваться подводным течением страха, текущим через деревни около захваченных владений. Думаю, сейчас самое время всколыхнуть там людей. Хоть мне и не хочется это признавать, страх может быть сильной мотивацией к действию. Если император не может защитить свой народ, почему его люди должны продолжать служить ему? – Поморщившись от движения, он присел возле ручья, с помощью ветки рисуя на земле.

Империя Ва лежала на цепи островов. Легенда гласила, что таинственный меч погрузился в море, вытащив из его недр огонь и землю. Вслед за его лезвием из глубин моря поднялись острова. Цунэоки нарисовал самый большой из них. Затем он сделал на нем четыре метки, обозначающие четыре края страны. Он соединил их в центре, образуя крест, а затем повернулся к Харуки.

– Нам следует начать распространять вести о том, что мы создаем сопротивление клану Минамото.

Рэн фыркнул:

– И как нам это сделать? Послать воронов или скворцов? Или, может, морских змей?

– Нет. Я подумывал использовать золотого журавля твоей драгоценной усопшей души, – язвительно ответил Цунэоки. – Скажи нашим всадникам, чтобы они использовали стрелы и тутовую бумагу.

Рэн снова рассмеялся – грубым от удовольствия хохотом.

– Я могу написать письма. И мы можем запечатать их этим отвратительным символом – тем, в котором соединяются гербы кланов Такэда и Асано. Никто же не заподозрит, кто стоит за этим. Приходите все, кто хочет! Присоединяйтесь к нашей банде братьев-предателей здесь, в этой богом забытой части Призрачного гамбита. – Он передернул плечами. – Надеюсь, вы сможете добраться досюда, не сдохнув.

– Брат, ты перегибаешь. – Ёрисигэ подавил усмешку.

Рэн хмыкнул:

– Я тебе не брат, малявка.

Харуки отвел глаза, чтобы скрыть улыбку, в то время как Цунэоки откровенно расхохотался.

– Рэн, не забудь стиснуть зубы, – сказал Цунэоки.

Рэн повернулся в их сторону, свет подозрения вспыхнул в его взгляде.

– Зачем?

– Чтобы они не застучали в твоем черепе, когда я тебя ударю. – С этими словами Цунэоки швырнул маленький камешек в перевязанную руку Рэна. Пытаясь увернуться от атаки, Рэн грохнулся головой вперед на глинистый берег. Когда перевязь на его руке зацепилась за корень, сбивая его с ног, он выругался. Из его заляпанного грязью рта вылетел шквал проклятий. Ёрисигэ двинулся ему на помощь, но Рэн швырнул в мальчишку пригоршню грязи.

Хихикая себе под нос, Харуки приблизился к Цунэоки, который продолжал изучать рисунки, нарисованные на ароматном суглинке.

– Значит, мы даже не попытаемся его спасти? – Ему не нужно было говорить кого. Это имя всегда незримо присутствовало, всегда оставалось на краю каждого разговора между ними.

– Насколько я знаю Марико, она уже составила половину плана, который будет намного лучше, чем все, что я мог бы придумать, – ответил Цунэоки.

На лице Харуки появилось задумчивое выражение.

– Было время, когда тебя не интересовало бы ничего, кроме спасения Оками. Это поглотило бы тебя с головой. Сводило бы с ума до такой степени, что ты не смог бы увидеть опасности, лежащие на твоем пути.

На лице Цунэоки отразилось удивление от прямоты Харуки.

Харуки продолжил:

– Я не собирался критиковать тебя. Твоя преданность тем, кого ты любишь, – это причина, по которой многие из нас безоговорочно следовали за тобой так долго. – Он выбрал ветку из нескольких лежавших на краю русла ручья. – Я лишь имею в виду, что иногда трудно увидеть будущее, когда ты так сосредоточен на прошлом.

– Пытаться штурмовать замок – это самоубийство. Он окружен со всех сторон семью зачарованными мару. – Цунэоки прочистил горло. – Я бы не стал никого просить пойти на подобное.

– Но Черный клан пошел бы за тобой, если бы ты попросил. Я бы пошел за тобой. – Харуки взял другую ветку и провел ей по грязи, рисуя феникса с огненными перьями, вылетающими из его крыльев и хвоста. Затем он прочертил над ними линии изгибающихся гор, из которых начал формироваться образ морского змея.

Наблюдая, как рисует Харуки, Цунэоки изучал спокойное лицо кузнеца. Черты, которые, как всегда, скрывали разум в постоянном смятении. Это было общей чертой всех воинов Черного клана: блуждающий, не знающий усталости разум. Это было то, что Цунэоки заметил в Марико в первый день их встречи, когда он следовал за ней в образе ночного зверя. Это была черта, которая особенным образом связывала их всех. У каждого члена Черного клана было прошлое, созданное потрясениями и преследуемое призраками как темными, так и светлыми. Харуки нечасто делился прошлым, но все они видели страшные шрамы, извивающиеся на его плечах. Все они слышали его крики посреди ночи, когда сон был скорее проклятием, чем благословением. И Оками, и Цунэоки давно прислушивались к советам Харуки. Несмотря на детство, окрашенное насилием, кузнец обладал превосходным умом и беззаботным нравом, свободным от стольких демонов, которых другие юноши вроде Рэна носили с собой, куда бы ни пошли.

Но Харуки никогда раньше столь откровенно не говорил о преданности Цунэоки Оками. Как будто кузнец мог видеть правду в ее основе. Как будто всегда ее видел.

Желудок Цунэоки скрутило. Он взглянул на четыре угла, соединенные в центре, которые он нарисовал на земле. Рядом Харуки нарисовал морского змея. В его сознании всплыло детское воспоминание. Не о землях Такэды, не о землях, которыми управлял отец Цунэоки. О них даже думать не приходилось, потому что много лет назад император захватил их. Но другая идея начала формироваться в его голове, словно восстала из пепла прошлого.

Мать Оками была дочерью влиятельного военачальника. Гербом ее семьи был морской змей, охраняющий сундук с алмазами.

Ее земли располагались вдоль побережья, недалеко от столицы.

Если Цунэоки правильно помнил, эти земли были заброшены уже много лет. Мать Оками пропала во время летнего шторма, когда тому было три. Любительница моря и всех его тайн, она пренебрегла советами рыбаков и уплыла из гавани, лишь для того чтобы гигантская волна поглотила ее. Вскоре после ее смерти ее родители умерли от загадочной болезни, порожденной соленым воздухом. После этого обилия несчастий их земли были заброшены и заклеймены как проклятые.

Цунэоки нарисовал четыре алмаза, чтобы обозначить четыре угла империи. Он обвил их хвостом внимательной змеи. Затем он встал, готовый действовать. Готовый сделать все возможное, чтобы избавить сына Такэда Сингэна от дальнейшей борьбы и вернуть его самому дорогому другу наследие, которое было у него украдено.

Готовый восстановить доброе имя семьи Такэда.

Все ради мальчика, которого Цунэоки втайне любил большую часть своей жизни. В его собственной шепчущей песне.

– Цунэоки, – сказал Харуки.

Застыв на полушаге, Цунэоки обернулся и посмотрел на кузнеца, все еще сидевшего у ручья.

– Хотя ты и не спрашивал меня, – сказал Харуки, не глядя в его сторону, – я бы пошел за тобой куда угодно.