Текст книги "Беспокойные союзники"

Потом глаза демона закатились.

Чолли взял медальон из его безжизненных пальцев и снова надел себе на шею. Упершись ногой прямо в ужасную физиономию Рубиго, он обеими руками вытащил из его черепа застрявший там топор, снова пристегнул его к ремню и спокойно сел за стол.

– После такой работки самое оно и глотку промочить, – заметил Чолли, кладя свой длинный нож между собой и волшебниками и наливая полный кубок вина. С наслаждением сделав несколько больших глотков, он неторопливо вытащил трубку, набил ее и раскурил от стоявшей на столе свечи.

Он не спеша курил, вроде бы и внимания никакого не обращая на своих пленников. Глубоко затягиваясь, он выпускал изящные кольца дыма, попивал винцо и, не переставая улыбаться, лениво поигрывал со своим ибарским клинком.

– Ну, и что же мне с вами делать? – задумчиво молвил он на конец, разорвав напряженную тишину. – Если я вас отпущу, вы ведь все начнете сначала. Разве только я буду знать, кто вы такие, конечно… С другой стороны, у меня есть и куда более важные дела, чем играть в прятки с подосланными вами шпионами и убийцами. Мне, между прочим, еще и на хлеб зарабатывать нужно.

Да, а вы когда-нибудь видели, как варят клей? Нет? О, сейчас расскажу. Все начинается с обработки трупа. Сперва мы его раздеваем догола и обследуем – нет ли каких видимых заболеваний:

Затем отрубаем кисти рук, перерезаем горло и подвешиваем вниз головой, чтоб кровь вытекла. Вы меня слушаете? Я забыл еще сказать: если у клиента красивые волосы – например, как у Марипа, – то мы сперва скальп снимаем, а уж потом тело подвешиваем.

Чолли ненадолго прервался, чтобы налить себе еще вина.

Маркмор явно нервничал, а Марип и вовсе побелел как полотно.

– После этого мы отрубаем руки по плечи, – продолжал клеевар, – ну и ноги, разумеется, тоже и кидаем все это в большой котел, чтоб как следует прокипятить. Вытопленный жир мы продаем на мыло, а кости высушиваем и используем как топливо.

Маркмор выглядел так, словно его сейчас стошнит. Лицо Марипа стало бледно-голубым, светлее его серебристых волос.

Чолли сделал еще глоток вина и внутренне улыбнулся: итак, желаемый результат был достигнут.

– Вы, господа хорошие, посмотрите-ка на эту историю с моей колокольни, – снова обратился он к своим пленникам. – Как я могу быть уверенным в собственной безопасности? Только если от вас избавлюсь, верно? Причем – это я вам могу гарантировать – вы после смерти принесете людям немалую пользу.

Кроме того, как вы небось догадываетесь, я волшебников всегда недолюбливал. С другой стороны, можно бы, конечно, вас и пощадить, да вот в чем дело: как знать, вдруг вы снова на меня напасть вздумаете? Так что, если я вас отпущу, придется, наверно, отрубить вам руки и языки. Да и ноги, пожалуй, тоже – вдруг вы научитесь ими пользоваться как руками? Я однажды видел, как здорово это получалось у одного нищего. Ну и с глазами вам, разумеется, тоже придется расстаться. Кто-нибудь из вас ушами шевелить умеет? Нет? Ну тогда уши я оставлю.

Маркмор во все глаза смотрел на клеевара, пытаясь понять, шутит тот или говорит правду. Если же это всего лишь уловка, он знал, что станет делать теперь.

Под двойным давлением выпитого пива и нестерпимого страха мочевой пузырь Марипа не выдержал. Маркмор с отвращением посмотрел на своего ученика.

Чолли поставил на стол свой бокал и улыбнулся.

– Ладно, рассмотрим сложившуюся ситуацию с более веселой стороны, – молвил он. – Итак, вам бы очень хотелось завладеть талисманом Тибы – хотя бы на несколько минут, верно? Но опять же посмотрите на все с моей колокольни. Этот ваш красавчик с серебристыми локонами уже пытался убить меня – по вашему, кстати, наущению. А до того ему удалось-таки убить прежнего владельца медальона. Этот кусок золота обладает слишком большим Могуществом, чтобы отдать его таким проходимцам, как вы. С другой стороны, мне тоже некогда – нужно своими делами заниматься да на жизнь зарабатывать. В общем, мне нужны определенные гарантии – в том смысле, что вы больше никогда меня не побеспокоите, ясно?

Чолли выбил потухшую трубку, снова ее набил и раскурил от свечи. Маркмор молча обдумывал слова клеевара.

– По зову природы я вынужден на некоторое время отлучиться, – сказал своим пленникам Чолли. – Я скоро вернусь, а вы пока никуда отсюда не выходите. – И он двинулся к двери, перешагнув через труп Рубиго, бесформенной глыбой валявшийся посреди комнаты.

Действительно, через несколько минут Чолли вернулся. Следом за ним шел Ахдио и еще какой-то бородатый великан с посохом, с ног до головы одетый в синее. От великана исходила, казалось, немыслимая мощь и сила.

Волшебники задергались, тщетно пытаясь освободиться.

– Отличная работа, Чолли! – засмеялся Стрик и спросил:

– И что ты теперь собираешься с ними делать?

– Я пока что не решил. Отпустить вроде как не могу, а убивать кого-то без особой надобности мне тоже, пожалуй, не очень хочется. А ты что посоветуешь?

– Я сейчас расскажу тебе кое-что интересное. Во-первых, если маг узнает чье-то истинное имя, он приобретет над этим человеком безграничную власть.

– Так вот почему Маркмор не пожелал назвать мне имя своего приятеля-демона!

– Верно. Во-вторых, существует только одна клятва, которую ни один маг нарушить не может: если он поклялся собственным могуществом. Так что заставь-ка его назвать тебе свое истинное имя, а потом пусть поклянется своим именем и могуществом волшебника, что оставит тебя в покое. Нарушивший такую клятву волшебник самое меньшее навек лишится магической силы.

Маркмор во все глаза смотрел на незнакомого бородача.

Лишь человек, владеющий магическим искусством, мог говорить столь уверенно. Но кто он? Маркмор был знаком и с немногочисленными оставшимися в живых илсигскими магами, и с большинством членов Гильдии, и с такими изгоями, как Инас Йорл или Ишад, но с этим человеком он не встречался никогда. Впрочем, кем бы ни был этот выскочка, впоследствии следует непременно постараться разрешить эту загадку…

Тут неожиданно заговорил Ахдио:

– А как узнать, правду он говорит или нет? По-моему, этот тип запросто соврет и недорого возьмет!

– Это ты верно подметил, дружище, – кивнул головой Стрик. – Пожалуй, мне понадобится некоторая помощь.., страховка… Вот смотрите: этот посох помогает не только при ходьбе.

Это Посох Истины. Тот, кто с ним соприкоснется, уже не сможет солгать, ибо, если солжет, в живых не останется.

Чолли помолчал, пыхтя трубкой и как бы взвешивая слова Стрика. Потом спросил:

– Ну так что, господа хорошие? Даете клятву, что прекратите всякие поиски талисмана и оставите меня в покое?

Стрик дотронулся концом посоха до головы Маркмора, и тот сразу согласно кивнул. То же было и с Марипом. Маркмор что-то прорычал в прилипшую к его губам кружку, и Чолли сказал:

– Ладно, Маркмор, тебя я освобожу первым. Вкус, правда, будет ужасный, да и вонь страшнейшая, но минуты через две ты уже сможешь говорить.

Чолли вытащил из-под стола кожаную сумку и достал оттуда крепко заткнутую бутылку и кисточку. Потом очень долго и тщательно наносил кисточкой жидкость из бутылки на губы колдуна, пока клей не растворился и кружка не отвалилась. Все это время Посох Истины касался головы Маркмора.

– Фу! Что это за дьявольское снадобье? – отплевываясь, спросил Маркмор.

– Секрет фирмы. Радуйся, что мой растворитель подействовал. Ну что, ты готов назвать мне свое истинное имя?

– Да, будь ты проклят! – И Маркмор назвал Чолли свое тайное имя.

– А теперь поклянись этим, только что названным тобою именем и своим магическим могуществом, что никогда более не будешь пытаться завладеть талисманом Тибы и навеки оставишь меня и моих близких в покое?

– Клянусь.

– Произнеси всю клятву целиком.

Маркмор еще раз назвал свое тайное имя и поклялся этим именем и всем своим могуществом более никогда не преследовать Чолли.

С Марипом, правда, пришлось повозиться – он умудрился здорово захмелеть, полностью осушив гигантскую кружку.

В конце концов даже Маркмор не выдержал и зарычал:

– Клянусь Аненом! Да возьмите вы с него наконец как-нибудь эту клятву, чтобы мы могли отсюда убраться!

Чолли тем же способом освободил молодого волшебника, и тот назвал ему свое истинное имя и дал клятву.

– Ну что, можем мы теперь уйти? – нетерпеливо спросил Маркмор.

– Одну минутку. Я вот что еще хотел вам сказать: если бы сей светловолосый юнец пришел ко мне сегодня утром и по-человечески предложил мне за этот медальон пристойную сумму денег – до того, разумеется, как я узнал, что может натворить этот талисман, – вы бы давно уже стали его владельцами. Очень жаль, что вы даже не попытались договориться со мной по-хорошему, а сразу стали меня преследовать. Когда мне пытаются вредить, я обычно отвечаю тем же. Можете идти.

Маркмор побагровел от гнева, став почти того же цвета, что и его платье.

– Так ты даже не предложил этому клеевару денег, чтобы выкупить талисман?! – грозно вскричал он, поворачиваясь к своему незадачливому ученику. – Ах ты безмозглая куча дерьма! Ты же имел дело с ТОРГОВЦЕМ! Как ты думаешь, тупица, чем занимаются торговцы? Они продают и покупают, продают и покупают – это деловые люди! Нет, я, право же, больше не в состоянии оправдывать тех, кто хотел бы тебя убить, и мне все равно, есть у тебя талант или нету! Ты просто полоумный! Полоумный, и все…

Он прямо-таки кипел от злости и продолжал ругаться, пока оба волшебника не растаяли в воздухе. Их одежда и обувь, впрочем, так и остались приклеенными к табуретам и к полу.

Ахдио побагровел от хохота, по щекам у него текли слезы.

Стрик и Чолли тоже хохотали вовсю, не в силах остановиться.

Три жирных живота ходили ходуном.

Ахдио первым обрел дар речи:

– Да уж, сто лет так не смеялся! Нет, вы заметили, какое у этого Маркмора стало лицо, когда он узнал, что мог бы спокойно купить медальон за несколько золотых монет?

– Ох и достанется от него на орехи тому красавчику с серебристыми волосами! Пусть только протрезвеет! – подхватил Стрик.

– А и поделом дураку! – снова засмеялся Чолли.

– Слушайте, у меня отличное винцо припрятано – для особого случая, – подмигнул им Ахдио. – И, по-моему, сегодня как раз случай самый что ни на есть подходящий! Давайте разопьем ее, а?

– Скажи, Чолли, а что, если бы они не согласились с твоим требованием? – спросил Стрик. – Ты бы убил их?

– Нет, конечно. Да только они-то об этом знать не могли, верно? Я и так их здорово поволноваться заставил – когда упомянул, что запросто их прикончить могу. Этот Маркмор, видно, всех по себе судит: он и не сомневался, что я их обоих убью. Наверное, все люди такие – других всегда своим аршином меряют.

Сам-то Маркмор, конечно же, убил бы меня, ни секунды не задумываясь Ему и в голову не приходило, что мне этого, может, не так уж и хочется. Он же видел, как я его любимому демону череп топором раскроил.

– Так ты, значит, блефовал? – Стрик был потрясен. – А если бы он догадался? Он бы потом подстерег тебя и…

– А я бы выждал! Да и куда бы он делся? Клей у меня крепкий. Рано или поздно он все равно бы сдался. Я бы его еще пивком угостил – в этих кружках много умещается. – И Чолли засмеялся.

– Ладно, ты мне потом напомни, чтобы я никогда с тобой пари не заключал, хорошо?

И снова животы трех толстяков заколыхались от хохота.

Отсмеявшись, клеевар спросил Стрика:

– А это у тебя и вправду Посох Истины или ты тоже блефовал?

– Не все ли равно? Маркмор же поверил, что посох настоящий.

– Как же мне теперь все это убрать, а? – громко поинтересовался Ахдио, глядя на прилипшую к табуреткам одежду магов.

– Ничего, – утешил его Чолли, – я прихватил с собой несколько бутылок лучшего растворителя. А демона можно вытащить через черный ход, и утром я его заберу. Интересно, хороший из него клей получится?

Робин У. БАЛИ
«ОБЕЩАНИЕ РАЯ»

Тиана в бесстыдной позе прислонилась спиной к невысокому каменному постаменту, на котором красовалась статуя ранканской богини Сабеллии. Была полночь. Сквозь ветви деревьев виднелась полная луна, заливавшая своим неверным светом небольшую округлую лужайку в парке, скульптуру богини и пышную, хоть и бледноватую, грудь Тианы, затянутую узким лифом зеленого платья. Она надеялась, что при таком освещении ее красивые зеленоватые глаза, тщательнейшим образом подведенные, блестят особо завлекательно и таинственно в обрамлении прелестных рыжих кудрей.

Поправив тяжелую прядь медных волос, Тиана еще соблазнительнее изогнула округлое бедро, изображая опытную и красивую самку, лениво потянулась – при этом тонкая материя чуть не лопнула на груди – и притворно зевнула от скуки, искоса поглядывая на посыпанную белым гравием дорожку, что вела через парк к статуе Сабеллии.

Тот мужчина по-прежнему стоял в отдалении, хотя она была уверена, что он ее видел. Интересно, чего это он? Может, ему .женщины не Правятся? А вдруг он один из этих пасынков? В городе их пока что хватает. Вот уж тогда бы ей повезло…

Тиана чуть отступила в тень, чтобы мужчина не мог ее видеть, и быстро откусила заусеницу. Наверно, все-таки следовало сегодня выбрать уголок потемнее. Луна светит так ярко, что этот тип, видно, сумел разглядеть, что платье у нее сильно поношено, «розы» на щеках расцвели благодаря румянам, а сама она ужасно худая, кожа да кости, хотя грудь у нее и правда красивая, пышная.

Боги! Она проклинала судьбу, забросившую ее в этот жалкий городишко, и того лживого развратного каменщика, который, соблазнив ее сладкими речами и посулами, сперва заманил сюда, а потом вышвырнул на улицу, подыскав себе новую девицу, покрасивее!

Никакого опыта в ремесле продажной женщины у нее не было. Но приходилось как-то бороться за жизнь, и отчаяние придало ей мужества. Похоже, сегодня ночью в парке вообще ни души – только тот незнакомец на дорожке. Хорошо бы у него в кармане водились денежки, а то не далее как вчера вечером какой-то пьяный мерзавец предложил ей в уплату за услуги связку вонючих шкур. Ну и что ей, скажите на милость, было делать с этими шкурами?!

Тиана сделала несколько маленьких шажков по дорожке, ощущая босыми ногами гладкие холодные камешки. Воздух тоже был холодный и прозрачный, как хрусталь. Нет, необходимо поскорее заработать на башмаки и теплый плащ! И питаться получше было бы тоже неплохо… Нет, никак нельзя позволить этому мужчине уйти! Согнав с лица голодное уныние и зазывно улыбаясь, Тиана погладила себя по правой груди, чтобы под тонким платьем проступил упругий сосок, и снова посмотрела в его сторону.

Проклятье! Ушел все-таки! А может, нырнул в кусты с другой женщиной? Плечи у Тианы сразу поникли, на ресницах повисли слезы. Она посмотрела на свои застывшие босые ступни, поддела пальцами ног несколько белых камешков. Интересно, она все-таки ему приглянулась или нет? Может, зря она старалась выглядеть чересчур опытной?

Боги! Как хочется есть! И чем только привораживают здесь клиентов другие проститутки? Чем они лучше и привлекательнее? Она уже целую неделю торчит в этом дурацком парке, а ей все так же далеко до настоящих профессионалок!

Живот у Тианы подвело от голода. Она беспомощно прислонилась к пьедесталу Сабеллии и медленно сползла на траву. Скрючившись, обхватив колени руками, она прижалась спиной к полированному камню и затихла.

Она боялась ночи, молчаливое безлюдье которой казалось ей угрожающим. Ночь, этот древнейший монстр, точно пережевывала ее судьбу своей черной пастью, проталкивая все дальше и дальше в глотку, в полную темноту и мертвящую тишину. Даже боги, чьи статуи выстроились вдоль широких аллей и извилистых дорожек этого несчастливого парка, прикусили языки и хранили молчание.

Подняв голову, Тиана посмотрела на Сабеллию, но даже ярко освещенное луной лицо богини казалось крошечным бледным пятнышком среди всепоглощающего мрака.

Тиана чувствовала себя очень маленькой, очень одинокой и никому не нужной. Она бы с удовольствием вернулась домой, но и для этого тоже требовались деньги. Она опять недобрым словом помянула своего первого любовника, того каменщика, что обманом завлек ее так далеко от Ранке, притворяясь милым и добрым, обещая ей райскую жизнь…

Что ж, ее-то она и получила! Именно так – «Обещание Рая» – называли этот парк местные жители, и именно здесь она пыталась теперь торговать своими женскими чарами.

Бессильно прислонившись затылком к пьедесталу богини, Тиана позволила себе немного поплакать – слишком долго она сдерживала эти слезы, и каждая слезинка казалась ей драгоценной частичкой ее души. Одна из них упала прямо на палец, и девушка поднесла палец к глазам. Слезинка сверкала, точно крошечная хрустальная луна, точно светлый лик Сабеллии.

Но даже в этом ужасном оцепенении, вызванном голодом и одиночеством, она мгновенно встрепенулась, почувствовав, что ее накрыла чья-то тень. Шмыгнув носом, она торопливо вытерла мокрое лицо – уже не заботясь о том, что по щекам размажутся румяна и тушь, – и заставила себя проворно, насколько это позволяло узкое платье, вскочить на ноги и изобразить на лице ослепительную улыбку.

Ну да, тот самый мужчина! Те же рост и фигура, то же темное платье. Лунный свет коснулся его лица. Он же совсем молодой, подумала Тиана, лишь чуточку постарше ее. И недурен собой, хотя взгляд у него какой-то странный – чересчур пристальный и напряженный. Она вздохнула и снова кокетливо изогнулась, выставив напоказ красивую грудь.

Но вдруг, забыв о «профессиональной» позе, вновь встрепенулась и, радостно просветлев, воскликнула:

– Ой, да я ж тебя знаю! Ты вместе с караваном пришел, да?

Который рабочих в Санктуарий доставил…

– Ты мне нужна, – прервал он ее. Голос его звучал хрипло.

Она посмотрела ему прямо в глаза. Глаза у него были красивые – теплые, чарующие.

– Да-да, хорошо, конечно. – Тиана вспомнила, ради чего она здесь и что, собственно, ему от нее нужно. И все же голос ее был полон скорее надежды, чем фальшивой готовности обольстить.

На мгновение мелькнула мысль о том, как вкусно она сможет поесть утром, а потом, может быть, снимет наконец комнату. Она ненавидела эти ночевки в парке, это ощущение постоянного страха!

Всего-то и дел – доставить ему удовольствие, это, наверно, будет не так уж и трудно.

Боги, какие красивые у него глаза!

– Ну же, идем, – ласково позвал он и протянул руку.

Она вложила свою руку в его ладонь, и это теплое прикосновение сразу немного согрело ее; ладонь оказалась мягкой, нежной, ни одной мозоли. Странно… Если он действительно один из тех рабочих, которых прислали восстанавливать городскую стену, но руки у таких людей грубые, корявые, мозолистые… А, все равно! Так приятно, когда у мужчины нежные руки! Тиана решительно отбросила всякие опасения. Впрочем, ей ведь нужно и еще кое о чем позаботиться, нужно непременно спросить его…

О чем же это?

– Вы мне заплатите… – она запнулась, испытывая неловкость и неуверенность, хотя цену собиралась запросить самую обычную, – ну.., может быть, один золотой? Это ведь не слишком дорого? – Проклятье! Конечно же, это слишком дорого для обычной уличной девки. Целый золотой!

Но он в ответ поднес свободную руку к самому ее лицу, и на ладони блеснула золотая монета – он был готов заплатить столько, сколько она запросила! Он сжал кулак, и монетка исчезла.

Тиана просто поверить своему счастью не могла. Целый золотой! Незнакомец с прекрасными глазами!.. Видно, боги нынче все-таки решили ей помочь. Нет, у него просто невероятные глаза – точно бушующий океан, точно полуночная тьма, точно обещание неземного блаженства…

– Пойдем, – тихо прошелестел его голос, и хотя больше он не сказал ни слова, Тиане все еще слышался этот призыв, будто голос самой ночи…

Она еще раз заглянула в его чудные глаза, и они рука об руку двинулись по дорожке, прочь от памятника богине Сабеллии. Вокруг было очень тихо, и, словно из уважения к этой тишине, даже гравий у них под ногами не скрипел.

Тиана невольно улыбнулась.

За спиной у нее осталась по-прежнему залитая лунным светом скульптура Сабеллии.

А над остальным парком и надо всем Санктуарием задумчиво жевала свою жвачку ночная тьма.

***

Полная луна окутывала алтарь богини Сабеллии светящимся ореолом. Безупречные черты мраморного лица казались живыми, да и сама Сабеллия словно вздрагивала, шевелилась в легком дыму, поднимавшемся от наполненных благовониями курильниц, расставленных на полу у ее ног. Ароматный дым, подобный волшебному туману, вызванному магическими заклинаниями, ласково обнимал чувственное тело богини, поднимался все выше и выше, свиваясь в кольца, и устремлялся в темное ночное небо, прямо к сияющему в вышине серебристому диску.

Дейрн поднял голову, вглядываясь в затененное лицо Сабеллии. Он чувствовал ее присутствие, знал, что она где-то рядом. В эту ночь первого осеннего полнолуния Дейрн особенно остро осознавал могущество богини, всем сердцем ощущал ее тайное прикосновение.

– О, Чейни! – прошептал он, преклоняя колена. – Моя Чейни! – Более он не произнес вслух ни одного слова, да это и не требовалось. Богиня Сабеллия достаточно хорошо его знала и давно уже отметила его душу своим клеймом.

Дейрн вытащил из-за пазухи небольшой сверток. Осторожно развернул белый шелк, и в лунном свете блеснула легкая прядь дивных светлых волос, перевязанная серебряной нитью. Как долго он по волоску, украденному с ее щетки для волос, собирал эту прядку! Три года хранил все в тайне, а может, четыре?..

Он положил свое скромное подношение на алтарь Сабеллии.

Не слишком ценный подарок, но как дорога ему эта светлая прядка! Впрочем, великой богине большего и не нужно.

Дейрн склонил голову и хотел помолиться, но слова не шли с языка.

Куда она исчезла тогда, его Чейни? Почему не подождала, пока он вернется вместе со своей Сотней? Дейрн закрыл глаза – так было легче представить себе ее лицо. И в священной тишине ранканского храма он шепотом повторял и повторял ее имя.

Ченая!

Про себя он звал ее Чейни. Именно так, ласково и любовно, называли ее ранканские гладиаторы, утверждая, что она тверда, как металл, ведь чейни значит «цепь». Только это было не совсем так. Да, конечно, она всегда была тверда и упряма, но он-то хорошо видел, что в глубине души она мягкая, нежная, хоть и таит это ото всех, даже от своего отца.

Порой она казалась ребенком. Испорченным ребенком. И все же он любил ее. «Ах, Чейни! – думал он. – Моя дорогая ЦЕПЬ!

Я и сам не знаю, почему ты так крепко связала меня по рукам и ногам. – Дейрн сокрушенно покачал головой, испытывая одновременно и радость, и печаль. – Ну что ж, пусть. Можешь никогда не выпускать меня на свободу!» Он снова посмотрел Сабеллии в глаза. Богиня, окутанная кольцами ароматного дыма, казалось, тоже смотрела на него сверху вниз с ироничной усмешкой. Да, он отлично понимал: уж эта-то последняя его просьба, обращенная к Сабеллии, была ею удовлетворена полностью!

Но куда же все-таки исчезла Ченая?

Дейрн снова вспомнил о том странном портрете, что висел в ее комнате. Это было произведение искусства удивительной силы, но Дейрн – хотя мастерство художника не могло не восхищать его – каждый рассмотрел на портрет Ченаи со все возрастающим страхом в душе, у него буквально мурашки ползли по спине.

Это, безусловно, была работа Лало! Но когда же Чейни ему позировала? По словам Лована Вигельса, той ночью она принесла этот портрет домой и тут же заперлась у себя в комнате, а на рассвете снова ушла куда-то, никому не сказав ни слова. С тех пор о ней никто больше ничего не знал.

Однако Дейрн подозревал, что Рашану все-таки кое-что известно. В последнее время старый жрец часто заходил в комнату Ченаи и подолгу смотрел на ее портрет из-под полуопущенных век; в такие минуты по губам жреца блуждала какая-то странная улыбка, а лучи солнца, изображенные художником вокруг лица Ченаи, казалось, вспыхивали ярче и ласкали ее нежную кожу – такого эффекта не смог бы добиться ни один художник на свете!

Ее взметнувшиеся волосы, позолоченные солнцем, казались облаком пламени; ее глаза сияли, точно маленькие солнца. Ченая была прекрасна и в жизни, прекраснее всех женщин, каких Дейрн когда-либо знал, но на портрете кисти Лало она была поистине великолепна. И хотя это уже само по себе казалось достаточно странным, было еще кое-что, отчего кровь стыла у гладиатора в жилах: от портрета исходило вполне реальное, ощутимое тепло!

Неужели прав был Рашан, утверждая, что Чейни – действительно Дочь Солнца? Или же это какой-то фокус?

Дейрн снова посмотрел на Сабеллию, богиню любви, правившую делами сердечными. Если Чейни тоже имеет отношение к богам, если она воплощение Отца Саванкалы, может ли существовать хоть малейшая надежда на то, что она ответит на его любовь к ней?

Он коснулся легкой прядки ее волос, которую положил на алтарь. Теперь это принадлежит богине Сабеллии. Почтительно склонив голову, гладиатор пробормотал последнюю молитву и медленно поднялся с колен.

Ранканский храм был тих и темен. Дейрн покачал головой: ему было стыдно за свой народ. Строительство храма так и не было завершено. Внешние площадки с алтарями Саванкалы, Сабеллии и Вашанки тогда все же закончили, однако большая часть внутренних молелен и помещений для жрецов по-прежнему оставалась недостроенной. Сегодня такая ночь! Сегодня здесь должен был бы состояться настоящий праздник в честь богини Сабеллии, но Рашан вместо этого предпочел собрать остальных жрецов на торжественное богослужение в маленьком частном храме в поместье Край Земли. Тамошний храм был не только достроен, но и освящен, однако Дейрну это все равно казалось несправедливым. Ведь тот храм принадлежит Саванкале, а нынче ночью все должно принадлежать только Сабеллии!

Что ж, в конце концов, он всего лишь гладиатор. Что он понимает в делах жрецов?

Дейрн прошел храм насквозь; сандалии мягко шуршали по гладким каменным плитам пола. Остро ощущая свое одиночество, с тревогой в душе он вышел из храма, спустился по ступеням высокого крыльца и пошел прочь.

Улица казалась пустынной. Хотя глупо, конечно, верить в это с первого взгляда. Даже после того как уличных банд практически не стало, ночью ходить по Санктуарию было все еще опасно.

В этом проклятом городе слишком много темных закоулков, слишком много теней! А ведь Санктуарий значит «убежище». Он усмехнулся: ничего себе убежище! Да в этой части империи человек нигде не может чувствовать себя в полной безопасности!

Дейрн плотнее завернулся в свой легкий плащ и двинулся дальше, стараясь ступать бесшумно. Как и большинство обитателей Санктуария, он в случае необходимости прекрасно умел становиться почти незаметным, казаться бесплотной тенью, привидением – особенно если оказывался на окраине. Будь здесь сейчас Чейни, она бы уж точно посмеялась над ним и, не задумываясь, пошла по самой середине улицы. Но Дейрн в отличие от своей госпожи терпеть не мог уличные стычки.

Прикусив губу, он шептал беззвучные проклятья: как могла она его бросить? «Ну где же ты, Ченая? Где ты, проклятая? – с горечью вопрошал он себя, снова и снова вспоминая портрет кисти Лало. – И кто ты такая на самом деле?»

Душу его терзали смятение и тревога. Нахмурившись, он подумал: «Рашан! Надо непременно как следует побеседовать с этим жрецом, помешанным на своем солнечном божестве!»

***

При свете луны и одного-единственного факела Дафна сражалась с искусственным воином, не зная устали, а четыре вращающихся деревянных руки автомата безостановочно наносили удары, нацеленные ей то в голову, то по коленям. Тело Дафны блестело от пота; он ручейками сбегал по шее и груди; но ее мокрые ладони крепко сжимали огромный меч. Когда-то этот меч казался ей слишком тяжелым. Но это было давно.

В голове было совершенно пусто – ни мыслей, ни сожалений.

Ловкая игра мускулов, бег крови в разгоряченном теле, стук четко работающего сердца – вот что было важно для нее сейчас.

И только это. Дафна вдыхала холодный ночной воздух, слышала хруст песка под сандалиями да ритмичные вздохи вращавшихся «рук» автомата. Все остальное не имело значения.

Но вот бешеное сопротивление «противника» стало ослабевать, деревянные руки постепенно остановились, и Дафна отошла в сторону, глубоко вдыхая ночной воздух. Во вздохах ее слышалось порой легкое разочарование. Опершись на меч, она огляделась, неожиданно остро ощутив вдруг, что стоит совершенно одна, окруженная почти абсолютной тишиной ночи. При этом она отнюдь не чувствовала себя одинокой.

В доме еще светились некоторые окна, да и в противоположном конце поместья, у восточной стены, где построены были новые хижины, тоже виднелись огни. А за стеной полыхали в небесах красноватые отблески костров, которые Рашан и его жрецы разожгли в честь какого-то праздника у храма Ченаи на берегу реки Красная Лошадь.

Она опять была одна, как всегда, разглядывая жизнь этих людей как бы из-за порога, с внешних границ того круга, в который они были заключены. Что, однако, ничуть ее не смущало.

Главное – побольше упражняться, повышать свое мастерство, а этого не добьешься без тяжких трудов. Дейрн, конечно, рассердился бы, если б узнал, что она здесь одна так поздно, но это ей тоже было безразлично. В конце концов, он ведь всего лишь ее учитель фехтования. Он и сам давно поставил все точки над «i» в их отношениях. Но стоило Дафне подумать о нем, рука ее тут же непроизвольно стискивала рукоять меча.

Да что ей до него, в конце концов! Она вдруг резко взмахнула мечом и отрубила одну из «рук» автомата. Удар был так силен, что дыхание со свистом вырвалось у нее из груди. Изумленная, вся дрожа, она какое-то время постояла совершенно неподвижно, уговаривая себя: это же не Дейрн, успокойся, несчастный автомат ни в чем не виноват!

Во всем виноват один лишь ее проклятый муж!

Кадакитис не раз просил ее вернуться во дворец. Он умолял ее о разводе. УМОЛЯЛ! Принц Рэнке! Даже не подумал о том, что развод среди членов королевской семьи запрещен. Да он просто в ногах у нее валялся, будь он неладен!

Боги, и чем только он взял ее когда-то! Что она умудрилась увидеть в нем, согласившись стать его женой? Вряд ли можно было польститься на это тощее тело и унылую физиономию с таким острым и длинным подбородком, что им только парусину шить!

А уж нос Кадакитиса способен, наверно, даже нагрудные латы проткнуть. И, уж конечно, она не испытывала восторга от его умения писать бездарные стишки и весьма посредственно играть на арфе.

Он и в богов-то не верил! Этот ублюдок бросился набивать брюхо мясом, не успела еще и брачная постель их остыть! А когда проклятые рагги похитили ее и продали в рабство, разве Кадакитис бросился ее спасать? И не подумал – гром и молния! Забрался в постель – жалкий трус! – с этой своей рыбой и свернулся там клубочком, все предоставив заботам Ченаи!