Текст книги "Завоевание Антарктики по воздуху"

Гульд назначается вторым командиром

Я назначил Ларри Гульда вторым командиром экспедиции и послал его в «Маленькую Америку». Третьим командиром был назначен капитан Мак-Кинлей. На него я возложил ответственность за все материалы, приготовленные для постройки жилищ и складов.

При хорошем состоянии дороги собаки могли пройти два раза туда и обратно, т. е. сделать 80 километров в день. Лед постепенно таял; очень часто люди и собаки проваливались. Собаки работали без устали и успели уже перевезти 650 тонн груза.

14 января мы получили извещение о том, что «Боллинг» покинул Дунедин. В этот раз он был нагружен сотнями тонн всевозможных запасов для пополнения «Нью-Йорка». Каждый ящик был под номером, каждый тюк зарегистрирован и занесен в специальную графу. Нашей задачей было вести подробный учет всему грузу, чтобы каждый предмет, нужный в экспедиции, был налицо. На «Нью-Йорке» мы насчитывали 54 человека, один аэроплан, 80 собак, 5,4 тонны авиационного газолина, 75 тонн угля и запас пищи, достаточный для 54 человек в течение 15 месяцев. Наши радиооператоры были заняты в течение 24 часов переговорами с «Нью-Йорком» и нашей базой в Дунедине. «Элеонора Боллинг» должна была доставить еще два аэроплана, собак и 34 тонны газолина.

Завтрак на льду бухты

Между тем люди продолжали геркулесовую работу, они перевозили с корабля в «Маленькую Америку» все то, что могло создать на замерзшем континенте американское селение с электрическим освещением, керосиновыми печами, с водоснабжением и вентиляцией. Между прочим кто-то заметил:

– Вам конечно не понадобится устраивать систему охлаждения.

Устроить ее было не трудно при температуре, падавшей до 57° ниже нуля и при сильных ветрах.

Наш газолин помещался в медных бидонах, а пища была запакована в стеклянной посуде. Мы взяли с собою больше чем 1 200 сортов всевозможных пищевых продуктов, хорошо сохраняющихся. Наши запасы были составлены на основании тщательного изучения питательных свойств каждого продукта.

Постройки без гвоздей

Инженер экспедиции выработал стандартный способ постройки легких, прочных, непроницаемых для ветра и холода зданий. В план построек входили здания управления, спальни, мастерской и столовой. Стены и крыши были в десять сантиметров толщиной и окрашены в оранжевый цвет для того, чтобы они были заметны с аэроплана.

Внешняя обшивка состояла из твердых строевых досок в 35 сантиметров толщиною, затем шла изоляция в 35 сантиметров, затем два слоя волокнистой изоляционной доски, и наконец внутри три слоя масляной краски. Весь материал был приготовлен и прикреплен к рамам из соснового дерева.

Каждая секция весила 46 кг, размеры ее были 1 метр на 2½ метра, и два человека могли легко поднять ее.

«Маленькая Америка» – городок экспедиции во время постройки

Постройки были без гвоздей.

Балки, поддерживающие здания, прикреплялись болтами, не выходящими наружу, чтобы холод не проникал извне.

В большом здании, предназначенном для занятий, были комнаты с письменными столами, досками для черчения и другими аппаратами для физика, геолога и метеоролога; там же помещалась вся наша библиотека.

У доктора было свое помещение, служившее также амбулаторией и больницей. В этом же здании помещалась радиолаборатория.

Столовая служила также спальней и примыкала к другому спальному зданию, сообщавшемуся со столовой посредством туннеля. Рядом была фотографическая лаборатория. И тут же поблизости мастерские.

Мы устроили также метеорологическую станцию и магнитную обсерваторию.

По другую сторону нашего селения стояли прочно построенные и растянутые проволоками 20-метровые радиобашни.

Предосторожности на случай пожара

На случай пожара мы расположили здания далеко друг от друга. Так, столовая была на расстоянии 100 метров от комнаты, где происходили занятия. Если бы одно из больших зданий сгорело, у нас осталось бы другое. Кроме того система отдельных построек вносила разнообразие в монотонность жизни и давала возможность ходить в гости друг к другу.

Большинство людей, смотревших за собаками, жили в Норвежском доме, который помещался между комнатой для занятий и столовой. Механическая мастерская и авиационная мастерская, а также склад радио были построены из ящиков и корзин из-под аэроплана.

Другие помещения были построены из снега, как например склад медикаментов, гимнастическая комната, метеорологическая станция и дом для магнитных наблюдений.

Снежный ураган прервал работу на два Дня. Первый дом был выстроен только наполовину, и мы боялись, что его разбросает ураган.

Между тем еще большая опасность угрожала от урагана нашему судну. Мы следили непрерывно за якорями; нам казалось, что сильным напряжением их может сорвать. Если бы ветер переменился, пришлось бы отчалить, так как иначе судно могло быть зажато льдом. Когда буря улеглась, судно оказалось на якоре, и наш неоконченный дом остался целым.

14 января мы выгрузили аэроплан, привезенный на «Нью-Йорке». Это был моноплан Фэрчайльда с высокими крыльями; он имел мотор Уаспа в 425 лошадиных сил, дающий возможность делать 224 километра в час и подниматься с полным грузом до предельной высоты в 4 500 метров.

Первоначально он был построен для фотосъемки с высоты; пол и щит от ветра в нем были стеклянные; окна широкие.

Перевозка материалов на собаках

«Старс энд страйпс»

Первый полет «Старс энд Страйпс»

Мы назвали наш аэроплан «Звезды и полосы» 15 января мы совершили первые полеты. Поднимались семь раз, исследуя неведомую страну к западу и глубокий залив, вдающийся в барьер.

Мотор был нагрет факелом под огнеупорной покрышкой и в резервуар налили горячее масло. Бернт Бальчен занял место пилота.

Аэроплан начал плавно подниматься. Ветер резал лицо, свет ослеплял незащищенные глаза, но мы забыли о холоде. На руле начали образовываться сосульки; это являлось предостережением той опасности, которая может угрожать при полетах в Антарктике.

Бальчен передал управление Паркеру. Мы взяли направление к юго-западу; через десять минут под нами расстилались места, никогда до сих пор не виданные человеком.

Солнечный компас Бумстеда

Мы были слишком близко к Южному магнитному полюсу, и потому наши три магнитных компаса были бесполезны. Пришлось воспользоваться солнечным компасом, впервые изобретенным для меня в 1925 г. Бумстедом, главным картографом Национального географического общества. Это был тот же компас, которым мы пользовались при нашем полете к Северному полюсу, только стрелка вращалась в противоположном направлении. Мы пролетали над гаванью никем не отмеченной на географической карте. Гавань эта была расположена на западной стороне Китовой бухты. В это время стрелки компасов закачались с головокружительной быстротой, и я вспомнил о Чембэрлине и о тех хлопотах, которые он испытал в начале своего перелета через океан. Я назвал гавань его именем.

Залив Линдберга помещен на карту

Пролетевши еще километров 40, мы увидели прекрасный залив, окаймленный ледяными утесами, стремящимися ввысь на сотни метров. Устье залива было шириною в 500 метров, глубина его – километров 30; задняя сторона его была покрыта льдом, гладким, как биллиардный стол, вдоль него лежали сотни тюленей; они тяжело поворачивали тела, слыша такой оглушительный шум. На западе я заметил облака такого же образования, какие я наблюдал при моем перелете через Атлантический океан. Мы назвали эту гавань гаванью Линдберга. Мы взяли с собою в аэроплан спальные мешки, сани и другие предметы на тот случай, если бы вынуждены были спуститься. Пролетевши еще немного к югу, решено было возвращаться. На половине пути мотор внезапно остановился. Смит взял направление вниз к снегу, быстро сообразивши, что один из баков опустел, и повернул клапан. Движение вниз привело машину опять в движение.

Несмотря на то, что было плохо видно, Смит спустился как нельзя лучше. Мы провели в воздухе полтора часа и осмотрели около 3 200 кв. километров, на что потребовалось бы несколько недель, если бы осмотр происходил по земле.

Кит, двигаясь по ходу льда, заплыл в тупик и не мог вернуться в море, так как лед сомкнулся за ним

25 января, в солнечную ночь, Малькольм Гансон, наш главный радист, отправил радио с нашего аэроплана в Нью-Йорк.

Мы построили два дома и продолжали перевозить припасы. День за днем люди и собаки тащили тонны за тоннами в нашу базу.

Каждый день приносил все новые и новые приключения. Однажды, когда мы старательно искали места для стоянки поближе к нашей базе, за нами погнались киты. Этот род китов больше средней акулы, они плотоядны и любят нападать, плавают стаями и легко побивают больших китов в 80 или 90 тонн весом.

Стая китов проплыла недалеко от нашей моторной лодки; заметивши нас, они направились в нашу сторону. Мы повернули и взобрались на лед; киты погнались за нами, они нырнули под лед, и мы ожидали, что они разобьют лед своими носами, как они делают охотясь на тюленей, но очевидно это не входило в их планы, и они удалились.

Запасы, взятые на аэроплан, на случай вынужденной посадки

28 января мы ждали прихода «Элеоноры Боллинг»; погода была идеальная, и мы решили отправиться на запад по направлению к горам Александра. Мы знали, что если полет не будет успешен или если придется спуститься, мы задержим разгрузку прибывшего судна. Нам не хотелось откладывать поездку, так как благоприятные условия для полета в Антарктике очень редки и мы не хотели его пропускать. Полеты для исследования полярных областей сопряжены с затруднениями. Во-первых аэроплан всегда перегружен. Приходится брать с собою запас пищи, сани, радио для Установки на земле, газолиновую печь, одежду и т. д. на случай вынужденной посадки. Континент Южного полюса являлся совершенно пустым. Конечно при установке нескольких баз можно путешествовать, не думая об опасности, но к сожалению баз у нас еще не было. Мы взяли с собою 317 килограммов груза. Каюта была очень загружена. Подъем был довольно затруднителен, но все-таки через 30 секунд мы полетели.

Находясь в воздухе, мы получили радио о том, что «Элеонора Боллинг» подошла к барьеру. Это было единственное стальное судно, которое достигло барьера. Меня очень критиковали за то, что я позволил себе такую оплошность, как стальное судно в антарктической экспедиции, но я решил, что «Элеоноре Боллинг» в состоянии принять участие в нашей экспедиции, нужно было только вооружиться терпением и ждать, пока лед начнет ломаться. Я решился взять «Боллинг» в виду того, что не было деревянного судна, которое по своим размерам могло бы вместить аэроплан и другие припасы. Капитан Броун и остальная команда прекрасно справились с задачей.

Первое важное открытие

Возвратимся к полету. Спустя час мы пролетели мимо прекрасной бухты в ледяном барьере. Бухта была глубиною приблизительно в 16 километров, а выход из нее был шириною в несколько километров, Через минуту я увидел вправо выступающую из снега вершину и отметил ее для исследования в будущем.

Мы продолжали путь и впереди заметили смутное очертание вершины; это был «Нунатак» Скотта, состоящий из куска обнаженной скалы. Скотт в 1902 году заметил эту вершину со своего корабля. Мы подлетели к ней ближе; Скотта лед заставил повернуть обратно. В 1911 году лейтенант Претруд из экспедиции Амундсена, после борьбы, продолжавшейся несколько недель, достиг ее, следуя по линии побережья.

Мы продолжали лететь на высоте километра, но затем наткнулись на снежные шквалы, от которых пришлось увертываться. Было очень обидно, что нельзя было продолжать лететь в этом направлении, так как мы проникли за пределы известных до того времени мест. Местность к югу по-видимому была лучше, поэтому мы взяли курс внутрь страны и направились к югу, по направлению к замеченной мною ранее вершине.

Мы летели на высоте приблизительно 1 200 метров. Вдруг Балчен закричал и стал на что – то указывать. Мы увидали горную вершину, на которой были заметны большие протяжения обнаженной скалы. Это была вершина, которую мы уже видели ранее, во время полета; тогда она была от нас вправо. По мере нашего приближения, за этой вершиной стали обрисовываться одна за другой другие такие же вершины.

Наше первое серьезное открытие было сделано. Я насчитал четырнадцать горных вершин (их было больше), которые тянулись к северу и югу приблизительно на 50 километров. Наконец явилось то, что мы могли занести на карту: эти вершины были прекрасной лабораторией для геологического исследования. Затем возник вопрос: а что находится за этим хребтом? Но оставалось мало газа, и нам пришлось повернуть обратно; мы благополучно вернулись после пятичасового полета, осмотрев территорию приблизительно в 25 000 кв. километров.

Риск – залог успеха

Возникал вопрос, куда итти. Ледяная стена, в том месте, где мы разгружались, была совершенно прямая как кверху, так и книзу, и высота ее была в уровень с мостиком «Боллинга». Единственным способом выполнить нашу задачу было итти судну вдоль берега и разгружаться.

Я знал, какой опасности мы подвергались в том случае, если бы от барьера стали вдруг отламываться громадные куски. Тем не менее приходилось на это решиться. Мы прибегали к такому же способу в Шпицбергене, когда перевозили аэроплан на пароме на берег по двигающемуся льду. Мы укрепили «Боллинг» к ледяному барьеру, а «Нью-Йорк» был прикреплен к нему с противоположное стороны.

Мы работали день и ночь, пользуясь канатами, лебедкой и длинными тросами, которыми поднимали материал на барьер. Необыкновенно большое количество грузов было перенесено в короткий срок.

Я не мог спать, зная, какой опасности подвергается не только успех нашей экспедиции, но и жизнь работавших людей.

Использование товарища вместо треножника

Трудно вполне оценить, как тяжело руководителю подвергать серьезной опасности подчиненных ему людей.

Барьер ломается. – Спасение

31 января я сидел в своей каюте со штурманом. Вдруг я услышал страшный треск. В один момент я очутился у двери. Еще не дойдя до нее, я знал, что случилось – барьер сломался. Я увидел дно закачавшегося «Боллинга»; не понимаю, как он не опрокинулся, когда ледяная гора обрушилась на его палубу.

Несмотря на эти неудачи, «Боллинг» был разгружен в 5½ дней и 2 февраля он отправился обратно в Новую Зеландию. Среди съестных припасов, которые он нам доставил, оказалось 20 ящиков «грэйп-фрут»[1]1
  Грэйп-фрут – фрукты, являющиеся результатом скрещивания апельсина с лимоном.


[Закрыть] и апельсинов. Странно было видеть человека, расположившегося на льдине с апельсином в руках.

Движение льда в море Росса происходило в западном направлении. Обычно лед проходил мимо устья бухты, двигаясь подобно бесконечной армии, одетой в белое, но часто он заходил и в бухту, угрожая нашему судну. Приходилось все время двигаться. Еще больше можно было опасаться быть зажатым между множеством льдин и сделаться добычей ледяных гор, медленно движущихся по ледяному полю. Любое судно могло быть раздавлено натиском ледяной горы. В течение последней недели происходили частые штормы, так что наконец, во избежание того чтобы наш «Нью-Йорк» не ударился о ледяную преграду, нам пришлось выйти в море Росса. Эти недели были очень важны, но они дали нам возможность сделать наблюдение над движением льда из громадных неизвестных областей, лежащих на востоке.

Весеннее движение льдов. Фотография снята с аэроплана. Каждая льдина, изображаемая здесь точкой, на самом деле имеет от 3 до 7 метров ширины и приблизительно такую же толщину

Мне казалось, что замерзший поток указывал на то, что эта неизвестная область, по крайней мере частично, является архипелагом. Нам так хотелось поскорее попасть в эту неизвестную область, что мы сделали несколько попыток продвинуться на «Нью-Йорке» вдоль ледяного барьера, но всякий раз мы принуждены были возвращаться, так как стихия не позволяла двигаться дальше; в последний раз заставил вернуться ослепляющий шторм и толстый лед, образующий сплошное ледяное поле.

Мы не оставляли своих попыток. В следующий раз была сделана попытка пробраться по воздуху. 18 февраля погода оказалась благоприятной, и мы отправились на двух аэропланах.

Термометр отметил во время полета от 28 до 30 градусов ниже нуля, но мы были тепло одеты, и в каютах было удобно.

Маленький кит показывается из воды

Мы видим новую землю

Пролетев горы Рокфеллера, я написал Балчену: «Я как будто вижу землю на востоке. Попробуем полететь туда». И мы полетели по направлению к горе.

Гора оказалась возвышением, имеющим форму рога. Ее исследование решено было отложить до более ясной погоды.

Мы проникли приблизительно на 150 километров далее к югу, чем это было достигнуто при предыдущих полетах. Дальше к югу по-видимому лежала возвышенная земля, но миражи и ошибки так часто приводили даже опытных исследователей к неправильным заключениям, что я воздерживаюсь утверждать что-нибудь, чего я не могу подтвердить фотографией. Однако мы были вознаграждены за этот полет, открыв великолепную новую горную вершину, лежащую на восток от гор Рокфеллера. Там почти наверное была земля, расположенная на восток от мест, на которые притязает Англия.

По возвращении нашем в «Маленькую Америку», Мак-Кинлей просил разрешения сделать полет на аэроплане Фэрчайльда вдоль побережья, чтобы собрать материал для нанесения на карту, на что я дал свое согласие. По его отбытии я пошел обратно на «Город Нью-Йорк». Когда я вошел в радиокаюту, в громкоговорителе был слышен звук пропеллера аэроплана.

Время от времени поступали известия о его полете. В одном сообщении Мак-Кинлей извещал, что он видит горы Рокфеллера и просил разрешения снять их фотографическим аппаратом для карты. Я тотчас дал на это согласие. Он находился тогда далее чем в 160 километрах от нас.

Большим подспорьем в работе была возможность сидеть на базе и сообщаться по радио с каждым членом экспедиции, с судном с припасами, снова идущем на юг из Новой Зеландии, с нашей базой, расположенной на льду, и с аэропланом в воздухе.

Наш первый короткий исследовательский сезон окончился. Мы стали приготовляться к длинной антарктической ночи. 22 февраля, стоя на краю льда, мы наблюдали, как «Нью-Йорк» скрылся в тумане, окутавшем Китовую бухту. Если «Боллингу», как я предполагал, не удастся пробраться к нам еще раз, мы должны будем остаться отрезанными от мира на ледяном барьере на год. До наступления лета ни одно судно не могло пройти через зимний лед моря Росса. Мы повернули по следу внутрь страны. Хвосты собак развивались, как перья. Капюшоны были покрыты снегом; люди шутили, толкая друг друга в снежные кучи. Мы одни в Антарктике.

Сообщения, получаемые мною с «Нью-Йорка», были зловещи. Я привожу из своего дневника сообщение, полученное 23 февраля:

«Лед постоянно делается толще и состоит из громад, в несколько гектаров каждая. Несколько минут тому назад треснуло большое поле; лед толщиною от 10 до 15 сантиметров разбит более чем на километр. Делаем лишь около одного узла. Замерзание по-видимому продолжается, и „Город Нью-Йорк“ продвигается вперед с большими затруднениями. За нами, в нашем кильватере, вода замерзает».

Мне сообщили также, что лед намерзает вокруг руля, так что временами его нельзя было сдвинуть. Нужно было постоянно работать, чтобы очищать его.

Немного спустя я получил от капитана Мельвиля следующее сообщение: «Ветер Ю. Ю. З, сила 4; под парами и парусами прокладываем себе путь через новый лед, занимающий площадь, насколько может видеть глаз. Толщина льда от 15 до 30 сантиметров и по-видимому образуется между отдельными, далеко друг от друга отстающими массами льдин, которые невелики, но заметны во всех направлениях».

Позднее «Нью-Йорк» был затерт, и ему пришлось вернуться, чтобы найти место, где бы он мог пробиться.

Пройдя еще несколько километров к северу, «Нью-Йорк» наткнулся на непроходимую массу льда. Так как запас угля на нем был невелик, положение снова оказалось опасным.

Сорок два человека проводят зиму на льду

Нас осталось сорок два человека. Мы быстро принялись за работу; нужно было окончить постройки и разместить запасы до зимы, которая должна была скоро наступить. Нужно было спешить, так как антарктическая зима слишком холодна, чтобы можно было работать вне жилища.

«Маленькая Америка» с птичьего полета. База экспедиции была расположена на ледяном Барьере, причем под ней находилось около 30 метров слежавшегося снега и льда и 500 метров воды

Я описывал уже общее оборудование «Маленькой Америки». Это было прекрасное, но дикое место. За оранжевыми хижинами высокие мачты беспроволочного телеграфа, похожие на нефтяные вышки и призрачные очертания укрепленных аэропланов оттеняли линию ледяной преграды. Длинные убегающие линии холмов были окрашены постоянно меняющимися цветами. Подавляющее одиночество и жуткая тишина нависли над этой неподвижной замерзшей землей. Нас часто окутывал снег; скоро мы должны были погрузиться на долгое время в темноту.

Сборка башен для радиостанции являлась трудной задачей. Она была выполнена Тэдди Бэйером и Джимом Фьюри, которые до этого не имели практики по сборке стальных частей. Они укрепили основания во льду и установили подмостки, на которых можно было установить тонкие стальные скобы к 20 метровым башням; во время этой работы люди замерзали до костей и обмораживали себе руки. Башни поддерживали не только антенны, но и метеорологические инструменты, защищенные щитами. Ловкость этих людей была удивительна.

8 марта Гульд полетел к Рокфеллеровскому хребту для организации базы и осмотра земельных образований. Он намеревался также определить положение хребта при помощи теодолита. Эта экспедиция имела большое значение. Высадка людей на хребет доказала бы, что авиация может не только открывать новые местности, но и производить подробное их изучение.

Собачья упряжка в пути

В тот же день вспомогательная партия на четырех запряжках собак покинула лагерь и отправилась закладывать базы на Барьере по направлению к Южному полюсу; эти базы являлись подготовкой для поездки геологической партии к горам следующим летом.

Вспомогательная партия, отправившаяся на санях, состояла из 6 человек. В пути они попали в шторм, дувший со скоростью 100 килом. в час, но тем не менее люди и собаки благополучно возвратились 13 марта.

В это время Гульд, Балчен и Джюн были еще на горах, где в течение нескольких дней дурная погода удерживала их в палатках. Мы не беспокоились о них до тех пор, пока сообщение по радио внезапно не прекратилось. По истечении двух дней молчания я начал беспокоиться. Я знал, что они закончили свою геологическую работу, и боялся, не разбились ли они при подъеме или во время полета где-нибудь между Рокфеллеровским хребтом и «Маленькой Америкой». Мы имели намерение пробраться к горам для поисков; погода была плохая, но Гейнс сообщил, что такая погода могла продлиться долго и совсем не исправиться до наступления зимы.

Оставалось лишь одно – следовать за ними.

Итак, несмотря на то, что погода для полета была опасна и по временам дул легкий ветер, мы с Гансоном и Смитом решили подняться. Мы направились к южной части гор. Нам долго не удавалось увидеть их. Я только что похлопал Смита по плечу, желая сообщить ему, чтобы он повернул к северу, как он воскликнул, показывая вниз: «Вон огонь»!

По крайней мере один из наших товарищей был жив и находился поблизости. Мы описали круг и быстро приблизились ко льду. Я тотчас увидел разбитую «Вирджинию» на снегу. Были ли остальные двое ранены? Становилось очень темно. Местность казалась неровной и изборожденной и не сулила хорошего спуска; однако, согласно заранее установленному плану, было видно место в виде буквы «Т», обставленное оранжевыми флажками, что служило указанием, что спуск возможен. Дин Смит спустился великолепно.

Я выскочил из аэроплана и с тревогой стал смотреть по сторонам. Сначала я увидел Джюна, затем появился Гульд. Но где же Бернт? Наконец и он выбежал из палатки. Я не могу описать облегчения, которое я испытал. Все были здоровы, но были в отчаянии после боя, который им пришлось выдержать со штормом, разбившим их аэроплан.

Дело было так: поднявшийся ветер стал дуть с быстротою более 190 километров в час. Все трое, стараясь укрепить и удержать аэроплан, в течение нескольких часов боролись со штормом, который забрасывал их целыми кусками снега, летевшими с вершин, отстоявших на два километра. Наконец сильный порыв ветра сорвал аэроплан с удерживающих его веревок, подбросил его высоко на воздух и нес целый километр, после чего жалкие остатки упали на ледник.

Этот опыт научил нас тому, какую опасность может представлять антарктическая погода для аэропланов. Единственным лицом, которого не огорчило это приключение, был «Циклон» Гайнс, который уверял, что мы сделали очень важное открытие, а именно узнали новую местность, где господствуют штормы; по его мнению, она походила на землю Адэли, где Маусон наблюдал ужасные штормы и где средняя годовая скорость ветров равна 82 километрам, а штормы дуют круглый год.

Мы зарыли на зиму оставшиеся у нас два аэроплана в помещения, сделанные из снежных глыб.

1 апреля термометр опустился до 44 градусов ниже нуля. Люди продолжали работу, рыли туннели для сообщения между хижинами и убирали выгруженный на барьер материал с «Боллинга». Это была колоссальная и вместе с тем леденящая работа. Кладовая была почти совсем занесена снегом. Когда туннели были закончены, оказалось около полукилометра подземных (подснежных) ходов, так что мы могли ходить из шалаша в шалаш и проходить к нашему складу тюленьего мяса, не подвергая себя действию холода, который немедленно обмораживал всякую обнаженную часть тела. Мы нарыли несколько таких же траншей для укрытия наших собак.