Текст книги "Край, где заходит солнце"

– Обязательно будем, – пробормотал Вулфер между двумя глотками вина, сбросив с кинжала мясо в свою тарелку. – Но сначала нам надо хоть немного поесть.

Стены зала, в котором они сидели, были покрыты медью и украшены гравюрами с изображением атлантов, мирно работающих в садах и полях, убирающих урожай. В тяжелых бронзовых светильниках, стоявших вдоль стен, горело масло; колеблющийся свет подчеркивал красоту древнего убранства зала. На потолке можно было различить остатки старинной росписи – и ее время не пощадило.

Кормак протянул руку к своему широкому кубку из горного хрусталя, богато украшенному серебром. Антея, опередив слугу, сама взяла кувшин и налила Кормаку неразбавленного вина. Оно показалось кельту гораздо крепче, чем те вина, которые ему приходилось пить до сих пор. Наверное, это был очень древний напиток.

– Ну, теперь ты хоть немножко доволен? – кокетливо спросила Антея, не обращая внимания на то, что рядом сидит ее отец. На время обеда она сняла покрывало и осталась в белой прозрачной тунике, сквозь которую можно было видеть ее отлично сложенное тело с маленькой, но крепкой грудью и крутыми бедрами.

Рубиновая брошь, закреплявшая тунику на плече, словно светилась изнутри. Оправа камня была сделана в виде змеи, кусающей собственный хвост. Гладя на этот огромный рубин, Кормак раздумывал, какими магическими силами могут владеть Креон и его дочь.

Антея, казалось, была разочарована тем, что Кормак так пристально разглядывает ее брошь и не уделяет внимания ей самой.

– Так тебя интересуют только мои украшения? – капризно спросила она, отодвигаясь от Кормака. – А я думала, что ты мужчина!

В этот момент Вулфер швырнул под стол кости и опустошил свой кубок. Пол в зале был выложен такими же мраморными шестиугольниками, как и в храме, только здесь он был не черно-белым, а желтым с красноватыми прожилками. Каменщики расположили мраморные плиты так искусно, что только металлические соединения по краям нарушали узор.

Креон не смог сдержать улыбки над поведением юта. Сам он ел только фрукты. Если он и заметил, какие призывные взгляды бросала на Кормака его дочь, то ничем не выразил своего неудовольствия. Вообще греки как будто решили исполнять любые прихоти своих неожиданных гостей.

Кормак взглянул на Антею; она улыбнулась ему. Ее волосы перехватывала золотистая лента, из-под которой черные локоны струились по спине до пояса.

По телу Кормака разлилось приятное тепло. Он чувствовал себя сытым и отдохнувшим, здесь его не тревожил омерзительный свет искусственного багряно-зеленого солнца. Антея ему нравилась, а впрочем, она могла бы понравиться и монаху, принесшему обет безбрачия и чистоты. Кельт поднялся из-за стола и тут почувствовал, что старое вино ударило ему в голову. Он никогда не напивался до отупения и теперь сразу решил, что ему на сегодня достаточно.

Антея тоже выскользнула из-за стола и взяла в руки один из факелов. Ее улыбка показалась Кормаку очаровательной.

– Пойдем со мной, – нараспев произнесла она. – Я покажу тебе кое-что из древней магии, тебе это должно быть интересно.

Вулфер стукнул по столу пустым кубком, над которым тут же склонился слуга с кувшином. Ют свирепо взглянул на него, и маленький атлант в ужасе отшатнулся.

– Будь умницей, моя девочка, – сказал Креон. – А я пока постараюсь занять нашего второго гостя, чтобы он не скучал.

Кормак вышел вслед за девушкой, и они оказались в другом зале, отделанном слоновой костью и редкими породами дерева. Многое здесь за долгие века рассыпалось в прах, и теперь видны были камни кладки и какие-то металлические части.

Пройдя еще ярдов двадцать по коридору, Антея остановилась и жестом пригласила Кормака войти в комнату. Деревянная дверь была обита кожей, головки медных гвоздей образовывали на ней замысловатый узор. Кельт легко мог бы проломить эту дверь ударом кулака.

Антея вставила факел в гнездо подставки, изображавшей голову дракона с разинутой пастью. Кормак огляделся. Обстановка комнаты состояла из тяжелой бронзовой скамьи и множества кованых металлических сундуков разного размера, расставленных вдоль стен. Через распахнутую дверь во внутренние покои виднелась большая кровать овальной формы.

Кормак шагнул к девушке; она скользнула в его объятия и, схватив его правую руку, прижала ее к своей груди. В следующий миг она отскочила к противоположной стене.

– Сними эти противные доспехи, – сказала она, открывая один из кованых ящиков – узкий и высокий.

– Мои доспехи пока нам не мешают, – отозвался Кормак и опять шагнул к ней. Она рассмеялась звонким серебристым смехом, сунула руку в ящик и дотронулась до какого-то сложного устройства, лежавшего внутри. От ее прикосновения из ящика заструились лучи голубого света, тонкие, как нити пряжи, вытянутые из мотка.

– Ты видишь? – воскликнула Антея. – Это и есть та древняя магия, о которой я тебе говорила. Прикоснись вот тут, и это наполнит тебя доброй силой.

Тонкие лучи медленно, словно ощупывая пространство перед собой, потянулись к Кормаку.

– Убери это, – сказал кельт, угрюмо глядя на Антею. Он мгновенно протрезвел и прижался спиной к стене. Он и не думал, что может испытывать такой страх.

Над узкой верхней стенкой ящика появились серебряные рожки, из которых, как шелковые нити паутины, тянулись голубые лучи. Пальцы Антеи скользили по металлической пластине за рожками; она, не отводя взгляда от Кормака, будто перебирала невидимые струны. Светящийся голубым светом шар, поначалу показавшийся кельту похожим на моток тонких голубых нитей, на глазах вырастал, но лучи остановились на полпути от Кормака.

– Глупый, это не причинит тебе вреда, – рассмеялась девушка. – Посмотри на меня.

Раздался звук от удара металла о камень. Бронзовая скамья сама по себе перевернулась.

– Вулфер? – крикнул Кормак, бессознательно потянувшись правой рукой к рукоятке меча. Чувство собственного достоинства помешало ему обнажить оружие и тем самым показать, что он чем-то напуган.

Антея, продолжая держать руку за серебряными рожками, шагнула в середину светящегося облака, образованного мерцающими лучами; по ее фигуре разлилось сияние, словно водопад по стеклянной статуэтке. Драгоценный камень на ее плече засверкал вдвое ярче прежнего.

Обнаженная кожа и одежда девушки засветились, словно покрытые тончайшим слоем переливающегося красного стекла, только ее рука и ноги от колен до сандалий оставались за пределами сияющего облака.

– Теперь ты видишь? – спросила Антея. – Это безопасно.

И она протянула руку к Кормаку. Ее голос звучал странно, будто из-под воды. К кельту опять потянулись тонкие голубые лучи.

– Хватит! – крикнул Кормак, выхватив меч из ножен. – Останови их, а не то…

Внезапно дверь с грохотом распахнулась, и на пороге комнаты возник мускулистый, высокий, смуглый человек атлетического сложения. Его голову охватывала узкая повязка; из одежды на нем не было ничего, кроме коротких штанов с бахромой и ожерелья из медных бляшек. В руках дикарь сжимал древко каменного топора, мощным ударом которого он только что вышиб старую дверь.

Кормак, не раздумывая, ударил воина сбоку мечом в грудь. Тот даже не успел увидеть кельта, как рухнул к его ногам с раной в сердце. Последний крик так и не вырвался из горла дикаря – изо рта и ноздрей хлынула кровь, он изогнулся и замер на полу.

В коридоре Кормак увидел еще десяток, а то и дюжину полуобнаженных смуглых воинов. Он выдернул меч из тела первой жертвы и занес его над головой.

Светящееся облако тем временем полностью скрыло Антею; очертания ее тела теперь лишь смутно угадывались в голубом сиянии. Падая, дикарь задел край облака своим топором, и топор будто увяз в чем-то мягком, а потом стал медленно сползать вниз.

Привычным движением левой руки Кормак попытался выхватить из-за спины свой легкий небольшой щит, но это движение оказалось напрасным – щит остался возле стола в том зале, где они с Вулфером обедали.

Копье ударило Кормака в грудь. Отличная стальная кольчуга особого плетения выдержала удар, но кельт при этом едва удержался на ногах. Нападавшие дикари, очевидно, принадлежали к той же расе атлантов, что и слуги во дворце и в храме, однако они были выше ростом и хорошо сложены. Во всяком случае, ничто в их облике не наводило на мысли о вырождении.

Кормак отпрыгнул назад как раз в тот момент, когда перед самыми его глазами блеснуло лезвие бронзового меча. Мягкая бронза, конечно, не могла сравниться с римским кавалерийским стальным оружием, добытым в битве в Бильбао. Меч Кормака словно щепку перерубил бронзовое лезвие и с размаху опустился на голову дикаря. Повязка на голове смуглокожего воина обагрилась кровью, и он упал вперед, не сгибая колен, как падает каменная статуя.

Перед Кормаком снова вырос воин с копьем, но на этот раз кельт был готов сразиться с ним. Краем глаза он увидел древко копья из кизилового дерева, толщиной с запястье, и решил, что рубить его мечом бесполезно – сталь застрянет в тяжелой древесине. Изловчившись, кельт ухватился за древко левой рукой и мощным рывком бросил копейщика прямо на острие своего меча. Вскрикнув, дикарь упал замертво.

Кормак выхватил из-за пояса кинжал и оказался лицом к лицу с двумя могучими воинами. Однако оба атланта все же были ниже Кормака ростом и к тому же полуобнажены. Кельт вонзил свой испанский кинжал, лезвие которого возле рукоятки было шириной в пять пальцев, под ребра первому из нападавших и, пользуясь телом жертвы, как щитом, опустил меч на обнаженное плечо второго. Из страшной раны фонтаном забила кровь, и оба дикаря свалились под ноги Кормака.

Тут в его грудь врезался тяжелый бронзовый молот. Из глаз кельта посыпались искры от резкой боли в ребрах. Широкоплечий атлант вложил в удар молота, который он держал обеими руками, всю силу своего огромного тела, и на миг дыхание Кормака перехватило. Но сам дикарь не рассчитал силу удара и качнулся вперед, не удержавшись на ногах. Это погубило его – в следующее мгновение из его горла торчал смертоносный кинжал. Обмякшее тело кельт отбросил к стене коридора.

Уцелевшие атланты бросились бежать, некоторые из них побросали оружие, наверное чтобы быстрее удрать. Кормак кинулся вслед за ними, забыв про Антею. Она так и продолжала стоять внутри сияющего голубого облака. Рядом с облаком валялся на полу каменный топор; копье, подобно ему увязшее в голубом сиянии, сползало вниз.

Кормак еще не оправился от удара молотом в грудь, и при каждом шаге его тело пронзала острая боль. Лезвие его меча, задевая каменные стены коридора, выбивало из камня красные искорки. Боль так ослабляла Кормака, что он, сам того не замечая, держался слишком близко к стенам. На бегу он выкрикивал проклятия и только усилием воли не останавливался и не терял сознание.

Если бы осколок сломанного ребра проткнул ему легкое, он уже сплевывал бы кровавую пену. Этого пока не случилось. Сейчас Кормака беспокоило нечто гораздо более важное, нежели собственная боль. Боль была ничто по сравнению с сознанием, что где-то там, в зале, Вулфер, и что он может оказаться в опасности, и что есть еще враги, с которыми предстоит расправиться.

Слуг нигде не было видно. Убегавшие дикари скрылись в обеденном зале, и Кормак последовал за ними.

В обеденном зале царил хаос. Еще светили два уцелевших светильника, но в основном зал освещали не они, а такое же облако из тонких сияющих голубых лучей, какое Кормак уже видел в комнате Антеи.

Креон стоял в этом светящемся облаке, отделенный сиянием от всего окружающего. Правда, вместо того чтобы управлять лучами с помощью металлической панели, он просто водил руками. Тонкие мерцающие нити тянулись туда, куда указывал им Креон. Словно шелковые шнурки они захлестывались на шеях двух дикарей, которые в конвульсиях извивались на полу.

* * *

Дикари окружали мерцающее облако, пытаясь проколоть его копьями или прорубить. Среди них было много женщин. В толпе выделялся старый воин с изрезанным морщинами лицом, державший в руках жезл. В колеблющемся свете, исходившем от голубого облака, жезл казался металлическим. На голове у вождя – а это, несомненно, был вождь – вместо повязки красовалось нечто вроде чалмы, сплетенной из золотой и серебряной проволоки.

Из пола в центре зала был вынут один из мраморных шестиугольников, под ним открывался черный проход куда-то вниз. Когда Кормак вбежал в зал, он успел увидеть, как в этом проходе исчезли связанные ноги Вулфера.

Меч кельта врезался в толпу дикарей, как коса в пшеничное поле. Для колебаний времени не было: главным преимуществом Кормака могла стать лишь внезапность. Римский меч вычерчивал в воздухе широкие дуги. Когда кто-то из атлантов, пригнувшись, пытался подойти к кельту, Кормак левой рукой беспощадно всаживал в тело врага кинжал.

Он прекрасно знал, что острие меча – испытанное и верное орудие убийства. Лезвием рубить удобнее, но такие удары не всегда бывают смертельны. Однако сейчас ему не приходилось раздумывать о том, каким именно способом расправляться с врагами.

Правильно нанесенный удар оставляет человеку возможность прожить не больше минуты – пока в сердце еще остается кровь. Однако в течение этой минуты смертельно раненная жертва еще многое может успеть.

Налетев на толпу дикарей подобно вихрю, Кормак посеял среди них ужас; некоторые просто оцепенели. Почти не глядя, кельт нанес страшную рану воину, что бросился на него с топором. Меч не дошел до сердца, и рана, скорее всего, была не опасна, но от неожиданности дикарь как подкошенный свалился на каменный пол и, скорчившись, застыл. Топор выпал из ослабевшей руки, с грохотом отлетел в сторону; голова атланта запрокинулась, и он зажмурил глаза.

Вождь с жезлом громко что-то выкрикнул, и уцелевшие дикари метнулись к зияющему входу в подземелье. Нападение Кормака оказалось столь внезапным и ошеломляющим, что никто из них не сумел оказать кельту серьезного сопротивления. Воины (а многие из них были женщинами) инстинктивно выбрасывали перед собой оружие, пытаясь защититься, но в мерцающем свете голубого облака они, пожалуй, даже не успели понять, что перед ними один-единственный враг.

Кормаком владела ярость и жажда убийства; ему было все равно, отступают его враги или стоят на месте. Он ударил в спину одного из бегущих и налетел на вождя. Тот поднял ему навстречу свой жезл.

С кончика жезла заструились тонкие голубые лучи, точь-в-точь такие, как из магических приспособлений греков. Лучи коснулись правой руки Кормака, его движение замедлилось, а в следующий миг меч и вовсе застыл в воздухе.

– Чтоб твои потроха свиньи съели! – в бешенстве выкрикнул Кормак, устремляясь к вождю с кинжалом.

Вождь отпрянул назад. С кончика жезла слетел еще пучок голубых лучей, и они коснулись левого запястья кельта. Их прикосновение оказалось леденящим.

За спиной вождя последний из его уцелевших воинов исчез в черном отверстии. Дикарь подвинул каменный шестиугольник на его прежнее место, камень глухо стукнул о камень, и вход в подземелье закрылся.

Несколько раненых воинов лежали на полу, некоторые громко стонали. Тех двоих, чьи шеи были перехвачены голубыми лучами, Креон продолжал удерживать в прежнем положении. Лицо грека было очень странным – как будто его распяли.

Кормак опять шагнул к вождю. Им владело такое чувство, словно его меч и левая рука придавлены каменной скалой. Концом своего жезла вождь направил одинокий луч на правое запястье Кормака, потом кулаком ударил кельта в грудь.

В зал вбежала Антея и выхватила меч у одного из раненых. За ней толпой следовали слуги.

– Отец! – воскликнула она. Черты ее лица изменились, она словно постарела с тех пор, как Кормак видел ее в последний раз в ее покоях.

Вождь атлантов отступил, и голубые лучи отпустили Кормака. Старик перевел конец жезла на подземный ход. Жезл пробил камень и полетел вниз, вслед за бежавшими дикарями. Тогда вождь шагнул навстречу Кормаку. Освобожденный меч тут же пронзил его насквозь, однако кельт успел с изумлением понять, что римская сталь прошла сквозь тело мертвеца.

Свет, окружавший Креона, с тихим звоном сжался в маленький шарик и исчез. Грек, пошатываясь, шагнул к дочери.

– Они прошли через подземный ход, – выдохнул он. – Прошли, миновав Стража. У них есть жезл власти.

Креон выглядел дряхлым стариком. Глядя на него, Кормак вспомнил лицо вождя атлантов – оно словно стояло перед его глазами.

Тряхнув головой, кельт выдернул оружие из тела атланта, потом сорвал его пояс. Он не спешил. Надо было хотя бы отдышаться и дать мышцам минутный покой, прежде чем действовать дальше. Матерчатым расшитым поясом вождя дикарей Кормак вытер лезвие меча и кинжал.

Стены зала и даже потолок были забрызганы кровью. Большинство раненых уже не подавали признаков жизни. На полу крови почти не было, и Кормак понял почему. За тысячелетия каменный пол покрылся невидимыми глазу трещинами, и кровь просочилась в камень на целый дюйм.

– Жезл власти? – переспросила Антея. – Теперь, когда прошло столько времени? Но это немыслимо, невозможно!

– Невозможно, но это так. Истощение ужасно, – отозвался Креон. – Взгляни, вот у него был в руках жезл. – Он коснулся кисти руки вождя носком сандалии, и она отломилась, как сухая ветка. Все тело атланта было высохшим, будто по меньшей мере год лежало под солнцем в самой жаркой пустыне.

– Где Вулфер? – спросил Кормак.

Его грудь тяжело вздымалась и опускалась, однако с каждым вздохом дыхание становилось ровнее, и он уже не хватал воздух открытым ртом с жадностью утопающего. Если к нему еще и не вернулись потраченные силы, то, по крайней мере он уже почти не чувствовал той боли в ребрах, которая мешала ему преследовать атлантов в коридоре. Его тело еще должно было послужить ему. Конечно, он еще не был в идеальном состоянии, но ведь и вся его жизнь складывалась отнюдь не идеально, а уж то, что происходило сейчас, было и вовсе далеко от какого-либо идеала и спокойствия.

Греки разом взглянули на него.

– Атланты забрали с собой твоего друга, – сказал Креон. – Дикари с кольца, напавшие на нас из тоннеля, проложенного подо рвом. Не могу даже представить себе, что им понадобилось от него. Они не могли знать, что кроме нас с Антеей здесь есть кто-то еще.

Он посмотрел на свою дочь.

– Я захватил двоих. Ты?..

Антея сокрушенно покачала головой:

– Нет, нет. А из этих нам никто не может пригодиться?

Она оглядела лежавших на полу дикарей. Застывшие глаза одной из женщин, вытянутая и неподвижно замершая нога атланта, пытавшегося убежать от смертоносного меча Кормака, скорчившиеся неподвижные тела остальных…

– Нет, конечно, – ответила она себе самой. – Вижу, что нет.

– Куда они забрали его? – прорычал Кормак так, что слова, казалось, запрыгали от стены к стене.

– Откуда… – начала было Антея и – замерла. Язык не повиновался ей. Она невероятно состарилась. Такова была цена, которую они с отцом платили за владение древней магией. Так, могущество, заключавшееся в жезле власти, погубило того, кто им пользовался, это Кормак видел собственными глазами.

– Мне кажется, что они утащили его туда, где живут сами, – на кольцевой остров, – сказал Креон. – Если только они доберутся туда и не достанутся Стражу… Правда, у них есть магический жезл… Я не поверил бы, что возможно пройти мимо Стража, если бы не видел их здесь сам.

Креон, пошатываясь, прислонился спиной к металлическому ящику, из которого еще недавно исходило голубое сияние. Кормак вздрогнул, но греку попросту нужно было на что-то опереться, чтобы не упасть в изнеможении на пол. Вместо бодрого и полного сил человека, встречавшего гостей в храме, сейчас перед Кормаком стоял древний старец.

Вытерев кинжал, Кормак убрал его в ножны; затем он убрал в ножны и меч и шагнул к каменной плите, закрывавшей вход в тоннель. Сквозь щели вокруг неплотно прилегавшей плиты пробивался свет – он был слишком слабым, чтобы подумать, будто он исходит от светильников.

– Тебе нельзя идти туда! – воскликнула Антея. – Страж!..

– Если только дикари не убили его, – слабым голосом перебил ее Креон.

Антея повернулась к отцу.

– С одним только жезлом? – ядовито спросила она. – Вздор, отец. Мы с тобой вместе пытались справиться со Стражем еще тогда, когда он был гораздо меньше!

Кормак потрогал каменную плиту, обдумывая как бы подцепить ее и сдвинуть с места.

– Тебе нельзя туда идти, – с неожиданной злобой сказал Креон. – Ты пропадешь. Скорее всего станешь добычей Стража.

Кормак оглянулся. Те двое атлантов, которых Креон удерживал магическими лучами, неподвижно лежали на полу. Слуги связывали их ноги и запястья крепкими шелковыми веревками. Такими же веревками были связаны ноги Вулфера, мелькнувшие перед Кормаком, когда он вбежал в зал…

Кельт выпрямился и мельком подумал, что его мышцы уже в полном порядке. Резким движением ноги он поднял один из бронзовых табуретов и сорвал покрывавшую его ткань. Креон отшатнулся; слуги с возгласами ужаса разбежались по сторонам. Антея прикрыла ладонью левой руки рубиновую брошь. Ее лицо оставалось непроницаемым.

Кормак поднял табурет над головой, будто тяжелый цеп, и ощутил его приятную тяжесть. В следующий миг он с силой бросил его на металлический сундук, из которого Креон извлекал голубые сияющие лучи.

Кельт не хотел сам прикасаться к этому дьявольскому устройству.

Бронзовый кованый сундук и бронзовый табурет мгновенно со звоном расплавились. Металл засветился, но не голубым, а жарким, изжелта-оранжевым светом, как раскаленный уголь в пышущей жаром печи. Брызги расплавленной бронзы разлетелись во все стороны, распространяя по залу запах какой-то горящей мерзости.

Слуги с воплями толпой выбежали из зала. Застонал на полу раненый дикарь. Греки стояли молча, потрясенные происшедшим.

– Так вы собирались нас использовать так же, как использовали этих несчастных? – прорычал в бешенстве кельт, показав на связанных дикарей. – Заморозить, связать, а что потом, хотел бы я знать?

Он сплюнул. Плевок попал на ногу Креона.

– Убирайтесь отсюда, пока я не поступил с вами так же, как с этой вашей колдовской штуковиной!

С бледными, как полотно, лицами греки молча выскользнули из зала. На плаще Креона дымились края дыры, прожженной каплей расплавленного металла.

Кормак наклонился и ухватился пальцами за края каменной плиты, закрывавшей вход в подземелье. Железная отделка его ножен царапнула пол.

Лук Вулфера и колчан со стрелами стояли в углу, но секира исчезла вместе с ютом. Кормак никогда не позволял себе надеяться, так же как не пускал в свое сердце страх, но теперь…

Если Вулфер во что-то и верил в жизни, так не в богов, а в эту свою секиру, которая помогала ему справиться с любым врагом, встретившимся на его пути. Так что пока ют и его секира оставались вместе, они были непобедимы.

Кормак поднатужился и с резким криком выпрямился. Каменная плита весила вдвое больше человека, и держать ее можно было только за края – никаких специальных ручек на ней, конечно, не имелось. Дикая первобытная сила кельта вступила в борьбу с земным притяжением и тяжестью камня. Человек победил в этой борьбе, рывком подняв плиту над отверстием.

Выпрямляясь, Кормак повернулся с плитой в руках и отбросил ее туда, где еще светилась лужа расплавленного металла – все, что осталось от того, что было магическим устройством, которое давало Креону силу и могущество. Из-под камня вырвалось несколько искр.

Кормак схватил свой щит, поднял меч и опустил ноги в темноту подземного хода.

* * *

Подземный ход оказался высотой в добрых восемь футов и был вымощен каменными плитами. Дикари, как запомнилось Кормаку, не отличались гигантским ростом, хотя и были гораздо выше своего повелителя, который прислуживал грекам. Сначала он подивился, как им удалось сдвинуть каменную плиту входа, потом вспомнил о магическом жезле. Расплата за могущество была слишком высока, но и могущество магии он видел сам.

В начале тоннель представлял собой просторную трубу, засоренную илом и нанесенными штормовыми волнами камнями. В толстом слое ила отчетливо были видны следы бежавших дикарей, в одном месте из стены торчала медная кирка. Кто-то когда-то пытался выломать из стены камень и обломал ручку кирки.

Кормак, выставив перед собой обнаженный меч, направился вперед, туда, где тоннель расширялся.

Свет, увиденный им сквозь щели, исходил от слоя странной плесени, покрывавшей пол и каменные колонны просторного помещения, в которое выводил тоннель. Свод, поддерживаемый колоннами, поднимался на сорок, пятьдесят, шестьдесят футов над скользким полом и был покрыт металлом.

Местами металлическое покрытие было покорежено, некоторые колонны полуразрушены – все здесь указывало на давнюю катастрофу. Где-то вдалеке слышались звуки, напоминавшие вздохи могучих легких.

Без сомнения, это сооружение служило до гибели Атлантиды судостроительной верфью. Скаты, заросшие плесенью, тянулись от каналов к стенкам для причаливания судов. Наклонные поверхности предназначались для подъема кораблей из воды. Какой же должен был быть в Атлантиде флот, если люди выстроили такую верфь? Этого не мог себе представить даже такой моряк, как Кормак Мак-Арт, побывавший на краю земли и повидавший на своем веку немало городов и стран.

Однако он не заметил и следа кораблей. Если в момент землетрясения здесь и находились какие-нибудь суда, то тысячелетия закончили разрушительную работу. Плесень покрывала скаты ровным толстым слоем, и уже невозможно было определить, где тут в далеком прошлом стояли корабли.

Каналы были глубиной футов в двадцать – в расчете на суда гораздо больших размеров, чем те, которые были известны Кормаку и бороздили моря и океаны в его родном мире. Вода давно ушла из них; наверное, это случилось тогда, когда магические силы выдернули сей мирок из нормального времени и пространства. Кормак не мог найти объяснения тому, что здесь существуют вода и воздух, но коль уж светило искусственное багрово-зеленое солнце… К тому же сейчас кельту было не до раздумий о всех здешних странностях. Прежде всего предстояло найти и освободить Вулфера. Потом они выберутся отсюда. Все остальное не имело значения.

Следы дикарей на плесени он видел отлично, так что идти по ним не составляло труда. Здесь атланты спустились в канал, пересекли его и дальше бежали вдоль причала. На дне канала в беспорядке валялось оружие, вокруг была вытоптана широкая площадка, напоминавшая поле битвы.

Вдруг Кормак увидел кисть человеческой руки. Она лежала на слое плесени. Кости запястья были раздроблены.

В слабом рассеянном свете кельт ориентировался с трудом; еще сложнее оказалось определить расстояние – сколько он прошел и сколько, может быть, придется еще пройти. Кормак шагнул вперед, и тут ему почудилось какое-то движение с правой стороны. Он быстро прикрылся щитом, но ничего не заметил, кроме широкой вертикальной трещины в ближайшей колонне. Именно там он видел что-то движущееся.

В сотне футов от выхода из тоннеля лежала половина женского тела без торса – только ноги и ягодицы. Голову он увидел футах в двадцати дальше. Черты лица выдавали преклонный возраст: оба глаза заволокла молочная пелена катаракт. При первом же взгляде на останки кельт понял: некое существо растерзало уже мертвое тело.

Кормак продвигался вперед, стараясь не скользить по плесени. Эхо его шагов гулко отдавалось среди колонн. Внезапно к звукам, похожим на вдохи и выдохи, примешался другой, напоминавший трель. Вслед за этим послышалось что-то вроде глухого урчания.

По мере продвижения вперед Кормак пытался найти хоть какой-нибудь след существа, растерзавшего тело дикарки. Без сомнения, именно его Креон и Антея называли Стражем, однако они никак не описали его. Других следов, кроме человеческих, Кормак здесь не видел. Может быть, таинственный Страж крылат?

Кельт взглянул наверх и увидел отраженный в потолке рисунок огромных следов, которые он не мог увидеть под ногами. Каждый след был в целый ярд длиной; все они хорошо отпечатались на блестящей плесени, были ровны и одинаковы и выстраивались в отчетливую линию, каждый на расстоянии пяти ярдов от другого. Теперь Кормак мог определить точнее: дикарей, возвращавшихся через тоннель на остров, преследовало многоногое существо футов пятнадцати в ширину.

На камне перед кельтом лежала человеческая нога, тела поблизости видно не было. Мышцы были иссохшими и дряблыми, старческими, как у того вождя, с которым Кормак сражался в зале дворца. Видимо, атланты пытались остановить того, кто их преследовал, с помощью магического жезла, и они страшно расплачивались за это.

Идя дальше вдоль следов, Кормак наткнулся на части другого тела, до того растерзанные, что невозможно было понять, принадлежало оно человеку или животному. Сила великой магии жезла делала всех его обладателей одинаковыми перед лицом смерти.

Чем ближе Кормак подходил к выходу из этого подземного царства, тем больше он видел вокруг следов давней катастрофы, погубившей Атлантиду. Все чаще на его пути попадались колонны, вывернутые из своих оснований и державшиеся вертикально только благодаря давлению свода сверху. Металлическое покрытие свода повсюду было повреждено; местами виднелись трещины шириной в целый фут.

Неподалеку уже мерцал багрово-зеленый свет. Широкий грязный скат, по которому можно было выбраться наверх, был завален камнями, и от его конца до отверстия в высоком своде оставалось еще футов тридцать.

Теперь повсюду Кормаку стали попадаться кости крупных животных. Наполовину заросший илом, валялся слоновий череп с бивнем – он показался Кормаку гораздо длиннее бивней живых слонов, которых ему доводилось встречать на земле.

Багрово-зеленые блики освещали свод и справа от Кормака, довольно далеко от того места, где он находился. Можно было предположить, что наружу ведет не один этот выход, но, сколько их всего, Кормак не мог сейчас узнать.

Он начал подниматься по наклонному скату наверх, пробираясь через грязь и камни, но еще не представляя себе, как он преодолеет тридцать футов от края ската до зияющего отверстия наверху. Может, удастся что-нибудь придумать…

Откуда-то из темноты послышались шлепающие звуки. Эхо сбивало Кормака с толку, не позволяя определить направление, откуда они доносились. Кормак припал на левое колено, прижав к себе щит и выставив вперед меч, готовый отразить нападение с любой стороны.

Извиваясь, изгибая спину как огромная приливная волна, по скату прямо на него надвигалась гигантских размеров сороконожка.

Кельт вскрикнул и, продолжая прижимать щит к груди, сплеча ударил мечом, сам не зная куда. С таким же успехом он мог попробовать остановить оползень.

Отвратительная тварь шевелила одним усом, на месте второго торчал уродливый обрубок. Огромные челюсти шлепали друг о друга, открывая ужасную пасть. Два жала по обе стороны пасти, выделявшие ядовитую слюну, тянулись к груди Кормака.