Текст книги "Ритуал"

– Ступай в бой! – приказал ему Павел.

Он поспешил исцелить второго и потерял драгоценные мгновения. Раненый не просто был выведен из строя, а мертв. Павел вознес молитву над женщиной-огром. Пробуждаясь, она съежилась и закрыла рукой глаза, словно все еще ощущала страшное дыхание тошнотника.

Огры, исцеленные Павелом, начали подниматься. Сам он рванулся вперед, к Уиллу, и принялся лупить монстра дубинкой, уворачиваясь от скрежещущих зубов, тянущихся к нему отовсюду. Тошнотник начал вытягивать одну из шей, словно она была из теста, изгибая ее дугой за плечо противника, а Павел этого даже не замечал, пока ему в спину не вонзились клыки. Он нырнул вниз, и хотя мерзкой твари удалось сорвать накидку и часть куртки, плечо, кажется, не слишком пострадало.

Маг ударил тошнотника еще раз. В ответ тот выпустил струю искристого холода. Стужа пронзила Павела до костей, и он пошатнулся. Драконья голова метнулась к нему, и колдун испугался, что не успеет восстановить равновесие, чтобы парировать выпад.

К счастью, этого не потребовалось. Женщина-огр, которую он исцелил, бросилась на тошнотника и рубанула по вытянутой шее кремневым топором. Удар почти отсек голову, и наконец-то отвратительное существо остановилось в нерешительности.

– Сейчас! – закричал Уилл. – Добейте его сейчас же!

Хафлинг, Павел и огры бросились вперед. Они рубили, кололи, били изо всех сил. Тошнотник начал оседать, но не рухнул на землю, а скорее растворился в воздухе.

Павел развернулся ко второму стражу как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот выплюнул языки трещащего пламени в Ягота и других своих противников.

– Теперь этого! – с трудом выдохнул человек. – Давайте прикончим этого!

Он и его помощники налетели на тошнотника. В следующий миг тот разинул челюсти, и жрец приготовился увернуться от очередной огненной вспышки. Но из пасти вместо пламени хлынула кровь. Монстр задрожал и внезапно тоже стал таять, как и его напарник.

Павел вздохнул, и на миг от облегчения голова его сделалась совсем пустой. Выдернув копье из тела тошнотника, Ягот поднял оружие и отвел руку назад. Павел попросту не понял, что это значит.

Почти, но не совсем.

– Уилл! – заорал он.

Хафлинг стоял к ним спиной и, услышав крик Павела, попытался отпрянуть в сторону. Но длинное, тяжелое копье уже мелькнуло в воздухе, и на этот раз всей ловкости Уилла не хватило, чтобы убраться с его смертоносного пути. Копье швырнуло его на пол.

Павел кинулся к другу.

Рыча, сверкая красным глазом, Ягот подхватил с земли боевую дубину мертвого огра и взмахнул ею.

Павел попытался уклониться, но запоздал. Страшное оружие ударило его по лбу, и мир погрузился во тьму.

* * *

Когда Уилла сбило с ног копье, он разозлился на самого себя. Он предполагал, что огры собираются разделаться со своими более цивилизованными партнерами, и все-таки Ягот застал его врасплох. Хафлинг не ожидал, что тот нападет прежде, чем Павел отыщет таблички с секретами древних эльфов, и уж во всяком случае не теперь, спустя мгновения после окончания трудного боя; в котором они сражались вместе.

Произошедшее означало, что Ягот выбрал самый подходящий момент. Сам бывший нарушитель законов, Уилл до некоторой степени испытал злое восхищение хитростью шамана.

Впрочем, главным его чувством был страх. Он повернул голову, чтобы посмотреть, насколько серьезна рана, нанесенная ему копьем. Не смертельно, разве что он истечет кровью. Широкий кремневый наконечник вошел в тело хафлинга так глубоко, что кончик его вышел наружу с другой стороны, но не задел ни сердце, ни легкие.

Надо было что-то делать, и немедленно, пока огры не подошли, чтобы прикончить его. Не в состоянии ни драться, ни двигаться с длинным тяжелым копьем, торчащим из тела, он ухватился за древко обеими руками, почувствовав при этом, как мало сил у него осталось, и рванул его вверх.

До этого мига рана почти не болела, но теперь его пронзила острая боль. Он стал хватать ртом воздух и выпустил древко. Когда руки его разжались, копье слегка качнулось, вновь вызвав приступ мучительной боли.

По полу зашлепали чьи-то голые ноги. Огры приближались.

Уилл заставил себя взяться за древко снова и, стиснув зубы, дернул его изо всех сил. Огр, все лицо которого было усеяно бородавками так, что не оставалось свободного места, злобно уставился на него и занес над головой дубину.

В это мгновение копье, наконец, вышло из раны. Чтобы уйти от удара, Уиллу пришлось перекатиться через раненое плечо. Боль была такой, что он на миг потерял сознание. И все-таки его тело, должно быть, продолжало действовать, даже когда разум отключился, потому что, придя в себя, хафлинг уже стоял на ногах.

Моля богов, чтобы Павел побыстрее сотворил какое-нибудь убивающее огров заклинание, он бросил взгляд на друга. Увы, человек неподвижно лежал в луже собственной крови, струящейся из разбитой головы.

Уилл остался один. Его правая рука беспомощно повисла, да и в любом случае он не мог бы воспользоваться охотничьим ножом. Испачканный кровью клинок валялся в стороне.

Он понял, что нет надежды ни перебить оставшихся в живых огров, ни вытащить отсюда Павела. Ему потребуется вся его ловкость и помощь всех богов его народа, чтобы выбраться хотя бы самому.

Огры наступали, стараясь окружить его. Он выхватил здоровой рукой кинжал и сделал ложный выпад вправо, а потом резко прыгнул влево. Хитрость застала великанов врасплох, и Уилл, проскользнув мимо одного из врагов, полоснул его лезвием по поджилкам. Огр взвыл и рухнул на пол.

Уилл ухмыльнулся, хотя и знал, что один удачный удар мало чего стоит. Силы его скоро подойдут к концу. Прежде чем это случатся, он должен вырваться отсюда. Хафлинг глубоко вздохнул, успокаивая дыхание, и кинулся на огров, преграждающих ему путь.

Один из великанов попытался ткнуть его копьем, и в этот миг Уилл проскочил у него между ног. Маневр снова сбил огров с толку, и маленькому вору удалось продвинуться еще немного, прежде чем сразу двое гигантов, шаркая ногами, приблизились к нему на расстояние удара. Тогда он переместился так, чтобы один из врагов мешал другому, подпрыгнул, пропустив под собой удар дубины, и подобрался к выходу еще на три шага.

Ягот отрывисто выкрикнул слова заклинания, и магия наполнила воздух запахом тухлого мяса. Все мышцы Уилла разом свело. Застигнутый на полушаге, он потерял равновесие и ударился головой об пол.

Хафлинг знал – видел, когда Павел творил похожие заклинания, – что причина паралича в его собственном мозгу. Он может освободиться, надо только напрячь волю. Но все его усилия окончились всего лишь дрожью.

Огр навис над ним.

– Брандобарис, помоги мне! – взмолился Уилл.

Наверное, бог воровства услышал. Так или иначе, Уилл снова мог владеть своим телом. Он стремительно отскочил, как раз вовремя, чтобы избежать удара топора, который должен был снести ему голову. Кремневое лезвие, рассыпая искры, врезалось в пол.

Уилл подбирался все ближе к дверям, беспрерывно петляя, вынуждая огров мешать друг другу, обращая их огромные размеры против них самих. Ягот прорычал другое заклинание, и на мгновение желудок хафлинга скрутил жестокий приступ тошноты, закружилась голова и пол поплыл под ногами. Но потом заклятие утратило силу, и секундой позже, оказавшись у двери, Уилл проскочил в нее и вылетел в коридор.

Огры, толкаясь, кинулись следом. Смертельный танец сменился гонками, и они, без сомнения, рассчитывали в них выиграть. Их ноги, хоть и короткие относительно остального тела, все же были длиннее, чем ноги хафлинга.

Если у него получится продержаться некоторое время впереди, он сможет доказать им, что они ошибаются. Все будет зависеть от того, забыли ли огры в ярости о ловушке, охраняющей вход. Если да, то они наступят на спусковой механизм, со всеми вытекающими из этого последствиями.

Это казалось ему хорошей идеей. Пока вокруг не начали сгущаться тени.

Единственный свет во всем подземелье давал волшебный факел Павела, который Уилл положил на пол перед боем с тварями Саммастера. С каждым шагом хафлинг все дальше удалялся от светящегося жезла. К тому моменту, когда Уилл доберется до ловушки, в коридоре будет темно настолько, что он не сумеет отличить безопасные плитки от остальных.

Усилием воли Уилл подавил захлестнувшее его отчаяние. У него все-таки оставался шанс. Он уже изучил ловушку. Путь через нее запечатлен в его памяти. Если он такой искусный вор, каким всегда себя считал, то сумеет пройти, и неважно, видны будут знаки на плитках или нет.

Остатков слабого света хватило, чтобы определить, где начинается черно-белый узор. Уилл без колебаний ступил на плитки и начал перескакивать с одной на другую.

Огры стремительно приближались.

Нож просвистел мимо головы Уилла. Потом коридор затрясся и наполнился скрежетом – начали опускаться скрытые за стенами противовесы, и потайной механизм пришел в действие. Хафлинг кинулся вперед и скорее почувствовал, чем увидел, как впереди появляется нечто, грозя перекрыть ему дорогу. Едва ли это он наступил на спусковой механизм. Он не почувствовал, чтобы какая-нибудь из плиток подалась под его тяжестью. Но это сделал один из огров, а когда кто-нибудь задевал хоть одну, очевидно, срабатывала вся огромная ловушка.

Неимоверным усилием Уилл сумел прибавить ходу. Металл лязгнул позади него. Убедившись, что он прошел-таки через лабиринт плиток, маленький вор рискнул обернуться.

В коридоре стало совсем темно, и он не смог бы с точностью определить, что произошло. Но, похоже, из скрытых прорезей в стенах вылетели огромные лезвия, рубя и кромсая все на своем пути. Огры повисли на них, проткнутые насквозь, или лежали на полу, изуродованные, без рук и ног. Воздух наполнился запахом крови. Те, кто еще цеплялся за жизнь, скулили и визжали.

И лишь в одном голосе, ревущем проклятия, вместо боли слышалась ярость. Ягот, несомненно, уцелел. Судьбе было угодно, чтобы он оказался в хвосте погони, и шаман сумел остановиться, когда сработала смертоносная ловушка.

Уилл пожалел, что предводитель огров остался жив, но, по крайней мере, лезвия все еще перекрывали коридор. Это давало ему шанс спастись.

Если он сможет продержаться на ногах еще немного. К несчастью, хафлинг чувствовал, что силы покидают его.

У него имелся при себе флакон исцеляющего эликсира. Если бы великаны предоставили ему такую возможность, он уже давно воспользовался бы зельем. Неловко вытащив из поясной сумки маленькую оловянную бутылку, Уилл выпил тепловатую безвкусную жидкость.

Снадобье немного помогло; оно добавило твердости ногам, однако не залечило рану в плече. На самом деле теперь, когда в голове у него прояснилось, зияющая рана с рваными краями налилась еще большей пульсирующей болью.

Медленно, в кромешной тьме Уилл двинулся дальше. По крайней мере, другие ловушки он обезвредил. Теперь о них можно не беспокоиться. А вот заблудиться – совсем другое дело. Если он впотьмах свернет не туда…

Нет, твердо сказал он себе. Он ночной вор, мастер передвигаться в темноте и навсегда сохранять в памяти полный план любого изученного им здания. Он найдет дорогу.

Впереди послышались шаркающие шаги и грубые низкие голоса. Очевидно, те огры, которых Ягот оставил наверху, услышали вопли своего вожака и пошли посмотреть, в чем дело.

Уилл был мастером прятаться, но не мог воспользоваться своими талантами, потому как не имел возможности обнаружить в темноте никаких укрытий. Гиганты уже подбежали совсем близко. Хафлинг принялся ощупывать стену и отыскал, наконец, неглубокую нишу, в которой стояло что-то вроде многорукой статуи.

Он протиснулся за скульптуру. Секундой позже огры протопали мимо, так близко, что он почувствовал их кислую вонь, хотя и не мог видеть великанов в темноте.

На это ему было наплевать. Главное, что они прошли мимо и не заметили его.

Уилл осторожно двинулся дальше и вскоре увидел свет. Не проведи он последние несколько минут в кромешном мраке, он мог бы и не заметить его.

Едва различимый свет просачивался в широкий прямоугольный дверной проем на лестничный пролет, соединяющий подземелье с верхним храмом. На фоне проема виднелись ссутулившиеся силуэты двух огров, которым Ягот, верно, приказал оставаться здесь на страже.

Уилл заложил в пращу один из последних оставшихся камней. Из-за ранения он не мог управляться с оружием с прежней ловкостью, но намеревался попытать счастья. Раскрутив пращу, он метнул заговоренный камень.

Метательный снаряд врезался в голову гигантского стража, стоящего слева, и огр повалился навзничь. Камень должен был рикошетом ударить второго огра, но этого не случилось. Великан развернулся, занес топор и бросился вниз по ступеням.

Уилл пронзительно заорал и кинулся на врага, но внезапно резко остановился, а затем вновь побежал дальше. Эта короткая остановка должна была помешать огру рассчитать момент и место удара. Так и вышло – оружие просвистело за головой хафлинга. Тогда Уилл кинулся огру под ноги.

С таким весом и ростом, как у хафлинга, ему никогда бы не удалось заставить столь огромного врага потерять равновесие, если бы того не несла вперед инерция. Он перелетел через Уилла и кубарем скатился к подножию лестницы.

К несчастью, удар снова разбередил больное плечо маленького вора. На мгновение черные точки поплыли у него перед глазами, и он почувствовал, что теряет сознание. Хафлинг изо всех сил боролся с подступающим беспамятством.

Внизу ревел огр. Уилл решил, что, если этот шум привлечет других членов племени, ему конец. Он стремглав кинулся вверх по лестнице.

Храм представлял собой огромный зал, битком набитый гротескными дьявольскими статуями и жертвенниками, снабженными оковами, чтобы удерживать на них жертв ростом с человека. Кроме увальня, убитого камнем из пращи, других огров видно не было. Это место все еще внушало великанам благоговейный страх, и никто не входил сюда, кроме тех, кому приказал Ягот.

Но в ближайшие доли секунды положение наверняка изменится. Уилл все еще слышал вопли, доносившиеся снизу, а значит, и оставшиеся снаружи огры тоже могут их услышать.

Племя стало лагерем к западу от храма, на широкой улице, ведущей прямо к главному входу. Уилл выскочил через дверь поменьше, выходящую на север.

В последний миг он услышал, как огры гурьбой ввалились в храм. Заметили ли они его, перед тем как он исчез? Видимо, нет, потому что никто не бросился в погоню.

Уилл полез по склону холма, стараясь оставаться незамеченным. Это оказалось труднее, чем он предполагал. Сознание его было тусклым, как догорающая свеча. Ноги будто налились свинцом. Единственное, иа что он был способен, – просто переставлять их по очереди, одну за другой.

Но вскоре настал момент, когда остатки сил покинули его. Он упал лицом вниз, подняться уже не смог и, наконец, с трудом заполз под ближайший куст. Уилл решил достать на всякий случай кинжал, но обнаружил, что обронил его где-то по пути. В следующий миг он лишился чувств.

Глава 7

4 Киторна, год Бешеных Драконов

– Надоело! – прошипел Дживекс.

– Тихо! – шепнул в ответ Тэган.

– Ты должен придумать план получше, – заявил дракон. – Чтобы мы делали хоть что-нибудь.

– Мы и делаем, – ответил Тэган, хотя вовсе не был уверен, что это так.

Дживекс фыркнул, спрыгнул с табуретки, которую выделили ему служительницы Селуны, и запорхал по комнате для заклинаний, ловя в воздухе ночных бабочек. Мраморная молельня в данный момент была открыта – крыша ее сдвигалась назад каким-то хитрым способом, который восхитил бы даже самых искусных строителей Лирабара, – и лампы, серебряные полумесяцы и круги, сияющие мягким белым магическим светом, привлекали бесчисленное множество насекомых. Фоуркин Одноглазый, которого явно раздражало это мельтешение, недовольно посмотрел на дракона. Сюриэнь Омрафа, высокая красивая женщина средних лет с волосами лунно-белого цвета, коротко рассмеялась, прежде чем продолжить допрос мага.

Сюриэнь была верховной жрицей дома Луны и считалась прорицательницей большой силы. Теоретически ей были подвластны такие заклинания, под действием которых никто не мог бы солгать ей, особенно под взглядом ее богини. И все-таки Тэган подозревал, что Фоуркин был прав, утверждая, что он и целый ряд его собратьев-магов знают, как это заклинание обойти. Авариэль решил наблюдать за допросами, надеясь, что сможет почувствовать, когда кто-нибудь станет притворяться, неважно, разоблачит его сила Селуны или нет.

Наверное, это была безнадежная затея, но, по правде говоря, идеи у него кончились. Они с Дживексом выискивали и вынюхивали все, что только могли, патрулировали Фентию с воздуха в поисках хазми в огненном ореоле. Тэган всячески поощрял магов, чтобы они сообщали ему о любых подозрениях относительно друг друга, получил взамен целый букет мелочных обид и проявлений зависти, но не терял бдительности, ожидая нападения танар'ри. И все напрасно.

Тэган пытался хоть немного утешиться мыслью о том, что демон не пытался убить и остальных магов. Рилитар оптимистично утверждал, что Тэган запугал изменника и теперь негодяй просто боится действовать. Но крылатый эльф в это поверить не мог. На протяжении нескольких последних месяцев ему доводилось скрещивать шпагу с достаточным количеством агентов Саммастера, и он убедился, что в большинстве случаев они столь же упорны, как и мстительны. Его теперешний враг либо оценивал возможности маэстро, либо выжидал, будто фехтовальщик, делающий вид, что расслабился, в надежде, что противник ослабит защиту.

– Мы закончили? – поинтересовался Фоуркин.

– Да, – ответила Сюриэнь.

– Я предатель?

– Нет.

– Слава богам.

Выразительные губы Сюриэнь, покрытые сверкающей белой помадой, саркастически сжались, но она предпочла промолчать.

Фоуркин поднялся и обернулся к Тэгану. Напомаженные черные волосы мага блестели в свете ламп.

– Если у вас нет других дел, маэстро, может быть, вы соблаговолите прогуляться со мной? – Он перевел единственный темный глаз на Дживекса. – И ваш товарищ, разумеется, тоже.

Тэган понимал, что просто обязан попытаться понять этого эксцентричного колдуна.

– Вы оказываете мне честь, господин маг, и сегодня чудесный вечер для прогулки. Пойдем, Дживекс.

– Я уже готов. – Маленький дракон, сверкая радужной чешуей, устремился вниз и поймал еще одну бабочку.

– Думаю, на улице ты сможешь поймать сколько угодно жуков, – пообещал Тэган. – Хватит, чтобы утолить даже твое обжорство.

– Ты не можешь поймать свою добычу, – сердито заявил Дживекс, – вот и не хочешь, чтобы другие ловили хоть что-нибудь. Ну да ладно.

Уходя, они попрощались с Сюриэнь: Фоуркин по обыкновению грубо, Дживекс весело, а Тэган со всей изысканно-кокетливой вежливостью, которой научил его Импилтур.

Лирабар был городом величественных храмов, в Фентии же имелся один лишь дом Луны. Но пока авариэль со спутниками шли по его просторным галереям и часовням, в которых эхом отдавались их шаги, Тэган призвал, что он, по крайней мере, заслуживает внимания. Куда ни глянь, везде сияние магических ламп отражалось в серебряных сосудах и дрожало на алебастровых скульптурах или освещало изображения ночного неба на высоких сводах. Воздух был наполнен ароматами благовоний, перебивающими резкий запах яблока, исходивший от волос Фоуркина. И все же, несмотря на все великолепие, храм казался пустым и призрачным. Тэган предположил, что, когда Селуна восходит на небеса, большинство ее служителей отправляются в сады, чтобы поклоняться ей.

– Итак, – наконец заговорил Фоуркин, – вы не можете поймать свою добычу?

Тэган усмехнулся:

– Мы с Дживексом просто любим подразнить друг друга. Уверяю вас, я достаточно продвинулся к цели и скоро схвачу агента Саммастера.

– В таком случае, – заметил маг, – ваше поведение ставит меня в тупик.

Дживевс, летевший впереди, опустился на статую серебряной Леди с жезлом в одной руке и секстантом в другой. Он прошелся по скульптуре и сунул нос в складку каменного одеяния. Затем легкие крылья затрепетали, и крохотный дракон снова взлетел.

– Почему же? – поинтересовался Тэган.

– Если у вас есть свои надежные способы распознать предателя, – пояснил Фоуркин, – зачем наблюдать, как Сюриэнь допрашивает нас? И вообще, зачем впутывать ее во все это?

– Мой метод требует времени. Возможно, Сюриэнь удается сделать это быстрее.

– Мне хотелось бы узнать, что это за метод.

– Но ведь вы сами неохотно делитесь своими секретами, так что, возможно, с пониманием отнесетесь к тому, что другие поступают так же.

– Мне известны пределы возможностей магической системы, которой вы, по вашим словам, пользуетесь, маэстро. Но если вы действительно можете изучить разум выдающегося мага, значит, вы куда больше, чем просто мастер фехтования.

– У себя дома, в Лирабаре, я был известен своей скромностью и даже в глубине своей смиренной, застенчивой души никогда не считал себя чем-то большим. Хотя могу признаться, что мы с Дживексом убили дракона-мертвяка. Так что судите сами.

Фоуркин хмыкнул.

– Я вам не слишком-то нравлюсь, верно, авариэль? – выдержав паузу, произнес маг.

– Едва ли я знаю вас достаточно хорошо, чтобы любить или не любить. Я ценю, что вы осознаете необходимость помочь Каре.

– На протяжении всей моей жизни, – сказал Фоуркин, и в голосе его зазвучала грусть, – меня редко заботило, что обо мне думают. Большинство людей – просто тупоголовый сброд, либо трясущиеся мыши, либо злобные крысы. И уж конечно, все это не должно интересовать выдающегося мага, стремящегося раздвинуть границы своего искусства.

– Возможно, это и здравая философия, но я бы поостерегся излагать ее грызунам, готовящим еду, если не хотите, чтобы вам наплевали в суп.

Фоуркин нахмурился:

– Мне бы не хотелось, чтобы вы меня неправильно поняли. Хотя меня совершенно не интересуют те обычные болваны, которых полно на улицах. Будущее мира мне не безразлично. Я не стану безучастно смотреть, как стаи обезумевших драконов обращают города Фаэруна в прах, а орды драконов-мертвяков поднимаются, чтобы поработить человечество. Иными словами, можете на меня положиться.

Тэган все еще пытался решить, что ответить, когда справа, из-за дверей, ведущих в арочный проход, раздался первый пронзительный крик о помощи.

* * *

Проходя среди своих свирепых сородичей, Шатулио думал о том, что большинство магов, считающих себя великими иллюзионистами, на самом деле едва владеют азами мастерства. Не исключено, что они тоже смогли бы принять облик черного дракона, вплоть до шелушащихся чешуек на щеках. Возможно, что им бы удалось даже воспроизвести характерный едкий запах. Но вот способны ли они на куда более хитрое заклинание, которое заставило бы злобных драконов позабыть о том, что этого черного с самого начала не было среди членов их стаи? Шатулио полагал, что нет. Тот факт, что он смог проделать такой фокус теперь, когда его способности ослабляет бешенство, делал его успех еще более впечатляющим.

Именно бешенство побудило медного покинуть монастырь, воспользовавшись ходом через пещеры. Инстинкт подсказывал, что если он этого не сделает, то вскоре его безумие обратится против маленького народца. Как ни больно ему было расставаться с Карой, Рэруном и Дорном, не объяснив им причины бегства, он подозревал, что прощание могло бы оказаться еще тяжелее.

Теперь, когда рядом перестало так аппетитно пахнуть человечьим мясом, измученный разум Шатулио немного прояснился, и ему пришло в голову, что, поскольку цветные драконы – существа самодовольные и вздорные, ему, возможно, все-таки удастся помочь защитникам монастыря Желтой Розы, даже находясь вне крепостных стен. Затея опасная. Драконы наверняка рано или поздно разглядят его истинный облик и тогда разорвут медного в клочья. Но это и к лучшему. Он должен умереть прежде, чем впадет в ярость и начнет убивать невинных, хоть в данный момент бешенство и не слишком его донимает. Оно свелось к докучливому, но едва слышному голосу, звучащему где-то на задворках разума. Он подумал, что это, наверное, произошло благодаря последней выходке. Некоторые проделки бывают такими забавными, что даже могут на некоторое время отсрочить безумие.

Шатулио сотворил заклинание, благодаря которому все, что он говорил, казалось слушателям мудрым и важным. А потом направился к трем драконам – молодому красному, желтоглазому огненному, пылающему, будто кусок железа, только что вышедший из кузнечного горна, и магматическому, с темно-красными глазами, черными клыками и чешуей цвета остывающей лавы. Все трое были огненными созданиями, и, когда они собрались вместе, от них исходил нестерпимый жар, отгоняющий прочь прохладу горной ночи. Они поедали убитого косматого барана с закрученными рогами и зашипели, обнажив клыки, предупреждая Шатулио, чтобы тот держался подальше от их добычи. Медный помотал головой, показывая, что не намерен претендовать на ужин, и они позволили ему приблизиться. Он уселся рядом, дожидаясь, когда они закончат пожирать мясо, разгрызать кости и высасывать из них мозг.

Потом между змеями завязался разговор, неизбежно свернувший к осаде крепости. Драконы, озадаченные и разозленные тем, сколько времени понадобилось на разорение, гнезда всего-навсего жалких людишек, едва ли были способны говорить о чем-то другом. Эта тема неизбежно бередила раны, нанесенные их гордости.

Кстати, о ранах. Шатулио заметил на боку у огненного дракона покрытые струпьями шрамы и порезы.

– Я слышал, – сказал изменивший облик медный, – что мы снова будем атаковать, как только луна скроется за вершины гор.

Как он и надеялся, огненный дракон зарычал от досады.

– А я ранен! – Он встал и повернулся, демонстрируя повреждения.

– Это сделал тот наполовину железный воин, с шипами на руке, верно? – заговорил красный. – Он и меня ранил так же. Я собираюсь поджарить его на медленном огне еще до конца осады. – Говорят, – вставил Шатулио, – что наши целители тайно поклялись Ишеналиру в верности. И теперь, если ты согласен тоже пресмыкаться перед гравированным, они будут лечить тебя в первую очередь, ну а если заклинания у них кончатся раньше, чем они смогут оказать помощь остальным… что ж, значит, не повезло.

– Клянусь огнем и тенями, – прогромыхал магматический дракон, – это нечестно! Те, кто сражается на самых трудных участках, должны получать помощь первыми, а не Ишеналир и ему подобные. Они-то отсиживаются позади! Я сам видел. Почему Малазан это терпит?

Шатулио развел крыльями:

– Возможно, она боится Ишеналира.

Красный, взвился, горло его раздулось от близкого пламени.

– Малазан никого не боится! – взревел он, выпуская изо рта и ноздрей едкий дым.

Шатулио был уверен, что красный не испытывает никакой любви к старой самке, обращавшейся со своими подчиненными с высокомерием, граничащим с откровенным презрением. Но молодой дракон явно предпочитал быть лояльным к представителю собственного вида, чем к расписанному рунами зеленому. Или просто к тому, кого считал самым сильным и свирепым.

Шатулио склонил голову в знак подчинения:

– Как скажешь. Малазан никого не боится. Я сказал глупость. Но, увы, глуп не я один. Лучше бы кто-нибудь предупредил ее, ведь если она хочет, чтобы все продолжали уважать ее, ей следовало бы раздавить гравированного, как наглую букашку.

– Хотел бы я на это поглядеть, – заметил огненный. – Клянусь владыками Абисса, хотел бы.

– Ну, ладно, – сказал Шатулио, поднимаясь, – вы-то поужинали. А мне мой ужин нужно еще раздобыть, так что всего хорошего.

Он удалился, но не на охоту, которая могла подождать до тех пор, пока не перестанет действовать заклинание убедительности. Вместо этого он втерся в другую группку драконов, на противоположном склоне горы, на полпути между крепостью и лежащим внизу ледником. Лед сверкал под луной.

Вскоре ему представился случай вступить в разговор.

– Красные с приятелями опять ворчат.

– Ворчат? – сверкнув желтовато-зелеными глазами, рыкнул земляной дракон, чье массивное тело было похоже скорее на крапчатый обломок скалы, чем на обычные гибкие драконьи формы.

– Они говорят, – пояснил Шатулио, – что на них ложится основная тяжесть в сражениях, а некоторые другие, слишком робко нападают на людей и сматываются из боя, едва получат хоть малейшую царапину.

– Кто это – некоторые другие? – раздраженно поинтересовался клыкастый дракон, треща недоразвитыми крыльями.

– Те, кто хочет, чтобы вожаком был Ишеналир.

– Вздор! – рявкнул зеленый, от которого смердело разъедающим ядом – его смертоносным оружием. – Я предпочитаю прислушиваться к Ишеналиру только потому, что он хитер и чувствует, когда люди готовят ловушку. Какой смысл лезть на рожон и безрассудно влипать в неприятности, как обычно делает Малазан?

– Согласен, – поддержал Шатулио.

– Значит, огненные говорят, что мы сражаемся хуже их? – спросил земляной дракон, – А не попытаются ли они лишить нас законной доли добычи, когда все закончится?

– Пусть лучше даже не пытаются, – заявил зеленый.

– Мы все так думаем, – сказал Шатулио, – но если Ишеналира не станет, сможем ли мы противостоять Малазан и ее сторонникам?

– Не станет? – переспросил клыкастый, сверкнув темно-красными глазами, из-под неровных костяных налобных пластин.

– Малазан знает, что Ишеналир хитрее ее, – пояснил Шатулио. – И знает, что нам это тоже известно. Думаете, она не боится, что мы откажемся ей подчиняться и провозгласим нашим вождем гравированного? Вполне очевидно, что если она страшится встретиться с Ишеналиром в честном бою, то, возможно, найдет способ сделать так, чтобы он погиб во время нападения на монастырь.

– Ишеналир мог бы нанести удар первым, – заметил зеленый.

– Может, он так и сделает, если поймет, что замышляет Малазан. Надеюсь, он об этом знает. Надеюсь, что кто-нибудь предупредил его.

И так далее. Обманувшиеся в своих ожиданиях, подозрительные драконы с такой готовностью плясали под дудку Шатулио, что тому оставалось только сдерживать смех.

* * *

Ряды колонн по обе стороны коридора отстояли достаточно далеко друг от друга, чтобы Тэган мог расправить крылья и взлететь. Дживекс мелькал в паре ярдов впереди, а Фоуркин поспевал сзади.

– Здесь! – крикнул Дживекс.

– Вижу, – отозвался Тэган.

Маленькая Бэримель Даннаф, которую явно привлекли те же крики о помощи, стояла у входа в комнату, произнося нечто рифмованное и делая тонкими руками каббалистические пассы. Ее обычно шаловливое личико стало мрачным. Не будучи жрицей, она, тем не менее, носила серебристое одеяние в знак почтения к богине, которой посвятила свое искусство.

Тэган приземлился рядом с ней. Дживекс завис в воздухе, его трепещущие крылышки казались размытым пятном. За аркой располагалась музыкальная комната. Вдоль одной из стен протянулся подиум, где мог бы разместиться хор, на рядах стульев для оркестра, расставленных полукругом, лежало множество инструментов – лир, цимбал и лютней. Над ними возвышалась арфа с серебряными струнами.