Текст книги "Дым и железо"

Записки

Текст письма скрывателя Искандера, направленного Верховной скрывательнице Керии Морнинг. Не числится в Кодексе и помечено как личная переписка. Уничтожено после смерти

Я любил тебя много лет. Теперь уже пол своей жизни. Я всегда знал, что для меня нет и никогда не будет никого другого. И я знаю, что тебя устраивает наша жизнь в башне, но меня она никогда не устроит.

Однако давным-давно я поклялся тебе в том, что никогда не разрушу замки этих мест и не выйду за их двери ради личной свободы… ни за что, если это причинит еще больше боли, поработит еще больше людей и послужит причиной новых бед для скрывателей, которых мне придется оставить. Моя свобода будет стоить слишком дорого.

Странно, что теперь мне приходится напоминать тебе о твоих собственных обязанностях.

Керия, я знаю, ты злишься. Знаю, ты в ярости. И я чувствую твою ярость в стенах башни. Однако, как бы тебе ни было больно, каким бы праведным ни был твой гнев, если ты нападешь на архивариуса и проиграешь, только представь, что произойдет со всеми скрывателями, которых ты поклялась оберегать. Представь, как такой мелочный, хищный человек, который ценит свою собственную жизнь превыше других, отреагирует. Если ты его убьешь, то, может, и вырежешь опухоль… а может, она разрастется повсюду. Все, на чем ныне держится Великая библиотека, – это вера. Отнимешь ее, и мы все окажемся под угрозой.

Библиотеке приходилось существовать под началом плохих руководителей и прежде. Пусть он злится, увядает и умирает. Мы его переживем.

Теперь все, что мы можем – это защитить нашего сына, с которым так ужасно поступили.

И для этого тебе придется проглотить свой гнев и ждать. Ждать, когда придет время расплаты.

Я перечитал свои строки и понял, что хоть они и правдивы, мне хотелось донести до тебя свои мысли нежнее. Но ты знаешь, что я люблю тебя. И люблю нашего сына, несмотря на то, что для нас он потерян.

Для меня, как ни для кого другого, странно говорить тебе обо всем этом.

С любовью,

твой отшельник

Часть четвертая
Морган

Глава девятая

Первая ошибка Морган чуть не стала для нее последней.

Необходимость расстаться с Джессом и Вульфом не стала для нее неожиданностью, однако ей все равно это не нравилось; беспокойные мысли о том, что с ними может произойти, очень отвлекали, и когда карета скрывателей подъехала, чтобы увезти ее из Великих архивов, ей пришлось задушить свой порыв сражаться. Она бы легко могла вырваться, но это не пошло бы на пользу их плану. Чтобы план сработал, ей нужно было оказаться в Железной башне.

Оказаться там, где она жаждала быть меньше всего на свете.

Карета была укреплена сценариями, которые подавляли силы Морган, и первое, что сделал скрыватель, который прибыл за ней, – нацепил на ее шею золотой ошейник. Морган чувствовала, как алхимические формулы, сокрытые в ошейнике, слились с ее собственными силами, и ошейник захлопнулся.

Однако не в этом заключалась ошибка. В этом даже была польза. Все теперь верили, что могли ее контролировать. И в течение следующих дней Морган тянула время и притворялась послушной. Она отправила Джессу письмо, но скрыватели вокруг не хотели ей доверять; ее заперли в комнате, а когда она нарушила чары на двери, то ошейник ударил ее током так сильно, что она потеряла сознание на несколько часов. Когда же Морган вновь пришла в себя, чары снова были на месте, причем оказались сильнее, чем прежде.

А еще у нее отобрали Кодекс. В комнате не осталось ни письменных принадлежностей, ни клочка бумаги, на котором можно было бы писать, и помимо подноса с едой, который просовывали в окошко двери, она осталась совершенно одна на несколько дней.

На пятый же день ее выпустили, однако лишь для того, чтобы встретиться с Верховным скрывателем.

Он приказал ей прибыть в пышный сад, раскинувшийся под самой крышей башни – где целый этаж был отведен под выращивание красоты и окна открывались наружу, впуская внутрь теплый морской бриз. Бросаться из окна смысла не было; эти окна захлопнут еще до того, как она успеет до них добежать. Морган пыталась провернуть подобное уже несколько раз, когда была заключена в башне до этого.

Морган присела рядом с бассейном, наполненным цветущими лотосами, и слуга – другой скрыватель, пусть и одаренный лишь малость, – принес чашку горячего чая и сладости. Чай казался Морган теперь чудом; ей отказывались приносить чай с тех пор, как заперли. Морган налила себе полную чашку и как раз сделала первый глоток, когда Григорий вошел в сад, и при виде него Морган с отчаянием вспомнила все то, что так ярко не напоминали даже ошейник и знакомый сад: она здесь пленница. Снова.

И Григорий выглядел как никогда довольным этим фактом.

Он всегда напоминал Морган тирана, а теперь на нем была мантия Верховного скрывателя, второго по влиянию (или, скорее, третьего) человека во всей Великой библиотеке. Походка, с которой Григорий подходил к Морган, его надменная улыбка и напыщенные шаги, а также подхалимы, спешащие следом… все намекало на то, что он чрезвычайно наслаждается своей новой властью. Мать Вульфа погибла в этом самом саду. Насколько помнила Морган, тут многое пострадало; теперь, присмотревшись, она заметила починенные детали и новые растения.

Григорий заказал себе новый гардероб. Его мантия была куда более изысканной, чем те, которые носила мать Вульфа, хотя и ее наряды выглядели прекрасно. Григорий был жалким, эгоистичным человеком. Архивариус поощрял в людях, занимаемых высокие библиотечные посты, веру в то, что власть куда важнее знаний, а надменность превыше смирения. Григорий всего-навсего стал очередным гнилым выходцем этой системы.

Запах цветущих растений сводил с ума, живот скрутило, когда она поняла, что если не сможет покинуть это место на своих условиях, то, скорее всего, вообще никогда не покинет. Даже хуже: ей придется смириться с тем, что Григорий подберет для нее партнера. Заставит делить ложе с мужчиной, которого она не любит. Заставит родить детей, которые, если вдруг окажутся одаренными, станут такими же пленниками – или же их отнимут у Морган и отправят в приют, если те окажутся лишены таланта скрывателей.

В глазах внешнего наблюдателя Железная башня могла выглядеть роскошной. Элегантные залы, хорошая еда… скрыватели ни в чем не нуждались, помимо свободы.

Однако все это оставляло гнилое, зловонное послевкусие в горле, и на мгновение Морган испугалась, что подавится чаем. Она захлебнула остатки чая одним глотком, встала на ноги и встретила Григория на равных.

– Я знал, что мы получим тебя назад, Морган, – сказал Григорий. – Все эти драмы и смерти, и ради чего? Ты вновь оказалась здесь, где тебе и место с самого начала. И не переживай. Я кое-чему научился в плане того, как следует контролировать непослушных резидентов. Керия не желала признавать факт того, что ты представляешь для нас как большую находку, так и огромный риск. Я же это признаю.

– Значит, вы собираетесь держать меня под замком, – сказала Морган и пожала плечами. Ошейник казался тяжелым и толстым на шее. Григорий, казалось, покачивался в жарком мареве – и когда в саду стало так жарко? – Однако Морган была уверена, что его улыбка стала лишь шире. – Или, скорее, попытаетесь. Я сбегала из этой башни уже не раз. Сбегу снова. – Ее голос звучал странно. Пустым, будто бы она слышала себя через длинную металлическую трубу. «Голосовая коммуникация», – подумала она. Томас бы поразился подобному; Морган задумалась, следует ли рассказать ему обо всем этом. Она легонько повернулась, будто бы ожидая увидеть его стоящим рядом, а потом вспомнила, что нет Томаса здесь, Джесса тоже нет, и их маленькая компания друзей и союзников развалилась на части. Отчаяние и одиночество захлестнули Морган. Ей захотелось зарыдать. «Джесс», – подумала она и почувствовала себя опустошенной. Джесс. Он был ей необходим. Ей было необходимо, чтобы он сказал ей, что все в конце концов будет хорошо.

Все казалось неправильным. Ни свет, который преображался в призму радуги вокруг. Ни тепло, которое на потной коже казалось плотным одеялом. Ни звук тихого смеха Григория, словно ночной кошмар, воплотившийся наяву.

Когда Григорий прикоснулся к Морган, вышло у него, может, и осторожно, однако пальцы были горячие, как раскаленные угли, и грубые, как гранит. Морган дернулась. «Что это? Что со мной не так?» Она попыталась собрать мысли воедино, но те разбегались, кружились вихрем разбитых цветов и тошнотворных осколков. «Чай. Он что-то подмешал мне в чай». Что-то, что делало ее уязвимой, мешало использовать свои силы. Морган чувствовала удушающий, умертвляющий эффект Железной башни, ощущала ошейник, который притягивал ее к земле. Всего на миг, но ее как будто поглотила серая волна отчаяния. «У меня ничего не получится. Не получится. Я умру здесь».

Морган потянулась. Не к Григорию. Не к чему-то материальному. Нет, ей не нужно убивать Григория, даже если она и способна на это. Ей нужно лишь убедиться, что она способна побороть то, чем ее накачали.

Боль была такая, будто она оторвала от себя кусок. Морган стиснула зубы, чтобы не закричать, когда боль начала нарастать и нарастать, разносясь эхом по стенам Железной башни и ее ошейнику, а потом недавно распустившаяся алая роза за спиной Григория привлекла ее внимание.

Морган мысленно потянулась к цветку и ощутила поток энергии, исходящий от розы. Бутон завял, скукожился, и жизнь покинула стебель и его листья. Какой великий соблазн уничтожить больше цветов, быстрее погубить весь куст, однако Морган остановилась на одном бутоне.

Лепестки посыпались вниз, сморщенные и мертвые.

Энергия, которую Морган поглотила, разрушила действие наркотика. Однако Морган все еще была в ловушке. Во власти и на милости Григория.

Но не беззащитна.

Так как Григорий, похоже, этого ожидал, Морган позволила своим глазам закатиться и начала падать. Он поймал ее, не позволив коснуться пола; Морган почувствовала, как ее поднимают и несут. А шипящая и жужжащая сложная паутина жизни внутри сада исчезает среди железа и камня, среди ярких, горящих теней других скрывателей и слуг.

«Пускай, – сказала она себе. – Пускай думает, что победил. Если не поверит, то просто запрет меня вновь. Пусть победит».

Морган укуталась в темноту и нашла в ней уютное убежище.

Глава десятая

Пробуждение было мучительным и сопровождалось головной болью, тошнотой и недомоганием, так что Морган подумала, не заболела ли она на самом деле. Свет проникал алыми всполохами за закрытые веки и казался слишком ярким, поэтому Морган застонала и повернулась, пытаясь спрятаться. Ничего не получалось.

– Ох, полегче, – сказал до странности знакомый голос. – Открывай глаза, Морган. Ты не первая с похмельем.

В голосе проскальзывали нотки акцента – шотландского, подумала Морган, – отчего на греческом женщина говорила мелодично и как будто дразняще. В первые пару секунд Морган не реагировала, а затем осторожно приоткрыла глаза. И тут же вновь зажмурилась.

– Закройте окно!

– Нет. – Голос был слишком жизнерадостным. – Мне нравится свет. И раз уж нам придется жить в одной комнате, тебе придется смириться, не правда ли?

«Аннис». Знакомый голос наконец нашел свое место, и Морган открыла глаза на этот раз шире, моргая, пока пятна не превратились в яркую ауру вокруг женщины с седеющими рыжими волосами, круглым лицом и скошенной улыбкой. Морщинки вокруг ее рта намекали на то, что она смеялась часто и громко.

Аннис была одной из наименее одаренных скрывательниц, проживающих в башне, – той, кто едва-едва подходил по параметрам и мог выполнять лишь самые элементарные алхимические работы. Однако она никогда не отчаивалась. «Родилась счастливой, – говорили про нее. – Она будет смеяться даже на смертном одре».

И сейчас Аннис явно улыбалась, если даже не смеялась, над страданиями Морган.

– У меня не похмелье, – сказала Морган. Голос прозвучал как жалкий, недовольный протест, совсем не так, как хотелось. – Меня опоили.

Одна из бровей Аннис резко взмыла вверх. Все это время она заплетала свои длинные волосы в косу быстрыми, умелыми движениями, и теперь уже перевязывала кончик, чтобы потом собрать получившуюся до пояса косу в корону на голове. Аннис использовала заколки, даже не глядя в зеркало. Это впечатляло.

– Опоили? – переспросила она. – Тогда, полагаю, ты попробовала особый чай Григория.

– Часто он это делает?

– Достаточно часто, – сказала Аннис. Теперь она не улыбалась и вовсе не выглядела задорной. – Когда думает, что не может получить желаемого. Что забавно: дай человеку всю ту власть, о которой он мечтает, и он все равно будет чувствовать себя слабым. Как будто в нем дыра, которая никак не заполняется. – Теперь выражение лица Аннис стало серьезным. Оценивающим. – Чувствуешь себя лучше?

– Немного. Полагаю, у вас нет ничего от головы?

– Конечно, есть. – Аннис повернулась к шкафчику и вытащила оттуда стакан с водой и одну таблетку. – Это должно помочь. – Когда Морган засомневалась, Аннис скорчила гримасу. – Я не лакей Григория. Я была подругой Керии Морнинг. И не стану прислуживать человеку, который запрыгнул на ее должность, не успело ее тело остыть.

Морган взяла таблетку и запила водой.

– Тогда мы можем подружиться, – сказала она. Сквозь головную боль она ощущала упрямый свист, который намекал на присутствие алхимических сценариев рядом с ней. Нет, вокруг нее. Она их увидела, когда сконцентрировалась, хотя от этого чуть не раскололась голова: кольца символов, которые кружили спиралями у стен комнаты. Сделано было мастерски, однако недостаточно мастерски, чтобы скрыть от Морган.

Она сконцентрировалась на одном слабом месте: символе, который передавал информацию, собранную сценариями, транскрибирующему автомату. Вытянула руку и стукнула пальцами по едва видимым письменам, подумав о том, чтобы пропустить по сценарию поток энергии, чтобы прервать связь… но нет. Если Морган так поступит, то Григория тут же оповестят о том, что она пришла в себя и восстановила силы. Тогда все просто починят.

Аннис, поняла Морган, что-то ей говорит.

– Простите. Вы что-то сказали?

– Я сказала, что и ты мне не подруга, девочка. Ты моя ответственность. Я полностью отвечаю за твое поведение. Умный ход, не думаешь? Я громче всех ставлю власть Григория под сомнение. И если одна из нас оступится, отхватим обе.

– Он не может нас убить.

– Он не может убить тебя, – поправила Аннис. – Я же не представляю для него особой ценности. Слишком стара, чтобы снова рожать, и самая слабая в этой ржавой тюрьме. Меня будет легко убить. Так что, прошу, не забывай об этом.

Последнее, о чем мечтала Морган, так это о чужой смерти. Когда другой человек зависел от ее поступков, у нее появлялось чувство клаустрофобии.

– Вы дружили с Керией Морнинг? Правда?

– Ага. Когда я здесь очутилась, она первая меня поприветствовала и никогда не заставляла чувствовать себя второсортной. Я знала, что такую, как она, ждет великая судьба. Жаль, что эта судьба и заставила ее погибнуть ради своего глупого сына, но она сама этого пожелала.

– Вы считаете, что бороться за сердце Библиотеки глупо?

– Я считаю, что Библиотека – чудище слишком большое, чтобы его можно было вынудить развернуться, всего пару раз ткнув копьями.

Как бы жутко это ни звучало, Морган чуть было не засмеялась; воображать Библиотеку в образе неуклюжей твари размером с древнего динозавра, но полностью созданного из книг, было слишком странно. Аннис Морган понравилась. А это все очень и очень усложняло.

Таблетка от головной боли уже начала рассеивать ноющий туман в разуме, и, потеряв нужду концентрироваться на мыслях, Морган начала подмечать другие мелочи: прохладный воздух, пронизанный ароматом ладана, который оседал легкой горечью в горле. Роскошный комфорт кровати, на которой она лежала – для скрывателей, конечно же, только лучше. Это была и впрямь изысканная клетка. Большинство соглашалось на нее, особо не возмущаясь. Хотя, учитывая все то, что Морган узнала за время своего предыдущего пребывания здесь, она понимала, что мало кто имеет силы и впрямь возмутиться.

Аннис, хоть и была по-настоящему счастливой, все-таки не имела достаточно сил. У нее был острый ум, острый язык и свободный дух, который никогда не свыкнется с заключением в этой тюрьме – и неважно, сколь прекрасной та казалась внешне.

– Аннис, – произнесла Морган. – А вы знаете, что случилось с… с моими друзьями?

Женщина замерла, перестав завязывать яркий вязаный шарф вокруг своей шеи, и повернулась, уставившись на Морган.

– Нет, – сказала. – А что? Тебя поймали не одну?

– Меня не поймали, – сказала Морган. – Я… – Она вспомнила о сценариях на стенах и подняла палец, затем медленно повернув его к стене. – О, голова все еще гудит. У вас есть еще одна такая таблетка? – сказав это, Морган покачала головой. Аннис выглядела заинтригованной, но кивнула.

– Ну разумеется, есть. – Аннис умела врать; ее слова прозвучали чопорно, как у первокурсника на театральной сцене. – Погоди, сейчас достану.

Она поднялась, а затем растерянно огляделась и одними губами сказала: «Что ты делаешь?»

«Переписываю сценарий, – ответила так же одними губами Морган. – Продолжайте говорить».

Аннис показалась абсолютно сбитой с толку от такого заявления, однако придумала, о чем говорить – о еде и, похоже, своих любимых блюдах, – пока Морган призвала себе на помощь те накопленные запасы энергии, что отняла у увядшей розы, и начала изучать сложную формулу, которая окружала комнату. «Умно», – подумала она. Однако недостаточно.

Потребовался лишь один сфокусированный порыв энергии, чтобы переписать строки, чтобы можно было включать и выключать сценарий одной простой голосовой командой.

Морган моргнула, позволив алхимической формуле вновь угаснуть, и сказала:

– Silencio.

– Ты только что посоветовала мне заткнуться на испанском? – поинтересовалась Аннис. – Чтоб ты знала, я отлично владею испанским. Даже не пытайся сбить меня…

– Теперь они нас не услышат, – сказала Морган. – Не рискну оставлять все так надолго, но когда мы захотим поговорить без лишних ушей, просто скажите слово.

– Удобно, – сказала Аннис и моргнула. – Ты и правда можешь видеть сценарии? Тут? Разве они не скрыты?

– Отлично скрыты. Но у меня на такие вещички талант.

– Очевидно. – Аннис сделала вдох, затем выдох. – Что ж, ладно. Что ты хотела мне рассказать?

– Я прибыла сюда, потому что захотела, – сказала Морган. – И предупреждаю, если пойдете к Григорию, это меня не остановит. Я найду другой способ.

– Я бы не доверяла Григорию. Он отвратительный, жадный до власти задира, каким и был всю свою жизнь. И превращается в чудовище так быстро, как только может. Я сохраню твою тайну. – Аннис смотрела на Морган долгий миг, прежде чем добавить: – А почему тебе вздумалось вернуться сюда по собственной воле?

– Потому что лучшего места, где можно начать отнимать у архивариуса власть, чем то, где эта власть обитает, не найти. Без Железной башни у него мало что останется.

– У него есть армия, – заметила Аннис. – Которая тоже является немалой угрозой сама по себе.

– Если она у него и правда есть.

– Хм-м. И он может перейти все границы, знаешь. Он решил затеять Празднование Великого сожжения, – сказала Аннис. – Публичную казнь своих политических врагов. И я слыхала, что многие до этого верные ему солдаты оказались недовольны тем, что им придется выполнять грязную работу за него.

– Где вы это слышали?

– Девочка моя, я стараюсь… э-э… тесно дружить со стражниками, когда они и сами не прочь. И они рады поболтать в такие минуты. Особенно зная, что я не могу ничего рассказать за пределами этих стен. О, не надо так краснеть. Я всегда наслаждалась хорошим партнером в постели, и, небеса мне свидетели, у меня нет других развлечений здесь. – Морган начала было неловко смеяться, но умудрилась лишь сдержанно хихикнуть. Аннис ухмыльнулась шире. – Итак. Ты права, если ты каким-то образом уничтожишь связь архивариуса с Железной башней, то армия может оказаться для него не таким уж и верным союзником, как он рассчитывает. Никому не нравится то, что он делает.

– Мне нравится это меньше всех. Это все ужасная, жестокая трата. И зная, что он может сжечь на костре профессора Вульфа…

Аннис быстро зажмурилась, а затем снова открыла глаза. Блеск в ее зрачках приобрел жесткий оттенок.

– У него сын Керии? Уверена?

– Да.

– Ты же знаешь, она погибла, защищая Кристофера.

– Знаю. Я была там. – Морган сглотнула ком в горле. – Я бы хотела ее любить. Но знала ее лишь как свою надсмотрщицу. А увидев рядом с Вульфом…

– Она никогда не хотела отдавать своего сына, – сказала Аннис. – Ненавидела, что его забрали. Как только она стала Верховной скрывательницей, то часто нарушала правила, чтобы оставлять детей с их родителями так долго, как это было возможно, даже когда уже не оставалось надежд на то, что у детей проявится дар. Она не была чудовищем, Морган. Она была женщиной, пытавшейся сделать все возможное под огромным давлением.

– А что насчет отца Вульфа?

Аннис внезапно умолкла. Поднялась и подошла к высокому зеркалу в дальнем углу комнаты, чтобы поправить складки теплой мантии, в которой ходила.

– Он разбил ей сердце.

– Он все еще здесь? В башне?

– О да, он здесь. Хотя его и не видели уже много лет. Он приговорил самого себя к заключению, но полагаю, что Григорий вскоре сделает это заключение официальным и однажды посадит его под замок насовсем.

– Он правда так силен, как о нем говорят?

– Да. – Аннис медленно повернулась и посмотрела на Морган. – И именно это ты желала узнать на самом деле, не так ли? О нем?

– Мне просто любопытно, – соврала Морган. – Какой он?

– Какой? Как дикий, безумный ублюдок, который никак не примет свою судьбу. Он любил Керию. Любил слишком сильно, полагаю. Когда он отказался от должности Верховного скрывателя и она заняла это место за него… это их погубило. Это и то, как она позволила отнять у них сына, или, по крайней мере, так он считает. Мы все думали, что рано или поздно он выползет из своей норы; мало кто запирается и впрямь сидит в одиночестве, знаешь ли. Но он сумел. Запер дверь и ни разу не покинул своих покоев с тех пор.

– Вы уверены, что он вообще жив?

– Мертвые не принимают еду и припасы, не отправляют одежду на стирку и не делают прочих повседневных вещей. Однако он поместил на свою дверь чары, которые могла преодолеть только Керия – и я знаю, пробовали многие, включая Григория.

Морган отчаянно хотела спросить, где именно находятся покои Искандера. Башня была огромной и сложно устроенной; Морган исследовала некоторые места до этого, но обошла далеко не все, и хотя слухи об Отшельнике Железной башни доходили до нее, на тот момент ей было не очень интересно узнавать больше.

Однако у Аннис она и так уже многое расспросила. Без сомнений, Григорий заставил женщину приглядывать и шпионить за Морган, и пусть Аннис наверняка встанет на сторону Морган просто из ненависти к Верховному скрывателю, если все станет слишком уж очевидным, выбора может не остаться.

– Я включу прослушку обратно, – сказала Морган. – Делайте вид, что все как обычно. Но не упоминайте Искандера или что-либо еще, о чем мы говорили. Хорошо?

Аннис кивнула.

– Ты сказала, есть слово, которое может все это отключить. Какое слово включает обратно?

Морган произнесла:

– Presta atención. – «Обращай внимание». – Спасибо за лекарства и за то, что позволили отдохнуть. Думаю, начинает помогать. И я немного проголодалась.

Аннис слегка запнулась, но наконец сказала:

– Что ж, тогда нам нужно перекусить. Пошли. Я напомню тебе о том, как хорошо здесь готовят.

Она, казалось, выдохнула с облегчением, когда они наконец покинули комнату, и шепнула:

– Получается, они подслушивают? Да поможет мне Бог, я говорю много непотребностей.

– Ведите себя так, будто подслушивают всегда, – сказала Морган. – А если захочется побеседовать тайно…

– Да, я поняла. Я же сказала тебе, что знаю испанский на отлично. – Аннис подмигнула Морган и повела ее к закручивающейся лестнице. – И испанцев тоже.

Морган была уверена, что это хотя бы частично, но так и есть.