Текст книги "Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник)"

Они прошли уже больше мили, и у Бальта заныли руки, когда из леса, голубоватые тени в котором стали фиолетовыми, вдруг донесся душераздирающий крик.

Конан дернулся, и Бальт едва не выронил свой конец носилок.

– Женщина! – воскликнул юноша. – Великий Митра, это кричала женщина!

– Жена какого-нибудь поселенца заблудилась в лесу, – прорычал Конан, опуская на землю свой край носилок. – Скорее всего, ищет отбившуюся корову – оставайся на месте!

И он, как вышедший на охоту волк, нырнул в густую стену леса. У Бальта волосы встали дыбом на затылке.

– Оставаться одному рядом с трупом, пока в чаще рыщет сам дьявол? – задохнулся он от возмущения. – Я иду с тобой!

Перейдя от слов к действию, он устремился вслед за Конаном. Киммериец оглянулся на него, но ничего не сказал, хотя и не замедлил шаг, чтобы спутник, уступавший ему ростом, мог догнать его. Бальт сбил дыхание, возмущаясь тем, что следопыт постепенно отрывается от него, скользя меж стволов, как призрачная тень, но тут Конан выскочил на прогалину и присел, оскалившись и приподняв меч.

– Почему мы остановились? – задыхаясь, пропыхтел Бальт, смахивая рукой пот со лба и обнажая собственный короткий клинок.

– Крик донесся с этой самой прогалины или откуда-то совсем рядом, – отозвался Конан. – Я не ошибаюсь в определении источника звуков, даже в лесу. Но где…

И вдруг крик прозвучал снова – на сей раз позади них; он донесся со стороны тропы, которую они покинули совсем недавно. Пронзительный и горестный, он взлетел к небу – крик женщины, охваченной паническим ужасом, – а потом вдруг сменился насмешливым, издевательским хохотом, которым мог разразиться, скажем, демон нижнего мира.

– Что, во имя Митры… – Даже в сумерках стало заметно, как побелело лицо Бальта.

Изрыгая чудовищные проклятия, Конан развернулся и помчался обратно, в ту сторону, откуда пришел, и аквилонянин, спотыкаясь и недоумевая, последовал за ним. Он со всего маху налетел на киммерийца, когда тот вдруг замер как вкопанный, отскочив на несколько шагов от его загорелой спины, словно мячик от железной статуи. Охнув от неожиданности, Бальт услышал, как Конан прошипел что-то сквозь стиснутые зубы. Киммериец стоял совершенно неподвижно. Заглянув ему через плечо, юноша почувствовал, как зашевелились волосы у него на затылке. Что-то двигалось сквозь темные кусты, окаймлявшие тропу, – оно не шло и не летело, а скорее ползло, как змея. Но это была не змея. Силуэт его казался размытым, но ростом существо было выше человека, хотя и не очень массивным. Его окутывало странное жутковатое сияние, нечто вроде синеватого трепещущего пламени. И впрямь, свечение это было единственной осязаемой и различимой чертой неведомой твари. Создавалось впечатление, будто пламя обрело плоть и кровь, целеустремленно двигаясь сквозь темнеющие кусты.

Конан зарычал и изо всех сил метнул свой топор. Но тварь как ни в чем не бывало скользила дальше, ни на йоту не отклонившись от взятого курса. Они видели ее лишь несколько мгновений – высокий неясный силуэт, окутанный трепещущими язычками пламени, плывущий сквозь подлесок. А потом тварь исчезла, и лес скорчился в испуганном молчании.

Конан с рычанием проломился сквозь переплетение веток и вывалился на тропу, ругаясь на чем свет стоит. Бросившись за ним, Бальт увидел, что киммериец застыл подле носилок, на которых простерлось тело Тиберия. И у этого тела больше не было головы.

– Он заманил нас в ловушку своим воем! – бушевал Конан, в ярости размахивая над головой огромным мечом. – Я должен был вести себя умнее! Мог бы и догадаться, что все это – лишь ловкий фокус! А теперь алтарь Зогара украсят пять голов.

– Но что это за тварь, которая плачет, как женщина, и смеется, как демон, и светится колдовским огнем, скользя меж деревьев? – выдохнул Бальт, утирая пот со лба.

– Болотный дьявол, – угрюмо отозвался Конан. – Ладно, берись за свой конец. Заберем с собой хотя бы тело. По крайней мере, нести будет легче.

Продемонстрировав таким образом своеобразное чувство юмора, он ухватился за кожаную петлю и зашагал вперед.

2. Колдун Гвавелы

Форт Тускелан стоял на восточном берегу Черной реки, волны которой лизали основание его частокола. Тот был сложен из бревен, как и все постройки внутри, включая донжон, или главную башню, которая, в общем-то, не заслуживала столь пышного наименования и в которой располагались покои самого коменданта, выходящие окнами на частокол и мрачные воды реки. На той стороне потока вздымался густой лес, который у самой воды напоминал настоящие непроходимые джунгли. Часовые день и ночь расхаживали по парапету, наблюдая за этой непроницаемой зеленой стеной. Зловещие фигуры на другой стороне появлялись лишь изредка, но солдаты знали, что за ними следят голодные и яростные глаза, горящие огнем старинной неукротимой ненависти. Неискушенному наблюдателю лес за рекой мог показаться пустынным и безжизненным, но там обитали не только птицы, звери и рептилии, но и люди, самые свирепые изо всех хищников.

Здесь, в форте, цивилизация заканчивалась. И это были не пустые слова. Тускелан на самом деле был последним форпостом цивилизованного мира; дальше на запад доминирующей хайборианской расе пути не было. Там, за рекой, начиналось первобытное царство – в глухих лесах и глинобитных хижинах с соломенными крышами, украшенных скалящимися человеческими черепами, и обнесенных бревенчатыми стенами деревнях, где горели костры и глухо ворчали барабаны, где точились наконечники дротиков в руках смуглых молчаливых мужчин со спутанными черными волосами и змеиными глазами. Эти глаза часто сверкали из зарослей на другом берегу реки. Некогда смуглые мужчины строили свои глинобитные хижины там, где сейчас стоял форт; да, их хижины поднимались и там, где нынче раскинулись поля и бревенчатые жилища светловолосых пришельцев, далеко за пределами нынешнего Велитриума, этого шумного городка на берегу Грозовой реки, – поселения, достигшие другой реки, текущей на границе боссонийских топей. Первыми пришли торговцы, за которыми последовали жрецы Митры, босоногие и невооруженные, и многие из них умерли ужасной смертью; но следом явились солдаты, и мужчины с топорами в руках, и женщины с детьми на повозках, запряженных волами. Аборигенов убивали без счета; их оттеснили сначала до Грозовой реки, а потом и еще дальше, за Черную реку. Но темнокожие народы не забыли о том, что было время, когда Конайохара принадлежала им.

Часовой на восточных воротах окликнул прибывших. В зарешеченном окошке вспыхнул факел, отблески света которого заиграли на козырьке стального шлема, и глаза солдата настороженно блеснули.

– Открывай ворота, – фыркнул Конан. – Своих не узнаешь?

Воинская дисциплина заставляла его скрежетать зубами.

Створки ворот распахнулись, и Конан со своим спутником вошли внутрь. Бальт отметил про себя, что по обе стороны ворот высились сторожевые башни, верхушки которых вздымались над частоколом. Заметил он и бойницы для лучников.

Часовые заворчали, приметив, что лежит на носилках, которые они несли. Звеня копьями, они бросились закрывать ворота, то и дело оборачиваясь, и Конан язвительно поинтересовался:

– Что, никогда не видели обезглавленный труп?

Лица солдат в свете факела казались мертвенно-бледными.

– Это же Тиберий! – выпалил один из них. – Я узнал его по подбитой мехом тунике. Значит, Валерий проиграл мне пять монет. Я сказал ему, что Тиберий услышал крик гагары[10]10
  Гагара – распространенная тотемная птица, часто упоминается в мифах многих народов, включая Древнюю Грецию.


[Закрыть], когда выезжал из ворот на муле, и глаза у него были тусклыми и безжизненными. Я побился об заклад, что обратно он вернется без головы.

Конан загадочно фыркнул, знаком показал Бальту, чтобы тот опустил свой конец носилок на землю, и направился в покои коменданта. Аквилонянин последовал за ним. Юноша с любопытством разглядывал длинные ряды бараков вдоль стен, конюшни, небольшое стойло для купеческих коней, высокий блокгауз в окружении каких-то построек и широкую площадь в самом центре, где обычно маршировали солдаты и где сейчас горели костры и отдыхали свободные от службы воины. Многие спешили присоединиться к угрюмой толпе, собравшейся вокруг носилок у ворот. Длинные и поджарые аквилонские копейщики и гонцы смешались с низкорослыми боссонийскими лучниками.

Бальт не слишком удивился, когда комендант лично принял их. Автократическое общество со своими строгими нормами осталось на восточной стороне болот и пустошей. Валанн оказался совсем еще молодым человеком с правильными чертами лица, на котором уже лежала мрачная печать тягот и ответственности.

– Мне доложили, что ты покинул форт еще до рассвета, – обратился он к Конану. – Я уже начал беспокоиться, что пикты все-таки схватили тебя.

– Когда они закоптят мою голову, об этом узнает вся река, – проворчал в ответ Конан. – Даже в Велитриуме будет слышен вой пиктских женщин, оплакивающих своих мертвых. Я ходил на разведку. Мне не спалось. Не давали покоя барабаны за рекой.

– Они переговариваются каждую ночь, – напомнил комендант, и его красивые глаза затуманились, когда он в упор взглянул на Конана. Он уже знал, что не стоит недооценивать инстинкты следопыта.

– Вчера ночью их ритм изменился, – пробурчал Конан. – Так происходит регулярно, с тех самых пор, как Зогар Заг вернулся на ту сторону реки.

– Нам нужно было или преподнести ему дары и отправить домой, или повесить, – вздохнул комендант. – Ты советовал так и поступить, но…

– Но вам, хайборийцам, трудно принять законы джунглей, – перебил его Конан. – Что ж, сделанного не воротишь, но на границе не будет покоя до тех пор, пока Зогар Заг жив и помнит о клетке, в которой обливался пóтом. Я следил за воином, который переправился на эту сторону, чтобы сделать несколько белых зарубок на своем луке. Раскроив ему череп, я встретил вот этого парнишку. Его зовут Бальт, и он пришел из Таурана, чтобы помочь удержать границу.

Валанн окинул одобрительным взглядом открытое лицо юноши и его сухощавую крепкую фигуру.

– Рад приветствовать вас, молодой господин. Хотелось бы мне, чтобы сюда пришло побольше таких людей, как вы. Нам нужны новобранцы, привычные к жизни в лесу. Многие из наших солдат и поселенцев – выходцы из южных провинций, они не знают леса и никогда не занимались землепашеством.

– Таких по эту сторону Велитриума немного, – проворчал Конан. – А вот в городе их полно. Но послушай, Валанн, на тропе мы нашли мертвого Тиберия. – И в нескольких словах киммериец рассказал о том, что случилось.

Валанн побледнел.

– Я не знал, что он покинул форт. Должно быть, он спятил!

– Вот именно, – ответил Конан. – Как и остальные четверо; каждый из них, когда пришло его время, сошел с ума и ринулся в лес навстречу смерти, как заяц, спешащий удаву в пасть. Нечто позвало их из глубины леса, нечто такое, что люди называют «зовом» за неимением лучшего слова, но его слышат только обреченные. Против колдовства Зогара Зага аквилонская цивилизация бессильна.

Валанн не нашелся что ответить; он лишь вытер лоб дрожащей рукой.

– Солдаты знают об этом?

– Мы оставили тело у восточных ворот.

– Надо было скрыть этот факт, а тело спрятать где-нибудь в лесу. Боевой дух и так низок.

– Они все равно узнали бы об этом рано или поздно. Если бы я спрятал тело, оно вернулось бы в форт так, как это случилось с Сократом, – привязанным к наружным створкам ворот, чтобы люди обнаружили его утром.

Валанн вздрогнул. Повернувшись, он подошел к двустворчатому окну и молча уставился на реку, черную и искрящуюся в свете звезд. На той стороне сплошной темной стеной вздымались джунгли. Тишину нарушил далекий визг пантеры. Ночь тяжким покрывалом окутывала их со всех сторон, заглушая звуки солдатского лагеря под окнами и гася огни костров. В черных ветвях стонал ветер, гоня рябь по темной воде. Он принес с собой низкий негромкий ритм, зловещий, как поступь крадущегося леопарда.

– В конце концов, – сказал Валанн, словно разговаривая сам с собой, – что мы знаем – что знает вообще хоть кто-нибудь – о том, что скрывается в джунглях? До нас доходят слухи об обширных болотах и реках, о лесе, что тянется до самых дальних равнин и гор, обрываясь лишь на побережье закатного океана. Но о том, что лежит между этой рекой и тем океаном, мы не смеем даже гадать. Еще ни один белый человек из тех, кто углублялся в эти просторы, не вернулся, чтобы рассказать нам о том, что видел. Мы тешим себя гордостью за свои цивилизованные знания, но они крайне ограниченны – простираются лишь до западного берега этой древней реки! Кому ведомо, какие создания, земные или потусторонние, таятся за крохотным кругом света, который отбрасывает наше знание? Кто знает, каким богам поклоняются под сенью этого языческого леса, какие демоны выползают на свет из черной жижи болот? Кто может быть уверенным в том, что все обитатели этой черной страны имеют естественное происхождение? Зогар Заг – ученые мужи городов Востока смеются над его примитивной магией, сравнивая ее с ужимками факира; а он взял и свел с ума, а потом и умертвил пятерых взрослых мужчин, и никто не может объяснить, как ему это удалось. Иногда мне кажется, что и сам он – не совсем человек.

– Если я подберусь к нему на расстояние броска топора, то решу эту проблему, – прорычал Конан, угощаясь комендантским вином и подталкивая стакан Бальту, который неуверенно принял его, метнув вопросительный взгляд на Валанна.

Комендант повернулся к Конану и принялся задумчиво созерцать его.

– Еще немного, – сказал он, – и солдаты, которые не верят ни в призраков, ни в демонов ударятся в панику. А ты веришь и в призраков, и в вампиров, и в гоблинов, и в прочих сверхъестественных существ и при этом не боишься их.

– Во вселенной нет ничего такого, с чем не могла бы справиться холодная сталь, – ответил Конан. – Я метнул топор в демона, но он не причинил ему вреда, хотя я мог промахнуться в сумерках или ветка могла отклонить топор в полете. Я не собираюсь из кожи вон лезть, разыскивая демонов, но и не сверну в сторону, чтобы дать им дорогу.

Валанн поднял голову и посмотрел Конану прямо в глаза.

– Конан, от тебя зависит больше, чем ты думаешь. Тебе известно слабое место этой провинции, узкого клина, вбитого в дикие земли. Тебе известно, что жизни всех людей к западу от болот зависят от этого форта. Если он падет, окровавленные топоры начнут кромсать ворота Велитриума еще до того, как всадник успеет пересечь пограничные земли. Его величество или советники его величества проигнорировали мои просьбы прислать подкрепления, чтобы удержать границу. Им ничего не известно о том, что здесь происходит, и они не желают вкладывать сюда деньги. Так что будущее границы зависит от людей, защищающих ее. Ты знаешь, что основная часть армии, завоевавшей Конайохару, была отведена на прежние позиции. Ты знаешь, что у меня осталось очень мало сил, особенно после того, как этот дьявол Зогар Заг отравил наши источники питьевой воды и в один день умерли сорок человек. Многие из оставшихся больны, а других покусали ядовитые змеи или покалечили дикие звери, которых вокруг форта становится все больше. Солдаты верят Зогару, когда он похваляется тем, что может вызвать из леса зверей, чтобы расправиться со своими врагами. У меня три сотни копейщиков, четыреста боссонийских лучников и еще человек пятьдесят тех, кто, подобно тебе, умеет читать следы и воевать в лесу. Каждый из них стоит десяти солдат, но их очень мало. Откровенно говоря, Конан, ситуация складывается безвыходная. Среди солдат ходят упорные разговоры о том, чтобы дезертировать; они окончательно пали духом и верят в то, что Зогар Заг спустил на нас всех дьяволов ада. Они боятся черной чумы, которой он угрожает нам, – ужасной черной смерти болот. Завидев больного солдата, я начинаю обливаться холодным потом от страха, что он почернеет, ссохнется и умрет у меня на глазах. Конан, если на нас обрушится еще и чума, солдаты разбегутся! Граница останется без защиты, и тогда ничто не помешает черным ордам подступить к самым воротам Велитриума – а может, и пойти дальше! Если мы не сможем удержать форт, разве смогут они отстоять город? Конан, Зогар Заг должен умереть, если мы хотим сохранить Конайохару! Ты ходил в неизученные и глухие дебри дальше любого человека из форта; ты знаешь, где находится Гвавела; тебе известны лесные тропы на той стороне реки. Ты согласен возглавить группу людей и выступить с ними сегодня же вечером, чтобы попытаться убить или захватить колдуна в плен? Да, я знаю, это безумие. Существует лишь один шанс из тысячи, что кто-нибудь из вас вернется назад живым. Но если мы не одолеем его, то погибнем все до единого. Ты можешь взять с собой столько людей, сколько захочешь.

– В таком деле дюжина воинов принесет больше пользы, чем целый полк, – ответил Конан. – Пятьсот солдат не смогут с боем прорваться к Гвавеле и вернуться. А вот дюжина охотников может проскользнуть незамеченной и вернуться. Я сам отберу людей. Солдаты мне не нужны.

– Я пойду с тобой! – горячо воскликнул Бальт. – Я всю свою жизнь охотился на оленей в Тауране.

– Хорошо. Валанн, мы поедим в казарме, где собираются охотники, и я отберу себе людей. Мы выступим через час, спустимся на лодке по реке ниже деревни, а потом тайком высадимся и пойдем через джунгли. Если останемся живы, то вернемся к рассвету.

3. Крадущиеся во тьме

Река была едва различима между двумя черными стенами берегов. Весла, толкающие вперед длинную лодку, которая медленно ползла вдоль восточного берега, неслышно окунались в воду. Бальт смутно видел очертания широких плеч мужчины, сидевшего перед ним. Он сомневался, что следопыт, скорчившийся на носу лодки, видит хоть что-нибудь на расстоянии вытянутой руки. Конан, очевидно, руководствовался шестым чувством и тем, что знал реку как свои пять пальцев.

Все молчали. Бальт имел возможность хорошенько рассмотреть своих спутников еще в форте, перед тем, как они выскользнули наружу и спустились к берегу, где их уже ждало каноэ. Это были сплошь представители новой расы, выросшие в суровых условиях пограничья, – мужчины, в силу необходимости научившиеся жить в лесу. Все они были аквилонянами из западных провинций, и у них было много общего. Одевались они одинаково – в сапоги из оленьей кожи, кожаные штаны и рубашки. Талию каждого перетягивал широкий пояс, на котором висели топоры и короткие мечи; это были худощавые, покрытые шрамами беспощадные воины, мускулистые и немногословные.

В некотором смысле их можно было назвать дикарями, но тем не менее между ними и киммерийцем пролегала глубокая пропасть. Они были детьми цивилизации, вернувшимися к первобытному образу жизни. Он же был варваром от рождения, продуктом тысяч поколений варваров. Они обрели сноровку и ловкость, а он обладал ими с колыбели. Он превосходил их даже в точности скупых движений. Они были волками, а он – тигром.

Бальт восхищался ими и их вожаком, испытывая прилив гордости при мысли о том, что они приняли его в свою компанию. Он гордился тем, что его весло производит ничуть не больше шума, чем их весла. По крайней мере в этом смысле он чувствовал себя ровней, хотя умение жить в лесу, обретенное им в хижинах Таурана, не могло сравниться с той наукой, что прошли эти мужчины здесь, в пограничье.

Чуть ниже форта река делала поворот. Огни форпоста быстро растаяли вдали. Но каноэ прошло еще примерно с милю, старательно огибая коряги и топляки с почти сверхъестественной легкостью.

Вдруг их вожак едва слышно свистнул; они быстро развернули лодку и направили ее к противоположному берегу. Оказавшись на середине реки после густой тени кустов, в изобилии росших на берегу, они почувствовали себя почти голыми. Но Бальт знал, что в неверном свете звезд заметить тень их каноэ, скользящего по воде, было почти невозможно, если только кто-либо не следил за ними специально.

Они подплыли к нависающим кустам на западном берегу, и Бальт ухватился за выступающий корень. Никто не проронил ни слова. Все распоряжения были сделаны еще до того, как лазутчики покинули форт. Конан неслышно, как большая кошка, перевалился через борт и исчез в кустах. Девять мужчин бесшумно последовали за ним. Бальту, сидевшему с веслом на коленях и по-прежнему державшемуся за корень, казалось невероятным, что десять человек могут передвигаться настолько беззвучно.

Он приготовился к долгому ожиданию. Он не обменялся и словом с еще одним мужчиной, который тоже остался караулить лодку. Примерно в миле к северо-западу от них в чаще леса притаилась деревушка Зогара Зага. Бальт помнил полученный приказ: они с напарником должны были ждать возвращения поисковой группы. Если к рассвету Конан со своими людьми не появится, им следует как можно быстрее вернуться в форт и сообщить, что лес в очередной раз собрал свою кровавую жатву.

Тишина казалась гнетущей. Из черной чащи не доносилось ни звука; за сплошной стеной кустов вообще невозможно было ничего различить. Бальт вдруг понял, что больше не слышит рокота барабанов. Они молчали уже много часов. Он то и дело смаргивал, пытаясь пронзить взглядом непроницаемую тьму. От воды тянуло сыростью, и влажные запахи леса угнетали его. Где-то рядом раздался всплеск, словно большая рыба ударила хвостом. Поднятая ею волна качнула лодку, и нос ее стал медленно отходить от берега. Напарник, похоже, выпустил ветку, за которую держался. Бальт вытянул шею, собираясь шепотом предупредить его; смутный силуэт охотника едва виднелся на темном фоне ночи.

Но напарник не ответил. Решив, что тот, наверное, задремал, Бальт протянул руку и схватил его за плечо. К его удивлению, от этого осторожного прикосновения мужчина обмяк и повалился на дно лодки. Бальт перевернул его лицом кверху, чувствуя, как холодные лапы страха стискивают ему сердце. Рука его слепо скользнула по горлу напарника, и только судорожно сжатые зубы юноши позволили ему сдержать крик, уже готовый сорваться с губ. Пальцы его нащупали зияющую кровоточащую рану – горло напарника было перерезано от уха до уха.

Охваченный паническим страхом, Бальт начал приподниматься, и в это мгновение из темноты протянулась мускулистая рука и обхватила его за горло, не давая крикнуть. Каноэ закачалось. В руке у Бальта оказался нож, хотя он не помнил, когда успел выхватить его из-за голенища. Юноша нанес несколько ударов вслепую и ощутил, как клинок глубоко вошел в чье-то тело, и в ушах у него зазвенело от истошного вопля. Лес взорвался ответными криками. Тишина ожила вокруг него, и чьи-то руки схватили его. Под весом множества тел каноэ перевернулось, но, прежде чем Бальт успел уйти под воду, ночь взорвалась мириадами искр, и сильный удар по голове опрокинул юношу в черноту, сквозь которую не пробивался даже свет звезд.