Текст книги "Золото"

Я держу наемника за руку, и мы покидаем замок так, что никто нас не замечает. Мы цепляемся за каждую тень, склоняемся к свету, передвигаемся будто призраки. А потом оказываемся на холодной разрушенной земле Седьмого королевства, по которой армия фейри направляется к Орее. Направляется к королевству, которое меня отвергло.

Я вполне тебе верю.

Интересно, а поверят ли мне и жители Ореи?

Глава 14

Озрик

Бывают и правда очень поганые звуки. Такие, что задевают вас побольнее и выводят из себя.

Например, когда жуют. Это бесит, особенно если учитывать, что я не один год провел с солдатами и наемниками. Вяленое мясо жуется очень долго и смачно, и я не раз давал тумаки солдатам за то, что те противно скрежетали зубами.

Есть еще один звук, который ранее мне досаждал.

Хрип.

Когда много лет прослужил убийцей, хрип становится почти таким же обыденным явлением, как удары клинков. После них обычно захлебываются и давятся кровью. Но иногда хрип может длиться часами и даже днями, пока наконец не прекращается и солдат не умирает. Хрип – то же самое, что водить ногтями по фарфоровой тарелке.

Его хватает, чтобы я стремглав вылетел из палатки любого лекаря.

Но сейчас…

Я смотрю на неподвижно лежащего на кровати человека с землистым лицом.

Рисса хрипит. Каждый ее вдох сопровождается хрипом.

Не знаю, это шумит кровь у нее в горле или жидкость в легких, или еще какая-нибудь хрень, в которой я ни черта не разбираюсь, потому как я, черт возьми, не лекарь. Но одно я знаю точно: пока Рисса хрипит, она жива.

Поэтому в последнее время хрипы – мой любимый звук.

Я слышу, как сзади открывается дверь, и внутрь, шаркая, заходит Ходжат.

– Вы снова здесь, капитан?

– Не снова. А до сих пор.

Я не покидал Риссу. Ни одного раза за последние несколько недель.

Он цокает и встает с другой стороны кровати, начиная расставлять на столике свои склянки. Я смотрю, как Ходжат достает чистую салфетку и последовательно выливает на нее настойки.

При таком ракурсе мне полностью видны левая половина его лица и шрамы от ожогов, которые поднимаются к уголку глаза. Я никогда не интересовался, откуда у него ожоги. Это его личное дело. Но сейчас мне нужно на что-то отвлечься.

– Ты убил того ублюдка, который так с тобой поступил?

Ходжат замирает.

– Капитан Озрик, я лекарь, а не убийца.

– Хочешь, убью за тебя? – Во мне скопилось столько гнева, что хочется уже его выплеснуть. И в этом мне поможет чье-нибудь убийство.

– Я сказал, что я не убийца, но это не означает, что тот человек жив.

– О. Рип? – Наверняка он давным-давно разобрался с тем подонком, который изувечил Ходжата, – когда впервые привел его в Дэдвелл.

– Я не спрашивал.

Таким людям, как Ходжат, лучше этого и не делать. Некоторым с подобным не совладать. Но я… Убийство всегда было тем делом, с которым уж я-то точно мог совладать.

– Убийство не для слабонервных.

Ходжат поворачивается к Риссе, держа салфетку.

– Мне снова нужно сменить ей повязку.

Я сжимаю зубы, но жестом велю ему продолжать.

Он смотрит на меня.

– Стоит ли напоминать, что, когда я в последний раз менял ей повязку, вы чуть не проломили стену?

– Ну и что?

Я содрогнулся, когда увидел ее зияющую рану, увидел, сколько из нее сочилось крови. Увидел кинжал, торчащий у нее в груди.

Мне снова и снова хочется прикончить того, кто с ней это сделал. Интересно, сколько ударов кинжалом я могу ему нанести, пока он не задохнется и не помрет?

– Капитан, лечение – зрелище не для слабонервных.

Я скрещиваю на груди руки.

– Я никуда не уйду.

Ходжат вздыхает, и в ту же минуту я слышу:

– Что это ты тут делаешь с нашим скромным лекарем?

Я поворачиваюсь и вижу Джадда.

– Когда ты вернулся? – спрашиваю я.

– Только что… – Он смотрит на Риссу с откровенным беспокойством. Может, я и не покидаю палату лекаря, но Джадд? Он шарахается от них, как от чумы. Не может даже рядом находиться с тяжелораненым. – Рип рассказал, что случилось, – говорит он, переводя взгляд на меня. – Ты в порядке?

– Проклятие, а похоже, что я в порядке?

Он окидывает меня взглядом.

– На самом деле нет. Выглядишь хреново.

Я хмыкаю и замолкаю.

– Погоди, Рип? Черт возьми, когда ты с ним виделся?

Джадд прислоняется к стене, стараясь казаться спокойным, но то и дело переводит взгляд на Риссу.

– На обратном пути из Первого королевства. После того, как заключил новое соглашение с королем, сделал привал в Третьем королевстве, чтобы дать отдых тимбервингу. В столице поднялся переполох после того, как король Рот его покинул.

Я с удивлением приподнимаю брови.

– Он был в Третьем королевстве? Райатт сказал, что Слейд пытался открыть портал в Дролларде.

– Он не смог, – говорит Джадд. – И до сих пор не может.

– Черт.

– Угу. Видимо, это его разозлило, и теперь он жаждет мести.

Услышав, что он отправился в Третье королевство, я почувствовал какое-то извращенное удовлетворение. Это королева Кайла прислала сюда своего брата и стражу. Они с Ману – причина того, что Рисса лежит без сознания в палате лекаря, в груди у нее рана, а дыхание хриплое.

– Что он натворил в Третьем королевстве?

Джадд улыбается. И эта улыбка пугает.

– Кайлы там не обнаружилось, но он сгноил ее замок. И парочку стражников. А потом отправился в Дерфорт. Там-то я его и нагнал. Как чувствовал, что после он отправится туда.

Я молчу, покрутив в мыслях это название, а потом до меня доходит.

– Это место, где Аурен удерживали в плену, когда она была ребенком.

– Да.

Я хмурюсь.

– Но мы же разобрались, когда он впервые поведал нам о Дерфорте. Эта сволочь Мидас уже убил того мужчину, на которого она работала, и всех его приспешников. – Мидас хорошо заметал следы.

Джадд пожимает плечами.

– Думаю, ему этого мало. Он решил отравить улицы Ист-Энда и Уэст-Энда. Стереть их с лица земли.

– Серьезно?

Джадд кивает.

И чего я удивляюсь? Слейд не впервые устраивает такие кровавые расправы. Просто обычно он занимался ими в обличии командира Рипа, а не короля Ревингера. Но теперь, когда Райатт стал новым командиром, похоже, Слейд выпустил на волю свою гниль.

Я горжусь им. Жаль только, не могу заняться этим вместе с ним, но мне важнее находиться здесь.

– Куда он полетит потом?

– Не знаю. Он позволил мне немного повеселиться, а потом улетел. Не захотел компании.

Я оглядываюсь на Риссу. Пока я отвлекался, Ходжат начал менять повязку, с помощью серебряных инструментов снимая старую. Мельком увидев ее красную плоть, я сжимаю зубы.

– Помнишь, ты спрашивал о Третьем королевстве? – спрашивает Джадд, снова привлекая мое внимание к себе.

– Да…

Он отталкивается от стены.

– Пойдем, кое-что покажу.

Я качаю головой.

– Я ее не оставлю.

– Капитан, если позволите… – вмешивается Ходжат. – Скоро явятся мои помощницы, чтобы омыть леди Риссу. Ради ее же блага, вы все равно должны покинуть комнату.

Я открываю было рот, чтобы возразить, но он машет на меня рукой.

– Вам нужно поесть и отдохнуть, – строго выговаривает лекарь. – А еще вам самому не мешало бы помыться.

Джадд ухмыляется.

– По-моему, наш дорогой лекарь только что сказал, что ты воняешь, как грязная задница. Пойдем. Чем скорее уйдешь, тем быстрее вернешься.

Скрепя сердце я встаю со стула, затем, наклонившись над Риссой, осторожно убираю от ее бледного лица светлые волосы.

– Я вернусь, Желтый колокольчик. Ты просто дыши ради меня, – шепчу я, после чего поворачиваюсь и выхожу из комнаты вместе с Джаддом. – Надеюсь, это что-то стоящее.

Вместо того, чтобы пойти направо и подняться по лестнице, мы идем налево по более узкому коридору.

– Поверь, это ты захочешь увидеть.

Заинтригованный, я спускаюсь с ним по лестнице на самый нижний уровень. Туда, где в комнатах холодно, воздух влажный, а окон нет, кроме щелей шириной в несколько дюймов. Мы оказываемся рядом с двумя стражниками. Оба встают и отдают нам честь, когда мы проходим через тяжелую дверь.

– Какого черта мы делаем в подземельях? – спрашиваю я.

Не ответив, Джадд останавливается у первой камеры.

Я заглядываю в тусклое и сырое помещение, и глаза лезут на лоб, когда я замечаю фигуру.

– Я же говорил, – с безумным блеском в глазах говорит Джадд.

Тело на полу шевелится, и я сразу же понимаю, кто это.

Подонок Ману Иоана.

Человек, пытки которого я не раз представлял, когда Рисса хныкала во сне или ее лицо искажалось от боли. Теперь я понимаю, что пережил Слейд, когда Аурен не приходила в себя после событий в Рэнхолде.

Это та еще чертова пытка.

– Слейд полетел в Третье королевство не только для того, чтобы заразить гнилью Галленриф, – рассказывает Джадд, покачиваясь на пятках.

Я чувствую, как мои губы растягиваются в ухмылке, которая, наверное, скорее напоминает оскал волка, смотрящего на свою жертву. В этом я не сомневаюсь: Ману и есть моя жертва, и скоро у меня появится новый любимый звук.

Звук мольбы Ману, когда я выплесну на него гнев.

Я протягиваю руку в ожидании получить ключ, который у Джадда, несомненно, при себе. Он запускает руку в карман и протягивает ключ мне.

– Хочешь, останусь? – спрашивает он, смотря, как я вставляю ключ в замок и открываю дверь камеры.

– Нет.

– Ладно, – зевнув, говорит Джадд. – Он мешал мне всю дорогу.

Я смотрю на бесчувственное тело Ману.

– Ты его вырубил?

Джадд пожимает плечами.

– Может, раз или два.

Я фыркаю.

– Пришлось. После того, как Рип вытащил из него гниль, он превратился в сущий кошмар. Думаю, он не слишком-то обрадовался своему похищению.

– А еще ему, наверное, не понравится, что его заключили в темницу и подвергли пыткам, – говорю я, сев на хлипкий тюфяк.

– Развлекайся. – Джадд хлопает меня по плечу и уходит. Я слышу, как удаляются его шаги, пока не стихают совсем, и в камере раздается только дыхание Ману.

Его ровное нормальное дыхание без единого хрипа, мать его.

Я закипаю от ярости, чувствуя, как по венам растекается гнев. Я пышу злостью, поднимающейся как пар, который можно увидеть только в самые жаркие дни на восходе.

Несколько минут я просто смотрю на него. На его мятую синюю тунику и жилет. Распущенные волосы черного цвета. Сапог на Ману нет – видимо, потерял во время полета. Он выглядит не таким собранным, как в нашу последнюю встречу.

Но когда я с ним покончу, он будет выглядеть еще хуже.

Я просто сижу, пока у меня не начинают подергиваться пальцы. Он шевелит руками и ногами, сжимает веки. А потом я наклоняюсь к двери и со всей дури ею хлопаю. От громкого лязга Ману очухивается и переворачивается.

Он пытается сесть и судорожно озирается. А когда понимает, что находится в темнице, а перед ним сижу я, с его лица пропадают все краски. Лодыжки и запястья у него связаны, поэтому он чуть не падает, пытаясь отползти назад.

– Где я? Что происходит? – кричит Ману. У него перехватывает дыхание от тревоги. – Это противозаконно! Я – советник королевы и ее брат. Она объявит войну!

Я молча смотрю не него, прислонившись к стене и скрестив на груди руки.

– Где он? Где Ревингер? – требовательно спрашивает Ману, лихорадочно озираясь.

Я пристально смотрю на него.

– Вы не можете запереть меня здесь! – Изо рта у него вылетает слюна, а лицо начинает багроветь.

– Не стой столбом! – кричит Ману, еще хватаясь за мысль, что он хоть как-то контролирует ситуацию. – Я заслуживаю суда. Заслуживаю присутствия на нем моей сестры-королевы. Меня нельзя просто взять и запереть в темнице. Я хочу знать, где твой король!

Наверное, он не один день болтал, умолял и требовал. Но меня таким не проймешь.

– Вы не имеете права! – Ману безуспешно пытается разорвать веревки, связывающие его запястья, кожа на которых уже содралась. – Я требую аудиенции у Ревингера!

Выдав свою тираду, он задыхается, а мое затянувшееся молчание совсем лишает его спокойствия. Наверное, Ману голоден. Томится от жажды. Все тело ноет от тягостного путешествия. Но Ману понимает, что это только начало.

Он еще сильнее ерзает под моим взглядом и от моего бездействия. Спустя несколько минут я замечаю, как он сглатывает.

Теперь я полностью завладел его вниманием.

Я медленно опускаю руки на колени, наклоняюсь вперед и смотрю прямо в его чертовы глаза, произнося пугающе тихим голосом:

– Позволь, я расскажу тебе, как все будет происходить.

Его руки дрожат.

– Наверху на больничной койке лежит женщина, которой вонзили в грудь кинжал.

Ману отводит взгляд.

– Она пролежала там несколько недель. И все из-за тебя.

Он мотает головой.

– Это не я ударил ее кинжалом! Это был человек из Второго королевства!

Кинжал летит из моей руки так быстро, что Ману даже не успевает осознать. Он даже не замечает, что я выдернул кинжал из ножен. Ману кричит, когда клинок вонзается ему в плечо, и ударяется спиной о стену. Он потрясенно смотрит на оружие, торчащее из его тела.

– Я не попал тебе в сердце. Точно так же, как тот кинжал не попал в ее сердце.

По лбу Ману стекает капля пота, и он быстро дышит, смотря на меня.

– Теперь твоя судьба неразрывно связана с ее судьбой. Если заколют ее, то и тебя тоже, – даю я мрачное обещание. – Если она истекает кровью, то и ты тоже. Если она не может пить, то ты тоже не можешь.

Он таращит глаза.

– Если она испачкается, потому что смертельно ранена и даже встать не может, тогда ты тоже будешь сидеть в куче своего дерьма.

Теперь у него трясутся не только руки, но и все тело.

Я говорю так тихо, что почти рычу:

– А если она умрет, тогда ты тоже умрешь, ублюдок.

Пот льет с него ручьями.

Ману неловко поднимает локоть, чтобы вытереть подбородок, но шипит от боли, когда клинок еще глубже входит в плечо.

– Чего ты хочешь? – дрожащим голосом спрашивает он. – Моя сестра заплатит любой выкуп. Она заключит с тобой сделку. Ревингер хочет, чтобы сняли запрет на импорт – я могу это осуществить. Он хочет информации – я могу ее предоставить.

Я встаю и подхожу к нему, а потом наклоняюсь и выдергиваю кинжал. Ману кричит от боли, пока Кровь хлещет из раны, быстро пачкая его тунику.

– Я не хотел ранить ту женщину. Правда, не хотел, – хрипло взмолившись, заявляет он. – Я говорил им не трогать ее. Они не послушали!

– Но именно ты провел их сюда.

Я убираю кинжал в ножны, а потом достаю из кармана ключ и отпираю дверь. Выйдя, я снова ее закрываю, а Ману в этот момент пытается подняться на ноги, хотя лодыжки у него связаны. На его лице написано отчаяние, а рубашка пропитана кровью.

– Подожди! Я сказал, что моя сестра даст тебе все, что захочешь! Чего ты хочешь?

Я со скрипом поворачиваю ключ в замке и снова поднимаю на Ману взгляд.

– Я ничего не хочу.

Мои шаги эхом разносятся по коридору, сопровождаемые только криками Ману, который просит меня вернуться.

Однако я солгал. Одного я все же хочу. Но оно у меня уже было. На одну чертову секунду оно у меня было, а потом это отняли. И с каждым днем, пока Рисса лежит в той постели и не просыпается, у меня все меньше шансов вернуть желаемое.

Глава 15

Аурен

В последующие пять дней я возвращаюсь на поле и всматриваюсь в небеса. При виде парящей птахи или просвета в облаках от предвкушения задерживаю дыхание, но снова и снова разочарованно вздыхаю. Я крадусь как вор посреди ночи и всенепременно в сопровождении Ненет. Она прячет меня в повозке Кеффа, и они везут меня под покровом ночи и рассвета.

И с каждым днем со мной на поле приходят все больше фейри и тоже смотрят.

Пока они смотрят на меня, я ищу разлом в небе, который так и не появляется.

Слухи о моем падении перестали распространяться, и Вик больше не приходит, чтобы поговорить. А вот люди приходят. Приносят мне подношения, оставляют корзины, полные перьев, и всячески стараются не наступать на позолоченные цветы, словно это принесет им несчастье.

Тем временем меня спасает одна-единственная мысль.

А если Слейд открыл еще один портал… только не здесь?

Эннвин – огромное царство, и владений в нем теперь гораздо больше, чем я помню. Если Слейд открыл еще один разлом, то нет никаких гарантий, что это произойдет здесь, в Гейзеле. Выходит, он может быть где угодно. Нам могут разделять мили и океаны, и, возможно, мы этого даже не узнаем.

Шансы, что Слейд окажется на этом поле, почти равны нулю.

Эта мысль меня тяготит, но последние несколько недель я пытаюсь ее заглушить. Однако сейчас, уединившись посреди ночи в своей тайной комнате на чердаке, где компанию мне составляет лишь быстро догорающая свеча, эта мысль завладевает мною полностью. Я смотрю на пламя, отбрасывающее оранжевые блики на стены, и терзаюсь размышлениями.

Я не думала, что однажды снова окажусь в Эннвине, и теперь понимаю, насколько оторвана от реальности. Все здесь кажется неизведанным. Словно мне снова пять лет и меня везут в Орею. Мне не по себе, и я чувствую из-за этого вину, словно предаю свое наследие.

Но самое сильное чувство я испытываю, когда вижу разочарованные взгляды фейри. Слышу, как они шепотом обсуждают мой отказ Вику. Отказ Вульвину. Даже дети смотрят на меня так, словно я натворила что-то страшное. Но как я могу возглавить восстание, если ничего о нем не знаю?

Так странно – возвращаться туда, откуда ты родом, и понять, что на самом деле ты скиталица, оторванная от мира и плывущая по течению.

Сон никак не идет, поэтому я сдаюсь, когда до рассвета остается пара часов. На столике у кровати лежит кучка собранных мною камней – по одному за каждый день, проведенный в поле. Каждый из них я обратила в чистое золото.

Не знаю, для чего я это делаю. Может, чтобы оставить видимые отметины о минувших днях. Или чтобы напомнить себе, кто я и на что способна. Мое положение здесь довольно шаткое, но я остаюсь собой, и моя магия всегда при мне.

И хотя днем жидкое золото свободно льется из моих рук, а ночью я по-прежнему управляю любым золотом, что окружает меня, кое-что претерпело изменения.

По моему золоту теперь бегут черные линии. Черные линии гнили.

Я вижу их на камнях. На золоте, которое сделала для себя и ношу каждый день. Гниль проникает в мое волшебство всякий раз, когда я призываю силу. Она неизменно пронизывает расплавленный металл. На Слиянии меня обвинили в краже силы Слейда, но я этого не делала…

И все же.

Я смотрю на камни, на каждую тонкую венку, обвивающую их. Его гниль переплетается с моим золотом, как плывущие по воде нити.

Как это произошло? И почему?

Моя магия словно изменилась. Я чувствую притяжение, которого прежде во мне не было. Не то искушающее притяжение, что раскрывается внутри, а то, что манит извне.

Возможно, это он меня манит.

Странно, но так я чувствую связь с ним, хотя мы находимся в разных мирах. Мне нравится, что его гниль слилась с моей магией. Но стоит мне ее увидеть, в груди болит. Сердце щемит.

«Может, сегодня он будет там… – нашептывает мне тихий голосок. – Может, сегодня он наконец придет».

Эта надежда наполняет теплом, которое я не хочу гасить.

Вынудив себя встать с кровати, я переодеваюсь в простое, но чистое серое платье, завязываю ленты вокруг талии и накидываю на плечи плащ, застегнув его на шее. Потом просовываю ноги в сапоги из мягкой и чуть мятой кожи спереди.

Светлая сторона: теперь мои ноги полностью зажили благодаря Эстелии. Кожа больше не шелушится, а стопы выглядят так, словно и вовсе не были обожжены. Теперь, когда ко мне вернулись магические силы, а тело восстановилось, кажется, будто Слияния и не было. Я снова похожа на себя прежнюю.

Кроме разве что одного… ленты по-прежнему не двигаются. Они похожи на кусочки ткани, которые ниспадают с платья.

Им просто нужно исцелиться, продолжаю я себя убеждать. Им просто нужно время.

Не знаю, правда ли это, но так я себе говорю. Им просто нужно больше времени. Как и мне. Как и Слейду. Чтобы мы смогли друг друга найти.

Смахнув со стола золотые камни, я кладу их в карман и чувствую ногой их тяжесть. Затем расчесываю волосы и заплетаю их в косу, задуваю свечу и спускаюсь по лестнице.

Оказавшись на первом этаже, чувствую долетающий с кухни аромат свежеиспеченного хлеба с сиропом – Турсил и Эстелия уже трудятся не покладая рук, хотя час еще ранний. Когда вхожу на кухню, изо рта текут слюнки при виде мягкого света от огня в печм и мерцающих фонарей, стоящих на столе.

Турсил оглядывается, что-то помешивая в огромной кастрюле на плите, а Эстелия перестает месить.

– Вы встали раньше обычного, – улыбаясь, подмечает она.

Сегодня утром волосы Эстелии повязаны яркой лентой того же оттенка, что и оранжевые полосы у нее на щеках. Но моим вниманием завладевает небольшой медный браслет на ее тонком запястье. Потому что посредине, на белом овале, нарисован символ птицы с переломанными крыльями. Тот самый, что был на кольце Вика. Тот самый, что я видела на заколке Ненет.

Я отвожу взгляд.

– Не могу уснуть, – отвечаю и сажусь на стул.

– Ненет вернется только через час. Может, поедите, если проголодались?

– Конечно, она проголодалась, – вклинивается Турсил и уже достает корзинку. – Я приготовлю вам яичницу.

– Спасибо.

Я смотрю, как слаженно они работают, и улыбаюсь их тихому перешептыванию.

– Ты уже закончила с хлебом, любовь моя? – спрашивает Турсил. – Не стоит сейчас так его мутузить.

Она резко смотрит на него.

– Продолжишь и дальше так себя вести – придется отмутузить тебя. Уж хлеб замешивать я умею. И, смею заметить, получше некоторых.

Он протягивает руку и похлопывает ее по ягодицам.

– Я тоже умею замешивать тесто, – стиснув ее в объятиях, говорит Турсил, но Эстелия шлепает его по руке.

– Следи за манерами, или выкину тебя со своей кухни.

– Мы оба прекрасно знаем, что ты будешь очень по мне скучать.

Она закатывает глаза, а он добродушно усмехается, демонстрируя ямочки на щеках, отчего становится похожим на мальчишку, и целует Эстелию в скулу.

– Ты меня любишь.

– Угу, – отвечает она, но я замечаю улыбку на ее лице, когда Турсил отворачивается.

Турсил быстро готовит яичницу, а затем выкладывает ее на тарелку вместе с фруктами и протягивает мне.

– Ешьте, миледи.

– Выглядит аппетитно.

Я с готовностью принимаюсь за еду, но между делом поглядываю на часы, висящие над раковиной. Они показывают время, перемещая цветную жидкость, которая темнеет в течение дня.

– Вы ведь тоже встали раньше обычного?

– Сегодня мы получили дополнительный заказ с постоялого двора дальше по улице, – отвечает Турсил. – У них заняты все комнаты, так что и еды нужно больше. Мы должны привезти им обед, а потом заняться приготовлением завтрака здесь, чтобы успеть к открытию.

– И обед нужно приготовить за час, чтобы я успела его отнести. Ты же знаешь, как я не люблю опаздывать, – предупреждает Эстелия.

– Мы все успеем.

Я слизываю с губ фруктовый сок.

– Хотите, я вам помогу? – предлагаю я.

Они оборачиваются ко мне.

– О нет, вам не обязательно это делать, миледи, – говорит Эстелия.

– Нет, правда, – говорю я и встаю. – Вы стольким мне помогли. Я бы хотела помочь и вам. И чем-то заняться.

Они переглядываются, а потом Турсил пожимает плечами.

– Тогда идите сюда, леди Аурен. Никогда не помешает дополнительная пара рук в помощь.

Оказывается, лишняя пара рук не всегда в помощь.

Ну, во всяком случае, когда это не мои руки.

Стоит Турсилу увидеть, как я перетираю ломтики картофеля для супа, как он тут же теснит меня в сторону. Я знать не знала, что перетирать можно неправильно. А еще я случайно сожгла деревянную ложку, и немного пепла упало в бульон.

Вряд ли они рассчитывали на такой пикантный вкус.

Потом Эстелия попросила меня нарезать свежие овощи, но в итоге я поранила палец и все заляпала кровью. Ей не только пришлось воспользоваться магией, чтобы нанести на рану целебную эссенцию, но еще она, отвлекшись, чуть не сожгла хлеб, который пекла все утро.

Пока взбудораженная Эстелия бегала на постоялый двор, Турсил попросил меня приготовить тосты для утренней подачи в серветерии. И знаете что? Тосты тоже сложно готовить.

После того, как я сжигаю пятый ломтик, держа его над огнем щипцами, Турсил отодвигает меня в сторону.

– Простите меня за мои слова, но… может, готовка не входит в число ваших навыков? – мягко говорит он, но настойчиво забирает у меня инструмент.

– О да. Я так и не научилась готовить.

К пяти годам я умела читать, когда была еще младше – научилась ездить верхом, а еще я помню, как плавала в Эннвине.

Но готовка… нет.

– Но я точно люблю поесть, – добавляю я, в сотый раз извиняясь за то, что все испортила.

Он усмехается.

– Присаживайтесь, миледи. Я принесу вам один из пышных пирогов Эстелии, пока она не вернулась, а вы разложите чай по пакетикам. С этим, думаю, у вас трудностей не возникнет.

Он ошибается, и я доказываю это тем, что все же случайно роняю все банки с чаем, в результате чего он перемешивается; оставшееся время мне приходится заново все сортировать.

Но пирог просто потрясающий.

Уже почти наступил рассвет, но Ненет еще не вернулась. Она сильно задерживается, из-за чего я начинаю беспокоиться. В итоге я занимаю себя тем, что помогаю Эстелии и Турсилу готовить серветерий к открытию. Я расставляю посуду и столовое серебро, а они несут все это в столовую. И работают они слаженно: вытирают столы, ставят на них красивые хрустальные тарелки и вазы со свежими голубыми цветами с поля Сайры.

– Где ты этому научилась? – спрашиваю я у Эстелии, когда она заканчивает сворачивать салфетки в красивых птиц, которые будут украшать тарелки.

– У мамы. Этот серветерий принадлежал моей семье на протяжении нескольких поколений. Мы коренные жители Гейзела.

– Твоя семья жила здесь, когда в Эннвин прибыла Сайра Терли?

– Да, – тепло улыбаясь, говорит она. – Они рассказывали мне истории о ней. О том, как она встретила принца фейри в нашем городе. О том, как, став принцессой и даже королевой, возвращалась сюда во время наших полевых праздников, чтобы отпраздновать с нами. Все здесь ее любили. Она была хорошим правителем для фейри.

– Похоже, она замечательная.

Эстелия наклоняет голову.

– В ваших жилах течет ее кровь.

Я снова опускаю взгляд на ее браслет.

– Получается, ты тоже из Вульмин Дирунии?

Она опускает взгляд туда же и вертит пальцами браслет.

– Ненет рассказала, что вы познакомились с Виком. Он хороший фейри и давно сражается за наше дело, но он прав. Нам нужен стимул для новых свершений. – Вздохнув, Эстелия отпускает браслет. – Гораздо большее, чем выставление на стол тех голубых цветов и ношение герба Терли.

– И вы искренне верите, что это восстание поможет Эннвину?

– Кэррики стали тиранами. Все началось с ореанцев, но теперь они считают любого фейри ниже себя. Это скользкий путь, и власть, которой они нас притесняют, будет только усиливаться.

– А Вульмину хватит сил их свергнуть?

– Если мы все выступим против, это возможно.

– Думаете, все к этому готовы? – с любопытством спрашиваю я.

– С каждым днем положение дел становится все хуже, – мрачно отвечает Эстелия. – До нас только что дошли слухи, что один город полностью стерли с лица земли, потому что кто-то из его жителей высказался против нового закона. Поговаривают, у фермерских городов полностью отбирают товары, а в обмен фермеры ничего не получают. Если становится известно, что какой-нибудь город… не слишком благоволит нашим правителям, то его народ облагают погибельными налогами. И не говоря уже о том, как относятся к любым ореанцам или фейри, в жилах которых течет ореанская кровь. Они полностью лишены всех прав.

Внутри у меня все бурлит от тревоги, как вода в стоке.

– Так что да, леди Аурен, думаю, Вульмин Дируния готовы к восстанию – нам просто нужен стимул, который побудит наконец это сделать.

– И вы считаете, что этим стимулом должна стать я?

– Думаю, да, и тут не важно, поддержите вы Вульмин или нет, – говорит она. – Одним своим существованием вы напомнили нам о том, какой здесь была жизнь прежде. Нам нужно действовать как можно скорее, потому что в противном случае все станет только хуже.

– Думаю, что кое-что похуже может подстерегать нас уже сейчас, любовь моя.

Услышав мрачные слова Турсила, мы поворачиваемся к нему. Он стоит у окна возле раковины, отодвинув занавеску, и смотрит в зазоры между ставнями.

– Что случилось? – спрашивает Эстелия, а потом вскакивает и идет к нему.

Внезапно кто-то стучит в дверь кладовки, которая находится между столовой и кухней.

Турсил опускает занавеску и смотрит на нас с напряженным лицом.

– Сидите тут.

Эстелия встает рядом со мной, и мы видим, как он исчезает за вращающимися дверями. До нас доносится звук открывающегося замка и приглушенные голоса, а потом Турсил возвращается, ведя за собой встревоженную Ненет.

В отличие от прочих наших встреч, сейчас ее распущенные волосы висят липкими пучками, и серебристые пряди кажутся очень тонкими без обычной прически. Ее лицо, покрытое морщинками, белее снега.

– Что такое? – спрашивает Эстелия.

Сердце бьется сильнее, когда я вижу, как Ненет заламывает руки.

– На улице Каменные Мечи. Я потратила уйму времени, чтобы добраться сюда, потому что старалась не вызвать подозрений. – Она замолкает, глядя на Турсила. – Они обыскивают каждым дом.

Все на кухне напрягаются.

– И что они ищут?

Ненет смотрит на меня серыми глазами.

– Человека, который упал с неба.

Проклятие!

У Эстелии вырывается приглушенный крик.

– Они знают?

– Сомневаюсь, но, похоже, до них дошли слухи, раз они стали задавать вопросы. Гейзельцы не соблюдали необходимую предосторожность.

– Или кто-то кого-то подкупил, – мрачно говорит Турсил.

– Они бы этого не сделали, – упорствует Эстелия.

– Возможно, не все здесь так верны, как раньше, – говорит он. – Люди запутались, ведь монархи много лет постепенно все переиначили и только всех запутали.

– И что же нам делать? – спрашивает Ненет. – Уже скоро они постучат в дверь серветерия.

– Леди Аурен можно спрятать на чердаке, – уверенно говорит Эстелия. – Мы впустим их, дадим поискать. Они ее не найдут.

– Ни в коем случае, – сделав шаг вперед, возражаю я. – Вы все останетесь тут, а я выскользну через заднюю дверь.

– Нельзя! – восклицает Эстелия, и ее оранжевые щеки вспыхивают. – Если улицу патрулируют Каменные Мечи, вам нужно оставаться в доме.

Я качаю головой.

– Я не останусь здесь, так как не хочу навлечь на вас беду.

Эстелия хватает меня за руку и смотрит с отчаянием.

– Мы хотим вас защитить.

Я тепло улыбаюсь ей.

– И вы защитили. Не волнуйтесь за меня. Я могу сама о себе позаботиться.

– Но…

– Вы стольким мне помогли, я благодарна вам – всем вам, – говорю я, глядя и на Ненет с Турсилом. – Но мне пора уходить.

Если из-за меня в Гейзел придет беда, значит, я злоупотребила их гостеприимством. Никто из них не заслуживает такой угрозы.

У Эстелии дрожит подбородок.

– Мне не нравится ваша идея. Я все же считаю, что вам стоит остаться. Они не найдут вас, мы в этом убедимся.

Я сжимаю ее руку, и мое сердце тоже сжимается.

– Я так и не смогла найти того, кого искала. Мне все равно пора продолжать поиски.

Она опускает плечи и все же сдается.

Я отпускаю ее руку.