Текст книги "Потому что ты мой"

Ли уходит в ванную просушить волосы. Она то включает, то выключает фен, прислушиваясь к непринужденному щебетанию Мейсона. Нет бы и с ней так разговаривать, а?

Закончив, она торопится на кухню. Опрокинутый стул Мейсона валяется на полу. Аккуратная горка ягод накренилась. Задыхаясь от паники, Ли обшаривает комнатушку взглядом.

– Мейс? Мейсон? Где ты, милый?

Ли заглядывает под стол, в шкафы, проверяет каждый угол и даже корзину для белья, в нее Мейсон до сих пор может спрятаться при желании. Роется в горах одежды, открывает и закрывает двери, а потом подбегает к кухонному окну. Вот он, стоит под деревом в саду.

Она на цыпочках выходит через заднюю дверь, стараясь не напугать мальчика, но шагах в десяти от Мейсона окликает его.

Он дергает головой.

– Тише, не то упорхнет.

– Мейсон, мы уже говорили на эту тему. Тебе нельзя выходить из дома без разрешения.

– Тсс…

Мейсон тычет пальцем себе под ноги.

– Что там? – приблизившись, спрашивает Ли.

– Птичка. Красногрудый дубоносовый кардинал, судя по оперению, хотя… – Он склоняет голову набок. – Да нет, точно кардинал.

Ли разглядывает маленькое тельце у ног сына.

– Она ранена?

Мейсон поддевает птичку ногой, но та не шевелится.

– Мертва, похоже.

– Тогда не трогай ее. Птицы разносят всякую заразу.

– Но, мама, я же не собираюсь эту птицу есть, просто рассматриваю.

– Заканчивай свой завтрак. – Она смотрит на часы. – У меня скоро клиент, да и Ноа вот-вот придет.

Мейсон приседает рядом с тельцем.

– Эта птица не редкая, – бормочет он, не обращая внимания на слова матери. Встает на ноги. – Пока Ноа не пришел, хочу почитать про рождественского фрегата.

«Что еще за рождественский фрегат, черт бы его побрал?»

– Как скажешь.

Они направляются к дому.

– А ты знаешь, что рождественский фрегат не имеет с Рождеством ничего общего?

– Нет.

– А что рождественские фрегаты не имеют ничего общего с Рождеством и живут на острове в Индийском океане?

Ли качает головой.

– А что рождественский фрегат – редчайшая морская птица с острова Рождества?

К тому времени, как они заходят в дом, Мейсон с его однозадачным мозгом уже забывает о пичуге из сада.

– А что рождественский фрегат – редчайшая морская птица с острова Рождества, рядом с Австралией?

Мейсон проходит мимо Ли – на цыпочках, как всегда шаркая – и снова садится за стол. Кэрол как-то посоветовала занять Мейсона айпадом, чтобы он мог копаться в интернете и играть… Но он не из тех детей, кто воспринимает мир через ощущения: кинестетикам нравятся ткани с грубой текстурой, музыка, ароматная еда, порой даже яркие цвета и гаджеты. Ли довольно быстро поняла, что Мейсон совершенно другой: ему, наоборот, нужно меньше ощущений. Он предпочитает натуральные ткани, защищается от шума наушниками, а от яркого света – солнечными очками и не любит прикосновений. А если уж чем-то заинтересован, то чуть ли не с маниакальной одержимостью.

Она прекрасно понимала, что в отличие от нее подруги не общаются с Мейсоном изо дня в день – разве что Грейс. Дети подруг постоянно ищут новые впечатления, лезут повсюду, жаждут увидеть и исследовать все и вся, изматывая родителей неуемной энергией до такой степени, что вечером в постель те падают совершенно без сил. Вместе с тем Мейсон на редкость любознателен и в умственном плане намного превосходит сверстников, так что даже взрослым бывает трудно угнаться за его быстрым разумом.

Ли ощущает инаковость сына в общении с людьми как черту, которая отделяет ее от подруг. Сама Ли не видит в ней ничего плохого, даже ее приветствует, а вот Элис и Кэрол все время пытаются заставить их с Мейсоном вылезти из своей «норки».

Ли берет любимые энциклопедии: единственное, что осталось от матери после стольких лет. От пожелтевших страниц в липких пятнах от снэков, которые когда-то, читая, трущила Ли, веет затхлостью. Она пробегает пальцами по ломкой бумаге, и та потрескивает в ответ.

Теперь ей нравится листать почерканные маркером страницы – свидетельство попыток самообразования. Она частенько засиживалась за энциклопедиями в бесконечно скучный, вязкий летний день и в хмурое зимнее утро, когда с неба валил снег, укутывая дом белым одеялом.

Оставив сына наедине с энциклопедией, в надежде, что там найдется нужный раздел с птицами, Ли принимается рыскать по кухонным шкафчикам в поисках кофе. Увы, они с Грейс извели последнюю упаковку. Приходится довольствоваться травяным чаем. Ожидая, пока закипит чайник, Ли мечтает о густом, как пудинг, турецком кофе, внезапно на нее наваливается усталость, хотя еще нет и девяти утра.

Ли рассматривает профиль Мейсона и, как это часто бывает с родителями, думает о том, до чего же быстро летит время. Кажется, еще вчера он был совсем крохой. Ли вспоминает детство мальчика, тяжелое прошлое, от которого она пыталась убежать, тайны, которые она хранила. Мелькает мысль о том, как сильно ей хочется вина, аж до головокружения. Нет!

С чашкой чая Ли спускается в студию и принимается подметать волосы Грейс, затем расставляет баночки с шампунями, пока не слышит стук в заднюю дверь – Ноа приехал.

Ли с радостью бросается его встречать. Сердце начинает биться чаще всякий раз, когда она открывает дверь и здоровается с Ноа. Ли помнит его до мельчайших подробностей: темные волосы, спадающие на лоб, ровный и четкий пробор, больше похожий на шрам, тело пловца в идеально сидящей одежде, которая подчеркивает хорошо развитую мускулатуру. Гладкая оливковая кожа, источающая природный мускусный запах, такой аппетитный, что Ли просто хочется съесть его обладателя.

– Привет!

Взгляд зеленых глаз Ноа смягчается при виде девушки.

Она сглатывает, внизу живота разливается жар. Несколько дней назад Ноа задержался допоздна, и они провели за разговором несколько часов. Ли надеялась на прощальный поцелуй, но увы. С тех пор она корит себя за упущенную возможность.

Надев маску невозмутимости, она шире распахивает дверь.

– И тебе привет! Как по часам.

Ноа бросает взгляд на винтажный «Ролекс».

– Вообще-то даже на три минуты раньше.

Она делает шаг в сторону, пропуская его.

– Чая?

Ноа бросает взгляд на чайник.

– Опять завязываем с кофе?

– Да нет, просто кончился. – Ли пожимает плечами.

Ноа знает о ее бесконечной борьбе с кофеином. Когда Ли проигрывает, потчует его убойно крепким варевом, а спустя неделю уже предлагает слабый травяной отварчик, пахнущий цветочками.

– Так я и думал. – Ноа достает из сумки термос. – Как видишь, пришел подготовленным. Только понюхай… – Он сует термос Ли под нос, и она робко его отталкивает.

– Нашел чем шутить.

Ее взгляд снова падает на термос. Защитного цвета, с серебристой крышкой – где-то она недавно такой уже видела.

Проходя мимо, Ноа задевает локоть Ли, внизу ее живота простреливает молния.

Он входит в столовую, здоровается с Мейсоном и ровным рядом выкладывает учебные материалы. Глядя, как Ноа опускается на стул, Ли сгорает от томительной жажды размять ему плечи и осыпать поцелуями шею.

«Возьми себя в руки, Чемберс!»

– Ребята, у вас все в порядке? – прокашлявшись, спрашивает она.

Ноа оборачивается, на лице мелькает сексуальная улыбка.

– Все хорошо. Спасибо.

Ли наливает еще кружку чая, пытаясь подавить сексуальный голод последних недель, а затем закрывает за собой раздвижную дверь. Пройдя на цыпочках в студию, садится в кресло и, крутанувшись на нем, совсем как недавно Грейс, замирает перед зеркалом.

Какая ирония судьбы: они с Ноа выросли в Нашвилле, буквально в соседних районах, но никогда не встречались. Только после того, как Грейс их познакомила, Ли узнала, что он эрготерапевт. Это было невероятной удачей, но в то время она не могла позволить себе его услуги.

Только открыв собственную парикмахерскую и отложив достаточно денег, Ли, по совету Грейс, обратилась к Ноа за профессиональной помощью для сына. Тот любезно согласился, и теперь, видя, как хорошо идут дела у Мейсона, Ли жалеет, что не встретила Ноа много лет назад. Он так добр к мальчику и так не похож на его биологического отца, что Ли готова плакать от счастья.

Ли отгоняет мысль о настоящем отце Мейсона, как еще совсем недавно отгоняла мысль о вине.

Не сегодня.

За то, что Ноа делает Ли скидку, она бесплатно стрижет его раз в две недели, втайне затягивая работу и наслаждаясь этим временем. Ей нравится водить пальцами по его голове, откинутой на раковину. Смотреть, как подпрыгивает адамово яблоко, когда он расслабляется от ее прикосновений. Проводя скользкими от кондиционера пальцами от шеи к макушке, по вискам и ко лбу Ноа, она ощущает нечто эротическое. Порой Ли даже разминает ему плечи, наслаждаясь тем, как в ее руках размягчаются мышцы. Ноа всегда говорит, что в ней погибла талантливая массажистка, но Ли балует таким особым вниманием только его. Жаждет прикасаться только к его мокрым волосам.

Всякий раз, когда Ноа оказывается у Ли в кресле, она думает о том, чтобы наклониться и поцеловать его. Представляет себе во всех деталях, как именно это сделает. Воображает, что он ответит ей, притянет к себе…

Ли моргает, отгоняя грезы, и таращится на свое отражение. Из зеркала ей подмигивают усталые глаза – большие, серые, обрамленные густой бахромой черных ресниц. Пожалуй, глаза – это лучшее, что в ней есть. Элис недавно рассказывала про новую лазерную процедуру, которая помогает «прояснить и омолодить» усталый взгляд. Правда, Ли об этом пока не задумывалась – главным образом из-за нехватки денег. Но все-таки стоит лучше заботиться о себе, по крайней мере, купить хороший крем для век. Чуточка усилий не повредила бы.

Из столовой доносится голос Ноа, и Ли томно вздыхает. Все же есть надежда на большее, возможно, удастся перевести отношения на новую ступень… Можно сказать, что Ноа сам идет в руки. Всего-то и надо сказать о своих чувствах – а там будь что будет. За столько времени она уже поняла, что Мейсону с ним хорошо и уютно. Что ей терять?

Ли отворачивается от зеркала и ждет, пока плотские желания испарятся. Время закрутить роман еще будет, а пока нужно думать о главном. Ее жизнь сейчас застыла в шатком равновесии. На первом месте – Мейсон, потом борьба с зависимостью от алкоголя, а затем бизнес. Она поворачивается обратно к зеркалу. Да и многое еще нужно привести в порядок. Многое…

Стук в дверь первой клиентки вырывает Ли из задумчивости. Она поднимается, чтобы открыть.

«Существует глубоко похороненная, тщательно оберегаемая тайна».

Ли наклеивает на лицо улыбку и распахивает дверь.

«Правда, которой она не делится ни с кем».

Секретный

прилагательное

1. Сделанный или совершенный в тайне от других

2. Скрываемый ото всех, кроме небольшой группы посвященных

Порой я спрашиваю себя, а действительно ли знаю людей, которые меня окружают? Их многочисленные грани, их тайны, их сложные жизни, их ложь.

Сколько секретов хранит в рукаве каждый из нас?

Мы боимся не понравиться?

Боимся, что нас осудят?

Боимся последствий?

Так и есть.

Я всегда умела хранить секреты… секреты других людей: подруг, родственников, незнакомцев, но еще лучше у меня получается их создавать.

Никто и не подозревает о моих тайнах, хотя порой мне так хочется, чтобы о них догадались.

– Нет, ну я просто обязана рассказать вам, что было сегодня ночью. Это умора. Серьезно, просто умора. – Элис поправляет шарф на ключицах и орет на дочь, узурпировавшую пожарный шест на игровой площадке «Две реки». – Оливия! А ну живо слезь с этой палки!

– Надеюсь, лет через десять ты ей таких слов говорить не будешь, – шутит Кэрол, очищая апельсин для своей дочки Зои.

Ли сидит в парке на одной скамье с Кэрол, Элис и Грейс и не сводит глаз с Мейсона, который, стоя возле качелей, играет с воздушным змеем. Такая встреча для подруг – своего рода ритуал: они собираются вместе с детьми днем после школы хотя бы раз в неделю.

Элис выпрямляет ноги, и ее яркая юбка шелестит у лодыжек.

– Серьезно? Мне не до шуток. Оливия сейчас прямо-таки одержима шестами. Как увидит, сразу обвивается вокруг и виснет. Я спрашивала почему, и знаете, что она ответила? Мол, это так приятно.

– Не маловата ли она для такого? – смеется Грейс.

Элис поднимает солнечные очки на лоб.

– Женщина с рождения… – Она выгибает брови, и ее «авиаторы» соскальзывают на место. – Так вот, этой ночью у нас с Фредом в кои-то веки случился секс. Начали, значит, и я вдруг чувствую такую… неловкость. Прикидываете? Неловкость… под собственным-то мужем! Лежу, пытаюсь расслабиться, но только подумаю о презервативе, черт бы его побрал, и…

– Фу! Вы что, до сих пор с презиками? И это-то в тридцать с лишним? – спрашивает Кэрол.

– Ну, не у всех же мужья соглашаются на вазэктомию.

– Уела.

– Так вот, я вся расстроенная из-за презерватива, и вдруг… вдруг происходит… инцидент.

– Какой еще «инцидент»? – любопытствует Грейс.

Элис вздыхает.

– Ну, лежим мы, значит, в миссионерской позе, и вдруг воздух между нами… как пукнет!

Кэрол прыскает, брызгая соком из апельсина.

– Нифигасе! – смеется она, облизывая пальцы. – Право, я в жизни большей хохмы не слыхивала!

Ли закатывает глаза под солнечными очками и тоже добродушно смеется. Ох уж эти приятельницы с их байками о сексе! Ли ни с кем не спала с тех самых пор, как родился Мейсон. Пока Элис и Кэрол жалуются на храп мужей и недостаток романтики, Ли спит одна ночь за ночью и уже забыла, что такое секс. Одиночество стало неотъемлемой частью ее жизни. Перед глазами мелькает образ Ноа, но Ли прогоняет фантазию и с улыбкой поворачивается к Грейс. Слава богу, та тоже без партнера, иначе Ли оказалась бы в компании подруг белой вороной.

– Настоящий пердеж, грудью к груди! – продолжает Элис. – Я такая: «Ну и что теперь? Начнем при поцелуях зубами стукаться, будто шестнадцатилетние?» Я серьезно, это что вообще такое? Эй, Оливия, а ну слезь с шеста и пусти на него других, не то уйдем сию же минуту! Слышишь меня, дорогуша?

– Вы хоть кончили? – спрашивает Грейс, краем глаза приглядывая за Лукой, который катится на животе с горки.

– Да. – Элис собирает подол юбки и завязывает под коленями в узел. – Не знаю, как нам так повезло. Оба смутились донельзя. Очень грустно, ведь когда-то мы срывали друг с друга одежду при первой возможности. А теперь будто два неуклюжих великовозрастных девственника.

Кивнув, Кэрол вручает помятый апельсин Зои.

– У меня история еще круче. На днях мы с Чарли в первый раз за три месяца занялись сексом. Целых три месяца, каково? Управились секунд за двенадцать. Позорище, да и только.

– Все из-за детей. – Элис переводит взгляд на Зои с Оливией.

Те носятся за Лукой, а Мейсон сосредоточенно мастерит змея, не обращая внимания на суету вокруг.

– В смысле, – продолжает она, – вы помните, как просыпались по выходным и… например, нежились в постели, а не сразу вскакивали из-за голосов малышни? То им неймется поделиться тем, что приснилось, то рассказать, что хотят на завтрак, или пожаловаться на свои мелкие неприятности.

Ли тянет бурно запротестовать. До Мейсона она влачила мрачное существование, проигрывая битву со своими демонами, и… нет. Невообразимо. С Мейсоном крайне тяжело, но он стал ее якорем. Он помогает ей выжить, и она никогда не вернется к прежнему.

– А еще наши спиногрызы любят лупить прямо по мочевому пузырю, словно чуя, куда именно врезать, чтобы ты побежала писать, – добавляет Грейс.

– Я не шучу, иногда мне кажется, что Оливия и впрямь пробила мне мочевой пузырь коленкой. – Элис вздыхает. – Как раз на днях разговаривала обо всем этом с Фредом. Знаете, как у нас было раньше? Каждое утро я осыпала его пылкими поцелуями…

– Тошнотными, – шутит Грейс.

– А потом шла готовить кофе и блинчики. Мы неспешно занимались сексом, валялись в постели и решали, как проведем день. Никаких значительных забот и тревог, лишь размышления о том, где купить еду навынос и что за фильм взять в прокате. Эх, какие тогда были блокбастеры… На самом деле, раньше мы действительно выбирали, как распорядимся днем. Вы хоть представляете, каким странным это кажется теперь?

– Ну да, понимаю. Еще бы! – Кэрол бросает взгляд на Ли, наконец заметив ее молчание. – Эй, Ли, ты как?

Ли с натянутой улыбкой встряхивает головой.

– Извините. Я сегодня чутка рассеянная. Плохо спала. Но звучит и впрямь ужасно. Я о вашем пуке.

Подруги смеются, Элис утирает слезы.

– И когда страстного любовника подменили просто соседом по комнате, а, девчонки?

– У меня есть теория, – встревает Кэрол. – По себе сужу: родительские обязанности и романтика не очень-то совместимы. Читала в одной статье, что супруг превращается в кого-то вроде родственника. Кажется, это называется привыканием.

– Так и есть, – кивает Грейс. – Постоянно об этом говорю, потому и развелась. Кому охота спать с родней?

Сколько бы Ли ни читала о растущем числе разводов и распавшихся союзов, ей все равно хотелось найти пару. У нее никогда не было нормальных отношений. И жаждет она так же сильно, как и счастья для Мейсона. Мысли вновь сворачивают на Ноа, и внутри становится жарко.

– Мы живем на Юге, сама знаешь, – шутит Кэрол. – Так что спать с родственниками… – Она бросает взгляд на телефон, вибрирующий в руке. – Тьфу ты! Моя мать.

– Ответь, – требует Грейс.

– Ответь, пожалуйста, – просит Элис и, дурачась, молитвенно складывает руки. – Шерил – звезда души моей!

– Громкую связь для нас включишь? – с внезапным интересом добавляет Ли.

– Ладно, – со вздохом соглашается Кэрол и подпускает в голос энтузиазма. – Привет, мама! Я сейчас в парке с девчонками, так что не могу разговаривать долго…

– По-моему, у меня рак.

Ли аж дергается. Обычно эмоциональные выбросы Шерил смешны, хоть и граничат с ипохондрией. Вспомнить хоть тот случай, когда ее чуть не арестовали за кражу манекена в «Кмарте»[2]2
  «Кмарт» (англ. Kmart) – сеть розничных магазинов в США. Основана в Детройте в 1899 году.


[Закрыть]: она захотела надетое на него платье, а то не предназначалось для продажи. Или случай в автобусе, когда Шерил отказалась уступить место беременной: мол, о стариках все забывают, к тому же будущие матери по всему миру носят корзины на головах и младенцев за спиной, так что постоять немного в транспорте сущий пустяк. Или когда Шерил чуть не довела внучку до слез, запрещая смотреть диснеевский мультфильм про принцессу: дескать, это вредно, потому что он учит полагаться на мужчин. Какой нелепой ни была бы ситуация, Шерил неизменно давала повод для веселья.

Кэрол театрально возводит глаза к небу.

– Нет у тебя никакого рака.

– Нет, есть, я знаю.

– Еще раз: у тебя нет никакого рака.

«У нее стопроцентно нет рака», – повернувшись к Элис, произносит Грейс одними губами.

– Знаешь, Кэрол, твой отец-то, он ведь умер от рака. Так и со мной может случиться.

– Мама, это все при мне было, помнишь? Я в курсе, что папа умер.

– Тогда ты должна знать, что у меня тоже рак и я скоро умру, и все вы, девоньки, останетесь без матери. О боже. В этом-то, – ее мать с резким вздохом понижает голос до шепота, – все и дело.

Шерил разражается тирадой о боли и уплотнениях в своей правой груди. На этой неделе – грудь, на прошлой – мозг, на позапрошлой – щитовидка, поджелудочная, лимфоузлы и толстая кишка, если Ли не подводит память. Вот где настоящий ипохондрик, и Ли с подругами боятся, что, когда Шерил прижмет по-настоящему, ей попросту никто не поверит.

– Ты грудь регулярно проверяешь? – Кэрол грозит Зои пальцем, шипит на дочь и велит бросить ветку, которой та гоняет Луку.

– Нет, но, когда мы с Эрни дурачились, он схватил меня за грудь и сказал…

– Ой, мама, замолчи немедленно! Ты разговариваешь по громкой связи.

Грейс и Элис, смеясь, наклоняются поздороваться с Шерил. Ли было нелегко воспринять даже то, что Шерил вообще начала с кем-то встречаться после смерти мужа. Но шуры-муры с почтальоном Эрни – это вообще ни в какие ворота.

– Мне пора. Нет у тебя никакого рака груди, поняла?

– Но я зашла на один сайт, и ты не поверишь, что там написано. Подожди, сейчас найду… – Из телефона доносится шелест бумаги.

– Ты что, распечатала статью? У тебя же вроде принтер сломался?.. слушай… Ладно, не важно. Просто кончай гуглить всякую ерунду. Нет у тебя рака, ты как огурчик. Как ни придешь к врачу, все у тебя хорошо. Прямо-таки отлично. В твоем возрасте таких здоровых людей еще поискать.

– Ха-ха, Кэрол. Очень смешно.

– Мне правда пора.

– Передай моей сладенькой внученьке громадный поцелуй от бабули.

– Хорошо, мама. Я тебя люблю. – Под несколько озабоченными взглядами подруг Кэрол бросает сотовый обратно в сумку. – Курам на смех, да? Нет у нее рака.

– Да конечно нет, – соглашается Грейс. – У твоей матери все болячки надуманные.

– А вот если бы был, что тогда? Мы в завещании назначили ее опекуншей на случай, если нас с Чарли не станет, но вдруг не надо было? Что, если мама умрет?

Ли содрогается. К несчастью, она знакома со смертью близких не понаслышке. Пережив ужас утраты, после смерти матери Ли осталась с отцом, которому было совсем наплевать на дочь. Сиротство Мейсона – ее худший кошмар.

– Вот почему я иногда думаю, что друзья с детьми лучше подходят на роль опекунов, – заявляет Элис. – Наши родители одних детишек уже воспитали, и на новых у них попросту нет сил. Мы серьезно подумываем о том, чтобы переписать завещание.

Грейс бросает взгляд на Ли и ободряюще улыбается. Эту тему они поднимали уже много раз, поскольку обе матери-одиночки, Грейс убедила Ли привести дела в порядок.

Месяц назад Грейс затащила ее к своему адвокату, и тот составил документ, который оставалось лишь заверить. Набрасывая черновик завещания, Ли наблюдала, как Грейс скрупулезно прочесывает его пункт за пунктом – вдруг они что-нибудь упустили?

Ли вдруг преисполнилась уверенностью.

– Ты согласна?

– На что именно? – сняв очки, Грейс переключилась на Ли.

– Я о Мейсоне. Ты его заберешь, если со мной что-то случится?

Никогда слова не давались ей тяжелее.

– Уверена? – Грейс потрясенно прижала руку к груди. – Это ведь решение огромной важности.

Ли кивнула:

– Мейсон тебя обожает. Вы легко находите общий язык. Я же вижу.

Грейс тогда чуть не раздавила ее в объятиях и сказала, что польщена такой честью.

– Я бы попросила тебя позаботиться о Луке, но Чэд наверняка начнет войну, добиваясь опеки над сыном.

Ли подняла глаза к потолку и промокнула рукавом слезы. Решение далось ей нелегко, но она была как никогда уверена, что Грейс – правильный выбор.

* * *

– С твоей мамой будет все хорошо, – говорит Ли. – Ничего с ней не случится.

– Ну еще бы, она ведь хочет пить мою кровь, пока я сама не превращусь в седую старушку.

– Все равно тебе повезло, что она у тебя есть, – пожимает плечами Ли.

– Тебе легко говорить, – вздыхает Кэрол, просматривая сообщения.

Ли согласилась бы на любую мать. Завтра очередная годовщина смерти ее собственной, и каждый год мысли о покойной омрачают повседневную жизнь – от родительских обязанностей до работы и приготовления еды, – становясь единственным, о чем Ли в состоянии думать. Это болезненная, тщательно избегаемая тема, единичное воспоминание, за которое зацепился разум, день, когда изменилось абсолютно все, когда она сама стала… другой.

Раньше Ли топила боль в алкоголе. Напивалась вином до отключки и, проснувшись на следующий день с квадратной головой, с облегчением понимала, что ужасная дата осталась позади. До следующего года.

С тех пор как Ли в завязке, Грейс превратилась в ее палочку-выручалочку. Ли понятия не имеет, как справилась бы одна. Много лет у нее не было хорошей подруги, способной подставить плечо, а теперь Грейс – один из тех немногих подарков, за которые она благодарна жизни, даже когда та бьет ключом по голове.

– Зои, детка, пошли! – кричит Кэрол.

Ее голос возвращает Ли в реальность – на площадку, к друзьям, пакетикам с фастфудом, сумкам, бутылкам с водой, Мейсону и целому списку неотложных дел на сегодня. Помахав рукой, Ли прощается с приятельницами и снова мысленно возвращается к матери, спрашивая себя, чем бы она пожертвовала за еще один день, проведенный с мамой. За день вроде этого. За возможность болтать с ней по телефону. Ссориться. Потешаться с подругами над ее старческими глупостями.

Она делает шаг вперед и зовет сына.