Текст книги "Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции"

Исходом этим он остался недоволен, насколько можно судить по его письму от 4 июля 1784 года, которое заслуживает, чтобы его привели целиком:

Вы должны понимать, что эти деньги – недостойная компенсация за все наши злоключения, заботы и услуги по складскому хранению. Ее едва достанет, чтобы возместить ту сумму, что нам пришлось заплатить, спасаясь от бедствия, постигшего нас, когда мы старались обеспечить доставку ваших грузов. Истина в том, что мы – из добрых чувств к месье Ле Баннере [то есть к Остервальду] – рисковали свободой, жизнью, здоровьем, деньгами и репутацией.

Свободой: Ибо только благодаря вмешательству наших друзей нам удалось избежать тюремного заключения по lettre de cachet.

Жизнью: Ибо мы имели несколько столкновений с таможенными агентами и принуждали их, с оружием в руках, вернуть конфискованные ящики (в одном случае таковых было двенадцать, и все от вашей фирмы, и в противном случае они бы пропали безо всякой надежды их вернуть).

Здоровьем: Сколько ночей мы провели во власти бушующих стихий, в снегу, преодолевая разлившиеся реки, порой же и вовсе по льду!

Деньгами: Каких только денег не тратили мы, в самых разных ситуациях, чтобы облегчить путь поставок, чтобы избежать наказания и усмирить страсти?

Репутацией: Ибо в итоге слава о нас идет как о контрабандистах.

Этот рефрен Револь повторил в письме от 22 июля 1784 года, в котором заявил о своей решимости никогда больше не работать с STN. Больше в издательство писем от него не приходило – до 29 января 1788 года, когда он ответил на запрос STN относительно слухов, что он будто бы вернулся к прежнему роду занятий. Он написал, что многие издатели умоляли его предпринять подобный шаг, но он отказался. Слишком свежи полученные раны. «Навряд ли вы забыли, месье, о том, сколько бед обрушилось на наши головы – состояние здоровья, репутация, серьезные потери в деньгах и великое множество горестей». Кроме того, он был уверен, что за ним следят.

И все же… если STN сможет доставить груз в Макон или в Шалон-сюр-Сон, Револь обещал, что найдет способ легализовать его, проведя через Лион. В издательстве не стали спешить и хвататься за это предложение, хотя восемь месяцев спустя он сообщил, что может отправлять грузы во Францию, маскируя их под транзитные поставки в Авиньон. Один тюк STN в Авиньон все-таки отправило в ноябре 1788 года. Операция прошла без каких бы то ни было сложностей, и Револь написал, что с готовностью возьмется за дальнейшие поставки. Но на этом переписка между ними оборвалась, а разразившаяся вскоре Французская революция, объявив свободу печати, и вовсе разрушила самые основы деятельности тех предприятий, что доставляли книги читателям во времена, когда подобные свободы казались немыслимыми.

Глава 7
Авиньон. Обмен товарами

Покинув Лион, Фаварже направился к тучным рыночным пажитям на юге Франции. Сперва он завернул в Гренобль, затем двинулся вниз по долине Роны, главному здешнему торговому пути еще с римских времен. В отличие от наших дней, когда уровень воды в Роне поддерживается более или менее постоянным при помощи дамб и шлюзов, в XVIII столетии эта река была крайне норовистой и то разливалась, то почти пересыхала в зависимости от времени года. Фаварже ничего не сообщает нам ни о ее красотах, ни о расположенных вдоль нее великолепных городах, однако названия этих городов то и дело встречаются в его отчетах, в порядке следования: Вьен, Валанс, Монтелимар, Оранж, Авиньон, Арль, Монпелье, Экс-ан-Прованс (к востоку от Роны), Ним (к западу), и в итоге его маршрут упирается в Средиземное море в Марселе105105
  Так у автора. Монпелье находится много дальше к западу от Роны, чем Ним, и расположен на берегу Средиземного моря (Примеч. пер.).


[Закрыть]. Для современного читателя, который путешествовал по Югу Франции с Guide Michelin или Guide Bleu106106
  Серия французских путевых справочников, выпускаемая издательством «Ашетт» с 1841 года (Примеч. пер.).


[Закрыть] в руках, само это название вызывает в памяти виноградники, замки, римские руины, церкви в романском стиле, сводчатые галереи вдоль улиц и городские площади, утопающие в тени платанов. Фаварже, как всегда, сосредоточенный на деле, ограничился в отчетах для STN вопросами книжной торговли; впрочем, он упоминает о жаре – август выдался знойным – и о своей лошади, про которую он с гордостью пишет, что она хорошо держится под палящим солнцем.

Но внимания Фаварже требовало множество тем, относившихся к книжной торговле, и, прибыв 1 августа в Авиньон, он сосредоточился на той стороне дела, которая была крайне значимой для успеха издательской деятельности в XVIII веке, хотя в наши времена забыта едва ли не полностью107107
  Бартерная книготорговля редко привлекала внимание историков, специализирующихся на ранней новой истории Франции, Англии и Италии, однако в исследованиях, посвященных немецкой книжной торговле, она изучена как нельзя лучше. См.: Johann Goldfriedrich. Geschichte des deutschen Buchhandels: Im Auftrag des Börsenvereins der Deutschen Buchhändler. Leipzig: Börsenverein für den deutschen Buchhandel, 1908–1909, vols 2–3; также: Reinhard Wittmann. Geschichte des deutschen Buchhandels: Ein Überblick. Munich: C. H. Beck, 1991. В начале Нового времени издатели, они же книготорговцы, часто приезжали на весенние и осенние книжные ярмарки во Франкфурте и Лейпциге с целыми возами только что напечатанных книг, меняли их на те или иные книги, выпущенные другими издателями-книготорговцами, и возвращались домой с запасом, достаточным для того, чтобы составить приличный ассортимент в собственном магазине – пока не подоспеет следующая ярмарка. В конце XVIII века такие книготорговцы, как Филипп Эразмус Райх из Лейпцига, реформировали розничную торговлю, сосредоточившись на сделках, основанных на наличном расчете и не привязанных к ярмаркам. Во Франции книжных ярмарок, подобных франкфуртской или лейпцигской, не было, хотя аналогичное событие в Бокере и привлекало множество книготорговцев. Однако я склонен полагать, что книгообмен – в особенности между швейцарскими и авиньонскими книготорговцами, а также среди оптовых поставщиков из Лиона – оставался крайне значимой составной частью книжного рынка вплоть до XIX столетия.


[Закрыть]. Это была меновая торговля (commerce d’ échanges), принятая среди издателей, обменивавших собственные книги на выборку из книг дружественного издательства, равную по цене. Если издатель печатал, скажем, тысячу экземпляров книги, он часто обменивал сотню из них или даже больше на другие издания, делая выбор по каталогам или по сведениям из деловой переписки. Таким образом он снижал коммерческие риски, так как его книга могла настолько плохо распродаваться, что расходы на бумагу и печать не окупались, или же ее сбыт могло подорвать пиратское издание, которое оказывалось на прилавках раньше. В то же время он вносил разнообразие в свой товар. Благодаря обменам он создавал запас livres d’ assortiment, то есть книг, которыми мог торговать как оптовый поставщик, в добавление к livres de fonds, то есть книгам, которые издал сам.

Авиньон. Гравюра из «Nouveau voyage pittoresque de la France». Париж. Остервальд. 1817 (BiCJ)

В сделках такого рода деньги из рук в руки не переходили – соображение немаловажное, если учесть, как непросто было порой получить наличные. Книгопечатник заносил эти приобретения в специальные comptes de changes в своих бухгалтерских книгах, помечая количество листов в каждом издании. Обмены обычно происходили из расчета листажа, хотя и здесь возникали свои проблемы, поскольку листы одного формата могли различаться по стоимости, в зависимости от качества бумаги и печати. Некоторые издатели предпочитали менять книги, исходя из их оптовой цены, но и тут были свои сложности, поскольку они порой расходились в оценке рыночной стоимости той или иной книги. Как уже было сказано в четвертой главе, STN установило стандартную оптовую цену в один су за лист практически для всех своих книг, так что стандартный томик in octavo объемом в двадцать листов (320 страниц) стоил клиенту 20 су, или 1 турский ливр. Таким образом, в своей рыночной политике оно было последовательным, велась ли торговля исходя из оптовых цен или из листажа, хотя «Общество» предпочитало второй вариант, поскольку его партнеры по сделкам часто пытались завышать цены на свой товар.

Меновая торговля была весьма важной составной частью книжной индустрии XVIII века. Какая бы то ни было оценка ее масштабов невозможна, поскольку у нас попросту нет соответствующих документов. Но, судя по архивам STN, можно предположить, что такая практика была широко распространена, особенно среди швейцарских и авиньонских типографов. Поскольку на обмен шла значительная доля печатной продукции, издатели со временем неизбежно превращались в оптовых торговцев. Они составляли объемистые описи, если судить по тем каталогам, которые рассылались почтой. А поскольку сеть взаимообмена была настолько обширной, зачастую выходило так, что несколько типографий предлагали одно и то же издание одной и той же книги, вне зависимости от того, сами они ее напечатали или нет. Если клиент заказывал книгу, которой не было у издателя, тот иногда заполучал ее посредством обмена по случаю. В результате сложился общий корпус литературных текстов, основанный на читательском спросе и поддерживавшийся издательскими домами, которые на постоянной основе торговали между собой. Торговые практики STN не слишком отличались от аналогичных практик Société typographique de Lausanne или Société typographique de Berne. Эти три фирмы время от времени вступали в альянсы и даже осуществляли совместные пиратские издания, деля между собой риски, расходы и прибыль. Их каталоги, которые выходили как минимум раз в год, очень походили друг на друга, и они не сбивали друг другу цены на рынке, поскольку каждый дом обладал собственной клиентской сетью среди розничных торговцев.

Между тем соперничество было настолько отчаянным, особенно в секторе пиратских перепечаток, что врагов у издателей могло быть больше, чем друзей, а при внезапном изменении ситуации на рынке союзники легко могли превратиться во врагов. Способов обмануть партнера было множество. Скажем, при обмене по листажу одна из сторон могла отправить другой листы, напечатанные на плохой бумаге стертым шрифтом и с большими интервалами между строк, так что производство этих книг не требовало больших затрат. Кто-то исключал из обменного списка те книги, которые продавались лучше всего, или утаивал находившуюся у него в печати книгу, чтобы самому воспользоваться спросом на нее до обмена. Livres philosophiques предполагали более серьезные риски и продавались по более высоким ценам, чем пиратские издания книг разрешенных или находившихся под не слишком строгим запретом. Так что и обменивали их по более высокому курсу: как правило, один лист livre philosophique шел за два листа обычной книги.

Базовых знаний в области меновой торговли Фаварже должен был набраться еще в те времена, когда осваивал ремесло на складах и в конторах STN в Нёвшателе. Однако STN не доверяло ему самостоятельно вести обменные операции до тех пор, пока он не стал искушенным торговым представителем, знавшим по собственному опыту, как ведут подобные дела другие издатели. Переговоры требовали специальных знаний и навыков: нужно было добыть информацию о книжных запасах какого-либо издателя, оценить рыночный потенциал тех книг, что он готов был предложить для обмена, понять, насколько он заслуживает доверия во всем, что касалось добросовестного исполнения взятых на себя обязательств (типограф всегда мог найти способ прицепиться к расценкам на доставку, попорченным листам, задержкам и так далее). Обмен предполагал такой объем профессиональной информированности, что осуществлялся, как правило, только на самом высоком уровне, через деловую корреспонденцию между директорами издательских домов. Поскольку члены совета директоров STN состояли в переписке с издателями со всех концов Европы, они видели общую картину предложения и спроса. Однако даже им не дано было предугадать, станет ли тот или иной издатель скрывать информацию о своих реальных книжных запасах, предназначенных для продажи, а не обмена; не планирует ли он продавать книги, полученные от STN по заниженным ценам, и тем самым снизить собственные продажи самим «Обществом»; не задержит ли он поставку своей части обмененных книг, чтобы первым выйти на рынок с изданиями, которыми намерены торговать оба дома. Для того чтобы остаться в выигрыше от таких сделок по обмену товаром, издатель нуждался в инсайдерской информации о том, что происходит в наиболее активных центрах книжной торговли, таких как Лион и Руан, где sociétés typographiques отчаянно конкурировали между собой, стремясь каждый удовлетворить спрос на дешевые пиратские издания французских книг. И никто не мог справиться с этой задачей лучше, чем торговый представитель, который мог ходить по городским книжным магазинам, собирая слухи и вынюхивая сведения о том, кто, что и как печатает.

Именно такого рода разведка и была одной из основных целей предпринятого Фаварже тур де Франс, но прежде чем ему доверили столь деликатную миссию, он, конечно, должен был набраться соответствующего опыта. Более короткая поездка, в которую он как представитель STN отправился в 1776 году, позволила ему овладеть основами ремесла, так что, пожалуй, имеет смысл прервать рассказ о его путешествии в 1778 году для того, чтобы посмотреть, как он учился обмену книг за два года до описываемых событий108108
  Поездку Фаварже в 1776 году я подробно анализировал в: The Travels of a Publisher’s Sales Rep, 1775–1776 // Book History. 2017. № 20. P. 111–125.


[Закрыть]. Первый важный урок он получил в августе 1776 года в Лозанне, где наладил добрые отношения с Жаном-Пьером Эбашем, крупным тамошним издателем и союзником STN. Эбаш по-дружески известил его о том, что лионский книготорговец по имени Жан-Мари Барре тайком печатает пиратское издание «Курса занятий для обучения принца Пармского» Кондильяка, великого компендиума просветительской мысли, который был опубликован в 1775 году в Париже с фальшивым пармским адресом в выходных данных. Если верить слухам – а информация пришла от итальянского книгопродавца к Жюлю-Анри Потту, еще одному из лозаннских издателей, а уже через Потта к Эбашу, – книга может иметь успех, но и ошибок в ней будет предостаточно, поскольку оригинальную рукопись в Италии конфисковала полиция. Фаварже сообщил эти сведения начальству и занес их в журнал, чтобы оказаться во всеоружии, когда позже, в Лионе, настанет время переговоров по обменным операциям с Барре. Тем временем до него дошел слух о потенциальном бестселлере, о «Разделе Польши» (Le Partage de la Pologne. Лондон, 1775), книге, написанной на актуальную в тот момент тему, которой был Первый раздел Польши в 1772 году. Авторство этого сочинения приписывалось (ошибочно) Фридриху Великому. Работу над перепечаткой этого издания якобы только что закончил лозаннский типограф Франсуа Грассе, пройдоха и склочник, который часто ссорился с STN. Когда Фаварже зашел к нему в первый раз и поинтересовался, что тот в последнее время выпустил в свет, Грассе ответил: «Ничего нового». Но после того как сведения об этом тайном переиздании все-таки просочились – вероятнее всего, через кого-то из работников или конторских клерков, поскольку Грассе постоянно конфликтовал с людьми, которых нанимал на работу, – Фаварже вернулся и потребовал обменять ему сто экземпляров. Отказ означал бы прямую конфронтацию с STN, и Грассе отправил в Нёвшатель запрошенную сотню экземпляров.

Окрыленный первым успехом, Фаварже отправился в Женеву и продолжил охоту уже на тамошних пиратов. Одним из первых ему подвернулся под руку младший брат Грассе, Габриэль, человек куда более приятный, но менее надежный в качестве делового партнера. Младший Грассе предложил livres philosophiques по откровенно заниженной цене: три листа к двум из запасов STN, причем предложение включало философско-порнографическую «Терезу-философа» (Thérèse philosophe109109
  Роман, который был впервые опубликован анонимно в 1748 году и прописывается Ж.-Б. де Буайе, маркизу д’ Аржану, французскому романисту и философу-просветителю (Примеч. ред.).


[Закрыть]), которая как раз была у него в работе. Но было и еще более сильное искушение: он сказал Фаварже, что вскоре ему пришлют для печати три новых произведения Вольтера. Вольтер, обитавший совсем неподалеку, в Фернее, и впрямь часто передавал таким маргинальным издателям, как Грассе, маленькие анонимные памфлеты, которые сам называл своими petits pâtés, «маленькими пирожными», тогда как более основательные труды приберегал для другого женевского Габриэля, «ангела Гавриила» Крамера. Ничего конкретного об этих книгах Грассе говорить не хотел, не сообщил даже названий, но при мысли о том, что можно получить по обмену труды самого известного писателя Европы, у Фаварже потекли слюнки: «Они будут прекрасно продаваться». Кроме того, Фаварже передавал директорам STN новости о том, что готовят к продаже другие специалисты по livres philosophiques. Пьер Галле скоро выпустит еще две порнографические книги, а Жак-Бенжамен Терон того и гляди выбросит на рынок новое издание «Об уме» (De l’ Esprit), знаменитый антирелигиозный трактат Гельвеция110110
  Гельвеций Клод Адриан (1715–1771) – французский литератор и философ-материалист. Публикация трактата «Об уме» в 1758 году вызвала скандал и череду указов церковных и светских властей о запрете книги (Примеч. ред.).


[Закрыть], вместе с еще одним откровенно атеистическим трактатом, написанным кем-то из окружения д’ Ольбаша, «Опыт о предрассудках» (Essai sur les préjugés). Никаких договоров по обменам на эти книги Фаварже заключать не стал. Вместо этого он, может быть, просто в силу обычной для начинающего профессионала неуверенности в собственной компетентности, передал всю найденную информацию начальству и предоставил им самим принимать решения.

Фаварже продолжал прощупывать почву относительно возможных обменных операций всюду, куда приезжал по дороге, особенно в Лионе – этот крайне значимый для книжного дела центр он также посетил в 1776 году. Впрочем, как было четко прописано в полученных им инструкциях, с лионцами он должен был держать ухо востро. Они постоянно враждовали между собой, пытались втравить в эту вражду швейцарские издательские дома и внезапно меняли союзников. Так что Фаварже стал вести себя осторожнее. Но он не мог себе позволить робость, и, к большому его облегчению, первая же серьезная схватка закончилась в его пользу. Вооружившись полученной от Эбаша информацией о том, что Барре тайком от всех печатает «Курс занятий» Кондильяка, он заявился к Барре в типографию и потребовал предоставить для обмена крупную партию нового издания. Будучи захвачен врасплох, Барре согласился обменять 250 экземпляров на те книги, которые предлагало STN. Но, к сожалению, когда Фаварже показал ему список книг, которые готово было предложить STN, Барре заметил отсутствие в нем издания, которое в Нёвшателе только что напечатали и о котором он знал от своих информантов: «Переписки папы Ганганелли» (Correspondance du pape Ganganell), бестселлера, позволявшего читателю получить представление о временах папы Климента XIV, который в 1773 году запретил орден иезуитов и умер год спустя. Его письма заворожили читающую публику во Франции, где запрет ордена вызвал яростную полемику. Исключая «Переписку» из перечня книг для меновой торговли, STN рассчитывало продать весь тираж за наличные и тем самым получить максимальную прибыль, однако Барре потребовал обменять ему сто экземпляров этого издания. Фаварже был пойман с поличным. Он утаил весьма привлекательный товар из каталога, и поймали его в тот самый момент, когда он загнал в угол Барре, уличив его в точно таком же поступке, – поэтому он не имел возможности отказаться от обмена. «Этот случай – чистое мучение для меня, – написал он в августе 1776 года начальству в Нёвшатель, – но он был в курсе того, что книгу мы напечатали, и я не мог этого отрицать». Однако это была взаимовыгодная сделка, а под конец в ней возник еще один поворот, который и вовсе превратил ее для STN в сделку по-настоящему выигрышную. Из деловой переписки с партнерами STN Фаварже знал, что Юбер-Мартен Казен, один из крупнейших реймсских книготорговцев, хотел купить большую партию Кондильяка и настаивал на том, чтобы она была переправлена из Нёвшателя в Лион, его тамошнему агенту – на страх и риск STN и безо всяких дополнительных расходов на доставку. Фаварже со всей возможной поспешностью послал Казену письмо и предложил те самые книги, которыми только что разжился у Барре, не упомянув о том, откуда они в Лионе появились. Таким образом, он не только совершил крайне прибыльную сделку, но еще и сэкономил для STN серьезную сумму, которую в противном случае пришлось бы потратить на перевозку книг через границу, да еще и продемонстрировал важному деловому партнеру способность своей фирмы к быстрому и беспроблемному исполнению заказов. Эта трехсторонняя сделка была достаточно типичной для меновой торговли, а для самого Фаварже она превратилась в настоящий маленький триумф: он отправил в головную контору копию своего письма к Казену, чтобы задуманная и осуществленная им комбинация не осталась незапротоколированной и чтобы засвидетельствовать свою расторопность в качестве торгового представителя уже в начале этого поприща.

Когда, два года спустя, Фаварже приехал в Авиньон, он уже обладал достаточным опытом, чтобы напрямую вести дела с самыми уважаемыми пиратами на книжном рынке времен Старого режима. Авиньон был настоящим пиратским раем. Французский по культуре и окруженный со всех сторон территорией Франции, он принадлежал папскому престолу. В XIV веке, во время тогдашних церковных смут, папы сделали его своей столицей; потом они вернулись в Рим и передоверили городские дела итальянскому вице-легату, который, как правило, на все предпочитал смотреть сквозь пальцы. Привилегии, которые распространялись на книги, напечатанные во Франции, в этом папском анклаве утрачивали силу, и авиньонские издатели могли перепечатывать их сколько душе угодно, а потом распродавать по всему французскому королевству по ценам куда более низким сравнительно с оригинальными изданиями. К 1769 году Авиньон мог похвастаться двадцатью двумя издательскими и типографскими фирмами и четырьмя десятками действующих типографий – цифры просто невероятные для города, в котором обитало 24 000 жителей111111
  René Moulinas. L’ Imprimerie, la librairie, et la presse à Avignon au XVIII^e siècle. Grenoble: Presses Universitaires de Grenoble, 1974. Французские власти были прекрасно осведомлены о пиратской деятельности авиньонцев, при том что соответствующей информацией их зачастую снабжали лионские книготорговцы вроде Пьера Брюйсе-Понтю, который 16 сентября 1769 года отправил полицейскому инспектору Жозефу д’ Эмери «Докладную записку о подделках» (Mémoire sur les contrefaçons). См.: Bibliothèque nationale de France, Fonds français, 22075, no. 117. Более подробную информацию об Авиньоне и тамошних издателях см. на сайте robertdarnton.org.


[Закрыть]. По объему продаж здешние издатели вполне могли равняться с лучшими домами Лиона и Руана и составляли серьезную конкуренцию швейцарским пиратам. Впрочем, с последними они сотрудничали, если видели в этом выгоду для себя. Подобно швейцарцам, они старались минимизировать риски и расширяли свой ассортимент, предлагая крупные партии собственных книг для обмена на то, что печатали издательства-партнеры. Обмен с Швейцарией требовал времени и денег на доставку, однако перевозки вверх и вниз по Роне были относительно дешевы: 40–50 су за сотню фунтов от Лиона до Авиньона и 5 ливров (100 су) вверх по течению от Авиньона до Лиона112112
  См.: От Пьера Жозефа Роберти в STN, от 16 января 1775 года; и от вдовы Жоли и сына в STN, от 22 ноября 1780 года.


[Закрыть].

Впрочем, к тому моменту, как в Авиньон приехал Фаварже, ситуация изменилась: эдикты 1777 года грозили положить конец золотому веку авиньонского пиратства. В долговременной перспективе новые правила игры не обещали ничего хорошего, так что авиньонские издательства решили сделать ставку на последствия кратковременные: поставлять на французский рынок свои contrefaçons, проштамповав их так, как того требовали новые нормы. Для того чтобы сделать это, им было необходимо убедить французские власти в том, что они являются французскими, а не иностранными издательствами. Несмотря на то что в Папском дворце удобно обустроился легат со своей итальянской свитой, сам город не слишком отличался от других провинциальных центров Южной Франции. Местные жители говорили на провансальском языке и жили в основном за счет торговли и промышленного производства: помимо книг, здесь изготовляли шелковые ткани, и в этой сфере трудилось около 500 наемных работников. Элита говорила по-французски и активно участвовала в культурной жизни, сформировавшейся вокруг французских же институтов: университета, академии, театра, салонов, кафе и книжных магазинов. Собственно, и сам Авиньон уже успел стать частью Франции после того, как в 1768 году, желая оказать давление на папский двор в ходе конфликта вокруг эдикта Климента XIV о запрещении ордена иезуитов на территории королевства, Людовик XV аннексировал этот анклав. Смена суверена не слишком ощутимо сказалась на деятельности печатников и книгопродавцев: они продолжали зарабатывать на жизнь прежними методами, особенно после того, как в 1774 году Авиньон официально был восстановлен в статусе папского анклава. Но одним из последствий эдиктов 1777 года было основание новой палаты синдиков в соседнем Ниме. Когда, годом позже, Фаварже прибыл в Авиньон, она еще не функционировала, но в любое время могла начать конфискацию книг, которые в огромных количествах вывозились за пределы города. А если бы директор французского Управления книготорговли решил, что авиньонцы – иностранные подданные, они лишились бы даже той временной передышки перед неизбежными конфискациями, которую обещала возможность проштамповать свои книжные запасы. Конечно, авиньонские издатели всегда могли переключиться на контрабандную торговлю, как этим занимались их швейцарские коллеги, но в том случае, если французские власти вознамерились бы довести новую политику по борьбе с пиратскими изданиями до конца, пострадали бы все.

Такова была ситуация на тот момент, когда в 1778 году Фаварже отправился в обход по авиньонским книжным магазинам, понятия не имея, встретят ли его здесь как союзника или как врага – то есть как представителя конкурирующей пиратской фирмы. Первое впечатление было отнюдь не радостным. «Я так и не смог выяснить, что здесь печатают, – написал он в головную контору 8 августа, – потому что куда бы я ни пошел, за мной внимательно наблюдают». Самый авторитетный в городе книготорговец Жан Луи Шамбо разговаривал с ним «весьма иронично»; в других книжных магазинах его также встречали с прохладцей. Но к этому времени STN имело дело с авиньонцами далеко не первый год, а Фаварже приехал заключать сделки. Чтобы сориентироваться, он обратился за консультацией в фирму «Вдова Луи Буше и компания», которая торговала шелком и которую рекомендовал лионский банкир STN, «Д’ Арналь и компания». Как собратьям-протестантам, им можно было доверять вполне, и они действительно снабдили Фаварже откровенными характеристиками каждого из авиньонских книготорговцев. Вооружившись этим знанием, он нанес визиты двенадцати из них. Перечисляя в журнале их имена в сопровождении кратких пояснительных записок, он обозначал их в соответствии с теми привычными категориями, к которым всегда прибегал для того, чтобы оценить степень надежности и солидности потенциального партнера: «хороший», «посредственный» и «недостойный». «Недостойных» он попросту сбрасывал со счетов и описывал только тех, кто был потенциально пригоден для меновых операций113113
  Далее приводятся максимально близкие по смыслу пересказы заметок Фаварже, хотя точными цитатами их назвать нельзя: «Шамбо: хорош, но иметь с ним дело непросто; Оффре: посредственный и настаивает на заниженных ценах; Дюбье: посредственный, может купить Библии в небольшом количестве; Фабр: очень хорош, оценил несколько товаров в каталоге, может сделать пробный заказ; Меранд: очень хорош, но даже не стал просматривать каталог; Обанель: посредственный, сделал предложения по обмену, которые не стоит принимать во внимание; Ньель: хороший, но его не оказалось в магазине; Сегуэн: также очень хорош и охотно готов меняться, но в его каталоге достойных книг немного».


[Закрыть]. Вот типичная заметка об одном из «посредственных» издательских домов:

Братья Бонне, посредственные, имеют весьма твердую репутацию, что в Авиньоне редкость. Подобно прочим не станут делать заказов за наличные. У них есть издание трудов месье Бюффона в 14 томах, большие in octavo со множеством иллюстраций; проповеди Масийона114114
  Жан-Батист Масийон (1663–1742), популярный французский проповедник, доминиканец (Примеч. пер.).


[Закрыть] в 13 томах, маленькие in duodecimo [в одну двенадцатую листа] – оба издания неплохо исполнены, менять их они намерены лист на лист, лист с иллюстрацией один к двум, на: 50 [экземпляров сочинений] Мольера, 50 [экземпляров сочинений] Пирона115115
  Алексис Пирон (1689–1773), французский драматург и автор эпиграмм (Примеч. пер.).


[Закрыть], 50 [экземпляров сочинений] Дора… Этот обмен представляется мне делом стоящим.

Заметки, набросанные в журнале Фаварже, и более подробные отчеты, которые он отправлял своим работодателям в письмах, могут дать достаточно яркую калейдоскопическую картину книгоиздательского дела в Авиньоне в 1778 году, но для того, чтобы как следует разобраться в том, что там происходило, имеет смысл изучить хранящиеся в архиве STN и покрывающие период с 1771 по 1787 год досье на каждое тамошнее издательство. Самое интересное из них – досье на Жака Гарригана, преуспевающего печатника, одну из центральных фигур в здешнем книжном деле. Фаварже отнес Гарригана к категории «посредственных», но, скорее всего, недооценил, поскольку Гарриган принадлежал к известной семье местных типографов и книготорговцев; он был синдиком в здешней гильдии книготорговцев. Кроме того, в его корреспонденции, в отличие от писем других авиньонцев (например, Антуана Гишара), невозможно найти ни малейшего намека на какие бы то ни было финансовые затруднения.

Гарриган не состоял в деловых отношениях с STN до того, как в августе 1778 года в Авиньон приехал Фаварже. В ходе переговоров о возможном сотрудничестве они согласились на пробный обмен, который, в случае успеха, мог бы стать образцом для дальнейших сделок. Вместо того чтобы вести подсчеты исходя из листажа, они решили взять за основу оптовые цены, которые, кстати, в списке Гарригана разнились между собой весьма существенно. Все риски и расходы по доставке своего товара до южных предместий Лиона возьмет на себя «Общество», а Гарриган сделает то же самое в отношении своего товара, и для него конечным пунктом станет Вьен, к юго-востоку от Лиона. Гарриган предложил четыре справочных издания, напечатанных в его типографии: Dictionnaire de l’ Académie française, Le maître italien, Dictionnaire domestique и Mémoires du clergé. Взамен он хотел двадцать четыре товара из каталога STN, включая многотомные издания пьес (тридцать экземпляров «Полного собрания сочинений» (Oeuvres complètes) Алексиса Пирона и тридцать – «Сочинений» Мольера), протестантскую литературу (двадцать пять экземпляров «Псалмов Давида»), исторические книги и травелоги (двадцать пять Histoire de l’ Amérique116116
  «История Америки» шотландского пресвитерианского пастора и историка Уильяма Робертсона вышла в Лондоне в 1777 году (Примеч. пер.).


[Закрыть] Уильяма Робертсона и двадцать Voyage à l’ Isle de France117117
  «Путешествие на Французский остров» (1773) – первая и поначалу практически не замеченная читающей публикой книга авантюриста, путешественника и литератора Жака-Анри Бернардена де Сен-Пьера, посвященная его пребыванию на нынешних Маврикии и Реюньоне в конце 1760‐х годов. Гарриган проявляет недюжинное коммерческое чутье, поскольку уже через десяток лет Бернарден де Сен-Пьер станет одним из самых популярных французских авторов (Примеч. пер.).


[Закрыть] Бернардена де Сен-Пьера), а также популярный медицинский компендиум «Советы народу о здоровье» (Avis au peuple sur sa santé)118118
  Медицинский бестселлер XVIII века, впервые опубликованный в 1761 году за авторством швейцарского врача, моралиста и популяризатора науки Самюэля Огюста Андре Давида Тиссо, вошедшего в историю европейской культуры прежде всего как убежденный противник мастурбации (Примеч. пер.).


[Закрыть] Самюэля-Огюста Тиссо. За STN оставалось право выбрать из предложенных им книг равное по стоимости количество экземпляров.

Предложением этим «Общество» не воспользовалось, но два года спустя, в сентябре 1780 года, Гарриган – или, вернее, его сын Жан-Мари, который вел всю корреспонденцию и подписывал письма «за моего отца», – предложил аналогичный обмен с заранее оговоренным условием, что каждая из сторон на свой страх и риск и за свои деньги будет доставлять товар Жаку Револю, лионскому агенту STN. Нёвшательское издательство согласилось на эти условия и отправило Револю книг на 891 ливр в обмен на изданный Гарриганом «Словарь Французской академии» (Dictionnaire de l’ Académie française119119
  Вероятнее всего, речь идет о пиратской перепечатке четвертого полного издания Dictionnaire de l’ Académie française, официального словаря французского языка, подготовленного и изданного специальной комиссией Французской академии в Париже в 1762 году (Примеч. пер.).


[Закрыть]). На каждом из Dictionnaires стоял штамп, который означал, что, в полном соответствии с эдиктами 1777 года, книга прошла процедуру легализации в палате синдиков. Револь заподозрил, что штампы поддельные. Гарриган заверил STN, что они настоящие, а потому Револь попросту отослал книги на досмотр в лионскую палату, чтобы впоследствии переправить их в Нёвшатель. Однако тамошний инспектор изъял их по подозрению в подделке печати – а это обвинение было куда серьезнее, чем обвинение в пиратстве, и Револь не преминул тут же известить об этом «Общество»: «Если это правда, Гарриган окажется в большой беде. Если бы нечто подобное произошло с французским книготорговцем, тому следовало бы считать себя счастливчиком, если бы он отделался ссылкой на галеры». В конце концов штампы были признаны подлинными, и сделка была завершена. Это не помешало Револю по-прежнему числить Гарригана «непростым клиентом, да еще и склочником», но STN готово было и дальше вести с ним дела.

В июне 1781 года Гарриган предложил следующую сделку. Теперь он счел необходимым заранее оговорить сразу два условия: качество бумаги и печати должно быть не хуже, чем в прошлый раз (он не примет ни единого листа, напечатанного на серой бумаге), а какие бы то ни было задержки с поставками должны быть полностью исключены (иногда один из партнеров по обмену предпочитал придержать товар, чтобы иметь возможность сбыть те же книги другим клиентам, покуда спрос на них не упал). Нёвшательское издательство ответило согласием и запросило еще тридцать один экземпляр двухтомного «Словаря Французской академии», который из всех выпущенных Гарриганом книг продавался стабильнее всего. Он отправил эти экземпляры по специальной цене в 18 ливров за комплект – при том что стандартная оптовая цена составляла 24 ливра. Кроме того, STN заявило о готовности осуществить пробную закупку еще двух репринтных изданий, недавно вышедших в его типографии: «Карманного географического словаря» (Dictionnaire géographique portatif), справочника, написанного Жаном-Батистом Ладвока, известным также как Аббат Возьен, и расширенного издания детского учебника «Друг детей, для использования в сельских школах» (L’ Ami des enfants à l’ usage des écoles de la campagne) Фридриха Эберхарда фон Рохова120120
  Фридрих Эберхард фон Рохов (1734–1805), прусский педагог и просветитель, аграрий и филантроп (Примеч. пер.).


[Закрыть]. Оба появились в каталоге STN, датированном следующим годом, и продавались неплохо.