Текст книги "Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник)"

– Какого дьявола ты тут разлеглась? – ледяным тоном осведомился он. – Сейчас не самое подходящее время для шуток…

Он оборвал себя на полуслове, скользнув взглядом по бедру цвета слоновой кости, обтянутому атласом юбки, на которой должна была зиять прореха от пояса до подола. Он помнил о ней, потому что сам разорвал ее, когда безжалостно сдирал легкую ткань с сопротивляющейся танцовщицы. Но эта юбка была совершенно целой. В мгновение ока Конан оказался на помосте и приложил ладонь к телу – и тут же отдернул ее, словно обжегшись, ощутив под пальцами ледяную мраморную неподвижность смерти.

– Кром! – пробормотал он, и глаза его превратились в щелочки яростного синего пламени. – Это не Муриэла! Это – Елайя!

Теперь-то он понял, что означал тот отчаянный вскрик, что сорвался с губ Муриэлы, когда она вошла в комнату. Богиня вернулась. Зархеба раздел ее, чтобы обрядить в ее одеяние самозванку. Тем не менее сейчас богиня была облачена в расшитый драгоценными камнями атлас, то есть выглядела совершенно так же, как тогда, когда Конан увидел ее в первый раз. Он вдруг ощутил, как волосы дыбом встали у него на затылке.

– Муриэла! – вдруг закричал он. – Муриэла! Где ты, дьявол тебя забери?

Стены насмешливо отразили его голос. На первый взгляд, в комнате не было другого выхода, кроме золотой двери, и никто не мог войти или выйти из нее без его ведома. Но невозможное произошло: Елайя вернулась на помост за те несколько минут, что прошли с того момента, как Муриэла вышла из комнаты и угодила в лапы Гварунге; в ушах у него все еще звенел крик Муриэлы, но коринтийка как сквозь землю провалилась. Тому могло быть только одно объяснение, если отбросить в сторону темные домыслы, предполагавшие сверхъестественное вмешательство: где-то в комнате имелась другая – потайная – дверь. И еще не успев додумать эту мысль до конца, Конан уже увидел ее.

В том, что казалось сплошной мраморной стеной, появилась тонкая перпендикулярная щель, в которой застрял клочок шелка. В следующее мгновение Конан склонился над ним. Это был кусок ткани от юбки Муриэлы. Догадаться о том, как он здесь оказался, было несложно. Юбку прищемила закрывающаяся дверь, и кусок оторвался, когда ее уволокли похитители, кем бы они ни были. И этот жалкий лоскут выдал наличие двери, не позволив ей закрыться полностью.

Сунув в щель кончик кинжала, Конан всем телом налег на него. Лезвие согнулось, но, сделанное из прочной акбитанской стали, не сломалось. Мраморная дверь распахнулась. Держа меч наготове, Конан осторожно заглянул в приоткрывшуюся щель, но не заметил ничего угрожающего. Свет, падавший из комнаты оракула, озарил короткий пролет лестницы с высеченными из мрамора ступенями. Распахнув дверь во всю ширь, он сунул кинжал в щель в полу, чтобы не дать ей закрыться, а потом без колебаний стал спускаться по мраморным ступеням. Он ничего не увидел и не услышал. Через дюжину ступеней лестница закончилась узким коридором, дальний конец которого терялся в непроглядной тьме.

Он вдруг замер на нижней ступеньке, превратившись в статую, глядя на мозаичные фрески, покрывавшие стены, смутно различимые в тусклом свете, просачивающемся сверху. Искусство явно было пелиштимским; он сам видел похожие фрески на стенах Асгалуна. Но здешние сюжеты не имели ничего общего с Пелиштимом, за исключением одной человеческой фигуры, часто встречающейся на фресках: худощавого белобородого старика, на лице которого безошибочно читались соответствующие расовые признаки. Похоже, здесь были изображены разные части дворца. На нескольких фресках изображалось помещение, в котором он узнал комнату оракула с фигурой Елайи, простершейся на помосте слоновой кости, и чернокожими гигантами, стоящими перед ней на коленях. А за стеной, в нише, виднелся и древний пелиштимец. Впрочем, здесь были и другие фигуры – они ходили по дворцу, выполняли приказания пелиштимца и вытаскивали невообразимых созданий из подземной реки. Конан несколько мгновений рассматривал их, словно зачарованный, и дотоле непонятные фразы из пергаментного свитка вдруг обрели смысл. Разрозненные кусочки головоломки встали на место. Тайна Бит-Якина и его слуг перестала быть тайной.

Конан повернулся, всматриваясь в темноту и чувствуя, как ледяная сороконожка пробежала у него по спине, а потом с кошачьей осторожностью, но без колебаний двинулся вперед, все дальше и дальше уходя в темноту. Слабо освещенная лестница осталась позади. В воздухе висел тот же самый аромат, который он уловил во дворе с гонгом.

Теперь из темноты впереди до него доносились отчетливые звуки – то ли шарканье босых ног, то ли шуршание ткани о камень, он не мог разобрать в точности. Но мгновением позже его вытянутая рука уперлась в преграду, в которой он распознал металлическую дверь, покрытую резными узорами. Он нажал на нее, но безуспешно, и острие его меча тщетно искало какую-либо щель. Она настолько плотно прилегала к дверному косяку и порогу, что слилась с ними в единое целое. Конан навалился на нее всем телом, так что ступни его заскользили по полу, а на висках вздулись жилы. Все было напрасно; пожалуй, такую преграду не одолело бы и стало бешеных слонов.

Пытаясь открыть дверь, он вдруг услышал другой звук, который мгновенно распознал, – скрежет ржавого железа, какой производит опускающийся рычаг. Он отреагировал мгновенно, так что звук, реакция на него и действие почти совпали. Он изо всех сил прыгнул назад, а сверху ударила волна воздуха, и оглушительный грохот потряс подземный туннель. Его поранили мелкие осколки – огромная каменная глыба, как он сразу угадал по звуку, рухнула на то место, где он только что стоял. Промедли он хотя бы долю секунды, и она раздавила бы его, как муравья.

Конан вернулся назад. Где-то за этой железной дверью осталась попавшая в плен Муриэла, если она до сих пор жива, конечно. Но пройти сквозь эту дверь он был не в состоянии, а если останется здесь, то сверху может обрушиться еще одна глыба и похоронить его под собой. Он ничем не поможет девушке, превратившись в кровавое месиво. Продолжать поиски в этом направлении не было никакого смысла. Он должен вернуться наверх и придумать обходной вариант.

Конан повернулся и поспешил к лестнице. Оказавшись в круге тусклого света, он с облегчением вздохнул. Но, едва он ступил на лестницу, как свет померк и мраморная дверь наверху захлопнулась с гулким стоном. На мгновение Конана захлестнула паника. Запертый в черном туннеле, он резко развернулся на ступенях, сжимая в руке обнаженный меч и яростно вглядываясь в темноту, ожидая нападения кого угодно, хоть самих призраков. Но из туннеля не доносилось ни звука, ни движения. Или люди за дверью – если это были люди – решили, что раздавили его, обрушив сверху каменную глыбу, что, без сомнения, было осуществлено с помощью какого-то скрытого механизма? Тогда почему дверь наверху тоже захлопнулась? Конан на ощупь двинулся вверх по лестнице, каждый миг ожидая удара ножом в спину и стремясь поскорее утопить панику в бешенстве кровавой схватки.

Навалившись всем телом на дверь на верхней ступеньке, он выругался, обнаружив, что она не поддается его усилиям. И вот, когда он занес правую руку с зажатым в ней мечом, чтобы нанести удар по мрамору, левая его ладонь вдруг наткнулась на металлический засов, который явно встал на место после того, как дверь закрылась. В мгновение ока он отодвинул его, и дверь уступила перед его натиском. Он ворвался в комнату, прищурив глаза, словно живое олицетворение бешеной ярости, страстно желая сразиться с врагом, кем бы он ни оказался.

Торчавший в полу кинжал исчез. Комната была пуста, и помост тоже. Елайя пропала.

– Будь я проклят! – пробормотал киммериец. – Значит, она жива, в конце концов?

Раздосадованный, он уже направился было к тронному залу, как вдруг, словно по наитию, шагнул за трон и заглянул в альков. На мраморном полу, на том месте, где он сбросил бездыханное тело Гварунги, виднелась кровь – но и только. Чернокожий исчез бесследно, как и Елайя.

4. Храм Зубов Гвалура

Глаза ему застлала слепая ярость. Он понятия не имел, где искать Муриэлу и с чего начинать поиски Зубов Гвалура. И тут Конан сообразил, что должен проследить за жрецами. Не исключено, что в том месте, где хранятся сокровища, он наткнется на какую-нибудь ниточку, которая приведет его к девушке. Шанс казался ничтожным, но все-таки это было лучше, чем бесцельно бродить по дворцу.

Торопливо шагая по полутемному огромному коридору, выходящему на галерею, он почти ожидал, что вот сейчас оживут жуткие тени и набросятся на него, сверкая клыками и когтями. Но лишь учащенный стук собственного сердца сопровождал его, когда он ступил на залитые лунным светом мраморные ступени.

У подножия широкой лестницы он огляделся, пытаясь по неуловимым признакам понять, в какую же сторону идти. И нашел то, что искал, – лепестки, упавшие на траву, подсказали ему, что здесь рука или край одежды зацепили цветущую ветку. Под тяжелыми шагами примялась трава. Конан, выслеживавший волков в родных горах, не встретил непреодолимых трудностей, разыскивая следы кешанских жрецов.

Они уходили в сторону от дворца и вели через клумбы, заросшие экзотическими растениями с большими неяркими цветками с переливчатыми лепестками, углубляясь в зеленое переплетение кустарника, ветки которого при малейшем прикосновении роняли цветки. Наконец он вышел к скальному массиву, который, подобно замку сказочного великана, выдавался из горной гряды, приближаясь едва ли не вплотную ко дворцу, который тем не менее почти скрылся из виду за деревьями, увитыми виноградными лозами. Очевидно, чересчур разговорчивый жрец в Кешии ошибался, когда уверял, будто Зубы спрятаны во дворце. Следы уводили его в сторону от того места, где исчезла Муриэла, но в Конане крепла убежденность в том, что каждая часть долины соединяется с дворцом подземными переходами.

Присев в бархатно-черной тени кустов, он принялся изучать скальный массив, который гордо вздымался впереди, залитый лунным светом. Его покрывали необычные, гротескные резные рисунки, изображавшие людей, животных и звероподобных существ, которые могли быть богами или демонами. Здешний художественный стиль настолько отличался от принятого в остальных частях долины, что Конан мельком подумал, уж не принадлежит ли он другой расе или времени и не является ли он сам осколком забытой цивилизации, следы которой затерялись в глубине веков еще в ту пору, когда люди Алкмеенона впервые пришли в долину.

В скальном массиве виднелась распахнутая настежь дверь, и над нею в камне была вырублена гигантская голова дракона, так что дверной проем казался разинутой пастью твари. Сама дверь была сделана из резной бронзы и, судя по виду, весила несколько тонн. Замка он не заметил, но несколько штырей, торчащих из массивного торца, свидетельствовали о наличии какого-то запорного механизма, известного, без сомнения, лишь жрецам Кешана.

Следы показывали, что Горулга и его приспешники вошли в эту дверь. Но Конан колебался. Если дождаться, пока они выйдут оттуда, то дверь, скорее всего, попросту захлопнется у него перед носом, а он может и не открыть ее снова. С другой стороны, если он пойдет туда за ними, они могут выйти и запереть его внутри.

Наконец, решившись, он проскользнул в широкий проход. Где-то здесь находились жрецы, Зубы Гвалура и, возможно, ключ к разгадке похищения Муриэлы. А непосредственная угроза жизни до сих пор не мешала ему добиваться своей цели.

Лунный свет на несколько ярдов освещал широкий туннель, в котором он оказался. Прямо впереди Конан разглядел слабое свечение и расслышал эхо непривычных песнопений. Выходит, жрецы ушли совсем недалеко. Перед тем как лунный свет померк окончательно, туннель привел его в просторную комнату, не слишком, впрочем, большую, но с высоким сводчатым потолком, инкрустация которого испускала слабый фосфоресцирующий свет. Конан знал, что в этой части света подобные явления – в порядке вещей. Освещение получилось призрачным и жутковатым, но он разглядел каменное изваяние в образе животного, сидящее на гробнице, и черные провалы шести или семи туннелей, выходящих из комнаты. В самом широком из них – расположенном сразу за неведомой тварью, которая сидела мордой к выходу, – он заметил дрожащие отблески факелов, тогда как фосфоресцирующее свечение оставалось ровным, и услышал, что речитатив стал громче.

Он бесстрашно шагнул в туннель и вскоре уже осторожно заглядывал в пещеру, размерами превосходящую ту, которую он только что покинул. Здесь фосфора на потолке не было, зато свет факелов освещал большой алтарь, на котором бесстыдно восседала омерзительная тварь, отдаленно похожая на жабу. Перед этим отвратительным божеством стоял на коленях сам Горулга с десятком своих аколитов, отвешивая земные поклоны и напевая что-то непонятное. Конан понял, почему они ушли так недалеко. Было совершенно очевидно, что вступление в тайное хранилище Зубов Гвалура представляло собой сложный и неспешный ритуал.

Он уже начал терять терпение, когда монотонный речитатив наконец смолк, жрецы поднялись с колен и вошли в туннель, открывающийся за спиной идола. Покачиваясь, факелы втянулись в черную, как ночь, сводчатую комнату, и Конан поспешил за ними. Особой опасности быть обнаруженным не было. Он скользил в тени, как истинное порождение ночи, а чернокожие жрецы были полностью поглощены своим церемониальным маскарадом. Похоже, они даже не заметили отсутствия Гварунги. Прошествовав в огромную пещеру, вдоль стен которой своеобразными галереями тянулись уступы, они вновь предались молитвенному песнопению перед очередным алтарем, на котором восседала тварь – еще более отвратительная тварь, чем прежде.

Конан притаился в черном зеве туннеля, оглядывая стены, отражающие мрачный свет факелов. Он заметил резную лестницу, ведущую наверх с одного уступа на другой; свод пещеры полностью терялся в темноте.

Он судорожно вздрогнул, когда песнопения резко оборвались, и коленопреклоненные чернокожие вскинули головы. Они замерли в этом положении, запрокинув лица кверху, а на высоком своде вдруг вспыхнуло призрачное голубоватое сияние, поначалу ослепительно яркое, а потом ставшее болезненно-пульсирующим. Сияние осветило галерею, и верховный жрец пронзительно вскрикнул, а аколиты послушно подхватили его возглас. Очередная вспышка высветила стройную белую фигуру в атласном одеянии и золотых украшениях, инкрустированных самоцветами. Тут свечение стало прерывистым, сменившись короткими вспышками, в которых нельзя было разглядеть вообще ничего, а белая фигурка превратилась в размытый силуэт цвета слоновой кости.

– Елайя! – вскричал Горулга, и его коричневое лицо посерело. – Почему ты последовала за нами? Что тебе нужно?

В ответ раздался нечеловеческий голос, эхом отразившийся от сводчатого потолка, многократно усилившийся и ставший совершенно неузнаваемым.

– Горе неверующим! Горе лживым детям Кешии! Смерть тем, кто предал свою богиню!

Жрецы завопили от ужаса. В свете факелов Горулга походил на опешившего стервятника.

– Ничего не понимаю! – запинаясь, пробормотал он. – Мы – верные дети твои. В комнате оракула ты сказала нам…

– Забудьте о том, что слышали в комнате оракула! – прокатился по пещере жуткий голос, многократно усиленный эхом, создавая впечатление громоподобного рева сотен глоток. – Опасайтесь мнимых пророков и ложных богов! Демон в моем обличье говорил с вами во дворце, изрекая лживые пророчества. А теперь слушайте и повинуйтесь, потому что только я – подлинная богиня, и я даю вам последний шанс избежать ужасной судьбы, уготованной вам. Достаньте Зубы Гвалура из крипты, куда они были помещены много веков назад. Алкмеенон утратил прежнюю святость, потому что его осквернили хулители. Передайте Зубы Гвалура в руки Тутмекри, стигийца, дабы он поместил их в святилище Дагона и Деркето. Только так можно спасти Кешан от участи, уготованной ему демонами ночи. Возьмите Зубы Гвалура и уходите; немедленно возвращайтесь в Кешию; там отдайте сокровища Тутмекри и схватите чужеземного дьявола, именующего себя Конаном, и сдерите с него кожу живьем на главной площади.

Жрецы повиновались без колебаний. Стуча зубами от страха, они поспешно вскочили на ноги и ринулись к двери, видневшейся за спиной звероподобного божка. Процессию возглавлял Горулга. Они на мгновение столпились в проеме, повизгивая от боли, когда пылающие факелы роняли капли горячей смолы на черные тела; наконец они протиснулись сквозь дверь, и затихающий топот их ног стал удаляться по туннелю.

Конан не последовал за ними. Его охватило неуемное желание разобраться в том, чему он только что стал свидетелем. Действительно ли это была Елайя, как подсказывал ему выступивший на лбу холодный пот, или же это опять оказалась маленькая вздорная Муриэла, предавшая его в конце концов? Если так…

Прежде чем в туннеле исчез отблеск последнего факела, Конан уже несся вверх по каменной лестнице. Голубоватое свечение угасало, но он по-прежнему мог видеть призрачно-белую фигурку, неподвижно замершую на галерее. Кровь застыла у него в жилах, когда он приблизился к ней, но Конан и не подумал остановиться. Он подошел к ней вплотную, сжимая в руке обнаженный меч и возвышаясь, подобно воплощению самой смерти, над застывшей фигуркой.

– Елайя! – прорычал он. – Мертва, как и тысячу лет тому назад! Ха!

Из темной пасти туннеля позади него вынырнул темный силуэт. Но внезапный быстрый топот босых ног достиг ушей киммерийца. Он развернулся, стремительный, как кошка, и успел уклониться от удара, нацеленного ему в спину. Когда сверкающая полоса чужого клинка просвистела рядом, он нанес ответный удар с силой и яростью разъяренного питона, и длинное прямое лезвие насквозь продырявило нападавшего, на добрых полтора фута высунув кончик у него между лопаток.

– Готово! – Конан выдернул меч, и человек повалился на пол, хрипя и содрогаясь в конвульсиях.

Но вот мужчина дернулся в последний раз и замер. В меркнущем свете Конан разглядел черное тело и эбеновое лицо, жуткое в голубоватом сиянии. Он только что убил Гварунгу.

Конан перевел взгляд с трупа на богиню. Сыромятные ремни под коленями и грудью поддерживали ее в вертикальном положении. Она стояла, прижатая к каменному выступу, и ее густые волосы, прикрепленные к колонне, не давали голове упасть на грудь. С расстояния в несколько ярдов ремешки были уже совершенно незаметны в неверном свете.

– Похоже, он пришел в себя после того, как я спустился в туннель, – пробормотал Конан. – Скорее всего, он заподозрил, что я ушел вниз. И тогда он выдернул кинжал, – Конан нагнулся и вырвал оружие из немеющих пальцев, окинул его быстрым взглядом и вернул на прежнее место у себя за поясом, – и захлопнул дверь. Потом он притащил сюда Елайю, чтобы обмануть своих легковерных братьев. Это ведь он кричал совсем недавно. Под этой резонирующей крышей узнать его голос было решительно невозможно. А это пульсирующее голубое пламя – оно сразу показалось мне знакомым. Это обычный фокус стигийских жрецов. Должно быть, Тутмекри научил его этому трюку.

Гварунга легко мог попасть в пещеру раньше своих собратьев. Будучи явно знакомым с расположением подземных каверн – по картам или по слухам, значения не имеет, – он вошел в пещеру позже остальных с богиней на руках. Он двинулся обходным путем по туннелям и переходам, пока не оказался вместе со своей ношей на балконе, в то время как Горулга и его аколиты совершали свои бесконечные ритуалы.

Голубоватое сияние погасло, но Конан уже заметил другое свечение, исходящее из одного из коридоров, который выходил на уступ. Чуть дальше по этому коридору, очевидно, находилась еще одна россыпь фосфора, потому что он узнал его ровное слабое сияние. Коридор вел туда же, куда ушли жрецы, и он решил пойти по нему, а не спускаться вниз, в темноту огромной пещеры. Вне всякого сомнения, он соединялся с другой галереей в какой-нибудь комнате, которая и могла быть конечной целью жрецов. Он быстро зашагал по нему, и по мере продвижения свет становился ярче, пока Конан не начал различать пол и стены туннеля. Впереди и чуть ниже вновь раздавалось хоровое пение жрецов.

И вдруг дверной проем по левую руку от него осветился фосфоресцирующим сиянием, и до его слуха донеслись негромкие истерические всхлипы. Конан резко развернулся и заглянул в дверь.

Взору его предстала комната, вырубленная в скале, а не пещера естественного происхождения, как прочие. Сводчатый потолок издавал фосфоресцирующее свечение, а стены почти сплошь покрывали арабески чеканного золота.

У дальней стены на гранитном троне, застывшим навеки взглядом взирая на арочный дверной проем, в непристойной позе сидел отвратительный Птеор, бог Пелиштима, изваянный из бронзы, чрезмерно раздутые атрибуты мужественности которого отражали примитивную грубость его культа. А на его коленях простерлась белая фигурка…

– Будь я проклят! – проворчал Конан.

Он окинул комнату подозрительным взглядом, не обнаружил второго выхода или других обитателей, после чего бесшумно подошел к девушке, белоснежные плечи которой содрогались от рыданий. Лицо она закрывала руками. С толстых золотых кандалов на ручищах идола сбегали золотые цепочки, прикованные к тонким браслетам на ее запястьях. Конан опустил руку на ее обнаженное плечо, и она вздрогнула, вскрикнула и обратила к нему залитое слезами лицо.

– Конан! – Она рванулась к нему, чтобы по привычке припасть к его груди, но цепочки удержали ее на месте.

Он разрубил золотые путы как можно ближе к запястьям и проворчал:

– Тебе придется походить с этими украшениями, пока я не отыщу подходящее зубило. Отпусти меня, дьявол тебя забери! Вы, актрисы, слишком уж эмоциональны. Кстати, что с тобой стряслось?

– Когда я вернулась обратно в комнату оракула, – всхлипывая, начала она, – я увидела, что богиня лежит на возвышении в том же положении, в каком я впервые увидела ее. Я окликнула тебя и даже повернулась, чтобы бежать к двери, но тут кто-то схватил меня сзади. Чья-то рука зажала мне рот, и меня потащили к панели в стене, а потом вниз по ступенькам и темному коридору. Я не видела, кто держит меня, пока мы не прошли через большую металлическую дверь и не оказались в тоннеле, свод которого светился, как в этой комнате. Вот только я едва не лишилась чувств, когда увидела своих похитителей! Они не были людьми! Это были серые, заросшие волосами дьяволы; они ходят как люди, но разговаривают на тарабарском языке, который невозможно понять. Они просто стояли и, кажется, ждали чего-то, а один раз мне даже показалось, будто кто-то пытается открыть дверь. Тогда одно из этих существ потянуло металлический рычаг в стене, и по другую сторону двери что-то с грохотом обрушилось на землю. Потом они опять потащили меня по бесконечным извилистым коридорам и каменным лестницам, пока не приволокли в эту комнату, где приковали к коленям этого гадкого идола, после чего ушли. Ох, Конан, кто они такие?

– Слуги Бит-Якина, – пробормотал он. – Сперва я нашел манускрипт, из которого кое-что уразумел, а потом наткнулся на фрески, которые рассказали мне остальное. Бит-Якин был пелиштимцем, который случайно забрел в эту долину со своими слугами уже после того, как народ Алкмеенона покинул ее. Он нашел тело принцессы Елайи и обнаружил, что жрецы время от времени возвращаются сюда, чтобы принести ей подношения, потому что уже тогда ее почитали как богиню. Он сделал из нее оракула, а сам стал голосом этого оракула, стоя в нише, которую вырубил в стене позади помоста слоновой кости. Жрецы так ничего и не заподозрили, поскольку ни разу не видели ни его самого, ни его слуг, потому что они неизменно прятались, когда сюда приходили люди. Бит-Якин жил и умер здесь, о чем жрецы так никогда и не узнали. Одному Крому известно, как долго он обитал тут, но никак не меньше нескольких веков. Мудрецы Пелиштима знают, как растянуть свою жизнь на несколько столетий. Я сам видел некоторых из них. Почему он жил здесь один и почему решил сыграть роль оракула – об этом мы уже никогда не узнаем, но, полагаю, оракул ему потребовался для того, чтобы сохранить за городом статус священного и неприкосновенного, дабы ему никто не докучал. Он кормился тем, что жрецы приносили в качестве подношений Елайе, а его слуги ели все остальное – я всегда знал о том, что из озера, в которое горцы Пунта сбрасывают своих мертвецов, вытекает подземная река. Эта же река протекает и под дворцом. Там, внизу, к ней спускаются лестницы, с которых можно выловить трупы, которые несет вода. Бит-Якин записал все это на пергаменте и изобразил на настенных фресках. Но в конце концов он умер, слуги мумифицировали его тело в полном соответствии с указаниями, которые он им оставил перед смертью, и сунули в пещеру в скалах. Об остальном догадаться несложно. Слуги, наверняка более живучие, нежели он, остались здесь, но когда следующий верховный жрец пришел говорить с оракулом, они попросту разорвали его на куски, лишившись хозяина, который мог бы удержать их. Так что с тех пор – пока не появился Горулга – за советом к оракулу не приходил больше никто. Совершенно очевидно, что они подновляли одеяние и украшения богини точно так же, как это делал Бит-Якин. Нет сомнений и в том, что где-нибудь неподалеку имеется потайная запертая комната, в которой хранятся шелка, чтобы не сгнили раньше времени. Они одели богиню и принесли ее обратно в комнату оракула после того, как ее похитил Зархеба. Да, кстати, они отрубили Зархебе голову и подвесили ее на дереве.

Девушка вздрогнула, но потом вздохнула с облегчением.

– Значит, он больше никогда не ударит меня.

– Да, по эту сторону ада, – согласился Конан. – Ну, ладно, идем дальше. Гварунга со своей похищенной богиней все мне испортил. Я намерен проследить за жрецами и попробовать украсть у них добычу после того, как они добудут ее. А ты держись ко мне поближе. Я не могу терять времени, разыскивая тебя повсюду.

– А как же слуги Бит-Якина? – со страхом прошептала девушка.

– Придется рискнуть, – проворчал Конан. – Не знаю, что у них на уме, но до сих пор они не продемонстрировали желания выйти на свет и сразиться лицом к лицу. Идем.

Взяв ее за руку, он вывел ее из комнаты, и они зашагали по коридору. По мере продвижения они стали различать монотонный речитатив жрецов и негромкий зловещий шум воды, временами заглушавший их голоса. Свет стал ярче, когда они вышли на высокую галерею в огромной пещере и посмотрели вниз. Их глазам предстало фантастическое и завораживающее зрелище.

Над головами у них сиял фосфоресцирующий свод; в ста футах ниже тянулся гладкий пол пещеры. Из противоположной стены вырывался глубокий и бурный поток, пенящийся в каменном русле. Он, резвясь и играя, пересекал пещеру и вновь терялся во тьме. Поверхность его отражала падающий сверху свет; темные бурлящие воды сверкали, словно усыпанные живыми самоцветами всех цветов радуги – морозно-голубыми, кроваво-красными, искристо-зелеными.

Конан со своей спутницей остановились на одном из уступов, что тянулись вдоль всей стены наподобие галерей. От их уступа каменный мост, представлявший собой природную арку, пересекал огромное внутреннее пространство пещеры, соединяясь с узким уступом на той стороне, за рекой. В десяти футах под ним пещеру пересекала еще одна, более широкая арка. По обеим сторонам эти летящие над пропастью пролеты заканчивались резными лестницами.

Взгляд Конана, следуя прихотливым изгибам пролета моста, начинавшегося у подножия утеса, на котором они стояли, вдруг уловил какой-то блеск, отличавшийся от мертвенного свечения фосфора. На маленьком уступе напротив них в стене пещеры зияло отверстие, в которое заглядывали звезды.

Но его внимание приковало разворачивающееся внизу действо. Жрецы достигли места своего назначения. К стене пещеры примыкал каменный алтарь, но идола на нем не было. Стояло ли изваяние позади него, Конан разглядеть не мог, потому что благодаря то ли игре света, то ли изгибу стены пространство позади алтаря было погружено в кромешную тьму. Жрецы воткнули свои факелы в отверстия в каменном полу, образуя полукруг света перед алтарем на расстоянии нескольких ярдов от него. Потом они и сами встали на колени, образуя еще один полукруг, теперь уже внутри полумесяца факелов, и Горулга, воздев руки над головой и воззвав к богам, наклонился к алтарю и возложил на него ладони. Тот приподнялся и откинулся набок, словно крышка шкатулки, обнажив под собой небольшую крипту.

Сунув в нее длинную руку, Горулга вытащил оттуда маленький медный сундучок. Вновь опустив алтарь на прежнее место, он поставил сундучок сверху и откинул крышку. Зрителям, жадно взиравшим на происходящее с верхней галереи, вдруг показалось, что оттуда вырвался сноп живого ослепительного света, который окутал сундучок дрожащим ярким сиянием. Сердце замерло у Конана в груди, и он машинально схватился за рукоять меча. Наконец-то он добрался до Зубов Гвалура! До сокровища, которое сделает его обладателя самым богатым человеком в мире! Он со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

А потом он заметил, что пламя факелов и сияние фосфоресцирующего потолка начинают меркнуть. Алтарь окутала чернильная темнота, если не считать пятна яркого света, отбрасываемого Зубами Гвалура, которое все увеличивалось в размерах. Чернокожие превратились в базальтовые статуи, и за спиной у каждого змеились гигантские гротескные тени.

Теперь уже весь алтарь окутало зловещее пламя, высветившее профиль оцепеневшего Горулги. А потом вдруг загадочное пространство за алтарем стало видимым. Медленно, не отставая от расширяющегося круга света, из тени одна за другой выступали молчаливые зловещие фигуры.

Поначалу они походили на огромные каменные статуи, мохнатые и отвратительно похожие на людей; но глаза их были живыми и горели ледяным яростным огнем. А когда мертвенное дрожащее сияние осветило их лица, Горулга закричал и отшатнулся, вскинув руки, словно пытаясь защититься от вселенского ужаса.

Но чья-то длинная рука метнулась через алтарь, и огромная бесформенная лапища сомкнулась у него на горле. Вопящего и барахтающегося верховного жреца поволокли на алтарь; на голову ему обрушился кулак размером с внушительный валун, и крики Горулги стихли. Сломанной безжизненной куклой он обмяк на алтаре, а из расколотого черепа наружу потекли мозги. А затем слуги Бит-Якина, подобно приливной волне, вырвавшейся из ада, захлестнули чернокожих жрецов, оцепеневших от ужаса.

И началась бойня, жестокая и беспощадная.

Конан увидел, как черные тела, словно снопы соломы, мелькают в нечеловеческих руках убийц, жуткой силе и стремительности которых не могли противостоять мечи и кинжалы жрецов. Он видел, как людей вздергивали за ноги и с размаху ударяли головами о каменный алтарь. Он видел, как пылающий факел, поднятый рукой одного из чудовищ, вонзился в глотку какого-то бедняги, который извивался в руках монстров, державших его, тщетно пытаясь вырваться. Он видел, как другого человека разорвали на две части, как цыпленка, и отшвырнули их в разные стороны. Бойня оказалась недолгой и разрушительной, как свирепый ураган. Последовала вспышка кровавой жестокости, и вот уже все было кончено, и лишь один несчастный с криками бросился обратно в туннель, по которому жрецы пришли сюда. За ним в погоню устремились забрызганные кровью фигуры, похожие на демонов ада, тянущих к нему окровавленные руки.