Текст книги "Проснуться живым"

Глава 15

Я едва добрался до тротуара Флауэр-стрит, когда треск первого выстрела вернул мои мысли от Реджины к окружающей меня действительности – к асфальту под моими ногами, яркому солнечному свету, льющемуся на меня с неба, и пуле, просвистевшей мимо моей головы.

В десяти футах слева от меня стоял мой «кадиллак», еще одна машина находилась справа. Краем глаза я увидел в переулке какое-то движение, но не стал всматриваться, а бросился к «кадиллаку». Тут же треснул второй выстрел, и пуля свистнула в воздухе там, где я был только что.

Я свалился на тротуар в нескольких дюймах от «кадиллака», стукнувшись головой о правое переднее крыло – впечатление было такое, словно полдюжины парней огрели меня бейсбольными битами. Моя голова отскочила от металла, но я смог расслышать звуки еще нескольких выстрелов – правда, некоторые из них были гулкими, как из оружия 45-го калибра. Три или четыре пули угодили в дальнюю сторону машины.

Я скорчился за автомобилем, поджав ноги, уперся левой рукой в горячий асфальт, а правой стал шарить под пиджаком в поисках моего кольта. Когда я начал подниматься, ощущая тупую пульсирующую боль в голове, то услышал урчание мотора.

Выпрямившись и шагнув вправо, я увидел в переулке зад темно-синего седана. Он еще не двигался, но когда я быстро направился в переулок, взведя курок кольта, то увидел высокого широкоплечего мужчину, садящегося в автомобиль справа и захлопывающего за собой дверцу. Седан развернулся и помчался по переулку. Я поднял револьвер, но машина свернула на Флауэр-стрит почти у меня перед носом и понеслась дальше, поэтому я спрятал оружие в кобуру.

Потом я влез в «кадиллак» и стал звонить в полицию. Когда я понял, что одна из пуль вывела из строя мобильный телефон, эти люди были уже далеко. «Люди», так как один из них вскочил в машину, пока другой заводил ее. Я не успел рассмотреть автомобиль, но знал, что это темно-синий седан. Этого было достаточно.

Я повернул ключ зажигания, просто проверяя, заводится ли «кадиллак», потом выключил мотор, побежал назад к двери Реджины и заколотил в нее.

Когда она что-то пропищала, я сказал:

– Это Шелл Скотт. Впустите меня.

Снова звяканье цепочек и скрип ключа в замке. Я тяжело дышал, барабаня пальцами по панели. Когда дверь открылась, я шагнул внутрь, закрыл за собой дверь и прислонился к ней. Реджина снова отошла назад, но не так далеко, как в прошлый раз. Если так пойдет дальше, то в один прекрасный день она позволит мне войти и натолкнуться прямо на нее.

– Бьюсь об заклад, что легче проникнуть в гарем султана, трубя в горн, – сказал я. – О'кей, берите, что вам нужно, и пошли отсюда. Я не шучу. Полагаю, вы слышали выстрелы?

– Да. Это в самом деле были... выстрелы?

– Можете не сомневаться. Двое парней стреляли в меня из переулка по другую сторону улицы – помните, я упоминал о нем? Но либо они паршивые стрелки, либо я двигался так быстро, что у них закружилась голова. Во всяком случае, у меня она кружится до сих пор. – Я тряхнул головой.

– Значит, стреляли не вы?

– Нет. У меня был револьвер, но я всего лишь помахал им в воздухе. Шум подняли двое плохих ребят, о которых я вам говорил.

Реджина окинула меня взглядом. Я был поцарапан в нескольких местах. Она подошла ко мне, подняла руку и коснулась пальцем левого плеча.

– Это... от пули?

Я повернул голову и посмотрел на плечо своего некогда великолепного кашемирового жакета. В канареечного цвета ткани виднелся разрез, проделанный, несомненно, первой пулей.

Я кивнул:

– Да. Я и не сознавал, насколько близко она пролетела. О'кей, если я воспользуюсь вашим телефоном? – Я стал набирать номер отдела убийств, продолжая говорить:

– Эта парочка, должно быть, некоторое время пряталась где-то поблизости. Когда я прибыл, их не было в переулке, но они наверняка заметили меня и не застрелили только потому, что поджидали вас. Если бы вы вышли со мной, они бы постарались разделаться с нами обоими. Когда я вышел один, они, очевидно, решили, что полбулки лучше, чем вовсе ничего.

Когда полицейский ответил, я попросил его соединить меня с капитаном отдела убийств и, ожидая ответа Сэмсона, сказал Реджине:

– Они промахнулись, но в меня стреляли уже не раз, и когда я слышу этот звук, то автоматически двигаюсь, как газель, которую ударило током. Большинство людей – в том числе хорошенькие девушки – при звуке выстрела застывают на месте и думают: «Неужели кто-то стрелял? Быть может, в меня? Но почему? Что я такого сделал?» Поэтому, если не возражаете, я все-таки отвезу вас в этот коттедж.

На другом конце провода проворчали:

– Отдел убийств, Сэмсон.

– Это Шелл, Сэм. Надеюсь, ты в лучшем настро...

– Ах это ты. – Его настроение явно не улучшилось. – По-моему, я говорил тебе, чтобы ты не исчезал?

– Я и не исчезаю. Но, Сэм, старина, ты же не говорил, чтобы я каждую секунду...

– Я уже целый час пытаюсь с тобой связаться. Где ты?

– Ну, сейчас я нахожусь в «Кэнтербери». Но буду здесь недолго...

– Я хотел сообщить тебе, что мы нашли твои трупы.

– Мои трупы?

– Стрэнга и того, которого ты застрелил.

– Где?

– В узкой яме на луковом поле неподалеку от Уайлтона, милях в двух от дома на Пятьдесят седьмой улице. Прошлой ночью там гуляли парень и девушка – они видели, как остановилась машина и два человека что-то потащили. Утром парень решил нам позвонить. Прессе уже все известно.

– Это, может быть, не так уж хорошо.

– "Может быть" тут излишне. Некоторые репортеры уже вовсю накинулись на связь Стрэнга с Леммингом. Это естественно после ночных заявлений Лемминга, выстрелов в него и твоего спектакля в церкви. Как по-твоему?

– Ну... Ты же знаешь репортеров, Сэм...

– Еще бы! Я только что закончил разговор с одним – из голливудского «Информера». Он хотел знать, почему я, твой близкий друг, не арестовал тебя по подозрению.

– Подозрению в чем?

– У меня сложилось впечатление, что во всем.

– Ну, если не считать разрушения Содома и Гоморры, я вроде был пай-мальчиком. Да, еще одна вещь...

Я не договорил. Я уже собирался рассказать ему о недавних событиях, но расчет времени был очень важен, учитывая не только настроение Сэма, но и репортерское давление, которому, он, несомненно, подвергался, а с временем еще не все было ясно. Поэтому я спросил:

– Вы что-нибудь выяснили о другом парне, которого я застрелил?

– Да, его идентифицировали минут пятнадцать назад. Местный громила, которого зовут Монах Коуди, разумеется, не настоящий монах.

– Я уже догадался. Будь он настоящим монахом, у меня возникли бы очень любопытные подозрения.

– Его полное имя Арвин Фостер Коуди. Получил прозвище Монах, когда его девушка узнала, что он путается еще с двумя бабами, и отстрелила ему яйца. Пока не установлено никаких связей между ним и кем-либо, отвечающим описаниям замешанных в это дело. Ребята из лаборатории не обнаружили ничего интересного в состоянии Стрэнга, кроме того, что они еще никогда не видели парня с такой степенью анемии. Подожди секунду...

Я слышал, как Сэм обратился к кому-то и тот человек что-то ответил, после чего голос Сэма стал значительно громче:

– Что? Где?

Я догадался, о чем идет речь.

– Сэм, – сказал я, – мне нужно кое-что тебе сообщить.

В трубке послышались сердитые возгласы, после чего Сэм осведомился зловещим тоном:

– Где, ты сказал, находишься, Шелл?

– Я как раз собирался тебе рассказать...

– В «Кэнтербери», не так ли? Это, кажется, на Флауэр-стрит?

– Да. Я хотел объяснить...

– Может, ты не поверишь, но мы только что получили рапорт о стрельбе там. Несколько выстрелов в моем мирном городе! Насколько мне известно, никто из невинных граждан не пострадал, но если в этом замешан ты, то нам следует ожидать худшего. Полагаю, ты в этом замешан?

– Какое совпадение! Я как раз пытался рассказать тебе об этом, Сэм. Должно быть, ты получил рапорт за секунду до...

– Что произошло?

– Парочка ребят, несомненно, тех самых, которые нас интересуют, выпустила в меня несколько пуль. Они уехали в темно-синем седане. Ты будешь рад услышать, что они промахнулись. Другие тоже не пострадали.

– Когда эти снайперы тебя обстреляли? Его тон мне не слишком нравился.

– Только что, – ответил я. – Возможно, за минуту до того, как я позвонил тебе... чтобы все рассказать.

– Отлично. Я безумно счастлив, что ты мне позвонил, Шелл. Погоди... – Снова послышалось невнятное бормотание, после чего Сэм заговорил опять. – Как я упоминал, Шелл, твой звонок избавил меня от необходимости посылать за тобой полицейских.

– Полицейских? Ты шутишь, Сэм! Как ты мог послать моих друзей арестовывать меня? Да и за что?

– Получили еще одно сообщение, и тоже из «Кэнтербери». Любопытно, не так ли?

– Какое сообщение?

– Что высокий, безобразный на вид парень с белыми волосами колотит в соседнюю дверь. С белыми волосами! Парень, очевидно, немолод.

– Мы все стареем, Сэм.

– Этот старик, по-видимому, пытался взломать дверь соседней квартиры. И сразу после этого девушка закричала.

– Я могу все это объяснить. Это совсем не то, чем может показаться. – Я умолк, испытывая неприятное чувство, что, судя по голосу Сэма, объяснять мне придется дня три. Хотя альтернатива выглядела не более приятной, я уже принял решение. – Я все объясню, Сэм, как только доберусь в полицейское управление. Но сначала мне нужно сделать пару вещей...

– Немедленно тащи сюда свою задницу, иначе я...

– Приеду, как только смогу, Сэм. – Я положил трубку.

– В чем дело? Что у вас с лицом, мистер Скотт? Осознав, что я зажмурил глаза и выпятил губы, я тряхнул головой и расслабился. Реджина стояла рядом, держа чемодан.

– Не забыли зубную щетку? – спросил я.

– Нет. А...

– Не важно. Поехали.

* * *

Коттедж находился всего в полутора милях от шоссе, но был настолько изолирован, что в конце узкой извилистой и грязной дороги можно было четко слышать птичье щебетание. Дом принадлежал моему холостому другу, который хотя и был всего на три-четыре года старше меня, успел зашибить пару миллионов баксов на фондовой бирже и не истратить их.

Поэтому «хижина» содержала четырнадцать комнат, полный бар, набитый холодильник, морозильник и прочие удобства, если можно считать удобным дом без телефона, радио и телевидения, но снабженный новейшей стереосистемой, двумя инфракрасными печами в кухне, качалкой на двоих в гостиной, ямой для барбекю и плавательным бассейном с подогревом и приводимым в движение кнопкой водопадом позади здания.

Когда я остановил машину возле бассейна с лилиями, Реджина посмотрела на крашенный под красное дерево дом, на плакучие ивы у бассейна и, наконец, на меня.

– Это и есть хижина? – спросила она. Я усмехнулся:

– Да, стоимостью около сотни тысяч баксов. Это ваше убежище – по крайней мере на следующий день.

Возможно, вам здесь будет одиноко, но никак не неудобно. Я знаю, так как провел тут пару уик-эндов. Реджина бросила на меня подозрительный взгляд. Я вылез из «кадиллака», открыл дверцу для Реджины и проводил ее к дому. Потом направился к боковой стене, отмерил на глаз шесть футов от фундамента, нашел треугольный кусок треснувшего гранита, вытащил его, достал ключ и открыл парадную дверь.

Войдя в гостиную, Реджина заметила:

– Это выглядит несомненно греховным.

– Но разве это не великолепно?

Лиловый ковер с поролоновой подкладкой имел добрых два дюйма в толщину; драпировки на двух стенах были такого же цвета. Два массивных дивана смотрели друг на друга на расстоянии десяти футов; перед каждым помещался красный лакированный столик с изогнутой крышкой. На полу стояли три кресла и лежала дюжина разноцветных подушек.

Я провел с Реджиной краткую экскурсию, продемонстрировал ей запасы замороженной и консервированной пищи, а также предметы роскоши, в том числе бассейн и круглую ванну, слишком большую для одного купальщика.

Вернувшись в гостиную, я сказал:

– В спальне с зеркалами, куда мы заглядывали, есть столик с ящиком, а в ящике лежит револьвер. Уверен, что он вам не понадобится, но иногда бывает удобно знать, что оружие под рукой. Вам нужно только прицелиться и нажать на спуск. Вопросы есть?

– Пожалуй, нет.

– Здесь нет телефона, но я вернусь, как только смогу. Так что наслаждайтесь жизнью. Я открыл дверь, и она спросила:

– Вы... уходите?

Я с усмешкой обернулся:

– Вообще-то да, но если вы предпочитаете, чтобы я не уходил...

– Нет-нет! Просто...

– Позвольте мне догадаться. Вы полагали, что раз я завез вас в такую глушь, то должен напоить допьяна, а когда ваши глаза потускнеют, а мозги затуманятся...

– О, вы грязный... ужасный... – Реджина умолкла и неожиданно улыбнулась. – Очевидно, вы правы. Знаете, вы совсем не такой, как о вас говорил пастор Лемминг, мистер Скотт.

Я тоже улыбнулся:

– Все прочее, что говорил ваш пастор, тоже не слишком соответствует действительности. Между прочим, зовите меня Шелл. – И я вышел.

Спустя пять минут я уже был на пути в город. Эти пять минут я использовал, чтобы проверить, на месте ли маленький спортивный автомобиль, который обычно стоял в углу гаража, и переставить его номер на мой «кадиллак».

Если капитан Сэмсон приставил за мной слежку – а я не исключал такой возможности – то чужой номер дал бы мне маленькое преимущество. Да, я нарушил закон. И, направляясь по шоссе к Беверли-Хиллз, я думал, что с такого пустяка мог бы начать карьеру преступника.

* * *

Дом Дейва Кэссиди был красивым двухэтажным зданием на Роксбери-Драйв в Беверли-Хиллз. Я подъехал по аллее к воротам – части стальной ограды, тянувшейся параллельно Роксбери, – и двинулся дальше вокруг участка.

Доктор Бруно не только дал мне адрес Дейва Кэссиди, но и описал его жилище, включая ворота с прямыми стальными остриями, которые Дейв установил месяца четыре назад. Некоторые противники эровита узнали, что здесь проживает Кэссиди из компании Кэссиди и Куинса, друг и помощник сексуального чародея Бруно, и их группа почти сразу же начала пикетировать дом. Когда они устали от дежурства, другая маленькая группа, очевидно командированная Армией спасения, начала бить в барабан на лужайке и петь про Новый Иерусалим. Это доконало Дейва, и он установил стальную ограду и ворота.

Я вылез из «кадиллака» и подошел к коробке с внутренним телефоном. Через полминуты в трубке послышался мужской голос:

– Алло.

– Мистер Кэссиди? Дейв?

– Да.

– Это Шелл Скотт. Вы заняты?

– Чертовски занят, но все равно заходите. – Послышался гудящий звук и щелчок. Две половины ворот медленно открылись внутрь. – Можете припарковаться сзади.

– Хорошо. – Я хотел положить трубку, но Дейв добавил:

– Я рад, что вы приехали, Скотт. Очевидно, док рассказал вам, что сегодня собрание «Граждан ЗА»?

– Да, он упоминал об этом.

– Многие из них сейчас здесь. Вам следует с ними познакомиться, Скотт, думаю, они вам понравятся.

– Отлично. – Я положил трубку.

Когда я въехал внутрь, ворота автоматически закрылись за мной. Подъездная аллея вела к задней стороне дома, где находилась большая зеленая лужайка, на которой стояло не менее дюжины машин. Я нашел свободное место, выключил мотор и вылез из «кадиллака».

Дейв стоял у задней двери. Он махнул мне рукой, а когда я подошел, заметил:

– От вас пахнет пламенем и серой. Добро пожаловать.

Я усмехнулся и пожал ему руку. Он указал на дверь и, когда я вошел, спросил:

– Есть новости?

– Да.

Миновав коридор и войдя в открытую дверь, мы очутились в маленькой комнате, очевидно служившей рабочим кабинетом Дейву Кэссиди. Кожаный диван и пара кресел, письменный стол, стены со светлыми деревянными панелями... В комнате царила приятная мужская атмосфера и ощущался запах трубочного табака.

Дейв сел за стол, а я занял место на диване.

– Прежде всего, – начал я, – нам следует коснуться вопроса подозреваемых. Помимо громил, похитивших вас и Бруно, и ряда других благочестивых и неблагочестивых личностей, есть новый подозреваемый, которого я не учитывал до сегодняшнего утра.

– И кто же это?

– Вы.

Глава 16

Дейв Кэссиди начал улыбаться, но улыбка застряла на половине, как будто ему на рот накинули невидимый крючок.

– Вы серьезно? – наконец осведомился он.

– Эровит в высшей степени ценный продукт, Дейв. По крайней мере, если его разрешат продавать свободно. Поэтому каждый, кто добудет формулу, сможет извлечь колоссальную прибыль. Вот вам и мотив для похищения и даже убийства.

– Не вполне вас понимаю.

– До сегодняшнего утра я думал, что вы знаете формулу. Но теперь мне известно, что целиком ее знают только Бруно и его дочь, а вы знакомы только с основным составом – без добавок Бруно.

Кэссиди, казалось, расслабился и «снял улыбку с крючка»:

– Понятно. Очевидно, док наговорил вам о всяких тайных ингредиентах, добавленных прямо на заводе? Я кивнул. Кэссиди откинулся назад, забросив ноги на стол.

– Я давно знаю дока, – все еще улыбаясь, продолжал он, – и понимаю его лучше вас, Скотт. Но вы достаточно с ним пообщались, чтобы понять, что он... о'кей, если я скажу «эксцентричный»?

– Для меня о'кей.

– Ну, прежде всего, док человек высокой порядочности – честный, надежный и так далее. Он может возражать против законов, правил, некоторых предписаний ПЛА, но не станет их нарушать. Иными словами, он не станет представлять в ПЛА одну формулу, а потом производить и продавать продукт по другой.

– Бруно говорил мне, что он всегда что-то добавляет и что точный состав известен только ему и Дру.

– Еще бы. Мне он говорил то же самое. Док хочет, чтобы мы думали, будто он подливает в состав какой-то редкостный эликсир и таким образом делает из формулы тайну. Быть может, док пытается уберечь нас от искушения, а возможно, он в самом деле не доверяет никому – даже мне. – Дейв вынул из кармана трубку и протянул руку к круглой банке с табаком. – Разумеется, док и Дру знают полную формулу эровита. Но ее знаю и я, и Пищевая и лекарственная администрация, в которой служит немало людей.

– Вы имеете в виду, что Бруно ничего не добавлял к...

Дейв махнул рукой и усмехнулся:

– Нет, он добавлял по галлону темно-коричневой жидкости в каждый бак на заводе, где хранилась жидкость такого же цвета. Обычно он делал это ночью, когда кроме него и меня там никого не было. Но, по-моему, он просто добавлял эровит к эровиту. А может, черную патоку в дистиллированной воде. Если доку нравится считать, будто я верю, что он проделывает какие-то чудеса алхимии, то мне какая разница?

– Вы можете это доказать? Дейв нахмурился:

– Не понимаю.

– Вы можете доказать, что жидкость, которую Бруно добавлял в баки, ничем не отличалась от их содержимого?

Дейв задумчиво пожевал нижнюю губу, потом покачал головой:

– Пожалуй, нет. Во всяком случае, не сразу. Никогда не думал, что мне это понадобится. Я усмехнулся:

– Я не говорю, что вы должны это делать, Дейв. Но вы смогли бы это доказать в случае необходимости?

– Возможно, если бы я проделал один чертовски сложный анализ... – Он посмотрел на меня. – Может, да, а может, и нет. Некоторые из ингредиентов эровита представляют собой гомеопатические средства, биохимические субстанции, клеточные соли. Если в них что-то есть, мы не можем определить, что именно и в каком количестве. Во всяком случае, с оборудованием, доступным нам сегодня.

– Что вы имеете в виду, говоря, «если в них что-то есть»?

– Ну, возьмем гомеопатическую субстанцию – гиперикум, арнику, любое животное, растительное или минеральное вещество, используемое в гомеопатии. Сила его действия характеризуется числом и буквой – X, С или М. Например, Aurum metallicum IX – кстати, это металлическое золото – означает, что одна частица золота тщательно смешана, растерта в порошок или, как говорят гомеопаты, разбавлена девятью частицами молочного сахара, таким образом возникает соотношение один к десяти. Возьмем одну частицу этого Aurum metallicum IX и смешаем ее еще с девятью частицами молочного сахара, тогда мы получим Aurum metallicum 2Х, а это, не забывайте, не один к двадцати, а один к ста. Сделаем это снова и получим 3Х – один к тысяче. Таким образом, Aurum metallicum 6X – это одна частица золота на миллион частиц молочного сахара, а 12Х – одна на триллион. Когда вы дойдете до 40Х или 60Х, то получите то, что врачи называют «серединой нуля» или «коротким концом ничего». Дойдя до 100Х, вы заменяете его на 1C – это одно и то же. 10С или 50С воспринимаются уже с трудом. Ну а когда вы добираетесь до М, то это уже только для любителей теоретизировать насчет бесконечно малых величин.

– Похоже, для них великоваты даже молекулы и атомы.

Дейв кивнул.

– Вы попали в точку.

– Но что толку в лекарстве, где практически ничего нет?

– Именно этот вопрос задают гомеопатии современные медицина и наука. Практически гомеопаты утверждают, что чем меньше материальной субстанции присутствует в лекарстве, тем больше оно эффективно.

– Вы что, Дейв, подшучиваете надо мной? Он улыбнулся:

– Не совсем. Существует много доказательств, поддерживающих заявления гомеопатов, но вы не найдете их в медицинских журналах. Я ведь говорил о материальной субстанции, Скотт. По мнению гомеопатов, в процессе разбавления сама сущность или вибрация вещества – его дух, как сказал бы док Бруно, – передается его носителю. И, снова цитируя дока, так как наука еще не в состоянии взвесить и измерить душу человека, не удивительно, что она не может открыть дух или сущность гомеопатических лекарственных средств.

Беседа стала для меня чересчур отвлеченной.

– О'кей. Возможно, Бруно добавляет эровит к эровиту. Но если он добавил бы туда какую-нибудь «середину нуля», это изменило бы формулу, по крайней мере, заставило бы Бруно считать ее измененной?

– Доктор, безусловно, счел бы формулу измененной, и, говоря откровенно, я бы с ним согласился, даже если бы химический анализ не показал никаких отличий. – Дейв сделал паузу. – С точки зрения ПЛА, – если, скажем, некоторое количество высокоэффективного гомеопатического вещества было растворено в дистиллированной воде – оснований для беспокойства не было бы, так как анализ показал бы только воду и молочный сахар. Но не думаю, что док пошел бы даже на это. Он бы счел такой поступок бесчестным.

– О'кей, вы знаете его лучше, чем я. – Увидев, что Дейв слегка нахмурился, я спросил:

– Что-нибудь не так?

– Нет, просто вы заставили меня задуматься. Надеюсь, он не добавил в баки растертые в порошок слоновьи яички.

– А это помогло бы?

– Понятия не имею, – ответил Дейв. – Уверен, что не помогло бы слонам.

На несколько секунд воцарилось молчание. Наконец Кэссиди начал набивать трубку и спросил:

– Мои необычайно толковые замечания смогли переместить меня с первого номера в вашем списке подозреваемых?

– Вы никогда не занимали первый номер. А теперь я переместил вас на самое дно.

– Отлично. Есть еще какие-нибудь новости, Скотт?

– После того как мы с вами расстались и я отвез Бруно домой, мне пришлось отправиться в полицейское управление Лос-Анджелеса и сообщить все, что я знал. Потом полиция беседовала с Бруно, думаю, они добрались и до вас.

Кэссиди кивнул:

– Да, но к тому времени они уже, очевидно, поговорили с доком и, конечно, располагали вашим показаниями. Поэтому я был всего лишь одной проверкой. Два детектива провели здесь около получаса. Это произошло после того, как док звонил мне, тогда вы были рядом с ним, верно?

– Да, я был с доком и Дру в ее квартире.

– Он рассказал мне, что полиция не обнаружила в доме трупов. Это меня потрясло – вы ведь понимаете, что, если бы мы вовремя оттуда не убрались, эти парни могли бы застать нас там.

Я кивнул:

– Да, мы с ними едва не столкнулись.

– Странно, что полицейские даже не сказали мне об этом прошлой ночью. Вы уверены, что трупы в самом деле исчезли?

– Уверен. Но полиция обычно не говорит больше того, что считает необходимым. Поэтому вы, вероятно, не знаете и того, что трупы обнаружили сегодня утром.

Дейв уставился на меня:

– Обнаружили? Тогда какого черта никто мне об этом не сообщил?

– Я сообщаю вам сейчас, Дейв. Его напряженное лицо медленно расслабилось, и он улыбнулся:

– Я имел в виду не вас, Скотт, а копов. Где же они их нашли? Полиции удалось опознать этого коренастого ублюдка? Или выяснить, какую дрянь они ввели Стрэнгу?

– Насчет Стрэнга им еще ничего не известно, но парень, которого я застрелил, был местным уголовником по кличке Монах Коуди. Когда я говорил с Сэмсоном, они еще не установили его связь с двумя другими бандитами.

Кэссиди набил табаком чашечку трубки, закрыл банку и отодвинул ее на край стола.

– Ну, это может оказаться полезным. Если полиция знает, кто был один из них, они смогут добраться и до остальных. Надеюсь, они быстро это проделают. – Он облизнул губы. – Прошлой ночью я впервые увидел, как люди умирают. До этого я видел мертвецов только на похоронах... У вас есть еще сюрпризы?

Я сообщил о своей догадке, что возле церкви стреляли в Реджину Уинсом.

– Чушь какая-то! – Дейв покачал головой и вынул из кармана пиджака зажигалку. – Хотя, возможно, не такая уж чушь. Если выстрелы предназначались девушке, понятно, почему пули не задели Лемминга. Правда, не исключено, что просто паршивые стрелки...

– Не блестящие. К счастью. Совсем недавно они выпустили несколько пуль в меня.

Дейв высек огонь и начал подносить зажигалку к трубке, но, услышав мои слова, защелкнул ее:

– В вас? Какого дьявола? Почему в вас? Вы не важный... я имею в виду, вы просто работали на дока и не были связаны с эровитом.

– Я знаю, что вы имеете в виду. Но, очевидно, у них были свои причины.

– Да, но если они стреляли в вас... Может, нам с доком имеет смысл некоторое время, так сказать, не высовываться?

– Возможно, это недурная идея. По крайней мере, пока все не успокоится. Прошлой ночью, Дейв, у меня не было шанса как следует поговорить с вами. Андре Стрэнг звонил и вам, не так ли? Полагаю, он звонил из церкви?

– Да, из своего офиса, рядом с кабинетом Лемминга, – в задней части церкви находятся несколько офисов. Стрэнг сказал, чтобы я приехал в церковь, – он не объяснил зачем, только подчеркнул, что это очень важно. Ну, теперь мы знаем причину.

– В какое время он вам звонил?

– Точно не помню. – Дейв помедлил. – Думаю, незадолго до семи. Может быть, без пяти семь. Служба еще не началась.

– Вы прибыли туда задолго до Бруно?

– Минут за пять – десять до того, как туда подъехал док. Андре встретил меня у церкви, сказал, что док уже едет и что мы должны его подождать. Остальное вы знаете.

Это было примерно все, что я хотел выяснить. Дейв наконец закурил свою трубку и предложил:

– Пойдем в гостиную. Вся компания уже там – я имею в виду «Граждан ЗА». Хотите с ними познакомиться?

– Конечно. Бруно немного мне о них рассказал. Они уже договорились, что будут делать сегодня?

– В общем, да. Эта группа самая большая в стране, но мы решили не устраивать никаких шумных парадов. В марше примут участие всего десять человек – между прочим, все девушки, и притом самые хорошенькие, каких нам только удалось найти. В том числе итальянка, француженка, немка и так далее – приятная, маленькая, интернациональная компания. Они должны произвести хорошее впечатление. Некоторые другие члены группы собираются пикетировать местное отделение ПЛА. Девушки пока не обсудили все детали, но у них еще остается несколько часов.

Дейв поднялся из-за стола, пару раз затянулся трубкой, потом поманил меня пальцем и повел по коридору.

Войдя в гостиную, я сразу увидел девушек, так как, услышав болтовню, смешки и повизгивания, тут же посмотрел в ту сторону и понял, что могу простить им эти звуки, неприятно действующие на мужские барабанные перепонки.

Когда Дейв описал девушек как «хорошеньких», он их явно недооценил, так как эта группа являла собой квинтэссенцию всего привлекательного, соблазнительного и сексапильного, чего только достиг женский пол с тех пор, как Ева прихорашивалась под яблоней. Казалось, что каждая из десяти обладает упомянутыми качествами в большей степени, чем остальные девять.

Мой взгляд перескакивал с блондинки, с волосами цвета дикого меда, на двух огненно-рыжих, трех шатенок, двух брюнеток с черными, как полированный уголь, локонами, и третью, с растрепанными черными волосами, похожими на полуночный шторм, и, наконец, на красавицу с длинными сверкающими платиновыми прядями, еще более светлыми, чем мои.

Все десять дам восседали на большом полукруглом диване возле низкого стола, на котором стояла ваза с розовыми и красными гвоздиками. Все, казалось, говорили одновременно, и меня интересовало, кто из них слушал. Возможно, именно это объясняло, почему некоторые детали до сих пор не были обсуждены до конца.

В комнате также присутствовало около дюжины мужчин, которые разговаривали, разбившись на группы по три-четыре человека. Дейв представил меня всем по очереди, после чего подвел к шумному дивану.

Когда мы приближались к нему, одна из рыжеволосых девушек – полногрудая, с великолепной фигурой и огромными карими глазами – произнесла достаточно громко, чтобы ее было слышно на фоне комментариев ее подруг:

– Нет-нет, Ронни, так нас даже не покажут по телевидению. А мы должны привлечь внимание, заставить их взять у нас интервью, чтобы мы могли изложить нашу позицию по...

Платиновая блондинка прервала ее, говоря, как мне показалось, со шведским акцентом (возможно, из-за ее «шведских» волос):

– Да, Дайна, мы должны рассказать им, как мы относимся к эровиту, как мы им пользуемся и как он помогает нам чувствовать и даже выглядеть лучше...

– Если бы эта дурацкая ПЛА не состояла целиком из мужчин, причем главным образом из старых и усталых, у нас не возникло бы никаких неприятностей. Там должны работать и женщины, – вмешалась черноволосая красотка лет тридцати с длинными ресницами и низким страстным голосом. – Мы должны одновременно выступить за женское равноправие...

– Вот именно! Всюду одни мужчины! – возбужденно размахивая руками, заговорила вторая рыжая. – На телевидении, в газетах, чье внимание нам нужно привлечь! А как можно привлечь внимание мужчин? Очень просто – сбросить одежду и остаться только в бикини!

– Девочки... – начал Дейв.

– Ты права, но не совсем, – отозвалась высокая и гибкая черная красавица – вернее, коричневая, так как ее гладкая кожа имела цвет шоколада «Херши», – голосом, напоминающим мягкое шуршание гусениц на персиковых листьях. – Никаких бикини. Ничего. Только то, что даровал нам Господь. Разденемся и останемся голыми. Ты хочешь привлечь их, Тереза, так мы их привлечем!

– Вот это здорово, Лула! Я с тобой! – воскликнула брюнетка с губами цвета красного перца, который сжигает внутренности от десен до мочевого пузыря. – Я сделаю это! Bueno![10]10
  Отлично! (исп.).


[Закрыть] Мы все это сделаем! Мы все будем маршировать desnudo[11]11
  Обнаженными (исп.).


[Закрыть]!

– Девочки, – снова заговорил Дейв. – Я хотел бы...

– Desnudo? – переспросила девушка ростом чуть выше пяти футов, но с количеством округлостей, вполне достаточным для шести футового роста, и с глазами, большими и темными, точно спелые сливы. – Ты имеешь в виду, Маргарита, что мы все должны маршировать обнаженными?