Текст книги "Завоевание Антарктики по воздуху"

Ричард Эвелин Бэрд
Завоевание Антарктики по воздуху

Ричард Эвелин Бэрд

Континент Антарктики продолжает быть величайшей мировой географической тайной, с тех пор как капитан Джемс Кук, на основании исследования ледяных гор и океанских течений, в период между 1772 г. и 1775 г. вывел заключение о существовании южной полярной земли. Площадь этого ледяного континента в 12 500 000 кв. километров равна территории Соединенных штатов и Мексики, толщина же льда до настоящего времени остается неизвестной.

Огромные полуострова континента, выступающие далеко в окружающие его океаны, огромный край этой площади частью опоясан высокими, почти непроходимыми ледяными горами. Таким представляется единственный в своем род континент на «краю света». Два человека пробирались через снега и ветры, сквозь ряды горных проходов, чтобы достичь южного полюса. Один из них – великий Амундсен – вернулся, чтобы поведать нам свою повесть, другой, бессмертный Скотт, и его товарищи погибли в «ослепительном снежном урагане».

Исследователи время от времени достигали других пунктов побережья. Некоторые проникали внутрь страны (из последних в особенности известен неустрашимый Шекльтон), и каждый из них прибавлял по частице к нашим скудным сведениям об Антарктике.

Загадки Антарктики

Некоторые географы думают, что Антарктика представляет собой два огромных острова.

Как далеко простираются ее горы и соединены ли они с цепью Ново-Зеландских гор или с могучими Андами? Насколько толст его ледяной покров и как стар он? Чем питается? Есть ли там минералы, каменный уголь? Все эти вопросы ожидают своего разрешения. Наша экспедиция конечно не могла их разрешить, хотя нам на помощь явились все позднейшие достижения науки. Благодаря аэроплану мы в течение одного из наших полетов увидели больше площади, чем могли осмотреть все предыдущие исследователи, которых необходимость приковывала к земле. Аппарат, который производил съемку, регистрировал точно и полностью все, что человеческий глаз имел возможность схватить при полете со скоростью 100 км в час.

Мы считали, что из всех наших исследований самыми ценными будут наши метеорологические наблюдения. Область Южного полюса влияет на погоду земного шара больше, чем площадь Арктики. Вот почему мы попросили Национальное географическое общество назначить в помощь нам метеорологического эксперта.

Ричард Эвелин Бэрд

Обширное поле для науки

В течение многих лет я, прочитывая каждый отчет об антарктических исследованиях, также следил за каждой появлявшейся в печати дискуссией, касающейся проблемы Антарктики. Сначала я наметил те области науки, которые требуют тщательного изучения, а именно географию, геологию, метеорологию, зоологию, океанографию, физику, радио и т. д. Затем мы постарались найти самых лучших специалистов в этих областях. Каждый из них составил подробный перечень намеченной им работы, приложивши к нему список инструментов, необходимых для выполнения задания. Много времени было потрачено на изучение различных фаз нашей научной работы; но с другой стороны мы вполне понимали, что для выполнения ее нужно было сберечь здоровье и производительность самих работников, а потому этому вопросу, и в особенности обеспечению экспедиции от возможных потерь человеческих жизней, было уделено нами самое серьезное внимание. В нашем распоряжении были аэропланы, собаки и радио, которые должны были облегчить нам выполнение нашей задачи.

Мы обыскали весь свет, чтобы найти подходящее для себя судно, и наконец взяли его в Норвегии. Это была большая приземистая норвежская баржа в 512 тонн. Мы назвали ее «Город Нью-Йорк». С 1885 г. судно это плавало в полярных водах. Кузов его имел клинообразную форму, благодаря чему он мог подниматься, когда полярные льды сжимали его в своих страшных объятиях. Судно было обшито деревом толщиною в 85 см.

25 августа 1928 г. «Город Нью-Йорк», неуклюже переваливаясь, поплыл по водам Гудзона. Тысячи голосов приветствовали нас, начиная с громовых басов Левиафана и кончая визгливыми нотками моторных лодок.

«Город Нью-Йорк» на пути к Антарктике

Последние посетители на судне желали нам всего хорошего. «Работа ждет вас» – говорили они. Признаюсь, что, оглядываясь назад, на эти три года, три года самой трудной работы моей жизни, я чувствую облегчение.

«Борьба Нью-Йорка»

В течение трех лет я был то диететическим поваром, то картографом, то кассиром, то скупщиком и еще многим и многим другим. Учитывая все обстоятельства и тщательно готовясь к путешествию, мы сознавали, что успех наш зависит от нашей предусмотрительности. Мы вполне понимали, что предстоящая нам битва в неизвестной области будет выиграна или проиграна нами в зависимости от того, с каким успехом будет проведена нами подготовительная борьба, которую мы назвали «битвой Города Нью-Йорка».

Одним из самых животрепещущих вопросов был вопрос об одежде. Сколько дней употребили мы на него! Одежда должна была быть теплой, легкой и свободной. Она должна была давать совершенную свободу движения и предохранить не только от холода, но и от ветра.

Для холодной погоды меховая одежда незаменима. Пири говорил всегда, что лучшая одежда для Арктики – это шкуры живущих в ней животных. Он изучил одежду эскимосов и методы приготовления звериных шкур для одежды. Я также изучил их приемы и методы еще в 1925 г., когда работал для Национального географического общества.

Самая практичная одежда – одежда из оленьих шкур. Олений мех самый теплый и легкий. Сапоги, брюки, верхняя одежда – все было у нас из оленьих шкур. Для того чтобы шерстяная одежда могла равняться по степени теплоты меховой, она должна быть вдвое тяжелее.

Мех полярного медведя теплее оленьего, но тяжелее. Одевши широкую рубаху из оленьего меха (парка) с широкими проймами, чтобы при необходимости можно было скрещивать руки внутри, брюки и сапоги из шкур оленей, возможно спать на воздухе в самую холодную погоду.

Обувь при работе в Антарктике

Для холодного климата обувь – самая важная часть одежды. Мы носили мокасины из оленьей кожи, сапоги на резиновой подошве и большие лыжные сапоги.

Подошвы были сделаны из кож тюленя. Амундсен говорил мне много раз о том, что достать лыжные сапоги большого размера почти невозможно. Для себя мы сделали специальные сапоги, годные для температуры 56,5° ниже нуля. Летом они оказались слишком теплы, пришлось разрезать их и переделать заново. Каждый получил четыре пары зимнего белья, десять пар носков, две пары брюк, шесть пар сапог, две пары мокасин, две шерстяные рубашки, два свитера, одну оленью парку, другую легкую парку, шесть пар напульсников, шапку из меха выдры и мешок для спанья из оленьего меха.

Большинство думает, что основное в Антарктике – холод, но это совсем не так; сырость является главным бичом Антарктики. Сырость постоянно образуется и замерзает, благодаря чему люди отмораживают ноги, пальцы; по той же причине пользование спальными мешками сопряжено с большими затруднениями. Мы провели целую зиму над решением этого вопроса.

Какую пищу мы взяли с собою

Каждый, кто понимает, что такое быть вдали от цивилизации в течение многих месяцев, оценит наши усилия запастись всем необходимым на целый год. Доктор Коман исписывал бесконечные листы бумаги, вычисляя количество калорий и витаминов для каждого члена экспедиции. За этим последовали закупки провизии. Вот небольшая часть закупленного: ветчина – две тонны, конфеты – 2½ тонны, американский сыр – 112 кг, куры – 1 тонна, индейки – 270 кг, яйца – 500 ящиков, молоко в порошке – 1 тонна, печенье – ½ тонны, варенье, повидло – 1 тонна, мука – 15 тонн, мыло для бритья – 1 200 кусков, тальк – 1 000 коробок, мыло – 8 840 кусков, крем для лица – 150 банок, 60 бритв и 1 200 пакетов лезвий для бритья, кофе – 2¾ тонны; чай – 168 кг, какао – 270 кг, 60 000 листов писчей бумаги, электрические стиральные машины, стиральное мыло в порошке – 12 бочек, 30 дюжин зубных щеток, 5 дюжин щеток для рук, 5 дюжин головных щеток.

Мы приготовились к трем годам жизни у полюса на тот случай, если возвращение наше к назначенному сроку окажется невозможным.

Потребовались целые месяцы планирования и испытаний, для того чтобы обеспечить экспедицию средствами передвижения на континенте, где до нас единственными способами передвижения были пешая ходьба и езда в санях на собаках. Мы выбрали три моноплана: трехмоторный «Форд», одномоторный «Фэйрчайльд» и одномоторный «Фоккер».

Мы также взяли с собою по 80 эскимосских собак для перевозки тяжестей от ледяной стены до «Маленькой Америки» и один автомобиль на полозьях.

Перегруженное судно

Трудности погрузки судна поразили меня. В течение целого дня краны опускали на палубу лающих собак, бесконечные ящики, мешки, тюки, аэропланы; судно было нагружено до предела, а припасы продолжали литься непрерывным потоком. За цепью полиции 2000 человек – женщины, мужчины, дети – следили за погрузкой судна.

Я помню, как пожилой серьезный человек подошел ко мне и пожал руку.

– Я был там, – сказал он, показывая на юг, – я не думаю, что снова увижу вас. Судно ваше перегружено, оно не выдержит.

Такое заявление не могло подействовать ободрительно, но я знал, что опасность преувеличена, хотя реальная опасность все же существовала. Было очень рискованно плыть по бурному океану на перегруженном судне, но… как быть? Уголь необходим – все антарктические экспедиции становились лицом к лицу с угольной проблемой.

Суда антарктических экспедиций слишком малы для того, чтобы иметь запас угля; большие же суда не выдерживают давления льда. Нам же необходимо было иметь достаточное количество угля не только для путешествия на протяжении 6 400 километров от Китовой бухты до Дунедина, но и для того, чтобы оставить 75 тонн для нашей базы.

Первый шторм в Антарктике

В 6 час. утра, 2 декабря 1928 г. «Нью-Йорк» и «Элеонора Боллинг» покинули Дунедин. День был прекрасный, только кое-где поднимались небольшие волны после вчерашней бури.

При попутном ветре «Нью-Йорк» делал 7 узлов. Иногда «Элеонора Боллинг» брала его на буксир; нелегко было пароходу вести на буксире судно, идущее под всеми парусами, и часто лишь быстрым маневрированием удавалось удержать суда в одной линии. Вот когда мы оценили радио! Мы могли разговаривать друг с другом, будучи на разных судах.

6 декабря мы впервые испытали настоящий шторм. Мы работали, как бобры, укрепляя заграждения, за которыми помещались наши запасы. Внизу мы ползали, как крабы, через бочки и ящики. Хождение на обед являлось целым событием, так как палуба была так загромождена, что каждый шаг вперед был возможен, только цепляясь за канаты и борта.

После шторма

Наблюдение за льдинами сверху кружило голову. Судно то ложилось на сторону, то катилось опять назад. Многие исследователи теряли много ценного груза в полосе таких штормов. Нам же везло.

10 декабря мы пересекли 18-й меридиан и попали в снежный шторм среди огромных айсбергов. На следующий день мы увидели остров Скотта. Это был «затерянный остров», так как многие суда проходили мимо, не замечая его.

Лицом к лицу с ледяной массой вокруг моря Росс

Через три дня мы увидели ледяную массу, окружающую море Росс. На восток и на запад все поле зрения представляло собою непрерывную белую линию льда. В течение двух дней море было совершенно спокойно, и матросы перегрузили 87 тонн угля с «Элеоноры Боллинг» на «Нью-Йорк», после чего «Элеонора Боллинг» отправилась назад в Новую Зеландию за новым грузом угля, оставив нас на буксире большого китоловного судна «С. А. Ларсен». Это судно перевезло меня и кое-кого из товарищей из Калифорнии в Новую Зеландию.

Такое плавание на буксире являлось очень трудным и опасным опытом; опасности заключались в том, что при встрече со льдом могло произойти столкновение, для избежания которого требовалась большая осторожность. Однако, с другой стороны, если бы это буксирование оказалось удачным, мы могли бы достичь Китовой бухты на месяц раньше других экспедиций.

Этот выигрыш во времени был очень важен для дальнейших планов. Как впоследствии оказалось, в том году в Китовой бухте лед был на 16 километров дальше, чем во время экспедиции Амундсена, а потому, если бы мы не прибегли к этой мере, работа по выгрузке огромных запасов и аэропланов едва могла бы закончиться до наступления зимы.

14 декабря, в день достижения Амундсеном Южного полюса в 1911 году, мы начали прокладывать себе путь через ледяную массу в пункте, отстоящем на 1120 километров от Китовой бухты.

Небо было бледно-голубое с сероватым отливом. Бесконечно однообразный лед, местами размытый и принявший странные образы, был прорезан проходами, по которым мы двигались. Жирные сонные тюлени отдыхали на солнце; большие полярные птицы безмолвно пролетали тихим бесшумным полетом – все это создавало картину ложного покоя, который внезапно нарушался раздававшимся треском, и судно вздрагивало, как живое существо.

К этому можно добавить постоянную боязнь столкновения, когда «Ларсен» подставлял свои 17 000 тонн встречным льдам. Для предотвращения опасности мы устраивали непрерывные дежурства.

Плывя в этом фантастическом мире, мы попали в снежную бурю. Перед нами опустился снежный занавес и закрыл от нас ледяной мир. К полуночи тучи рассеялись, занавес поднялся, и в течение двух часов солнце рисовало яркие разовые полосы и бледные тона на ледяной скульптуре вокруг нас. Однако вскоре снег пошел опять, и сильный ветер обволок нас снежной пеленой. Каждую минуту мы могли натолкнуться на плавучий лед.

Ледяные и снежные утесы образуют барьер на сотни километров вокруг Антарктики. Упряжка собак наверху утеса дает представление о величине этого барьера

Радиосообщение, побившее рекорд

В то время как мы задерживались в ледяных полях, мы получили радиосообщение о полете капитана Губерта Уилькинса над землей Грэхем. Это известие мы получили скорее, чем жители в Соединенных штатах. Им пришлось ждать утренних газет, тогда как это известие было тотчас же передано коротковолновой станцией Нью-Йорк-Таймс WHD на нашу станцию WFBT, на расстояние 14 720 км.

В течение 7½ дней мы подвигались вперед, то наталкиваясь на льдины, то отталкивая их, то пятясь назад и едва продвигаясь вперед. Большое китоловное судно с его мощной машиной сдвигало лед в сторону, чего не мог бы сделать «Нью-Йорк», хотя он и был в состоянии выдержать такое давление, которое раздавило бы «Ларсен», как яичную скорлупу. Последний мог продвигаться лишь благодаря тому, что в летнем льду образовалось много проходов, а благодаря своей сильной машине он умелым маневрированием мог избежать зажатия льдом.

На протяжении 2 900 километров «Элеонора Боллинг» и «Ларсен» вели нас на буксире, так что, когда «Ларсен» 23 декабря оставил нас, у «Нью-Йорка» было достаточно угля для того, чтобы итти без помощи к ледяному барьеру. Кроме того «Элеонора Боллинг» должна была доставить еще угля к барьеру для нас. Таким образом угольная проблема была решена.

Последний день среди льдин был самым тяжелым. Мы целый день маневрировали, но тем не менее имели несколько столкновений.

Выплыли же мы из льдин совсем неожиданно и очутились в море Росса. Оно было совершенно спокойно и гладко.

Капитан «Ларсена» Нильсон подъехал пожелать нам всего хорошего. Он надавал нам множество советов вместе с изрядной порцией китового мяса.

Обеденная шутка: «Передайте кита» – перестала быть шуткой, потому что китовое мясо очень вкусно, нарезанное и зажаренное тонкими ломтиками.

Барьер достигнут

Рождеством 1928 г. мы достигли барьера. Прозрачные ледяные скалы, казавшиеся символами этой недоступной страны, лежали, поднимаясь выше мачты судна. Перед нами простиралась бесконечная пелена снега и льда. Это Антарктика, и здесь мы будем жить. Разгадаем ли мы хотя бы одну из ее тайн?

Она была перед нашими глазами. Мы приветствовали ее громкими криками.

Это единственное место на земном шаре, где судно может быть так удалено от всякой цивилизации.

В эту ночь мы почти не спали. Нам казалось, что одна цель уже достигнута. Мы слушали по радио вокальную программу и поздравления, передававшиеся нам.

Мы приблизились к ледяной стене на 177° западной долготы. Топограф и физик делали наброски. Глубина океана в этих местах равна от 550 до 600 метров.

Первые на берегу

После полудня мы высадились на берег, если берегом можно назвать плотную полосу льда. Каждый хотел быть первым. Наконец капитан Паркер закричал:

– Моряки всегда первые на суше.

«Город Нью-Йорк» в Китовой бухте. Лед поднимается на 2 метра над водою, образуя прекрасный док

Посещение «Гавани открытия» стоило всех наших трудов. Мы нашли закрытую ледяную гавань. На картах эта гавань тянется на восток и на запад, но в действительности общий изгиб ее с востока на юг, а в том месте, где линии ледяного барьера встречаются, направление его почти с севера на юг. То же самое мы наблюдали с аэроплана.

В том месте, где барьер постепенно спускается к заливу, мы поднялись вверх на 150 футов. Барьер представляет собою снег, переходящий в точке соприкосновения с водою в зеленый лед залива, толщиной примерно в несколько сот метров. Лед залива не отрывается в виде айсбергов, и мне казалось, что кое-где он доходил до самого дна.

Мы прибыли к Китовой бухте и были удивлены, что лед в ней остался почти не тронутым.

Наконец мы достигли того таинственного места, о котором мы все время мечтали: залив, замкнутый во льдах, место, где судно может подойти ближе всего к Южному полюсу. Земли не было видно.

Мы прибыли сюда 28 декабря, на две недели раньше Амундсена и по крайней мере на 16 километров дальше к югу. (Китовая бухта имеет около 32 километров в ширину от Западного мыса до Восточного мыса, приблизительно столько же в длину).

Линия берега залива образуется стенами барьера. Сам же залив наполнен льдом только в несколько метров толщиною при толщине льда барьера в несколько сот метров.

Ждать или не ждать?

Серьезная проблема была перед нами. В первый и второй год пребывания Амундсена из бухты вышло гораздо больше льда, чем при нашем прибытии. Не знаю, почему так случилось, может быть потому, что мы прибыли слишком рано. Что было делать?

Ожидать, пока весь лед уйдет или же начать перевозить тонны груза к нашей базе? Пользоваться для перевозки собаками было довольно рискованно, так как лед местами уже начинал ломаться и должен был продолжать ломаться. В течение первых часов после прибытия нам пришлось даже из-за этих поломок льда несколько раз переменить место стоянки.

Мы принимали всевозможные предосторожности, чтобы избежать потери людей и собак. Прежде чем испробовать лед в заливе, мы постарались найти подходящее безопасное место на барьере, поближе к краю.

Поиски места для базы на барьере

Для поисков базы мы совершили маленькую экспедицию. Мы направились к восточной части залива и встретили непроходимые цепи холмов. Наконец мы нашли дорогу, подымавшуюся вверх, и начали подниматься на барьер. Так как это было нашим первым путешествием по барьеру, то я настаивал на том, чтобы мы были связаны друг с другом веревкой. Кругом ничего не было видно, мы шли, как в густом тумане. Барьер постепенно спускался к западу, и мы подошли к небольшому заливу, где расположились лагерем.

Несколько дней спустя мы решили основать «Маленькую Америку» на барьере к востоку от залива, который мы назвали «Вер-Сюр-Мер» – название маленького французского городка, где я спустился при моем полете во Францию. Здесь мы поставили две небольшие палатки и установили радио.

С каждым днем мы все больше и больше убеждались в незаменимости радио. Мы сообщались с нашими товарищами на «Нью-Йорке», с «Боллингом» в Новой Зеландии, а радио на базе сообщало нам новости из Соединенных штатов.

Радио поддерживало связь между всеми исследовательскими партиями и базой

Мы жили в стране видений. Странный мир зачаровывал нас. Мы не могли больше верить собственным глазам – туманные формы ледяных холмов, снежные вершины, огромные пространства снега…

Собаки были превосходны. Передовая – Террор – работала так много, что с трудом могла стоять на ногах. Мы кормили ее досыта и клали в палатке; на другой день она бегала по-прежнему. Никакие собаки не могут сравниться с эскимосскими; их неутомимое мужество и выносливость не знают равных себе. 2 января, возвращаясь на судно, мы открыли путь, идущий вокруг рифов к заливу, на запад. Решили начать перевозку припасов в «Маленькую Америку».

Надо было поспешить, иначе разгрузка судов запоздала бы.