Текст книги "Рождественский незнакомец"

Ричард Пол Эванс
Рождественский незнакомец

Richard Paul Evans

The Noel Stranger

THE NOEL STRANGER © 2018 by Richard Paul Evans

© А. Насхаева, перевод на русский язык

В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

© А. Авдонина, иллюстрация на обложку

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Посвящается Кери 2.0

Глава первая

Вы, должно быть, удивлены, что я позволяю вам, совершенно незнакомому человеку, читать свой дневник. Возможно, это «синдром попутчика», когда люди, по неведомым причинам, доверяют случайным незнакомцам самые сокровенные истории из жизни. Только мне кажется, все намного проще. Думаю, наше желание быть понятыми сильнее, чем страх разоблачения.

Дневник Мэгги Уолтер

Как могло со мной такое случиться?

Однажды какая-то женщина сравнила свою жизнь с автомобилем со спущенными колесами. Мне бы такую жизнь – я была бы счастлива. Увы, состояние моего метафорического автомобиля куда хуже – колеса сняли, ветровое стекло вдребезги, а в баке вместо бензина грязь. Хочется думать, что жизнь разрушилась в считаные месяцы, но это не так. Она рассыпалась постепенно в течение последних трех лет замужества. Просто я не замечала.

Вы, наверное, уже читали об ужасах моей жизни в газетах или на просторах интернета. Это одна из тех трагических историй, над которыми любят повздыхать и притворно посочувствовать пострадавшему, а сами с вожделением пересказывают друг другу самые омерзительные подробности. Так человек описывает автомобильную аварию, когда становится ее свидетелем.

До того как правда выскочила наружу, словно гнойный прыщ, (прошу прощения за столь мерзкое сравнение, но здесь оно как раз кстати), моя жизнь казалась счастливой и беззаботной, по крайней мере, со стороны. У меня процветающая – и выжимающая все соки – кейтеринговая[1]1
  Кейтеринг – поставка угощений и профессиональное обслуживание во время мероприятия с выездом на территорию, выбранную клиентом. (Прим. ред.)


[Закрыть] компания «Просто десерты». На самом деле мы занимаемся не только десертами. Я унаследовала бизнес от женщины, которая пекла на заказ именинные и свадебные торты – прежнее название так и не сменили.

Мой муж, Клайв, с которым мы женаты без малого девять лет, и которого я безумно любила, был партнером в известной в Солт-Лейк-Сити адвокатской конторе и уже почти четыре года сидел в городском совете. Я дважды проходила с ним через все тяготы избирательной кампании: выступала перед женскими сообществами, нянчилась с детьми и все такое. Будучи интровертом, подобный образ жизни давался мне нелегко, но делала это ради Клайва, потому что любила его и безоговорочно верила: муж и жена – одна сатана. В отличие от меня, Клайв чувствовал себя как рыба в воде. Его боготворили. Он умел сделать так, чтобы каждый присутствующий в зале ощущал свою значимость. Наверное, и привлек меня именно этим талантом – показал, что я тоже на многое способна.

Меньше года назад имя Клайва попало в итоговый список кандидатов на пост мэра Солт-Лейк-Сити, выборы которого должны состояться в следующем году. По версии одной из газет он даже вышел в лидеры, вокруг него, словно пчелы у банки с медом, стали кружить лоббисты и политики. Так было. Но все изменилось. Корабль пошел ко дну. Как и наш брак.

Обычно жизнь рушится из-за событий, которых совсем не ждешь – опаздываешь, к примеру, в парикмахерскую, психуешь, и тут тебя таранит мусоровоз, проехавший на красный.

Мой мусоровоз выехал из телефонной трубки – во вторник, в девять утра. Клайва не было в городе. Я только вернулась с занятий пилатесом и собиралась на работу, как вдруг раздался звонок. Определитель номера показывал, что звонили из местной газеты «Дезерт ньюс». Я решила, это по поводу нашей подписки или как-то связано с моим бизнесом – последнее время они часто заказывали у нас статьи на кулинарную тематику. В прошлый Хэллоуин я поделилась с журналистами своим любимым рецептом сухариков с перцем чили – «Ужин для вампира».

Я ответила:

– Алло?

– Миссис Уолтер?

– Слушаю.

– Меня зовут Карл Фахвер, я политический редактор газеты «Дезерт ньюс». Как бы вы прокомментировали сегодняшний арест вашего мужа?

У меня перехватило дыхание.

– О чем вы?

– Разве вы не знаете, что сегодня утром вашего мужа арестовали?

– Мой муж в командировке. Я понятия не имею, о чем вы говорите.

– Простите, я думал, вы в курсе. Ваш муж арестован за двоеженство.

– Двоеженство? Вы хотите сказать, у него несколько жен?

– Да, мэм.

Мои мысли вертелись словно пляжный мячик, который крутится на экране компьютера, извещая пользователя о запущенном процессе. Я ничего не понимала.

– Не смешите. Я его единственная жена. Вы ошиблись.

Журналист замешкался. А когда заговорил снова, в голосе его послышалось сочувствие.

– По данным полиции, у вашего мужа есть другая семья в Колорадо.

В трубке раздался гудок, звонили по второй линии. Это был Клайв.

– Муж звонит. Мне надо ответить…

– Миссис Уолтер…

Я отключила журналиста и переключилась на Клайва.

– Это правда?

Клайв молчал.

– Клайв…

– Прости меня, Мэгги. Я хотел, чтобы ты узнала об этом от меня.

– Ты хотел сам рассказать о другой жене? – Я заплакала. – Как ты мог?

Тишина.

– Не молчи.

– Что мне сказать, Мэгги?

– Скажи, что это неправда! Скажи, что ты никогда бы так не поступил с женщиной, которая во всем тебя поддерживает. Скажи, что никогда бы так не поступил, потому что любишь меня.

Снова длинная пауза. Я продолжала плакать, не в силах остановиться. Наконец, взяв себя в руки, взмолилась:

– Скажи хоть что-нибудь, прошу тебя.

– Прости, мне пора идти. – Он повесил трубку.

Я сползла на пол и зарыдала.

Газеты писали о жене и двух детях в городе Торнтон, штат Колорадо. Судя по фотографии, она была невысокой – округлое лицо, на плече татуировка в виде розы, обесцвеченные волосы.

Когда история вирусом разлетелась по интернету, появился вредоносный сайт, где моя фотография была помещена рядом с фотографией «другой жены». Посетителей просили выбрать, кто из нас сексуальнее. Больше двенадцати тысяч голосов. Победа осталась за мной: восемьдесят семь процентов. Лучше бы ничего этого не знала. Такой результат должен был немного меня утешить, но я еще больше разозлилась. Из уважения Клайв мог бы изменить мне с фотомоделью – все знают, с ними не в силах конкурировать ни одна нормальная женщина. Тогда люди хотя бы говорили: «Его можно понять», а не «Должно быть, у него ужасная жена».

Клайва выпустили под залог, и он пока живет у родителей в Хибере, в Юте. Сомневаюсь, что с его-то связями он вообще когда-нибудь побывает в камере, если только не попадется судья, которому он в былые времена перешел дорогу. Как бы то ни было, у меня такое ощущение, будто это я под домашним арестом – боюсь выходить из дома, даже в магазин. Не хочу, чтобы на меня показывали пальцем.

Буквально вчера бегала до ближайшего продуктового. За мной тут же увязалась какая-то тетка. Сначала я уверяла себя, что все придумываю, но женщина не отставала даже в магазине и, не скрываясь, наводила на меня камеру.

Все это пройдет, правда ведь? Я понимаю, любая новость – лишь временное явление. Скандалы как волны, они обрушиваются на берег и тихо отступают, превращаясь в пену. Но когда дело касается тебя, кажется, что других новостей в мире не существует. Будто все прожектора направлены в твою сторону, а зрители, скрывая в темноте лица, затаив дыхание, с интересом наблюдают за драмой, происходящей в твоей жизни.

Очевидно, я слишком много обо всем этом думала. Дело в том, что я просто не могла перестать думать о случившемся. Из-за моих навязчивых состояний, так и крутилась бы в вихре безумия до полного изнеможения. К счастью, случилось непредвиденное. Вернее, непредвиденный. Незнакомец. Он появился в самое Рождество.

Глава вторая

Я была дурой, что доверяла ему? Дурак никогда не признается в том, что он дурак.

Дневник Мэгги Уолтер

9 ноября, среда

История незнакомца началась морозным ноябрьским утром – последствие череды снежных бурь. Я сидела в одиночестве у окна небольшой кофейни. Было малолюдно. Последняя метель накрыла город беспросветной пеленой, и водителей, как обычно, предупредили: «По возможности оставайтесь дома». Ума не приложу, зачем Карине, моей помощнице и лучшей подруге – единственной подруге – понадобилось обязательно встретиться сегодня в кафе. Она категорически не принимала отказ, хотя я по меньшей мере четыре раза сказала «нет». Я уже неделю не выходила из дома. И выглядела соответствующе. Без макияжа. Из-под бейсбольной кепки свисали грязные, нечесаные волосы.

В кофейне сидела обычная публика – такая же разномастная и пропитанная кофеином, как их напитки. В гордом одиночестве я листала газету, пряча за ней свою неопрятность. В разделе местных новостей красовалось фото осунувшегося Клайва, снятого в профиль и анфас. Кажется, каждый раз, как поднимается тема выборов на пост мэра или в городской совет, газетчики достают из закромов фотографию Клайва. Сегодняшняя статья была посвящена новому кандидату, женщине, которая должна была сменить моего мужа.

Если честно, не могу сказать, что хуже – предательство, публичное унижение или вопрос, который был у всех на уме: «Как можно не знать, что у твоего мужа есть другая семья?»

Им этого не понять. Обычные мужья приходят с работы домой и весь вечер пьют пиво перед телевизором. Они не политики и не публичные люди. Мы же постоянно участвовали в бесконечных мероприятиях: то заседание в Клубе лосей, то Женский политический совет. Не проявляй я твердость, он пропадал бы там всеми вечерами и выходными.

А может, люди правы, я действительно просто дура.

Я знала, Клайв изменяет. Только думала, что он променял меня не на женщину, а на карьеру. Политика всегда была ему второй женой. На первую времени уже не оставалось. Вот только откуда он брал время на еще одну жену и семью?

Оглядываясь назад, понимаю, я легко могла обо всем догадаться. На последний день рождения он подарил кожаную мини-юбку. Увидев мое удивление, Клайв насупился: «Ты же сама просила». Но я не носила подобных юбок и уже тем более никогда бы не попросила.

В другой раз перед сном он назвал меня Джен – так звали ту, другую. Дженнифер. Это же имя носила одна из членов совета. Клайв легко выкрутился, а я не стала заморачиваться. Списала все на усталость и слишком плотный график. Жаль, что ничего не вызывало у меня подозрений. Но зачем об этом говорить, сейчас я бы многое сделала по-другому.

Глава третья

Карина считает, мне надо разрядить обстановку, немного поднять настроение, сменить, так сказать, пластинку. Только зачем? Все равно, что положить кубик льда в микроволновку.

Дневник Мэгги Уолтер

В сопровождении мириад снежинок в кофейню вошла Карина, опоздав на пятнадцать минут. На ней были красные кожаные перчатки, теплая парка и красный шерстяной шарф в цвет берету, который бережно защищал идеально подстриженные светлые волосы. Она всегда одевается так, словно все на нее смотрят. Все действительно смотрят, наверное, из-за ее внешнего вида. Карина красотка. Несмотря на то что она младше меня на семь лет, нам часто говорят, будто мы похожи, и даже спрашивают, не сестры ли мы. Правда, сейчас вряд ли кто-то мог так подумать. Мне стало неловко за свой внешний вид.

Подруга обвела взглядом кофейню, нашла меня и пошла к столику, разматывая по дороге шарф:

– Привет, зайка. Прости, что опоздала. На дорогах просто ужас творится. – Она наклонилась и поцеловала меня в щеку. – Видела три аварии и не меньше десятка машин в кювете.

– И я чуть не оказалась в их числе, – кивнула я.

– Неудивительно, даже моя стиральная машинка больше твоего «фиата».

– Нет, просто надо было сидеть дома.

– Нет, – возразила Карина, расстегивая куртку. – Тебе ни в коем случае нельзя сейчас киснуть дома, – она наконец уселась, – поэтому я и пригласила тебя сюда. Чтобы ты перестала уже страдать в своей мрачной темнице.

– И начала страдать при ярком солнечном свете? – Я показала ей фотографию Клайва в газете.

– Ну и видок. – Она покачала головой и перевела взгляд на меня. – Раз уж мы об этом заговорили, насколько ты, говоришь, похудела?

– Отличный переход.

– Выглядишь, как бродяжка. Тебе надо побольше есть. И почаще выходить на улицу.

Я откинулась на спинку стула.

– У меня нет сил куда-то ходить.

– Дорогая моя, это называется депрессия. Ты не избавишься от нее, если будешь сидеть взаперти.

– Не хочу никуда ходить. Я превратилась в парию.

Карина дотронулась до своей чашки с кофе.

– Даже слова такого не знаю.

– Стала отверженной. Социальным изгоем.

Подруга помотала головой.

– Не говори ерунду.

– Все шарахаются от меня.

– Я не шарахаюсь.

– Кроме тебя. Но ты ничего не понимаешь в людях.

– С чего бы это?

Я вскинула брови.

– Ну, разве что в мужчинах, – смягчила тон подруга, – и в отношениях.

Карина дважды выходила замуж: первый раз за человека, у которого до нее уже было семь жен, а второй муж просто сбежал, больше она его не видела. Позже мы узнали, что его разыскивают в одиннадцати штатах за мошенничество.

– Знаешь, что тебе поможет?

– Таблетка цианида?

Карина поморщилась.

– Тебе нужно заняться чем-то, кроме себя. Вернуться, например, к работе.

– Ну уж нет. Я еще не готова.

– Тогда хотя бы смени обстановку. Вчера вечером проезжала мимо твоего дома, в окнах темно. А ведь было всего восемь часов.

– Надо было просто позвонить в дверь.

– Звонила, – она показала мне три пальца, – три раза.

– Видимо, я спала. Последнее время у меня очень странный график. Я перепутала день с ночью. Ты знала, что бобры зимой почти не выходят из своих хаток? Поскольку снаружи мало света, и неясно, день сейчас или ночь, они вырабатывают собственный циркадный ритм, который длится двадцать девять часов.

Карина секунду молча смотрела на меня, а потом сказала:

– Даже не пойму, что больше беспокоит: то, что ты знаешь об этом, или то, что говоришь. – Она прищурилась. – Зачем ты рассказала про бобров?

– Я смотрела документальный фильм…

– Пока пряталась в своей хатке, – закончила она за меня.

– Да, пока пряталась в своей хатке. А рассказала, потому что у меня тоже нарушился циркадный ритм. Просыпаюсь посреди ночи и не могу уснуть.

Карина не сводила с меня глаз.

– Ты замыкаешься в себе. И сравниваешь себя с бобрами.

– Знаю, – нахмурилась я.

– Хорошо, раз из дома выходить не собираешься, то хотя бы вдохни в него немного жизни.

– Предлагаешь пригласить в гости других лесных обитателей?

Карина усмехнулась.

– Я хочу сказать, что тебе нужно встряхнуться. После первого развода мне в руки попалась книга о том, как восстановить эмоциональное состояние, автор – Бенжамин Харди, кстати – советует изменить окружающую обстановку. Мне помогло. Сделай генеральную уборку, купи новую мебель, укрась дом. Рождество на носу, развесь, в конце концов, гирлянды какие-нибудь. У тебя есть елка?

– Елку ставят на праздник.

– Сейчас как раз праздник. Купи елку.

Я отпила кофе.

– Ни за что.

– Почему нет?

– Начнем с того, что у меня совсем непразднетское настроение.

– Есть такое слово?

– Теперь есть

– Ладно, но празднетского настроения нет, потому что ты ведешь себя не по-празднетски. Это, кстати, глагол, а не существительное.

– Вообще-то прилагательное.

– Ой, вот только не надо умничать. Тебе просто одиноко. А одиночество опасно. Исследования показали, что оно наносит даже больший вред здоровью, чем курение или лишний вес. Особенно во время праздников. Именно поэтому в праздники так много самоубийств.

– Это миф, – возразила я. – Больше всего самоубийств весной. Так было всегда.

Подруга с подозрением покосилась на меня.

– Откуда ты знаешь?

– Я не собираюсь сводить счеты с жизнью, если ты этого боишься.

Карина еще раз с сомнением посмотрела на меня и махнула рукой.

– Заметь, ты сама сказала, не я.

Мы замолчали. Через секунду она продолжила:

– Знаешь, что прежде всего нужно сделать, если потеряешься в лесу?

Я безучастно подняла на нее глаза.

– И ты еще смеешься над моими бобрами?

– Я не просто так спросила.

– Ну-ну, посмотрим, куда это тебя приведет.

– Первым делом необходимо развести костер. Догадываешься, зачем?

– Чтобы не замерзнуть.

– Нет, чтобы заняться делом, отвлечься и не паниковать. Вот, что тебе нужно.

– Предлагаешь поджечь машину Клайва?

– Вот то-то и оно, Мэг. О чем бы мы ни говорили, тебя словно магнитом снова тянет к нему. Тебе надо выбраться из этого замкнутого круга. Речь о тебе, а не о нем. Нужно вернуться к нормальной жизни. – Ее голос стал мягче. – Послушай, я понимаю, почему ты замыкаешься. Правда, понимаю. Но это не поможет. Покажи Клайву, что ему не отнять у тебя жизнь.

– Он уже отнял.

– Нет, он отнял лишь часть. Ты все еще жива. И будешь жить дальше. Никогда не знаешь, что ждет тебя за углом.

– Этого-то я и боюсь.

Она потянулась через стол и взяла меня за руку.

– Милая моя, все пройдет. Ты прячешься от людей, и это нормально. Никто не вправе винить тебя. Просто я не хочу, чтобы ты падала духом.

Я на мгновение потупила взгляд и снова посмотрела на полное сочувствия лицо Карины. Внезапно мои глаза тоже наполнились слезами, и я наконец сказала то, о чем думала уже несколько недель:

– Чем я ему не угодила?

– Ты тут ни при чем, ему бы никто не угодил. – Подруга придвинула стул ближе ко мне. – Есть такие люди, которым все мало. Тебе тяжело это осознать, ведь ты не такая. Клайв всегда был ненасытным. Ему всегда хотелось большего. Он все время искал чего-то. Хотел, чтобы как можно больше людей его любили. Не понимал, что любовь одного человека выше симпатии толпы.

Я совсем расплакалась, и Карина нежно меня обняла.

– Ну, ну, дорогая. Все пройдет.

Справившись со слезами, я спросила:

– Ты думаешь?

– Обязательно пройдет, надо только этого захотеть, – ответила она. – Попробуй изменить свою жизнь. Уверена, тебе станет лучше. – Подруга посмотрела мне в глаза. – Попробуешь?

Я кивнула.

Она улыбнулась.

– Вот и умница. Так когда ты возвращаешься на работу?

Глава четвертая

Порой прошлое преследует тебя словно кусок туалетной бумаги, прилипший к подошве. О нем ты, конечно же, узнаешь самая последняя.

Дневник Мэгги Уолтер

Я не смогла ответить на ее вопрос. Мне было стыдно, что в самый сезон работы я оставила подругу одну. По иронии судьбы предыдущая владелица компании поступила со мной точно так же, лишив всякой поддержки.

Но забросив работу, я не просто пряталась от людей. Я запуталась. Бизнес, поломанное детство и Клайв – все завязалось в один тугой узел. Я тщетно пыталась выбраться из какого-то бесконечного лабиринта, снова и снова возвращаясь к началу.

К началу. Я родилась и выросла в Ашленде, штат Орегон, всего в шестнадцати милях к северу от границы с Калифорнией. Необычное местечко. Очень либеральное – настолько, что соседние города называют его Ашлендской народной республикой. Вероятно, они забыли, в былые времена отцы-основатели проводили в центре парады ку-клус-клана, называя свой город раем для «всех граждан Америки, кроме негров и японцев».

Но времена меняются. Меняются люди и города. Там чудеснейшая природа: кругом леса да горы. Казалось бы, лучшего места для мальчишек и девчонок не найти. Я должна была расти в счастливом беззаботном мире, но увы. Мое детство было невыносимым.

Если бы меня попросили выразить всю свою боль одним словом, я бы сказала: «Мой отец» (ну, хорошо, двумя словами). Отцу нельзя было иметь. Конечно, тогда на свет не появились бы мы с братом, но иногда кажется, что так даже лучше.

Отцу даже жениться было противопоказано. Для меня до сих пор загадка, зачем он вообще в это ввязался. Он постоянно изменял маме. Невозможно даже сказать, сколько раз, потому что процесс был беспрерывным. Иногда они ссорились, и на лице матери отражалась вся боль и обреченность. До сих пор не понимаю, почему она просто не ушла от него. В конце концов, это, конечно же, произошло, но совсем иначе, чем я себе представляла.

Их брак закончился, когда мне было четырнадцать. Мама пошла в хирургический центр, чтобы пройти простую, плановую колоноскопию. Но что-то пошло не так, и она умерла. До сих пор помню лицо врача, когда он сообщал нам о случившемся. Я до последнего не верила, пока собственными глазами не увидела бездыханное тело матери. Помню, как злилась на нее за то, что не взяла меня с собой.

Тогда я узнала: каждый переживает горе по-своему. Брат Эрик пропал, сначала замкнувшись в себе, а несколько лет спустя исчез по-настоящему. Не знаю, как переносил потерю жены отец. Никаких эмоций, кроме ярости, он не проявлял. Подозреваю, он винил во всем себя. А может, мне просто хотелось в это верить, верить в то, что папа вел себя, как любой нормальный человек. Еще, кажется, он почувствовал свободу – не то, чтобы мать мешала ему встречаться с другими женщинами, но ее присутствие определенно их отпугивало. По крайней мере, тех, у кого оставалась хоть капля достоинства. Мне так и не удалось понять, почему сначала отец неистово добивался расположения женщин, а потом так жестоко с ними обходился.

В нашей жизни отец был просто для галочки. Через полгода после смерти мамы, он обвинил врача в халатности и отсудил все, что только можно было отсудить. И купил себе огромную лодку, на которой хоть океан переплывай. Мне же приходилось постоянно клянчить у него деньги на продукты.

Я хотела поступить в колледж, но знала, отец не станет платить за учебу. Однажды заикнулась о своем желании. Он ответил: в колледжах ничему не учат, а лишь промывают мозги – всему, что нужно для жизни, он уже меня научил.

Я рано поняла, всего нужно добиваться самой. К счастью, или к несчастью, я быстро повзрослела и выглядела старше своих лет. В неполные пятнадцать, окружающие давали мне все двадцать. Устроилась официанткой в местное кафе. Изо дня в день ко мне клеились сидящие там старики. Сейчас думаю, что они были не такими уж старыми, лет по тридцать – сорок, но тогда казались мне стариками.

Когда я училась в старших классах, сбежал Эрик. Оставил только записку: «Прости и прощай». И все. Ни адреса, ничего. Я его понимаю. Тоже хотелось сбежать из дома. Правда, отец обращался с ним еще хуже, чем со мной. Кажется, он постоянно пытался доказать Эрику свое главенство, мнил себя вожаком стаи.

Через две недели после окончания школы я переехала в Юту. Никогда не думала, что останусь здесь надолго. Если честно, то еще за полгода до переезда я совершенно ничего не знала об этом штате. Моя жизнь круто повернулась, и я вылетела из седла.

Как-то раз в кафе я разговорилась с дальнобойщиком – у нас их сотни – он вез пиломатериалы в свой родной город Солт-Лейк-Сити. Я спросила, нравится ли ему там. Он ответил, что да. Солт-Лейк больше Ашленда, но меньше Портленда. Там есть Университет Юты, в котором учиться не очень дорого, если иметь местную прописку, к тому же в городе много работы. Низкая стоимость жизни, никто к тебе не лезет, кроме мормонов, да и те угостят разве что разок домашним хлебом и пригласят в церковь. Но самое главное, Солт-Лейк-Сити находился в семистах милях от моего отца.

Теперь, когда Эрик уехал, в Ашленде меня больше ничто не держало. Был симпатичный приятель, Картер. Я его не особенно любила, и хотя он уже заикался о свадьбе, что даже тогда казалось немного странным для восемнадцатилетнего юноши, я понимала, – это не тот человек, с которым мне хотелось бы провести остаток жизни.

Страха не было. После всего, через что пришлось пройти, я не боялась почти ничего. Нужда научила меня экономить. В тайне от отца умудрилась накопить пять тысяч долларов, работая официанткой, получая чаевые и изредка подрабатывая няней. Если бы он прознал, то наверняка вытянул бы из меня все до последнего цента, хоть и был неплохо обеспечен. Потом, как водится, назвал бы это уроком жизни.

Где-то за месяц до выпускного я начала подыскивать в Юте жилье. И случайно наткнулась на объявление одной девушки, которая искала себе соседку. Ее звали Венди Нильсен. Она только что уволилась из кейтеринговой компании. Аренда стоила всего триста семьдесят пять долларов в месяц, но Венди не могла себе ее позволить.

Судя по фотографиям квартира была неплохая. Я поинтересовалась у новой знакомой насчет работы. У меня был небольшой поварской опыт в ресторане, к тому же я готовила дома, поэтому спросила, нет ли вакансии в той кейтеринговой компании, откуда ушла Венди.

– Там всегда требуются люди, – ответила та. – Хозяйка сущая ведьма. Всех выгоняет. Ростом не больше пяти футов, а на левой щеке огромная бородавка. Ее зовут Марж.

Я на секунду замешкалась и спросила:

– Она назвала свою бородавку Марж?

Венди так сильно смеялась, что убежала в туалет. Мы подружились с ней еще до того, как встретились вживую.

Насчет работы Венди оказалась права. Им требовались люди. Постоянно. Там можно было неплохо зарабатывать – восемнадцать долларов и пятьдесят центов в час, а это в два с лишним раза больше, чем я когда-либо получала, плюс чаевые. Иногда очень хорошие. Да еще и страховка.

– За такую работу и ста долларов в час будет мало, – предупредила Венди. – Сплошное психологическое насилие. В итоге все спустишь на психотерапевта.

– А пособия на восстановление психического здоровья у них не предусмотрено? – полюбопытствовала я.

Тогда я уже никого не боялась, к тому же мне хотелось зарабатывать больше, чем официантки. И я решила, что смогу потерпеть хотя бы годик, ведь строить карьеру в ресторанном бизнесе не собиралась.

Если честно, то я понятия не имела, какой будет моя жизнь: совершенно не задумывалась о том, чего хочу, сосредоточив все свои силы на том, чего не хочу. Работа в ресторане пришлась кстати на то время, пока я собираюсь с мыслями.

Других забот у меня не было – поступить в университет я не могла, так как сначала надо было оформить прописку и подать заявление на грант. Выпустившись из школы, я зашла в тупик: деньги на учебу у отца были, но тратить их на меня он не собирался. Я оказалась в безвыходном положении.

Венди несколько недооценила заработную плату, но насчет бывшей работодательницы оказалась права. Марж Уотсон не щадила сотрудников, как не щадят свои болиды гонщики «Инди-500». Профессионализм не позволял ей журить работников перед клиентами, но тут надо отдать должное и ее внутренней дисциплине. Марж особенно ни с кем не церемонилась. У нее это отлично выходило, а так как работали в основном вчерашние дети, еще не имеющие никакого опыта, то надолго никто не задерживался.

Ее выходки меня нисколько не напрягали. По сравнению с отцом, новая работодательница была котенком. И в отличие от отца не могла меня ударить, хотя Венди рассказывала, как однажды Марж врезала кому-то по лицу. Обиженный подал в суд, и пощечина обошлась ей в несколько тысяч долларов. С тех пор она руки больше не распускает.

Все же я понимала, что это вопрос времени – рано или поздно она докопается до меня – поэтому просто ждала своего часа, испытывая лишь любопытство и никакого страха. Мне было интересно посмотреть на собственную реакцию.

Помимо меня и карусели временных сотрудников, постоянно в компании работали две мексиканки: Фрида и Эйса. С ними Марж тоже обходилась не самым лучшим образом, но они, казалось, пропускали ее вопли мимо ушей. Не знаю, может, это какая-то культурная особенность или им позарез нужны были деньги, а может, они просто не понимали, что говорит хозяйка, так как обе плохо владели английским.

Наконец мой день настал. Я повздорила с одной богатенькой «брайдзиллой», которая, должно быть, выпила лишку и внезапно решила, что заказывала четырех-, а не трехъярусный торт. Уж не знаю, чего она хотела от меня – может, надеялась, что мы быстренько допечем ей четвертый ярус – только я не стала терпеть эти выходки и все ей высказала.

Она недолго думая толкнула меня. Зря, конечно. Я пригвоздила ее к стене и, удерживая одной рукой за шею, прошипела:

– Еще раз меня тронешь, и на свадебных фотках будешь выглядеть, как героиня ужасов Стивена Кинга.

Когда я отпустила ее, она убежала вся в слезах. Естественно, мать невесты спустила всех собак на Марж, а та, само собой, на меня. Побагровев от злости, начальница орала так, что мне показалось, у нее вот-вот полопаются кровеносные сосуды. Я, сохраняя хладнокровие, равнодушно слушала этот концерт. Наверное, она думала, я тут же уволюсь, как делали это все до меня. Я же решительно хотела, чтобы хозяйка уволила меня сама, тогда можно было рассчитывать на пособие по безработице.

Ни того, ни другого не произошло. Дав ей выговориться, я спокойно сказала:

– Попейте «Прозак». Да и освежитель дыхания не помешает. – И вышла через заднюю дверь.

Я еще не дошла до машины, как из-за двери показалась голова Марж и крикнула:

– Я пью «Прозак». В понедельник не опаздывай.

После этого случая Марж больше ни разу на мне не срывалась. Пожалуй, я была первой сотрудницей, которая смогла ей противостоять и тем самым заслужила уважение. Марж будто бы испытывала меня, как в конце старого фильма про Вилли Вонка. Отличный, кстати, фильм.

Когда я начинала, пекарня «Просто десерты» специализировалась исключительно на свадебных тортах и время от времени обслуживала бар-мицвы. Последние в Юте были редкостью, учитывая религиозную культуру штата, чего не скажешь о свадебных торжествах, которые проводились в несметных количествах. Потом нас стали приглашать на корпоративы и разные вечеринки. По мере расширения Марж учила меня всему, что знала о своем ремесле.

Спустя год хозяйка предложила солидную прибавку к жалованью, лишь бы я не поступала в колледж и все свое время посвящала компании. Непонятно, зачем Марж вообще затеяла весь этот бизнес, ну разве что хотела независимости и не желала жить в тени мужа. Ее супруг, Крейг, руководил местной компанией, поставляющей сантехнику. Я видела его всего пару раз: приятный, аккуратный человек, одет всегда с иголочки. Знаете, такой лоснящийся мужчина, как Клайв. С Марж они подходили друг другу так же, как майонез и кленовый сироп.

Даже не представляю, что свело их вместе. Он был тихим, добросердечным, вежливым, а Марж была Марж. Она не считала мужа за человека. Мне всегда было немного его жаль.

Невероятно, но только через год с лишним после знакомства с Марж я узнала, что у нее есть дочь. Табита. Неудивительно, что они не ладили. Насколько я поняла, Табита хотела посвятить себя театру и жила на деньги отца, в Нью-Йорке, работая за кулисами небродвейских постановок.

Со временем стало ясно, что кроме меня подруг у Марж нет. Вскоре она устала от бизнеса и постепенно начала перекладывать ответственность на мои плечи, пока однажды я окончательно не встала у руля. Где и нахожусь по сей день, только теперь с Кариной. Еще через два года Марж удвоила мне зарплату и назначила заведующей производством – вообще-то я продолжала выполнять ту же работу, что и раньше, но теперь получала за нее деньги.