Текст книги "11 лжецов"

Глава 21

– Бен! – восхищается Алиса, садясь рядом со мной за кухонную стойку. – Сосиски, йоркширский пудинг, горошек и соус! Все мое самое любимое!

– И мое тоже, – отвечаю я, улыбаясь.

Алиса крутится на стуле и болтает ногами.

– Осторожнее, – говорю я.

– А можно мне еще пудинга? – спрашивает она и хватается за столешницу, чтобы остановиться.

– Доешь свой – тогда можно.

– Я съем еще две порции!

– Посмотрим.

Алиса берет кусочек сосиски и ест его руками.

– Что-то горошка не убавляется, – замечаю я. – Разве он у тебя не самый любимый?

– Я его оставляю напоследок, – быстро отвечает она. – Бен, а пудинг ты сам делал?

– Да, ты же видела.

– Ты всегда сам готовишь?

– В общем, да.

– А у нас готовит мама.

– Ты ей не помогаешь?

– Бен, мне всего пять лет. Я еще маленькая. Иногда я сижу за столом и смотрю, как готовит мама. А сама готовлю в беседке в саду, но только куклам. Могу напоить тебя чаем.

– Надо будет прийти к тебе в гости в беседку.

– Я приготовлю тебе йоркширский пудинг! Один раз я варила папе кашу.

– Да? – отвечаю я, не зная, что еще сказать.

– А теперь он ушел. А у Макса целых два папы, – продолжает Алиса, по обыкновению перескакивая с темы на тему. – Обычный папа, а еще Нейтан. Он иногда живет у них, но не всегда. Нейтан построил Максу домик на дереве из настоящих досок.

Я улыбаюсь:

– Нейтан умеет строить, это да.

– И еще он хорошо бегает. И он очень сильный. Он может поднять нас с Максом одновременно.

Алиса ненадолго умолкает.

– Вообще это несправедливо, что у Макса два папы, а у меня ни одного.

– Да, – тихо отвечаю я. – Но Нейтан – не настоящий папа Макса.

Алиса задумчиво молчит, а потом поднимает на меня глаза.

– И еще у Макса нет Бена, – говорит она и накрывает мою руку своей ладошкой.

Я смотрю на нее и непроизвольно закусываю губу.

– Да, – отвечаю я, наклоняюсь и обнимаю ее.

– Бен, – говорит Алиса, – а теперь можно мне еще пудинга?

Посмеиваясь, я открываю дверцу духовки.

– Осталось всего две порции, – сообщаю я, доставая противень.

– Обе мне!

– По одной каждому, – возражаю я и выкладываю пудинг на тарелки. – Хочешь еще соуса?

– Да, пожалуйста.

Я включаю газ и быстро перемешиваю соус в кастрюльке.

– Мне и на пудинг, и на сосиски. Спасибо!

– А ты не хочешь съесть немного горошка, пока я грею соус?

Алиса быстро засовывает в рот ложку горошка и надувает щеки.

– Ешь как следует.

– Я ем как следует, – отвечает она, и изо рта у нее вываливаются горошины.

– Что бы сказала твоя мама? – Я подхожу и наливаю теплый соус ей на тарелку.

– На пудинг! – кричит Алиса, как будто от этого зависит ее жизнь.

– Обязательно! – отвечаю я не менее прочувствованно.

Я наливаю немного соуса на свою тарелку и возвращаю кастрюльку на плиту.

– Порезать тебе пудинг?

– Нет, я сама, – отвечает Алиса и быстро съедает еще три кусочка. – Может, поиграем?

– Когда доешь.

– Я уже доела. – Она спрыгивает со стула и бежит к шкафу у дальней стены кухни.

– Давай в “Угадайку”?

Она кладет на стойку коробку с игрой и забирается обратно на стул.

Час спустя Алиса прыгает на потрепанном диване в углу кухни:

– Давай еще разочек, Бен, ну пожалуйста!

– Ты прямо ходячая “еще разочек”, – отвечаю я.

– Но я выиграла три раза, и ты выиграл три раза, – говорит она, указывая на меня пальцем. – Победитель следующей игры получает приз.

– Тебя дома ждет мама. Обещаю, в следующий раз еще сыграем.

Я слезаю со стула и беру пальто Алисы, висящее на спинке, и тут раздается стук в дверь.

– Кто-то пришел, Бен, – говорит Алиса, спрыгивая с дивана.

– Сиди здесь. – Я вручаю ей пальто. – Сможешь сама надеть?

– Конечно. Мне же уже пять лет.

Я быстро иду в прихожую.

– Кто там? – кричит Алиса, когда я подхожу к двери.

– Не знаю, пока не вижу, – кричу я в ответ.

Я открываю дверь и вижу, как от крыльца удаляется Дэни Каш.

– У тебя гости, мне не стоило приходить, – говорит она, как только я открываю дверь, и делает еще один шаг вперед по тропинке. – Прости, пожалуйста. Не знаю, о чем я думала.

– Дэни, подожди. – Я быстро выхожу из дома и замечаю ее красные глаза. – Подожди, не уходи! – Я протягиваю ей руку.

Она останавливается.

– Мне просто нужно было с кем-то поговорить.

– Заходи, – приглашаю я.

– Это мама? – кричит Алиса с кухни.

– Нет! – отвечаю я, поворачиваясь к ней. – Ты надела пальто?

– Я правда не вовремя, – говорит Дэни. – Я, пожалуй, пойду.

– Нет, что ты, все в порядке. Это Алиса, моя крестница. Она живет в трех домах отсюда. Я как раз собирался отвести ее домой.

– Да, я ее помню.

– Дай мне две минуты, – говорю я.

– Ты уверен?

Я приглашаю Дэни в дом. Снимая куртку, она тяжело вздыхает.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

Она качает головой. Я обнимаю ее и прижимаю к себе. Краем глаза вижу, как из-за двери кухни выглядывает Алиса с широко распахнутыми от удивления глазами. Я отстраняюсь от Дэни.

– Алиса, пальто, сейчас же, – строго напоминаю я и слышу ее топоток по полу кухни. – Прости, – говорю я Дэни.

– Не извиняйся. Она мне чем-то напоминает меня, – говорит она, и мы идем на кухню.

– Я готова! – сообщает Алиса, стоя на диване в застегнутом пальто. Я беру ее на руки и выхожу с ней через заднюю дверь. – Через две минуты вернусь, – обещаю я Дэни.

Пока мы идем по дорожке от моего дома к дому Холли, Алиса наклоняется ко мне и, прикрывая рот ладошкой, шепчет мне на ухо:

– Бен, Дэни – твоя девушка, да?

Ее тону позавидовала бы любая драматическая актриса.

Я улыбаюсь и шепчу в ответ, что нет – просто она моя подруга. Она смотрит на меня вопросительно.

Для наглядности я шепчу ей в ответ:

– Вот Макс – твой парень?

– Нет! – восклицает она и крепче обнимает меня за шею.

Глава 22

Когда я возвращаюсь на кухню, Дэни сидит в углу дивана. Она снова в куртке.

– Бен, зря я пришла, – говорит она. – Честно, со мной все будет хорошо. Просто тяжелый день.

– По твоему виду не скажешь, что у тебя все хорошо.

Дэни закрывает глаза. Я вижу, как она вымотана.

– Снимай куртку, я налью нам выпить. – Я лезу в холодильник. – Могу предложить тебе бокал пино-гриджио, правда, бутылку я открыл уже пару месяцев назад. Или, как вариант, – наклоняюсь я к шкафчику под стойкой, – японского виски от Мадлен Уилсон.

– Рискну попросить пино-гриджио, – отвечает Дэни, укладывая куртку на колени. – Если ты тоже будешь.

Я редко пью, но беру два бокала.

– Прости, мне правда совестно, – говорит она.

– Да за что?

– За то, что заявилась к тебе без приглашения. Мэт отмечает возвращение на работу… а мне и поговорить не с кем.

Передаю Дэни наполненный бокал и сажусь на диван напротив нее.

– Что случилось?

Дэни безучастно смотрит в сторону моего сада и делает большой глоток.

– Женщину, найденную под клубом, убили. Нанесли несколько мощных ударов по затылку.

– Да, я слышал. Ужасно.

– Нашим экспертам удалось получить образцы ДНК из скелета, и они нашли в базе совпадение.

Я подаюсь вперед.

– Понятно, – медленно говорю я и, не дождавшись продолжения, спрашиваю: – С кем-то знакомым?

Голос Дэни дрожит:

– Со мной.

Пару секунд я пытаюсь осмыслить услышанное.

– Но как… – начинаю я, но Дэни смахивает слезу и выдает:

– Женщина, похороненная под клубом, была моей матерью.

Я откидываюсь на спинку дивана. Я ошеломлен.

– Твоей матерью? Но ведь тело пролежало там…

– Почти двадцать три года, – говорит Дэни. – Мне было четыре, когда ее не стало.

У меня нет слов. Я не понаслышке знаю, что значит заново пережить прошлую травму. Моя родная мать умерла больше десяти лет назад, но в этом году, когда стало известно, что она была убита, я испытал такой шок, словно эта трагедия случилась только что. Так что я понимаю, что утешать Дэни сейчас бессмысленно.

Мне хочется просто обнять ее, но она меня останавливает.

– Я как будто в ступоре, – говорит она. – И все время думаю о том, как она мучилась перед смертью.

– Не надо, – отвечаю я. – Это не поможет. И не даст ответов.

Дэни допивает вино и ставит пустой бокал на пол.

– Они точно уверены? – спрашиваю я.

– На девяносто девять процентов. Мой образец ДНК ввели в базу, когда я поступала на службу.

Она забирается на диван с ногами и обхватывает руками колени. Так и сидит в углу, съежившись, и смотрит на меня:

– Я всегда думала, что мама погибла при пожаре. Когда сгорел дом, в котором я росла. Иногда меня преследует привкус гари.

– Расскажешь, что произошло?

Дэни крепче обнимает свои коленки.

– Я знаю только то, что слышала от других. Это случилось на Рождество. Где-то около двух часов ночи на первом этаже вспыхнул пожар. Пожарной сигнализации у нас не было. Наверное, тогда их еще не ставили в каждый дом. Отец прибежал в мою комнату, вытащил меня из постели и завернул в одеяло. Он остановился наверху лестницы, но спуститься вниз не решался из-за дыма. Даже теперь, стоит мне почувствовать запах дыма, я как будто снова оказываюсь закутанной в то детское одеяло с пингвинами.

Дэни делает паузу. Собирается с духом, чтобы продолжить рассказ.

– Моя мама успела спуститься, но огонь уже так разгорелся, что отец унес меня назад в мою комнату. Потом выбрался из окна на плоскую крышу заднего крыльца. Возле дома уже собрались люди, и кто-то из соседей помог нам спуститься по приставной лестнице. Нам повезло.

– А мама?

– Ее нашли внизу у лестницы. Тело так сильно обгорело, что ее невозможно было опознать. Теперь я знаю, что это была не она. До прошлого четверга тело моей матери и близко не было ни к какому пожару.

Я качаю головой и наклоняюсь к Дэни:

– Значит, у подножия лестницы сгорела какая-то другая женщина?

И осекаюсь, видя в глазах Дэни ужас.

– Должно быть другое объяснение, но… Фримен уверена, что других вариантов нет. Она убеждена, что их обеих убил мой отец.

4

“Я твердо верила, что именно здесь он хотел бы найти последний приют – рядом с любимой женой”.

Глава 23

Четверг

Меня будит жужжание телефона. В темноте нащупываю его на прикроватной тумбочке. Едва разлепив глаза, вижу, что нет еще шести, а мне звонит начальство. Я снимаю трубку:

– Мадлен?

– Я в больнице с Сэмом, – быстро отвечает она, и в ее голосе я улавливаю страх. – Сказали, инфаркт.

Я сажусь на кровати.

– Как он?

– Пока не знаю. Его привезли ночью. Пока делают анализы.

– Но с ним все будет в порядке?

– Мне ничего не сказали.

Мадлен не из тех, кто беспокоится без причины. Она явно волнуется за отца.

– Вы в Айлворте?

– Да.

– Скоро буду, – отвечаю я.

– Нет, не нужно. – В интонации Мадлен слышится мягкость, на работе ей несвойственная. – Я просто хотела с кем-нибудь поговорить.

– Все будет в порядке, я уверен, – говорю я. – Сэм – крепкий орешек, он еще всех нас переживет.

Мадлен глубоко вздыхает:

– Мне страшно, Бен.

– Я уже еду.

С Сэмом Харди я познакомился в двадцать один год, когда постучался к нему в кабинет в редакции “Ричмонд Таймс” и попросил взять меня на работу. Называя свое имя, я уже понимал, что он знает, кто я. Прошло чуть больше года после смерти моей матери, и за это время мне все-таки удалось окончить Манчестерский университет. Я тогда отдалился от друзей, зато глубоко погрузился в изучение политологии. Когда я получил диплом, то сказал себе, что сделал это в честь мамы. Летом я вернулся домой в Хадли с мыслью организовать себе кругосветное путешествие на целый год. За три месяца, остававшиеся до отъезда, я хотел найти какую-то работу.

Мне всегда казалось, что в то утро понедельника, когда я постучался в дверь его кабинета, Сэм просто сжалился надо мной. Подозреваю, он слышал об истории, которая случилась, когда мне было восемь лет, и запомнил мое имя. Наверное, в том числе и по этой причине он решил принять меня в штат редакции. Человек старой закалки, он был достаточно суров, но вскоре я понял, что в глубине души Сэм – сама доброта. Вакансий у него тогда не было, но он сказал, что не возражает, если я буду просто приходить и наблюдать, как верстается очередной номер еженедельной газеты. За неимением других вариантов я согласился. В тот день после обеда Сэм отправил меня к дому местного депутата, вокруг которого разгорался скандал из-за незаконного присвоения средств. Я вернулся с фотографией, запечатлевшей, как депутат в садовой беседке, купленной на деньги налогоплательщиков, пьет винтажное шампанское. Сэм сидел со мной до позднего вечера, помогая написать статью, и через два дня у меня появилась первая публикация. Мы договаривались, что моя трехмесячная стажировка будет неоплачиваемой, но в конце первой недели Сэм выдал мне двести фунтов наличными и продолжал делать то же на протяжении всех двенадцати недель.

Год спустя, вернувшись в Хадли, я подал заявление на должность младшего репортера в общенациональной газете, которую тогда редактировала Мадлен Уилсон. Мадлен сама начинала карьеру младшим репортером в “Ричмонд Таймс”. Она взяла фамилию матери, не желая, чтобы ее успехи строились на имени отца, а не на ее собственных заслугах. Подавая заявление, я не сомневался, что Сэм отрекомендовал меня наилучшим образом, а возможно, даже позвонил дочери, чтобы помочь мне на старте.

Дороги западного Лондона ранним утром обычно пусты. Останавливаюсь на светофоре на Нижней улице, достаю телефон и быстро набираю сообщение Дэни.

“Надеюсь, ты хоть немного выспалась”.

И добавляю:

“Думаю о тебе”.

Светофор переключается на зеленый, и я возвращаю телефон на пассажирское сиденье. Проезжаю мимо молочника, который доставляет продукцию от Milk & More, и бросаю взгляд на телефон. Вижу, что Дэни прочитала мою эсэмэску.

Я уже заезжаю на парковку больницы, где мне удается найти свободное местечко прямо перед главным входом, но ответа от нее так и нет. Бледное солнце только встает из-за горизонта, когда я иду к дверям больницы. Подходя к главному зданию, слышу знакомый голос:

– Так, все, больше не буду тебя возить. Ты меня совсем за дуру держишь?

– Мэдди, ну ты чего?

– Я просила не называть меня так.

Я стою на другой стороне дороги и наблюдаю, как Мадлен с отцом покидают больницу. Она отодвигает его инвалидную коляску от дверей и уходит.

– Ты что, просто бросишь меня здесь? – кричит Сэм.

– Ты вполне способен перебраться через дорогу самостоятельно, – кричит в ответ Мадлен, направляясь ко мне.

– Хотя бы до остановки меня довези!

Мадлен оборачивается к отцу:

– Медсестра сказала, что по протоколу тебя надо вывезти из здания. Я так и сделала. На этом все!

– Там не написано, что меня надо бросить на полдороге! Хоть бы до табачки довезла!

– Это киоск прессы, – отвечает Мадлен, повышая голос. – Они не продают сигареты!

– Не кричи, всех пациентов перебудишь.

– Ты не пациент!

Сэм толкает колеса коляски руками и, сначала медленно, а затем все быстрее, катится к дороге.

– Господи Иисусе, Сэм!.. – Мадлен хватается за ручки коляски и катит отца к пешеходному переходу.

– Вы выглядите лучше, чем я ожидал, – говорю я ему, когда они приближаются.

– Хроническая изжога, – отвечает Мадлен. – Почти до двух ночи просидел со своими друзьями-гонщиками. Ели и пили всю ночь. Виски и сыр… А потом удивляется, что у него приступ.

Сэм поднимает руку и касается ладони дочери.

– Не нравятся мне эти тучки. Может, довезешь меня до остановки? Не хочется промокнуть, пока буду ждать автобус.

– Не надо ждать никакого автобуса, – огрызается Мадлен. – Я тебя отвезу.

Сэм улыбается:

– Ну, если ты уверена…

– Бен, я вызову водителя. Доедем вместе до офиса.

– Так я же на машине, – говорю я. – Почему бы нам троим не выпить кофе, а потом я отвезу Сэма домой?

– Небольшой завтрак был бы кстати, – говорит Сэм. – А то у меня уже в животе урчит.

– Ты меня когда-нибудь доконаешь, – бурчит Мадлен. Она шагает к парковке и на ходу оборачивается: – Идете?

Сэм улыбается мне, поднимается на ноги, и мы вместе следуем за ней. Я открываю дверцы машины.

– Мэдди, почему бы тебе не сесть сзади? – предлагает Сэм.

В глазах Мадлен вспыхивает огонек ярости, как будто ей показывают беспомощный репортаж молодого журналиста, но она не произносит ни слова.

По пути в Ричмонд Мадлен не отрывается от экрана телефона.

– Рад, что вам уже лучше, – говорю я Сэму.

– Да я здоров как бык, – отвечает он. – Так доктор сказал.

– Бьюсь об заклад, не было такого, – комментирует внимательно следящая за происходящим вокруг Мадлен.

– Давайте остановимся в кафе “Рич”, возле моста, – говорит Сэм. – Меня там знают. Могу организовать нам столик.

В зеркало заднего вида я вижу, как Мадлен закатывает глаза.

Сэм обращается к дочери:

– Там готовят лучший английский завтрак в Ричмонде.

– Да на здоровье. Хочешь дальше себя гробить – пожалуйста.

Перед Ричмондским мостом я сворачиваю и паркуюсь за домами, в одном из которых, на последнем этаже, располагается квартира Сэма.

– Может, даже сумеешь после завтрака пройти пешком две минуты до дома, – говорит Мадлен, выходя из машины.

Утренние облака рассеиваются, из-за них выглядывает, озаряя реку, солнце, и мы решаем рискнуть и занять столик на террасе. Заказываем кофе; Сэм добавляет в свой американо молоко.

– Что нового насчет тела под церковью? – спрашивает он.

– Под клубом, – поправляю я, понимая, что Сэм и так уже в курсе почти всех аспектов дела. На протяжении всей первой недели после пожара он звонил мне каждый день в попытках получить дополнительную информацию. Я рассказываю, что убитая – жена выдающегося полицейского, которого он к тому же хорошо знал, и он мгновенно схватывает, что история способна привлечь интерес читателей по всей стране. Для Мадлен это тоже не секрет.

Она быстро поднимает глаза от телефона.

– Не говори ему ничего больше, – бросает она. – Он украдет наш сюжет.

– Мэдди, неужели ты считаешь, что моя захудалая местная газетенка может конкурировать с твоим изданием? – отвечает Сэм.

Я поворачиваюсь к Мадлен. Та улыбается.

– Ладно, мы поделимся. Но если ты попробуешь нас опередить, я… – Она направляет указательный палец на грудь отца: – Я маме пожалуюсь!

Мы дружно смеемся.

– Как поживает мамуля? – спрашивает Сэм.

– Счастлива быть как можно дальше от тебя. По последним данным, где-то на юге Франции.

– Подальше от нас. Какое для всех облегчение! Ну что? – говорит Сэм и хлопает в ладоши: – Так кто же убил Анжелу Каш?

Глаза у него загораются, как и у Мадлен. Оба чуют, что запахло перспективным материалом.

– Больше двадцати лет пролежала замурованная под половицами… – Сэм прищуривается. – По первоначальной версии она погибла в пожаре, верно?

– Судмедэксперты утверждают, что ее тело и близко не было к пожару, за исключением последнего, в прошлый четверг.

– Забита до смерти мужем, старшим инспектором? – спрашивает Мадлен. – Именно то, что сейчас нужно комиссару столичной полиции.

Я киваю.

Подходит официант принять у нас заказ.

– Мне полный английский завтрак и еще один американо, – говорит Сэм, не давая никому вставить слово.

Мадлен выключает телефон и кладет его на стол экраном вниз.

– Ему яичницу-болтунью, кусочек копченого лосося, тост из цельнозернового хлеба – с тонким слоем масла – и обезжиренное молоко для кофе.

Официант неуверенно смотрит на Сэма.

– Она главнее.

– Мне то же самое, – говорит Мадлен.

– И мне, – присоединяюсь я. – Полиция подозревает Джека Каша, – продолжаю я, когда официант отходит.

– Но ты в этом не уверен? – уточняет Мадлен.

– Пока непонятно.

– Зачем устраивать маскарад, притворяясь, что хоронишь жену на кладбище Святого Стефана, если не ты ее и убил? – задает вопрос Сэм и сам же на него отвечает: – Я скажу вам зачем. Рано или поздно ему пришлось бы объяснять, куда делась Анжела. Разве не проще устроить похороны, чтобы все выглядело чинно-благородно?

– Если это так, то кто похоронен в ее могиле?

– Возможно, никто, – говорит Мадлен.

– Но кто-то определенно погиб в том пожаре, – отвечаю я.

Сэм кивает:

– Я помню ту ночь. Прямо под Рождество – настоящая трагедия.

– Джек Каш точно должен был знать, кого хоронит, – говорит Мадлен.

– А если он знал, кто ее убил на самом деле, но не мог об этом рассказать? – размышляет Сэм.

– Шантаж?

– Многие копы иногда оказываются не на той стороне.

Официант возвращается с нашим завтраком. Сэм с подозрением оглядывает свою еду.

Мадлен смотрит на отца:

– Без комментариев, пожалуйста.

– Да я и не собирался, – отвечает Сэм, выдавливая на тарелку коричневый соус. – Выглядит аппетитно. – Он подцепляет вилкой кусок яичницы.

– Что еще нам известно? – спрашивает Мадлен.

– Вчера я разговаривал с Эмили Уизерс…

– С женой викария? – перебивает Мадлен. – Я встречалась с ней много лет назад, вскоре после убийства Ника. Готовила статью о том, как это событие повлияло на местное сообщество, и попросила у нее интервью. Она пригласила меня в дом викария, но ничего толком не рассказала. В основном выпытывала, что я знаю об их прихожанах.

– И что она узнала? – спрашивает Сэм.

– От меня? – улыбается отцу Мадлен. – Что зря теряет время.

– Вчера она проявила чуть больше откровенности, – говорю я. – У меня сложилось впечатление, что она старается навести меня на компанию, которая строила клуб.

– Что за компания? – спрашивает Мадлен.

– Местная фирма из Ист-Хадли, владелица – некая Бетти Бакстер. Я думал связаться с ней и договориться о встрече. Может, она что-нибудь расскажет о той стройке.

На лице Сэма расплывается широкая улыбка.

– Если тебе удастся найти подход к Бетти Бакстер, она расскажет тебе много интересного.

Он отодвигает в сторону лосося и укладывает яичницу между двумя намасленными тостами. Берет с тарелки этот импровизированный сэндвич и встает.

– Мэдди, оставь немного наличных на чай, – говорит он. – Нас ждет работа.