Текст книги "Хладные легионы"

Глава четырнадцатая

Лавку ростовщика он нашел без особого труда: на этом участке Ан-Моналской дороги их было несколько, но лишь в двух сдавались комнаты наверху. С учетом времени, которое понадобилось, чтобы по одной из лестниц взобраться на Мост Черного народа и перейти кириатское творение от края до края, на поиски ушло немногим больше часа.

Ростовщик, жилистый старик с повязкой на глазу, купился на «семейную историю», как и трактирщик из «Головы ящера». Он взмахом руки велел Эгару пересечь затхлую лавку и выйти на задний двор. Там шаткая наружная лестница вела к ряду дверей на втором этаже, под карнизом.

– Вторая комната, – хрипло проговорил старик. – Скажи, что сегодня вечером он мне понадобится.

Эгар поднялся по ступенькам. Пару раз постучал костяшками пальцев по выгоревшим на солнце доскам.

– Какого хрена тебе нужно? – прорычали внутри на плохом тетаннском.

«Кажется, у кого-то похмелье».

Эгар ухмыльнулся и ответил по-маджакски:

– Разве можно так разговаривать с братом?

Внезапно наступила тишина. Эгару показалось, что он слышит скрип – будто кто-то встает с койки. Он ощутил, как чья-то рука аккуратно берет оружие, прислоненное к стене.

– Харат? Давай не будем начинать знакомство с ерунды, сынок.

Голос за дверью зазвучал опять, тоже по-маджакски.

– Чего надо, братец?

Юношеская издевка и ишлинакский говор, чуть сгладившийся за время, проведенное вдали от степей. И густой, безошибочно узнаваемый дух недоверия. Эгар заговорил, тщательно подбирая слова:

– О, это долгая история. Может, я сперва куплю тебе чего пожрать и пинту пива?

– Тебя прислал этот урод Алнарх? Если он хочет моей смерти, пусть придет и все сделает сам – если у него яйца еще есть.

– Никто меня не присылал. Я просто хочу задать тебе пару вопросов. Про драку в «Голове ящера».

Шаги по доскам внутри. Эгар рассудил, что другой маджак в добрых трех футах от двери и, вероятно, чуть в стороне. Он бы принял те же меры предосторожности. Если дверь внезапно распахнется вовнутрь, нужно пространство для маневра.

– Видишь ли, я сам невеликий поклонник Цитадели. Подумал, вдруг ты мне поможешь.

Тишина. Скрипнула половица. Наконец Харат прочистил горло.

– Я не расслышал твоего имени, брат.

– Эгар. Из скаранаков. Меня кличут Драконьей Погибелью.

То ли кашель, то ли смех.

– Ну да, конечно…

– Слушай, ты! – Эгаром овладел внезапный приступ неподдельного гнева. – Дверь сраную открывать будешь, или как?

Опять установилась тишина, но ее тон изменился, и Эгар понял, что победа близка. Он стал ждать. Внутри сдвинулся засов. Дверь из выбеленных досок открылась вовнутрь – с неохотой, на ширину ладони, – и в щели показалась сердитая физиономия молодого маджака. Жидкая борода, длинные нечесаные патлы и налитые кровью глаза. Харат из племени ишлинаков уставился на Драконью Погибель мутным взглядом и, похоже, не осознал угрозы.

– Любой, кто скажет тебе, что драку начал я, врет как сивый мерин.

Эгар кивнул.

– Я потому и пришел, чтобы расспросить. Не хочешь меня впустить?

Юноша без особой любезности пожал плечами и открыл дверь шире. Отступил на пару шагов и вытянул перед собой обе руки, словно продавец, демонстрирующий товар, или человек, позволяющий Городской страже себя обыскать.

– Конечно. Осторожно, низкая притолока.

Комната за дверью, расположенная под самой крышей, была душной и тесной. Выпрямиться в полный рост в ней можно было только в самом центре. Харат заполнял пространство, просто потому что стоял посередине – он был крупным малым, все еще по-юношески стройным, но с широкими плечами и бедрами от многолетней езды верхом и тренировок с копьем-посохом. За ним Эгар увидел низкую койку под крошечным окном, испачканные и мятые простыни, изношенную матерчатую занавеску, которая самую малость приглушала врывающийся в комнату солнечный свет. В углу стоял ночной горшок, но медвежий дух пропитал здесь все без остатка.

– Поделитесь теплом очага и истиной сердца, преломите хлеб и отведайте пищи под небом, что одно на всех. – Ритуальные обезоруживающие фразы вообще-то не действовали за пределами степи, в городе, но Харат все равно пробормотал нужные слова невыразительным тоном: – Тепло моего пламени – твое тепло.

– Как благодарный сородич, я занимаю свое место.

– Ну да… – Харат показал разделочный нож, который держал за спиной. Взмахнул рукой с виноватым видом, потом сунул нож в чехол на поясе и зевнул. Он стоял посреди комнаты в рубашке и бриджах, которые не снимал со вчерашнего дня, его волосы даже по маджакским меркам выглядели всклокоченными. Их разделял целый ярд, но Эгар все равно ощутил, как от парня несет перегаром. – Осторожность не повредит, знаешь ли. В этом гребаном городе даже братьям нельзя доверять. Я не про маджаков из других краев, ребят вроде тебя – с вами всегда все было сложно, да? Я про ишлинаков, кровную, мать ее за ногу, родню.

Эгар скорчил гримасу, которая, как он надеялся, выражала сочувствие. Большей частью он просто старался не вдыхать источаемый Харатом смрад.

– По правде говоря, я ушам своим не поверил, когда услышал.

– Да уж, старик, такие дела. – Харат побрел обратно к койке и плюхнулся на нее так, что заскрипели доски. – Сраный Ихельтет… Прям впивается зубами, ага. Иногда жалею, что узнал об этом месте. Все из-за Алнарха, а ведь я с ним познакомился еще в Ишлин-ичане. Знавал его родню в степи. Ну да, он уже тогда был болтливым придурком, но ему всегда можно было довериться в драке. Я не сомневался, что он защитит братскую спину.

– Мне сказали, он перешел в их веру, – рискнул заметить Эгар. – Правда, что ли?

– Ага, такая вот хрень. – Харат почесал живот сквозь рубашку. – Ну вообще-то мы все перешли – от таких деньжищ не отказываются. Не обратишься – тебя не наймут, и мы такие: и чего, бля? Все равно что жениться на воронакской шлюхе или бабе из другого племени; придется потом делать подношения ихним остромордым ледяным божкам, иначе ее семейка ни за что не взглянет в твою сторону, ага? Здесь та же ерунда. Типа, представление: ты посвящаешь свой клинок служению ихней книжке. Читаешь стишок, нюхаешь благовония, и дело с концом.

– И что пошло не так?

– Да хрен его знает. Мы поссорились несколько месяцев назад из-за рабыни. Маленькая такая штучка из Лиги, с вертлявым задом – ты ведь понимаешь, о чем я, да?

Эгар рассеянно кивнул – перед его внутренним взором заплясал неестественно яркий образ Ишгрим.

Ишлинак устало ухмыльнулся.

– Ты себе не представляешь, брат, какие у ней были сиськи. И когда я ее оприходовал, Алнарху это не понравилось. Он и в лучшие времена был ревнивым придурком. Но тут… – Харат провел ладонями по лицу и запустил пальцы в шевелюру. Тряхнул головой. – Он странно вел себя задолго до того. Будто всерьез поверил в это их Откровение. Заводил разговоры о нем, и у него делался такой взгляд… Приказывал нам при нем не поминать Небожителей в ругательствах. Нес какую-то ерунду – дескать, это оскорбляет ангелов. И прочая хрень. Я думал, остальные его приструнят – пару человек ему родня куда ближе меня, Ларг так вообще двоюродный брат или что-то в этом роде. Но они просто все ему прощали. И когда появился Менкарак…

– Менкарак? – выпалил Эгар и запоздало сообразил, что повел себя неправильно. – Ты хочешь сказать, Пашла Менкарак?

– Точно. – Харат посмотрел на него снизу вверх. – Слушай, скаранак, не пойми меня неправильно, но какого хрена тебе здесь нужно?

– Да все как обычно. – Драконья Погибель попытался изобразить беспечность наемника. – Подрядился охранять одну придворную дамочку, а у нее какие-то дрязги с Цитаделью. Ладно, всякое бывает, но потом я узнал, что святоши нанимают братьев, а это кое-что новенькое. Я и не думал, когда соглашался на эту работу, что буду драться с соплеменниками.

Харат угрюмо пожал плечами.

– Деньги есть деньги.

– Ага… Кстати, о деньгах – старикан внизу сказал, что сегодня вечером ты ему понадобишься. Если понимаешь, что он имел в виду.

Ишлинак скривился.

– Еще бы.

– Отрабатываешь проживание?

– Выбиваю долги. – Харат зевнул и взмахнул рукой. – Гребаный город. Но мне надо платить за жилье, сам понимаешь.

– Да, в твоем возрасте я разок-другой этим занимался.

– Не стану притворяться, что мне это сильно нравится. – Молодой ишлинак взял ночной горшок, заглянул в него, опять скорчил рожу и поставил обратно. – То приходится лупить юнца, возвращая деньги, которые он одолжил, чтобы купить кольцо или впечатлить приятелей. То – как на прошлой неделе – стращать военную вдову, которая попыталась прокормить детей, когда налог на рис взяли и удвоили. Чаще всего я просто стою за спиной у старого хрыча, сложив руки на груди. С вдовами этого обычно достаточно. Денег у них нет, поэтому они приглашают его за занавеску или велят это сделать какой-нибудь из дочерей. Ему это нравится, и чаще всего он прощает долг. Но, твою мать, если бы я в Ишлин-ичане знал, что буду так зарабатывать на хлеб…

– Деньги есть деньги, – напомнил ему Эгар.

– Да, но их получается маловато. К тому времени, как он списывает арендную плату, мне остается хорошо если пару монет в день. – Лицо Харата изменилось, внезапно сделавшись моложе. – А ты правда Драконья Погибель?

– Правда.

– Смелый, значит?

– И удачливый, – сказал Эгар, пресекая тему. – Ты не думал поднять ставки? Отправиться в Демлашаран, заработать денежку там?

Харат бросил на него сердитый взгляд.

– Так я туда в прошлом году дважды ездил. Мне хватило. Сраная дыра. Ты сам-то бывал?

– Во время войны. – Эгар пожал плечами. – Наверное, все изменилось.

– Не знаю, что там было раньше, но теперь… Вот что я тебе скажу, Драконья Погибель: они там все на хрен спятили. Наверное, от жары.

Эгар вспомнил жару: она напоминала тяжелого бронзового идола, изображающего толстяка, которого приходилось всюду таскать на своем горбу, и жирные полированные бедра обвивались вокруг шеи, давили на грудь. В степи летом бывали знойные деньки, но они не шли ни в какое сравнение с тем, что он испытал в Демлашаране. И Харат сказал правду: местные жители были в основном чокнутые. Он ни в чем не винил ишлинака, сам туда по доброй воле не вернулся бы.

Даже ради того, чтобы поглядеть на кости долбаного дракона.

– Если хочешь знать, что я думаю, – пробормотал молодой ишлинак, – в Демлашаране Империя впустую тратит время. Сколько бы людей там ни положили, одолеть местных не получится. Тем ребятам больше нечем заняться, кроме как вешать друг друга за неправильно произнесенные слова из Откровения, пропади оно пропадом. Лучше бы отправиться домой прямо сейчас. Да там и нет ничего стоящего. Это впрямь дыра. Ничего не растет, везунчикам удается разводить коз. Так отдали бы им этих коз, гребаные каменные храмы и тарабарские тексты вместе с акрами бесполезного песка. Ну, кому все это нужно?

Эгар огляделся в поисках места, где можно присесть, но в комнате была только койка. Ему вдруг стало тесно.

– Когда в следующий раз буду при дворе, передам твой стратегический совет.

Харат бросил на него голодный взгляд.

– Ты правда работаешь на аристократку, да?

– Ага. Как я и сказал.

– И она хорошо платит?

Эгар кивнул.

– Очень хорошо. Может, пообедаем?

Они нашли таверну на улочке, круто сбегающей вниз, с видом на Мост и устье реки. Харат, похоже, бывал здесь в дни мотовства – до того, как Менкарак его уволил. Два маджака заняли столик на балконе. Заказали эль, чтобы притупить похмелье Харата.

– Вообще-то он это сделал не лично, – продолжил рассказывать ишлинак, выныривая из пенной шапки на кружке. – Алнарху приказали все мне передать. Он и передал, с оскалом от уха до уха, сучонок. Сказал, дескать, раз я «не могу себя вести как правоверный», мне нет места среди тех, кто охраняет имущество Цитадели. Будто он сам не набросился бы на ту рабыню, удели она ему хоть взгляд.

– Так все случилось из-за девки?

Харат уставился на реку.

– Ну, типа того. Как я уже говорил, Алнарх был какой-то дерганый задолго до того, но от истории с рабыней окончательно двинулся. Ебанутый псих. Будто не мог другую выбрать.

– Другую?

– Ну да, там же целое стадо. Есть и мальчики, для тех, кому такое интересно.

Эгар нахмурился.

– «Там»? В Цитадели?

– Да нет же – в Афа’мараге. – Харат большим пальцем указал себе за спину, куда-то вверх по течению реки. – В старом храме коневодов, у шлюзов. Менкарак приказал его снова открыть весной. Жуткое местечко. Ты о нем не знал?

– Нет. И что там делают, в этом Афа’мараге? Кроме того, что держат рабов.

– Хрен его знает. Я никогда не присматривался к происходящему, мне хорошо платили за то, чтобы я сторожил ворота и носил еду рабам. Алнарх и Ларг вызвались добровольцами для дежурств в святилище – подлизывались к Менкараку, как обычно. – Молодой ишлинак покачал головой. – А я решил обойтись без очищающих молитв и заучивания всякой хрени. Кому это нужно?

Принесли еду. Харат на нее накинулся, а Эгар смотрел, как он ест, и для вида ковырялся в собственной тарелке. На самом деле он обдумывал услышанное. Сопоставлял ворчливый рассказ Харата с тем, что уже знал из инструкций Арчет, полученных в прошлом году, а также придворных слухов, пересказанных Имраной. Пытался собрать из этого расклад, на который можно хоть что-то поставить.

Надзиратель Пашла Менкарак – сын великого надзирателя Анвара Менкарака, да и сам ныне большая шишка. Громкий голос посреди молодой поросли убийственно серьезных засранцев-священнослужителей, которых взращивали в Цитадели. «Прославленный автор церковных мнений и толкователь священных текстов», – пару месяцев назад зачитывала ему Имрана придворное официальное сообщение, которое получила из вторых рук. Она признавала, что некогда он был хитрым политическим игроком, а теперь открыто критиковал Империю, говоря о неудачных попытках завоевать территорию неверных, имевших место после войны. Монаршие гонцы подозревали его в прямых связях с демлашаранскими вожаками, но, похоже, пока ничего не могли доказать. А учитывая, как складывались отношения между дворцом и Цитаделью, прямо сейчас Менкараку ничто не угрожало.

В прошлом году у Арчет произошла стычка с этим козлом, и император ее поддержал. Момент был неприятный: казалось, напряженность между дворцом и Цитаделью вот-вот приведет к расколу. Но среди церковников нашлись здравомыслящие, которые заставили Менкарака извиниться, после чего он уполз в нору, зализывать раны и обдумывать месть. Больше прямых столкновений не было, но Арчет полагала, что с той поры за каждым грозным жестом со стороны Цитадели стоял Менкарак или надзиратели, разделявшие его кретинские взгляды.

Чем бы маленький говнюк ни занимался в старом храме выше по течению реки, на это стоило взглянуть.

– Ты не мог бы меня туда провести? – спросил Драконья Погибель.

Харат замер, поднеся вилку ко рту.

– Куда? В Афа’мараг? Сомневаюсь. После того как меня вышвырнули, Алнарх запретил остальным иметь со мной дело.

– Я и не думал заходить через парадную дверь.

– А-а. – Медленный кивок. Ишлинак сунул еду в рот и ухмыльнулся, не переставая жевать. – Ладно, я тебя понял. Такое можно устроить. Храм древний, разваливается на части. Там куча мест, где пробраться внутрь можно с помощью одной гнутой булавки. Я тебе покажу, если хочешь.

– А как насчет пойти со мной?

Харат замялся. Проглотил еду и откинулся на спинку стула.

– В чем дело, скаранак? Зачем ты хочешь туда попасть? Я серьезно. Друг, если ты ищешь дешевую киску из Лиги, я могу сводить тебя в пару…

– Дело не в девках, – перебил Эгар и поспешно добавил: – И не в мальчиках. Как я и сказал, Менкарак угрожает той, кого я охраняю, и мне нужно какое-то преимущество перед ним. Я лишь хочу туда пробраться, немного поразнюхать, вдруг чего найду. Потом я уйду, не поднимая шума.

– Я не хочу драться с кем-то из ребят, что там остались. Я не обнажу клинка.

– И не придется.

– Они же раньше были моими друзьями, верно? И остались бы ими, если бы не Алнарх. Та заварушка в «Голове ящера» случилась только потому, что я купил Элкрету выпивку, а Алнарх велел ему все вылить. Вот хер какой.

Эгар подался вперед.

– Сынок, взгляни на меня. Мы не станем драться с твоими друзьями. Мы вообще ни с кем не будем драться. Проникнем туда, осмотримся, может, зададим рабам пару вопросов и уйдем. Если сделаем все верно, никто не догадается, что мы там были. Но мне нужно, чтобы ты показал, как туда попасть, и прикрывал меня, пока я внутри. Если согласишься, оплачу тебе жилье до конца месяца и прибавлю еще пятьдесят элементалей наличными. Какое-то время тебе не придется колошматить вдов.

Харат снова принялся за еду. Пожал плечами. Усмехнулся, отламывая кусок хлеба.

– Лады, дружище, что тут говорить-то? Я весь твой. Деньги есть деньги.

– Деньги есть деньги, – согласился Эгар. – И я добавлю еще двадцать, когда закончим. Хочешь знать, для чего?

– Конечно. – Ишлинак небрежно взмахнул рукой, не отвлекаясь от тарелки. – Валяй удиви меня.

– Чтобы ты держал рот на замке. Не разболтал спьяну в «Голове ящера», как вломился в храм Цитадели с Драконьей Погибелью на пару.

В ответ раздалось уклончивое хмыканье.

– А байка-то неплохая. Стоит нескольких кружек пива.

– Эй. – Эгар щелкнул пальцами у него перед носом. Заставил взглянуть себе в глаза. – Слушай сюда, ишлинак. Двадцать. Сверх оплаты. Рот на замке. Я хочу, чтобы ты поклялся на крови.

– Да ладно, ладно, Драконья Погибель. Расслабься. Я тебе просто голову морочу. Клянусь кровью, на, получай.

– Хорошо.

Эгар опять откинулся на спинку скамьи, уставился на Мост Черного народа и реку, пока его спутник ел. День перевалил за середину, и полуденная жара спадала, предвещая вечер. Драконья Погибель глядел на оживленные потоки, движущиеся по эбеновой поверхности моста: повозки, всадники, тьма пешеходов. Кое-где на солнце блестели шлемы и кольчуги солдат. Рабы, покрытые пылью, спотыкаясь, вереницей брели в город: их долгий путь подошел к концу.

Он ухватил мысль за хвост. Снова взглянул на Харата.

– Эта рабыня… Думаешь, она что-то знает?

Ишлинак, не отрывая взгляда от тарелки и продолжая жевать, ухмыльнулся.

– О, она много чего знает, брат. У нее в запасе парочка таких трюков, ой-ой-ой…

Он покачал головой в смущенном восторге.

– Даже так?

– Даже так. – Харат проглотил прожеванное и потянулся за хлебом. Перегнувшись через стол, взмахнул рукой, в которой сжимал оторванный кусок. – Слушай, должен признаться, что за последние пару лет у меня девок было больше, чем у старшего сына вождя за всю жизнь. Я, наверное, побывал в каждом борделе от Дхашары до Демлашарана. И все равно это был один из самых славных перепихонов, какие у меня случались.

Эгар такое уже слышал – Уранн свидетель, он и сам нес такую же чепуху, когда ему было столько лет, сколько Харату. Но на всякий случай…

– Она попросила у тебя что-нибудь взамен?

Ишлинак рассмеялся.

– Еще бы, а ты как думаешь? Чтобы я ее оттуда вытащил. О чем еще может просить рабыня?

– И что с ней случилось?

Харат принялся вымазывать подливу оторванным куском хлеба, пожал плечами и не поднял глаз. Потом покачал головой, жуя.

– Не знаю, я ее больше не видел. А что?

Глава пятнадцатая

Рингил и Эрил посмотрели друг на друга. Их мечи с плащами и прочим остались в комнатах. Эскиат произнес негромко и беззаботно:

– Солдаты, значит.

Эрил демонстративно откинулся на спинку скамьи.

– И чего им надо, малый? Это Стража?

Мальчик покачал головой и опять облизал губы.

– Нет, милорды. Они наемники.

Во взгляде, который он устремил на двух клиентов, сквозила мольба. Война здесь закончилась не так давно. Стены Хинериона неплохо держались в битвах с Чешуйчатым народом, но последовавшие приграничные стычки между имперцами и Лигой обошлись местным дорого. Оттого все трактирщики в этих краях мудро считали, что от мундиров или номинальной преданности кому бы то ни было ничего не зависит: если видишь человека с оружием и шрамами, считай, перед тобой голодный дикий пес. Покорми и напои с опаской, веди себя так осторожно, словно несешь драконьи яйца, и никогда – никогда! – не становись между соперничающими стаями.

– Ладно, – сказал Рингил, вставая. – Сейчас мы выйдем и поговорим с ними. Переживать не о чем.

Выбираясь из-за стола, он на мгновение задался вопросом – пусть жалость к себе и была в его положении роскошью, – не обиделся ли демонически коварный Даковаш на смертного наглеца и не подставил ли его, нашептав план с приездом в Хинерион и вселив надежду, чтобы «колдуна-северянина» поймали тут, будто крысу, и швырнули в темницу, где он подохнет, вопя от ужаса.

Его пробрал озноб.

«Гребаная простуда…»

В главном зале, с его дымным воздухом и озаренным свечами мраком, он разглядел с полдесятка массивных фигур, рассеявшихся по всему помещению. Их силуэты украшали безошибочно узнаваемые выступы торчащего оружия у бедер и над плечами, а посетители таверны инстинктивно их сторонились. Один или двое лениво издевались над клиентами и обслуживающими их девушками. Чмокали губами и делали вид, будто что-то всасывают, пока служанки с подносами, нагруженными посудой, протискивались мимо, стоически терпя неизбежное щупанье. Громила, вооруженный боевым топором, подсел к каким-то бедолагам и обращался к ним с притворным дружелюбием и назойливыми замечаниями, которые требовали капитулировать с жалкой улыбкой либо оскорбиться и полезть в драку.

Проходя мимо, Рингил задел плечо наемника бедром с такой силой, что тот запнулся, не договорив, и чуть не упал, когда локти съехали со стола.

– Эй!

От неожиданности вопль оказался высоковат для грозного рыка. Но потом наемник вскочил с пугающей грацией умелого бойца, повернулся и, схватив Рингила за руку, рванул его обратно.

– Какого хе…

И осекся, встретившись взглядом с обидчиком.

Они находились достаточно близко, чтобы вонючее дыхание наемника осело на лице Гила – тот ничего не говорил, просто смотрел, – словно нечто вещественное, и он почувствовал, как смрад застывает, пачкая кожу.

На краткий миг показалось, что у него за спиной выросли черные крылья.

Наемник сдался. Опустил глаза, убрал руку. Отвернулся и пробормотал:

– Смотри, куда прешь.

– То же самое можно сказать и о тебе, Венж, – добродушно пророкотал знакомый голос. – Ты говорил, что во время войны служил в егерском полку. Разве там не учат постоянно следить за окружающим пространством или другой похожей ерунде?

Это был тот самый бритоголовый удалец из конторы охотников за головами. Он возник рядом с наемником, вооруженным топором, предостерегающе вскинув руку поперек груди товарища – жест выглядел в равной степени сдерживающим и защитным. Он был выше, чем Рингилу показалось во время того разговора; улыбался с уверенностью человека, привыкшего быть главным в любой комнате.

– Как дела, Шеншенат?

– Все, э-э-э, нормально.

– Я Клитрен. Из конторы охотников за головами.

Рингил напомнил себе о необходимости изображать ихельтетский акцент.

– Помню. Пришел за мной?

– Да, тут такое дело… – Охотник за головами дернул себя за изуродованное ухо. – Понимаешь, кое-кому из нас надоело ждать, пока Крепость вывесит список. Мы выдвигаемся на рассвете – посмотрим, удастся ли выманить эту бандитскую мразь из леса, а насчет имен побеспокоимся потом. Я подумал, вдруг ты захочешь присоединиться.

Из-за лихорадки Рингил соображал туго.

– Я?

– Ага. Я горжусь тем, что разбираюсь в людях со стальным нутром. Мы в чем-то похожи – тебе доводилось командовать. У тебя есть звание, опыт. Будем рады, если ты поедешь с нами.

– Э-э-э… – Рингил бросил взгляд на Эрила. Головорез из Болотного братства пожал плечами.

– Твой приятель может присоединиться, – быстро прибавил Клитрен. – Я не знал, что ты с компанией. Думал, придешь один. У тебя, знаешь ли, вид одиночки. Но этот малый, судя по всему, может постоять за себя. Мы и тебя приглашаем, друг.

Эрил склонил голову. Рингил ничего не сказал. Клитрен перевел взгляд с одного на другого.

Молчание затянулось.

– Итак, э-э-э, слушай сюда, – деловым тоном сказал охотник за головами. – Делим вознаграждение поровну – все, считая твоего приятеля, – плюс мы с тобой берем капитанскую десятину с того, что удастся захватить. Согласен?

Рингил сделал над собой усилие, поднес руку к подбородку и потер щетину, словно обдумывая предложение. Он тянул, сколько мог, хоть голова и шла крýгом от перспективы на заре отправиться в погоню за самим собой.

– Да, – наконец проговорил он. – Ну, это. Приемлемо. Ставка. Ничего так. Значит, на рассвете?

– Ага. Собираемся у Пестрых ворот. Знаешь, как туда добраться?

– Да, я… Пестрые ворота. Конечно. – «Прекрати мямлить, Гил. Соберись, мать твою». – Это у восточной стены. Да.

– Так ты в деле?

Рингил кое-как взял себя в руки.

– Я там буду, да.

– Славно. – Охотник за головами окинул своих людей торжествующим взглядом. – Я вам говорил, ага? Имперец не упустит шанс подзаработать. Ну, Шеншенат, давай пожмем друг другу руки.

Рингил сжал загрубевшую ладонь мечника, собрав все силы и нацепив улыбку. Ответное пожатие Клитрена было лишь вполовину слабее укуса боевого пса.

– Вот об этом я и говорил. – Охотник за головами опять обращался скорее к товарищам, чем к Рингилу. – Старая добрая магия Альянса, прямо как во время войны. Теперь нас не остановить, да?

Другие его поддержали, но без воодушевления. Наемник с топором сердито молчал. Клитрену явно было плевать. Он отпустил раздавленную кисть Рингила и небрежно взмахнул рукой.

– Не обращай внимания на эту банду слабаков. Пришлось уговаривать их больше двух часов, чтобы не сидели на жопе в ожидании, пока город развяжет кошель, как девственница, что никак не может снять рубашку. Если бы мы так себя вели, когда пришли Чешуйчатые, на этом побережье сейчас не было бы города.

– Эй, ты. – Наемник с топором вперил взгляд в Клитрена. – Я, блядь, воевал за свой город. Я был на стенах Трелейна, когда пришли ящеры и я отшвырнул их назад, в океан. А потом меня отправили с отрядом наводить порядок тут, потому что вы, пограничные крысы, не могли удержать линию фронта. Так что не хрен строить из себя бывалого воина.

Клитрен склонил голову. На его лице медленно расцвела ласковая улыбочка. Наемник с топором ее увидел, но лишь через пару секунд понял, в чем дело. Он находился в Хинерионе, и большая часть его товарищей – судя по тому, как они нахмурились, – были родом отсюда. Замечание про «пограничных крыс» им явно не понравилось.

– Венж, – мягко проговорил Клитрен. – Ты сварливый старый хрен. Если бы ты не обращался так ловко со своим топором, мне пришлось бы тебя убить. Мы все знаем, что ты женился на дочери «пограничной крысы», так почему бы не смириться наконец с тем, что ты больше не живешь в столице? И давайте оставим нашего друга Шеншената в покое, чтобы он хоть немного поспал. До рассвета не так уж далеко.

Это был мастерски исполненный трюк. Напряжение испарилось, на лицах охотников за головами появились улыбки. В полумраке таверны раздался гогот.

– О, боль изгнания… – насмешливо и не очень тихо произнес кто-то.

Одурманенный лихорадкой Рингил бросил гневный взгляд на говорившего, а потом сообразил, что насмешка адресована не ему. Он успел заметить суету за одним из столов; сидящие там отвернулись или попрятали лица за кубками. Рингил посмотрел на Венжа, чье лицо выражало готовность к бунту. Наемник с топором пару секунд глядел ему прямо в глаза, а потом фыркнул и повернулся к Клитрену.

– Мы здесь закончили? Можем убраться из этой дыры прямо сейчас?

Клитрен пожал плечами.

– Конечно. Мы получили то, за чем пришли, верно? Увидимся утром, Шеншенат. Пестрые ворота, не забыл?

Рингил кивнул.

– Я буду там на рассвете.

Охотники за головами ушли, исполненные мрачной уверенности и не сказав больше ни слова. Посетители таверны проводили их боязливыми взглядами, такие же молчаливые. Они протолкались к выходу через толпу клиентов, распахнули главную дверь так, что она врезалась в стену, и многим пришлось, ныряя под притолоку, придерживать оружие на спине, чтобы не задеть ее.

Рингил и Эрил смотрели, как они уходят.

– А у тебя талант заводить друзей, верно? – с каменным лицом спросил головорез из Болотного братства.

Рингил бросил на него кислый взгляд. Дверь захлопнулась за последней широкоплечей спиной, и в зале тут и там опять пошли разговоры, словно прорастающие на поле сорняки.

– Итак, – сказал Эрил. – В гавань?

– В гавань.

Шкипер «Милости Королевы болот» налил им рома из потертой кожаной фляги, всячески демонстрируя, что рад знакомству. Но актер из него был никудышный.

– Конечно, любой из Братства цветка в трудную минуту может рассчитывать на помощь…

Он неопределенно взмахнул рукой, будто рассчитывая, что какая-то деталь обстановки каюты, где они сидели, станет подтверждением его верности знамени с изображением болотной маргаритки, под которым ходило судно. Машинально проследив взглядом за этим жестом, Рингил ничего подходящего не обнаружил. Каюта была довольно убогая, тесная и пахнущая гнилью – как и весь корабль или, по крайней мере, та его часть, какую они успели увидеть.

– Хорошо, – резко ответил Эрил. Он осушил стопку и поставил обратно на стол. – Рад слышать. Нам потребуется каюта на время всего путешествия, как можно дальше от любопытных глаз. Выходим на рассвете.

Шкипер моргнул.

– На рассвете?..

– Да. Ты сказал, груз уже в трюме.

– Груз-то в трюме. – Шкипер с явным трудом вновь напустил на себя капитанский вид. – Но мне нужно подумать и о других пассажирах.

Эрил подался вперед.

– Хочешь сказать, для нас нет каюты?

– Нет-нет, брат, все совсем не так. На борту «Королевы» четыре каюты, и для меня большая честь разместить вас в… э-э-э…

– В двух из них, – подсказал Рингил.

Шкипер сглотнул.

– Да. В двух. Но все равно еще одна занята, э-э-э, знатной дамой, которая собирается присоединиться к нам не раньше позднего утра.

Эрил встрепенулся.

– Знатная дама, говоришь?

Они с Рингилом переглянулись. Рингил пожал плечами, понюхал свою порцию рома и осторожно вернул стопку на стол, не притронувшись к выпивке.

– Я разберусь, – сказал он.

Чуть позже, медленно шагая прочь из гавани с парой матросов покрепче, которым предстояло сыграть роль носильщиков, Рингил пожалел, что не последовал примеру Эрила и отказался от угощения. Пусть спиртное и было неважнецкое, оно бы обожгло горло и живот и, вероятно, помогло бы ему закрепиться на этой мощеной улице и в окружающей реальности. А еще – избавиться от тошнотворного ощущения, что мир просачивается сквозь пальцы. Так или иначе, теперь ему приходилось справляться с навязчивым предчувствием, будто ночной Хинерион вот-вот съежится и исчезнет, как аляповатый задник для пьески-моралите, который швырнули в костер в конце сезона; и когда это случится, он останется дрейфовать в одиночестве посреди удушливой серой пустоты, откуда нет пути назад.