Текст книги "Сэндмен Слим"

Солнце садится быстро. Поднимается ветер, и меня начинает знобить. Я понимаю, что это лишь мои личные ощущения. В Лос-Анджелесе не бывает холодно даже на Рождество, но знание об этом не мешает моим зубам стучать.

Неотвратимо наступает ночь. Я иду обратно к «Мерседесу», сажусь в него и закуриваю одну из последних сигарет, оставшихся в пачке Карлоса. Затягиваясь, гляжу на пустырь и пытаюсь понять, что здесь произошло. Непохоже, что дом сгорел. Насколько я помню, здешний район построен на скальных породах, поэтому от землетрясения рухнуть он не мог. Дом как будто просто исчез. Я понимаю, что надо пройтись по пустырю и поискать хоть что-нибудь, указывающее на Мейсона и остальных. Но не сегодня. В воспоминаниях ожил резкий запах дерьма и серы, который я вдохнул в тот день, когда меня тащили из подвального этажа в Ад. Я остаюсь сидеть в машине наедине со своими мыслями. Докурив последнюю сигарету, я щелчком выстреливаю «бычок» в сторону одной из ухоженных лужаек и завожу двигатель.

Я БРОСАЮ «Мерседес» в нескольких кварталах от «Max Overdrive Video». В другое время я бы начал переживать, что пришлось оставить великолепную машину, но Лос-Анджелес – это фактически автомобильный «шведский стол», у которого, имея такой замечательный нож, как у меня, просто невозможно остаться голодным.

Я хватаю клеенчатый тюк с оружием, сумку с одеждой и иду к магазину. Дверь закрыта, но я стучу по стеклу, и Аллегра меня впускает.

– Хренассе, – говорит она. – Шикарно выглядите.

– Спасибо.

Приятно получить комплимент от человеческой женщины. За одиннадцать прошедших лет несколько редких добрых слов пришлось услышать только от демонов, которые выглядели так, будто их только что стошнило змеей.

– Вы потеряли ключ?

– Забыл про него. Давно не пользовался.

– Где же вы жили, если не пользовались ключами?

Она смотрит на бибикающее нечто у себя в руке. Оно выглядит так, будто пульт от телевизора трахнул маленькую пишущую машинку, и от их союза родилось ублюдочное отродье. Она печатает что-то на крошечной клавиатурке большими пальцами и улыбается.

– С чем это ты играешься?

– Вы никогда такого не видели? Это блэкберри[32]32
  Блэкберри – здесь: смартфон с механической клавиатурой.


[Закрыть].

– Что-то вроде телефона? Но ты на нем печатаешь?

– Уже закончила. Кажется, вы пролежали в коме с семидесятых. Нет. Вы были похищены инопланетянами.

– Ты меня раскрыла. Клаату барада никто[33]33
  Кодовая фраза инопланетянина из американского фантастического фильма «День, когда Земля остановилась» 1951 г.


[Закрыть].

– Это из «День, когда Земля остановилась», верно? С детства люблю это кино.

– Я тоже. Так и зачем ты печатаешь на своем блэкберри-устройстве?

– Просто блэкберри. Как вы «Просто Старк». – Она разворачивает свой приборчик, чтобы я мог разглядеть его получше. – Вы можете говорить по нему или обмениваться текстовыми сообщениями. Это как электронная почта, только мгновенно. Вы же слыхали про электронную почту?

– Конечно. Но зачем вообще печатать? Можно же просто позвонить.

– Переписываться иногда веселее. Или как сейчас – если надо сообщить кому-то адрес, то надежнее послать его в письменном виде.

– А что на экране?

– Карта Гугл. Я посмотрела в ней адрес, чтобы Мишель не заблудилась. – Она щелкает кнопочкой, и изображение на маленьком экране меняется. – Видите, вы просто заходите в Сеть и вводите адрес.

– В этой штуке есть Интернет? Если бы у меня был свой Интернет, я мог бы найти в нем всякое, да? Имена, места, исторические факты?

– Во-первых, Интернет не может быть «своим». Это Паутина, она никому не принадлежит. Вы просто ею пользуетесь. И да – вы можете найти все, что захотите.

– И я тоже могу завести себе такое устройство?

Она смотрит на меня так, будто я действительно провел десять лет с марсианами:

– Ну разумеется. Просто надо разобраться, какое вам больше подойдет.

Она печатает еще несколько слов в блэкберри и прячет его в карман пальто.

– Спасибо, – говорю я.

– Не за что. Я ухожу на встречу с друзьями. Закроете за мной дверь?

– Конечно. Приятного вечера.

– До завтра.

«Давно не пользовался ключами». Как можно было такое ляпнуть? По одному ее взгляду стало сразу понятно: она считает меня или наглухо шизанутым, или только что откинувшимся уголовником. Хоть бы она не заинтересовалась тем, что я сделал с Касабяном. Кроме того, ей наверняка интересно, что же такое завернуто у меня в грязную клеенку. Придется начать запирать дверь на втором этаже. А потом что-то делать с ее подозрениями, но я пока не понимаю что и, честно говоря, не хочу сегодня об этом думать. Я тащу сумки и сверток наверх и бросаю на кровать. Завтра пойду выбирать себе блэкберри. Наличие Интернета, Паутины или чего там еще поможет догнать этот мир и не производить впечатление недавно приземлившегося марсианина.

Я подхожу к кладовке Касабяна и открываю дверь.

– Здравствуй, солнышко. Как спалось?

По телевизору идет рекламное шоу. Какой-то парень в поварском халате размахивает кухонной утварью.

– Ты когда-нибудь видел такие ножи? Пожалуй, возьму себе набор. Он только что резал ими жестяные банки и кирпичи.

– Когда начну питаться кирпичами, одолжу у тебя один. Появились какие-нибудь мысли в связи со вчерашним нашим разговором? Например, о том, где можно найти старых друзей?

Касабян не смотрит на меня, взгляд его прикован к телевизору.

– Представляешь, они никогда не ржавеют. Их даже точить не нужно. Они потрясающие. Почти волшебные.

– Сейчас ты не в том положении, чтобы выё…ваться.

Наконец он поднимает на меня глаза:

– Неужели? А вот мне кажется, я сейчас именно в том положении, когда могу, блин, делать все, что захочу. Хочешь убить меня? Давай! Моя жизнь никогда не была идеальной, но теперь у меня даже такой нет.

– Я все равно не верну тебе тело. Может, когда-нибудь, но точно не сейчас.

Он снова смотрит в телевизор:

– Уже познакомился с Аллегрой? Студентка-недотрога со сладкой узенькой щелкой. Не то чтобы я ее уже трахал, но Новый Год не за горами. Думаю взять шампанского, пару таблеточек рогипнола[34]34
  Рогипнол – медицинский препарат седативного действия, приобретший печальную известность как «наркотик для изнасилований», поскольку его употребление в комбинации с алкоголем вызывает провалы в памяти.


[Закрыть] и увидеть наконец природный цвет ее волос.

– Независимо от того, что ты там напридумывал, тебя только стошнит на собственные ботинки.

– Вообще-то у меня больше нет ног, мудило, – отвечает он, кивая на собственное тело. – Ой, я немножечко обидел серийного убийцу? Прошу прощения. Кого-то убил сегодня? Обезглавил кого-нибудь из старых друзей?

Узнаю такое поведение – открытое неповиновение, воспетое фильмами категории «Б». Я пытался так же вести себя в Аду. Трудно напугать того, кто думает, что ему больше нечего терять. Хитрость заключается в том, чтобы напомнить, что всегда есть что терять. Например, семью или друзей. Продемонстрировать будущие потери такому подонку, как Касабян, будет совершенно несложно.

Я беру его револьвер с кровати, заворачиваю в полотенце, взятое из ванной, и делаю три выстрела в направлении обезглавленного тела.

– Бл…ь, ты рехнулся? – кричит он. – Оно мне еще нужно!

– Всё целиком? Вообще-то у тебя два колена, две почки… Органов хватит с запасом.

– Бл…ь, мудак ты ё…ный!

– Будешь отвечать на вопросы? Или хочешь, чтобы я продолжил играть в Вильгельма Телля?

– Знаешь, почему Мейсону было так легко продать тебя, а остальным – пофиг?

– Почему?

– Да потому, что ты х…йло! – Он поднимает брови и смотрит на меня, ожидая реакции. Но я остаюсь совершенно спокойным. – Там, в Круге, ты был как Христос: всего лишь малолетний хулиган, но с непонятно откуда взявшейся силой. Ты был сильнее любого из нас, включая Мейсона. Но тебя это как-то заботило? Нет, черт возьми! Тебе все давалось легко. Другим приходилось пахать до одури, чтобы научиться делать самые простые заклинания. А ты даже не пытался притворяться, что изучаешь книги. Ты просто импровизировал что-то на ходу, и из твоей жопы вылетали ангелы! Ты не представляешь, как это нас бесило.

– Значит, вы отправили меня в Ад, потому что я оскорбил ваши чувства?

– Нет, потому что ты навредил Мейсону. Ты никогда не умел рассчитывать свои силы.

– Если я и доставил Мейсону неприятности, то только потому, что он их заслужил. Речь всегда заходила о том, что он собирается стать великим черным магом. Он не хотел учиться у магии. Не хотел даже получать от нее удовольствие. Он хотел стать гребаным Лексом Лютором[35]35
  Александр Джозеф (Лекс) Лютор – вымышленный персонаж, заклятый враг Супермена.


[Закрыть]. Впрочем, я бы не причинил ему страданий, если бы знал, какой он нежный тепличный цветочек.

– Вот видишь! Ты до сих пор не угомонился. Потому-то Мейсон тебя и наказал – за всю херню, что ты натворил, и за твое показное волшебство! Ты мог лепить магию из воздуха, но настоящая сила в итоге досталась ему. А ты одиннадцать лет прокувыркался с демонами. Каждый вечер перед сном я вспоминаю выражение твоего лица в тот момент, когда они волокли твою жопу в Ад.

Не целясь, я делаю еще пару выстрелов в направлении тела.

– Прекрати! Перестань, черт тебя дери! Что ты хочешь узнать?

– То же, о чем говорил вчера. Где остальные члены Круга? – Я швыряю револьвер на кровать. Боже, как хочется курить! – Попробуем зайти с другой стороны. Если ты здесь, то где Джейн-Энн?

Если бы у Дональда Трампа и Злой Бастинды родился совместный ребенок, то это была бы Джейн-Энн. Внешне она похожа на библиотекаршу с деньгами и хорошим вкусом к одежде, но под костюмом от Версачи скрывается Годзилла с титьками. В магии она не настолько могущественна, как Мейсон, но гораздо сосредоточенней и безжалостней его. По-своему она страшней даже бешеного пса Паркера.

– Я не знаю. Слышал, у нее какой-то бизнес, связанный с кино.

– А как насчет Черри Мун?

Расколоти педофильскую пиньяту, и оттуда вместо конфет вывалится Черри Мун. Стервозная кукла, из той породы девушек, которые отнеслись к манге и аниме слишком серьезно. Они все мечтают вырасти в Сэйлор Мун, но только Черри использует для этого магические способности. Последний раз, когда я ее видел, она была одета под готическую Лолиту и излучала животный секс, но при этом выглядела как двенадцатилетняя нимфетка.

– Про нее я тоже ничего не знаю. Слышал, работает в каком-то спа-салоне или в пластической хирургии для богатых уродов.

– Рад узнать, что все используют свои новые возможности для таких достойных целей.

– Нам нужно питаться. Не то чтобы прямо сейчас, я в общем смысле…

– А где Ти Джей?

Услышав это имя, он закатывает глаза.

– Ё…аный хиппи. После того как тебя схватили Таящиеся, он несколько дней рыдал, как маленькая девчонка. Некоторые люди не созданы для реальной жизни.

«Таящиеся» – это скрытные магические или мистические уродцы, которых Саб Роза не считают за своих. Например, наяды – это Таящиеся. Или зомби с оборотнями. А вот полицейские под прикрытием хоть и скрытны и иногда уродцы, но не Таящиеся. Они просто гниды.

– Так и где он?

– Жрет землю на Вудлонском кладбище. Маленький педик повесился через неделю после того, как ты покинул нас. Наверное, не смог выкинуть монстров из своей головы.

Бедный глупый ребенок. Ти Джей был даже моложе меня. Тогда ему было примерно шестнадцать или семнадцать. Но в одном Касабян прав: некоторым людям не стоит видеть темную сторону магии или иметь дело с грязной стороной жизни. Ти Джей так и не смог влиться в нашу маленькую волчью стаю. В каком-то смысле я даже рад тому, что он ушел. На него охотиться мне бы совсем не хотелось.

– О Мейсоне и Паркере мы, кажется, уже поговорили. Мейсон исчез и прихватил Паркера с собой. Я правильно понял?

– Ага. И больше не спрашивай меня о них, потому что я ничего не знаю. Иногда Паркера видят в городе. Обычно сразу после этого обнаруживают какого-нибудь любознательного мага со сломанной шеей.

Мысль о том, что где-то бродит злобный пес Паркер на пару с косящим под Дарта Вейдера Мейсоном, чья башка набита Адскими заклинаниями, совсем не вдохновляет. К тому же эти двое могут отсиживаться где угодно – от Глендейла до Бутана.

– Ты уже посещал наш старый дом? Прелестно, не правда ли?

– Что с ним случилось?

– Не знаю. Может, Мейсон его забрал. Нашел внутри что-нибудь полезное?

– Внутри чего? Дома больше нет. Что там можно найти?

– Ах ты, хитрый сукин сын. Подвал-то никуда не делся. Ты же по-любому туда лазил. – Касабян смотрит на меня подозрительным взглядом. – Ты что, вправду подъехал и тут же свалил? Крутой парень, ничего не скажешь…

Красота. Теперь я должен зарыться, как лесной сурок, в подвал Мейсона – именно туда, где он провел обряд, переместивший меня в Нижний Мир. Ничего плохого этот план, кажется, не сулит…

Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но Касабян кричит мне:

– Эй, сволочь! Я выложил тебе информацию. Дай хотя бы покурить.

– У меня кончились, поэтому страдать сегодня будем оба. Завтра притащу чего-нибудь.

Я выхожу из кладовой и перед тем, как закрыть дверь, говорю:

– Кстати, чуть не забыл. Я случайно припарковал твою машину в двухчасовой зоне и испугался, что ты получишь большой штраф. Поэтому решил избавиться от нее насовсем.

– Ты… что?

– Сладких снов!

Я СИЖУ на краю кровати и мечтаю о сигарете, но не могу заставить себя подняться и пойти искать магазин, который еще работает. От пуль, застрявших в груди, довольно больно – словно в меня стреляли совсем недавно. Думаю, какая-то из них царапает ребро. Я встаю и начинаю обыскивать комнату, открывая шкафы и роясь в куче пустых коробок из-под DVD. Наконец на дне коробки, заполненной порнухой с обдолбанными девками (даже думать не хочу, откуда он это взял), я обнаруживаю дешевую безымянную водку в пластиковой бутылке с завинчивающейся крышкой. В старших классах мы называли такое пойло «Адским дождем» в честь старого фильма ужасов. Теперь это кажется забавным, учитывая дальнейшие обстоятельства моей жизни. Я отвинчиваю крышку и делаю глоток. Водка обжигает пищевод. На вкус она как смесь «незамерзайки» с аккумуляторной кислотой.

Трудно в это поверить, но какая-то крошечная смешная частичка меня испытывает сострадание даже к такой свинье, как Касабян. Сначала провести полжизни, пресмыкаясь перед более умными и талантливыми магами, а потом оказаться выкинутым ими на улицу, как использованная малолетка, – такое действительно может ранить душу. Это как окончательное подтверждение самого худшего страха – о том, что ты действительно тот неудачник, которым всегда боялся стать.

Я же, с точки зрения Касабяна, был самым настоящим х…йлом – тут он не преувеличил. Пока он боролся в поте лица с какой-нибудь детской левитацией, а Мейсон навязчиво демонстрировал всем освоенное им заклинание одушевления или огненный взрыв, я торил свой путь в магии с такой же оскорбительной легкостью, с какой добивался всего остального.

Магия всегда давалась мне легко. На свой пятый день рождения я поднял нашего кота под потолок и сбросил на Тиффани Браун – рыжую девчонку, в которую был тогда влюблен. Тиффани шутки не поняла, и на этом мой первый роман закончился.

В двенадцать лет на уроке изобразительных искусств учитель дал нам задание слепить животных из глины. Я быстро выжал из мягкой массы нескольких маленьких жирных птичек, заставил их облететь комнату и вылететь в окно. После этого меня отстранили от занятий на неделю, хотя никто не мог толком объяснить за что.

Тогда я даже не понимал, что занимаюсь магией. Я просто умел делать всякие забавные штуки и смешить ими одноклассников.

Родители никогда не говорили об этом, но они знали, на что я способен. Заболев, я становился опасен. Я бил окна одним взглядом. Если меня лихорадило, то подо мной загоралась простыня. Я узнал, что у моих способностей есть название, когда отец подарил мне старую, обтянутую кожей книгу, озаглавленную «Краткая история и обзор магических искусств». Прочитав ее, я сразу понял, кто я такой. Не чародей и не волшебник – это все диснеевские штучки. Я – маг. Несколько лет спустя я узнал, что есть другие маги, и некоторые из них пригласили меня в свой тесный Круг. А потом попытались убить.

Я сижу на кровати Касабяна, пью его мерзкую водку и представляю себе Джейн-Энн, Черри, Паркера и Мейсона сидящими высоко над городом в одном из тех домов, что нависают над склоном холма на тонких паучьих лапах, дерзко бросая вызов землетрясениям. Каждый из них уверен, что выживет. Даже без магии выживет, потому что в этом и заключается их величайший талант. И скоро они окажутся на другом холме и будут смотреть на нас оттуда, как на неудачников. Они сильны, а мы слабы. Потому что мы никогда не решимся на то, что делали они, когда лезли на вершину.

И конечно же, они правы. Мы не будем ползать по дерьму, костям и трупам. В их понимании мы действительно слабые, как бы нам ни хотелось представить себя такими же хладнокровными, твердыми и решительными, как они.

С другой стороны, было бы забавно однажды ночью забраться на холм и привязать динамит к паучьим лапам, на которых стоят их дома. Мы бы скакали по крышам, как дети, скатывающиеся на санках с горы, а их яркие, конфетного цвета особняки рушились бы в море.

После разговора с Касабяном и от пуль в груди заснуть сегодня будет непросто. Водка Касабяна довольно ядовита, но она хотя бы приглушит шум в моей голове.

Отчалив наконец в алкогольную страну грез, я снова попадаю в Ад и лежу на грязном полу арены. Живот мой разрезан, и я пытаюсь удержать руками внутренности. Поверженный зверь, с которым я сражался, – похожее на быка серебристое животное с дюжиной острых, как бритва, рогов – лежит немного поодаль. Они всегда заставляли меня драться со странными животными. Долгое время я не подозревал, что это очередное Адское оскорбление. Они сделали из меня Бестиария. Это древнеримский термин, означающий веселый способ применения самых убогих, тупых и косоглазых бойцов. Бестиарии были слишком слабы, чтобы сражаться с людьми, поэтому их заставляли драться с животными. Зачем ставить толкового гладиатора против балбеса, который скорее воткнет меч себе в ногу, чем сумеет заколоть противника? Кроме того, всегда весело наблюдать, как медведи едят дураков. Правда, до поры.

Пара демонов – рабов арены – закатывают меня на носилки и уносят за кулисы. В бойцовской казарме меня встречает старый иссохший демон – тренер гладиаторов. Он подходит ко мне шаркающей походкой и вкладывает в руку бутылку с Царской водкой. Это скорая медицинская помощь в Аду. Госпиталь в бутылке. Немного позже тот же самый демон приходит с иголкой и ниткой из шерсти оборотня и заштопывает мне тело.

Той же ночью меня поднимают и тащат к Азазелю – моему рабовладельцу. Неважно, ранен ты или нет, но, когда он зовет, надо идти. По крайней мере, он оказался достаточно деликатен, чтобы прислать за мной пару здоровых про€клятых душ с приказом доставить меня к нему во дворец на носилках.

По красоте и размерам ни один дворец в Аду не может сравниться с люциферовским. Хозяин живет на вершине башни из слоновой кости высотой в несколько миль. С земли даже невозможно разглядеть ее вершину. В Аду шутят, что он забрался так высоко специально, чтобы высовываться из окна и колотить ручкой метлы в пол Рая, когда хочет, чтобы они приглушили хор.

Кроме Люцифера, свои дворцы имеют четыре его любимых генерала.

Азазель – второй по значимости, поэтому его дворец уступает по красоте и размерам только дворцу Вельзевула. Вельзевул среди них главный. В то время как дворец Азазеля полностью выстроен из проточной воды, место обитания Вельзевула – это кирпичи из грязи и навоза, покрытые человеческими костями. Не то чтобы это можно было назвать красивым, но такое архитектурное решение, безусловно, впечатляет.

Внутренне убранство дворца Азазеля почти целиком состоит из готических арок и витражей, выложенных в классическом соборном стиле. Покрытый ковром неф ведет к алтарю в дальнем конце зала, где устроен гигантский часовой механизм, на котором фигурка Христа каждый час содомирует Деву Марию.

– Ты должен убить для меня Вельзевула, используя навыки, приобретенные на арене, – говорит Азазель.

– А разве я не должен сейчас наслаждаться заслуженным выходным? Я как раз принимал поздравления и разбрасывал серпантин.

Он улыбается, демонстрируя сотню острых зубов:

– Отлично. Значит, тебя никто не заподозрит. И что гораздо важнее – никто не заподозрит меня. – Он протягивает мне заостренный кусок металла, закрученный в спираль, – нечто, напоминающее нож для колки льда. Я видел эту штуку раньше. Это любимое оружие генерала Белиала. – Оставь это, но не забудь сначала окунуть в кровь Вельзевула. – Он немного медлит. – И надень перчатки. Я не хочу, чтобы ты наследил там своей человечностью. Все должны подумать, что это сделал Белиал.

– Дворец Вельзевула – это целая, бл…ь, крепость. Там в десять раз больше солдат и охранных животных, чем у тебя. И все знают, на кого я работаю. Его охрана даже близко меня не подпустит.

Азазель опять показывает мне зубы. Он обожает это делать. Когда-то я мочился от страха при виде его зубов. Но теперь это просто ритуал – как собака, кусающая за горло другую собаку, чтобы напомнить ей, кто здесь Альфа.

Азазель лезет в складки одежды, сотканной из мерцающей золотой воды, и вынимает оттуда тяжелый латунный ключ.

– Ты когда-нибудь слышал о Комнате Тринадцати Дверей? – спрашивает он. – Этот ключ приведет тебя туда. Из комнаты открываются двери куда угодно – в любую точку Вселенной. Включая спальню Вельзевула.

Он протягивает мне ключ. Он тяжелее, чем кажется, и странно мягкий. Я начинаю понимать, что он вовсе не из латуни. Это живая кожа, натянутая на кости.

– Через час ты зайдешь в Комнату Тринадцати Дверей через тень за алтарем. Оттуда выйдешь в Дверь Огня. Это портал для убийств. Он приведет тебя прямиком к твоей жертве. Как только прикончишь Вельзевула, оставь там оружие Белиала и возвращайся обратно.

Я поворачиваю ключ в руках. Наверное, следовало ужаснуться, но мне как-то все равно. В ключе есть что-то животное – словно это домашний питомец, пытающийся угодить хозяину.

– Наверное, ты думаешь, что получил возможность сбежать? – спрашивает Азазель.

– Я? Мне здесь нравится, босс. Зачем мне сбегать?

Он касается бородки ключа кончиком пальца.

– Люцифер может покидать Ад и с легкостью путешествовать в космическом пространстве, но остальные привязаны к этому месту, поскольку прокляты небесным врагом. Я нашел способ выбраться отсюда. Но не для себя, а для кого-то вроде тебя. Однако ты должен помнить, что не следует заходить слишком далеко. Хотя я не могу выйти из Ада, у меня есть некоторое влияние в вашем мире – среди людей, преданных нам. Если рассердишь меня, попытавшись сбежать, то что-нибудь ужасное случится с теми, кого ты любишь. Например, с прелестной девушкой, которая там осталась. Если ты понимаешь, о чем я…

– Я понимаю.

– Ты не уйдешь отсюда. Возможно, когда-нибудь, но не скоро и ненадолго. – Азазель поворачивается, намереваясь покинуть зал. – Держи ключ ближе к телу. Таким образом он поймет, когда открыть. Выжди час, прежде чем начинать. Когда это случится, я должен быть на виду у всех.

Как послушный маленький раб, я делаю все в точности так, как приказал хозяин. Я выжидаю час, затем проскальзываю в тень за алтарем. Оказавшись в полной темноте, я чувствую, как проваливаюсь в прохладный воздух.

Затем я попадаю в полукруглую комнату, из которой выходят – сюрприз! – ровно тринадцать дверей. Все двери изготовлены из разных материалов: дерево, вода, воздух, камень, металл. Есть и более абстрактные материи. Дверь Сновидений, например, движется и извивается, меняя свою форму каждую секунду. Из дальнего конца комнаты доносится звук. Я подхожу к единственной двери без опознавательных знаков и прислушиваюсь. Что-то движется там, и оно знает, что я здесь. Что-то рычит и царапает дверь, пытаясь до меня добраться. Затем раздается вопль – долгий пронзительный звериный крик, полный ярости, который бьет по мне, как нож, втыкающийся в череп. Теперь я знаю, что сделаю все, что захочет Азазель, и убью любого чертового жителя Ада, на которого он мне укажет. Я буду его слугой до тех пор, пока он не оставит Элис в покое или пока он не прикажет мне пройти через неотмеченную дверь.

Я просыпаюсь в привкусом Ада в горле. Я понимаю, что это лишь плохая водка, но легче от этого не становится. Голова моя полна чудовищ, и я сам – одно из них. Я сажусь, вдыхая запах серы, и мечтаю о том, чтобы кого-нибудь убить. Как было бы славно, если бы сейчас через окно ворвался какой-нибудь демон. Тогда я бы взял костяной нож и с удовольствием вырезал ему черное сердце. Как много еще осталось неразрешенных вопросов. Такое чувство, что, с тех пор как я вернулся, я не занимаюсь ничем, кроме болтовни. Мне нужно сделать что-нибудь. Убить кого-нибудь. Например, Азазеля, но я и так его уже убил.

Мне страшно. Мне ох…нно страшно. Даже не знаю, что хуже: Ад или этот дурацкий мир, который для меня уже никогда не станет своим. Но надо продолжать беседовать с людьми. Надо продолжать задавать правильные вопросы. Хотя, возможно, я пропустил самый важный из них.

Я вскакиваю с кровати и с грохотом открываю кладовую, чуть не срывая дверь с петель. Касабян слабо вскрикивает и смотрит на меня с испугом. Я беру его голову двумя руками и поднимаю, чтобы заглянуть ему прямо в глаза.

– У меня к тебе один вопрос, Касабян. Клянусь Богом, дьяволом, всем святым и нечестивым, что если ты хотя бы на долю секунду попытаешься меня нае…ать, то я немедленно выкину тебя в океан. Ты меня понял?

– Да, – еле шепчет он.

– Где тело Элис?

– Я не знаю.

– Не смей лгать мне!

– Клянусь, я не знаю! Господи, я не настолько пи…анутый. Паркер должен знать. Это он ее убил. Только Паркер может тебе сказать!

В глазах Касабяна бьется неподдельный ужас. Кажется, я сжал его сильнее, чем намеревался. Покрасневшие щеки начинают синеть. Я ставлю его обратно на полку и прислоняюсь к стене.

Касабян смотрит на меня так, будто видит впервые.

– У тебя что, гипогликемия? Съешь кекс, черт тебя дери.

– Сигареты принесу позже, – говорю я и закрываю дверь кладовой.

Мне надо задать еще один важный вопрос, но пока что я слишком взволнован. Касабян сказал правду – я «прочитал» это в его сознании. Он был готов обмануть меня, но не смог придумать достаточно убедительную ложь. Это значит, что я не смогу найти тело Элис, пока не выслежу Паркера. Я так взвинчен оттого, что в моей голове всю ночь кипел Ад, что испытываю потребность что-нибудь сломать, причем как можно скорее. Ненавижу такое состояние. У них случайно нет курсов по управлению гневом для профессиональных убийц?

Снизу доносится голос Аллегры. Не слышал, как она вошла. Девушка разговаривает с кем-то через свой блэкберри. Я оглядываюсь в поисках чистой рубашки и понимаю, что забыл ее вчера купить. Тогда я краду еще одну футболку «Max Overdrive» из коробки и тихо спускаюсь по лестнице. Я совсем не в подходящем настроении, но надо что-то делать прямо сейчас, чтобы потом не случилось еще худшее.

Аллегра стоит спиной ко мне, поглощенная разговором по телефону. Она не слышит, как я подхожу к ней. Обернувшись и внезапно увидев меня, она слегка подпрыгивает.

– Господи, вы как привидение! – говорит она. Затем в блэкберри: – Нет, это не тебе. Я перезвоню.

Она снимает пальто, прячет его под прилавок и начинает раскладывать деньги, готовясь к рабочему дню.

– Я думала, вы наверху. Я слышала шум.

– У меня был включен фильм. «Песчаный дьявол». Смотрела когда-нибудь?

– Кажется, это фильм ужасов?

– Что-то типа смеси фильма ужаса со спагетти-вестерном. Советую глянуть. Девушка бросает своего парня, а затем бо€льшую часть фильма пытается спастись от призрачного убийцы, который вроде как в нее влюблен. Она хоть и бежит от него, но не трусит. Наоборот – храбро оказывает сопротивление. Она бы тебе понравилась.

– Спасибо. Обязательно посмотрю.

Аллегра рассеянно улыбается мне.

– Слушай, прости. Вчера вечером я болтал какую-то чушь. Меня просто долго не было в городе. Я здесь вырос, но теперь он для меня все равно что темная сторона Луны.

– Иногда я испытываю те же чувства.

– Есть еще один момент, который тебе следует знать. Ты интересовалась, не бывший ли я заключенный? Так вот – ответ утвердительный.

– О… – Она занята тем, что разрывает столбики монет и раскладывает сдачу по ячейкам кассы. – Я интересовалась только потому, что увидела шрамы.

– Станет ли тебе спокойнее, если я скажу, что попал туда не из-за того, что сделал, а потому, что так захотел кто-то другой?

– Да неужели? Честное слово?

– Это была даже не тюрьма, а нечто вроде исправительных работ. Если все получится, я никогда туда не вернусь.

– У меня был парень, который отсидел.

– Наркодилер, да?

Она посмотрела на меня, и выражение ее лица сменилось с интереса на подозрение:

– Откуда вы знаете?

– Давным-давно у меня была девушка, которую звали Элис. Когда я с ней только познакомился, ее глаза были в точности как у тебя. Что-то странное случается с глазами девушек после романа с наркодилером. Это очень особый взгляд. Как будто они навсегда разучились доверять людям. Они смотрят на тебя так, будто пытаются понять, одного ли ты с ними вида. Человек ли ты или, может, змей в маске человека.

Она все еще смотрит на меня, размышляет и оценивает, словно стараясь определить животное я, растение или минерал:

– Может, сменим тему разговора?

– Конечно. Просто я хочу, чтобы ты знала правду. Я не змей. Я такой же человек, как ты.

Она поворачивает ключ в кассе, обнуляя все вчерашние транзакции, чтобы подготовиться к сегодняшним.

– Но ведь это не вся правда, верно? Вы не похожи на Майкла, но в ваших глазах имеется что-то змеиное.

– Ну а что ты хотела? Я же из Лос-Анджелеса.

Она смеется. Я слышу ее ровное дыхание и стук сердца. Конечно, она не перестала бояться – для этого она слишком умна и осторожна. Но и не будет звонить в полицию или втыкать в меня нож, пока я сплю… Или что обычно в таких случаях делают красивые девушки?

Я начинаю подниматься на второй этаж, но на середине лестнице оборачиваюсь к Аллегре:

– А какой сегодня день?

– Четверг. Через несколько дней Новый Год.

– Надо взять для магазина немного шампанского. И хлопушек еще. Которые похожи на маленькие бутылочки. Возьми немного денег из кассы и купи все, что нужно для праздника.

– Сколько можно потратить?

– Покупай все, что захочешь.

– Эй, на вас вчера была надеты отличные кожаные вещи. Вы байкер?

– Нет, но могу одолжить мотоцикл на вечер.

ТАМ, В НИЖНЕМ Мире, одна из вампирш-собутыльниц Азазеля по имени Галина любила потчевать меня историями о том, как охотится на людей. Она вдавалась в самые изысканные подробности – в основном для того, чтобы испортить мне аппетит. Или чтобы вывести меня из равновесия перед боем на арене. У нее были проблемы с азартными играми.

Галина сказала, что большинство вампиров стараются вести как можно более скромный образ жизни. Они одеваются, действуют и даже ходят на работу, как совершенно обычные люди. Большинство вампиров питаются раз в месяц, в новолуние. Месяц – это самый длинный срок, который вампиры могут прожить без свежей крови, если не хотят сморщиться до субстанции, напоминающей столетнюю вяленую говядину.