Текст книги "Наш дикий зов. Как общение с животными может спасти их и изменить нашу жизнь"

Помните сцену в «Звездных войнах» в баре на планете Татуин? Разношерстные персонажи из разных галактик собираются, чтобы поспорить и устроить погром. В баре различные языки и способы общения растворяются в межвидовом опьянении. Результат не очень приятный. Но не скучный. Считайте это межвидовой коммуникацией на межзвездном перекрестке. Пьяницам переводчики не нужны. Между видами и между собой они, по-видимому, общаются на существовавшем ранее суперязыке визуальных, слуховых и других сигналов, выходящем за рамки обычных слов. Похоже, что-то подобное происходит и с нами на нашей голубой планете.

Для описания невербального способа общения я использую слово «суперязык», который позволяет различным видам, включая людей, худо-бедно понимать друг друга. Это слово обычно применяется для описания языка, на котором разговаривали европейцы Ледникового периода пятнадцать тысяч лет назад, – он позволял различным группам людей общаться, преодолевая культурные и языковые пропасти.[18]18
  Еще один суперязык, эсперанто, был создан в XIX веке и пропагандировался Лигой Наций, а затем, в течение некоторого времени – Организацией Объединенных Наций. Он был разработан для того, чтобы стать общим языком человеческого вида, ему легко учиться, на нем легко говорить. Исчезли все надоедливые неправильные глаголы, сложные спряжения и лишние слова. К сожалению, эсперанто так и не прижился.


[Закрыть] Некоторые слова этого языка используются до сих пор. Среди них: ты, мы и человек.

Есть предположение: у людей и других животных есть порядок действий, жесты, звуки, сигналы и трески, – то есть идентифицируемые паттерны, – которые появились раньше возникновения почти любого существующего ныне вида. Мы и наши собратья используем их постоянно без какого-либо особого осознания. Некоторые используют больше, другие – меньше. Возможно, если бы мы были более осведомлены в этом, мы могли бы анализировать его модуляции, прогнать их через компьютеры для перевода и даже обучать этому языку.

Патриция Х. Хасбах, частнопрактикующий экопсихолог и преподаватель высшей школы консультирования и образования в колледже Льюиса и Кларка, уже несколько лет работает над каталогом этих паттернов, который она называет «языком природы». На конференции 2017 года, посвященной единению детей с природой, она описала свою концепцию как незавершенную работу. Соавтор двух книг по экопсихологии, она является пионером экотерапии – метода лечения, признающего целебные преимущества взаимодействия с природой.

Несколько лет назад Хасбах и ее соавтор, Питер Х. Кан-младший, вдохновились концепцией «языка паттернов». Это термин, придуманный архитектором Кристофером Александером для описания подхода к проектированию зданий и городов. В своей работе он использует глубинную врожденную мудрость взаимосвязанных, повторяющихся паттернов, найденных в природе. Александер говорит, что эти паттерны выражают Живость, которую он называет «качеством, не имеющим названия» и которая создает ощущение целостности и духа. Применяя архитектуру языка паттернов, Александер использует для описания базовых элементов слова из лингвистики, включая слова «синтаксис» (место) и «грамматика» (паттерны, уже успешно проявившие себя в природе). Для него природа – это настоящий язык. Хасбах использовала лингвистические корни языка паттернов Александера, предполагая существование узнаваемых и постоянно встречающихся в природе паттернов взаимодействия. В настоящее время Хасбах идентифицирует многие из этих паттернов взаимодействия из «континуума дикости» и применяет их к своей терапевтической работе.

Вот неполный и ограниченный список паттернов общения и взаимодействия, общих для людей и многих других животных. Этот список частично основан на работе Хасбах, но также включает в себя паттерны, обнаруженные другими учеными и выделенные из историй встреч и отношений с животными, собранных в этой книге:

• «Распознать и быть признанным» (фраза Хасбах, обозначающая способность потратить время на то, чтобы войти в контакт или понаблюдать, увидеть и быть замеченным).

• Проявление взаимного любопытства, включая демонстрацию терпимости или безразличия.

• Участие в игровых взаимодействиях с другим животным.

• Проявление эмпатии.

• «Переступить порог» (выражение Хасбах для вхождения в психологическое или духовное пространство, включающее двух животных).

• Стать животным (например, для человека – это практика критического антропоморфизма).

• Использование интонационно-певческих тонов или монотонного звука.

Не все ученые считают песню животных музыкой или чем-то аналогичным. Однако интерпретация звуков животных как музыки, давно укоренившаяся в туземной культуре и древних мифах, привела к появлению новой междисциплинарной области, названной зоомузыкологией. Журнал Current Biology описывает это как исследование «музыкоподобных аспектов звуковой коммуникации не-человеческих животных». Например, исследователи обнаружили, что слоны так же склонны музицировать, как и люди; когда нейробиологи изучали музыку, исполняемую тайским слоновьим оркестром (собранным защитником природы), они обнаружили, что эти толстокожие играют на барабанах лучше, чем люди.

Задолго до того, как видео с пением собак распространилось в Интернете, в дикой природе редкая новогвинейская поющая собака пела йодлем (Нем. Jodeln, в культуре различных народов – особая манера пения без слов с характерным быстрым переключением голосовых регистров, то есть с чередованием грудных и фальцетных звуков. – прим. ред.). Одна собака из группы начинает, затем к ней присоединяются другие, каждый на своей высоте звука, создавая синхронный хор. Сонограммы этих песен показывают невероятное сходство с песней горбатого кита.

Недавние исследования также свидетельствуют: при прослушивании музыки реакции мозга птиц и человека демонстрируют определенное сходство, рыбы по-разному реагируют на произведения разных композиторов-людей, коровы дают больше молока при прослушивании спокойной классической музыки, а собаки испытывают меньший стресс.

С другой стороны, кошки не любят наших мелодий и не интересуются ими. Наиболее равнодушны к музыке кошки среднего возраста – они говорят музыке «фи!», хотя недавно я узнал о команде психологов и композиторов, которые создали музыку, которая нравится некоторым кошкам. В ней используются частоты и темп, подобные тем, которые кошки применяют, когда общаются друг с другом или с нами (но кошки вообще оппозиционеры). Однажды я нашел брошенного больного котенка, попавшего в песчаную бурю. Он прятался за доской возле кафе в Национальном городке Навахо Чинле, штат Аризона. Я отвез малышку домой, дал ей имя Чинл и вырастил. У нее не было чувства равновесия, она могла упасть с любого подоконника. В среднем возрасте она не возражала, когда я напевал ей. Каждый раз, когда я пел песню Дона Маклина «Звездная, звездная ночь» о Винсенте Ван Гоге (и только эту песню), она сидела у меня на коленях и подпевала, причем более-менее созвучно. На середине песни она поднимала сексуальный кошачий вой, заканчивая почти оргазмическими звуками. Но она была исключением.

Берни Краузе, биоакустик, является одним из лидеров еще одной новой области – «экологии звуковых ландшафтов». Краузе записывает все звуки животных и растений в среде, где они обитают, прослушивает паттерны и анализирует общение животных и растений. Выступая в школах, Краузе напоминает ученикам, что в тех местах, где они ездят на велосипедах, когда-то, возможно, раздавались звуки бизонов, оленей, лосей, лис, волков, рысей, горных львов, десятков видов птиц и тысяч насекомых, поющих вместе в некоем коллективном хоре, который он называет «биофонией». Краузе считает, что локализованные биофонии способствовали развитию человеческой музыки – от песен коренных народов до Моцарта, Мадонны и Дрейка. Они повлияли на создание и эволюцию наших инструментов, начиная с флейты гоминидов из медвежьей кости, созданной 53 000 лет назад, флейты из кости французского стервятника, возраст которой оценивается в 4000 лет, до малиновой гитары Джорджа Харрисона.

Краузе также рассказывает студентам, как люди, живущие в более диких местах земного шара, делают инструменты из доступных им природных ресурсов – флейты из бамбука или барабаны из шкур животных – и что ритмы, мелодии и гармонии, которые эти инструменты создают, основаны на звуках окружающей их природы. Некоторые коренные народы, исполняя свою музыку, используют лес «как своего рода бэк-вокал». На индонезийском острове Борнео «гиббоны поют прекрасные дуэты, которые на рассвете разносятся по тропическому лесу. Пение этих древесных обезьян слышно за много миль. Когда вы слушаете музыку, созданную людьми тропических лесов Борнео, вы можете услышать влияние этих дуэтов». Он продолжил:

«На музыку людей, живущих в южноамериканских тропических лесах, несомненно, оказало влияние пение птиц, таких как голосистый крапивник. Эта птица насвистывает приятную повторяющуюся впечатляющую и удивительно красивую мелодию, она звучит как флейта, играющая блюз. За долгое время существования вида голосистый крапивник научился выпевать эти ноты так, что они многое сообщали другим существам, живущим поблизости. Он говорил другим самцам-крапивникам, что дерево, на котором он пел, – это его дерево и ничье другое. Эта же песня, если она была достаточно хороша, могла привлечь самку, которая образовывала с ним пару. Он сообщал другим птицам, что это его вокальная территория, что они должны найти другие места для пения и им следует держаться от него подальше. Он также говорил: «Но если ты самка голосистого крапивника, ты можешь пересечь черту, и мы все обсудим. И при этом голос голосистого крапивника – часть хора живых существ, где его песня сливается со всеми остальными, но так, что ни один чужой издаваемый звук не мешает его собственным».

У людей и других животных есть подобные вокальные выразительные средства, но условный Бах у одного вида животных для другого может звучать как рок-музыка. Когда птицеловы в полях запускают свои аппараты для воспроизведения пения птиц, звуки могут нарушить связь между птицами, живущими поблизости, и создать стресс для птиц того вида, который они пришли ловить. Певчим птицам приходится менять свои песни из-за новых шумных соседей – нас. Некоторые птицы, в том числе американские малиновки, воробьи и крапивники, способны менять свои песни так, чтобы их можно было услышать несмотря на созданный людьми шум. Краузе учит молодежь прислушиваться к этим изменениям. «Изучение естественного мира без звукового ландшафта немного похоже на попытку смотреть “Звездные войны” без саундтрека», – говорит он.

Древнейший язык – все эти паттерны и сигналы, с помощью которых мы общаемся с другими животными, – продолжает существовать. Когда мы отвечаем на зов койота или совы своим голосом, мы поем самую древнюю песню. Большую часть времени она скрыта от нас – она прячется между словами, за нотами, в воздухе, рассекаемом жестикуляцией.

В 2018 году Королевское общество, независимая научная академия Соединенного Королевства, опубликовала результаты исследования университета Невшателя, в котором были представлены доказательства своего рода лингвистической общности между видами. В интервью Королевскому обществу Рафаэла Хисон, ведущий автор исследования, объяснила, что «все человеческие языки характеризуются общими статистическими закономерностями, известными как лингвистические законы». Один из них – закон сокращения, согласно которому наиболее часто употребляемые слова обычно короче, а в словах с большим количеством слогов эти слоги имеют тенденцию укорачиваться. «Работа над изучением вокальной коммуникации животных показала, что люди – не единственный вид, чья коммуникативная система основана на этих законах, – сказала она. – В нашей работе мы впервые показываем, что эти законы действуют и в жестовом общении животных».

Исследователи выявили пятьдесят восемь различных типов жестов, используемых шимпанзе в социальных играх. Когда они проанализировали видеозаписи этих жестов, то обнаружили, что закон сокращения применим к жестам шимпанзе. Согласно докладу Хизон, исследование показало, что язык шимпанзе, основанный в основном на жестах, и человеческий язык, зависящий главным образом от вокализации, демонстрируют «некоторые общие фундаментальные математические свойства, и лингвистические законы могут применяться не только к вокальной коммуникации».

Охрана природы, инженерное дело, медицина, искусство и наша личная жизнь – все это могло бы стать богаче и ярче благодаря более глубокому пониманию этого древнейшего языка. Но это легче сказать, чем сделать. Милн, больше известный своими книгами о Винни-Пухе, однажды заметил: «Некоторые люди разговаривают с животными. Но мало кто их слушает – в этом вся проблема».

Глава 8. Как разговаривать с птицами

Теплым летним днем в Атаскадеро, штат Калифорния, Кэтлин Локьер и ее семилетняя дочь сидели у реки Салинас на своем заднем дворе. Ее дочь колотила камнем по желудю и вдруг подняла голову.

– Мама! Что он говорит? – спросила она.

Кэтлин напряглась. Кто-то прятался на заднем дворе или наблюдал за ними? Неужели ее дочь слышит воображаемые голоса?

– Кто именно? – спросила Локьер.

– Вот он, – ответила дочь, не поднимая глаз.

Беспокойство Локьер переросло в тревогу. Она встала, затем подошла к одной боковой стене дома и посмотрела на подъездную дорожку. По-прежнему никого. Она подошла к другой стороне дома и заглянула между забором и домом. Никого.

– Кого ты слышишь?

«Дочь снова принялась колотить желудь, – вспоминала Локьер. – Потом снисходительно, как это умеют делать семилетние дети, посмотрела на меня и сказала:

– Ну вот он! Слууушай! Ты что, не слышишь его? Девочка встала и указала камнем в сторону переднего двора. – Эта птица!»

Напряжение ушло.

– О да, теперь я его слышу – ответила мама, облегченно выдыхая.

– Так что он говорит? – требовательно спросила девочка. Она внимательно, как кошка у мышиной норки, наблюдала за матерью. Локьер закрыла глаза и повернула голову в ту сторону, куда указывала дочь. Она услышала шум дороги, шорох листьев, которые гнал по земле ветер, гул самолета, шум реки и другие случайные звуки, прежде чем смогла настроиться на «чип-чип-чип» – звуки, напоминающие резкие щелчки метронома, и удивилась: «Как же я не слышала его раньше? Почему дочь так настроена на эти звуки?»

Что же такого было в звуке, который заставил ее дочь услышать этот зов и встревожиться? И что это значило для ее дочери? Это был сигнал тревоги. Локьер знала, как звучит птичий сигнал тревоги. Но ее дочь, все еще чувствительная к сигналам природы, услышала его первой.

Более двух десятилетий Локьер работала трудотерапевтом, помогая детям и подросткам с нарушениями обработки сенсорной информации. Она считает, что птичий язык – это осязаемое представление о том, насколько сложна и многослойна система обработки слуховых сигналов человека. «Возможно, это был первый аудиальный язык, на который настроились наши предки, – говорит она. – Птичий язык был частью того, что, вероятно, развило наши слуховые способности, которые были необходимы нам для выживания».

Эта история на заднем дворе подчеркивала то, что она уже знала, – связь с природой может быть мощным терапевтическим инструментом. В 2004 году для того чтобы включить птичий язык в свою работу, Локьер начала посещать курсы 8 Shields – программу по выработке ощущения родства с природой и наставничества, разработанную Джоном Янгом (штаб-квартира находится в Санта-Крус, Калифорния). Там она узнала о базовых видах птичьих криков и тех криках, которые издают птицы, когда нарушается их привычная жизнь, особенно когда поблизости находится хищник. И, конечно же, она открыла для себя нечто большее.

Наука знает о птичьем языке больше, чем о способах общения молчаливых акул или говорливых дельфинов, отчасти потому что птиц легче изучать, ведь их очень много почти везде. Но исследования в области общения птиц каждый год преподносят новые сюрпризы. Например, в 2016 году исследователи из австралийского университета Дикина обнаружили, что в жаркую погоду местные зебровые амадины поют над своими яйцами. Эти быстрые и высокие «инкубационные крики», как их называют ученые, каким-то образом защищают эмбрионы от жары, и те растут в яйцах медленнее, чем могли бы. А когда птенцы вылупляются после своего долгого развития в яйце, они оказываются здоровее из-за песен, которые они слышали или «впитывали» в себя неким непонятным нам образом.

Впервые я познакомился с Янгом в 2013 году на конференции, посвященной установлению связи детей с природой. Он всегда казался мне скорее обычным увлеченным учителем средней школы, чем гуру нового века. Его самоуничижительная усмешка очень заразительна. Именно тогда мы начали разговор, который продолжается до сих пор.

Янг вырос в округе Монмут, штат Нью-Джерси. С десяти лет он начал учиться выслеживать диких животных у исключительно талантливого следопыта и наставника. В университете Рутгерса он специализировался на естественной истории с упором на антропологию, изучая, как представители местных культур помогают своим детям понимать природу и устанавливать связь с окружающим миром. За последующие годы он разработал несколько программ по установлению связи с природой, в том числе 8 Shields и Wilderness Awareness School в Дювалле, штат Вашингтон. Чтобы помочь людям понять птичий язык, он обучает их воспроизведению определенных звуковых паттернов и поведению, которые он называет «формами тревоги». Затем он просит их где-нибудь в спокойном месте записать и нанести на карту «формы» и поделиться своими наблюдениями друг с другом. Этот процесс позволяет объединить отдельные формы в более крупные группы тревожных сигналов и изучить паттерны, связанные с появлением хищных птиц, кошек, людей и любыми другими нарушениями привычной птицам обстановки. По его мнению, таким образом птицы принимают осмысленное и предсказуемое участие в чем-то, напоминающем разговор. «Глубинный птичий язык», как его определяет Янг, связан с особенностями жизни птиц, с другим состоянием ума и осознанности, практическим сочетанием наблюдения и чувственности.

Одним из основных действий является распознавание тревожных криков. Роберт Д. Маграт, орнитолог и поведенческий эколог из Австралийского национального университета, изучает паттерны общения птиц. Почти каждый вид птиц, изученный его командой, реагирует не только на тревожные крики представителей своего собственного вида, но и на крики других видов птиц в той же местности. Маграт подозревает, что птицы часто подслушивают крики других видов, что неудивительно. Он говорит: «Учитывая, что почти все виды животных уязвимы для хищников, им приходится использовать любые доступные сигналы, сообщающие об их наличии поблизости». Его исследования показали, что черноголовые поползни понимают предупредительные звуки цикад и могут точно расшифровать уровень опасности, сообщаемый в этих звуках.

Когда над головой появляется хищник, хохлатая синица – певчая птичка – подает сигнал тревоги, который понимают белки и бурундуки. Они не только убегают, но и способны имитировать сигнал синицы, чтобы дать знать другим животным о надвигающейся угрозе. Маграт утверждает, что эти паттерны скорее приобретенные, чем врожденные. Так или иначе, птицы и мелкие млекопитающие живут, умирают и совместно эволюционируют достаточно долго, чтобы иметь общие паттерны общения[19]19
  Когда я пишу это, то слышу пронзительный повторяющийся зов около каменного коттеджа, где я остановился. Похоже на птицу, но не совсем. Я иду к двери, чтобы посмотреть на птицу, и вижу суслика с собравшимися вокруг него детенышами. Суслик издает звук, который, несомненно, похож на птичий сигнал тревоги. При каждом чириканьи его хвост дергается. Из травы я слышу чирикающий ответ – вероятно, от других сусликов. Следующие несколько минут я осматриваю деревья в поисках ястреба.


[Закрыть].

Янг объяснил мне, что он заставляет своих учеников входить в мир птиц осторожно – сидя тихо, а не «пропахивая» его. Он советует им выбрать «место для сидения», скажем, в лесу или на заднем дворе. «В детстве с начала лета 1971 года до осени 1978 года у меня было одно место для сидения, и я редко пропускал даже один день», – сказал он. Другие превзошли его достижение. Макс Аллен, натуралист, следопыт и фотограф природы, провел более 2555 дней подряд в специальных местах, которые он посещал везде, где когда-либо путешествовал. «Как сказал мне Аллен, – продолжал Янг, – трудно выразить словами жизненные уроки и мудрость, которые мы извлекаем из такого рода действий, и лучше всего это прочувствовать, а не мысленно представить. Именно поэтому не обязательно ежедневно приходить на свою засидку, но важно приходить туда как можно чаще».

Если вы сидите тихо, многие птицы и другие дикие животные, которые при вашем появлении спрятались или убежали, вернутся, поняв, что вы не представляете для них угрозы. Можно увидеть птиц, которые ранее были невидимы, некоторые из них будут искать пищу прямо у вас под ногами. «Делайте так достаточно часто, – сказал Янг, – и со временем птицы станут узнавать вас: вот снова появляется Кэтлин – о, она немного запоздала».

Одинокая птица может в каком-то смысле усыновить вас. Ваша связь с одной птицей привлечет к вам других птиц, а ваше знание их паттернов можно будет применить при общении с другими птицами этого вида, а затем и с животными других видов.

Программа погружения в птичий язык 8 Shields учит «рутине невидимости»: представьте себе две сферы, одна из которых представляет ваше осознание природного мира, а другая – вызываемое вами беспокойство. Медленно расширяйте сферу осознания и сжимайте сферу беспокойства. Когда благотворная сфера осознания станет больше, чем вредная сфера беспокойства, вы начнете видеть и слышать больше птиц; вы станете более незаметными и более желанными в мире животных.

Подобные методы преподаются по всей стране в виде нескольких программ Единения и наблюдения за природой. В 2016 году Кэтлин Локьер представила свою собственную программу природотерапии, Rx Outside. В каждой программе используются собственные подходы, но есть и повторы. Программа Янга включает в себя следующие функции:

• Блуждание. Практикуйте неструктурированное исследование без составления графика, в ходе которого, по словам Юнга, «ничего не надо делать, не следует планировать маршрут».

• Вопросы. Здесь пригодятся основы журналистики. Спросить: у кого? что? идти куда? почему? как?

• Отслеживание. Развивайте способности распознавания образов, не просто обучаясь различать следы животных, но и, вставая на четвереньки, двигаться по следу.

• Отображение. Изучите основные навыки ориентирования, представляйте себе ландшафт с высоты птичьего полета и рисуйте карты не только для установления ориентиров, но и, как говорит Янг, для «выявления пробелов в том, что мы замечаем».

• Ведение журнала. Ведите сезонные записи; создавайте личные полевые справочники, в которых сохраняются тексты, рисунки и даже звукозаписи, чтобы сохранить то, что было замечено и изучено.

• Листинг. Составьте список наблюдаемых паттернов поведения животных – как они ходят, бегают, летают, едят, танцуют, спариваются.

• Мысленное представление. Развивайте способность с закрытыми глазами заново переживать события, воспринятые вами всеми органами чувств.

• Допускайте возможность осложнений и моральных противоречий. Это естественная часть любых отношений.

• Распознавание. Предварительное знание и последующее запоминание паттернов удовлетворенности или страдания. Это то, что Янг называет «созданием ряби» в среде обитания другого животного.

Подобные паттерны взаимодействия практикуются многими животными, в том числе и людьми. Этот список можно было бы продолжать, но последний пункт особенно важен для охраны природы и окружающей среды. Чтобы добиться успеха, те, кто любит природу, должны сначала осознать изменения, происходящие в животном мире в результате нашего присутствия – будь то вторжение бульдозера, шаги одного человека или климатические изменения. А затем определить, что мы можем сделать, чтобы избежать бедствия или уменьшить его последствия и тем самым сократить наши собственные проблемы. Во главу угла должна быть поставлена практика взаимности, заботы и защиты животных, частично в обмен на дары, которые они нам предлагают. И очень важен обмен опытом с другими людьми через наиболее известные социальные сети посредством личного рассказа, произведений искусства и музыки, а также через Instagram.

Янг предлагает ввести ритуал рассказа подобных историй за семейными обедами, подражая посиделкам у костра наших предков и современных вожатых бойскаутов. Когда мы делимся пережитым в лесу или в поле с другими, событие переживается заново. Человек может слышать, но не обращать внимания на голоса природы, поэтому, когда позже его спросят, слышал ли он птиц, ответ будет отрицательным.

Янг часто отправляется в путешествия по Африке, по пустыне Калахари в Ботсване, где изучает более древнюю и глубокую связь с природой у людей, которые не имеют коллективного самоназвания. Чужаки их обычно именуют Сан. От них он узнал о практике «ловли историй». Практикуя эту «ловлю историй», человек учится обращать пристальное внимание на каждую деталь, которую он видит, слышит или ощущает каким-либо образом; затем можно задать птице вопрос, после чего принести обретенный опыт к костру или обеденному столу. Рассказывая историю, они не только используют слова, но и разыгрывают ситуацию, включая действия птицы. Ловя и рассказывая истории, люди становятся все более чувствительными ко всему, что происходит вокруг них и внутри их самих, в окружающей природе. Это всего лишь одно из упражнений, которое Янг преподает на своих собраниях.

В ходе неофициального опроса, разосланного по электронной почте, я попросил недавних участников 8 Shields описать, что они узнали во время недельной сессии в лесу около центра River’s Bend Retreat в Северной Калифорнии и как это изменило их. Группа из 120 студентов состояла в основном из взрослых людей, но также было несколько подростков и детей. Одни разбили лагерь в лесу, другие ночевали в ближайшем мотеле.

Одна женщина ответила: «Когда я сижу и наблюдаю за птицами, в моем теле возникает ощущение, которое не имеет логической связи с тем, что происходит вокруг меня. Я не просто наблюдатель. Я участник, часть окружающего мира». Теперь она взаимодействует с животными иначе, чем раньше. «Вчера я видела малиновку. Я была осторожна и понимала, что важно не потревожить ее, проходя мимо. Она смотрела на меня, а я то и дело поглядывала на нее». Стараясь не присматриваться слишком долго, эта женщина пыталась защитить чувство безопасности птицы. «Таким образом мы общались, хотя малиновка говорила лишь: “Что ты собираешься делать дальше?”».

Открыв для себя язык птиц, эта женщина укрепилась в осознании того факта, что она «создает рябь» везде, куда она идет. Другой участник сессии, музыкант, описал свой опыт следующим образом: «Одним из преимуществ птичьего языка является способность видеть события как закономерности, а не как случайности. Например, возможность наблюдать, как в комнате, когда кто-то резко в нее входит, проходит рябь. Можно наблюдать, как эта рябь ударяет по людям и меняет качество и динамику разговора».

Изучение птичьего языка и «ряби» от собственного присутствия формирует способность к пониманию и состраданию. «Моя энергия может заставить птицу улететь. Эта сбегающая птица может быть схвачена хищником, который устроил охоту в местах, потревоженных моим присутствием, – сказал инструктор по йоге. – Поэтому мы говорим. “Иногда ты кормишь певчую птицу, иногда ястреба”. Когда я слышу серию птичьих криков или вижу птицу, спасающуюся бегством, у меня сжимается сердце от тревоги. Я испытываю сочувствие и к добыче, и к охотнику, которому тоже нужно есть, чтобы прокормить своих детенышей».

Дома, на своих дворах или на других открытых площадках, участники сессии формируют «связующие нити с певчими птицами во дворе, и со временем эти нити становятся прочнее веревок», как выразился один из студентов, изучавших птичий язык на одном из ключевых уроков Янга. А один из участников сессии, хореограф, так подытожил свой опыт: «Сначала вы не слышите даже крошечной птички в кустах рядом с вами. Сидя и слушая природу, постепенно расширяя свое сознание, вы слышите песню, сначала тихую, но вскоре она становится хором, и затем ваше сердце становится частью этой песни».

Когда студенты описывают отношения и «рябь», которые появляются вместе со знанием птичьего языка, они приводят образ «меняющейся карты». Для представителей охотничьих и собирательских культур язык птиц создает ментальную карту с указанием типов, птиц, видимых или слышимых, их числа, особых характерных звуков и других деталей, которые позволяют найти ручьи или стоячую воду, рыбные места, выводки насекомых, мертвые деревья, фрукты, туши падших животных, хищников, и многое другое.

Для некоторых людей из класса Янга процесс преобразования выразился в большей заботе о людях, включая их самих. Семнадцатилетний юноша написал мне, что неделя, проведенная им за изучением птичьего языка, помогла ему наладить контакт со сверстниками, что в прошлом было для него настоящей проблемой. Он все еще может «заблудиться в попытках завязать отношения» с людьми, но он «всегда может отправиться на свою засидку, послушать птиц и позволить им быть зеркалом, которое поможет ему заглянуть внутрь себя и увидеть возможности для знакомства и любви».