Текст книги "Наш дикий зов. Как общение с животными может спасти их и изменить нашу жизнь"

Содержание животных в качестве домашнего скота или питомцев не является универсальной особенностью всех людей. У представителей некоторых культур Новой Гвинеи нет домашних животных. Как и у племени летуама колумбийской Амазонки. Но другие коренные народы Северной и Южной Америки держали различных животных в качестве домашних питомцев задолго до прибытия европейских поселенцев. В некоторых случаях содержание животных скорее основано на стремлении выжить, чем на чувствах. Даже сегодня некоторые люди держат собак в первую очередь для безопасности, а кое-кто выращивает их для еды. В 2017 году Международное гуманистическое общество привезло более двухсот собак с зарубежной фермы, занимающейся производством собачьего мяса, для передачи в семьи через местные приюты в США. В Америке, да и во всем мире, о домашних животных порой не заботятся должным образом, они подвергаются насилию и используются для спортивных боев. И все же эти существа остаются нашими друзьями. А иногда – и нашими единственными друзьями.

Опрос, проведенный в 2017–2018 годах Американской ассоциацией производителей товаров для домашних животных, показал, что 59 процентов владельцев собак в США считают свою собаку чем-то вроде ребенка или члена семьи и более половины владельцев кошек испытывают те же чувства. Семь из десяти владельцев собак и 87 процентов владельцев кошек покупают подарки своим питомцам. 11 процентов устраивают своим собакам дни рождения (для сравнения – в 2014 году таких было семь процентов).

Любите танцевать? Возьмите терьера. «Собачий фристайл», в котором собаки и их спутники танцуют на соревнованиях, является видом спорта, популярность которого в США, Канаде и Великобритании постоянно растет. В настоящее время основным лекарством для собак и кошек является каннабис (в частности, масло CBD). Питание домашних животных напоминает рацион продвинутых приверженцев здорового питания – например, Paleo и сыроедение. В 2017 году эксперты зооиндустрии предсказали, что самыми ярко выраженными тенденциями в области кормов для домашних животных будет использование натуральных продуктов, четкая маркировка, а также гипоаллергенные и диетические продукты с ограниченным количеством ингредиентов. В том же году интернет-журнал Pet Food Industry сообщил, что потребители хотят, чтобы корм для домашних животных был «еще ближе к продуктам, которые они кладут на свои собственные тарелки». Согласно данным компании по производству кормов для домашних животных, которая продает гипоаллергенную баранину «Джимбо», все это является частью «гуманизации» животных-компаньонов.

Не так давно я заскучал по нашим уже взрослым сыновьям. Думая о них, я начал вспоминать истории о домашних животных, которые были у нас в то время, когда дети были маленькими. Это разожгло во мне желание снова взять в свой дом собаку. Или, может быть, кошку. Я сказал об этом жене. Надеясь добиться своего, я рассказал ей о самоочищающемся ящике для животных ScoopFree ultra, который я видел в Интернете. Используя электронные грабли, он «самоочищается в течение нескольких недель без вычерпывания отходов, очистки или заправки» и поставляется в комплекте со «счетчиком здоровья», который «отслеживает, сколько раз ваша кошка использует ящик». И «чтобы не напугать кошку, датчики безопасности автоматически сбрасывают таймер грабель, если кошка снова входит в ящик». Кэти подняла бровь. Тогда я предложил второй, более «естественный» вариант, также найденный в Интернете: ящик для отходов, замаскированный под растение в горшке.

Помимо удобства, чем объясняется рост числа домашних животных и их гуманизация? Одна из причин, по крайней мере, для миллениалов, заключается в том, что молодые люди дольше тянут с рождением детей. А до этого момента достаточно собаки или кошки.

Поскольку послевоенное поколение на седьмом десятке имеет меньшее количество внуков, чем предыдущие поколения, они все чаще заводят домашних животных.

Некоторые из наших животных-компаньонов – это нечто большее, чем дублеры неродившихся детей. Они являются помощниками родителей. Джина Гриффит описала мне себя как «вышедшую на пенсию маму, работающую полный рабочий день». Она выросла в Западной Вирджинии с бордер-колли по имени Лэдди.

«Люди спрашивали меня: “Это твой пес?” Естественно, я всегда отвечала: “Да”. Но я чувствовала, что лгу. Более точным ответом было бы: “Я его ребенок”. Лэдди знал, что у меня нет настоящего отца и поэтому, каким бы невероятным это ни казалось, он взял на себя эту роль.

Однажды ребята, пользующиеся большой популярностью в нашем городе, пригласили меня – меня! книжного червя! – присоединиться к ним, чтобы выкурить сигарету за офисом дантиста. Ура! Наконец-то я дождалась! Но не вышло. Лэдди не одобрил. Когда я свернула с тротуара, чтобы перейти улицу и направиться к тому незаметному месту для курения на заднем дворе на склоне горы, Лэдди встал у меня на пути. Я обогнула его. Он снова встал у меня на пути. И снова. Только на этот раз он опустил голову и посмотрел на меня взглядом бордер-колли. Так продолжалось некоторое время, но постепенно, шаг за шагом, я все же приближалась к оговоренному месту.

Вот тогда-то Лэдди и взял зубами мою руку, надавил ровно столько, сколько нужно, чтобы не причинить мне вреда, и при этом не спускал с меня глаз. Мне было ясно, что он решил – будет лучше, если он укусит меня за кожу, чем позволит мне пройти к офису дантиста. Ребята из популярной компании начали смеяться надо мной за то, что у меня есть собака, которая считает себя моим хозяином. И что мне оставалось делать? Я повернулась и пошла домой, все время бормоча и ругаясь на Лэдди. А тот просто трусил передо мной, всем своим видом показывая: “Я так счастлив!”. Когда мы вернулись домой, Лэдди настоял на том, чтобы войти в дом (что бывало редко). Мама разговаривала по телефону. Лэдди, который всегда вел себя безупречно, когда был дома, запрыгнул на кофейный столик, так что его глаза оказались на одном уровне с глазами моей мамы, которая сидела на диване и разговаривала. Лэдди пристально посмотрел маме в глаза. “Я тебе перезвоню, – сказала мама. – Мне нужно кое-что сделать”.

Она повесила трубку и сказала: “Спасибо, парень, я позабочусь об этом”.

Потом мама выпустила его на улицу, повернулась ко мне, сложила руки на груди и сказала: “Лэдди говорит, что ты должна рассказать мне, во что ввязалась”».

Теперь, конечно, я согласна с решением Лэдди. И я удивляюсь, как он узнал, что мне не следует туда идти. И я понимаю, что моя история ненаучна, это просто обычный рассказ, который вполне может быть приукрашен временем. Но нет, Лэдди не был “моей” собакой. Это я была ребенком бордер-колли. И он правильно меня воспитал».

Для одинокого, особенно оказавшегося в изоляции ребенка животные-компаньоны становятся хорошими слушателями и доверенными лицами. Они надежно хранят секреты. Некоторым собаки могут подарить безусловную любовь, которой им так не хватает в их жизни. Домашние животные помогают им выстроить доверительные отношения и могут послужить буфером против одиночества и стресса. В 2014 году исследование университета Тафтса показало, что родители с глубокой привязанностью к домашнему животному выбирают наилучшие стратегии борьбы со стрессом. Дети, которые больше привязаны к домашним животным, также чаще ищут социальной поддержки, готовы к тесной дружбе и демонстрируют уверенность в себе. Особенно это касалось молодых людей, родители которых служили в армии.

«Недостаточно быть рядом с животными, дети должны быть вовлечены в эти отношения, – пишет ведущий автор исследования, Меган Кили Мюллер, психолог развития и доцент школы ветеринарной медицины Каммингса в университете Тафтса. – Сильная привязанность к домашним животным может способствовать выработке более активного стремления к решению проблем со стрессом и послужить средством развития и поддержания отношений со сверстниками в стрессовых обстоятельствах».

Домашние животные не только воспитывают нас, но и помогают нам научиться воспитывать. Как пишет Гейл Ф. Мелсон, эмерит-профессор из университета Пердью и автор книги «Почему дикие твари существуют» (Why the Wild Things Are), «молодым людям нужен способ, которым они могли бы заботиться о других. Во многих других странах братья и сестры заботятся друг о друге, но культура отношений в США считает это неприемлемым. Во многих штатах вообще запрещено оставлять детей на попечении тех, кому еще нет 16 лет». Мелсон провела исследование детей старше трех лет и выяснила, что за двадцать четыре часа молодые люди уделяли заботе о своих братьях и сестрах 10,3 минуты. Для детей, чьи братья и сестры были значительно моложе, время их воспитания сократилось всего до 2,4 минут.

Хотя Мелсон не собрала соответствующих цифр относительно времени, потраченного на воспитание домашних животных, она утверждает, что детям необходимо все возможное время воспитания, и домашние животные вполне могут пойти в общий зачет: «Воспитание животных особенно важно для мальчиков, потому что забота о животном не рассматривается как “девчачье” занятие вроде возни с малышами, игры в дом или с куклами. К восьми годам девочки чаще, чем мальчики, участвуют в уходе за детьми как в семье, так и за пределами дома. Но, когда дело доходит до ухода за домашними животными, оба пола становятся вовлеченными в равной степени». Таким образом, домашние животные (косвенно) учат некоторых из нас заботиться о других: как на своем примере, так и предоставляя возможности для воспитания.

Джефф и Сара Миллиган-Тоффлер живут в Миннеаполисе. Их сын Джейкоб был ребенком работающих родителей. Когда Джейкобу исполнилось десять лет, они купили голдендудля (помесь пуделя с золотистым ретривером) Ханни, чтобы кто-то встречал его, когда он возвращается из школы. Ханни глотала деньги. Она была трудной собакой, с многочисленными проблемами и накопительским поведением, что, по словам Сары, означало: «она укусит вас, если вы попытаетесь что-то отнять у нее, даже какашки». Тем не менее, Ханни выполнила свою часть семейной сделки и продолжает это делать. «Мы все так ее любим, – сказала она, – что приспособили свое поведение к тому, чтобы она могла жить с нами». Это, помимо прочего, означает необходимость вечно прятать лишние деньги. Сара вела список того, что съела Ханни. Среди прочего:

слишком много носков, чтобы считать;

нижнее белье;

перчатки (включая пару кожаных перчаток);

деревянные части игры;

игральные карты;

мусор всех видов;

салфетки;

шоколадный торт без муки (потенциально довольно опасный для собак);

домашнее задание Джейкоба (не шучу);

рогалик (который она извлекла из полуметрового сугроба);

полиэтиленовые пакеты;

ермолка родственника;

и, да, деньги.

Сара вспоминает время, когда Джефф болел простудой, но у него был назначен концерт с его группой, от которого он не хотел отказываться. Он вернулся домой с шестьюдесятью долларами чаевых, которые положил на комод. Следующее, что он запомнил, – Ханни роется в его комоде, держа во рту пачку денег.

Джефф выхватил двадцатидолларовую купюру, но Ханни быстро расправилась с остальными. «Это вызвало вопрос: сколько денег вы потеряете, когда, пройдя через задницу, они появятся снова?» – Ханни оставила сдачу себе.

Сара считает, что собака помогла Джейкобу – а также ей и Джеффу – развить более чуткое отношение к тревогам, страхам и несовершенствам другого существа. И научиться терпению.

При размышлении о совместном становлении возникает очевидный вопрос: действительно ли люди и их собаки похожи, и если да, то почему? Садахико Накадзима, психолог и исследователь из японского университета Квансэй Гакуин, попросил пятьсот человек сопоставить фотографии собак и их владельцев. Его выводы: да, собаки и их владельцы похожи друг на друга – не из-за таких физических характеристик, как размер, длина шерсти/волос или челюсти, а из-за какой-то сути личности, или духа, в их глазах.

Собаки видят нас такими, какими мы хотим быть. Буквально. Когда люди сталкиваются с другим человеком, у нас возникает «смещение взгляда», в котором левый сектор зрения доминирует и направляет глаза на левую сторону лица (с точки зрения наблюдателя) другого человека. Прежде всего и дольше всего мы рассматриваем глаз. Мы делаем это рефлекторно, мгновенно, а затем смотрим на другую сторону. Из всех других животных только макаки-резусы делают так же – как друг с другом, так и с нами. Но домашние собаки делают это только с нами. Возможно, с течением времени, благодаря общим переживаниям и эмоциональной связи, люди и другие животные, домашние и дикие, начинают смотреть на мир похожим образом.

Собака, с которой я рос, была в нашей семье нравственным учителем. Пес видел меня таким, каким я хотел быть, и ожидал, что я буду соответствовать тому, что он видел. Возможно, в прошлом или сейчас у вас была или есть такая собака.

Много лет назад я спросил бихевиориста и дрессировщика животных Денниса Фетко, могут ли другие животные – в частности собаки (назовем их Canis familiaris) – быть нравственными учителями для детей. Помимо работы с животными, он получил докторскую степень по психологии человеческого поведения, а также имел опыт в области терапии с использованием домашних животных. Он сказал, что домашние животные нередко становятся «учителями нравственности», хотя это не входит в их намерения. Например, домашние животные учат детей понятию смерти. Эмоциональная цена потери питомца в большинстве случаев не так велика, как травма, которую он испытывает, когда умирает родитель. Дети, сказал он, «могут легче позволить себе заплатить такую цену за смерть питомца, чем за потерю родителя».

Собака может научить ребенка и безусловной любви. У некоторых детей собаки могут быть единственным источником абсолютной, даже незаслуженной привязанности. Собаки также учат различать суть и поведение, научиться человеческому прощению. Ребенку может быть трудно понять намерения даже любящего родителя, но собака всегда прямолинейна. «Собакам плохо удается обман. Они не лгут. Большинство из них делает это неправильно, – говорит Фетко. – Когда мой ребенок делает что-то не так и я взрываюсь, ему трудно понять, что я по-прежнему люблю его. Но когда мой ребенок видит, как я наказываю собаку, а затем 20 минут спустя даю ей угощение, люблю ее, оплачиваю счет ветеринара, он понимает, что поведение собаки плохое, но сама собака все еще любимая и хорошая». С другой стороны, когда родители применяют телесные наказания к собаке, это учит ребенка, что лупить по заднице правильно. Это урок, без которого многие дети могли бы обойтись.

Я отметил, что его примеры были сосредоточены больше на поведении родителей, чем на поведении домашних животных. Я хотел вернуться к своему первоначальному вопросу. «Позвольте спросить вас о Баннере», – сказал я. Баннеру было два года, когда он пришел к нам, и одиннадцать, когда он умер, а в этом промежутке он был моим лучшим другом и, я думаю, моим учителем. Есть ли какая-то разница между тем, как мы воспринимаем наших друзей и членов семьи, и тем, как мы воспринимаем других животных? Каждый родитель или владелец собаки-компаньона понимает необыкновенное по-своему. И большинство из них сами необычны.

До сих пор я помню Баннера до мельчайших деталей. Я помню его всеми своими чувствами, или по крайней мере теми чувствами, которые у меня есть. Я помню выражение его глаз, когда на заднем сиденье машины я доедал мороженое почти до последнего кусочка, останавливался, а затем протягивал ему последние полдюйма сахарного рожка, все еще с мороженым, и он осторожно брал его в рот. Этим ритуалом заканчивался каждый рожок мороженого. Я помню шрам у него на носу от собачьей драки и то, как он ощущался, когда я проводил пальцами по окружающему его меху. Я помню пышный львиный воротник из длинного меха вокруг его головы, мои руки глубоко увязали в нем. Я помню, как лежал в полудреме и проваливался в сон. Моя голова лежала на его поднимающемся во время дыхания боку. Уютно устроившись в одеяле из его меха, я запускал пальцы в мягкую толщу, слушал его дыхание и спокойно засыпал, убаюканный подъемами и падениями его груди.

Я также помню, как Баннер выступал миротворецем, прыгая между матерью и мной или моим братом и одним из наших родителей, когда они физически наказывали меня или моего брата (хотя они никогда не были жестоки). Я помню его настойчивый лай и странную, неуверенную улыбку, когда он вмешивался – так настойчиво, что моя мать часто останавливалась, уже занеся руку, и сдавалась, невольно смеясь. Откуда берется такое поведение? Какую эволюционную услугу оно оказывает? Психолог-исследователь из Национального института психического здоровья говорит, что некоторые домашние животные, когда взрослые, живущие с ними, страдают, могут волноваться так же сильно, как дети.

Оглядываясь назад, я понимаю, что другие примеры поведения Баннера казались мне обдуманными, менее инстинктивными. Баннер никогда не дрался с маленькой собачкой, порой он даже защищал маленьких собак, живших по соседству. Каждое утро, выходя из подвала, он ворчал, но позволял коту проходить у себя между ног. Скорее всего, в кишащем собаками районе наш кот использовал Баннера для защиты, и пес с этим соглашался. Однажды я видел, как он промчался по улице и поймал в прыжке самую злую собаку в округе, когда та кинулась на соседку, державшую на руках свою маленькую собачку. Баннер тащил моего брата за пеленки с улицы. Он садился на нас, когда мы кидались камнями. Иногда, когда мы были далеко от дома и не хотели идти обратно, он уходил, но всегда возвращался за нами.

Большую часть детства я провел в лесах Миссури вместе с Баннером. Мои родители не всегда знали, где я, – но не Баннер. Когда мне было восемь лет, я провалился под лед в ручье в глубине леса. Оказавшись по пояс в воде, я пытался взобраться на крутой заснеженный берег, но все время соскальзывал. Баннер ушел. А затем он вернулся. Яркое воспоминание: Баннер вцепился в один конец ветки и тянет, а я подтягиваюсь вверх по ветке, пока не добираюсь до верха. Я говорю вам это с некоторым смущением, зная об уловках памяти, понимая, что, по утверждению нейробиологов, мозг пытается приукрасить воспоминания, пока они не станут историей, которую мы хотим услышать. Я не знаю, произошло ли все именно так, как я помню.

Дети раздувают способности своих питомцев, проецируют на них все виды поведения, как сказал Деннис Фетко. Более того, объяснил он, собаки часто склонны драться с самой большой собакой в поле их зрения. Они просто делают то, что привычно для собак, а вовсе не думают о защите угнетенных. Вероятно, ветка валялась там все это время и Баннер просто попытался поучаствовать в игре по перетягиванию каната. «Может, интерпретация была уроком, – добавил Фетко. – Вероятно, вы неосознанно приукрашивали, считая его поведение героическим. Но кто научил его дергать за палку – совершить поступок, который, возможно, случайно спас вам жизнь? Скорее всего, вы сами его этому и научили».

Когда я писал о Баннере в своей газетной колонке и в своей более ранней книге, один мой читатель, Пол Робертс, который описывал себя как «пожизненного натуралиста», предложил другое возможное объяснение того, почему Баннер дергал за эту палку. «Мои собаки на протяжении многих лет часто использовали подобные действия как форму замещения, – писал Робертс. – Обычно это случалось, когда они были расстроены (например, когда я залез на дерево, а у них это не получилось). Или когда они были слишком энергичны, а я не двигался, сидя довольно долгое время. Или когда играл во что-то, в чем они не могли принять участие». В такие моменты его собаки «выплескивали энергию расстройства, дергая за ветки, перетаскивая и грызя палки или копая землю и терзая попавшие под лапы упрямые корешки».

Затем он добавил кое-что, что, как мне кажется, лежит в основе моих отношений с Баннером. «Даже когда нам совсем плохо, собачье отсутствие осуждения извне – это зеркало нас самих, которое требует действия изнутри, – сказал он. – То, что мы делаем вследствие этого, определяет, стало ли животное учителем морали или это мы стали учениками нравственности». Такая рациональность привлекательна, но также привлекательно и непознаваемое. Мне рассказывали, будто буддисты верят, что учитель или священник, который не ведет праведную жизнь, может оказаться пониженным в статусе в следующей жизни и оказаться в теле собаки, по-прежнему сохраняя желание учить.

Однажды темным утром я услышал плач матери и проснулся. Я был уверен, что с отцом что-то случилось. Я сбежал вниз по лестнице, вышел на крыльцо и увидел Баннера, которого отец принес с дороги – он лежал на скамейке, холодный, окоченевший. Я плакал, но плач был фальшивым – я был рад, что мой отец жив. Долгое время я чувствовал себя виноватым за эту тайную фальшь. В ходе этого последнего урока Баннер научил меня смущению, показал мне неопрятность смерти и многое-многое другое.