Текст книги "Освобождение души. Как я боролся с концом света"

Я боялся, что мы снова наймем какого-нибудь проходимца. Пришлось оставить планы скорого перевода в высшее учебное заведение. Я закончил старшую школу в надежде ускорить свое образование, но в итоге снова плелся в хвосте. Я потерял всякую веру в себя, у меня не было друзей, а мои мечты утекали сквозь пальцы. Но я и словом об этом не обмолвился.

Я продолжал тренироваться в додзё и должен был пройти соревнования на коричневый пояс, за которым уже следовал черный. Подобного рода соревнования в карате длятся четыре–пять часов. Начавшись утром, они продолжались без перерыва где-то до трех дня. Лишь после того, как мы сделали бесчисленное количество отжиманий и приседаний, пробежали расстояние, достаточное, чтобы начать валиться с ног, нас допустили к проверке техники боя. Наконец-то мы должны были биться с учениками, уже получившими черные пояса. Когда спарринг окончился, тренер отправил учеников ждать в раздевалку, а сам приступил к персональной проверке каждого соискателя.

Сходив в кабинет за крупнокалиберным револьвером, тренер приказал мне взять его и, приложив к голове, спустить курок.

Послышался треск, напоминающий звук электрошокера, затем крик. Спустя мгновение для того же испытания был вызван следующий ученик. Когда подошла моя очередь, я твердо решил не бояться. Я собирался принять удар электрошокером без лишних мыслей и сомнений, ведь знал, что его действие не причинит серьезного вреда.

На глазах у моих соучеников тренер подошел ко мне с электрошокером, огонек которого потрескивал и светился голубым. Учитель спросил, готов ли я. «Да, готов», – ответил я, не позволяя разуму даже думать о происходящем. Когда электрошокер приблизился к моей руке, я продолжал смотреть вдаль, словно его и не было. Последовал треск, но инструктор не ударил меня.

Все это представление имело целью лишь испытать наши эмоции. Тренер, казалось, удивился, что я не вздрогнул, никак иначе не проявил свой страх. Сходив в кабинет за крупнокалиберным револьвером, тренер приказал мне взять его и, приложив к голове, спустить курок.

Без лишних раздумий я взял револьвер, приставил его к виску и, даже не проверив, заряжен ли он, нажал на то, что принял за курок. Но он не поддался. Я тут же понял, что мне ничего не угрожает и не отвел дуло от виска. Побледнев как полотно, тренер быстро выхватил у меня револьвер.

Он показал мне, что курок заблокирован, поэтому я ни в коем случае не смог бы застрелить себя. Далее последовала назидательная лекция о том, что мы ни в коем случае не должны слепо следовать приказам – кто бы их ни отдавал, и что мне следовало сначала проверить, заряжен ли пистолет, а потом уже с ним что-то делать. Тренер особенно упирал на то, что я никогда не должен пытаться убить себя. И хотя все эти наставления были действительно важны, я разрыдался, чувствуя себя униженным и выставленным на посмешище. Дело в том, что в глубине души я надеялся, что револьвер заряжен – ну или, по крайней мере, мне это было не очень важно. В тот момент я осознал, что склонен к самоубийству. Похоже, остальные тоже это поняли.

И хотя я выдержал испытание и получил новую степень, меня это нисколько не радовало. Я чувствовал себя полным неудачником. Нет. Я знал, что я полный неудачник. В додзё я больше не ходил. Полагаю, я подозревал в себе склонность к самоубийству, но не мог себе в этом признаться.

Я связался с плохой компанией, стал выпивать и курить марихуану в надежде сбежать от себя. Моя жизнь превратилась в бесконечный спектакль, в котором я играл несвойственную мне роль – лишь бы вписаться в новое окружение. Я не мог ни с кем поделиться своими видениями и истинными целями, и чем дальше я уходил от своей мечты, тем больше себя ненавидел. Однажды летним днем я заперся в своей комнате и признался сам себе в склонности к самоубийству. Я не мог отыскать в себе ничего, что бы мне давало право жить. Мое дальнейшее существование было напрасной тратой ресурсов, ведь мне нечего было предложить миру взамен. Я был всего лишь очередным голодным ртом. Надежды не было.

Закончив приготовления к самоубийству – письмо родителям было написано, способ смерти выбран – я некоторое время просто сидел на полу. Как ни парадоксально, осознав, что мне больше не нужно беспокоиться ни о прошлом, ни о будущем, я испытал огромное облегчение. Больше нечего бояться, больше не к чему стремиться. Не надо делать вид, что я – это не я.

Я расслабился и глубокое умиротворение окутало меня. Глаза тонули в лучах света, струящегося через окно. Я видел то, что никогда не замечал раньше: потрясающую картину того, как лучи света озаряют частицы пыли, парящей в воздухе. Они сияли словно крошечные ангелы, спустившиеся на землю. Меня потрясло то, что, прожив 17 лет, я никогда не замечал этого удивительного, Божественно прекрасного явления.

Вдруг по моему телу пробежала холодная волна, и вместе с ней из моей груди – словно из громкоговорителя – вырвался раскатистый голос: «Ты можешь изменить свою жизнь. Ты можешь оставить тех, кто полон себялюбия и отрицания, кому, по сути, нет до тебя дела. Ты можешь перестать пить и курить. Ты можешь найти друзей, которые служат благому делу и имеют в жизни цель, достойную твоего уважения. Ты можешь учиться в колледже, пусть даже и на вечернем отделении. Наполни свою жизнь благими целями. Ты волен делать то, что считаешь правильным. Делай то, что всегда хотел, и будь собой».

Я был всего лишь очередным голодным ртом. Надежды не было.

Казалось, будто в моем теле говорил ангел. Голос этот был так чист, так полон Справедливости, что я полностью ему доверился. Будь это мои собственные мысли или чей-либо совет, уверен, я что отверг бы их. Однако теперь я знал, что способен осуществить любую свою задумку, если только буду мыслить в позитивном ключе.

Некая сила переменила меня в одночасье. Парализующее воздействие сомнений и неуверенности в себе окончилось в один миг. Не то чтобы я не испытывал сомнений, но они больше не оказывали влияния на мои решения и действия. Теперь мне следовало делать то, что кажется правильным. Оглядываясь назад, можно сказать, что этот момент стал своеобразным водоразделом между двумя жизнями, которые выпали мне на долю: одной, полной отрицания, неуверенности в себе, страха и сомнений, и новой, целеустремленной, направляемой любовью и искренней верой.

Я быстро нашел новых друзей, и они, кажется, так никогда и не поверили в истории о моем мрачном, самоуничижающем и самоуничтожающем образе жизни – настолько сильно главный герой этих рассказов отличался от того, каким они меня знали. Эта перемена произошла стремительно, но она не была окончательной. Временами на меня все же накатывало разочарование, возвращалась тень отрицательных эмоций. Несмотря на все трудности, я решил жить ради воплощения своей цели – ни о чем не жалея, ничего не боясь и истово веруя.

В последующие несколько лет я сосредоточенно готовился к будущей профессии. Я хотел стать психиатром, чтобы помогать людям так же, как помог мне тогда тот ангельский голос. И хотя в те дни меня и посещали порой духовные озарения, в целом я вел самую обычную студенческую жизнь. У меня появилась девушка, я учился быть влюбленным, учился строить отношения. Жизнь увлекла меня, и больше я не мечтал о смерти.

Глава 4
Возвращение на Путь

Через пару лет я понял, что меня не устраивает то направление, которое я выбрал еще в школе. И хотя колледж дал мне многое, я понял, что в каком-то смысле просто крутился как белка в колесе. Я решил стать психиатром в надежде, что когда-нибудь смогу сделать для других то, что сделал для меня голос в тот день, когда я решил свести счеты с жизнью. Но после недолгого обучения я понял, что психиатрия – это не совсем то. Поэтому бросил колледж и принялся искать себе занятие.

Нашел работу в другом штате и увидел в ней возможность отбросить все старое и начать с чистого листа. Я был полон намерений много трудиться и больше узнать. В Джорджии мне до той поры бывать не приходилось, и потому я с радостью поехал туда.

Там меня пригласили принять участие в многоуровневой деловой встрече в Шарлотте, Северная Каролина. Идея помочь другим достичь успеха с тем, чтобы стать успешным самому, показалась мне достойной, и я согласился.

Машины у меня не было, поэтому те двое, что пригласили меня, согласились подобрать меня на автобусной остановке и довезти до места. Приятель подбросил до остановки, но как только он отъехал, я понял, что остановка то не та. До моей была еще миля, а быть там следовало уже через десять минут. Вокруг ни машины, и я побежал – как был, в костюме и с портфелем, под палящим солнцем.

Когда я добежал до своей остановки, пот лил с меня ручьями. Я пошел вдоль обочины в поисках нужной мне машины и был так сосредоточен, что не заметил, как по правую руку возник крупный мужчина. Он попросил денег. Не оглядываясь, я ответил, что денег нет. Это была правда, денег не было, только кредитка. Тип подошел вплотную: «Я сказал – гони деньги!»

Стало ясно, что меня грабят. Я заметил у него в руке нож, острие которого почти уперлась мне в ребра. Мое знание боевых искусств в обычных обстоятельствах помогло бы мне довольно легко справиться с неприятелем, но неподалеку стояла еще парочка подобных типов. Начни я с ними драться, кто-нибудь, скорее всего, я, серьезно бы пострадал, а то и погиб. Да и не было у меня сил драться после такой пробежки. В идеале я бы просто отдал им деньги – и дело с концом, но ведь денег-то не было. Ситуация казалась безвыходной. Кто-то будет или ранен, или мертв.

Я глубоко вздохнул, расширил поле восприятия и расслабился. Неожиданно тело наполнилось энергией и я почувствовал, будто тело простерлось без пределов. Разум молчал. Я повернулся к грабителю, моя рука невесомо, едва заметно легла на его руку. Теперь, захоти он ударить, нож прошел бы мимо, не причинив мне вреда. Затем я посмотрел ему прямо в глаза и отчетливо повторил: «Я же сказал: денег нет».

Не оглядываясь, я ответил, что денег нет. Это была правда, денег не было, только кредитка. Тип подошел вплотную: «Я сказал – гони деньги!»

Глаза его расширились, на пару мгновений он молча замер. Потом будто встряхнулся и медленно отступил от меня: «Да ладно, друг, ладно». Повернулся и едва заметно кивнул своим дружкам – мол, все в порядке. В эту минуту на обочине затормозила та машина, которую я так ждал. Я спокойно опустился на заднее сиденье и мы отъехали. Мои спутники так и не поняли, что произошло. Мы тут же принялись болтать о том о сем, перескакивая с жизни в Джорджии на семью, с семьи на друзей…

Через полчаса разговор коснулся роста преступности в Атланте. И только тут я вспомнил, что меня чуть не ограбили. Я так расслабился, что и думать забыл об этом. Коль скоро разговор зашел о криминале, я рассказал об ограблении. Было очевидно, что мои спутники мне не поверили, и я свернул разговор.

Но, как оказалось, то, что произошло на остановке, было лишь прелюдией к приключениям, которые припасли для меня выходные. Многоуровневая встреча оказалась так популярна, что ее пришлось проводить на стадионе. Когда мы вошли туда, я заметил, что справа от меня продают лотерейные билеты. Никогда не любил лотереи, поэтому прошел дальше. Но едва я миновал лотерейный лоток, то почувствовал, будто меня кто-то буквально тянет за ворот.

Обычно такое предвещает нечто чудесное. В прошлом, стоило мне проигнорировать подобный сигнал, как впоследствии приходилось об этом сильно пожалеть. Поэтому я вернулся и купил билетик, суливший мобильный телефон, который мне и нужен-то не был. Мы с моими спутниками заняли места на трибунах и приготовились слушать череду бизнес-выступающих. И в тот день ничего из ряда вон выходящего больше не произошло.

Следующий день начался с молитвы, которую провел священник. Но поразило меня не это, а то, что сразу за этим менеджеры высшего звена принялись истово взносить моления маммоне[3]3
  В Новом Завете – олицетворение богатства, от служения которому предостерегаются верующие: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне.» (Мф. 6:24). — Прим. перев.


[Закрыть]. В зале собрались тысячи, выступавшие же, все без исключения, были миллионерами, и говорили лишь о том, какие у них дома, в какой роскоши они живут и на каких дорогущих машинах ездят. Собравшиеся едва им не молились. В голове не укладывалось, как могут эти люди, только что выслушавшие слова священника о любви и свете, тут же поклоняться алчности. Постыдное зрелище. Один выступающий сменял другого, и публика смотрела на них, как на божества.

Я не мог постигнуть такого уровня стяжательства. Не мог понять, как можно столько времени и сил тратить на приобретение жизненных благ. Запас времени и сил у человека ограничен, и от того, во что мы направляем энергию, зависим и мы сами, и наши семьи, и отношения – да весь наш мир. Всех богатств с собой в могилу не заберешь. Конечно, надо поддерживать тело в рабочем состоянии, надо иметь крышу над головой, и на это потребно какое-то количество денег, но сверх того…

Оглянувшись по сторонам, я увидел, что в сердцах этих людей чего-то не хватает. И тут же обратился к молитве, молитве моей души об их душах. Я представил себе безбрежную любовь, изливающуюся на их сердца. Это было так явно, что я едва ли не видел воочию, как любовь занимает место алчности и совершенно вытесняет ее. Стадион исполнился света любви. Очевидно, я довольно долго пробыл в этом молитвенном состоянии, потому что, когда я вышел из него, оказалось, что несколько выступающих уже произнесли свои речи и на сцене играет популярная в 80-х группа. А я ничего не заметил – так погрузился в моления.

Концерт завершился бурными овациями. Все вскочили со своих мест. Вскочил и я – чтобы не выделяться. Мое тело остановилось, едва достигнув свойственной ему высоты в шесть футов два дюйма. Но дух мой продолжал вздыматься. Он вознесся над телом, и я увидел окружающее так, будто висел в нескольких футах над собственной головой.

Мои духовные глаза позволили увидеть гораздо больше, чем я когда-либо мог бы различить глазами телесными. Все вокруг сияло белым светом, все – потолок, скамьи, даже одежда на собравшихся. Я знал, что все вокруг меня живое и разумное – обычно этого не увидеть. Казалось, изменилось и само время. Было возможно почувствовать все куда глубже, чем всегда. Когда группа покинула сцену, мы все сели, и хотя дух мой возвратился в тело, окна моего восприятия остались распахнутыми настежь.

На сцену метрах в 70 от меня, поднялся устроитель лотереи. Я видел его близко, будто в телескоп. Видел, что в кармане его брюк лежит сложенный вдвое лист бумаги. И тут же чистый белый свет, исторгнувшись из этого листа, будто пулей поразил меня прямо в лоб. И я увидел, что там написано мое имя. Человек запустил руку в карман, достал листок, развернул и с сильным южным акцентом прочел: «Победителем в розыгрыше беспроводных телефонов стал, – он сделал паузу, – Ричард Хейт!»

Я выиграл в лотерею, хотя о телефоне вовсе не думал. Думал о тех глубинах духа, которых достиг во время молитвы и о том, что это может означать.

Не помню, ни как закончилась конференция, ни как ехал домой – все мои мысли занимал лишь тот духовный опыт, что принесли мне эти выходные. Я страстно хотел понять произошедшее, и ради этого готов был сделать что угодно, ехать куда угодно – лишь бы обрести это знание. Ибо оно обращалось к моей совести и было ведомо духом.

Глава 5
Бытие

Я понял, что нечто, призвавшее меня в Джорджию, уже свершилось, но это только начало пути. Меня охватило такое сильное желание поскорее вернуться к себе в Калифорнию, что я немедленно сообщил на работу и выехал, как только смог. Дорога заняла 52 часа, и все это время я медитировал, не нуждаясь ни в кофеине, ни в иных стимуляторах. Я был переполнен духом.

Почти сразу по возвращении в Калифорнию я нашел команду экстрасенсов, которые исцеляли, считывали, устанавливали каналы связи, и все в этом роде. Я хотел понять, что же со мной произошло – оттого и пришел к ним в надежде, что они смогут меня научить. Со многими из них я встречался, со многими работал, но постоянно чувствовал, что все не то. До тех пор, пока, готовясь к соревнованиям по карате, не сломал лодыжку.

Я помогал приятелям подготовиться к турниру на черный пояс, неправильно принял удар и заработал трещину в лодыжке. Боли не чувствовал, нога не опухла, так что у меня и в мыслях не было, что кость сломана. Мы продолжали спарринги до тех пор, пока участники турнира не отточили стратегию и тактику боя. После тренировок я поехал к Михаэле, которая училась на медиума, то есть на специалиста, умеющего общаться с духами, прозревать будущее и прочее. Мы пошли в наш любимый китайский ресторан – поесть и пообщаться. Едва мы уселись, как я почувствовал, что в правой лодыжке начала нарастать боль. Я опустил глаза и увидел, что она распухла вдвое. От боли я не мог пошевелить ногой и тем более опереться на нее. Мне уже приходилось раньше ломать лодыжку – ту же самую, и теперь она выглядела точно так же, как в тот раз.

Я обратился к врачу, и он сказал, что у меня трещина толщиной с волос. А заодно объяснил, что в таких случаях люди начинают чувствовать боль лишь через пару часов. Трещина была вовсе незначительная, гипс не понадобился, поэтому я решил туго замотать больное место и походить на костылях. Однако мало-помалу боль усиливалась, и я отправился к Джейн, моей наставнице. Некогда она приняла меня под свое крыло, чтобы уберечь от темных личностей, попадающихся среди экстрасенсов. Ее целительная энергия была сильна, и я надеялся, что ей удастся усмирить боль настолько, чтобы я смог хотя бы уснуть.

Джейн, осмотрев лодыжку, взялась помочь, и я лег на процедурный стол, она же начала посылать энергию из своих рук. К моему изумлению, боль от этого стала стократ сильнее. Однако я испытывал к Джейн такое уважение, что не решился остановить ее из опасения обидеть. Вместо этого я решил попробовать сам с помощью медитации избавиться от боли.

После тренировок я поехал к Михаэле, которая училась на медиума, то есть на специалиста, умеющего общаться с духами, прозревать будущее и прочее.

Начав медитировать, я избавился от всего, что вносило в душу разлад. Постепенно я начал чувствовать, как мой дух стал подниматься, не за пределы тела, а проникая сквозь духовные измерения. Я был готов воспарить к новым высотам, но знал, что дурное внутри меня не даст этого сделать. Так что если я хочу воспарять и далее, мне надлежит вычленить это в себе и исторгнуть. Я коснулся сознания Солнца, Солнечной системы, Галактики, Вселенной… Все они обладали самобытностью, чувствами, обязанностями, знаниями, мудростью…

Я пронзил духовные миры и достиг чего-то, что воспринял как Небеса. Наконец я достиг великой пустоты, а за нею ощутил нечто, разумное, могущественное, столь совершенное любящее, что человеческая речь не в силах это описать. Это было абсолютное святое все. Человек не способен в полной мере представить, что есть любовь и что есть Бог – и в тот миг мои убогие представления о том, и о Другом растаяли без следа.

Эта беспредельная Сущность обратилась ко мне – не словами, но понятиями. Будто вкладывая знания, опыт непосредственно в мой разум, и оттого информация текла, минуя фильтры мозга и препоны обычных слов. «Кто Ты?» – спросил я. Ответ я могу лишь приблизительно облечь в убогую словесную форму: «Кроме меня нет никого».

Да, именно так я и ощущал эту Сущность. Но разум никак не мог постигнуть, что мы сейчас едины и неразделимы. Конечно, всезнающая и вселюбящая Сущность не могла ошибаться, просто смысл ускользал от моего приверженного логике ума. Как же я могу быть Им и не осознавать этого?

Если я – Он, тогда я вездесущ, а коль скоро я об этом не ведал, то сказанное не было истиной. И я решил задавать вопросы снова и снова в надежде распутать этот Гордиев узел. Первый вопрос: «Кто я?»

«Никто иной, как Я». Мне было явлено, что Он знает обо мне, я же до сих пор не ведал о Нем ничего. Я читал слова Иисуса, что Бог есть Альфа и Омега и утверждение Будды, что вся реальность есть Единое. Но что слова перед лицом реальности! Как же трудно воплотить опыт в словах, что срываются с губ тяжелыми и бесформенными свинцовыми каплями.

Разум все пытался отвергнуть явленное мне, хотя я каким-то образом знал, что все это – истина. Сила Сущности была непостижима, но вместе с тем и осязаема. Если это Бог, то он более того Бога, какого я представлял себе по Библии. Он представлялся мне яростным, нетерпимым, ревнивым, гневным, непостоянным, осуждающим. Но в этой Сущности не было и тени осуждения, гнева, ревности – ничего неприятного. То была Сущность всепрощающая (ведающая, что и прощать нечего), не осуждающая, вселюбящая. Любовь и совершенство Ее были таковы, что я, не судимый, увидел в себе все дурное. Свет Сущности был столь чист, что всякий, имеющий хоть пятнышко на своей чистоте, казался вызывающе чуждым, не могущим быть там – хотя я и осознал это много позднее.

Сознание мое беспредельно расширилось, и я понял, что ни единая неправедная мысль, ни единое чувство или деяние, ничто не останется незамеченным. И покуда не явится разрешение от неправедности, человеку не будет покоя, он не станет единым. Это душа внутри нас постоянно с помощью подвернувшихся оказий, самых разных событий, жизненных коллизий предлагает нам возможность удержаться в равновесии. И наше отношение к подобным ситуациям или сковывает нас, или освобождает.

Коль скоро само слово «Бог» несет в себе столько отрицательных ассоциаций и коль скоро Сущность свободна от уз всякого рода определений, слово «Бог» мне кажется неподходящим. Я постарался найти определение для подобной Беспредельности. Лучшее, что я смог отыскать, по сравнению с прочими является наименее определенным. Оно находится вне всяких классификаций, и потому я стал называть Его Бытие – по крайней мере до тех пор, пока не найду лучшего слова.

Бытие прощает все безо всяких условий. Оно любит даже самых злых. Ему подвластно все, и ничто не связывает его. Нет страха – лишь гармония и понимание.

Я поставил перед собой цель слиться с Бытием. Чувства мои прекрасно передают строки Нового Завета: «Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный»[4]4
  Мф. 5, 42–48.


[Закрыть]. Знаю, что это под силу каждому, но я все же гадал, как же смог мой разум отстраниться, как пришел к отрицанию и разладу. И я спросил: «Скажи, отчего я отстранился от Тебя? Отчего стал несовершенен? Отчего вообще принимаю в себя несовершенство?» Мой взгляд обратился на огромную туманность, ту, в которой зарождаются звезды. Но стоило мне всмотреться в эту область, как я увидел, что это разум, окруженный тьмой. Он был игривый, еще не осознавший своего естества, погруженный в беспорядочное постижение самого себя – как это свойственно детям. Из его любопытства немыслимое количество числа звезд рождалось, росло, сжималось и гасло – с тем, чтобы возникнуть вновь и повторить весь цикл с малыми отступлениями. Бессчетные Вселенные бесчисленных видов – какие-то похожие на нашу, но многие и нет – кажущиеся многомерными.

Я понял, сколь был себялюбивым, склонным осуждать, горделивым, заносчивым, малоумным и двуличным – в сравнении с Бытием.

Многие миллионы и миллиарды лет пролетели за одно мгновение. И во всех Вселенных – неведение Бытия и жажда обособиться. Но как бы глубоко облачный разум ни был погружен в свою игру, он всегда оставался един с Бытием. Все явленное было лишь несерьезной мечтой о непохожести на других. Ибо, согласно Бытию, мысль об обособленности есть мысль ложная.

Несколько дней после этого я явственно чувствовал близость Бытия. Я понял, что я и подобные мне – суть посланцы, призванные помочь тем, кто готов пробудиться от сна уникальности и непохожести на других и осознать Бытие. Понял я и то, что те, кто не уверены безусловно в существовании Бытия и не настроены на Него, неспокойны и обречены на жизнь вне гармонии.

Будучи вдохновлен Бытием, я вдруг понял, что многие годы провел в депрессии.

Я понял, сколь был себялюбивым, склонным осуждать, горделивым, заносчивым, малоумным и двуличным – в сравнении с Бытием. Тьма во мне стала столь очевидна, что я не мог более скрывать ее – а ведь всю свою жизнь я в какой-то мере этим и занимался. И коль скоро я не могу очиститься сам, то не могу и сам справиться с депрессией – мне остается лишь ждать, пока со временем она не покинет меня. Наверное, именно поэтому очень немногие сознательно ищут встречи с Бытием. Скорее всего, мы инстинктивно избегаем постижения Бытия, ибо страшимся того, что может всплыть в нас.

Вдохновенное постижение данного Бытия стало моей единственной целью в жизни. Следующие пару месяцев, пока нога заживала, я прожил с родителями в горах. Я использовал это время для того, чтобы осмыслить все, явленное мне Бытием. Я жаждал вернуться к этому Разуму, но тщетно. Это годами мучило меня, но я не знаю, как перекинуть мостик над пропастью, пролегающей между осознанием себя как личности и Бытием – хотя разум и подсказывает мне, что оба эти понятия неразделимы. Я не мог перекинуть мост и был в отчаянии. Поэтому молил об ответе.

И через несколько лет ответ возник во сне. Я был в лифте, посреди группки туристов, которые поднимались на вершину небоскреба. Где-то на середине пути лифт вдруг сильно тряхнуло. Пассажиры были возбуждены, по глазам было видно, что они нервничают. Но вот что-то хрустнуло – и новое сотрясение. Снова хруст – и лифт начал свободное падение – так, что лишь мелькали размытые номера этажей на табло. Паника, крики. А я, хотя и знал, что жизнь моя сейчас закончится, был совершенно спокоен. Во мне поднялась волна великой признательности за все хорошее и все плохое, что было в жизни, – ибо и то и другое послужило мне уроком. «Спасибо!» – искренне поблагодарил я и простер руки вширь, чтобы страстно обнять этот последний момент. Тут лифт замедлил падение и мягко остановился, прежде чем достиг земли.

Я очнулся с чувством глубокой благодарности, поняв, что это и есть путь сосуществования с Бытием. Я был свободен от и страха смерти, и от желания «освободится от уз плоти». Отныне я буду страстно и крепко обнимать настоящее, ибо лишь настоящим моментом мы и живем.

Есть многое, о чем куда легче говорить, нежели это делать. Спокойная уверенность всегда приносит свои дивиденды. Взлеты и падения происходят независимо от того, кто мы есть. Упав, мы отскребаем себя от асфальта и встаем во весь рост. Плачем, если без этого никак. А потом, лишь только будем готовы, продолжаем путь.