Текст книги "Приключения Конана-варвара (сборник)"

Когда Конан развернулся и увидел, как опускается на место гобелен, а потом и услышал сдавленный крик Наталы, он с ревом врезался в стену. Отброшенный ударом, который переломал бы все кости обычному человеку, он сорвал гобелен, и перед ним предстала цельная на вид стена, без единой щелочки или зазора. Вне себя от бешенства, он уже замахнулся саблей, словно намереваясь прорубиться сквозь каменную стену, когда позади раздался звук, заставивший его резко обернуться.

Перед ним стояли несколько фигур – это были желтокожие люди в пурпурных туниках, сжимавшие в руках короткие мечи. Когда он повернулся к ним лицом, они бросились на него, издавая воинственные и негодующие вопли. Конан даже не пытался договориться с ними и решить дело миром. Разъяренный исчезновением своей любимой, варвар дал волю бушевавшему в груди бешенству.

С губ его сорвался звериный рык, когда он одним прыжком покрыл разделявшее их расстояние, и первый из нападающих, чей меч отбила в сторону просвистевшая сабля, рухнул на пол, забрызгав его мозгами из рассеченного черепа. Стремительно развернувшись, Конан подставил клинок под опускавшееся в замахе запястье, и чужая рука, по-прежнему сжимающая короткий меч, взлетела в воздух, разбрасывая вокруг россыпи красных капелек. Варвар ни мгновения не оставался на месте, не тратя времени на колебания и раздумья. Отпрыгнув в сторону, он уклонился от бестолковой атаки двух желтокожих мечников, и клинок одного из них, промахнувшись по первоначальной цели, рассек грудь второму.

Подобное невезение вызвало целый хор нестройных воплей, и Конан позволил себе роскошь хрипло рассмеяться, одновременно уходя в сторону от свистнувшего меча, и нанес ответный удар, пока человек еще не успел выпрямиться. За голубоватым лезвием его клинка потянулась струя ярко-алой жидкости, и нападающий дико закричал и упал на колени с распоротым животом.

Воины Ксутала завыли, как стая обезумевших волков. Непривычные к смертельным схваткам, они перемещались неуклюже и медленно по сравнению со взбешенным варваром, за чьими движениями не успевал уследить глаз. Стальные мускулы и сноровка прирожденного бойца делали его неуязвимым. А горожане лишь бестолково суетились и мешали друг другу; они наносили удары слишком быстро или слишком поспешно, и те пропадали втуне, рассекая воздух. Конан же ни мгновения не стоял на месте; отпрыгивая, уклоняясь, ныряя и отступая, он являл собой неуловимую мишень для их мечей, в то время как его изогнутый клинок без устали пел песню смерти.

Впрочем, несмотря на все свои недостатки, мужчины Ксутала не страдали отсутствием мужества. Они кишели и роились вокруг него, крича и размахивая мечами, а в арочные проемы вбегали все новые и новые воины, разбуженные воинственными воплями и звоном стали.

По лицу Конана уже струилась кровь из небольшого пореза на виске. Он на мгновение расчистил себе место, описав широкий взмах саблей, с клинка которой срывались тяжелые капли, и быстро огляделся, ища пути к отступлению. Варвар заметил, как на одной из стен гобелен качнулся в сторону, открывая взору узкий лестничный проем. На верхней площадке стоял мужчина в богатой одежде, растерянно глядя по сторонам. Очевидно, он только что проснулся, причем не до конца, и еще не пришел в себя. Конан действовал стремительно.

Тигриный прыжок позволил ему целым и невредимым прорваться сквозь частокол мечей, и он рванулся к лестнице, а стая вояк, завывая и захлебываясь злобой, устремилась за ним вдогонку. У подножия мраморной лестницы его встретили трое мужчин, но он, не задумываясь, атаковал их всех вместе, обрушив на них сверкающую завесу стали. Последовала секундная сумятица, в которой клинки сверкали подобно молниям, падающим с небес, но потом группа распалась, и Конан прыжками понесся вверх по ступенькам. Преследующая же его орда споткнулась о три тела, неподвижно простертых у подножия. Один из мужчин лежал лицом вниз в луже собственной крови и мозгов; второй приподнялся на руках, захлебываясь кровью, которая струями била из перерезанных жил на шее; третий выл, как умирающий пес, отчаянно прижимая к груди окровавленный обрубок, бывший некогда рукой.

Когда Конан взбежал по мраморным ступеням, мужчина, стоявший на самом верху, стряхнул с себя сонное оцепенение и выхватил меч, тускло блеснувший в радиевом свете. Он ринулся на варвара, набегавшего снизу. Но, видя, что кончик чужого меча устремился ему прямо в горло, Конан пригнулся, и клинок лишь слегка задел ему кожу на спине. Киммериец выпрямился и ткнул своей саблей снизу вверх, словно мясницким ножом, вложив в удар всю силу своих могучих мускулов.

И столь ужасен был его стремительный порыв, что его не остановило даже то, что его сабля по рукоять погрузилась в живот врага. Он с разбега врезался в противника и отбросил его в сторону. Сам же Конан, не удержавшись на ногах, налетел на стену; тело же его соперника, с животом, распоротым от паха до груди, рухнуло вниз на мраморные ступеньки. Разбрасывая вокруг себя куски оторванных внутренностей, оно упало на головы мужчинам, устремившимся в погоню за Конаном, и сбило их с ног, увлекая за собой.

Конан, переводя дыхание, на мгновение прислонился к стене, со злобной радостью глядя на своих преследователей сверху вниз, а потом, с вызовом взмахнув саблей, с которой срывались тяжелые алые капли, продолжил бег вверх по лестнице.

Вбежав в комнату, в которую выходили ступеньки, он задержался на пороге лишь для того, чтобы окинуть ее взглядом и убедиться, что она пуста. Позади него толпа врагов разразилась столь яростными и негодующими воплями, что он понял, что сразил кого-то из их лидеров, возможно, самого короля этого фантастического города.

Он побежал вперед наобум, не имея никакого плана. Ему отчаянно хотелось разыскать и спасти Наталу, которой, в чем он не сомневался, срочно требуется помощь. Но, будучи не в силах оторваться от погони, в которую, кажется, устремились уже все воины Ксутала, он мог только бежать дальше, надеясь, что удача не отвернется от него, он улизнет от преследователей и найдет девушку. В путанице темных или тускло освещенных коридоров он быстро утратил всякое чувство направления и поэтому не особенно удивился, с разгона вбежав в комнату, в которую через другие двери начали вливаться его враги.

Они мстительно завыли на разные голоса и устремились к нему, а он, выругавшись с отвращением, развернулся и стремглав кинулся туда, откуда пришел. Или, по крайней мере, он думал, что направляется именно тем путем. Но вскоре, вбежав в комнату, изукрашенную лепниной и бордюром, он в полной мере осознал свою ошибку. Все комнаты, что попадались ему после того, как он взбежал вверх по лестнице, были пусты. А в этой комнате отыскался обитатель, который с криком вскочил на ноги, завидев его.

Или, точнее, обитательница. Взору Конана предстала желтокожая женщина, все одеяние которой составляли лишь многочисленные украшения. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Все это он успел разглядеть в то самое мгновение, когда она подняла руку и дернула за шелковый шнур, свисавший со стены. Пол ушел у него из-под ног, и вся его ловкость не спасла Конана от падения в темную пропасть, разверзшуюся под ним.

Впрочем, он пролетел совсем немного, но достаточно, чтобы человек, сделанный из другого теста, переломал бы все кости.

Варвар по-кошачьи приземлился на четвереньки, выставив вперед одну руку, инстинктивно не выпуская из пальцев второй зажатую в них саблю. В ушах у него зазвенел знакомый крик, когда он вскочил на ноги, как рысь, отряхивающаяся после прыжка и обнажающая клыки. И горящий взгляд Конана, молнией сверкнувший из-под черной гривы волос, наткнулся на Наталу, обнаженное тело которой извивалось в похотливых объятиях черной бесформенной туши, которую могли породить только бездонные глубины ада.

Уже один вид чудовища мог заставить киммерийца замереть на месте. Но сейчас, в непосредственной близости от девушки, это зрелище вызвало у него взрыв ярости, затопивший мозг Конана. Глаза ему застлала красная пелена бешенства, и он, не раздумывая, атаковал монстра.

Тот выпустил девушку и развернулся к новому противнику. Сабля взбешенного киммерийца, со свистом рассекая воздух, разрубила чудовище пополам на уровне пояса и зазвенела, ударившись о каменные плиты пола и высекая злые голубые искры. Сила удара была такова, что Конан не удержался на ногах и повалился на колени; его клинок не встретил того сопротивления, на которое он рассчитывал. Не успел он выпрямиться, как к нему подскочила дьявольская тварь.

Она возвышалась над Конаном, как огромная черная туча, и накатывала на него волнами, стараясь поглотить его целиком. Он яростно размахивал саблей, полосуя тушу чудовища вдоль и поперек и нанося ей уколы кинжалом. Его с ног до головы забрызгала липкая жидкость, очевидно, заменявшая чудовищу кровь. Но раны ничуть не уменьшили злобы монстра. Конан даже не был уверен, что отсек ему руку или ногу или же проткнул его своим кинжалом, – резиновое тело твари, казалось, заживало тут же, буквально на глазах. Самого варвара жестоко швыряло из стороны в сторону, и в ходе кровавой схватки ему казалось, что он сражается не с одним, а с несколькими чудищами зараз. Тварь одновременно кусалась, царапалась и молотила его лапами. Конан чувствовал, как клыки и когти рвут его плоть; гибкие щупальца, оказавшиеся на ощупь твердыми, как железо, оплели его руки и ноги. Но хуже всего было то, что одно из них, похожее на хвост скорпиона, безжалостно ударяло его по плечам, груди и спине, сдирая куски кожи и впрыскивая в жилы яд, обжигавший, как жидкое пламя.

В пылу борьбы они выкатились из круга света, и теперь Конан сражался в полной темноте. Он даже пустил в ход зубы, вцепившись, подобно зверю, в желеобразное тело монстра, и содрогнулся от отвращения, когда плоть чудовища, подобно живой резине, стала извиваться и корчиться, зажатая его железными челюстями.

Они катились все дальше и дальше по коридору. От полученных ударов в голове у Конана шумело, а перед глазами все плыло. Дыхание короткими хрипами рвалось у него из груди сквозь стиснутые зубы. Высоко над собой он вдруг разглядел омерзительную жабью морду, смутно видимую в тусклом свечении, исходившем от огромной туши. И тогда, со сдавленным криком, в котором звучали проклятия и боль, он нанес отчаянный удар вверх, в эту морду, вложив в него остатки сил. Сабля по самую рукоять погрузилась в плоть монстра где-то под подбородком, и желеобразное тело забилось в конвульсиях, сотрясших и Конана. Чудовище содрогнулось и отпрянуло, а потом развернулось и с невероятной быстротой бросилось бежать по коридору. Конан, избитый и обессилевший, но непобежденный, как бульдог вцепился в рукоять своей сабли, которую не мог вытащить из тела, и продолжал рвать содрогающуюся плоть чудовища ударами своего кинжала, зажатого в левой руке.

Тварь теперь вся целиком озарилась тусклым свечением, и призрачный свет резал Конану глаза, ослепляя его. Вдруг огромное тело монстра провалилось куда-то вниз прямо у него из-под ног. Сабля наконец освободилась и осталась у него в руке, которая бессильно повисла над бездонной пропастью, куда падала светящаяся туша чудовища, похожая на пылающий метеор. Конан с трудом сообразил, что лежит на самом краю огромного круглого колодца, выложенного скользким на ощупь камнем. Он смотрел, как мерк в глубине призрачный свет и как он растворился в черной светящейся поверхности, которая рванулась ему навстречу, готовая принять его. Несколько секунд в черном бездонном провале полыхало колдовское пламя; потом оно исчезло, и Конан остался лежать, глядя в пустоту, из которой больше не доносилось ни звука.

Отчаянными усилиями пытаясь разорвать шелковые путы, связывающие ей запястья, Натала напряженно всматривалась в темноту за пределами круга света. Казалось, язык у нее примерз к нёбу. Она видела, как страшная темнота поглотила Конана, схватившегося смертным боем с неизвестным демоном, и единственными долетавшими до нее звуками были хриплое и частое дыхание варвара, толчки борющихся тел и глухие удары, которые противники наносили друг другу. Но потом прекратились и они, и Натала едва не лишилась чувств, бессильно повиснув на своих шелковых путах.

Из болезненного оцепенения ее вывел звук шагов, и она увидела, как из темноты вынырнул Конан. При виде него она обрела голос, который пронзительным эхом прокатился по сводчатому туннелю. Конан получил такую трепку, что на него было страшно смотреть. При каждом шаге из многочисленных ран у него на теле сочилась кровь. Кожа на лице была содрана и покрыта синяками, словно его обработали дубинкой. Губы вспухли, а из раны на голове по виску текла кровь. На бедрах, икрах и локтях тоже зияли глубокие раны, а руки и все тело покрывали многочисленные царапины. Но сильнее всего пострадали его плечи, спина и мышцы верхней части груди. Там красовались жуткие синяки и рваные раны, а кожа висела лоскутьями, как если бы его стегали проволочной плеткой.

– Ох, Конан! – всхлипнула девушка. – Что с тобой случилось?

Он был явно не расположен к разговорам, но его разбитые губы дрогнули и сложились в то, что с некоторой натяжкой можно было назвать мрачной улыбкой. Волосатая грудь его, залитая потом и кровью, тяжело вздымалась в такт дыханию. Он медленно и с трудом поднял руки и перерезал путы, стягивавшие ее запястья, после чего отступил на шаг и привалился к стене, широко расставив дрожащие ноги. Натала сначала повалилась на пол, но тут же вскочила, бросилась к нему и крепко обняла его, истерически всхлипывая.

– Ой, Конан, ты так сильно ранен, что можешь умереть! Что же нам делать?

– Что ж, – выдохнул он, – нельзя вступить в схватку с демоном, пришедшим из ада, и рассчитывать, что останешься целехонек!

– А где он? – прошептала девушка. – Ты убил его?

– Не знаю. Он упал в колодец. Я изрубил его на куски, но при этом не представляю, можно ли его убить сталью.

– Ой, твоя спина! – вновь запричитала она, заламывая руки.

– Это он отхлестал меня своим щупальцем, – скривился Конан, морщась от боли, которую причиняло ему малейшее движение. – Оно ранило, как проволока, и обжигало подобно яду. Но хуже всего мне пришлось, когда он сдавил меня, словно тисками. Мне было совершенно нечем дышать. В объятиях питона и то было бы легче. Похоже, внутри у меня все перемешалось.

– Что нам делать? – заплакала она.

Конан поднял голову. Ловушка захлопнулась. Сверху не доносилось ни звука.

– Обратно через потайную дверь нам не выйти, – пробормотал он. – В комнате полно трупов, и горожане наверняка оставили там караул. Должно быть, они решили, что со мной все кончено, когда я провалился под пол, иначе последовали бы за мной сюда. Отдери этот светящийся камень от стены. Когда я на ощупь пробирался в темноте по этому коридору, мне попалось несколько входов в боковые ответвления. Мы свернем в первый же проход, на который наткнемся. Он может вывести нас в такое же подземелье или на свежий воздух. Надо рискнуть. Не можем же мы сидеть здесь до скончания веков.

Натала сделала, как он просил, и, взяв крошечный шарик света в левую руку, а правой сжимая саблю, Конан двинулся по коридору. Он ступал медленно и неуверенно, и лишь звериная сила варвара заставляла его переставлять ноги. Взгляд его налившихся кровью глаз ничего не выражал, и Натала заметила, что время от времени он машинально облизывает распухшие губы. Она понимала, что он страдает от сильной боли, но стоицизм настоящего дикаря не позволял ему жаловаться.

Вскоре тусклый свет самоцвета выхватил из марка черную арку, и Конан решительно свернул в нее. Натала внутренне сжалась, готовясь к тому, что может увидеть, но там оказался всего лишь очередной туннель, очень похожий на тот, по которому они шли до этого.

Девушка затруднилась бы сказать, сколько они уже прошагали, но вскоре они поднялись по длинной лестнице и остановились перед каменной дверью, запертой на золотой засов.

Девушка заколебалась, глядя на Конана. Варвар неуверенно покачивался на ногах, и тусклый свет в его руке отбрасывал на стену причудливые танцующие тени.

– Открывай дверь, девочка, – пробормотал он. – Мужчины Ксутала ждут нас, и я не хочу разочаровать их. Клянусь Кромом, город еще не видел той жертвы, которую я ему принесу!

Натала поняла, что у него начинается бред. Из-за двери не доносилось ни звука. Взяв у него из окровавленной руки радиевый самоцвет, она отодвинула засов и потянула дверь на себя. Взору ее предстала изнанка шитого золотом гобелена. Она отодвинула его и осторожно выглянула в щель, сдерживая дыхание. Девушка смотрела на пустую комнату, посреди которой журчал серебряный фонтан.

Рука Конана тяжело упала на ее обнаженное плечо.

– Отойди в сторону, девочка, – пробормотал он. – Настало время моей сабле испить крови.

– В комнате никого нет, – ответила она. – Зато там есть вода…

– Я слышу. – Конан облизнул почерневшие губы. – Значит, мы хотя бы напьемся перед смертью.

Похоже, он лишился зрения. Натала взяла его за руку и провела через каменную дверь. Девушка шла на цыпочках, ожидая, что в любой миг в комнату сквозь арочные проходы могут ворваться желтолицые воины.

– Пей, а я покараулю, – пробормотал он.

– Нет, мне пока не хочется пить. Ложись рядом с фонтаном, а я промою твои раны.

– А как насчет мечей Ксутала? – Он несколько раз провел рукой по лицу, словно смахивая с глаз невидимую пелену.

– Я ничего не слышу. Повсюду тихо.

Конан осторожно прилег на каменный пол, приблизил лицо к хрустальной струе и принялся жадно пить. Когда он поднял голову, в глазах у него появилось осмысленное выражение, и он раскинул на мраморном полу руки и ноги, как и просила его Натала, хотя по-прежнему сжимал рукоять сабли, а взгляд его то и дело устремлялся к арочным дверям. Натала смыла кровь с его тела и перевязала самые глубокие раны полосками, которые оторвала от шелковых занавесей. Взглянув на его спину, она содрогнулась от ужаса: кожа там переливалась всеми цветами радуги и воспалилась. Занимаясь своим делом, она отчаянно старалась найти выход из положения, в котором они оказались. Если они останутся здесь, рано или поздно их непременно найдут. А вот продолжают ли мужчины Ксутала обыскивать дворцы в поисках незваных гостей или погрузились в свой странный сон, девушка не знала и знать не могла.

Закончив перевязывать Конана, она вдруг замерла. В просвете между полом и портьерой, закрывающей альков, виднелась полоска желтой кожи.

Ничего не сказав Конану, она поднялась на ноги и, мягко ступая, пересекла комнату, сжимая в ладошке его кинжал. Сердце гулко колотилось у нее в груди, когда Натала осторожно отодвинула портьеру в сторону. На возвышении лежала молодая желтокожая женщина, обнаженная и не подававшая признаков жизни. Рядом стоял кувшин, почти доверху наполненный золотистым вином необычного вида. Натала решила, что это и есть тот самый эликсир, о котором им рассказывала Талис, придававший силы вырождающимся обитателям Ксутала. Она перегнулась через спящее тело и схватила кувшин, нацелив острие кинжала в грудь женщине. Но та не проснулась.

Завладев сокровищем, девушка заколебалась. Она понимала, что безопаснее сделать так, чтобы спящая женщина не проснулась более никогда и не подняла тревогу. Но она не могла заставить себя вонзить кинжал Конана в неподвижную грудь незнакомки. В конце концов она задернула портьеру обратно и вернулась к Конану, который лежал там, где она его оставила, и лишь частично пребывал в сознании.

Натала наклонилась и поднесла кувшин к его губам. Он сделал несколько глотков, поначалу машинально, не чувствуя вкуса, а потом уже с внезапно проснувшимся интересом. К ее изумлению, он сел и взял кувшин у нее из рук. Когда же киммериец посмотрел на нее, она заметила, что глаза у него снова стали чистыми и ясными. Лицо его разгладилось, он больше не выглядел изможденным и осунувшимся, а когда заговорил, его голос и слова уже ничуть не походили на горячечный бред.

– Кром! Откуда у тебя это вино?

Натала жестом показала ему.

– Вон из того алькова. Там спит желтая женщина.

Конан вновь сунул нос в кувшин с золотистой жидкостью.

– Клянусь Кромом, – с удовлетворенным вздохом заявил он, – я чувствую, как в жилах у меня играет кровь, а по всему телу растекаются новые силы. Это же настоящий эликсир спасения!

Он поднялся на ноги, не забыв прихватить свою саблю.

– Нам лучше вернуться в коридор, – нервно предложила Натала. – Нас непременно найдут, если мы задержимся здесь надолго. Мы можем укрыться где-нибудь, пока твои раны не заживут…

– Только не я! – фыркнул он. – Мы не крысы, чтобы прятаться в темных щелях. Мы уйдем из этого дьявольского города прямо сейчас, и пусть кто-нибудь попробует остановить нас!

– Но как же твои раны? – запричитала девушка.

– Они меня больше не беспокоят, – ответил Конан. – Может, вино и подействовало на меня обманчиво, вдохнув в меня ложные силы, но сейчас, клянусь, я не испытываю ни боли, ни слабости.

Он целеустремленно пересек комнату, направляясь к окну, которого она не заметила. Натала подошла к нему и заглянула через его плечо. Прохладный ветерок взъерошил ее спутанные кудри. Над головой у них раскинулось бархатное ночное небо, усеянное звездами. А внизу простиралась бескрайняя песчаная равнина.

– Талис говорила, что город представляет собой один большой дворец, – сказал Конан. – Похоже, некоторые комнаты построены прямо на стенах, как башни. И наша – одна из них. Удача снова на нашей стороне.

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась она, с опаской выглядывая из-за его плеча.

– Вон там, на столике из слоновой кости, стоит хрустальный кувшин, – ответил он. – Набери в него воды и привяжи полоску, которую ты оторвала от занавески, к горлышку, чтобы его можно было нести. А я пока разорву гобелен на полосы.

Она повиновалась, не задавая лишних вопросов, и, покончив со своей задачей, увидела, как Конан быстро связывает вместе длинные крепкие полосы шелка. Получилась надежная веревка, один конец которой он привязал к ножке массивного стола из слоновой кости.

– Мы попытаем счастья в пустыне, – пояснил он. – Талис говорила, что в одном дне пути к югу отсюда находится оазис, а за ним – луга и пастбища. Если мы благополучно доберемся до оазиса, то сможем остаться там, пока мои раны не заживут. Это вино действует как колдовское снадобье. Совсем недавно я походил на живой труп, а сейчас готов горы свернуть. Вот, тут осталось еще немного шелка, чтобы ты соорудила себе что-нибудь из одежды.

Натала совсем забыла о том, что она совершенно голая. И этот факт не вызывал у нее ни малейшего смущения, но ее нежная кожа нуждалась в защите от безжалостного солнца пустыни. Пока она закутывалась в полоски ткани, Конан повернулся к окну и с презрительным ворчанием вырвал золотые решетки, загораживавшие его. Затем, сделав из другого конца веревки петлю и усадив в нее Наталу, он посоветовал ей держаться обеими руками, просунул ее в окно и осторожно опустил вниз, на землю, до которой было футов тридцать с небольшим. Она вылезла из петли, Конан быстро втянул веревку обратно, привязал к ней воду и вино и вновь опустил их ей. Затем вылез сам и быстро спустился по веревке на землю, ловко перебирая руками.

Когда он оказался рядом с ней, Натала облегченно вздохнула. Они стояли вдвоем у подножия высокой стены, над ними в темном небе гасли звезды, а вокруг простиралась безжизненная пустыня. Она не знала, какие опасности подстерегают их впереди, но сердце ее пело от радости, потому что они наконец вырвались из этого призрачного и страшного города.

– Они могут найти веревку, – проворчал Конан, вешая драгоценные сосуды с водой и вином через плечо и морщась от боли, вызванной прикосновением ткани к изуродованной плоти. – Они даже могут пуститься за нами в погоню, но, судя по тому, что рассказывала нам Талис, я сомневаюсь в этом. Юг вон в той стороне, – и бронзовая от загара мускулистая рука указала направление, – так что где-то там лежит оазис. Пошли!

Конан взял девушку за руку, чем проявил к ней ранее несвойственное ему внимание, и двинулся по пескам, приноравливаясь к более коротким шагам своей спутницы. Он не оглядывался на притихший за их спинами город, который еще маячил позади, как страшный и нереальный призрак.

– Конан, – Натала не выдержала молчания, – когда ты дрался с тем монстром и потом, когда шел по коридору, ты не видел… ты не заметил Талис?

Он покачал головой.

– В коридоре было темно, но я никого не видел.

Девушка содрогнулась всем телом.

– Она мучила и истязала меня – но мне ее жаль.

– Да уж, в этом проклятом городе нас ждал горячий прием, – прорычал он. Однако затем к нему вернулся его черный юмор. – Но, готов поклясться, наш визит они запомнят надолго. С мраморных плиток придется отчищать мозги, внутренности и кровь, а если их бог выжил, то ран у него больше, чем у меня. В конце концов, мы еще легко отделались: у нас есть вода, вино и шанс добраться до обитаемых земель, хотя я выгляжу так, словно меня пропустили через мясорубку, а у тебя болят…

– Это ты во всем виноват, – перебила его девушка. – Если бы ты не смотрел с таким обожанием на эту стигийскую кошку…

– Кром и все его дьяволы! – выругался варвар. – Когда океаны затопят землю, женщины все равно найдут время и повод для ревности. Их самомнение не знает границ! Я что, просил стигийку влюбляться в меня? В конце концов, она была лишь человеком!