Текст книги "Раскопай эту чертову могилу"

Глава 9

Когда мы находились примерно в полумиле от кладбища братьев Рэнд, я попытался выпрыгнуть из машины.

Смеркалось. Мы ехали в моем «кадиллаке», на этот раз с опущенным верхом. Как раз мимо проплывала небольшая рощица. Мои руки были по-прежнему туго стянуты за спиной, но ноги-то оставались свободными. Если бы мне посчастливилось единым махом вылететь из автомобиля, не грохнувшись при этом головой о землю, и по-быстрому вскочить на ноги, то я мог бы рвануть в сторону тенистых деревьев и... получить пулю в спину. Однако лучше так, чем смиренно, как барашек, ожидать заклания.

Короче, я прыгнул – но не больно-то далеко. Машину вел Джейк, а Пот придерживал меня за рукав пиджака. Когда я взлетел дюйма на три, он дернул меня обратно, вдавив в сиденье. Затем в воздухе промелькнуло нечто похожее на увесистый свиной окорок, и я получил оглушительную оплеуху.

– Не ерзай, – назидательно произнес Пот. – Мы почти на месте.

Его заявление не прибавило мне бодрости. Почти на месте, а этим местом и было то самое проклятое кладбище. И хотя Пот треснул легонько – не во всю свою дурацкую силу, – в голове у меня зазвенели все шарики. Еще бы, цирковой атлет запросто мог переломать несколько ребер, шутливо похлопав вас по спине. Теперь в моей черепушке что-то тряслось и брякало, напоминая воскресный перезвон на церковной колокольне. Господи, я даже не подозревал, что в ней так много всего болтается. Или там все было на месте, пока затрещина Пота не заставила эти побрякушки сорваться и запорхать в свободном полете?

Стараясь перекрыть болевой звон чертовых колокольчиков, я проворчал:

– Ты просто поганый козел, Пот. И не думай, что тебе удастся выйти сухим из воды. Даже не думай... – Тут я осекся. А почему бы, собственно, ему и не выйти?

Пот хрюкнул.

– Тя ждет сюрприз, Скотт. Не бойся, больно не будет.

«Бьюик-электра» стоял там же, где его и оставили. Не доезжая несколько футов до него, Джейк остановил «кадиллак». Заглушив двигатель и оставив ключи в замке зажигания, он вылез из машины и направился к «бьюику». Пот рывком повернул меня и дернул клейкую ленту на запястьях.

За последние сутки меня столько дергали, пихали, толкали, связывали – развязывали, что мне с избытком хватило бы этого на долгие годы, но, поскольку сейчас в моей жизни мог наступить тот самый последний миг, я решил как-то поучаствовать. С силой наступив Поту на ногу, я оскалил зубы, зарычал по-звериному и попытался боднуть его головой. Не знаю, удалось ли мне провести прием... по крайней мере, моя голова во что-то врезалась, и в ней опять вспыхнули молнии.

Я почувствовал легкое жжение на запястьях, где Пот срывал ленту, как сквозь вату расслышал его слова:

– Такой ловкий парень, как ты, дальше и сам управится. Пока, браток.

Он выскользнул из машины, быстрым шагом достиг черного «бьюика» и забрался внутрь. Тряхнув своей «музыкальной шкатулкой», я развернулся, стараясь поймать в фокус затуманенных глаз их машину, но в этот момент зажглись фары, Джейк вырулил на дорогу, направляясь к «кадиллаку», и яркий свет моментально ослепил меня.

Пригнувшись, я нырнул на пол. Конечно, им ничего не стоило расстрелять меня через дверь, и все же, если цель не видна, у меня может появиться крохотный шанс. Упершись коленями в пол, я подтянулся и надавил головой на ручку противоположной дверцы. Если бы удалось открыть ее, я бы попробовал сбежать. Гул двигателя «бьюика» становился все громче, потом вдруг начал стихать.

Что происходит? Они проехали мимо и погнали дальше по шоссе? Тут у меня впервые закралось подозрение, что, может быть, противные макаки вовсе не собирались убивать меня? Подобрав под себя ноги, я вполз на сиденье и осторожно выглянул.

Точно. Где-то на шоссе мелькнули красные габаритные огни. Я заморгал им вслед и, пораженный случившимся, несколько минут оторопело смотрел на удаляющиеся красные огоньки. Они становились все меньше и меньше, пока совсем не исчезли.

Ну и чертовщина! Осмотревшись в сгущающихся сумерках и не заметив ничего угрожающего, я принялся освобождать руки от недоразмотанной клейкой ленты. Скомкав черную липучку, я с отвращением сунул ее под сиденье и достал револьвер. Включив внутреннее освещение, осмотрел барабан. По-прежнему заряжен: пять патронов и, как всегда, пустая камера напротив бойка. Все как обычно.

Бумажник, мелочь, даже заряженный и готовый к бою револьвер – все на месте. Несмотря на то что я чувствовал огромное облегчение, меня случившееся здорово озадачило. Немного поразмыслив над тем, что бы это значило, я плюнул – пока! – на заданную мне головоломку, завел машину и уехал.

Неясных вопросов оставалось еще тьма-тьмущая, но с ними можно и подождать. Сейчас надо всем торжествовала одна-единственная мысль: я сижу в своем собственном «кадиллаке», сам веду его и удаляюсь прочь от этого чертова кладбища.

* * *

Обычно я оставлял машину на Норт-Россмор-стрит, перед «Спартаном», но на сей раз зарулил в аллею позади отеля и загнал «кадиллак» в один из узких переулков.

Маловероятно, что после всего случившегося кто-то стал бы дожидаться меня перед отелем с ружьем, бомбой или бутылкой формалина для бальзамирования, но ведь и то, что уже произошло со мной, выглядело достаточно неправдоподобно. Так что лучше не искушать судьбу и не искать на свою бедную, ох, голову новых приключений.

Войдя через черный ход, я задержался у стойки портье и взял свой ключ. За время моего отсутствия ко мне никто не приходил, но несколько раз спрашивали по телефону. Поднявшись по лестнице, я миновал холл и открыл дверь в свои апартаменты.

Внутри ничего не тронуто, никто меня не поджидал. Я накормил шуструю тропическую рыбку, жившую в искусственном домашнем водоемчике, а также разноцветных гуппи в небольшом аквариуме, немного полюбовался на свою Амелию – писанную маслом картину, на которой была изображена невероятно сексапильная красотка, затем разделся и встал под душ.

Уже в спальне, обсохнув и облачившись в костюм из бежевого габардина, я услышал, как в гостиной затрезвонил телефон. Выскочив, как на пожар, я схватил трубку.

– Алло?

– Алло, это мистер Скотт? – спросил женский голос.

– Да.

Голос показался мне знакомым, но, пока я вспоминал, кому он мог принадлежать, она назвала себя:

– Это Джун, мистер Скотт. Джун Кори. Вы меня помните?

Джун? Еще бы не помнить. Это была та самая красотка, из-за которой даже трупы могли занервничать в своих гробах. Та самая голубоглазая девушка с яркими губами и длинными светлыми волосами; та самая высокая стройная красавица с фигурой модели для самой экстравагантной одежды и походкой, напоминающей движение подогретой ртути. «Вот черт, еще одна блондинка!» – удивился я.

Но вслух, конечно, ничего не сказал.

– Здравствуйте! И вы еще можете сомневаться? Ха, помню ли я! Что за вопрос? А как дела у вас, на... – На кладбище? Вот черт, что за околесицу я несу? – Как у вас дела?

– Отлично, – ответила она. – То есть, я хотела сказать, неважно.

– Неважно? Как вас прикажете понимать?

– Боюсь, вас ожидают серьезные неприятности, мистер Скотт. Вы в опасности. Я... я бы не хотела говорить по телефону. – Многозначительная пауза. – Где вы были? Я несколько раз пыталась до вас дозвониться.

– Я? В довольно странном месте. А что вы подразумеваете под неприятностями? – Черт, можно подумать, я без нее не знал, что у меня их навалом.

– Я подслушала телефонный разговор – случайно взяла отводную трубку. Двое мужчин говорили о... – Она запнулась.

– Обо мне?

– Да. Но не только. Они говорили о том... – Она снова замолчала.

– Бога ради, скажете вы, наконец, о чем там шла речь?

– Это кажется просто невероятным... Но они собирались убить вас.

Я попытался переварить ее сообщение. Потом спросил:

– И это все?

– Что значит «все»? Вам этого мало?

– Я не то имел в виду. Сказанного вами более чем достаточно. А не говорили они о чем-либо еще? Например, как, где или когда они намерены посчитаться со мной?

– Лишь намеками. Признаюсь, мне все показалось таким ужасным.

– Мне тоже.

– Не могли бы мы где-нибудь встретиться, мистер Скотт? Я не люблю пользоваться нашим телефоном... Заметьте, я ведь подслушала их... И мне немного страшновато оставаться здесь сейчас. Я все еще в похоронном бюро...

Странный разговор, странные недомолвки, но я был не прочь повидаться с девушкой, поэтому бодро сказал:

– Разумеется, Джун. Хотите, чтобы я заехал за вами?

– О господи, конечно же нет! – воскликнула она. – Как я могу появиться вместе с вами? Я имею в виду... надеюсь, вы не обидитесь, но я не хотела бы показаться вам неосторожной или легкомысленной. Вас ведь хотят убить и... и... вы меня понимаете?

– С полуслова. – Несомненно, у Джун есть голова на плечах, и она предпочитает, чтобы там она и оставалась. – О'кей, назовите место сами.

– Хорошо. Домой до отеля «Визерли» я доберусь на такси. А вам предлагаю встретиться за углом, на Нормандии. Годится?

– Вполне. – Я посмотрел на часы. Почти восемь вечера. – Где-нибудь в восемь тридцать? Вас устраивает?

– Давайте лучше в девять. Мне нужно заскочить домой, принять душ, попудрить тело и одеться.

– Попудрить?.. – Все мои проблемы мгновенно стали какими-то нереально-докучливыми и отодвинулись на задний план, а мысли приняли совсем иное направление.

Джун рассмеялась.

– Ой, даже не знаю, как у меня это вырвалось. Извините. Просто я всегда после душа так делаю. Конечно, после того как немного похожу и обсохну. В общем, я ляпнула не подумав.

Я встрепенулся, как боксер перед выходом на ринг.

– Какие тут извинения... Наоборот...

– Значит, в девять? Примерно в середине квартала.

– Договорились. Вы заскакиваете домой и... Короче, буду ждать.

– Хорошо, до свидания.

– Да, Джун, пока вы не повесили трубку...

– Слушаю...

– Понимаю, как вам не терпится уйти побыстрее от телефона, но меня мучает естественное любопытство. Видите ли, мне очень не хочется, чтобы меня подстрелили на пути к вам и помещали нашей встрече. Так что если вы случайно слышали намеки, подробности...

– О господи, – перебила она меня. – Ну конечно. Они говорили, что собираются... собираются заняться вами где-то в час ночи. Успеем обсудить, да?

– Успеем, бесспорно. У нас просто прорва времени. Все те несколько часов, что оставили мне убийцы. – Похоже, Джун несколько легкомысленно относится к моей приближающейся безвременной кончине. Вместе с этой мыслью мне в голову пришла и другая: – Джун, а как вы узнали, где меня найти? – поинтересовался я. – Ведь я даже не называл вам своего имени.

– Ну да, нас не представили. Просто я спросила о вас у мистера Трупенни. Когда вы ушли после того ужасного тарарама, я вернулась в бюро и все у него выяснила. – Помолчав, она со смешком добавила: – Не то чтобы вы меня сильно заинтересовали... Но вы показались мне таким, знаете... необычным. Такой большой, крутой с виду парень, а смотрели на меня так, что... – Она замолчала, потом снова озорно рассмеялась. – Ладно, признаюсь честно: вы меня заинтриговали. Это неприлично?

Я смотрел на Амелию и глупо улыбался.

– Нет, – ответил я, – вовсе нет. Скорее замечательно.

А Джун продолжала:

– Но даже если бы я никогда вас не видела, мне не хотелось бы, чтобы вас убили. – В ее словах мне почудилась какая-то неувязка, но Джун торопливо добавила: – И потом, они вовсе не собираются вас застрелить, как вы думаете. Они хотят взорвать вашу кровать. Естественно, вместе с вами.

– Куда уж естественней!

– Ладно, я лучше пойду.

– Значит, договорились?

Я слышал, как она повесила трубку, однако еще с минуту продолжал тупо смотреть на телефон. Наконец осторожно покачал головой – не понимаю! – и занялся одеванием.

За время краткой беседы с Джун я получил такое количество разнообразной и противоречивой информации, что казалось весьма затруднительным – если вообще возможным – как следует разобраться в ней. К тому же я чуял нутром, что у Джун имеется еще немало сведений, и просто горел от нетерпения узнать все до конца.

Кроме того, Джун, сама того не ведая, подтвердила одну мою догадку: с момента моего появления в заведении братьев Рэнд мистер Трупенни точно знал, кто я такой. Я был в этом убежден не только потому, что он назвал меня вместо мистера Шелдона мистером Скоттом. На эту мысль навело меня внезапное, но не случайное появление Джейка и Пота. А теперь Джун проговорилась, что мое имя она узнала у мистера Трупенни. Так что одно из моих дедуктивных умозаключений оказалось совершенно верным, что вселяло надежду – хотя и не слишком большую.

Кроме того, еще одна подробность, сказанная Джун по телефону, показалась мне чрезвычайно важной. И хотя строгие блюстители нравов могут истолковать это не в мою пользу, все же признаюсь, сильнее всего меня взволновал тот факт, что каждый раз после душа Джун припудривает свое тело.

Глава 10

Уже минут десять я торчал в машине на Нормандии, в полутьме, притаившись между двух фонарей. И никаких признаков Джун Кори. Учитывая события сегодняшнего дня, я ощущал некоторое беспокойство, поэтому на сиденье лежал мой кольт. Сомневаюсь, чтобы кто-то стал усложнять себе жизнь, прибегнув к столь странному способу выманивания меня из дома, но на всякий случай моя ладонь покоилась на рукоятке револьвера.

Наконец в пятнадцать минут десятого я услышал, как по тротуару торопливо щелкают каблучки. Обернувшись, я увидел женщину. Миновав освещенный участок, я заметил, что ее волосы слегка светились; она оказалась в темноте. Это была Джун, и она пришла одна.

Спрятав револьвер в кобуру, я наклонился через сиденье и открыл дверцу. Джун проворно скользнула внутрь, захлопнув ее за собой.

– Привет, – оживленно поздоровалась она. – Я немного задержалась.

– Ничего страшного. Главное, вы пришли.

– Я уже была совсем готова, но в последнюю минуту бросилась переодеваться, – объяснила она. – Я подумала, что это платье вам больше понравится.

И правильно подумала. Джун выглядела, как фаворитка конкурса красоты. Не знаю, что на ней было надето перед выходом из дому, но она совершенно правильно предположила, что именно это платье понравится мне больше, – хотя бы потому, что самой одежки было совсем чуть. Бледно-голубое, с узкими бретельками, с максимально оголенной спиной, оно напоминало платье для вечернего коктейля, только надетое задом наперед.

– Вам нравится?

– Да, оно... очень. Я хотел сказать, что сражен. Наповал. И у него такой... миленький цвет.

– Спасибо, мистер Скотт.

– Может, просто Шелл, а? Без церемоний?

– Замечательно. – Джун улыбнулась. – Давайте оставим условности.

– Давайте.

Она-то уж точно условности ни в грош не ставила. Попадись нам коп построже, и ее просто арестуют. Платьице-то, несомненно, призвано смущать общественное спокойствие, и какой-нибудь туповатый страж порядка вполне мог предъявить Джун обвинение в ношении недозволенного вида оружия – к тому же без кобуры. То есть в злоумышленном нападении с использованием в качестве оружия собственного тела. Я тряхнул головой, стараясь выбраться из плена разыгравшегося воображения, и не смог.

– Ну и что дальше? – спросила Джун.

– Могу предложить...

– Шелл, давай поедем куда-нибудь, а?

– Хорошо... Куда угодно...

– Мы можем где-нибудь выпить? А то я слегка нервничаю.

– Я и сам не в своей тарелке. Выпить было бы неплохо. У меня на примете есть клевое местечко...

– Может, поедем к «Знойной красотке»? Тебе там должно понравиться.

– Мне?!

– Значит, ты уже бывал?..

– Да таких хоть пруд пруди...

– По-моему, в городе только одна забегаловка с таким названием, разве нет? Маленький бар на Вестерн?

– Ты это о чем, черт возьми?

– О маленьком баре на Вестерн, Шелл. Там подают лучший в городе коктейль «Джимлит». Но если хочешь, можем поискать что-нибудь еще.

– Нет, сгодится и «Красотка». – Все еще слегка сбитый с толку, я после ее объяснений вспомнил этот бар. В те времена, когда большинство битников еще не повымирало от чесотки или не покончило жизнь самоубийством, погребок считался местом их сходок. Ну а теперь, если не ошибаюсь, бар перекрасили, подновили, вытравили из него блох и прочую мелкую нечисть, и вместо воплей шизанутых поэтов там играл латиноамериканский танцевальный оркестр. – Ладно, поехали к «Знойной красотке».

* * *

Мы расположились в кабинке, усевшись друг против друга по разные стороны узенького столика. Напитки подогревали жажду; разбавленный бурбон – для меня и «Джимлит» – для Джун.

Сощурив голубые глаза (кокетничает?), Джун пристально посмотрела на меня и лихо подняла свой бокал:

– За наши счастливые дни.

– И ночи?

– Гм... Согласна.

Пока мы не спеша потягивали выпивку, Джун еще раз пересказала мне то, что сообщила по телефону. По ее словам, она сняла трубку, чтобы вызвать такси, и услышала разговор двух мужчин. К тому времени Джун уже знала, как меня зовут, поэтому, когда произнесли мое имя, решила дослушать до конца.

– Они обсуждали, как тебя убить, точнее – взорвать.

– Очень оригинально. И как же они собирались это осуществить?

– Они совещались, на какое время назначить операцию. И тот – назову его «первый» – сказал, что самое подходящее – где-то час. Если тебя не будет дома, один из них проберется к тебе в комнату и подложит под кровать футбольный мяч. Сначала я подумала, что тебя хотят разыграть, но потом тот, «первый», со смешком уточнил, что, когда ты плюхнешься на кровать, тебя сразу же разнесет на клочки. Тут я догадалась, что дела плохи, тебе приготовлен не мяч, а бомба.

– Да. Похоже на правду. – На жаргоне этих ублюдков «футбольный мяч» означает гранату или бомбу.

– Тот, «первый», сказал, что позвонит тебе или попросит кого-нибудь позвонить, чтобы, если ты вдруг окажешься дома, под благовидным предлогом выманить тебя. И тогда Лютер спокойно подложит мяч куда надо.

– Угу. Веселенькая история... Как ты сказала – Лютер?

– Так он называл «второго».

– А как Лютер обращался к сообщнику?

– Он назвал его Мак.

– Мак? – Я поперхнулся. Несомненно, Лютер – это Джейк Лютер. Но Мак? – Так ты говоришь, что подслушала разговор, когда находилась в заведении братьев Рэнд?

– Ну да, я была в своем кабинете. Ты же видел его, когда приезжал к нам.

– Послушай, выходит, что один из негодяев тоже находился в бюро братьев Рэнд?

Задумавшись, Джун подалась вперед, оперлась локтем о стол, а подбородком на ладонь. При такой позе на столе оказался не только локоть. Я старался отвести взгляд от ее прелестей, но куда уж там!

– Ну конечно, ты прав, – кивнула Джун. – Он был у одного из добавочных аппаратов. Тогда я об этом как-то не подумала.

– Кто из мужчин мог быть в бюро?

– Ну... даже не знаю. Ведь я подслушала лишь часть разговора и не разобрала, кому какой голос принадлежал. Одного было слышно намного лучше; то ли он говорил по нашему добавочному, то ли просто напрягал голос.

– Который из них?

Джун покачала головой; ее светлые волосы взметнулись веером, а грудь...

– Я не уверена, но, кажется, тот, кого звали Мак.

– А время ты заметила?

– Было около шести, когда я обычно уезжаю домой. Но сегодня вечером слегка задержалась, потому что пыталась дозвониться до тебя. Я была напугана этим зловещим сговором.

Понимаешь, со стороны могло показаться, будто слышишь самый обычный треп, если не вникать в суть того, о чем они говорили.

– А ты знаешь человека по фамилии Маккьюни?

– Только Джима Маккьюни. – Я чуть не подпрыгнул на месте, а Джун как ни в чем не бывало продолжила: – Кажется, он вкладывает деньги в бизнес братьев Рэнд. Во всяком случае, он несколько раз приезжал к мистеру Трупенни.

– А не мог один из сообщников – Мак – оказаться Джимом Маккьюни?

Джун нахмурилась.

– Не знаю и не могу знать, ведь я никогда не разговаривала с ним по телефону. Но думаю, что нет. – Она пожала плечами. – Сейчас мне трудно что-нибудь утверждать наверняка.

Мы повторили заказ и снова прошлись по ее повествованию. Джун убеждена, что по телефону говорил не Трупенни. Она не знала, находился ли в бюро братьев Рэнд Маккьюни или кто-либо еще. Насколько ей известно, Трупенни был на своем месте.

Я допил виски и попробовал разобраться в услышанном. Они сговаривались по телефону около шести вечера.

Допустим от пяти тридцати до шести тридцати, когда я «гостил» у Джо Черри. Значит, незадолго до того, как меня оттуда увезли. Получалось, что Джейк Лютер звонил от Черри и разговаривал с Маком? С Маккьюни? Не знаю, звучит не слишком убедительно.

– А ты когда-нибудь видела жену Маккьюни? – спросил я Джун.

– Нет. Я даже не знала, что он женат. – Она сощурилась (кокетничает!). – Он вел себя как холостяк.

Я улыбнулся в ответ.

– Я тоже.

– Но ведь ты и вправду холостяк?

– Еще какой!

Джун тихонько засмеялась.

– Давай уедем отсюда.

– Я не против.

– Понимаешь, мне... как-то неуютно, когда вокруг полно людей. Представляешь, что будет, если нас увидят вместе? Особенно та жуткая парочка? Глядишь, и мне тоже ночью подложат в постель бомбу.

Положим, у Джун и без того каждую ночь в постели находится бомба, но сейчас я вполне разделял ее опасения. Мы покинули нашу кабинку и вышли на улицу.

Бар выбирала Джун; она же предложила и другое местечко, которое, к моему удивлению, оказалось уединенным и очень живописным уголком. Чтобы до него добраться, пришлось проделать больше мили по ухабистому проселку; оно располагалось в нескольких ярдах от дороги, на гребне обрывистого холма.

Неподалеку от того места, где мы остановились, росло несколько стройных деревьев; их свисавшие ветви неясными тенями выделялись на фоне ночного неба. Высоко светила молодая, еще не созревшая луна. А под нами на целые мили открывался потрясающий вид ночного Лос-Анджелеса и Голливуда: мириады огней, непрерывная круговерть дорожных огоньков, яркие сполохи неонового света.

Я прикурил по сигарете, и мы задымили. Я еще поспрашивал Джун о том телефонном разговоре, но ничего нового не выпытал. Немного погодя она заметила, что впервые за весь вечер наконец-то чувствует себя в безопасности – от нескромных взглядов.

– За исключением вашего, мистер Скотт, – игриво добавила она.

– Шелл. Или ты забыла, что мы договорились обходиться без излишних условностей? И, простите мою откровенность, леди, но вам никогда не избавиться от нескромных взглядов. По крайней мере, пока рядом с вами мужчины. И тем более такие, как я.

– Против тебя, Шелл, я ничего не имею. – Джун выбросила сигарету и придвинулась ближе. – Скорее, наоборот.

Ее голос стал мягче, вкрадчивее, в нем появилась волнующая хрипотца, напоминающая потрескивание отдаленного лесного пожара. Мою щеку овеяло тепло ее дыхания, когда она проворковала:

– Мне нравятся мужчины вроде тебя, Шелл. Большие, грубоватые, сильные, с глазами свирепого зверя.

– Свирепого... зверя? Я?!

Я повернулся, чтобы посмотреть на Джун. Ее лицо находилось почти вплотную к моему. Когда она улыбнулась, на ее влажной нижней губе отразился свет.

– Я тебе солгала, Шелл. Но только самую капельку.

– Насчет телефонного разговора?

– Нет, я о другом. Помнишь, я сказала, что после душа расхаживаю нагишом, а потом пудрю все тело. Помнишь?

– Еще бы я забыл!

– Я сказала, что это вырвалось у меня случайно. Так знай, я солгала. Я сказала это с определенной целью – и совершенно умышленно. Мне хотелось, чтобы ты думал об мне – такой.

– И ты своего добилась. Больше того, я...

– А все остальное чистейшая правда, мне нравится после душа припудривать тело «Белой ночью». Так называется пудра.

Каждое слово, произнесенное Джун, рисовало в моем мозгу живую картинку, словно передо мной прокручивали фильм, снятый на пленке очень высокого качества, вроде «Техниколор», «Синерама» или даже «Смел-о-вижн». А отдаленный лесной пожар уже наваливался на меня, становясь все ближе и горячее; да что там – он бушевал вовсю.

– «Белая ночь», – повторил я. – С ума можно сойти. – Моя рука уже обнимала плечи Джун, наслаждаясь теплом ее кожи. – А может, лучше хватит об этом? А то мой рассудок словно попал в капкан. То есть я хотел сказать... Я хотел...

– Твои слова вызывают у меня такие восхитительные ощущения, – перебила меня Джун. – Почти порочные... – Прижавшись ко мне, она подняла лицо; теперь ее дыхание обжигало мне губы. – Порочные, – протянула она, – грешные, но такие упоительные... как ласка...

Мой рот, припав к ее губам, оборвал поток слов. Я обнял Джун, и мои руки замерли на бархатной коже ее обнаженной спины. В ответ она прильнула ко мне всем телом. Потом, отстранившись, проведя острым язычком по губам, ласково засмеялась и, не переставая смеяться, снова впилась в мой рот.

Да, я вам скажу, это нужно испытать.

Пунцовые губы Джун словно были созданы для огненных поцелуев. И если первый еще походил на те, что шлют любящие дети родителям в конце письма, то уже второй больше напоминал смерч. Не без сожаления я понял, что до этого целовался с одними куклами и лишь теперь изведал нечто настоящее.

Джун покачивала головой из стороны в сторону, ее зубы нежно, не причиняя боли, теребили мою нижнюю губу. Неожиданно она отстранилась и взглянула на меня.

– Ммм... – пропела Джун. – Как мне с тобой хорошо! – О, ее улыбка! – А тебе, Шелл, тебе?

– Кажется, мои губы пылают.

Джун, довольная, засмеялась:

– Давай сожжем их. Сожжем дотла, ммм...

Ее «ммм...» превратилось в нежнейшую ласку, обжигавшую словно неразбавленный джин – пустой желудок. Мне казалось, что я целовал ее не одними губами, а сразу... сразу... боюсь, слова бессильны, слова больше не принадлежали мне, губы больше не принадлежали мне, ничего больше не принадлежало мне. Хотя нет, кое-что все-таки принадлежало.

Медленно, словно нехотя, Джун оторвалась от моего рта, откинулась назад и убрала руки с моей шеи. Она улыбалась и покачивала головой, а лунный свет серебром отливал на ее изогнутом лебедином горле, на развевающихся волосах. Затем она повела плечами, и узкие бретельки платья услужливо соскользнули. Джун подняла руки, скрестила их на обнаженной груди, призывно глядя на меня широко открытыми сияющими глазами.

С шумом втянув в себя воздух и продолжая улыбаться, она закинула руки за голову, выгнула спину и, еще крепче прижавшись ко мне, снова пылко обвила мою шею.

Ее серебристые в лунном свете груди кружили мне голову ароматом «Белой ночи», дыхание Джун слилось с моим.

Я нашел ее губы, жадно припал к ним и больше не отпускал.