Текст книги "Потому что ты мой"

Мейсон запускает в полет воздушного змея и, время от времени ослабляя бечевку, наблюдает, как тот покачивается на ветру. Ли не устает удивляться способности сына погружаться в какое-то занятие настолько плотно, что у него не возникает ни малейшего желания бегать, прыгать или играть. Ли приводит его на свои встречи с подругами специально, чтобы он поиграл с другими детьми. Но каждую неделю клянется себе больше так не делать, потому что он остается предоставлен самому себе.

– Готов, милый?

Мейсон кивает и начинает сматывать бечевку, опуская воздушного змея. Относит его в багажник и пристегивается к детскому автокреслу. Домой они едут молча – Мейсон сегодня не в настроении слушать радио, а Ли вновь погрузилась в привычные мысли. Кто она? Кем стала?

– Есть хочу. Очень. Сейчас упаду в обморок от голода. – Слова Мейсона отвлекают Ли от навязчивого мысленного самобичевания.

– Не упадешь.

– Я такой голодный, что потеряю сознание ровно через сорок шесть секунд, если не съем ничего существенного, – для большей убедительности Мейсон хватается за живот.

– Ну, сорок шесть секунд скоро закончатся, – смеется Ли.

– Могла позаботиться о еде и раньше, пока я еще не терял сознание.

– Через пять минут будем дома. Подожди немного.

«Бух, бух, бух!» – Мейсон трижды пинает спинку водительского кресла, и Ли стискивает зубы.

– Эй, хорош хулиганить. Думаешь, мне приятно?

– А мне с тобой – приятно?

– Послушай, но в этом нет никакого смысла.

– Очень даже есть. – Мейсон почти сразу успокаивается, понимая, что скандалом ничего не добьется, только заведет обоих. Ли подавляет желание докопаться до истинной причины его недовольства. Сам скажет, когда захочет. И все же начинает мысленно перебирать причины: не понравилось на площадке? Обидели другие дети? Мейс уверял, что не чувствует себя брошенным, но на самом деле… а почему нет?

Остаток пути Ли ведет машину на автопилоте, прокручивая в голове разговор Кэрол и Шерил. Подруга так легкомысленно обращается с матерью. Интересно, а о чем бы они разговаривали с мамой, будь та жива? Наверное, она бы слушала мудрые родительские наставления о том, как быстро проходит детство и что не стоит ссориться по пустякам?

На резком повороте вправо, за которым начинается родной квартал, Ли захлестывают воспоминания о ночи, когда умерла мать. Рука тянется к приемнику, но она вспоминает, что Мейсон просил его не включать. Ли отчаянно ищет, чем бы еще отвлечься. Она не хочет думать о том дне и снова по крупицам перебирать его подробности, как делает это каждый год. По крайней мере, пока не позвонит Грейс.

Ли подъезжает к стоп-линии, убирает ногу с педали газа и ждет.

– Мама, ты чего? Тут же нету других машин.

– Извини. – Почти через минуту полной тишины она нажимает педаль, и они наконец направляются к дому.

Ей не терпится привезти Мейсона, позвонить Грейс и наконец-то выплеснуть эмоции, как она это делает каждый год. Если не выговорится – забудет. А если забудет, не останется никого, кто помнит маму.

События, предшествовавшие маминой смерти, как кадры кинопленки, мелькают перед глазами. Вот Ли еще маленькая, болеет и просит газировку и крекеры. Вообще-то в магазин должен идти отец, но он пьяный прилип к телику. Мама надевает пальто, целует Ли в горячий лоб и обещает скоро вернуться. Больше Ли ее живой не видела.

Она вздрагивает и, отгоняя воспоминание, заруливает на подъездную дорожку. Мейсон выскакивает из машины и, хлопнув дверцей, бежит в дом.

Заняв его, Ли набирает номер Грейс.

– Привет!

– Точно по часам.

Эти слова она сама утром сказала Ноа?

– Можно я?..

Воспоминания подступают, теснятся, захлестывая потоком образов, который невозможно ни перекрыть, ни обратить вспять, пока она не поговорит о том дне.

Грейс на другом конце что-то жует.

– Конечно. Мои уши в твоем распоряжении, – проглотив, отвечает она.

– С чего мне начать? – шепотом спрашивает Ли, хотя прекрасно знает ответ.

По щекам катятся слезы, но она даже не пытается их утереть.

– С чего хочешь. Я слушаю.

Ли хватается за предоставленную возможность и выдает сокращенную версию того, что мысленно переживает уже тысячный раз. Продуктовый всего в нескольких кварталах от дома. Мама обещала вернуться через десять минут. Неожиданное ограбление. Флюоресцентный свет заливает тело, лежащее у входа в магазин, огражденное желтой лентой – голова разбита, как кокос, ошметки мозга на полу будто мусор из мешка, растерзанного голодной псиной.

При стрельбе пострадало трое ни в чем не повинных людей, но убили только ее маму.

Ли никогда не забыть округлый материнский живот с нерожденным братом. Красивый желтый шарф, сдутый с шеи и забрызганный кровью. Перекрученный и порванный пояс юбки. Боль, с которой смотрела на неприглядный труп, чувствуя себя так, будто ей живьем вырезают сердце.

Мама и брат – две жизни, уничтоженные за один вечер.

Ли погружается в прошлое, а Грейс, как всегда, терпеливо слушает. Изливая скорбь, Ли каждый раз вспоминает что-нибудь новое: запахи, звуки, новые мучительные оттенки боли.

Разговорами прошлое не изменить, но Ли все равно упорно пытается это сделать. Она изо всех сил стремится вернуть мать хотя бы на миг, хотя бы для того, чтобы попрощаться.

Ли заканчивает. Повисает тишина.

Грейс даже не пытается утешить ее, зная, что все равно ничем не поможет, а вместо этого просто кладет трубку.

Выговорившись, Ли чувствует себя лучше. Каждый год ей, словно по таймеру, требуется перезагрузить память. Она ничего не рассказывает ни о похоронах, ни об отце, который в тот день выглядел как смятая бумажка в костюме не по размеру. Не говорит о противном черном платье из жесткой ткани, ворот которого натер ей шею, и о том, как после траурной службы сожгла это платье в мусорном баке.

У Ли не было возможности по-настоящему оплакать мать и нерожденного брата, практически сразу пришлось взять на себя обязанности покойной. Она приспособилась к нраву отца, научилась не попадать под горячую руку и прятаться в свою скорлупу. Научилась готовить, самостоятельно принимать ванну, подделывать отцовский почерк, когда для похода или экскурсии учителям требовалось его разрешение, даже собирала себе завтрак, если не хватало денег на еду в школе. Не детство, а сплошная борьба за выживание. Правда, соседи заглядывали чуть ли не каждый день, прихватив с собой кастрюльки с едой и моющие средства. Они обходили дом с инспекцией, словно настоящие работники соцслужбы.

Отогнав воспоминания, Ли отправляет Грейс короткое сообщение.

«Спасибо. Не знаю, что бы я без тебя делала».

Она ждет ответа.

«Если что, обращайся. Спасибо за доверие и откровенность. Люблю. Целую и обнимаю».

Ли открывает ноутбук, чтобы проверить почту. Снова письмо от Кэрол, адресованное всем подругам, – наверняка очередная идея о том, как улучшить чужую жизнь. Ли уже собирается удалить имейл, но видит, что это предложение всей девчачьей компанией отправиться в путешествие. Заинтригованная, она открывает письмо: заманчивые фотографии. Отпуск в горах Северной Каролины – это возможность ходить в походы, жить в уютном номере и на время позабыть о мужьях и детях.

Ли переходит по ссылке. На экране появляется дом в сельском стиле, белоснежный кирпичный дымоход торчит из крыши, точно огромная деталька из «Лего». Рядом со зданием многолюдный сад и белый дощатый забор, а на нем аквамариновая табличка: «Зеленый приют».

Ли изучает туристические тропы: огромные памятники; красивые, изрезанные природой утесы; пятнистую листву; розовощеких мужчин и женщин с палками для ходьбы. Затем закрывает вкладку с маршрутами и гладит фотографию дома. Как же хочется развеяться вместе с подругами! Расценки ее шокируют. Дело даже не в отсутствии денег, она никогда не оставляла Мейсона… разве что на пару часов. Уехать на целые выходные… об этом не может быть и речи, тем более на следующей неделе.

Или?..

Закрыв страницу, Ли с тоской размышляет о том, с какой легкостью девчонки ухватятся за эту возможность, наплевав на цену и прочие трудности. Она познакомилась с этой троицей на игровой площадке во времена, когда у Мейсона еще не было симптомов. Ее убийственная стрижка и отчаянная жажда найти друзей помогли им сблизиться.

Девчонки приняли ее в свою компанию. У каждой есть своя роль: Элис – рабочая лошадка, Кэрол – организатор, Грейс – надежный друг. Ли хорошо относится и к Элис, и к Кэрол, но с Грейс у них очень много общего. У обеих мальчики, обе одиночки, обе потеряли близких (Ли – мать, брата и отца; Грейс – сестру), и горечь этой утраты отражается в их глазах – может, поэтому? Как бы там ни было, с Грейс уютней всего.

Ли вновь задумывается о путешествии. Грейс делит заботы о сыне с Чэдом, своим бывшим, ей же рассчитывать не на кого – разве что на Ноа. Она прикована к месту. Никаких отпусков, никакой импульсивности, никакого побега от рутины.

Придется объявить об отказе на воскресном барбекю у Кэрол, а потом твердо стоять на своем, потому что подруги со свойственным им напором обязательно начнут ее уговаривать: «Мейсону целых семь лет! У него есть Ноа! А наши мужья на что? Ничего с Мейсоном не случится! О себе подумай!»

Кэрол предлагает совсем короткую поездку: всего две ночи и три дня. Откидываясь на подушку, Ли представляет, как она принимает ванну, спит допоздна, читает у камина и гуляет по незнакомому городу: словом, делает все то, что могут позволить себе другие люди – но не она.

Мечты постепенно развеиваются. Скоро придет Ноа, а у Ли до ужина еще двое клиентов. Затем можно расслабиться, почитать сыну сказку, погрузиться в неспокойный сон… а завтра все по новой.

ложь

ЛОЖЬ

ложь

ЛОЖЬ

ложь

ЛОЖЬ

Большая и маленькая. Я лгу, ты лжешь, все мы лжем.

Знаете, сколько лжи я нагородила за эти семь лет?

Наверное, все уже и не припомнить.

Я вру так же легко, как дышу.

И все верят.

У меня все хорошо. Я в безопасности.

Мне все верят. Большинству людей я нравлюсь.

Вот почему никто не подозревает меня во лжи.

У меня нет причин лгать… Точнее, никакой видимой причины избегать правды.

А вот и нет. Вовсе нет.

Я лгу, чтобы защитить себя.

Лгу, чтобы защитить тех, кто мне дорог.

Лгу, потому что жду удобного момента.

Лгу, чтобы вы даже не догадывались, что вас ждет.

Пятница

Грейс открывает электронное письмо от Кэрол, и сердце вспыхивает надеждой. Отпуск с подругами – то, что доктор прописал. Последнее время столько всего навалилось… то работа, то Чэд в очередной раз путает планы и не забирает Луку, то сам Лука, к которому пристают хулиганы в школе, плюс ремонт в доме, но главное – тайна, которую нужно рассказать Ли.

Вырваться из рутины и на несколько деньков пустить все на самотек – что может быть лучше? Это то, что им всем нужно. Отделавшись от босса, который звонил обсудить летний бюджет, Грейс вешает трубку и возвращается к описанию поездки. Домашняя гостиница в Блэк-Маунтин, совсем рядом с Эшвиллом. Кэрол нахваливает туристические красоты, прогулки на каноэ, посиделки у костра и японскую баню.

Грейс отсылает чересчур дружелюбное письмо Чэду, чтобы узнать, сможет ли тот забрать Луку на следующие выходные. Последнее время бывший уклоняется от выполнения родительских обязанностей, и разочарованный в нем Лука уже выместил досаду на каком-то однокласснике. Грейс еще раз сверяется с расписанием, по которому делит с бывшим заботы о сыне. Следующие выходные ее, но Чэд перед ней в долгу. Да и перед Лукой тоже.

Она поправляет фотографию Луки на столе и улыбается сыну. В последнее время его поведение тревожит Грейс, но она догадалась, что дело в отце. Хоть Лука и окружен женским вниманием, безразличность Чэда гложет его.

Жизнь гастролирующего музыканта вроде ее бывшего не подчиняется четкому графику. Но, как это часто бывает у мальчиков, Лука считает отца безгрешным. Он так часто страдал от отцовского отсутствия, но до сих пор верит, что в следующий раз все будет по-другому.

Грейс отвечает на очередной звонок, но в мыслях у нее только Блэк-Маунтин. Скорей бы глотнуть свежего воздуха, почувствовать весну и провести время в кругу подруг. Интересно, Ли поедет?

Грейс уже догадывается, какие у Ли будут отговорки. Как ни уламывай, она в любом случае будет артачиться. А ведь без ежеминутного контроля с ее стороны Мейсон получил бы толику личного пространства и великолепную возможность вздохнуть полной грудью.

В конце рабочего дня Грейс машет на прощание коллегам. Сегодня Луку забирает отец, вечер и выходные полностью в ее распоряжении. Конечно, каждый раз отпускать сына мучительно: неизвестно, чем Чэд его кормит, напоминает ли чистить зубы, помогает ли читать и делать домашние задания. Но тем не менее возможность побыть одной ее очень радует.

Выйдя на Черч-стрит, Грейс поднимает глаза к небу. Как-то необычно прохладно для весны. Она ставит термос с кофе на землю, застегивает пиджак и идет на парковку.

Поездка – идеальная возможность открыться Ли. Грейс из тех, кто любит все продумывать наперед, и если предпринимает какой-то шаг, то четко представляет последствия. Так что она вполне готова к потоку дерьма. Ли точно расстроится, тут нечего и думать, но к этому можно подготовиться. Грейс репетирует, что скажет, и просчитывает реакцию подруги: изменится в лице, охладеет к ней, станет упрекать, не захочет принимать правду или осудит ее? Впрочем, есть еще время подумать. Правда никуда не убежит.

Мысли Грейс возвращаются к выходным без ребенка.

Ей просто нужно уговорить Ли отправиться в Блэк-Маунтин.

День выдался долгий. У Ли отваливаются ноги, мышцы плеч одеревенели. От Ноа и Мейсона за все время ни звука – они по уши в работе. Она роется в холодильнике, прикидывая, что приготовить на ужин. Столько вечеров в четырех стенах, сходить бы куда-нибудь, но Мейсону не нравятся шумные рестораны и изменения в дневном распорядке.

Наслаждаясь краткой передышкой, Ли обдумывает меню. Курица с рисом, курица с брокколи, бургеры из бизона и батат, жаренный во фритюре, – каждую неделю одно и то же. Сегодня хочется чего-то новенького.

Ли выглядывает из-за угла, и ее сердце замирает. Просто поразительно, как хорошо Ноа ладит с Мейсоном! Как два сапога пара. Сама же она каждой мелочью выводит сына из себя.

– Эй, ребята! Проголодались?

Пропустив вопрос мимо ушей, Мейсон продолжает царапать ответы в тетради.

Ли снова оглядывает подвядшие продукты в холодильнике. В последнее время они с Мейсоном сидят на палеодиете, но постоянно покупать органическое мясо ей не по карману.

Поколебавшись и закрыв холодильник, Ли прислоняется к дверному косяку столовой.

– Может, останешься на ужин?

Оторвавшись от проверяемой работы, Ноа встречается с Ли взглядом. Ее сердце пропускает удар. И она напоминает себе дышать.

– Спасибо, – с улыбкой отвечает он после небольшой заминки. – У меня были кое-какие планы, но ничего важного.

– Точно ничего?

Ее охватывают облегчение и чувство собственничества, толком непонятное даже ей самой. Ли не знает ни того, есть ли у Ноа кто-то, ни чем он занимается вне стен ее дома. Но ей отчаянно хочется стать частью той, другой, его жизни.

– Раз уж такое дело, может, я тогда закажу ужин? – Ноа складывает учебники и материалы для поделок в сумку. – Допустим, в «Нектаре»? Мейсону возьмем бурито в тарелке, а нам с тобой несколько тако, что скажете?

– Уверен? Местечко не дешевое. – Ли лезет в сумочку за деньгами, но, обнаружив только несколько монет, достает из кошелька карту «Первого теннессийского банка». – Вот, возьми.

Ноа встает.

– Ли, прекрати. За мой счет, я угощаю.

Она собирается возразить, но все же прячет кредитку.

– Ну, раз ты настаиваешь.

– Да, настаиваю. Эй, Мейсон! Тебе бурито с курицей?

– Она органическая? – Карандаш Мейсона зависает в воздухе.

– Не уверен, – подумав, говорит Ноа.

– Если не органическая, в ней полно антибиотиков и гормонов, а они способны негативно повлиять на мое настроение, рост, да и здоровье в целом. Так что без ответа на мой вопрос не смогу ответить на твой.

Ноа прячет улыбку.

– Тогда я спрошу у них там, на месте, договорились?

– Идет, – соглашается Мейсон, постукивая карандашом по столу.

Ноа подхватывает связку ключей, выгибает грудь колесом и, старательно изображая Шварценеггера, с каменным лицом обещает:

– Я вернусь.

Мейсон не спускает с него глаз, уголок рта подергивается в усмешке.

– Знаешь, Арни из тебя никакой. Ей-богу, тебе стоит над этим поработать.

Их дружеская пикировка вызывает радость в душе Ли.

– Откуда ты вообще знаешь, кто это?

– Э-э, мы, кажется, посмотрели «Терминатора», – смущенно отвечает Ноа.

– Исключительно с исследовательской целью? – смеется Ли.

– Да, только с исследовательской.

Помахав рукой на прощание, Ноа исчезает за дверью, прежде чем Ли успевает сказать, какой тако она хочет. Впрочем, все равно, лишь бы не готовить.

Облокотившись на кухонный стол, Ли бросает на Мейсона изучающий взгляд.

– Не хочешь водички?

– Да, пожалуйста.

Он продолжает выбивать карандашом ровный ритм, который помогает ему сосредотачиваться.

У Ли звонит сотовый, и она тянется к нему, чтобы ответить. Не так давно она выбрала рингтоном «Прелюдию и фугу до мажор» – любимую мелодию Мейсона. Анонимный абонент. Сердце начинает биться чаще, как всегда, когда на экране высвечивается неизвестный номер. Ли сбрасывает вызов и наливает Мейсону воды.

За окном последние лучи закатного солнца окрашивают небо в восхитительные розовые тона. С приходом весны сад радует глаз. Ли с Мейсоном провели немало времени, обсуждая каждое растение. Возможно, когда отцветет львиный зев, она принесет семена Кэрол, хотя на фоне клумб подруги ее собственный маленький рай выглядит как-то «любительски».

Ли пригласила Ноа на воскресное барбекю. Ему и раньше доводилось проводить время в компании ее приятельниц в парках, на детских площадках и днях рождения и дома, но Ли так хочется, чтобы друзья полюбили его так же сильно, как она. Ведь без Ноа ее обособленный мирок уже немыслим.

Передав стакан Мейсону, Ли задумывается о разнице между собой и подругами. В отличие от них, она не может полностью расслабиться, оставив сына играть на заднем дворе Кэрол. Приходится присматривать за Мейсоном, иначе он может переворошить чужие вещи, сказать что-нибудь слишком взрослое и неуместное для ушей других семилеток или начнет рыть посреди двора яму, ища кротов. Мейсон все что угодно может выкинуть, и Ли всегда терзается беспокойством, пока девчонки пьют, смеются и травят байки, совершенно не волнуясь о том, что их дети могут выйти за пределы дозволенного.

У Ли никогда не было родительской свободы, разве что в последние полгода. Ноа подарил им покой, который она хранила как удачный карточный расклад. Ей никогда не быть такой, как подруги, но благодаря Ноа она стала спокойнее относиться к тому, из-за чего раньше не спала ночами.

Ноа возвращается через полчаса, шурша плотными бумажными пакетами.

Мейсон отключает хронометр.

– Ты уложился ровно в тридцать одну минуту и тринадцать секунд.

– Так быстро?

Подмигнув Ли, Ноа ставит пакеты на стол.

Уже, наверное, в сотый раз Ли отмечает его крепкую грудь и мускулистые руки. Интересно, каково было бы проснуться в его объятиях?

– Чувствуешь, как пахнет солью? – спрашивает она, раскладывая содержимое контейнеров по тарелкам.

При виде чипсов и гуакамоле у нее сразу же начинают течь слюнки.

– Мама, не выдумывай. Соль ничем не пахнет, – встревает Мейсон.

– Жуй давай своего органического цыпленка, – шутит она. – Ты же знаешь, что я имею в виду.

Захватив вилки и ложки, Ли идет к холодильнику.

– Боюсь, из напитков у меня есть только вода.

– Вода меня более чем устраивает, – отвечает Ноа.

Ли заканчивает раскладывать бурито Мейсона по отдельным тарелкам: курица, рис, сыр, овощи, кукуруза – продукты не должны касаться друг друга. За ужином Мейсон наблюдает за непринужденной беседой матери и Ноа, и Ли внезапно осознает, что сын практически не видел ее в обществе мужчин.

Словно прочитав ее мысли, он подает голос:

– А мне нравится.

– Что именно? – прожевав, спрашивает Ли.

– Вот это. Мне нравится, что мы вместе едим.

– Мне тоже, очень. – Ли с лучезарной улыбкой поворачивается к Ноа: – Надо устраивать такие ужины почаще, правда?

– Все очень по-семейному. Мы что, семья? – Мейсон переводит взгляд с матери на мужчину.

Ноа задумчиво вытирает рот салфеткой.

– Ну да, в каком-то смысле семья, только не связанная кровными узами.

– Да, верно. Друзья порой могут быть как семья, – добавляет Ли.

– Но доверять можно только родным. Семья – это хорошо, – говорит Мейсон.

– Все не так просто. – Ноа кладет салфетку рядом с тарелкой. – Мир не черно-белый.

– И доверять можно не только родным, – объясняет Ли.

– Значит, люди не делятся на хороших… и плохих, – заключает Мейсон.

После этого высокопарного заявления взгляд Ноа застывает. Любопытно, о чем он сейчас думает, спрашивает себя Ли.

– Да, – наконец отвечает он. – В людях хватает и того, и другого, будь то родственники или друзья. Все в этом мире неоднозначно.

– У меня почти нет друзей, – вздыхает Мейсон.

– Брось, конечно же, у тебя есть друзья, – пытается утешить Ли, у которой от его слов защемило сердце.

– Нет. Мне мало кто нравится. Разве что Ноа, Грейс и Лука.

– Ну, это уже целых три друга. У большинства и стольких нет, – фыркает Ноа и поднимает руку.

Мейсон дает ему пять и спокойно возвращается к еде – и это тот самый мальчик, что ненавидит прикосновения и так редко позволяет обнять и приласкать себя!

– Не понимаю, как у вас это получается, – Ли кладет вилку на тарелку. – Ты и Грейс единственные, кому он разрешает до себя дотрагиваться.

– Эгей, я все еще тут.

На губах Ноа мелькает улыбка.

– Мы видим, приятель. – Он переключается на Ли: – Знаешь что? Я понял одно: когда вместо воздействия сосредоточиваешься на взаимодействии, происходят настоящие чудеса.

– Хм. – Она ковыряется в тарелке. – Впервые слышу такую формулировку. Сосредоточиться не на воздействии, а на взаимодействии. Звучит неплохо.

– Тебе труднее, потому что ты его мать, но я серьезно говорю… – Ноа накрывает ее ладони своими, и сердце Ли начинает биться чаще. – Мейсон прекрасно справляется, правда. Он умнейший ребенок.

– Да, я такой. Умнейший!

Ноа добродушно закатывает глаза.

– Нужно будет запомнить, что нельзя хвалить ученика в его присутствии.

Мейсон разглядывает их руки.

– Вы поженитесь и заведете еще ребенка?

Ли выдергивает руку вопреки собственному желанию.

– Я спросил, собираетесь ли вы пожениться и завести второго ребенка?

– Нет, солнышко, – Ли нервно улыбается Ноа. – Мы не собираемся жениться. Мы просто друзья.

Последнее слово кажется предательским. Ей совсем не хочется быть с Ноа просто друзьями. Дружба – это отстой.

– Но ты ведь собираешься выйти замуж и родить мне брата или сестру? Ребенка вынашивают сорок недель, а ты уже не молодая. После тридцати пяти риск патологий значительно выше.

– Ты кто, гинеколог? – Ли чувствует, как вспыхивает ее лицо, и, извинившись, убегает на кухню за стаканом воды.

Мейсон продолжает развивать тему беременности, пересказывая пособие по сексологии. Ноа то и дело встревает, подкидывая неизвестные Мейсону факты. Они как две ходячие энциклопедии.

Ли вспоминает свою жизнь до появления сына. Вспоминает о временах, когда была беременной Мейсоном и когда он был еще крохой…

Ли полощет горло и возвращается в столовую. Прошлое в прошлом. Теперь она другой человек и больше не в ответе за ту жизнь.

Возможно, когда-нибудь она в это даже поверит.