Текст книги "Золото"

Рейвен Кеннеди
Золото

Когда чувствуешь, что тебя поглотил мрак, стань сам себе светом.

Freedom. Золотая пленница

Raven Kennedy

GOLD

Copyright © 2023 by Raven Kennedy

All Rights Reserved

Внутренние иллюстрации Виктории Тимофеевой, Даниила Селеверстова

© Конова В., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Глава 1

Аурен

Я лечу.

Громко, громко лечу в пустоту.

Падаю совсем одна с оглушающим грохотом.

Я не закрываю глаза, чтобы не видеть странной темноты. Печаль во мне громогласно причитает, болезненно отзываясь в груди, а по щекам, словно дождь, стекают одинаковые дорожки слез.

Мир разорвало пополам, и меня оторвали от него.

Все кажется неправильным. Неправильно, что меня разрывает на части. Кажется, будто вокруг моих ребер обвились чьи-то пальцы и опустошили меня.

От сильного ветра облезает кожа. Воздух забивает нос и скапливается на языке. В ушах стоит завывающий грохот. В зияющей темноте меня окружают вспышки молний и звезд.

Сквозь все это я вижу разлом.

Вижу зазубренные края неба, вероломный ореанский воздух, зияющий в темноте, будто рана. Сквозь него просачивается жидкое золото, падая студенистыми каплями, которые, сверкнув, исчезают в темноте. Но портал становится все дальше и дальше, а мое тело с непреодолимой силой глубже погружается в лучистую неизвестность.

Я одна. Оторванная от Слейда, я одна в этой темной пустоте без конца и края.

Я падаю и падаю, удаляясь от разлома.

Удаляясь от него. И, словно мало уже пережила ужасов, внезапно меня лишают чувств.

Зрение. Слух. Осязание. Вкус. Обоняние. Все пропало.

И из горла больше не рвутся крики. Или я просто этого не чувствую. Не слышу, как они пронзают слух.

Без чувств, без малейшего намека, что происходит, моя печаль и страх сгущаются. Время тянется и обрывается.

Я понятия не имею, что ждет меня в этой пустоте и так ли ощущается смерть. Но зато теперь знаю, как ощущается падение.

Глава 2

Сайра Терли

Вначале был мост.

Рассказывали, что этот мост ведет в никуда.

Этот мост существовал в небытие. Мост, пройдя по которому люди назад уже не возвращались.

Там между собой сражались холод и краски. Холод побеждал, а краски становились блеклыми.

И я… я пошла.

Я пошла по мосту, у которого не было конца. Я пробиралась по серой пустыне, продиралась сквозь время, которое перестало существовать, и мои тонкие руки покрылись мурашками.

Я была всего лишь девочкой, но я пошла. Потому что и мой отец был вынужден пройти по мосту, и он так и не вернулся.

Никто не вернулся.

Потому я прокралась к мосту, намереваясь найти отца. Я убеждала себя, что справлюсь. И не собиралась отступать.

А теперь, когда моя история рассказана, люди думают, что я продолжала путь, потому как была смелой. Но в действительности я просто боялась упасть.

Потому я пошла.

Сквозь дни и годы. Сквозь воспоминания и мгновения.

Вскоре я поняла, что это не просто путь. Это всепоглощающее погружение в собственное уныние. Я уверовала, что никогда не дойду до другого конца моста и не осознаю величину горя, поселившегося в моей душе. Они шли рука об руку. Они стали единым целым – путь по мосту и путь моего отчаяния. Потому что моя мать умерла, отец пропал, а мне было очень одиноко еще до того, как я начала этот долгий печальный путь.

На том пути я умирала от голода и жажды, а еще очень устала. Прохладный воздух творил, изображал странные звуки, которые доносились из туманного небытия. Например, отцовский голос, который велел мне продолжать. Или голос матери, которая, плача, призывала вернуться.

Но эта бесцветная почва была вечной и твердой, потому я устало брела все дальше и дальше по земле, которая вела меня сквозь вечность. Потому что мне некуда было возвращаться. И нечего терять, если я продолжу идти. А падение казалось очень-очень долгим.

Потому я продолжала идти.

Пока не обессилела настолько, что подумалось: быть может, в итоге мне все же придется сдаться смерти. Бренное тело и отверженная сила духа вышли на опустошенный путь.

А потом все… закончилось.

Забавно, я шла, поскольку боялась сорваться с обрыва. Но у этого бесконечного моста все же был предел. Неровная дорожка тянулась вперед, пока вдруг не оборвалась.

И в итоге я все равно упала.

Странным было то падение. Я не падала, а проваливалась сквозь землю.

Мои исцарапанные и покрытые волдырями ноги скользили в тени земли, а из горла вырывался крик. Я падала и падала сквозь грязь и камни, сквозь грязь и щебень. Мое дыхание превращалось в пыль, а песок не имел опоры.

Я думала, что падение продлится вечность, но потом меня выплюнули, как горький осадок, и я пролетела сквозь облака в аметистовом небе.

Если земля казалась неосязаемой, то небо – жидким. Оно давило на меня своей плотностью, а похожие на вату облака швыряли из стороны в сторону. Земля была вверху, а небо внизу, и я так часто переворачивалась, что от одежды остались одни лохмотья. За спиной развевались широкие полоски платья, напоминая изодранные крылья, и я беспомощно махала в воздухе руками, пытаясь взлететь, но мне удавалось только падать.

Пока вдруг падение не прекратилось.

Как будто сила притяжения – лишь ветерок, а я была легче травы. Кончики моих пальцев дрогнули, а потом я коснулась ногами земли. Изодранные полоски платья развевались вокруг меня, как крылья, которые хотели снова сложиться.

Встав на твердую землю, я почувствовала, как по ней прокатилась волна, и из почвы выросло целое море сияющих голубых цветков. Теперь земля была такой твердой, какой и должна быть, воздух наполнен ароматом цветов, а небо больше не казалось стремительным потоком, уносившим меня прочь.

Я была… здесь.

Я прошла по мосту в никуда и очутилась в неведанном мне месте. Я мало что знала, поскольку никогда не покидала своего городка в Седьмом королевстве, но знала, что я уже не в Орее.

И не была одинока.

На меня во все глаза смотрели люди, переводя взгляд на облака, сквозь которые я падала. Уже тогда я почувствовала в воздухе магию, хоть и не знала, что это за ощущение. Не знала, кем станут для меня эти безучастные наблюдатели. Не знала, почему их уши с заостренными кончиками.

Но скоро узнаю.

Минуют годы, и этот волшебный мир станет моим домом, но я никогда не забуду то бесконечное шествие по мосту. В свою очередь, фейри никогда не забудут, как я пронеслась по небу, будто птица с перебитыми крыльями. Именно так они всегда меня и называли.

Так что да, я боялась упасть. Но без падения я бы ни за что не приземлилась.

И как же это было прекрасно.

Глава 3

Аурен

Удар.

Ко мне вдруг резко возвращаются чувства.

Они с глухим стуком ударяются о границу моего сознания, как бревно о прибрежный камень. Это гулкий ровный звук, напоминающий о мертвых, выброшенных на берег вещах. Некоторые ощущения кажутся болезненно острыми, а другие притупились размытыми и давно утраченными воспоминаниями.

Удар.

Первое, что с напором врезается в сознание, – вкус. Словно пустота лишила меня чувств только для того, чтобы постепенно снова их вернуть.

Я чувствую на языке сладкий и древесный привкус сахарного тростника. Воображаю, как раздваивается стебель, как раздвигаются его края, чтобы я насладилась таящимся внутри вкусом. Помню, как еще маленькой девочкой клала его в рот и высасывала весь сахар. Ощущения настолько реальны, что я даже чувствую, как солнечный свет согревает тростник. Я будто возвращаюсь в Эннвин и снова его пробую. Рот наполняется слюной, когда вкус сахара становится насыщеннее.

Удар.

И вдруг меня окутывает запах.

Цветок. Но я не помню его названия, даже не помню, как он выглядит. Но стоит этому аромату проникнуть, и я вспоминаю, как прижималась носом к маминому пальто. Это воспоминание становится еще одним фрагментом в разрозненном сознании. Аромат насыщенный и глубокий, пьянящий своей цветочной свежестью, и теперь мне хочется заползти в этот цветок и дышать им вечно. Но не только из-за запаха – из-за мамы. Потому что этот успокаивающий аромат лип к ней, как и я сама.

Почуяв запахи, нос, похоже, снова дышит. Затхлый воздух пустоты заменяет мамин запах на что-то более глубокое и безудержное. Словно я попала в пещеру, которую тысячи лет не тревожили ни свет, ни чужое дыхание.

Удар.

Удар.

Следом чувствую кожей другое ощущение. По рукам и ногам проносится искра, возрождающая возможность снова ощущать прикосновения.

А пробуждает это воспоминание рука, которая держит мою ладонь. Это ощущение такое реалистичное, что я сжимаю пальцы, хотя снова кажется, будто я падаю, а желудок ухает вниз вместе с остальным телом. Но эта ладонь, эта мозолистая теплая хватка… Я не вижу его лица, не слышу голоса, но узнаю отцовскую руку. Сильную и уверенную. Дарящую ощущение безопасности. Держась за нее, я знала, что со мной не случится ни ужасов, ни горестей.

Удар.

Удар.

Затем ко мне неожиданно возвращается слух – в разъем моего сознания вставляют круглый предмет, поворачивающий замок.

– Аурен!

Я слышу, как меня зовет мальчишка.

– А-аурен! – Его голос такой смешливый, от радости он немного заикается. Мое имя звучит как пузырьки, лопающиеся с каждой буквой, а в конце раздается хлопок. Это искреннее, искрометное детское счастье сопровождает единственное слово, отзывающееся эхом. От него сердце сжимается от боли.

Когда голос затихает, я опять слышу, как шелестит ветер, как в пустоте гремит гром.

И потом, как дар, возвращается последнее чувство. Словно в темноте разворачивается бумага. Это воспоминание об утре в Эннвине, о мягких желтых лучах, которые ласкали мир так, словно целовали горизонт.

Я снова резко открываю глаза от этого света, хотя вообще их не закрывала.

Ко мне возвращается возможность видеть, и я, не моргая, смотрю на разлом в небе. Теперь он высоко-высоко надо мной и похож на кусок черной ткани, который порезали кинжалом. Он неподвижен и недостижим, а из него сверкающим водопадом истекает жидкое золото, устилая звезды.

Рядом со мной вспыхивают и гаснут молнии, отчего моя кожа сияет, оставляя в темном эфире полосы. На мгновение я забываю о страхе, потому что этот свет в темноте очень красив.

Но после эти рваные края разрыва начинают медленно смыкаться.

И у меня перехватывает дыхание.

Удар.

Удар.

Сердце учащенно бьется в груди.

Я тщетно смотрю, как срастается эта трещина, как восковые пальцы стискивают меня сильной хваткой. Я погружаюсь в эту пропасть между мирами, а волокнистые челюсти смыкаются.

И тогда я чувствую небывалый страх.

И несмотря на эти детские воспоминания об Эннвине, ужас сковывает меня так, что я оказываюсь им стиснутой. Я продолжаю падать и, возможно, застряну в этой промежуточной пустоте с рваными воспоминаниями – и это все, что у меня останется. Возможно, большего я не достойна.

Портал снова затягивается, а это значит, что Слейд не сможет последовать за мной. От осознания этого сердце раскалывается на части. Разрыв закрывается, а сил у меня нет, и я понятия не имею, как поступить, я одна и падаю…

«Не падай. Лети».

Сквозь калейдоскоп мыслей пробивается голос Слейда. Будто все разрозненные частички спаиваются вместе, снова собирая меня воедино.

Он придает мне уверенности, даже когда подо мной нет ничего, кроме воздуха.

«Ты должна прыгнуть в него, детка. Ты должна. Я не могу до тебя добраться».

Я смотрю, как последние дюймы смыкаются все быстрее и быстрее. Рваные полосы пустоты слипаются, словно чернила, растекающиеся по последнему дюйму бумаги, чтобы впитать портал, который был создан – создан для меня.

Я не хотела в него прыгать. Не хотела отправляться сюда одна.

«Посмотри на меня».

Я смотрю на шов, словно там могу увидеть взгляд Слейда. Словно его уже не скрыли от меня.

«Я найду тебя. Я найду тебя в той жизни».

Теперь мои чувства переполнены им.

Я помню вкус его кожи, когда проводила языком по его шее. Помню запах, когда прижималась щекой к его груди. Помню руки, которыми он держал меня в объятиях – уверенных, крепких, безопасных. Помню стук его сердца, бьющегося ради меня.

Звук его голоса, когда называл меня Золотой пташкой.

Помню, как он спустился с небес, словно видение. Свирепый, неистовый воин, явившийся с целью уничтожить мир, чтобы защитить меня. Эти глаза, меняющие цвет от зеленого к черному, пронзительный взгляд, говорящий мне тысячи фраз одновременно.

«Я найду тебя, Золотая пташка. Клянусь. А теперь лети».

Лети.

Раздается гулкий грохот, словно морские волны сталкиваются друг с другом.

Затем, одним последним стежком, разрыв затягивается.

Полностью. Совсем.

Больше не видно разрыва, сквозь который просачивалось мое золото. Не знаю, был ли он там вообще, поскольку мрачная пустота черной бездны окутывает меня удушающим плащом.

Путь назад отрезан. Орея, мир, который я знала, пропал, и все, что мне осталось, – полная неизвестность.

А я… я продолжаю думать об Энвине и слышать голос Слейда.

Он успокаивает меня. Напоминает.

Не падай. Лети.

Могу ли я?

Я закрываю глаза, чтобы перевести дух. Я заглушаю в себе страх. Подавляю слабость. Снова и снова слышу его сильный, уверенный голос, который придает мне сил. Чтобы, когда снова открою глаза, я могла повернуться и смириться со своим стремительным падением.

Чтобы страх придал мне сил.

Вокруг начинает собираться все золото, что стекало через разрыв вместе со мной. Оно течет вокруг моего тела сияющими ручейками, словно откликаясь на чей-то тихий зов. Даже пустота меняется в соответствии с моим настроем. Молнии сверкают золотыми искорками. Звезды начинают дрожать, испуская золотистый свет, который совпадает с биением моего сердца.

Я улыбаюсь в мерцающей темноте. Потому что, как только заставляю себя перестать бояться, понимаю, что отчего-то все кажется… таким, каким должно быть.

Когда в воздухе появляется очередная вспышка молнии, это привлекает мое внимание, и я замечаю одну звезду, что горит ярче остальных. Я чувствую, как она притягивает меня к себе, пока не начинаю щуриться от ее света.

Пока не оказываюсь так близко, что могу дотронуться до нее рукой.

Я скольжу кончиком пальца по ее ослепительному краю, который обжигает меня своим теплом. Стоит мне прикоснуться к нему, как он распадается в темноте, и из него, как из лопнувшей скорлупы, вырывается сияние. Оно переливается потоком, и я падаю в него, позволяя ему увлечь меня в реку звездного сияния.

И я не боюсь.

Потому что уже не падаю. Я парю навстречу неизвестности, поддавшись течению, и уже не кричу, не борюсь и не боюсь.

Мерцающая река света, которая уносит меня прочь, немного напоминает влюбленность. Быстрая и захватывающая, откровенная и сверкающая. Это великолепное утешение, поскольку оно удерживает меня в течении, потрескивая на моей коже и наполняя меня дрожью.

Я снова погружаюсь в поток этого света, словно плыву по солнечному океану. Не знаю, как долго я пребываю в потоке и отливе, но целую вечность парю по течению вместе с его пульсирующей магией, и она согревает меня изнутри.

Затем погружаюсь в землю.

Каждая искорка превращается в крупицу грязи, плодородной почвы, забивающей мне нос и рот. Я в зыбучем песке, но он не затягивает меня в свои недра, а наоборот – выталкивает наверх, наверх, пока…

Пока я не выплескиваюсь в своенравное небо.

Темноты больше нет. Звездного сияния тоже. Исчезли даже песчинки, царапающие кожу. Их сменяет мягкий как пахта свет и пушистые шелковые облака, яркие от солнечного света, который кажется совсем иным, чем в Орее.

Воздух и нов, и знаком. Стоит мне вдохнуть его, как я чувствую того дикого зверя, эта искрометная фейри во мне открывает глаза. Эта моя часть купается в этом вдохе и напевает в груди.

Потому что вот каково оно – просто дышать.

Широко открыв глаза и поджав губы, я раскидываю руки, охваченная небесным потоком, пробуждающим кровь в венах, и мой зверь высвобождается.

Я чувствую свою фейскую сущность, которая всегда вторила мне, и в том идеальном союзе, в этом насыщенном моменте что-то прорывается наружу.

Так же, как перья прорастают из кожи или на стебле раскрываются лепестки. Как из пустых десен режутся зубы или из-за расколотого горизонта проливается свет.

Боль, сопровождающая это ощущения, затапливает меня и вместе с тем дарит освобождение. Это вихрь ощущений, вызванный потерей и возрожденный переменами.

Я ныряю сквозь губчатые облака, как плывущая по воде рыба, пока внезапно подо мной не появляется манящая земля.

Приветственная.

И когда я сворачиваюсь клубочком в ее открытых объятиях, что-то еще сворачивается вместе со мной – вокруг меня. Боль ушла, и осталось только странное, восторженное утешение, которое исходит из самой глубины моей души.

Перед самым приземлением я чувствую, как что-то течет позади меня. Как будто я действительно перестала падать. Как будто я действительно научилась летать.

Они обвиваются вокруг моего тела, как солнечные нити.

Как стальные полосы.

Как лучи тепла.

Как потоки света.

Как…

Как ленты.

Глава 4

Аурен

Я приземляюсь, как камень, что скользит по воде. Без удара и боли. Я просто опускаюсь на землю, погружаясь в поле, покрытое сияющими голубыми цветами.

В итоге я лежу на спине и смотрю в мягкое небо, устланное облаками, похожими на одуванчики. В ушах стоит звон, словно я нырнула на самую глубину, а потом внезапно всплыла наверх.

Где же я?

Кажется, будто мое тело подхватывает спокойным течением, но вместо воды меня удерживают бархатистые цветы. Повернув голову, я вижу, что магией задела бутоны и вокруг меня образовался круг из позолоченных цветов, которые переливаются изысканным блеском на свету, оседающим в почве.

Цветы перестают покачивать меня, сердце гулко стучит в груди и, вдыхая благоухающий воздух, я сажусь и чувствую, как рук касаются эти золотые цветы.

Но это не все, что ко мне прикасается.

Сперва я его не чувствую. Не улавливаю, что полоски золота, намотанные на мои руки, настоящие. Стоит лишь ветерку пошевелить одну из них, разум соглашается с тем, что видят глаза.

У меня перехватывает дыхание.

А еще замирает сердце.

Я сижу среди ослепительных цветов под лавандовым небом, а в мыслях только одно: я сплю или мертва?

Дрожащими руками я поднимаю ленты. Я чувствую их… Не только кончиками пальцев, но и душой. Когда я подхватываю сразу несколько, глаза тут же наполняются слезами, потому что они шелковистые на ощупь.

Великие боги…

Я пересчитываю их, как только родившая мать пересчитывает пальчики на руках и ногах младенца. Сжимаю кулаками обе дюжины, словно держусь за руки друга. Слегка тяну за них и чувствую отголоски в спине, по обе стороны от позвоночника. Ленты кажутся шелковистыми и солнечными.

С губ срывается всхлип. Из глаз текут слезы.

Мои ленты настоящие.

Они не лежат лохмотьями у моих ног. Они не выдраны из моей кожи. Не выдернуты как перья у птицы и не валяются безжизненным оперением на полу.

Они снова со мной.

Меня накрывают боль и шок от воспоминаний о том, как их у меня отняли, и я дрожу всем телом. Ленты здесь, их вернули мне божественным даром, и я чувствую их потерю, отсутствие и возвращение одним махом.

– Они вернулись, – шепчу я, а по лицу градом льются слезы, падая золотистыми каплями на мягкие шелковистые ленты. – Они вернулись.

Я вернулась.

Без них я не была самой собой.

Я чувствую, что могу плакать вечно, что могу выплакаться от охватившего мою душу мучительного облегчения. Но я лишь снова тяну за ленты. Просто чтобы почувствовать. И они еще здесь. Они настоящие.

Я расплываюсь в улыбке – в искренней, душевной улыбке, хотя слезы продолжают капать из глаз, потому что ленты вернулись.

Но улыбка меркнет, когда я осознаю кое-что еще.

Ленты не двигаются.

Я пытаюсь пошевелить ими, пытаюсь побудить их, но ничего не происходит. Улыбка сменяется хмурым выражением, когда я дергаю опять, словно так могу пробудить их, встряхнуть и расшевелить. Я тяну за каждую ленту, напрягая мышцы спины.

Но безуспешно.

Они здесь, они настоящие, но не шевелятся. Ни на дюйм. Как и волосы на моей голове, они просто неподвижно свисают, я не могу двигать ими по собственному желанию. Они как будто больше меня не слушают.

Они просто… недвижимы.

Сердце в груди екает, и из меня вырывается судорожный вздох. Глаза снова наполняются слезами, но я не плачу. Не позволю себе поддаться панике.

Мои ленты вернулись. Это самое главное – на сим мне и нужно сосредоточиться. Они вернулись ко мне каким-то чудом. Даже если больше не смогу ими пошевелить, я буду благодарна и за этот дар, потому что мне словно вернули утраченную часть самой себя.

Может, спустя какое-то время они снова вернутся к жизни. Может, им просто нужно время.

Я вытираю глаза, собираю ленты и кладу их на колени, чтобы полюбоваться. Они такие… яркие. В них появился новый блеск, которого прежде не было. На ощупь они такие же мягкие, как и раньше, но притом кажутся сильнее. Словно под шелковистой поверхностью они снова окрепли.

Но, возможно, в этом есть смысл. В конце концов, я тоже стала сильнее. Я уже не та женщина, которой была до того, как потеряла их, посему вполне разумно, что и они не те ленты, какими были, когда их отрезали.

Я наматываю одну полоску на руку и отрываю взгляд от них, чтобы осмотреться. Меня окружают высокие цветы. Еще пошатываясь, я поднимаюсь, чтобы оглядеться получше. Но стоит мне это сделать, как я вскрикиваю от боли. Я смотрю на свои обожженные, покрытые пятнами ступни, и дрожу, пытаясь удержаться на ногах.

Ой.

Ну, хотя бы теперь я знаю, что не мертва. Не сомневаюсь, что смерть была бы довольно милосердной и уняла бы мою боль. А значит, все, что случилось на Слиянии, оставило свой след.

Слияние…

Явь и воспоминания пробуждают эмоции, повергая мое тело в непомерный шок. Он давит на меня, сменив радость и неверие болью и невероятной усталостью. Вынужденное подавление моей силы, которое я пережила, дает о себе знать, вгрызаясь в мое тело острыми зубами. Дышать становится сложнее, и я покачиваюсь на ногах, когда меня захлестывает головокружение.

А потом я слышу шепот и удивленный ропот.

Я в удивлении разворачиваюсь, ленты запутываются на талии. В тридцати футах от меня стоят две дюжины людей. За ними простирается поле с цветами, бутоны которых излучают мягкое голубое сияние. Люди взирают на меня с неподдельным восхищением.

Восхищением… и страхом.

Я открываю рот, но вместо того, чтобы что-то сказать, у меня вырывается лишь болезненный стон. Ноги дрожат. Ропот голосов усиливается.

– Она… из золота.

– Ты смотрел на небо? Видел, как она упала с него?

– В точности как птица с перебитыми крыльями!

– Взгляни на ее спину!

– Отойди! Нам нельзя там быть!

– Но взгляни! Она золотая! Как она может быть золотой, если…

Я судорожно осматриваюсь, но перед глазами все расплывается от головокружения.

– Я…

Слова застревают в горле, но я вижу, как ко мне направляется человек. Пока я пытаюсь удержаться на ногах, она преодолевает половину расстояния и останавливается только тогда, когда я пытаюсь отступить назад и чуть не падаю от боли, охватившей обожженные стопы.

Волосы у женщины похожи на нити шелковой паутины, которые она собрала в пучок на макушке. Незнакомка останавливается передо мной, широко распахнув серые глаза, и глядит на меня так, словно увидела призрака.

– Льяри Ульвере, – произносит она и поднимает руку, накрывая ею рот, окруженный морщинками. А потом женщина останавливает полный слез взгляд на лентах, свисающих с моей спины.

– Что? – Мой голос кажется мне чужим, я едва его слышу.

Перешептывания за ней становится громче, они повторяют одни и те же слова. Я чувствую исходящее от них явное удивление.

– Вы явились в точности, как и она – птица с перебитыми крыльями.

Не знаю уж, можно ли считать меня птицей, но я точно чувствую себя немного побитой.

– Вы Льяри Ульвере, – снова произносит она, и ее голос немного срывается.

Как и у меня. В висках стучит, а голова начинает кружиться, путая мысли.

– Не понимаю…

По ее щеке стекает слеза, хотя на тонких губах появляется улыбка.

– Это значит, что все хорошо, леди Аурен. Потому что вы дома.

Потрясение от сказанных ею слов становится последней каплей, которая сбивает меня с ног.

У меня подгибаются коленки, и я падаю на землю, чувствуя, как горят ступни.

Я не могу произнести ни слова. Разум не в силах осознать ее слова. Я истощена. Полностью. Не только лишилась сил, но и самой себя. Я в шоке от случившегося на Слиянии, от долгого одинокого падения и от ее поразительных слов. Меня медленно охватывает парализующая слабость, а перед глазами все меркнет.

Но в голове продолжает кружить ее голос, напоминающий моток ниток, стягивающий мое сердце.

Потому как она сказала, что я дома.

Потому как она произнесла моя имя.

И в темноте подсознания ее слова звучат громко и отчетливо.