Текст книги "Семь преобразующих языков"
Автор книги: Роберт Киган
Жанр: Управление и подбор персонала, Бизнес-Книги
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Ценности, записанные в третью колонку, говорят о чем-то более важном, чем наши склонности, черты и предрасположенности (вроде «Не люблю, чтобы меня воспринимали как угрозу»): они показывают, на что мы активно расходуем свои силы («Мне важно сделать так, чтобы меня не воспринимали как угрозу»). Здесь мы видим некую важную вещь, которую делаем в своей жизни, и понимаем, что делаем это, движимые мощным естественным побуждением: защитить себя. В этом нет ничего постыдного, напротив: самозащита – это несомненный акт проявления уважения к себе.
Проблема не в том, что мы защищаем себя, но в том, что мы этого зачастую не осознаем. Не беря на себя ответственность за формы, которые принимает наша самозащита, мы склонны воспринимать попавшее во вторую колонку поведение как проявление слабости и отважно обязуемся исправиться и вести себя лучше. Или же мы ищем причины вне себя, если те ценности, за которые мы взяли на себя ответственность, – ценности из первой колонки – не приносят желанных результатов.
Три колонки намечают «канал распространения»: обнаруживается наша «иммунная система»
Если прочитать написанное в трех колонках в обратной последовательности, мы получим то, что в медицине именуется «каналом распространения»: прослеживая его, можно понять процесс развития болезни. Ценности из третьей колонки (например, «Любой ценой избегать конфликтов») приводят к определенным типам поведения («Я не могу сказать “нет”»), которые и мешают нам реализовать ценности, перечисленные в первой колонке («Я бы хотела располагать достаточными ресурсами»). Заметьте, что при толковании «симптомов», то есть типов поведения из второй колонки, с точки зрения записанного в третьей колонке, они приобретают совершенно иной смысл. Теперь мы видим в них не проявление неэффективности или еще какой-то изъян – нет, это вполне последовательное, честное, эффективное, даже блестящее выражение ценностей из третьей колонки!
Если для меня так важно не показаться святее всех святых, то я непременно промолчу, когда при мне нарушат нормы, которыми я дорожу. Я буду высказываться даже меньше, чем прежде! И это не признак некомпетентности, не отсутствие профессиональных навыков, это, повторим, блистательное, последовательное и вполне эффективное подтверждение преданности своим ценностям. Именно так и следует себя вести! И если для меня главное, чтобы подчиненные не почувствовали себя покинутыми, то я должен вникать во все мелочи, которые в противном случае можно было бы оставить на их усмотрение. Придется заниматься микроменеджментом усерднее прежнего.
Если я стараюсь избежать конфликта, то мне следует именно что отказаться от слова «нет». Нужно еще реже произносить его, чем сейчас!
Итак, мы видим: нам никогда не удастся изменить поведение из второй колонки, если мы не поймем, что оно представляет собой эффективное и последовательное выражение другой, более важной цели, которую мы слишком редко вспоминаем в разговоре с другими людьми и даже с самими собой.
Одна беда: это последовательное, эффективное, честное и скрупулезное поведение подрывает возможность реализовать наши достойные восхищения (и тоже вполне подлинные) ценности из первой колонки. Первая и третья колонки неизбежно противоречат друг другу, и все же обе истинны и оба набора ценностей мы пытаемся исповедовать одновременно. Как такое возможно?
Как ни странно, как раз такие противоречия и необходимы для поддержания и роста ментальной системы. Если система каким-то образом ограничена, неполна, частична или искажена (а такова любая ментальная система за исключением полностью сложившейся и всеохватывающей – редкость дивная и едва ли существующая в природе), то противоречия для нее правило, а не исключение.
Они не просто возможны, а даже необходимы, иначе система перестанет функционировать. Система, не достигшая идеального внутреннего баланса (а достигших, повторим, почти нет), сохраняет равновесие благодаря действию противоположно направленных сил, каждая из которых, оставшись в одиночестве, рванула бы систему на себя и опрокинула бы ее.
Это живое противоречие – баланс противоположных сил – и образует третью силу, процесс динамического выравнивания, который с потрясающей силой и эффективностью удерживает вещи в одном и том же состоянии.
Это и есть наша иммунная система, регулярно вырабатывающая антитела к любым переменам. Наши три участника (и вы сами, если, читая книгу, строите собственную ментальную систему) только что увидели свою версию динамического равновесия (рис. 3.5).
Рис. 3.5. Первые три колонки – карта иммунной системы
Как бы искренне я ни желал, например, обеспечить себе дополнительные ресурсы, если я столь же искренне уклоняюсь от конфликтов любой ценой, то в итоге демонстрирую поведение, идущее вразрез с ценностями из первой колонки. И пока эта третья колонка участвует в общей картине (а у каждого из нас есть своя третья колонка), нет надежды на долгосрочное изменение второй.
Третья сила и лидерство перемен
Иногда легче рассмотреть ту же картину на панорамном полотне. У многих профессионалов в анамнезе имеется попытка (а то и не одна) осуществить в своей организации радикальные реформы. Многие из нас работали или работают в организациях, которые стремятся прокладывать новые пути. В последнее время почти любая компания искренне, даже героически, старается «перестроиться», достичь «тотального качества», сделать рабочие места «более инклюзивными», «сгладить» иерархию, интегрировать «новые технологии», в большей степени «ориентироваться на клиентов», «планировать инновации» или учитывать типы лидерства по Майерс – Бриггс[3]3
Типология Майерс – Бриггс (англ. Myers – Briggs Type Indicator, или MBTI) – распространенная на Западе типологическая система, базирующаяся на концепции К. Г. Юнга о психологических типах. Первоначально разрабатывалась Изабель Бриггс-Майерс и ее матерью Кэтрин Бриггс в середине XX в. Прим. науч. ред.
[Закрыть]. Слово «реформа» намертво прилипло к словам «школа», «здравоохранение» и «суд» – со стороны может показаться, будто образование, медицина и правосудие находятся в непрерывном процессе пересмотра и реконструкции. Современные компании, как внутри новой экономики, так и вне ее, находятся под постоянным давлением: нужно реорганизовываться, чтобы решать неотложные проблемы или воспользоваться быстро закрывающимися окнами возможностей.
Когда в некой группе набирается критическая масса участников, преданных одной цели, например определенным переменам, можно говорить об общих ценностях «из первой колонки». Их часто называют видением или миссией. Эффективные лидеры прилагают огромные усилия (и правильно делают), создавая убедительное видение, общие цели и ценности, под которыми будут готовы подписаться как можно больше людей. Но при этом они задействуют лишь один из необходимых для успеха языков. Что происходит, когда мы обретаем язык для публично выражаемых ценностей, но не имеем языка для ценностей скрытых?
Так, в области школьного образования составители программ и реформаторы школ большую часть столетия формировали (зачастую сами того не осознавая) нарратив о переменах. То отдельные школы, то целые школьные системы или общенациональные движения реформаторов кристаллизовали ценности из первой колонки, чтобы добиться серьезных изменений в принципах обучения наших детей. Как известно всем, кто следил за этими реформами (всегда проводившимися с самыми лучшими намерениями), между чашей и краем губ, как мы уже говорили во введении, всегда оказывался изрядный зазор.
Схожая ситуация наблюдается и в бизнесе: видение формулируется – и дальше ничего не происходит. Создается план, он даже публикуется и выглядит весьма завлекательно, а потом эта брошюра лежит себе на полочке и опять-таки ничего не происходит.
Компании даже выражают коллективные намерения осуществить тот или иной план. Международные корпорации платят фирмам-консультантам миллионы долларов за стратегические планы (и руководство компаний верит, что каждый цент из этих долларов потрачен с толком). «Планы просто замечательные, – говорят они, – мы должны их осуществить, и мы это сделаем». Но – увы. Благородные порывы никуда в итоге не приводят. Огромная гора вздувается – и рожает мышь.
Почему результат оказывается столь блеклым по сравнению с надеждами, игравшими всеми красками? Почему так мало происходит реальных перемен? Почему реформаторы склонны производить нечто, весьма похожее на исходную модель?
Ответов на эти вопросы всегда много, но обычно вина перекладывается на других людей или на непредвиденные обстоятельства:
• Это они нас подвели.
• Мы столкнулись с сильным сопротивлением.
• Ожидания были завышены, все понадеялись, что мы сделаем очень много и почти сразу.
• Нам досталось слишком инертное население.
• Мы не располагали необходимыми ресурсами.
• Нас было слишком мало.
• На полноценную реформу требуется десять лет, а министр не проработает в среднем и пяти.
• Топ-менеджерам не хватило отваги.
Каждая из этих причин может быть верна. Но есть основания подозревать, как в знаменитом комиксе «Пого», что «мы нашли врага, и он – это мы»: основная проблема порождена самими реформаторами. Как бы усердно и преданно мы ни трудились над ценностями первой колонки (наше видение, пользующееся общим признанием «небо», которое мы хотим «перенести на землю»), мы с большой вероятностью одновременно с этим служим конкурентным ценностям из третьей колонки, то есть самозащите, стремлению не допустить на землю наш личный ад (и делаем это куда эффективнее).
Этот критический элемент часто забывают включить в процесс организационных перемен. Он основан на простой предпосылке с единственной оговоркой. Предпосылка: практически невозможно осуществить значительные изменения в организации, не изменившись самим (хотя бы отчасти). Оговорка: на каждую ценность, ради которой мы искренне отваживаемся на перемены, приходится другая, не менее дорогая нам ценность, этим переменам препятствующая. И если мы, излагая сюжеты организационных реформ и перемен, по-прежнему будем рассказывать односторонние истории, полуправду, то у нас нет шансов преуспеть.
Если мы скажем: «У меня нет времени на глубокое исследование души, давайте просто “прыгнем”, начнем действовать и будем решать проблемы по мере их поступления», – нетрудно предсказать, что в итоге мы вновь недоуменно пригорюнимся: почему хорошие намерения привели к столь обескураживающему результату. Дорога в ад, как говорится, вымощена благими намерениями. Но до сих пор у нас не имелось чертежей, по которым мы смогли бы выяснить, почему дорога оказалась выстроенной именно так.
Вместе три языка составляют недостающую дорожную карту
Какие возможности обеспечили нам на данный момент эти три языка в совокупности? Ответ может показаться обескураживающим: мы сумели разобраться с собственной иммунной системой – третьей силой внутри нас самих, которая не позволяет нам всерьез приступить к реализации личных или организационных перемен, как бы искренне мы к ним ни стремились. Например, мы очень хотим изменить тип своего руководства и больше сотрудничать с подчиненными, но при этом испытываем не меньшую потребность в контроле, желание, чтобы все было по-нашему, чтобы результат соответствовал нашим ожиданиям.
Как же следует отнестись к подобной противоречивости? Вполне понятная реакция – увидеть в этом проблему, и даже довольно неприятную. Уж конечно, ее трудно счесть преимуществом. Если под конец собеседования потенциальный работодатель спросит, почему ему следует взять именно вас, едва ли вы ответите: «Потому что я имею соответствующую квалификацию, разделяю ценности компании, и еще – потому что я весь такой противоречивый!» Внутренние противоречия мы привыкли считать своим недостатком, проблемой, а добросовестный подход к любой проблеме, как известно, заключается в том, чтобы постараться быстро ее решить. Но можно подойти к нашим противоречиям с принципиально иной точки зрения, о чем свидетельствуют слова Уолта Уитмена: «Что, я противоречу себе? Ну и прекрасно! Я себе противоречу! Я безбрежен! Я содержу в себе мириады миров!» Что верно для Уолта Уитмена, верно и для любого из нас. Мы безбрежны, внутри нас мириады миров.
Почему стоит отнестись к своим противоречиям более спокойно и даже благосклонно? Попросите специалиста по психологии развития, стоя на одной ноге, вкратце изложить основные условия человеческого роста (так в еврейских преданиях успевал дать ответ знаменитый рабби Гиллель). Скорее всего, он выскажется примерно так: «Выверенное сочетание вызова и поддержки. А все прочее – комментарий. Иди и учись». (Впрочем, про комментарий – это уже Гиллель.) О поддержке мы поговорим напрямую в главе 5. А пока сосредоточимся на том, что мы считаем противоречием, – это ценный потенциальный источник перемен.
Мы завершили предыдущую главу напоминанием, что интересная программа обучения состоит из таких проблем, которые не только невозможно, но и нельзя решать слишком быстро. Почему? Потому что проблемы, на которых мы учимся, – как раз те, которые не столько мы решаем, сколько они «решают нас»: они вынуждают нас так или иначе изменить свои представления, свой ум. Это хорошие проблемы, и все мы нуждаемся в таких. В той главе мы задавали вопрос, что поможет нам создать из собственного проблематичного поведения (его описание мы поместили во вторую колонку) материал для хороших проблем, на которых мы сможем учиться. В данной главе мы постарались ответить на этот вопрос: первые три языка в совокупности становятся материалом хорошей проблемы.
От языка новогодних зароков к языку конкурирующих ценностей
Если вы проходите эту книгу с карандашом в руке и на данный момент заполнили три первые колонки, то у вас на листе бумаги начала проступать карта иммунной системы, которая управляет вашей жизнью. Но теперь вы уже не погружены в эту систему целиком, словно рыба в воду: новая, выстроенная вами технология уже задействована настолько, что вы начинаете распознавать саму систему. Парадоксальным образом возможность разглядеть систему первым делом помогает вам понять, почему, если ничего не менять в системе, невозможны и реальные внешние перемены, и это же становится первым шагом к реальным переменам (потому что внутренние перемены уже начались). Как только мы распознаём систему, мы отчасти вырываемся из плена. Но, разумеется, для реальных перемен – негэнтропийного прыжка воображения – недостаточно созерцать баланс, нужно его нарушить. Чтобы увеличить шансы на это, придется задействовать дополнительные аспекты нашей новой технологии. Пусть технология снабдит нас каким-то инструментом или устройством, которое позволит нам сотрясти самую основу нашего статус-кво – систему сохранения равновесия. Для этого нам необходимо перейти к четвертому языку.
Глава 4. От языка неосознаваемых больших допущений, держащих нас в плену ограничений, к языку предположений, которые мы делаем осознанно
Раскачиваем иммунитет к переменам
Наши четыре колонки еще не завершены, однако уже принимают отчетливые формы: внутреннее противоречие, в котором мы живем и работаем, обозначено. Это карта удерживающего нас равновесия. Она показывает, каким образом наша иммунная система предотвращает перемены. Мы можем также назвать эту конструкцию «ментальной машиной», которую мы тщательно собрали, но пока не подключили. Как только это произойдет, она, скорее всего, произведет то, что мы называем «большими допущениями».
Обычный режим: допущения, принимаемые за истину
Что такое большое, или базовое, допущение? В создаваемом нами языке мы будем называть то или иное допущение большим, или базовым, если оно не осознается как гипотеза, но принимается за истину. Словарь указывает, что допущение – это предположение, истинность которого предстоит выяснить, потому что само по себе оно может быть как истинным, так и ложным. Но большие допущения мы сразу принимаем за истину. Мы верим, то есть принимаем без капли сомнения, что вода мокрая, стол твердый, и, например, если выйдет конфликт и кто-то очень рассердится или огорчится… ну, это будет конец света. Эти представления о конфликте, об отношении людей к нам, о нашей способности контролировать происходящее (и о прочем, что значится в третьей колонке) – для нас не просто гипотетические допущения. Мы принимаем их за истину. И вот такие принимаемые за истину допущения мы и называем «большими» (или «базовыми»[4]4
В русском тексте термин big assumption в зависимости от контекста переводится как «большое допущение» или как «базовое допущение». Подробно процесс работы с базовыми (или «большими») допущениями описывается также в книге авторов «Неприятие перемен». Прим. науч. ред.
[Закрыть]). Не мы имеем такие допущения, а они нас.
Наши большие допущения рождаются в попытке назвать ускользающие от понимания и именования вещи – это что-то вроде регулирующих смысл принципов, с помощью которых мы придаем форму окружающему нас миру. Наблюдая, как люди пользуются такими формами языка, мы (авторы) пришли к проникнутому глубоким сочувствием выводу: большинство людей храбро стараются по возможности эффективно справляться с миром, очерченным их предвзятыми представлениями, основывающимися на базовых допущениях. Вам случалось, наверное, знать людей, которые, на ваш взгляд, действовали дисфункционально, деструктивно, в ущерб себе. И если бы вы могли ясно разглядеть, под влиянием каких именно базовых неосознаваемых допущений они так действуют, едва ли их поведение казалось вам от этого менее разрушительным или саморазрушительным, но вы хотя бы начинали понимать, что происходит. Иногда можно даже сказать: «Приняв те же большие допущения, я бы и сам действовал точно так же, в ущерб себе и другим».
Большие допущения в детстве…
Склонность человека создавать собственные конструкты реальности проступает во многих анекдотах о детях. Например, две маленькие девочки возвращаются из школы после урока по индийской мифологии. Одна из них впечатлена видением Вселенной, в котором мир покоится на спине слона, а слон стоит на черепахе. «Я могу себе представить мир на слоне и слона на черепахе. Но на чем же стоит черепаха?» – удивляется она. «А дальше все черепахи и черепахи», – предполагает другая.
Или: родители спрашивают шестилетнего мальчика, что подарить ему на день рождения, и, к их изумлению, он отвечает: «Тампакс». Ошеломленные родители решаются спросить почему. – «Потому что с “тампаксом”», – отвечает насмотревшееся рекламы дитя, – можно ездить верхом, кататься на водных лыжах – все что хочешь можно делать».
Мы снисходительно посмеиваемся над такими историями: детские высказывания представляются нам очаровательными. Огромная разница между малыми детьми и нами, взрослыми, полагаем мы, состоит в том, что детки пока еще не разобрались, что к чему в этой жизни, но мы-то знаем. Из этого же размышления проистекает концепция взрослого человека как безусловно разумного существа. Словом, всех людей можно разделить на две категории: одни еще растут и развиваются (и таким нужна наша умная и чуткая поддержка), а другие уже выросли. Готово дело. (Вообще-то, если человек остановился в развитии, он все равно что умер, но, поскольку нас об этом не известили, мы все еще встаем по утрам, одеваемся и отправляемся на работу.)
…и большие допущения взрослых
Но мы (авторы) не считаем такое представление о «полностью взрослых» людях точным или хотя бы полезным. Не одни только дети порождают такие представления о мире, которые нужно перерасти. И не только о детях уместно рассказывать такие анекдоты. В 1750-х в Британии прошла календарная реформа, согласно которой 1 сентября того года превратилось в 12-е. Тысячи англичан страстно протестовали: у них украли двенадцать дней жизни! (Недавно мы рассказали этот случай своей подруге, та посмеялась, но потом шепотом призналась: «Я бы тоже не обрадовалась: осень – мое любимое время в Новой Англии, так красиво падают листья, обидно было бы сокращать этот сезон».)
Уже в наше время в Британии прошла денежная реформа, в новом фунте стало сто новых пенсов. Провели исследование, трудно ли старикам приспособиться к таким переменам, и один из респондентов заявил: «Да, нам, пожилым, очень непросто. Могли бы подождать, пока все старики умрут!»
Одна жительница Австралии, приехавшая на год в Штаты, жаловалась, как ей неудобно водить здесь машину. «Мало того что вы ездите не по той стороне дороги, у вас даже руль с другой стороны! – восклицала она. – Сосчитать не могу, сколько раз я садилась в машину справа и мне приходилось выходить и снова садиться, уже через левую дверь. Однажды, когда я была озабочена кучей других дел, я села справа, вынула ключи, поглядела – и подумала: “Господи, до чего в Штатах дошло дело: уже и рули воруют!”»
Разумеется, прямо у нее под носом, слева, находилось доказательство, что руль никто не крал, но – вот основная загвоздка – разве кто-нибудь всмотрится? Если мы уверены в своих знаниях об устройстве мира – а в том-то и суть больших допущений: они порождают полную уверенность, – то мы и присматриваться не будем к другим возможностям.
Привязанность к своим взглядам, заставляющая полностью отождествлять их с реальностью, свойственна, как мы полагаем, отнюдь не только малышам. Выйти за пределы своей перспективы, или точки зрения, взрослым так же непросто, а то и труднее, чем детям. Вот вам еще одна история. Утро, мама готовит сыну завтрак. Из его комнаты не доносится ни звука, словно он и не собирается вставать. Она идет посмотреть и обнаруживает, что он заперся изнутри.
– С тобой все в порядке? – спрашивает она.
– Все хорошо, – отвечает он воинственно. – Просто не хочу сегодня идти в школу.
– Ладно, – говорит мама, – приведи три причины, почему ты не хочешь идти в школу.
– Я не люблю школу, – отвечает он. – Учителя плохо ко мне относятся. Я боюсь детей. Вот тебе три причины.
– Верно, три, – соглашается мать. – А теперь я назову тебе причины, почему ты должен пойти в школу. Во-первых, я твоя мама, и я тебе говорю, что в школу идти нужно. Во-вторых, тебе уже пятьдесят три года. А в-третьих, ты директор школы.
Так трудно в любом возрасте «выйти из дома». Из своей спальни, из установившихся представлений, которые мы обжили и обустроили, которые так нам знакомы, – мы покидаем их только при крайней необходимости и ведем себя настороженно.
Маленькое упражнение для демонстрации действия привычного режима
Вот вам простое упражнение, которое поможет понять, как трудно выйти за пределы своей точки зрения. Его нам продемонстрировала Линда Бут-Суини. Вытяните руку вверх, направьте ручку (или палец) в потолок и «нарисуйте» по часовой стрелке круг, словно пытаясь изобразить его на потолке. Нарисуйте несколько кругов, а затем, продолжая вращать ручку или палец, медленно опускайте руку вертикально вниз, все время держа ручку или палец прямо, пока не начнете описывать круги уже на уровне груди. Не останавливайтесь. Теперь посмотрите на палец или ручку сверху. В каком направлении вы описываете круги? Против часовой стрелки, верно?
Когда мы проводим этот эксперимент в больших группах, на фоне взрывов смеха кто-нибудь непременно восклицает: «Ой, круг пошел в другую сторону!»
Круг пошел в другую сторону? Хорошо, попробуйте еще раз.
На этот раз будьте, пожалуйста, аккуратнее, когда опускаете руку и вместе с ней перемещается и ручка, постепенно оказываясь уже не над головой, а ниже подбородка. Ни в коем случае не меняйте направление движения. Вращайте по часовой стрелке, по часовой! Что произойдет, когда вы теперь глянете сверху на круги, описываемые перед грудью? Круг опять пошел против часовой стрелки, да?
Выйти за пределы своей точки зрения настолько трудно, что, когда сама точка зрения меняется (именно это незаметно происходит в данном упражнении), нам проще поверить, что это случилось с миром, но не с нашим взглядом на мир. («Круг пошел в другую сторону».)
Многое из того, что предлагается под лозунгом профессионального развития, помогает нам приобрести навыки или способности, нужные, чтобы как-то адаптироваться к миру. Но адаптация все равно происходит внутри наших допущений о мире, а сами эти базовые допущения никогда не подвергаются сомнению – да мы их и не замечаем. Преобразующий подход к профессиональному развитию – такой, как наш метод семи языков, – поможет нам все чаще выходить за пределы наших базовых допущений об устройстве мира, так что мы в итоге научимся различать и изучать тот принцип, который формирует сами эти базовые допущения.
Разумеется, это нелегко. Продвигаясь от главы к главе, мы обсудим практические способы тренировки ментальных мышц, которые помогут нам разобраться с базовыми допущениями – «фильтрами», через которые мы смотрим на мир. Но почему же разобраться с ними так трудно? Рассмотреть свои базовые допущения означает отделить «реальность» от «моего способа формировать реальность». Иными словами, мы приходим к рассмотрению возможности того, что наши «точки зрения» не совпадают с тем, «как на самом деле»[5]5
В оригинале авторы фактически делают отсылку к знаменитому кантовскому понятию «вещи в себе»: наши «перспективы» на реальность (то есть точки зрения, или ракурсы рассмотрения) не тождественны «вещи в себе» – реальности, как она действительно есть «сама по себе». Прим. науч. ред.
[Закрыть].
Это и есть классическое философское разграничение между феноменом (реальностью, которая уже оформлена, моим восприятием какой-либо вещи) и ноуменом (сущностью, или вещью самой по себе). Оно лежит в основе современного конструктивизма, опирающегося на идею, что люди активно формируют реальность, придают ей смысл, организуют свой опыт. Писатель-философ Олдос Хаксли выразил это следующим образом: «Наш опыт – не то, что случается с нами, а то, что мы делаем из того, что с нами случается».
Четвертый язык: от «истин», которые держат нас в зависимости, – к допущениям, которые мы осознанно делаем
Первый шаг к установлению отношений со своими взглядами (чтобы не оставаться бессознательным их пленником) – выявление больших допущений, неосознанно нами делаемых. В этом поможет сконструированная собственными руками ментальная машина. Каким образом? Присмотритесь к записанному вами в третьей колонке. У вас уже есть материал, из которого вы можете составить часть высказывания, передающего ваши базовые допущения, первую часть вашей личной декларации. Если в третьей колонке находится негативная ценность («Я не хочу показаться святее всех святых»), то нужно устранить отрицание, переформулировав предложение, например: «Я считаю, что если покажусь святее всех святых, то…»
А если в третьей колонке нет отрицания (например, «Я стараюсь любой ценой избегать конфликтов»), добавьте его, и у вас получится примерно такое высказывание: «Я считаю, что, если не буду избегать конфликтов, то…»
Теперь, когда вы получили начало, вы должны быстро и честно закончить это высказывание, ответив на вопрос:
Что я в таком случае почувствую?
Загляните в третью колонку и, следуя этим инструкциям, впишите в четвертую колонку начало, вплоть до слова «то», добавив или убрав отрицание. Четвертая колонка называется «большие допущения». Сейчас вы постараетесь сформулировать одно из больших допущений, которого вы сами придерживаетесь, быстро и искренне завершив начатое предложение. Напишите в четвертой колонке то, что первым делом пришло вам на ум.
Четвертая колонка вводит нас в язык больших допущений.
Теперь, слушая, как завершают начатое предложение другие участники, мы начинаем понимать, куда нас могут завести такие формы языка.
Давайте для начала посмотрим, как три человека, за чьим маршрутом мы следили все это время (их три колонки представлены на рис. 3.5 в конце третьей главы), начали заполнять четвертую колонку на основе того, что успели написать в первых трех.
У первой сформулированное в качестве отрицания высказывание «Не хочу выглядеть крестоносцем» превратилось в: «Я предполагаю, что если во мне увидят…»
Отрицательная фраза второй участницы «Не допустить, чтобы результат оказался хуже, чем могу сделать я сама» превратилась в такое начало предложения: «Я предполагаю, что если при делегировании полномочий качество нашей работы окажется ниже, чем могла бы добиться я сама…»
Третий изменил утвердительную фразу «Любой ценой избегать конфликтов» на отрицательную: «Я предполагаю, что если я не буду избегать конфликтов, то…»
Итак, вот что мы получили в четвертой колонке (все в том же порядке):
Я предполагаю, что, если меня сочтут крестоносцем, бабой с яйцами или тем, кто святее всех святых, меня начнут избегать, со мной будут общаться минимально и только по делу и в итоге жизнь на работе превратится в сплошной кошмар, от которого невозможно будет очнуться.
Я предполагаю, что, если при делегировании полномочий качество нашей работы окажется ниже, чем могла бы добиться я сама, меня сочтут неудачницей.
Я предполагаю, что, если я не буду избегать конфликтов, в какой-то момент мой гнев выйдет из-под контроля.
Разумеется, это примеры больших допущений, которые делают именно эти три человека, а ваша четвертая колонка будет заполнена иначе – уникально, как это свойственно только вам. Интересное наблюдение: даже если начала фраз похожи, их завершения могут оказаться абсолютно разными.
Например, некоторые люди начинают с чего-то похожего на третий вариант, но завершают его иначе:
Я предполагаю, что, если я не буду избегать конфликтов, я постоянно буду чувствовать, что меня обошли, а я не справилась.
Я предполагаю, что, если я не буду избегать конфликтов, я все время буду нервничать и переживать.
Я предполагаю, что, если я не буду избегать конфликтов, другие тоже начнут ссориться и дружеская атмосфера на работе пропадет.
Я предполагаю, что, если я не буду избегать конфликтов, то узнаю о других людях, их чувствах такое, от чего уже не оправлюсь.
Я предполагаю, что, если я не буду избегать конфликтов, я буду все время плакать.
Привыкаем к четвертому языку: контрольная точка
При всех различиях в пяти перечисленных концовках, у них есть и нечто общее. И у трех концовок, которые мы видели в третьей главе, тоже. И хотя базовое допущение, которого вы придерживаетесь, может заметно отличаться от любого из перечисленных, у него тоже с большой вероятностью окажется кое-что с ними общее, а именно: добравшись до конца предложения, вы увидите нечто пугающее. Обычно большие допущения принимают такую форму:
Я предполагаю, что если произойдет то, что я всеми силами пытаюсь предотвратить, то… э… я просто умру (или: кто-то другой просто умрет! Или: …наступит конец света!)
Иными словами, делаемые нами большие допущения заводят нас на весьма необычную территорию – территорию серьезных последствий. И пусть даже сразу вслед за такой мыслью о страшных последствиях или фундаментальных нарушениях мирового порядка приходит соображение: «Вряд ли это будет так!» – приходится признать: действуем мы так, словно для нас это реальность. Какими бы рациональными доводами ни опровергали мы собственные базовые допущения, приходится признать, что где-то очень глубоко в подсознании они обладают над нами властью.
А может быть, написав и увидев одно из своих больших допущений, мы даже скажем: «Ах нет, это не допущение, а истинная правда!» (Что ж, может, и так. Но это вполне может быть и неправдой.) Уверенность, которую мы при этом чувствуем, указывает, что не мы придерживаемся больших допущений, а они «держат» нас. И уж конечно, мы не получим возможность разобраться, истинно или ложно наше большое допущение, пока не сформулируем его вслух. Большое допущение ведет нас, как Индиану Джонса, к нашему личному храму судьбы. Оно предупреждает нас о том, каким образом может быть нарушен мир нашей вселенной, чем могут оскорбиться наши идолы (не тот бог, которого мы чинно почитаем в церкви, синагоге или мечети), за что они метнут в нас заряд молнии.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
