Текст книги "Долгий '68"

Поколение Вьетнама

The Washington Post называла вьетнамскую войну «катастрофой длиной в поколение», потому что над многими молодыми мужчинами довлела угроза призыва. Тем не менее военные обязательства распределялись в американском обществе весьма неравномерно. Между 1964 и 1973 годами призыву подлежали примерно 27 миллионов человек. Из них отслужили только 10 миллионов, из которых призывники составили чуть больше 2 миллионов. Остальные вступали в армию в качестве добровольцев – хотя многие, вероятно, делали так из-за уверенности в том, что их все равно призовут. В целом через Вьетнам прошли 2,7 миллиона американцев – лишь десятая часть из тех, кто достиг призывного возраста за время войны. Во Франции, население которой было в четыре раза меньше, на алжирскую войну отправились 2,5 миллиона человек. К сказанному можно добавить, что Соединенные Штаты осуществляли массированную логистическую поддержку собственных войск – от ремонта вертолетов до изготовления мороженого для солдатских столовых. Иначе говоря, большинство американских солдат, оказавшихся во Вьетнаме, не попадали в боевые подразделения.

Сначала американских юношей приглашали в призывные комиссии, чтобы выяснить, будут ли они служить. В 1969 году, желая сделать систему более честной, власти внедрили лотерею, с помощью которой определялись даты рождения и инициалы людей, подлежащих призыву. Кого-то армейская доля миновала по простому везению, а кто-то мог попасть в одну из особых категорий, призыву не подлежащих – например, к таковым относились единственные сыновья. Многие предпринимали специальные меры для того, чтобы уменьшить вероятность службы. Некоторые утверждали, что сознательно выступают против войны, в то время как другие подавали заявки на отсрочку по образовательным или профессиональным основаниям, надеясь, что за время ее действия им либо исполнится двадцать шесть лет (после этого уже не призывали), либо призыв отменят вообще. Были и такие, кто скрывались от властей за границей или же вполне легально продолжали там свое образование. Те, для кого призыв был неминуем, всеми силами старались избежать распределения в боевые части во Вьетнаме. В частности, многие из таких юношей записывались в Национальную гвардию, бойцов которой редко отправляли за границу. Например, Джордж Буш-младший, окончив Йельский университет, в мае 1968 года был призван в Национальную гвардию Техаса в качестве пилота.

Молодые люди с высшим образованием лучше понимали правила и обычно умели ими манипулировать, пользуясь услугами опытных адвокатов, которые подмечали любые процедурные ошибки в бумажной работе властей. Отсрочка по образовательным основаниям была самым простым способом избежать призыва и, даже отправляясь в изгнание, образованные мужчины преуспевали лучше своих менее привилегированных современников. Канадское правительство, например, рассматривая заявки на иммиграцию, использовало специальную систему, в рамках которой претендентам в зависимости от их квалификации начислялись баллы. Благодаря этому выпускники колледжей имели больше шансов оказаться в Канаде на законных основаниях и заработать там себе на жизнь. Риск попасть под призыв, оказаться во Вьетнаме и служить там в боевом подразделении находился в обратной зависимости от социального статуса. В первую очередь тяжелое бремя боевой службы легло на черных мужчин. В начале войны они составляли до 30 % солдат боевых подразделений, хотя позже армия предпринимала попытки сократить этническое неравенство среди военнослужащих. Сопротивление призыву часто интерпретировалось в качестве поколенческой проблемы, причем иногда цифры для этого представляли «новые левые», отвергавшие классовый анализ. На деле, однако, призыв на военную службу «еще более четко, чем прежде, обозначил границы между классами в США»[237]237
  Renée Kasinsky, Refugees from Militarism (New Brunswick, NJ, 1976), p. 6.


[Закрыть]. Как-то в 1968 году один из призывников прибыл в лагерь слишком рано: подготовка солдат еще не началась, и поэтому свой первый день службы парень провел, сортируя документы местного призывного пункта. Узнав из бумаг, насколько легко было избежать призыва тем, кто не хотел идти в армию и располагал нужными связями, он в полном шоке позвонил своей матери, чтобы рассказать об этом. Позже юношу убили во Вьетнаме[238]238
  Lawrence Baskir, William Strauss, Chance and Circumstance: The Draft, the War and the Vietnam Generation (New York, 1978), p. 14.


[Закрыть].

Война во Вьетнаме оказывала сильное влияние на молодых мужчин, но это не значит, что она обязательно сталкивала их со старшим поколением. В 1966 году был момент, когда поддержка войны среди молодых была выше, чем среди людей старшего возраста. Даже если Вьетнам разделял отцов и детей в буквальном смысле, эти размежевания отнюдь не всегда были непреодолимыми. В 1969 году Джеймс Фаррелл написал своим родителям, сообщая, что решил принять участие в антивоенном марше в Вашингтоне. Его отец, ветеран Второй мировой, негативно отреагировал на письмо и угрожал отречься от сына. Джеймс подготовил длинный ответ, в котором подтвердил свое намерение и объяснил его причины. Он был удивлен, когда после кончины отца обнаружил, что тот бережно хранил его второе письмо. Он решил, что отец, по-видимому, хотя бы отчасти разделял его аргументы в отношении Вьетнама[239]239
  James Farrell, The Spirit of the 60s: Making Postwar Radicalism (New York, 1997).


[Закрыть].

Поскольку в 1960-е годы образование обеспечивало значительную социальную мобильность, рабочие, как правило, были старше образованных. Более того, разница между поколениями в отдельной семье могла предстать и классовым разрывом, который отделял отца, представителя «синих воротничков», от сына, выпускника колледжа. Рабочие зачастую негативно относились к показному антипатриотизму антивоенного движения, однако их отношение к войне не было однозначным. Тот факт, что их сыновей отправляли во Вьетнам в непропорционально большом количестве, мог настроить рабочий класс против антивоенной интеллигенции, но это не означало, что трудящиеся поддерживали войну. В своей истории университетского активизма Кеннет Хейнеман вспоминает, что его отец, «синий воротничок» и ветеран Второй мировой войны, презирал «хиппи и укурков» и голосовал за правого кандидата Джорджа Уоллеса на первичных выборах 1972 года в Мичигане. Но одновременно он был противником вьетнамской войны и хотел, чтобы его сын укрылся от призыва в Канаде. Сын, однако, Вьетнама не миновал, лишь после этого став студентом и антивоенным активистом. Таким образом, заключает Хейнеман, «наша семья ненавидела Никсона, войну во Вьетнаме и движение за мир»[240]240
  Kenneth J. Heineman, Campus Wars: The Peace Movement at American State Universities in the Vietnam Era (New York, 1993), p. xI.


[Закрыть].

Брюс Спрингстин родился в рабочей семье в 1949 году. Рок-звезда с либеральными взглядами, он принадлежал к культуре поздних 1960-х, хотя его песни изобиловали горькими реминисценциями из рабочей жизни. Его отец был водителем грузовика, который сочетал проповедь социального консерватизма со вспышками протеста, которые постоянно мешали ему закрепиться на рабочем месте. Отношения у них были странными. Отец вечно подначивал сына, пугая его тем, что в армии его обязательно постригут. Но когда в 1969 году Спрингстин-младший пришел домой и сказал, что провалил армейский медосмотр, отец сказал: «Это хорошо».

Во время пасхального ужина 1967 года произошел межпоколенческий конфликт, в котором участвовали три семьи – Блюстоуны, Рейтеры и Вудкоки. Барри Блюстоун, родившийся в 1944-м, начал ужин, зачитав отрывки из выступлений Мартина Лютера Кинга и поэзии времен Первой мировой войны. Затем Уолтер Рейтер, родившийся в 1907-м и возглавлявший Объединенный профсоюз рабочих автомобильной промышленности (United Automobile Workers Union), нарушил мир между семьями, попытавшись обосновать поддержку, оказываемую его профсоюзом американской политике во Вьетнаме[241]241
  Peter B. Levy, The New Left and Labor in the 1960s (Urbana, IL, 1994), p. 46.


[Закрыть]. Спор получился довольно острым, потому что некоторые из присутствовавших старших старались сделать политику профсоюза по этому вопросу более левой. В частном порядке Уолтер Рейтер высказывался о моральных аспектах войны следующим образом: «Лишь Господь Всемогущий способен наделить кого-нибудь такой мудростью, которая позволяет безоговорочно утверждать – вот эта позиция и есть правильная»[242]242
  Kevin Boyle, The UAW and the Heyday of American Liberalism, 1945–1968 (Ithaca, NY, 1995), p. 233.


[Закрыть].

Полицейский контроль по-американски в 68-м

Особенности полицейского контроля, практикуемого в Америке, также способствовали радикализации американских левых[243]243
  Jennifer Earl, Sarah A. Soule, John D. McCarthy, 'Protest under Fire? Explaining the Policing of Protest', American Sociological Review, 68, 4 (2003), pp. 581–606. Авторы этой статьи скептически относятся к мнению о том, что американская полиция отличалась особой жестокостью, хотя необходимо отметить, что кейс, к которому они обращаются – Нью-Йорк после 1968 года, – не слишком типичен.


[Закрыть]. В большинстве европейских стран полицейским было запрещено появляться на университетской территории. Но в Соединенных Штатах у университетов имелись собственные полицейские службы, которые иногда занимались слежкой за студенческими организациями. Когда это казалось необходимым, подобные структуры обращались за внешней поддержкой. Иногда на помощь им приходила местная полиция, а порой в университеты направляли солдат Национальной гвардии, не имевших реального военного опыта и потому излишне воинственных. Французский министр, сетуя на ограниченные средства, которыми он располагал, столкнувшись со студенческой оккупацией Сорбонны в мае 1968 года, не без зависти ссылался на точку зрения некоего американца, согласно которому в Беркли с подобными беспорядками покончили бы силой оружия[244]244
  Цит. по: Alain Peyrefitte, C'était de Gaulle (1994), p. 1693. Запись от 8 мая 1968.


[Закрыть]. Наихудшие проявления полицейского насилия в американских кампусах, как правило, наблюдались в не самых престижных вузах. В мае 1967 года полицейские Хьюстона произвели четыре тысячи выстрелов, пытаясь восстановить спокойствие в черном кампусе Университета штата Техас[245]245
  Charles E. Jones, 'Arm Yourself or Harm Yourself: People's Party II and the Black Panther Party in Houston, Texas', Judson L. Jeffries, On the Ground: The Black Panther Party in Communities Across America (Jackson, MS, 2010), pp. 3–40.


[Закрыть]. Стражи порядка стреляли с таким остервенением, что двое из них получили ранения от пуль, отскочивших рикошетом. Насилие, творимое полицией или Национальной гвардией, зачастую сопровождалось проявлениями глубочайшего презрения к протестующим. После того как солдаты в 1970 году застрелили четверых безоружных учащихся в Кентском университете в Огайо, отец одной из погибших девушек поехал в кампус, чтобы забрать вещи дочери. Хозяин комнаты, которую снимала студентка, сообщил ему, что в этом районе «абсолютно все» поддержали действия национальных гвардейцев, а затем потребовал выплаты огромной неустойки за отказ от аренды[246]246
  Heineman, Campus Wars, p. 254.


[Закрыть]. Взаимная ненависть между полицейскими и протестующими была связана с более глубоким расколом между некоторыми сегментами рабочего класса и образованными радикалами. Например, полицейские, зачастую ирландцы, принадлежали к культурной среде, для которой привычными были махинации муниципальной политики, полицейские профсоюзы, мужское товарищество, уважение к трудящемуся человеку, а также расовые предубеждения.

ФБР настолько усердно собирало сведения о протестах и их участниках, что ветераны радикальных движений позже с гордостью демонстрировали тысячи страниц своих личных дел, обнародуемых в порядке реализации права на свободное получение информации. Они использовали эти отчеты при подготовке собственных автобиографий; одна исследовательница даже написала академическую статью, основанную на материалах слежки ФБР за различными организациями, в которых она состояла[247]247
  Roberta Salper, 'U.S. Government Surveillance and the Women's Liberation Movement, 1968–1973: A Case Study', Feminist Studies, 34, 3 (2008), pp. 431–55.


[Закрыть]. Но ФБР не просто наблюдало за протестующими, как это делали полиция и разведка во всех демократических странах. Его агенты внедрялись в движения, а иногда и совершали незаконные действия – либо для того, чтобы дискредитировать активистов, либо чтобы дать властям повод для репрессий. Это означало, что агентов под прикрытием можно было сталкивать друг с другом. Когда студенческая масса заглушила выступление декана Университета Луизианы своими криками, работавший в толпе полицейский под прикрытием дал ему мегафон. Но при этом предводителем шумящих был агент ФБР[248]248
  Duhé, 'The FBI and Students for a Democratic Society at the University of New Orleans, 1968–1971'.


[Закрыть]. Инфильтрация левацких групп, производимая этой спецслужбой, иногда приводила к комичным ситуациям. Отчасти это было связано с тем, что Джон Эдгар Гувер, глава ФБР, до своей смерти в 1972 году настаивал на том, чтобы его сотрудники всегда выглядели «подтянутыми и опрятными». Иначе говоря, агентам, которым нужно было смешаться с демонстрантами, приходилось, соблюдая двойную секретность, обеспечивать себе внешний вид, который никак не соответствовал регламентам ФБР: в Калифорнии одна из таких негласных групп называла себя «бородачами». Сотрудники под прикрытием порой оказывались в двусмысленном положении. Агент ФБР, работавший в окрестностях Венис Бич в Лос-Анджелесе, однажды стал свидетелем акта вандализма по отношению к автомобилю Тома Хайдена. Когда он сообщил об этом, ему дали понять, что акция была произведена другой спецслужбой[249]249
  Cril Payne, Deep Cover: An FBI Agent Infiltrates the Radical Underground (New York, 1979), pp. 41, 33.


[Закрыть].

«Власть черным»

Изменения в американском политическом климате также были связаны с расовым вопросом. На ранних этапах движение за гражданские права сталкивалось с серьезным насилием над протестующими, чинимым полицией южных штатов, но сами протестующие, несмотря на это, провозглашали приверженность ненасильственным методам борьбы, признавая, впрочем, что иногда они больше говорили об этой ценности, чем применяли ее на деле. Это было оптимистичное движение, поддерживаемое верой в то, что лучшее и по-настоящему американское будущее уже близко. Борьба за гражданские права породила широкую политическую коалицию, в которую входили и черные, и белые. Для этого союза религиозные различия были несущественными: к нему присоединялись секуляризованные люди, но его миссия порой описывалась в религиозных терминах. Политические либералы – а на Севере также и многие из тех, чьи политические воззрения были вполне консервативными, – поддерживали цели кампании за гражданские права, хотя иногда их беспокоила тактика, к которой обращались активисты.

В середине 1960-х, однако, ситуация начала меняться. Отчасти это было связано с тем, что предыдущие правовые и политические победы кампании за равноправие вывели на поверхность еще более масштабные и неудобные вопросы, касающиеся жизни афроамериканцев. Возможно, изменения объяснялись еще и тем, что часть активистов перефокусировала свое внимание с Юга на черное население городов Севера – на те штаты, где расовая сегрегация, пусть и не подкрепляемая законом, была столь же очевидной, как и в южной части страны.

Чернокожие жители Америки на протяжении уже длительного времени мигрировали на север. В основном это было обусловлено спросом на промышленный труд, особенно в годы Второй мировой войны и сразу после нее, но одновременно тренд усиливался и самим движением за гражданские права. По мере того как черная рабочая сила дорожала и становилась более своенравной, белые фермеры все шире заменяли человеческие руки машинами. Чернокожее население города Беркли, штат Калифорния, в 1940 году составляло 3395 человек (4 % населения); к 1960-му оно достигало уже 21 850 (20 %), а к 1970-му – 27 421 (24 %)[250]250
  W. J. Rorabaugh, Berkeley at War: The 1960s (Oxford, 1989), p. 173.


[Закрыть].

В организациях, которые возникли в ходе борьбы за гражданские права, происходила внутренняя эволюция. В 1966 году Стокли Кармайкл, родившийся в 1941 году на Тринидаде и выросший в Нью-Йорке, возглавил Студенческий координационный комитет ненасильственных действий (СККНД). Кармайкл, как и многие черные активисты, находился под влиянием Франца Фанона, известная книга которого «Проклятьем заклейменные» (The Wretched of the Earth) в 1961 году была опубликована во Франции, а спустя два года переведена на английский. В своей работе Фанон поднимал вопросы «черноты» и антиколониальной борьбы. Он оправдывал насилие или, по крайней мере, отвергал ненасилие, хотя некоторые нюансы, присущие его взглядам, вероятно, были утеряны при переводе. Работа «Проклятьем заклейменные» была пронизана беспросветным пессимизмом: автор писал ее, умирая от лейкемии. Чтение Фанона позволяло черным активистам представлять себя жителями какой-нибудь колонии, что объединяло их с обитателями «третьего мира», а не с гражданами США, отстаивающими свои права в собственной стране. Афро-азиатская конференция 1955 года в индонезийском Бандунге, образование независимых государств в Африке к югу от Сахары (начиная с Ганы в 1957 году) и кубинская революция 1959 года – все эти события повлияли на Америку. Приехав в Нью-Йорк, Кастро демонстративно поселился в отеле Theresa, расположенном в Гарлеме. Один журналист позже обвинял СККНД в том, что организация была «рукой Фиделя Кастро в Соединенных Штатах».

В июле 1966 года Кармайкл выступил со спонтанной, но важной речью. Это произошло после освобождения из тюрьмы в Гринвуде, штат Миссисипи, где его держали после ареста на марше. В этом выступлении он заявил, что ставка на интеграцию почти ничего не дала чернокожим американцам, а раз так, то лозунг движения за гражданские права «Свободу немедленно!» («Freedom Now!») нужно заменить призывом «Власть черным!» («Black Power»). Вскоре после этого СККНД стал исключать из своих рядов белых членов. Один историк писал:

«"Власть черным" в основном вспоминают как уродливого близнеца, рожденного борьбой за гражданские права, – злого ее двойника, который провоцировал белую реакцию, чинил бессмысленные акты насилия, насаждал неистовый сексизм и мизогинию, а потом сгорел от собственной разрушительной ярости»[251]251
  Peniel E. Joseph, 'The Black Power Movement, Democracy and America in the King Years', American Historical Review, 114, 4 (2009), pp. 1001–16.


[Закрыть].

На деле, однако, все было намного сложнее. Подъем «Власти черным» в значительной мере был вызван разочарованием в тех достижениях, которых добилась «Южная конференция христианского руководства» (Southern Christian Leadership Convention), возглавляемая Мартином Лютером Кингом. Это дополнялось разочарованием в Демократической партии, обострившемся после того, как ее лидеры отказались заменить полностью белую делегацию от Миссисипи, в 1964 году отправленную партийными структурами штата на съезд Демократической партии в Атлантик-Сити, на альтернативную делегацию. Но разрыв с предшествующими организациями не был окончательным. Движение «Власть черным» опиралось на те организационные и стилистические формы, которые были в ходу в 1950-е годы, параллельно обращаясь к наработкам и более ранних этапов борьбы за гражданские права. Кармайкл продолжал работать с Мартином Лютером Кингом, а в 1967 году помог убедить его выступить с призывом вывести американские войска из Вьетнама. Он осуждал «политические партии, ориентированные на компромисс», но это не было отрицанием всей электоральной политики – напротив, «Власть черным» поддерживала образцовый опыт «Свободной организации округа Лаундс» (Lowndes County Freedom Organization), которая пыталась обойти белый истеблишмент Демократической партии в Алабаме, продвигая свой независимый список кандидатов[252]252
  Hasan Kwame Jeffries, 'SNCC, Black Power, and Independent Political Party Organizing in Alabama, 1964–1966', Journal of African American History, 91, 2 (2006), pp. 171–93.


[Закрыть]. Довольно умеренные деятели обращались к радикальному языку глобальной борьбы с империализмом, иной раз применяя его к обыденным проблемам местной политики – например, к финансовым трудностям, вызванным «бегством белых» из центральных городских районов. Дональд Маккулум из Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (National Association for the Advancement of Colored People) в Окленде говорил в этой связи: «Пригороды нас поработили, мы стали их колониями»[253]253
  Robert Self, '"To Plan Our Liberation": Black Power and the Politics of Race in Oakland, California, 1965–1977', Journal of Urban History, 26 (2000), pp. 759–92.


[Закрыть].

Активисты «Власти черным» вовсе не отличались той жестокостью, какую можно было вообразить, слушая широко цитируемых прессой их представителей; точно так же и движение за гражданские права было не настолько мирным, как утверждалось некоторыми его вождями. В любом случае, возникавшие время от времени вспышки насилия зачастую провоцировались не подстрекательством со стороны лидеров движения, а насилием с другой стороны, порождавшим отчаянную и безудержную реакцию. Именно так начинались бунты в Бирмингеме, штат Алабама, в 1963 году, и – в более крупном масштабе – беспорядки по всей стране после убийства Мартина Лютера Кинга в апреле 1968 года. В своей речи 1966 года Кармайкл упомянул о насилии единственный раз: когда призвал чернокожих отказаться от применения силы в отношении друг друга.

Изначально Кармайкл был против исключения белых из СККНД. Эта организация, совсем не похожая на монолит единомыслия, с самого начала была довольно рыхлой, но зато она быстро росла – после того, как завершилось «Лето свободы» 1964 года, численность только ее аппарата увеличилась с двух десятков до полутора сотен человек. Организация была слишком бедна для того, чтобы выплачивать своим сотрудникам зарплату, которая, теоретически, им полагалась. Некоторые белые радикалы поддерживали «Власть черным», заявляя об этом с оттенком мазохизма. Грег Калверт, член организации «Студенты за демократическое общество», выступая в феврале 1968 года в Принстоне, заявил: «Мы должны бесконечно благодарить СККНД за то, что они столь грубо швырнули нам в лицо лозунг черной власти»[254]254
  Rossinow, The Politics of Authenticity, p. 195.


[Закрыть]. Другие же белые активисты по собственной воле потихоньку покидали СККНД – кто-то из них поверил в ценность черной автономии, а кто-то не хотел, чтобы движение пострадало от публичных внутренних разборок. На локальном уровне черные и белые ветераны СККНД часто сохраняли добрые отношения. Даже обособившись друг от друга, черные активисты и белые радикалы в основном работали в едином русле – в частности, и те и другие выступали против войны во Вьетнаме.

Несмотря на все это, движение «Власть черным» казалось многим белым, участвовавшим в борьбе за гражданские права, настораживающим новшеством. Кейси Хайден писала о своем исключении из СККНД: «Для меня движение было всем: домом и семьей, едой и работой, любовью и смыслом жизни. Когда мне стали там больше не рады, и позже, когда движения не стало совсем, было очень тяжело»[255]255
  Jennifer Jensen Wallach, 'Replicating History in a Bad Way? White Activists and Black Power in SNCC's Arkansas Project', Arkansas Historical Quarterly, 67, 3 (2008), pp. 268–87.


[Закрыть]. Среди белого городского населения на Севере движение «Власть черным» вызывало страх или враждебность. Сама двусмысленность словосочетания «black power» пробуждала ощущение угрозы, за которой стоят расовые различия. Опрос, проведенный в Детройте после масштабных беспорядков лета 1967 года, продемонстрировал, что в основном черные видели в этой фразе поддержку «справедливости для чернокожих» или «расового единения» – хотя при этом незначительное большинство составляли те, кто относился к выражению негативно, а для четверти эти слова вообще ничего не значили. Белые респонденты были настроены более враждебно: почти 40 % из них заявили, что словосочетание «black power» подразумевает власть черных над белыми[256]256
  Joel D. Aberbach, Jack L. Walker, 'The Meanings of Black Power: A Comparison of White and Black Interpretations of a Political Slogan', American Political Science Review, 64, 2 (1970), pp. 367–88.


[Закрыть].

Наиболее яркое свое воплощение призыв установить власть черных получил в деятельности партии «Черная пантера» (The Black Panther Party). Первоначально это название использовалось негритянской группой самообороны из Алабамы. Но широкую известность оно получило в 1966 году, когда Бобби Сил, родившийся в Техасе в 1936-м, и Хьюи Ньютон, родившийся в Луизиане в 1942-м, учредили «Партию черных пантер для самообороны» в Окленде, штат Калифорния. Организация воплотила в себе настрой молодого поколения южан, которых привлекал более агрессивный стиль политики, нежели тот, какого традиционно придерживался черный истеблишмент Севера. «Черные пантеры» намеревались защищать свои сообщества от полицейского произвола. Они приняли милитаристский стиль в одежде, нося черные береты, перчатки, кожаные куртки. Они также имели оружие. Практически первым делом, которым Ньютон и Сил занялись после основания организации, стало приобретение револьвера и винтовки M1. Ньютон, кстати, выбрал винтовку потому, что условия его досрочного освобождения не позволяли иметь револьвер. В глазах многих американцев – включая, возможно, и поклонников «черных пантер», – оружие стало определяющим атрибутом новой организации. В 1967 году Ньютона осудили за стрельбу в полицейского – он вышел из тюрьмы только в 1970-м.

Фотографии вооруженных «черных пантер» были подарком для редактора любого иллюстрированного журнала страны, но эти образы были обманчивыми. Ношение оружия было, скорее, составляющей политического спектакля, а не серьезной угрозой государственной власти – никто и представить себе не мог, что «пантеры» способны выиграть в битве с полицией. В 1969 году полиция нагрянула в чикагскую квартиру, где жили Фрэд Хэмптон и другие «черные пантеры». «Пантеры» успели сделать всего два выстрела, один из которых, по-видимому, стал результатом посмертного рефлекса. Полицейские же выпустили почти сотню пуль. Насилия со стороны «черных пантер» прежде всего стоило опасаться другим черным активистам, поскольку лидеры организации пытались внедрить в ней жесткую дисциплину и подавить конкурирующие группы. Анджела Дэвис начала носить с собой «ствол» после того, как кто-то из «черных пантер», возможно, полицейский провокатор, приставил пистолет к ее голове[257]257
  Angela Davis, An Autobiography (1990), p. 164.


[Закрыть].

В обращении с огнестрельным оружием «черные пантеры» старались держаться в рамках закона. Они тщательно соблюдали правила, регламентирующие то, где и как его можно носить. Подобно тому, как активисты движения за гражданские права настаивали, что у чернокожих должно быть право голосовать и обучаться в университетах, «черные пантеры» утверждали, что на них нужно распространить право на оружие, столь ценимое белыми американцами. Одно из самых зрелищных событий, подготовленных «пантерами» – они тогда вооруженными явились в законодательное собрание штата в Сакраменто – было организовано с целью напомнить о своем законном праве, а не для того, чтобы кого-то напугать.

«Черные пантеры» вызывали огромный интерес. Ханиф Курейши, который родился в 1954 году в семье пакистанца и англичанки в пригороде Лондона, убрал со стены в своей комнате постеры Rolling Stones, чтобы заменить их фотографиями Сила и Ньютона. Образцу, который задали «черные пантеры», следовали тогда многие активисты: китайские хунвэйбины («красные охранники») в Сан-Франциско[258]258
  Darryl J. Maeda, 'Black Panthers, Red Guards, and Chinamen: Constructing Asian American Identity through Performing Blackness, 1969–1972', American Quarterly, 57, 4 (2005), pp. 1079–1103.


[Закрыть], члены группировки «Фракция Красной Армии» в Западной Германии, активисты-аборигены в Австралии. Джон Эдгар Гувер какое-то время считал, что партия «Черная пантера» является самой серьезной внутренней угрозой для США.

Несмотря на все восхищение и/или страх, которые ими провоцировались, «черные пантеры» могли напрямую мобилизовать лишь несколько тысяч людей, причем многие из этих активистов были членами шаткой федерации разнообразных местных групп, а не централизованной организации[259]259
  Jones, 'Arm Yourself or Harm Yourself', Jeffries (ed.), On the Ground, pp. 3–40.


[Закрыть]. Когда в начале 1970-х партия «Черная пантера», ориентируясь на более институциональные формы политической деятельности, стала внедрять в своих рядах принципы централизованного контроля, ей пришлось оставить претензии на статус общенациональной организации и вернуться на свою исходную базу, в Окленд. Партию также подрывали внутренние разборки. Поначалу «Черная пантера» в Окленде сосуществовала с другой подобной организаций – «небольшой кадровой группой… занимавшейся теоретическим анализом черного движения»[260]260
  Davis, An Autobiography, p. 164.


[Закрыть], которая базировалась в Лос-Анджелесе. Оказавшись на грани силового выяснения отношений друг с другом, обе группы договорились об определенном modus vivendi. В феврале 1971 года Элдридж Кливер, который стал «министром информации» «черных пантер», дискуссировал с Хьюи Ньютоном во время телевизионного шоу, причем Кливер поддерживал разговор по телефону, находясь в Алжире, где он скрывался от судебного преследования со стороны властей США. В ходе полемики молодые активисты взаимно исключили друг друга из партии, и только в начале 1972 года Ньютону и Силу удалось вернуть себе контроль над движением, которое они основали.

Броский образ «черных пантер» иногда скрывал умеренные позиции, которые они занимали по некоторым вопросам. Они были сторонниками расовой автономии, но не разделения по расовому признаку. Их политическая программа годилась, скорее, для Калифорнии, а не для сегрегированного Юга или городов северо-восточной части США, где черное население составляло большинство. Помимо расового вопроса они также интересовались и классовой проблемой. Они выстраивали межрасовые альянсы и гораздо лучше многих белых активистов-правозащитников осознавали этническую сложность американского общества, которое помимо белых и черных включало также азиатов, латиноамериканцев, индейцев. Партия «Черная пантера» поддерживала Сесара Чавеса и возглавляемый им преобладающе мексиканский профсоюз Объединенных сельскохозяйственных рабочих (United Farm Workers)[261]261
  Lauren Araiza, '"In Common Struggle Against a Common Oppression": The United Farm Workers and the Black Panther Party, 1968–1973', Journal of African American History, 92, 2 (2009), pp. 200–223.


[Закрыть]

Бóльшая часть из того, чем занималась партия, было связано с неприметной работой на местном уровне, а не с подготовкой вооруженного восстания. Так, в январе 1969 года совместно с ирландским католическим священником «пантеры» организовали бесплатные завтраки для черных школьников, надеясь, что это поможет им с учебой[262]262
  Jeffrey Burns, 'Eugene Boyle, the Black Panther Party and the New Clerical Activism', US Catholic Historian, 13, 3 (1995), pp. 137–58.


[Закрыть]. «Черные пантеры» желали также обеспечить расовые меньшинства доступной медицинской помощью и пытались создать «бесплатную народную медицинскую клинику»[263]263
  Alondra Nelson, Body and Soul: The Black Panther Party and the Fight Against Medical Discrimination (Minneapolis, MN, 2013).


[Закрыть]. Наконец, самое важное заключается в том, что «Черная пантера» как партия стала политической организацией, которая, в особенности в начале 1970-х, уже работала в рамках устоявшейся электоральной системы (см. главу 11).