Текст книги "Сломленные ангелы"

– С ней будет все в порядке, – коротко ответил я.

– Да, не сомневаюсь, – деликатная пауза. – Несложно понять, отчего Шнайдер испытывает к ней такие сильные чувства.

– Это, по-моему, в прошлом.

– Вот как?

В его тоне прозвучала еле уловимая нота иронии. Я искоса посмотрел на него, но лицо Матиаса оставалось непроницаемым, а взгляд был устремлен в море.

– Так что там насчет мнения военного, Хэнд?

– А, да, – менеджер «Мандрейк» остановился в нескольких шагах от мелкой ряби, которая на Санкции IV считалась за волны, и, повернувшись к ним спиной, указал на вздымающиеся позади нас холмы. – Я, конечно, не солдат, но осмелюсь предположить, что это не самая идеальная позиция.

– В точку, – я обвел берег взглядом, безуспешно пытаясь обнаружить хоть что-то обнадеживающее. – Спустившись сюда, мы превратимся в легкую мишень для любого, засевшего на высотах с оружием хоть на толику получше заостренной палки. Весь участок отсюда до холмов простреливается на ура.

– Да еще и море.

– Да еще и море, – отозвался я мрачным эхом. – Мы прекрасная цель для любого десантного судна. Чем бы мы ни собирались тут заниматься, понадобится небольшая армия, чтобы прикрывать нас во время этих занятий. Если только не обойтись чисто разведывательной операцией. Прилетели, сфотографировали, улетели.

– Хм-м, – Матиас Хэнд присел на корточки и задумчиво уставился на море. – Я тут пообщался с юристами.

– Продезинфицироваться потом не забыли?

– По нормам корпоративного права собственность на любой объект, находящийся за пределами орбитального пространства, закрепляется только после размещения стопроцентно функционирующего заявочного буя в километровом радиусе от данного объекта. Обойти этот пункт не получится, мы проверили. Если с другой стороны портала находится звездолет, нам придется войти в портал и поставить навигационный буй. А исходя из слов госпожи Вардани, это займет какое-то время.

Я пожал плечами:

– Ну, значит, небольшая армия.

– Небольшая армия привлечет немало внимания. Она будет выпирать из дисплеев спутникового слежения, как грудь голошлюхи. А мы не можем себе этого позволить, не правда ли?

– Грудь голошлюхи? Ну не знаю, разве пластические хирурги так много берут?

Хэнд вздернул голову, чтобы взглянуть на меня, после чего невольно усмехнулся:

– Весьма забавно. Благодарю вас. Мы не можем позволить, чтобы нас засекли спутники, не правда ли?

– Только если вам не нужен эксклюзив.

– Я думаю, это само собой разумеется, лейтенант, – Хэнд опустил руку и рассеянно провел пальцем по бороздке на песке. – Итак. Все должно быть аккуратно, компактно и не создавать слишком много шума. Что, в свою очередь, означает, что местность во время нашего визита должна быть свободна от оперативного состава.

– Да, если мы хотим вернуться живыми.

– Да.

Хэнд неожиданно покачнулся и сел на песок. Положив руки на колени, он, казалось, начал что-то сосредоточенно высматривать на горизонте. В своем темном костюме и с белым воротничком-бабочкой он словно сошел с наброска какого-нибудь представителя миллспортской абсурдистской школы.

– Скажите, лейтенант, – проговорил он наконец. – С допущением, что нам удастся расчистить полуостров, каков с вашей профессиональной точки зрения минимальный состав команды, необходимой для этого предприятия? Каким наименьшим числом мы можем обойтись?

Я обдумал его вопрос:

– При условии, что они хороши. Элита из спецподразделений, а не рядовой планктон. Скажем, шестеро. Пятеро, если взять Шнайдера пилотом.

– Ну, он и не производит впечатления человека, который станет ждать в сторонке, пока мы присматриваем за его инвестициями.

– Да, не станет.

– Вы упомянули спецподразделения. Речь идет о каких-то конкретных навыках?

– Да не особенно. Возможно, пригодится взрывник. Каменный завал выглядит довольно крепким орешком. И не помешает, если парочка из них окажется пилотами, на случай если что-нибудь случится со Шнайдером.

Хэнд повернул ко мне голову:

– А что, есть такая вероятность?

– Кто знает? – пожал плечами я. – Жить вообще вредно.

– Не спорю, – взгляд Хэнда вернулся к морю, туда, где над горизонтом виднелось серое пятно нерешенной судьбы Заубервиля. – Я так полагаю, подбором людей вы захотите заняться самостоятельно?

– Нет, можете заниматься вы. Но я хочу присутствовать при самом процессе, и я хочу право вето на любого отобранного вами кандидата. У вас есть идеи, где можно найти полдюжины спецов, готовых записаться в добровольцы? Не вызывая ни у кого подозрений, я имею в виду.

На мгновение мне показалось, что он меня не услышал, полностью растворившись в созерцании. Потом он слегка шевельнулся, и углы его рта тронула улыбка.

– В эти смутные времена, – пробормотал он тихо, будто разговаривал сам с собой, – несложно отыскать солдат, которых никто не хватится.

– Рад это слышать.

Он снова поднял на меня глаза. Улыбка еще не успела исчезнуть с его лица.

– Вас это задевает, Ковач?

– Вы полагаете, я бы достиг звания лейтенанта «Клина Карреры», если бы меня было так легко задеть?

– Я не знаю, – Хэнд снова повернулся к горизонту. – Пока вы полны сюрпризов. И, насколько мне известно, обычно чрезвычайные посланники – настоящие мастера адаптивного камуфляжа.

Вот, значит, как.

Меньше двух суток со времени нашей встречи в аукционном зале, а Хэнд уже успел проникнуть в базу данных «Клина» и взломать ту защиту, под которой находилось мое прошлое чрезвычайного посланника. И сейчас он просто давал мне об этом знать.

Я опустился на голубеющий песок рядом с ним и, выбрав подходящую точку на горизонте, в свою очередь устремил взгляд вдаль.

– Я больше не состою в Корпусе.

– Да. Я так и понял, – он не смотрел на меня. – Больше не в Корпусе, больше не в «Клине Карреры». Ваше нежелание принадлежать к группе граничит с патологией, лейтенант.

– Да почему же «граничит»?

– А. Вижу, что ваше происхождение с Харлана дает о себе знать. Порочная природа толпы – так, кажется, формулирует это Куэлл?

– Я не куэллист, Хэнд.

– Ну разумеется, – похоже, разговор доставлял ему удовольствие. – Это же подразумевает принадлежность к группе. Скажите-ка, Ковач, вы меня ненавидите?

– Пока еще нет.

– Правда? Вы меня удивляете.

– Ну я же полон сюрпризов.

– Вы в самом деле не испытываете ко мне никакой враждебности после той небольшой стычки с Дэном и его командой.

Я опять пожал плечами:

– Это же у них появились в теле новые вентиляционные отверстия, а не у меня.

– Но это же я их послал.

– Что свидетельствует о недостатке воображения, – я вздохнул. – Слушайте, Хэнд. Я знал, что кто-нибудь в «Мандрейк» вышлет команду, потому что так работают подобные организации. Предложение, которое мы вам отправили, было практически подначкой, приглашением пожаловать по наши души. Мы могли проявить бо́льшую осторожность, избрать не такой прямой подход, но у нас не хватало времени. Так что я помахал рыбным пирогом перед носом местного хулигана и в итоге ввязался в драку. Испытывать к вам ненависть – все равно что испытывать ненависть к кулакам хулигана из-за удара, от которого удалось увернуться. Я добился, чего хотел, и вот мы с вами тут сидим беседуем. Я не питаю ненависти лично к вам, потому что вы пока не дали мне повода.

– Но вы ненавидите «Мандрейк».

Я покачал головой:

– У меня не хватает пыла на то, чтобы ненавидеть корпорации, Хэнд. Меня на всех них не хватит. Кроме того, как говорит Куэлл, «если вскрыть прогнившее сердце корпорации, что оттуда хлынет?»

– Люди.

– Правильно. Люди. Это всё люди. Люди с их мудацким желанием объединяться в группы. Покажите мне человека, принимающего решения, который создал мне проблемы, и я сделаю все, чтобы его стек превратился в пшик. Покажите мне группу людей, общая цель которых – создавать для меня проблемы, и я уничтожу каждого из них, если смогу. Но не ждите, что я стану тратить время и силы на абстрактную ненависть.

– До чего взвешенный подход.

– Ваше правительство назвало бы это антисоциальным расстройством и упекло бы меня в лагерь.

Хэнд скривил угол рта:

– Это не мое правительство. Мы нянчимся с этими клоунами до тех пор, пока не уймется Кемп.

– С чего брать на себя такой труд? Почему бы не иметь дело напрямую с Кемпом?

Я не смотрел на Хэнда, но мне почудилось, что из-за моих слов он на секунду отвернулся. Прошло какое-то время, прежде чем менеджер смог сформулировать удовлетворяющий его ответ.

– Кемп – это борец за правое дело, – произнес наконец Хэнд. – И набрал таких же людей. А борцы за правое дело обычно начинают проявлять здравый смысл, только если их приколотить к нему гвоздями. Прежде чем удастся усадить за стол переговоров кемпистов, над ними придется одержать победу, кровавую и безоговорочную.

Я усмехнулся:

– Значит, вы все-таки пытались.

– Я этого не говорил.

– Нет. Не говорили.

Отыскав в песке фиолетовый камешек, я бросил его в ленивую рябь, колыхавшуюся перед нами. Пора менять тему.

– А еще вы не говорили, где планируете набрать спецов в команду сопровождения.

– Угадайте.

– На Рынке душ?

– Имеете что-нибудь против?

Я покачал головой, но почувствовал, как в груди под внешним спокойствием что-то вспыхнуло, какие-то упрямые угольки.

– Кстати, – Хэнд развернулся всем корпусом, чтобы окинуть взглядом завал. – У меня есть альтернативное объяснение этому камнепаду.

– Не купились, стало быть, на версию с микрометеоритом?

– Я склоняюсь к тому, чтобы поверить в предположение госпожи Вардани насчет экстренного торможения. Оно выглядит логичным. Как – за одним исключением – и ее теория автовыключателя.

– А в чем исключение?

– В том, что если бы такая развитая раса, как марсиане, позаботилась об автовыключателе, то он бы работал как надо. Безо всякой утечки.

– Согласен.

– Итак, вопрос остается. Почему пятьдесят тысяч лет назад обрушился этот утес? Или, скорее, почему его обрушили?

Я пошарил вокруг себя в поисках нового камешка:

– Угу, я тоже об этом задумывался.

– Открытая дверь, ведущая в любую точку на межпланетном, возможно, даже межзвездном расстоянии. Это опасно как теоретически, так и практически. Невозможно предугадать, что может пройти через такую дверь. Призраки, представители чуждого разума, чудища с полуметровыми клыками, – он покосился на меня. – Может, даже куэллисты.

Я отыскал за спиной второй камешек, побольше первого.

– Да, это и впрямь было бы фигово, – согласился я, зашвыривая находку подальше в море. – Конец цивилизации в ее нынешнем виде.

– Именно. Что, безусловно, приняли во внимание марсиане и против чего обеспечили защиту. Наряду с экстренным торможением и автовыключателем они, предположительно, должны были иметь и систему противодействия клыкастым чудищам.

Хэнд извлек откуда-то собственный камешек и запустил им в море. Из положения сидя это был хороший бросок, но волны получились все же не такие эффектные, как от моего последнего камня. Нейрохимию образца «Клина» трудно переплюнуть. Хэнд разочарованно крякнул.

– Ничего себе системка предохранения, – сказал я. – Похоронить свой портал под миллионами тонн скальной породы.

– Да уж, – он по-прежнему хмурился, глядя в точку, куда упал его камень, и наблюдая, как накладываются друг на друга круги на воде. – Трудно не задаться вопросом, чему же такому они пытались преградить путь, не правда ли?

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

– Тебе он нравится, правильно я понимаю?

Это было обвинение, открыто предъявленное в тусклом свечении иллюминиевой барной стойки… Из динамиков, расположенных совсем не так высоко над нашими головами, как хотелось бы, лилась раздражающе приторная музыка. Под моим локтем примостился, точно большой жук в коме, персональный резонансный скремблер, с которым мы не расставались по настоянию «Мандрейк»; судя по зеленому индикатору, он прекрасно работал, но, очевидно, не умел блокировать внешний шум. Какая жалость.

– Кто нравится? – спросил я, повернувшись к Вардани.

– Хорош тупить, Ковач. Эта жидкая струйка отработанного тосола в костюмчике. Вы с ним скорешились по самые гланды.

Я почувствовал, что углы моего рта тронула улыбка. Если в ходе былого совместного времяпровождения археологические лекции Тани повлияли на речевые обороты Шнайдера, то и вклад пилота в Танин лексикон, похоже, был не меньшим.

– Он наш спонсор, Вардани. Как мне с ним, по-твоему, себя вести? Плевать ему в лицо каждые десять минут, чтобы напоминать о нашем моральном превосходстве? – я со значением потянул за нашивку «Клина» на рукаве формы. – Я наемный убийца, Шнайдер – дезертир, а ты, есть у тебя за душой грешки или нет, вместе с нами замешана в продаже крупнейшей археологической находки тысячелетия за билет с этой планеты и пожизненный пропуск в развлекательные парки правящей элиты Латимер-сити.

Она передернулась:

– Он пытался нас убить.

– Ну, учитывая, чем это кончилось, я склонен простить ему эту оплошность. Это Дэну с его командой сто́ит обижаться.

Шнайдер рассмеялся, но под ледяным взглядом Вардани его смех тут же оборвался.

– Вот именно. Послал людей умирать, а потом заключил сделку с человеком, который их угробил. Говна кусок.

– Если худшим, что сделал в своей жизни Хэнд, будут восемь человек, отправленных на смерть, – сказал я жестче, чем намеревался, – то он окажется намного чище меня. Как и любого другого офицера из тех, с кем мне довелось встречаться в последнее время.

– Видишь. Ты его защищаешь. Используешь ненависть к себе, чтобы снять его с крючка и не затрудняться моральным осуждением.

Пристально посмотрев на археолога, я осушил стопку и отставил ее в сторону с преувеличенной осторожностью.

– Я с пониманием отношусь к тому, – произнес я ровным голосом, – что тебе недавно пришлось через многое пройти, Вардани. Это тебя слегка извиняет. Но тебя никто не назначал в эксперты по тому, что у меня в голове, и я бы предпочел, чтобы ты засунула свою любительскую психохирургию себе в жопу. Лады?

Губы Вардани сжались в тонкую линию:

– Факт остается ф…

– Ребят, – взяв бутылку рома, Шнайдер потянулся ко мне через сидящую между нами Вардани и наполнил мой стакан. – Ребят, мы же собирались отметить успех. Если у вас боевое настроение, езжайте на север, там это ценится. А здесь и сейчас я хочу отпраздновать то, что мне больше никогда воевать не придется, и нечего портить малину. Таня, давай-ка…

Он попытался подлить ей рому, но она оттолкнула бутылку ребром ладони и посмотрела на него с таким презрением, что я содрогнулся.

– Это все, что для тебя важно, Ян, да? – сказала она негромко. – Свинтить подальше с наваром покрупнее. Быстрый, легкий, короткий путь наверх. Пролеживать бока у бассейна. Что с тобой случилось, Ян? У тебя, конечно, всегда душа была мелковата, но…

Она беспомощно махнула рукой.

– Спасибо, Таня, – Шнайдер залпом опорожнил стопку, а когда опустил, на его лице появилась злая усмешка. – Ты права, я вел себя как последний эгоист. Надо было подольше повоевать у Кемпа. В конце концов, что такого страшного могло случиться?

– Не будь ребенком.

– Нет, правда, у меня прям все в голове теперь прояснилось. Пошли, Такеси, скажем Хэнду, что передумали. Рванем все на фронт, это ж куда важнее, – он наставил палец на Вардани. – Ну а ты. Ты можешь валить обратно в лагерь, из которого мы тебя вытащили, и продолжать там благородно страдать.

– Вы меня вытащили из лагеря, потому что я вам была нужна, Ян, так что не надо ломать комедию.

Раскрытая ладонь Шнайдера уже была на полпути, прежде чем я осознал, что он собирается ударить Вардани. Моей усиленной нейрохимией реакции хватило, чтобы успеть перехватить его руку, но из-за того, что Таня сидела между нами, я при рывке сбил ее со стула плечом. Она вскрикнула. Ее стакан опрокинулся, содержимое расплескалось по стойке.

– Завязывай, – сказал я Шнайдеру спокойно.

Одной рукой я прижал его предплечье к стойке, вторую, сжатую в кулак, поднял для удара. Наши лица были так близко друг к другу, что я мог видеть выступившие на его глазах слезы.

– Ты вроде говорил, что больше не хочешь воевать.

– Угу.

Голос Шнайдера звучал глухо. Он прочистил горло:

– Угу, больше не хочу.

Его мышцы расслабились, и я отпустил его руку. Обернувшись, я увидел, что Вардани встает с пола, одновременно поднимая упавший табурет. Несколько посетителей, вскочивших из-за столиков, неуверенно смотрели в нашу сторону. Я по очереди встретился с каждым из них взглядом, и они поспешно расселись по местам. Девушка-морпех с большими участками пересаженной кожи на лице, стоявшая в углу, продержалась дольше других, но наконец села и она, не решившись связываться с клиновцем. Я скорее почувствовал, чем увидел, как бармен позади меня вытирает со стойки разлитую выпивку Тани. Я оперся на свежевытертую поверхность.

– Я думаю, нам всем стоит успокоиться. Согласны?

– Я-то не возражаю, – археолог поставила табурет на место. – Это же ты меня отправил в партер. Вместе со своим спарринг-партнером.

Шнайдер схватил бутылку и налил себе новую порцию. Выпив, он ткнул пустой стопкой в сторону Вардани.

– Ты спрашивала, что со мной случилось, Таня?

– У меня смутное предчувствие, что ты меня сейчас просветишь.

– Тебе правда интересно? Я видел, как шестилетняя девочка умирает от осколочных ранений. Осколочных ранений, которые нанес ей я, потому что она пряталась в автоматизированном бункере, куда я вкатил сучьи гранаты, – он сморгнул и нацедил в стакан еще немного рома. – И видеть что-то подобное еще хоть раз в своей жизни мне на хер не всралось. Я пас, чего бы мне это ни стоило. Каким бы мелким я не казался. Это так, к твоему сраному сведению.

Он уставился на нас, пару секунд переводя глаза с лица Тани на мое, словно действительно не мог вспомнить, кто мы такие. Потом встал, практически не шатаясь, дошагал до двери и вышел. Его последняя невыпитая порция осталась стоять на слабо освещенной стойке.

– Черт, – произнесла Вардани, прерывая молчание, которое осталось после Шнайдера в придачу к напитку. Она вглядывалась в собственный пустой стакан так, будто пыталась найти на дне спасательный люк.

– Да уж, – в этот раз облегчать ей задачу я не собирался.

– Думаешь, мне стоит его догнать?

– Нет, думаю, не стоит.

Она отставила стакан и принялась шарить в карманах. Достав пачку «Лэндфолл лайтс», которую я приметил в виртуальности, она механически сунула в рот сигарету.

– Я не хотела…

– Ну, я так и понял. Он тоже поймет, когда протрезвеет. Расслабься. Думаю, он воспоминание об этом событии носил с собой, как в герморюкзаке, с тех самых пор, как оно произошло. Ты просто скормила ему такую дозу катализатора, что его вырвало. Возможно, оно и к лучшему.

Сигарета пробудилась к жизни. Вардани затянулась и искоса взглянула на меня сквозь дым.

– А тебя вообще больше ничего не трогает? – спросила она. – Сколько же времени требуется, чтобы таким стать?

– Тут надо благодарить Корпус. Это их специализация. Вопрос «сколько времени» не имеет смысла. Это система. Психодинамическая инженерия.

Она развернулась на стуле и села ко мне лицом:

– А это тебя никогда не злит? Что тебя так перекроили?

Я протянул руку к бутылке и наполнил оба наших стакана. Вардани меня не останавливала.

– В молодости мне было наплевать. На самом деле я даже думал, что это здорово. Влажная фантазия мачо. Видишь ли, перед вступлением в Корпус я служил в регулярных частях и часто пользовался внешним софтом быстрой загрузки. Так что это казалось всего лишь суперпродвинутой версией того же самого. Броня для души. Ну а когда я повзрослел и изменил мнение, избавиться от подготовки уже было невозможно.

– Ты не можешь ее преодолеть? Подготовку?

Я пожал плечами:

– По большей части и не хочу. Это и есть часть хорошей подготовки. А в моем случае работу проделали первоклассную. Когда я ей подчиняюсь, то действую эффективнее. Бороться с ней тяжело, и это меня замедляет. У тебя откуда эти сигареты?

– Эти? – она рассеянно взглянула на пачку. – Да вроде бы от Яна. Ну да, это он мне их дал.

– До чего мило с его стороны.

Если она и заметила сарказм в моем голосе, то виду не подала:

– Хочешь?

– Почему бы и нет? Судя по тому, как развиваются события, моя нынешняя оболочка мне скоро больше не понадобится.

– Ты правда считаешь, что мы попадем в Латимер-сити? – спросила она, наблюдая, как я вытряхиваю из пачки сигарету и закуриваю. – Веришь, что Хэнд выполнит свою часть сделки?

– Да ему в общем-то мало смысла нас прокидывать.

Я выдохнул и проводил глазами уплывающее облако дыма. В разуме возникло странное ощущение, словно я от чего-то оторвался, лишь чего-то, не имеющего названия. Я принялся нащупывать нужные слова, чтобы снова скрепить всё воедино:

– Деньги уже ушли, «Мандрейк» их обратно не получит. Так что, если они решат отставить нас от дел, все, что сэкономит Хэнд, это стоимость гиперпереброски и трех стандартных оболочек. Но зато будет вечно переживать из-за автоматических контрмер.

Вардани опустила глаза на лежащий на стойке резонансный скремблер:

– Ты уверен, что нас не прослушивают?

– Нет, не уверен. Я его брал у независимого дилера, но рекомендовала дилера «Мандрейк», так что жучки там, конечно, могут быть. Не имеет значения. Я единственный, кто знает, какими будут контрмеры, и не собираюсь с тобой делиться.

– Спасибо.

В ее тоне не слышалось иронии. Лагерь для интернированных дает хорошее представление о ценности неведения.

– Не за что.

– А как насчет заставить нас замолчать после того, как все закончится?

Я развел руками:

– Зачем? «Мандрейк» молчание не нужно. Это будет величайшее за всю историю человечества предприятие, осуществленное отдельно взятой корпорацией. Они захотят огласки. Та наша информация с отложенной отправкой станет неприлично устаревшей, когда наконец попадет к адресатам. Как только «Мандрейк» упрячет твой звездолет в надежное место, они раструбят о находке по всем корпоративным каналам связи на Санкции IV. Хэнд использует эту возможность, чтобы безотлагательно получить членство в Картеле и, возможно, место в Торговом совете Протектората. «Мандрейк» моментально войдет в высшую лигу. Наша значимость в этом раскладе будет равна нулю.

– Все-то ты продумал, да?

Я снова пожал плечами:

– Ничего нового, мы все это уже обсуждали.

– Да, обсуждали, – ее жест выглядел странно беспомощным. – Я только не ожидала, что у тебя возникнет такая духовная близость с этим куском корпоративного говна.

Я вздохнул:

– Послушай. Мое мнение о Матиасе Хэнде не имеет значения. Он сделает то, что мы от него хотим. Вот что важно. Мы получили деньги, мы в деле, а у Хэнда личность чуть ярче, чем у среднего корпоративного менеджера, что, на мой взгляд, только во благо. Мне он нравится достаточно, чтобы я с ним ладил. Если он попытается нас обмануть, я без проблем продырявлю ему стек. Такая беспристрастность тебе по нраву?

Вардани постучала по корпусу скремблера:

– Молись, чтобы он не прослушивался. Если Хэнд тебя слышит…

– Ну, – я перегнулся через нее и взял не тронутую Шнайдером выпивку. – Если слышит, то, полагаю, испытывает ко мне аналогичные чувства. Так что, Хэнд, если слушаешь, твое здоровье. Выпьем за недоверие и взаимное сдерживание.

Я выпил ром и, перевернув пустую стопку, поставил ее на скремблер. Вардани закатила глаза:

– Замечательно. Политика отчаяния. Только этого мне и не хватает.

– Чего тебе не хватает, – сказал я, зевая, – так это свежего воздуха. Хочешь, обратно к Башне пойдем пешком? Если выйдем сейчас, как раз успеем до комендантского часа.

– Я думала, в такой форме комендантский час не проблема.

Я окинул взглядом свою черную куртку и ковырнул пальцем ткань:

– Ну да… Наверное, не проблема, но нам лучше не привлекать к себе внимания. Кроме того, если наткнемся на автоматизированный патруль, то машины могут проявить несговорчивость. Лучше не рисковать. Ну что? Не желаешь прогуляться?

– А за ручку меня будешь держать?

Она сказала это в шутку, но та не удалась. Мы одновременно встали, резко и неловко вторгнувшись в личное пространство друг друга.

Повисла пауза, неуклюжая, как хорошо набравшийся пьянчужка.

Я повернулся раздавить в пепельнице сигарету.

– Само собой, – сказал я, пытаясь придать легкость тону. – Там же темно.

Одним движением я забрал скремблер, снова украл сигареты, но мои слова не сняли напряженности. Они висели в воздухе, как фантомное изображение, оставшееся от лазерного огня.

Там же темно.

Мы вышли наружу и зашагали вперед, засунув руки глубоко в карманы.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

На трех верхних этажах башни «Мандрейк» жили топ-менеджеры. Снизу туда доступа не было, а крышу превратили в многоуровневый комплекс садов и кафе. Экран с регулируемой проницаемостью, закрепленный на пилонах парапета, производил корректировку солнечного света, обеспечивая равномерное теплое сияние в течение всего дня. А в трех кафе можно было заказывать завтраки в любое время суток. Мы свой заказали в полдень, и все еще пытались с ним справиться, когда за нами пришел безупречно одетый Хэнд. Если он вчера и слышал мои подрывные речи, они его, похоже, не сильно расстроили.

– Доброе утро, госпожа Вардани. Джентльмены. Надеюсь, ваша вечерняя вылазка в город стоила того, чтобы рисковать ради нее безопасностью.

– Да, в общем было неплохо.

Я подцепил вилкой еще один дим-сам, не глядя на своих партнеров. Вардани, со своей стороны, спряталась за солнечными очками, сразу как села за стол, а Шнайдер угрюмо рассматривал кофейную гущу в чашке, не отрывая от нее глаз. Так что беседа до сих пор не отличалась оживленностью.

– Присаживайсяь, угощайся.

– Благодарю.

Хэнд взял стул и присоединился к нам. Вблизи стали заметны тени, залегшие у него под глазами.

– Я уже позавтракал. Госпожа Вардани, прибыли основные компоненты для оборудования из вашего списка. Я распорядился доставить их в ваши апартаменты.

Археолог кивнула и подняла лицо к солнцу. Когда стало понятно, что более развернутого ответа от нее ждать не приходится, Хэнд перевел взгляд на меня и слегка вздернул бровь. Я еле заметно качнул головой.

Даже не спрашивай.

– Ну что ж. Мы практически готовы заняться набором команды, лейтенант, если вы…

– Хорошо.

Я дожевал дим-сам, запил его глотком чая и поднялся. Атмосфера за столом начинала действовать мне на нервы.

– Пошли.

Никто не проронил ни слова. Шнайдер даже не оторвался от чашки, зато глаза Вардани, скрытые за непроницаемыми темными линзами, проследили за моим перемещением по террасе, словно сенсоры автоматической турели.

Мы поехали вниз на разговорчивом лифте, который объявлял номер каждого этажа, который мы проезжали, сопровождая его краткой справочной информацией по некоторым текущим проектам «Мандрейк». Мы оба молчали. Через какие-то тридцать секунд двери раскрылись, и нашим глазам предстал подвальный этаж с низкими потолками и голыми стенами из расплавленного стекла. Иллюминиевые ленты бросали на стекло голубые отсветы, а яркое пятно солнечного света в противоположном конце открытого пространства обозначало выход. Нас поджидал неприметный катер палевого цвета, небрежно припаркованный у самого лифта.

– Поле Тайсавасди, – сказал Хэнд водителю. – Рынок душ.

Тихий шум работавшего на холостых оборотах двигателя превратился в ровный гул. Когда мы забрались в салон и откинулись на спинки подстраивающихся кресел, катер начал подниматься, поворачиваясь вокруг своей оси, как паук на нитке паутины. Мы быстро заскользили вперед. Глядя в неполяризованное стекло перегородки мимо бритой головы водителя, я наблюдал, как приближается навстречу солнечное пятно. В следующее мгновение свет взорвался вокруг нас ослепительным блеском металла, и мы стали по спирали подниматься к безжалостному синему небу пустыни. После приглушенных защитным экраном тонов верхнего уровня Башни перемена доставляла какое-то дикарское удовольствие.

Хэнд коснулся кнопки на двери, и стекло, поляризовавшись, посинело.

– За вами вчера была слежка, – сказал он буднично.

Я бросил на него взгляд через салон:

– Зачем? Мы же на одной стороне, разве нет?

– Слежку вели не мы, – он нетерпеливо отмахнулся. – Нет, ну мы, конечно же, тоже, с воздуха – так мы их и обнаружили. Но я говорю не об этом. За вами следили низкотехнологичным способом. Вы с Вардани возвращались отдельно от Шнайдера, – что, кстати говоря, не самое гениальное решение, – и за вами был хвост. Один увязался за Шнайдером, но отстал, надо полагать, когда понял, что Вардани с ним нет. Остальные шли за вами до переулка Находок, почти до самого моста.

– Сколько?

– Трое. Двое стопроцентные люди, один, судя по манере передвижения, боевой киборг.

– Взяли их?

– Нет, – Хэнд стукнул о боковое стекло кулаком. – Параметры дежурной машины включали в себя только защиту и заботу о сохранности стека. Когда информация поступила к нам, они уже скрылись из виду где-то возле места, где берет начало Латимерский канал, а когда мы туда добрались, их уже и след простыл. Мы искали, но…

Он развел руками. Происхождение синих кругов под глазами прояснилось. Он не спал всю ночь, пытаясь обеспечить безопасность своих инвестиций.

– Чего ты ухмыляешься?

– Пардон. Просто растрогался. Защита и забота, значит?

– Ха-ха, – его взгляд буравил меня до тех пор, пока моя ухмылка не начала потихоньку таять. – Так ты ничего не хочешь мне рассказать?

В голове промелькнуло воспоминание о коменданте лагеря, что-то там бормочущего сквозь электрический кайф о попытке освободить Таню Вардани. Я покачал головой.

– Уверен?

– Хэнд, ну серьезно. Ты же понимаешь, что, если бы я знал о хвосте, они бы сейчас были в той же форме, что и Дэн с сотоварищами.

– Так кто они такие?

– Я же вроде бы только что сказал, что не знаю. Может, мелкая шпана?

Он страдальчески закатил глаза:

– Мелкая шпана, увязавшаяся за офицером «Клина Карреры»?

– Ну может, это дело принципа. Защита территории. У вас же есть в Лэндфолле банды, нет?

– Ковач, бога ради. Ты теперь давай серьезно. Если ты их не смог засечь, какова вероятность того, что они мелочь?

Я вздохнул:

– Не очень большая.

– Именно. Так кто еще пытается урвать кусок археологического пирога?

– Не знаю, – признал я угрюмо.

Остаток полета прошел в молчании.

Наконец катер накренился, заходя на посадку. Я бросил взгляд в окно. Мы шли по спирали вниз навстречу чему-то, похожему на грязный лед, усыпанный пустыми бутылками и банками. Я нахмурился и откалибровал зрение.

– Это что, первые?..

Хэнд кивнул:

– Некоторые из них. Самые крупные. Остальное – конфискат, остался после того, как рынок артефактов упал ниже плинтуса. Как только у кого-то кончались деньги на оплату места на посадочной площадке, к его транспорту подгоняли гравподъемник и перемещали сюда, пока деньги появятся. Разумеется, тогда рынок был в таком состоянии, что никто даже не пытался выкупить свою собственность, и за дело взялись такелажные бригады Портового управления: с помощью плазменных резаков вывели все это добро из эксплуатации.