Текст книги "Искра"

– Вы видите, как командир войска чужеземного королевства направляется к фаворитке вашего царя, и инстинктивно, вашу мать, пятитесь? – с негодованием спрашивает он.

Ого.

От порочного гнева, что сквозит в его голосе, по спине у меня ползут мурашки и сбивается дыхание.

Он останавливается перед мужчинами, возвышаясь над ними на добрые полфута. Видя яркую черноту его глаз, радуюсь, что это не я попала под удар его свирепого взгляда.

– Мы… мы просто сопровождаем ее в покои.

– Да вы попросту праздно стоите, а она тем временем чуть с ног не валится. – Он сжимает челюсти, в выражении его лица – колкое презрение. У меня сердце ходит ходуном от яростного стремления защитить, хлынувшего из его слов предупредительным рыком вожака волчьей стаи.

Вот сейчас он точно выглядит грозным чудищем, каким его выставляют сплетни. Даже я немного напугана, а ведь знаю, что он не причинит мне вреда. Во всяком случае, физически.

– Я в порядке, – отвечаю я, но голос у меня тихий и хриплый.

Его аура тянется ко мне, застав врасплох, и я охаю от ощущения, как она ласкает мою кожу.

– Да? – приподняв бровь и шипы с тупым кончиком, спрашивает Рип. – Тогда встань прямо.

– О, конечно, а еще я лошадь запросто подниму. Может, еще пробегусь прямиком до Пустоши, – ворчу я.

– Хм, – произносит Рип, явно зазнавшись, от того что добился желаемого ответа.

Он поворачивается к стражникам, которые, похоже, теперь попали к нему в немилость.

– Вам повезло, что я не враг. Повезло, что мой король заключил союз с вашим правителем. Потому что вы оба бездарные идиоты, которые не имеют права ее охранять, – рычит Рип. В его голосе бурлит гнев, а этот гнев словно не дает остыть моей разгоряченной коже, не дает мне сделать вдох. – Уходите, пока я не рассказал царю о вашем поведении.

Стражники изумленно на него смотрят.

– Но фаворитка…

– Я сам провожу ее в ее покои, и со мной она будет в большей безопасности. В отличие от вас, я никогда не дам деру при приближении угрозы.

Внутри все переворачивается, и во мне поднимается волна эмоций. Я должна чувствовать раздражение из-за его вмешательства не в свое дело, но вместо того… чувствую облегчение. Мне легче, когда он здесь, легче, что он по-своему меня защищает. Легче, что он Рип.

– Командир…

– Если бы царь Мидас увидел, насколько вы сейчас никчемны, то подвесил бы вас к золотым балкам. Но открою вам одну тайну. – Он наклоняется ближе к их лицам, шипы на его руках похожи на когти, готовые нанести удар, а чешуйки на щеках мерцают в угасающем свете. – Я подвергнул бы вас более жестокому наказанию.

Слышу, как один из стражников громко сглатывает.

– А теперь валите отсюда. – Он кивает, и этого достаточно. Стражник пихает ключ Рипу в руки, а после эти двое поворачиваются и удаляются, сверкая пятками. Вскоре их шаги полностью стихают.

Я остаюсь наедине с Рипом, и мы смотрим друг на друга. Время словно замирает, растекаясь между нами заледеневшим озером.

Я сглатываю, и Рип ведет взглядом по моему горлу. Кожа на шее вспыхивает, словно его взгляд ощущается прошедшимся по ней гвоздем. Почему мне вдруг кажется, что мое сердце – это олененок, выглянувший из-за безлистого куста? Словно я добыча, запутавшаяся не в зубах или когтях, а в шипах. В шипах, спрятанных в перекрученных ветвях, к которым так охотно подошла сама, а кровь моего сердца покрывает каждую колючку.

Ошибиться невозможно. В эту минуту, в самом уязвимом и слабом состоянии, правда раскрывается, как раздетая догола девица.

Сколько бы я себе ни лгала, сколько бы раз ни пыталась выкинуть Рипа из головы, правда заключается в растекшемся по моей коже румянце и боли в груди.

Этот мужчина с бездонными глазами уже заманил меня в ловушку.

Глава 15

Аурен

Минуты, бегущие между нами, отмечены лишь ударами моего сердца, которые словно подстраиваются под пульсирующую на его шее кровь.

И хотя мы на широкой лестничной площадке, где белые балки перекрещены над головой, как кожаные ремни на его груди, кажется, словно мы стоим в тесном загоне и занимаем все свободное пространство.

Рип внимательно смотрит, как я свесилась над перилами, и если бы я не чувствовала себя так ужасно, то могла бы озаботиться тем, какой слабой кажусь. Но мой разум настолько измучен, что всякое волнение по этому поводу улетучивается через покрытое инеем окно.

– Ты в порядке? – тихо спрашивает он.

Его тон изменился. Стал совсем другим, непохожим на тот, которым он разговаривал со стражниками. Его спокойный голос обволакивает мое тело, словно туман над прудом, освещенным звездами.

– Я? Прекрасно. Идеально. Лучше не бывает, – язвительно отвечаю я, хотя мои слова звучат слишком небрежно, слишком невнятно.

Рип прищуривается.

– Ты пьяная?

– Опьянела от силы. – К превеликому стыду, с губ срывается неслыханно громкое фырканье, и я начинаю хохотать над своей неудачной шуткой. А потом начинаю смеяться еще сильнее над нахмурившимся Рипом, пока все мое тело не трясется от веселья и стоять прямо становится еще сложнее. Ну да, я все же сорвалась. Разум иссяк вместе с моей магией.

Когда у Рипа весело подергивается уголок рта, внутри все переворачивается от этого вида. Мой смех стихает вместе с приливом, а истерика высыхает, как заброшенный берег.

Противоречивые желания вынуждают меня усомниться, хочу ли я от него уйти… или оказаться ближе.

Плохая идея. Плохая, ужасная, жуткая идея.

И все же усталость лишила меня сил, потому что я просто хочу дышать. Перестать составлять планы, покончить с притворством и волнением и просто насладиться моментом. Однако это вероломные воды, а я никогда не была сносным пловцом.

Внезапно заволновавшись, я стреляю глазами по сторонам от необходимости отвлечься, необходимости сделать… хоть что-то, только бы не шагнуть ему навстречу, потому что в это мгновение я себе не доверяю.

– Мне нужно пройти в мою комнату, – вырывается у меня. Голос изобличает мою робость, желание сбежать.

Я резко выпрямляюсь и пытаюсь сделать шаг, но меня охватывает сильное головокружение, и ослабленные ноги подгибаются. Пол уходит из-под ног, как будто ковер внезапно стал скользким, и изо рта вырывается взволнованный звук.

Но я не падаю, Рип обвивает меня сильными руками: одной подхватывает под коленями, а другой – за спину, и меня берут на руки, прежде чем я успеваю потерять равновесие.

Я смотрю на него круглыми глазами.

– Я поскользнулась.

Он издает тихий смешок, такой же прохладный и освежающий, как вода, стекающая по изъеденным временем камням.

– Я заметил, – отвечает он, повторив наш предыдущий разговор. Когда мы были только вдвоем под голубой горюющей луной на краю холодного моря.

Тогда все казалось проще.

Чтобы не проткнуть меня, шипы на его руках исчезают, оседают под кожей быстрее, чем я успеваю моргнуть. Я непостижимо чувствительна к тому, как он обхватывает меня руками, как уверенно поднимает, словно может обнимать так вечность и никогда не отпускать.

Почему оттого мне так хочется плакать?

– Ты меня поймал, – говорю я, но голос мой не громче шепота, и в нем звучит тихий вопрос.

Он опускает подбородок, и его взгляд накрывает меня, как тень в жаркий день.

– Я сделаю это каждый раз, когда тебе понадобится помощь, Золотая пташка.

Теперь голова кружится совсем по иной причине. Я отвожу от него взгляд, в груди будто трепещет стая игривых птиц, кружащих в небе.

– Проклятие, – говорю я, осознав, насколько это плохо. – Тебе нельзя ко мне прикасаться.

Мускулы его рук напрягаются, но на лице все то же непроницаемое выражение. Рип начинает подниматься наверх, держа меня на руках.

– Потому что это не понравится твоему Золотому царю?

Я качаю головой.

– Нет, дело не в том, это… Слушай, ты не мог бы просто меня отпустить?

– Чтобы ты упала? Нет.

Теперь я излишне взволнована. Даже мои ленты скручиваются, натягиваются в свободно завязанных бантах. Я остро ощущаю, как к моей руке прижимаются его нагрудные доспехи, и его сильные объятия. Как же мне дистанцироваться от него эмоционально, когда он так меня держит?

– Я могу позолотить тебя. То есть сделать золотым. Я могла тебя позолотить, – сбивчиво объясняю я, чувствуя, как горит лицо.

– Ты точно не пьяная? – с дразнящей улыбкой спрашивает он.

Великие боги, когда он так на меня смотрит, когда дарит эту едва уловимую, таинственную улыбку, у него все лицо преображается. Рип – очаровательный, привлекательный воин с необыкновенной красотой, и мне чересчур нравится находиться в его объятиях.

Я облизываю губы, и он тут же опускает на них взгляд, а меня наполняет трепет.

– Не пьяная, но сейчас бы правда хотела выпить.

Его улыбка становится шире, и я замечаю, как подергиваются, приподнимаются уголки моих губ, словно желая присоединиться к нему в этом танце.

– Но я могу тебя позолотить, – повторяю я. – Тогда ты станешь статуей, застрявшей тут, на лестнице, а я сомневаюсь, что золото тебе к лицу, командир.

– Не соглашусь. Золото быстро стало моим любимым цветом.

Я ошарашенно смотрю на него, потеряв дар речи.

Я пребываю в таком ступоре, что от нескончаемого удивления меня охватывает новый приступ головокружения, и еще сильнее раскисаю в его объятиях.

– Ох.

Рип берет меня поудобнее, и мне приходится приложить усилия, чтобы голова не запрокинулась назад.

– Ты очень вялая.

Я кладу голову на его крепкую, мускулистую грудь.

– А ты очень твердый, – парирую я.

С его губ срывается низкий, порочный смешок.

– Ты даже не представляешь насколько.

Я тут же вспыхиваю от смущения, а он ухмыляется, ямочки на щеках подчеркивают блеск его чешуи и делают его таким чертовски великолепным, что мне остается только пялиться на него.

Он… заигрывает со мной. И, судя по трепету в груди, могу быть уверена: мне это нравится. Очень.

Это запретное желание – иной вид свободы, я словно пересекаю границу новых земель. Внезапно я ловлю себя на мысли, как мне бы хотелось, что все между нами было иначе, чтобы мы встретились при других обстоятельствах. Чтобы между нами не вставали непроходимой местностью король Ревингер, Мидас и недомолвки… потому что, кажется, это путешествие мне может нравиться.

Как сильно бы все переменилось, если бы он сказал правду о том, кем на самом деле является? Если бы я не чувствовала, будто он уловками и манипуляциями идет по стопам Мидаса?

Во мне снова рождается волна гнева, и даже не на него, а на спутанные сети, в которые мы угодили, потому что я чувствую себя ограбленной. Словно меня чего-то лишили… того, что могло стать моим.

В горле встает ком, и мне никак не удается его проглотить.

– Тебе нельзя ко мне прикасаться, – признаюсь я, хоть и обвиваю одетыми в перчатки руками его плечи. – Я опасна.

Его глаза весело поблескивают, в уголках появляются морщинки, от которых он выглядит намного моложе, не таким неотесанным и грубоватым.

– Сам посуди, – рычу я на Рипа, поднимающегося со мной по лестнице, но, похоже, мои слова только сильнее его веселят.

– Я и правда опасна, – настойчиво утверждаю я, хотя, возможно, мое заявление несколько сомнительно. – Ну, возможно, не сейчас, поскольку я без сил. И не ночью, ведь в это время суток моя сила дремлет, и не…

– Значит, твоя сила проявляется только днем? Так я и думал.

Я поджимаю губы, мысленно дав себе затрещину, но уже слишком поздно. Я была права в том, что сейчас не могу доверять даже себе. Не только в плане чувств, но и в отношении своих тайн. Правда, Рип уже знает мой главный секрет и все же не разоблачил меня. Пока.

В животе все скручивается от тревоги.

– Ты воспользуешься этой информацией против меня?

Рип на ходу опускает на меня взгляд, его аура гудит вокруг него липким мраком.

У него снова та густая борода, как в нашу первую встречу, а не та щетина, с которой он разгуливал по лагерю. Черные волосы на бледном подбородке побуждают меня протянуть руку и прикоснуться к бороде, чтобы просто почувствовать, какая она на ощупь. Острая, как и остальные части его тела? Или мягче, какими кажутся его взъерошенные на макушке волосы?

Несмотря на то, что Рип идет быстрым шагом, меня не трясет в его объятиях. Его движения плавны и грациозны, совсем не такие, какие можно было бы ожидать, просто взглянув на него. Но Рип всегда умел удивлять. Например, удивляет и сейчас, ответив:

– Я и не намеревался тобой воспользоваться, Золотая пташка.

Какое-то мгновение я молчу. Совсем легонько сжимаю руками его плечи, передавая ему свою тревогу.

– Думаю, я тебе верю. Хоть и не стоит.

Я чувствую, как его плечи становятся менее напряженным.

– Да нет, стоит.

Одна из золотых лент выскальзывает из банта и обвивается вокруг его руки, а на его лице появляется чересчур довольное выражение.

– Похоже, твоим лентам я нравлюсь.

– Ну, у них нет мозгов, так что…

Из его груди вырывается и обволакивает меня самый звучный, глубокий смех, что я слышала. Я тянусь к этому звуку, будто хочу укрыться за этим зычным смешком.

Опасно. Я знаю, что опасно находиться так близко к нему – тем более в моем нынешнем состоянии. Я не защищена, мои стены опущены, а мне нужны эти стены, чтобы не обрушиться прямо на него.

Усилием воли я вынуждаю себя отвести взгляд, разорвать пьянящую связь одним рывком ленты.

Стоит мне оторваться от него, как в тот же миг я слышу его разочарованный вздох, чувствую, как поднимается и опадает его грудь под моим плечом.

– Какая из этих комнат твоя?

Рипу, безусловно, нужно об этом знать, но внезапно я смущаюсь.

Почуяв мои сомнения, он говорит:

– Моя – на этом же этаже с другой стороны, на двери снежинки.

Я делаю вид, будто не поглощаю с жадностью это известие.

– Просто пройди по этому коридору и поднимись еще на один лестничный пролет. Это дверь напротив комнаты Мидаса.

Мы почти на месте, и тогда я смогу закрыться и спрятаться от того, как действует на меня Рип.

– Хм.

Я резко поднимаю на него взгляд.

– И что это значит?

Он игнорирует мой вопрос, повернувшись в сторону моих покоев.

– Почему твоя сила исчерпана? – вместо того спрашивает он.

Опять эти игры в «ты – мне, я – тебе», когда мы засыпаем друг друга вопросами и почти не получаем ответы.

Чувствую ухом, как он снова становится напряженным, но его кожаная куртка гладкая и намного мягче, чем я считала.

– Потому что я слишком часто ею пользовалась, – вдруг тихонько отвечаю я.

– И до этого тебя довел Мидас?

– Ему нужно поддерживать репутацию Золотого царя, – с неожиданной горечью в голосе говорю я.

Похоже, Рип улавливает мой настрой, распробовав его и с силой заскрежетав зубами.

– Ты больше не должна позволять ему использовать твою силу.

От прозвучавшего в его голосе осуждения я напрягаюсь.

– Ты не понимаешь, – говорю я, внезапно вспомнив о Дигби. – Я должна.

– Ничего ты не должна, – возражает он.

Снова вибрирует его аура, но на сей раз хаотично и раздраженно. Что же, тут я с ним солидарна, потому как знаю, что делаю, и это притворное послушание необходимо.

Когда он поднимается по последней лестнице, я вспоминаю, как это будет выглядеть и чем нам это грозит.

– Мы почти на месте. Ты должен опустить меня, пока нас не увидели стражники.

Меня смеряют горящим, свирепым взглядом.

– Мне плевать на стражу Мидаса.

Его колкий сарказм вынуждает меня нахмуриться.

– Рип.

– Мы уже это обсуждали. Аурен, ты даже выпрямиться не в силах. Я не опущу тебя, – говорит он твердым и непреклонным голосом, похожим на грубый скрежет камней. – Меня не волнует, дойдут ли до Мидаса слухи, что я прикасался к его фаворитке. На самом деле даже надеюсь, что его об этом известят.

Я вздыхаю от упрямства этого ублюдка.

– Дело не только в Мидасе. Я совершила ошибку, заставив тебя думать, что можно прикасаться ко мне, – тихо говорю я, не в силах посмотреть на Рипа. А если бы это не сумерки? Одно прикосновение. Большего и не нужно, и меня ужасают последствия того, что могло бы случиться. – С моей стороны это было эгоистично. Но тебе нужно перестать ко мне прикасаться ради твоего же блага.

Рип резко останавливается наверху лестницы, а затем круто разворачивается и внезапно сажает меня на плоские перила. Я хватаюсь за них, чтобы найти точку равновесия и не свалиться, но этого и не нужно, поскольку Рип уже меня удерживает.

Он дерзко обхватывает рукой мой затылок, так его стискивая, что у меня по спине пробегают мурашки. Дыхание перехватывает, когда Рип наклоняет мою голову и приближает свое лицо прямо к моему. Он заслоняет собой все, поэтому перед моими глазами – лишь он один.

– Ради моего блага? – вопрос звучит как рык, попавший в паутину чешуек на его щеке. Его голос, словно язык, коснувшийся моих губ, проскальзывает мимо ушей и оседает в груди, отчего все мое тело вытягивается в струнку.

Ленты замирают, как и вся я, будто змеи, попавшие в сети заклинателя.

– Д-да.

Его пылкий взгляд разжигает огонь у меня в животе.

– Мое благо застряло на пиратском корабле, а его аура пылала над Пустошью, как маяк, – сквозь зубы цедит Рип, его хриплый сердитый голос опутывает меня. – Мое благо сжималось от страха перед мужчинами, которые не стоили – ни черта не стоили – в сравнении с ней.

Я в изумлении смотрю на него, чувствуя, что не могу дышать.

– Мое благо ненавидело меня, сражалось со мной, спорило, но мне было все равно, потому что я видел, как аура медленно раскрывалась, раз за разом, и это было потрясающе. – Он поднимает палец перед моим лицом. – Я улучил одно прикосновение. Вкусил раз, и если это и было проявлением эгоизма, то ты должна знать: оно точно было взаимным, Аурен.

Я не могу моргнуть.

Не могу даже думать.

– Что… о чем ты? – От этого вопроса моя грудь поднимается, как колышущиеся волны в неспокойном море.

Я могу утонуть в глубине его бездонных глаз.

Он клацает зубами, словно моя неуверенность действует ему на нервы.

– О том, что ты и есть мое благо. И ради тебя я предоставил тебе выбор, но ты предпочла его.

В голове у меня бушует буря. Извитое скопление кучевых облаков клубится в голове, отдавая эхом в биении сердца и изливаясь дождем слез.

Но ты предпочла его.

– Рип.

– Ты всегда выберешь его. Так ты тогда сказала.

Я вздрагиваю от собственных же слов, брошенных мне в лицо и бурным потоком пробившихся сквозь плотину моих раскалывающихся стен.

– Это по-прежнему так? – спрашивает он, словно отчаянно требуя ответ.

Со слезами в золотых глазах смотрю в черные как смоль очи. Первая капля стекает по щеке, пробившись сквозь лопнувшую решимость. Но когда я открываю рот, чтобы ответить Рипу, слова застревают в горле.

Вместо этого Рип подается вперед, и я повторяю его движение. Мы – ветер и дождь в ладном тандеме. Сидя на перилах, упираясь одной рукой в перекладину, а вторую прижав к боку, чтобы не упасть, я поворачиваюсь, и Рип встает между моих ног. Крепко обхватывая большим пальцем мой затылок, он запускает руку в мои распущенные волосы.

Когда он опускается, касаясь губами моей щеки, чтобы вобрать слезу, у меня перехватывает дыхание. Рип решительно втягивает губами мою необузданность, словно хочет испить из моей души.

А я хочу ему это позволить.

Прижимаясь друг к другу все теснее и теснее, мы ведем себя так, словно находимся не в замке Рэнхолд, где за нами может наблюдать бесчисленное количество людей, а в тайной, созданной нами пустоте, где не существует никого, кроме нас.

Его рот скользит по моей скуле, чуть ниже уха, овевая горячим дыханием чувствительную кожу. Я сжимаю руками перила и не смею шевельнуться – нет, поскольку уже сжимаю ногами его бедра, поскольку хочу только лишь повернуть голову и слиться с ним губами.

– Говори правду за правду, – говорит он шепотом, от которого по коже бегут мурашки.

– Или храни секрет за секрет, – довершаю я.

Он высовывает горячий язык, пропитанный солью моей слезы, и я с трудом заглушаю стон. Чувствуя угрожающий прикус на шее, я запрокидываю голову в рискованном поощрении.

Рип обхватывает мой подбородок так, будто готов испить прямо из моих губ.

– Скажи, Аурен.

Я округляю глаза, страх немного рассеивает чувственный туман. От него у меня колотится сердце, а во рту пересохло. Его слова кажутся простыми, но он просит всего. Если я сдамся, если признаюсь, то обратного пути не будет.

Рип – мужчина. Король. Человек с тайнами и планами. Не хочу повторять прежних ошибок и до смерти боюсь снова испытать боль.

Я качаю головой, и с губ срывается мучительный шепот.

– Я не могу.

Мы оба тонем в разочаровании.

Долгое время мы просто смотрим друг на друга, погруженные в печальное сожаление.

А потом Рип отстраняется, и я, лишившись корней, пошатываюсь, покачиваюсь.

– Давай я отведу тебя в комнату, – говорит он.

Я могу лишь кивнуть, не в силах смотреть ему в глаза из-за страха перед тем, что могу там увидеть.

В мгновение ока его тепло, его сокровенные прикосновения исчезают. Искренность, мягкость сменяются холодной отстраненностью, такой отчужденной, что кажется, будто мы внезапно оказались в другом мире.

И эта холодность мучительна.