Текст книги "Эпоха религиозных войн. 1559—1689"

Ничто из предвоенной карьеры Кромвеля не предвещало его исключительной роли в пуританской революции. Когда собрался Долгий парламент, он был обычным средневековым эсквайром, одним из многих членов палаты общин. Мало кто из тех глуповатых, грубых людей заметил его, когда он пылко и страстно высказывался против англиканских священников. Как только началась война, Кромвель вступил в парламентскую армию и отдал 500 фунтов (его годовой доход) на помощь в покрытии военных затрат. Какие-то внутренние силы – Кромвель считал, что это была милость Бога, – давали ему решимость справляться с любыми препятствиями, которые он встречал на своем пути с самой первой битвы в 1642 г. до его смерти в 1658 г. В 1643 г. он был призван в кавалерию «честных, благочестивых людей», которые придерживались строгой дисциплины и распевали псалмы, преследуя кавалеров. Полк Кромвеля, которого вскоре окрестили Железнобоким, выигрывал каждое сражение. Кромвель и его солдаты были способны разгромить кавалеров принца Руперта в Марстон-Муре в 1644 г. «Бог сделал их слишком слабыми против наших мечей», – писал потом Кромвель про эту битву.

По его наущению парламент реорганизовал армию круглоголовых, выведя оттуда генералов, не желающих воевать против короля. Эта «новая модель» парламентской армии (вторым капитаном которой был Кромвель) разгромила войска Карла I при Нейзби в 1645 г. Король был заточен в тюрьму в 1647 г. и оставался там под охраной в течение двух лет. Казалось, пуритане одержали победу.

Намного легче оказалось завершить войну, чем достичь мирного соглашения. Пуритане собрались вместе только благодаря их враждебности по отношению к епископам и монархии, и к 1646 г. они необратимо разделились на три части. Более консервативными были пресвитериане, которые хотели трансформировать английскую церковь в кальвинистскую по шотландской модели и верили, что король должен находиться под контролем парламента, но не стремились к дальнейшим социальным или политическим преобразованиям. Пресвитериане были менее сильны в Англии, чем в Шотландии, но имели численное преимущество в парламенте и представляли собой лондонское меркантилистское общество. В центре находились независимые, которые стремились к более серьезным изменениям. Они отказывались от любого вида национальной церкви, будь то англиканская или пресвитерианская, и проповедовали терпимость по отношению к множеству автономных пуританских церквей. По их мнению, парламент, так же как и монархия, нуждается в изменениях. У независимых были свои представители в парламенте, но их опорной точкой служил офицерский корпус в новой армии. Оливер Кромвель был независимым. Более радикальными, чем независимые, были многочисленные пуританские секты, большинства из которых не существовало до 1640 г. Их члены призывали к полному восстановлению английского общества. Некоторые мыслили апокалиптично, считая, что второе пришествие Христа неизбежно. Остальные были более земными, например левеллеры, которые имели проект конституции, включающий всеобщее выборное право и прочие гарантии суверенности, – эти демократические принципы так и не были реализованы на территории Англии, равно как и в других странах, вплоть до XIX в. Более радикальными, чем левеллеры, были диггеры, или аграрные коммунисты, которые верили, что Бог запрещает иметь частную собственность. Фактически эти радикальные секты обращались скорее к бедным, чем к богатым; они обеспечивали поддержку новой армии. Поэтому в вихре английской революции пресвитериане, независимые и радикальные сектанты развили кальвинистские принципы в полный спектр социальных настроений, от репрессивного консерватизма до радикализма, от автократии до анархии.

Между 1647 и 1648 гг., стараясь достичь мира с Карлом I, пресвитериане, независимые и радикальные секты сталкивались между собой за право контролировать революцию. Пресвитериане в парламенте совершили ошибку, попытавшись разогнать новую армию, не заплатив солдатам. Под предводительством Кромвеля армия отказалась от роспуска. Кромвелю с трудом удалось удержать радикалов под контролем своей армии. Сохранились короткие записи, показывающие споры между представителями армии с независимыми и левеллерами в 1647 г. «Бедняки живут в Англии, просто чтобы существовать! – кричали левеллеры. – Я не нахожу того в Законе Божьем, что лорд должен выбрать 20 бюргеров[5]5
  представителей в парламент


[Закрыть] и джентльменов, но бедняки не могут выбрать никого!» Независимые считали, что «самый малозначимый человек в Англии должен иметь право выбирать членов правительства, которое им управляет, – но только если у него есть к этому интерес» – это возможность дать человеку ощущение принадлежности к своей стране. Солдаты Кромвеля по-прежнему сохраняли образ объединенной силы. В 1648 г. Кромвель сокрушил кавалеров, действующих от имени короля. Его армия вошла в Лондон и смела военную группу, расположившуюся напротив парламента, который Карлу I не удалось заставить разойтись в 1642 г. Несколько генералов расставили войска вокруг здания парламента, и только тем членам, которые дружелюбно отнеслись к правительству, – это были около 60 независимых – разрешили войти. «Гордая чистка» ознаменовала пресвитерианское преимущество в парламенте и сократила Национальное собрание 1640 г. до малочисленной сессии.

Теперь Кромвель мог заняться королем. Убежденный, что Карл I был единственной преградой на пути к миру, Кромвель решил, что тот должен быть убит настолько зрелищно, насколько это было возможно. Высший суд приговорил Карла к смерти как тирана, убийцу и врага английского народа. 30 января 1649 г. он был казнен в Уайтхолле. «Я мученик!» – крикнул Карл протестующей толпе перед тем, как палач прервал его жизнь одним резким ударом топора.

Казнь короля не вызвала жаркого одобрения, но у Кромвеля не было выбора. Бесполезно было вести переговоры с человеком, который отказывался принять пуританскую страну в любой ее форме. И было бы небезопасно держать Карла в тюрьме и высылать из страны. По иронии Кромвель упорнее, чем его советники и даже чем Карл, старался найти подходящую форму для государства. Но его методы были более радикальными, более тираническими, чем у Карла. Роялисты, пресвитериане и радикалы – все ненавидели курс Кромвеля на военное правительство. Хотя независимые были взяты под контроль в 1649 г., их либеральным идеям не суждено было осуществиться.

С 1649 до 1660 г. Англия была пуританской республикой. В ее отношениях с другими странами революция также сыграла свою роль. В 1649 г. Кромвель завоевал Ирландию. В 1650—1651 гг. он завоевал Шотландию, вынудив оба народа присоединиться к Англии. Пуритане делали то, на что не был способен король; они объединяли Великобританию в единый политический союз. В 1652—1754 гг. Англия вступила в войну с Голландией, на протяжении которой захватила 1400 вражеских кораблей и укрепила свои позиции. В 1655—1659 гг. она сражается с Испанией, захватывает Ямайку в Западной Индии и Дюнкерк во Фландрии.

Как бы то ни было, революционеры были менее удачливы; они не смогли найти подходящих конституциональных рамок для своих идей. Между 1649 и 1653 гг. правительство состояло из неуклюжего альянса между парламентом (60 членов которого не были распущены в 1648 г.) и военными офицерами. Кромвель чувствовал нарастающее недовольство своих партнеров и все крепче убеждался в том, что его всепобеждающая армия была инструментом Бога. «Не является ли армия легальной властью, – спрашивал он, – вызванной Богом для борьбы с королем, и, будучи властью, не может ли она противостоять одному типу власти так же, как и другому?» В 1653 г. он распустил парламент и прервал действие конституции 1642 г. Кромвель взял себе титул лорда-протектора и действовал практически как монарх. Большинство англичан желали видеть короля во главе государства. Кромвель воздерживался от принятия королевского титула только потому, что его офицеры были против этого. Армия протектора из 50 тысяч человек и его внешняя политика втрое увеличили бюджет страны по сравнению с бюджетом Карла I в 1630 г. Джентри и купцы протестовали из-за того, что при Карле они не облагались налогами. Протектор распустил Долгий парламент, созвав свой, но не разрешил ему контролировать сбор налогов или вмешиваться в его исполнительную власть. Он стал обращаться с парламентом ничуть не лучше, чем Стюарты.

Оливер Кромвель был диктатором. Для него много значила религия, и он предоставлял всем пуританам, будь то независимые, пресвитериане, баптисты, сподвижники пятой монархии или даже новая секта квакеров, право на свободный выбор веры. Доктрина религиозной свободы была самым значимым решением пуритан, хотя это не касалось англиканства, не говоря уже о католиках. Как считали многие англичане, пуританское рвение трансформировалось в брюзжание о своде законов, усиленных военной политикой. Ободряющая уверенность 1640 г., что Англия возродится духовно, исчезла. Настроения 1650 г. лучше всего описаны в «Левиафане» Томаса Гоббса (1651), наиболее ярком произведении английской революции. Гоббс одобрял диктатуру Кромвеля не из-за религии (Гоббс был материалистом), а потому, что Кромвель лишил людей индивидуальной свободы лучше, чем Стюарты, и таким образом сковал их природную потребность убивать друг друга.

Оливер Кромвель умер в 1658 г. В течение 18 месяцев после его смерти была свергнута серия правительств. Никто из офицеров армии не мог заменить Кромвеля, однако армия не могла быть вытеснена из власти. В итоге в 1660 г. генерал Джордж Монк организовал выборы нового парламента, который пригласил сына Карла I вернуться в Англию в качестве короля Карла II. С восстановлением монархии Стюартов началась новая эра.

Некоторые историки любят называть пуританскую революцию частью «общего кризиса», который прокатился по Европе в середине XVII в. Восстание против Карла I в Англии произошло в то же время, что и фронда против Мазарини во Франции и португальские и каталонские восстания против Оливареса в Испании. В каждой из этих революций парламент бросал вызов короне. Каждая страна в определенной степени страдала от экономических или социальных проблем, что было результатом Тридцатилетней войны, инфляции, серии плохих урожаев и спада торговли. Хотя эта безрадостная картина «общего кризиса» предсказывала динамику восстаний в Англии в 1640 г., выражение протеста не было слишком мощным, как, например, фронда. Оно было гальванизировано религиозным идеализмом, которого не было ранее. В отличие от реакционных фронды и провинциальных каталонских и португальских восстаний пуритане вызвали к жизни новые идеи власти. Они не смогли создать жизнеспособной республики, но ни один из английских королей не забывал урок 1649 г. То, что начали пуритане, завершит английская революция 1688—1689 гг.

Франция под властью Людовика XIV

В то время как в Англии революционный кризис шел на спад, во Франции начиналась совершенно другая эра. В 1661 г. со смертью кардинала Мазарини Людовик XIV (правил в 1643—1715 гг.) стал единолично управлять Францией. Условия для его правления были идеальны. Ни одно из радикальных нововведений молодому королю не требовалось – Генрих IV, Ришелье и Мазарини уже заложили необходимые основы. Французский привилегированный класс желал, чтобы ими управлял король, который не сидел бы на одном месте, а действовал. Армия Людовика и его доходы были крупнейшими в Европе. Франция только что одержала победу над Испанией и при разделенной Германии, растерянной Англии и Голландии, не имеющей военной мощи, была вне конкуренции. Людовик XIV, которому в 1661 г. было 22 года, мыслил свое долгое будущее как первый лорд на троне, окруженный блеском королевской роскоши и ореолом легких побед над врагами. Эти надежды полностью оправдались. К 54 годам Людовик завоевал титул Великого монарха, он стал символом абсолютизма, он был обожаем и презираем другими правителями. К концу эпохи стиль правления Людовика вызывал проблемы как внутри страны, так и за ее пределами. Но на протяжении 1661—1688 гг., которых мы коснемся здесь, он мог охарактеризовать свое правление как «великое, знаменательное и искрометное».

Людовик XIV преуспел не во всех начинаниях, но он был монархом от Бога. Начнем с того, что он выглядел очень величественно, с его гордой манерой поведения, крепкой фигурой, изящной каретой, пышной одеждой и великолепными манерами. Что более важно, у него была та жизненная стойкость и концентрация, чтобы уметь заниматься каждой изнуряющей мелочью в своей роли монарха перед тысячами критиков день за днем и год за годом. Наконец, он умел радоваться тому, что у него было, без стремления переделать Францию (в отличие от пуритан в Англии). То, что Людовик получил довольно поверхностное образование, без сомнения, было преимуществом, поскольку это позволило ему принять свою единственную точку зрения, не волнуясь о тонкостях управления страной. Он ненавидел читать, но был отличным слушателем – ему нравилось присутствовать на встречах советов по нескольку часов на дню. Тонкий и острый ум был помехой для занимаемого Людовиком места лидера французской аристократии, позиции, где соблюдение церемоний значило больше, чем ум. Людовик перенес свой двор из Лувра в Версаль, на 32 километра от Парижа, частично для того, чтобы избавиться от надоедливых горожан, частично чтобы создать мощный, но уединенный центр для аристократии. В Версале он построил огромный дворец, фасад которого простирался на 5 километров в длину, выложенные мрамором комнаты были украшены гобеленами, бравурные портреты демонстрировали его военные триумфы. Окружающие его сады были украшены 1400 фонтанами, в оранжерее цвело 1200 апельсиновых деревьев, дворы были украшены классическими статуями – в основном Аполлона, бога солнца. Сегодня Версаль – это лишь музейный комплекс; в конце XVII в. 10 тысяч представителей знати жили здесь со своими слугами. 60 процентов королевских налогов шли на содержание Версаля и королевского двора.

Секрет успеха Людовика был действительно прост: он, и только он мог дать французской аристократии и высшему слою буржуа то, чего они больше всего хотели в тот момент. Король более половины каждого рабочего дня уделял дворцовым церемониям. Это было приятное времяпрепровождение для аристократии, которая долгое время была наиболее капризным и неуправляемым элементом во французском обществе и ждала от короля достойного внимания к их уникальному миру привилегий. Они одобряли переезд короля в Версаль. Людовик разрешил всем главным представителям знати жить при дворе, где он мог за ними наблюдать. Он регламентировал каждый момент своего дня и своих придворных жестким набором правил дворцового этикета, чтобы привести огромный двор в порядок, возвысить свою персону и приструнить знать. Аристократ, который в ином случае стал бы предводителем новой фронды в стране, становился центром насмешек при дворе в Версале, его амбиции шли на то, чтобы поддержать рукав камзола Людовика, когда тот одевался, слушать банальности, которые говорил король, и смотреть, как он ест. Людовик был гурманом и предпочитал обедать в одиночестве. К тому времени, как почетный караул приносил к столу короля несколько блюд с кухни, еда уже успевала остыть, что не останавливало Людовика от того, чтобы расправиться с дюжиной тарелок дичи и мяса в один присест. Меню для одного из его пиров включало 168 блюд.

Только через усердное служение при дворе аристократ мог добиться расположения короля и привилегий. У короля было огромное количество почетных должностей, которые он раздавал в качестве подарков; заслуженных аристократов делали генералами, управителями, послами. Большинство из 200 тысяч французских пэров жили в удалении от своей страны, но и им пришлось по душе освобождение от налогов. В итоге аристократия при Людовике XIV имела мало власти. Но ведущие представители знати предпочитали блеск и роскошь Людовика феодальной автономии, которую они знали до этого. Они не желали лишать Францию ее главы, хотя к концу правления Людовика стремились контролировать его власть. В XVIII в. претензии аристократов на увеличение их политического влияния, соответствующего их социальным привилегиям, стало основной причиной Французской революции.

Пока Людовик XIV превращал аристократов в бесполезных паразитов, он приглашал представителей высшего класса буржуазии управлять Францией под его началом. Людовик относился к своим исполнительским обязанностям так же серьезно, как и к дворовым церемониям. После смерти Мазарини все серьезные решения король принимал сам. «Государство – это я. Я – это государство», – заметил он. Или, как это переиначил один из его священников, «вся страна в нем; желания людей в нем». Эта концепция французской абсолютной монархии отличалась от абсолютизма в Западной Европе. Людовик XIV считал, что он олицетворяет собой общество Франции.

Он идентифицировал свою власть с коллективными желаниями своих подданных, в отличие от Леопольда I или Фредерика-Вильгельма, чьи подданные так и не почувствовали вкуса национального объединения, поскольку Австрия и Бранденбург-Пруссия были конгрегациями не связанных между собой территорий. Более того, западноевропейский абсолютизм покоился на простых взаимоотношениях с земельными собственниками, тогда как Людовик XIV тщательно выстраивал связи с аристократией и с буржуа. Как его предшественники Бурбоны, Людовик предпочитал видеть представителей среднего класса на постах министров, интендантов, советников. Его главный министр, Кольбер, был сыном торговца и работал под прямым руководством короля. Ни один из членов королевской семьи или высокой аристократии не был приглашен на ежедневные сессии совета в Версале, где король обсуждал вопросы войны, дипломатии, финансов и мира. Решения совета доносились до остальных частей страны через интендантов, которые контролировали все ступени местного управления, особенно суды, полицию и сбор налогов. Людовик эффективно свел на нет власть всех сохранившихся во Франции институтов, которые могли бы помешать его централизованному бюрократическому аппарату. Его интенданты заставили три местных парламента прекратить свою деятельность, арестовывая и запугивая тех представителей, которые осмеливались критиковать королевскую политику. Вскоре парламенты перестали быть помехой.

У централизованной административной системы Людовика были свои недостатки. Решение короля могло быть выполнено на местном уровне только более чем 40 тысячами представителей буржуазии, которые выкупили у короны пожизненное пребывание на своих постах. Несмотря на деятельность интендантов, жители игнорировали некоторые неприятные им декреты. И все же система Людовика работала. Городские подданные короля были более понятливыми и способными, чем знать. Французская буржуазия быстро заняла посты на государственной службе, найдя при этом, что такая власть удовлетворяет их запросам лучше, чем какая-то «вульгарная» торговля или промышленность. Только в XVIII в. буржуазия, как и аристократия, стала недовольна своим положением; их вполне обоснованные требования социальных привилегий, соответствующих занимаемой ими политической и экономической позиции, также стали причиной Французской революции.

Как и любой правитель XVII в., Людовик XIV мало внимания уделял непривилегированному сектору своего общества. Он защитил своих крестьян от гражданской войны и от иноземного вторжения до конца своего правления. Но в обществе, 80 процентов населения которого составляли крестьяне, было очень мало сделано для повышения сельскохозяйственной продуктивности.

В 1660 г. Франция переживала страшный голод, так же было и в 1690 г. У многих французских крестьян были свои наделы земли, но они по-прежнему несли бремя феодализма и служения хозяину. Самые бедные крестьяне были вынуждены передавать свои наделы кредиторам, и процент тех, кто сдавал землю в аренду по частям, и тех, кто работал за плату, неумолимо рос на протяжении конца XVII в. Неработающие бедняки нанимались в армию «короля-солнце» или отправлялись в работные дома. На протяжении правления Людовика XIV налоги повысились вдвое, принеся в 1683 г. 116 миллионов ливров против 85 миллионов в 1661 г. и 152 миллиона – в 1715 г. Многие буржуа стремились избежать уплаты налогов, так что положение крестьян было незавидно. Когда бы они ни начинали бунтовать против новых налогов, Людовик XIV отправлял солдат в бунтующий округ и вешал зачинщиков бунта или отправлял их на галеры в качестве рабов.

Деньги, собираемые с крестьянства, оплачивали расходы двора Людовика и его армии, а также меркантилистскую политику Кольбера. Жан-Батист Кольбер (1619—1683), министр финансов с 1661 до 1683 г., был удивительно энергичен и на редкость педантичен. Его энергия проявлялась в том, с каким энтузиазмом он затыкал огромные дыры в королевской системе дохода.

Кольбер выяснил, что только 35 процентов налогов, которые платили французы, попадало в королевскую сокровищницу, остальные 75 процентов растворялись в карманах у посредников и коррумпированных служащих. Кольбер прекратил взимание налога с фермеров и значительно сократил часть долгов. К моменту его смерти в казну поступало 80 процентов возросших налоговых плат. С той же энергией Кольбер достигал и своей меркантилистской цели. Он использовал все возможности своего положения, чтобы повернуть Францию на путь самообеспечивающегося экономического союза. Кольбер приравнивал богатство к слиткам золота, и с того момента, как количество золота к концу XVII в. стало стабильным, он подсчитал, что Франция сможет повысить свое благосостояние только с помощью золота из других стран. Он стремился отобрать его у Голландии, завидуя находчивости последних. Чтобы ввести экспорт товаров из Франции на те территории, где доминировала Голландия, он организовал серию французских торговых компаний, наиболее важными из которых были Ост-Индская, Вест-Индская Северная и компания в Леванте. Он щедро платил за строительство кораблей. Он поднял тарифы на импорт из Голландии и Англии. Он сделал все, что смог, – что на самом деле было не так уж и много, – чтобы ускорить развитие французской торговли: он улучшил (слегка) дороги и построил несколько каналов. Но сплав товаров по стране по-прежнему занимал месяц. Не радовала и стоимость транспортных расходов. Кольбер уделил особое внимание развитию новой промышленности во Франции. Он спонсировал производство тех товаров, которые Франция до этого ввозила, например такие атрибуты роскоши, как шелк, шерсть, зеркала и стекло. Были ли все эти действия продуманными? Границы успеха Кольбера очевидны. Он не построил торгового флота, чтобы можно было конкурировать с голландцами, то есть не смог прекратить импорт товаров из других стран. Французская торговля оставалась довольно неразвитой из-за налоговых пошлин и местных привычек. С того момента, как французские купцы начали вкладывать деньги в рисковые морские предприятия Кольбера, королю пришлось оплачивать более половины вложений в Вест-Индскую и Ост-Индскую компании. В любом случае большинство из компаний Кольбера разорились в течение нескольких лет. Его промышленные проекты шли лучше, хотя его дотошное управление лишало индустрию инициативного роста. Он пренебрегал тяжелой индустрией, скажем железообрабатывающим производством. И он не обращал внимания на сельское хозяйство, потому что пищевая промышленность Франции была в порядке. Впрочем, без сомнения, французская торговля и промышленность много выиграли от стараний Кольбера. В обществе, где купцы и торговцы не были уважаемы, для правительства было важно защитить и возвысить роль коммерции и промышленности, Более того, в конце XVII в. Франция был готова к принятию меркантилистской доктрины Кольбера. Французская экономика была более диверсифицирована, чем испанская, и французские купцы более активно откликались на вмешательство правительства, чем их соперники из Голландии и Англии.

Одним из решений Кольбера стало объединение разбросанных плантаций страны в огромную колониальную империю. К 1680 г. Людовик XIV имел торговые порты в Индии, несколько восточных точек в Индийском океане, точки с рабами в Африке и 14 сахарных островов на Карибах. Его наиболее впечатляющим достижением стала колония Новая Франция; торговцы мехом и иезуитские миссионеры освоили земли Северной Америки от острова Святого Лаврентия к северу до Гудзонова залива, к западу до Великих озер и к югу вдоль Миссисипи до Мексиканского залива. В этих местах жило несколько тысяч французов. Количество меха, рыбы и табака, экспортируемого из Новой Франции, разочаровало короля. Только сахарные острова и торговые порты Индии смогли стать источником дохода для Франции. Как бы то ни было, при Кольбере Франция сделала большой шаг на пути к своей впечатляющей экономике XVIII в.

Пока мало было сказано про религию. Людовик XIV находился в щекотливом положении по отношению к католической церкви. Он разрешал еретикам-гугенотам проводить свои богослужения внутри страны, что едва ли могли себе позволить иные католические правители. И его страна была единственным католическим государством, которое проигнорировало реформаторские декреты Тридентского собора, потому что французская корона отказалась разделять контроль над своей церковью с папством или советом. Людовик XIV и не думал сдаваться. Напротив, в 1682 г. он объявил своим священникам, что папство более не властно над французской церковью. Впрочем, Людовик стремился ввести некое подобие тридентской дисциплины во французскую религиозную практику, чтобы завершить объединение страны в единый союз. Унифицировать французскую религиозную практику было не так просто. Католики переживали пик духовного возрождения. Католическая реформация пришла во Францию в XVII в., позже, чем в Испанию, Италию и Германию. Зародились новые порядки, например, трапписты и святой Венсан де Поль (ок. 1581—1660) основали институт сестер милосердия, чтобы заботиться о бедных, подкидышах и куртизанках Парижа. Некоторые реформы были неэффективными; в основном три группы – иезуиты, квиетисты и янсенисты – боролись за поддержку правящего класса. Людовик благоволил иезуитам. В своих школах и конфессиях иезуиты проводили работу по наставлению избегать сект и уважать страну и государство. Многие католики были оскорблены казуистикой иезуитов и прагматикой учения о том, что Бог помогает тому, кто сам себе помогает. Квиетисты склонялись к религии личного опыта, веря, что душа сможет достигнуть идеала через пассивный союз с Богом. Янсенисты склонялись к противоположному теологическому полюсу. Они отказывались от учения иезуитов о свободе выбора и вновь подтверждали тезис святого Августина – и Кальвина – о первородном грехе и о непреодолимой тяге к выбору. Движения квиетистов и янсенистов привлекли множество видных умов: Франциск Фенелон был квиетистом, Блез Паскаль – янсенистом. Как бы то ни было, Людовик признал эти две секты нетолерантными и приговорил их членов к изгнанию, заточил в тюрьму или обезглавил.

Если Людовик был враждебно настроен по отношению к католической ереси, то можно легко догадаться о его отношении к гугенотам. С 1620 г., когда Ришелье сломил их политическую и военную независимость, гугеноты стали полезными подданными и ценными горожанами. Из аристократической фракции XVI в. они превратились в респектабельное общество буржуа и служащих. Но когда Людовик стал искоренять протестантскую ересь, выяснилось, что тысячи из них все еще находятся при своем мнении. Людовик закрыл школы и церкви гугенотов, платил тем, кто принимал другую веру, и посылал солдат в дома тех, кто отказывался от смены религии. В 1685 г. король вспомнил Нантский эдикт Генриха IV. Теперь у французских протестантов не было городских прав, их дети росли и воспитывались как католики, духовенство было казнено или изгнано. После 1685 г. протестантизм все еще существовал, но очень скромно. Наиболее убежденные гугеноты – около 200 тысяч – отправились в Англию, в Голландскую республику и прочие протестантские страны. Людовик заплатил эту цену, чтобы достигнуть истинного католицизма, как это было в Испании, Австрии, Богемии. В конце XVII в. голландцы и англичане были единственными, кто принимал любую степень нонконформизма. Французы были не более антипротестантами, чем англичане – антикатоликами, но они отстаивали свое превосходство более жестко. Людовик, как и любой абсолютный монарх, провозгласил свое право управлять своими подданными. «Государство – это я», – говорил Людовик.

Как бы жестоки ни были его методы, Людовику XIV было далеко до современных диктаторов. Его власть была основана на расслоенном обществе, где каждый класс имел свои функции и статус. Людовик увеличил привилегии аристократов и буржуа, чтобы сохранить союз с ними. Король редко рисковал в рамках своего версальского круга. Он не стремился наладить контакт с крестьянами, которые оставались подданными лордов. Когда революция 1789 г. пробудила национальный дух среди французов, это открыло дорогу новой власти за пределами мечтаний Людовика. Его метод управления Францией более всего соотносится с методом управления Испанией Филиппом II на век ранее. На первый взгляд два короля действовали прямо противоположно. Спокойный, углубленный в себя Филипп в своем каменном Эскориале и Людовик, окруженный роскошью в Версале. Но все это лишь различия в темпераменте французов и испанцев. Оба монарха принимали черты раннего европейского абсолютизма. Испания XVI в. и Франция XVII в. были аграрными, феодальными странами, где король был силен настолько, насколько была сильна его армия и бюрократия, и так богат, насколько были высоки налоги, собираемые с крестьян. Поскольку Франция Бурбонов была больше и богаче, чем Испания Габсбургов, то Людовик XIV смог установить более сильную власть абсолютизма, чем Филипп. Он собрал большую армию, чтобы удовлетворить династические амбиции и изменить международный баланс сил. Но соперники Франции не отставали. Людовик понял – как и Филипп, – что война может обанкротить даже самого влиятельного правителя.

На протяжении первой половины правления, с 1661 до 1688 г., внешняя политика Людовика был чередой блестящих завоеваний. Основываясь на завоеваниях Мазарини, он отвоевал территории во Фландрии, Люксембурге, Лотарингию, Эльзас и Франш-Конте. Его войска легко побеждали армии испанцев и империи. В 1677 г. они завоевали Соединенные провинции. Французские дипломаты ловко натравили врагов Людовика друг на друга, чтобы предотвратить создание антифранцузской коалиции. Англия и Швеция были привлечены в союз с Францией. Амбиции Людовика были династическими, но не национальными. И то, что люди на завоеванных территориях говорили по-французски, было лишь совпадением. Он претендовал на любую землю, где мог получить титул по наследству или женившись. В конце своего правления он хотел завоевать Испанскую империю Габсбургов, поскольку его мать и жена были инфантами Испании. Но после 1699 г. грандиозная внешняя политика Людовика перестала работать так отлажено. Франция погрузилась в двадцатипятилетнюю войну против интернациональной коалиции, которая впервые остановила экспансию Людовика и обратила его в бегство. Организатором был один из самых умелых политиков той эпохи, Вильгельм Оранский. Голландец, обладавший исключительным чувством национальной гордости и рвением, Вильгельм потратил свою жизнь на противостояние Людовику XIV и всему, что тот делал.