Текст книги "Патрульные Апокалипсиса"

– Как?

– В последние дни его жизни, в последние часы, наступит момент, когда он захочет обратиться ко мне. Его охватит такое смятение, что он будет жаждать моих указаний.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Да, но я не знаю ответа.

На столике зазвонил телефон. Она подняла трубку.

– Да?.. Да, конечно, герр доктор. – Грета прикрыла трубку рукой. – Это Ханс Траупман. Говорит, что срочно.

– Думаю, что да, он редко звонит. – Крёгер взял у жены трубку. – Должно быть, срочное дело, доктор? Не помню, когда вы звонили в последний раз.

– Час назад в Мюнхене арестован генерал фон Шнабе.

– Бог мой, за что?

– Подрывная деятельность, подстрекательство к бунту, преступления против государства – вся обычная юридическая чушь, которую наши предшественники использовали в более благоприятных условиях.

– Но каким образом?

– Очевидно, ваш Гарри Лэтем-Лесситер не единственный, кто пробрался в нашу долину.

– Непостижимо! Все и каждый прошли через самые скрупулезные проверки, включая даже электронное сканирование мозга, которое фиксирует ложь, сомнения, малейшее колебание. Я лично разработал методику этих проверок, они надежны.

– Возможно, кто-то из них изменил свои взгляды, покинув долину. Как бы там ни было, фон Шнабе задержала полиция, и опознание проводилось так, что человека, указавшего на него, не было видно. Судя по тому немногому, что нам известно, это женщина, поскольку упоминалось сексуальное оскорбление. Говорят, один полицейский в небольших чинах смеялся, обсуждая это со своими коллегами в полицейском участке Мюнхена.

– Я неоднократно предупреждал генерала насчет связей с женским персоналом. А он всегда отвечал: «При всей вашей учености, Крёгер, вы не понимаете, что слово „генерал“ вызывает представление о силе, а сила – сущность секса. Они хотят меня».

– А он даже не был генералом, – заметил Траупман. – И еще меньше «фоном».

– Неужели? А я думал…

– Вы думали то, что вам следовало думать, Герхард, – перебил доктор из Нюрнберга. – Шнабе блестяще осуществлял военные операции, был предан нашему делу: мало кто из нас мог бы отыскать такую долину, создать такой комплекс и руководить им… В этом сказывалась его огромная сила. По правде говоря, он был и есть, пользуясь медицинским термином, социопат с блестящим интеллектом, человек того типа, который нужен такому движению, как наше, особенно в начальной стадии. Впоследствии, конечно, их заменят. В этом и состояла ошибка «третьего рейха»: они верили в свои фальшивые титулы, жили ими и не признавали настоящих генералов, юнкеров (потомственных дворян), которые могли бы выиграть войну, своевременно вторгшись в Англию. Мы не совершим таких ошибок.

– Что же делать сейчас, герр доктор?

– Мы организуем убийство Шнабе – его застрелят в камере сегодня ночью пистолетом с глушителем. Это несложно: безработица высока даже среди преступников. Это следует сделать до начала допросов, особенно до применения амитала.

– А Ваклабрюк?

– Теперь им будете руководить вы. Но нас, нашего вождя в Бонне беспокоит этот ваш копьютеризованный робот в Париже. Ради бога, скажите, когда он умрет?

– Остался день, от силы три – дольше он не протянет.

– Хорошо.

– Простите, герр Траупман, но очень вероятно, что у него произойдет настоящий взрыв в затылочной части.

– Там, где помещен ваш имплантат?

– Да.

– Мы должны найти его прежде, чем это случится. Обнаружив одного робота, они подумают, что существует тысяча других!

– Я так и сказал моей жене – помните хирургическую сестру, о которой вы так хорошо отзывались?

– Грета, конечно. Что она предлагает?

– Она согласна со мной, – ответил Крёгер, хотя его жена отрицательно покачала головой. – Мне необходимо вылететь в Париж и встретиться с нашими людьми. Сначала с мейхельмёрден – у них что-то пропало. Затем с нашим агентом в американском посольстве; нужно выяснить, что ему известно об антинейцах. Наконец, с нашим человеком во Втором бюро. Он колеблется.

– Будьте осторожны с Моро. По сути, этот человек один из нас, но он француз. Мы точно не знаем, на чьей он стороне.

Глава 12

Дру Лэтем, а ныне Гарри, стоял в тени Трокадеро, позади статуи короля Генриха, прижав к глазам бинокль ночного видения. Он вглядывался в отстоящее от него на сотню ярдов и такое же затененное место между статуями Людовика XIV и Наполеона. Именно здесь он просил Карин де Фрис устроить ему встречу, надеясь получить некоторые конфиденциальные документы своего «покойного брата». Было уже почти одиннадцать, летняя луна освещала парижские улицы, и от этого Дру Лэтем чувствовал себя спокойнее.

Выйдя из черной машины, двое мужчин в темных костюмах направились к месту встречи, держа в руках кейсы с документами из стола его «брата», которые «срочно ему понадобились». Это были нео, поскольку Карин, как и обещала Дру, эту последнюю просьбу никому не передавала. Значит, ее телефон прослушивается внутри посольства.

Дру смешался с толпой гуляющих, среди которых было много парижан, но еще больше иностранных туристов с фотоаппаратами – то и дело мелькали вспышки. Подняв воротник пиджака и надвинув на лоб кепи, почти скрывавшее его лицо, Дру пробирался сквозь толпу, пока не оказался футах в пятидесяти от места встречи. Он внимательно оглядел двух мужчин, стоявших между величественными статуями; они были спокойны и неподвижны как монументы – лишь время от времени медленно поворачивали головы. Дру, присоединившийся к группе туристов, вдруг с ужасом заметил, что все они с Востока и значительно меньше его ростом. С другой стороны подошла небольшая группа европейцев – Лэтем заметил, что по иронии судьбы они говорят по-немецки. Возможно, это добрый знак, даже обнадеживающий. Эта группа окружила памятник Наполеону, победителю из победителей, и тут же прозвучали замечания, вызывавшие безошибочные ассоциации. «Зиг! Дружище Наполеон!» – подумал Дру, не спуская глаз с лжекурьеров, стоявших всего в десяти футах от него. Пришел момент что-то предпринять, но Лэтем не знал, что именно. И тут его осенило. Les rues de Monparnasse![63]63
  Улицы Монпарнаса! (фр.)


[Закрыть] Карманники! Бич Седьмого парижского округа.

Он выбрал худенькую невзрачную женщину, стоявшую рядом с ним, и неожиданно сдернул сумочку, висевшую у нее на плече. Она закричала:

– Ein Dieb! Fasst ihn![64]64
  Вор! Хватайте его! (нем.)


[Закрыть]

В потемках Дру бросил сумочку ничего не подозревающему человеку, стоявшему ближе всех к первому лжекурьеру из посольства, и, выкрикивая бессмысленные слова на скверном немецком, толкнул на него какую-то пару, потом кого-то еще и еще. За считаные секунды перед статуей Наполеона образовалась небольшая свалка; послышались крики, люди пытались в темноте найти вора. Первый из лжекурьеров оказался в свалке; он пытался выбраться из нее, когда неожиданно перед ним возник Лэтем.

– Хайль Гитлер! – тихо произнес Дру и изо всех сил ударил его кулаком в горло. Нео упал, и Лэтем оттащил его в темное место за статуями, стоящими напротив Эйфелевой башни, залитой светом прожекторов.

Необходимо увезти этого человека с Трокадеро! Но так, чтобы не видел ни второй курьер, ни прикрытие, если кто-то еще сидит в черной машине. К этой встрече, как и ко всем другим, Дру хорошо подготовился: все необходимое охотно предоставили ему антинейцы. У него был медицинский спрей, парализующий голосовые связки, проволочный жгут, чтобы связать запястья, и телефон сотовой связи с незарегистрированным номером. Он воспользовался двумя первыми средствами, усыпив пленника, начавшего приходить в себя, затем вынул телефон и набрал домашний номер полковника.

– Да? – послышался в трубке тихий голос.

– Витковски, это я. Я взял одного.

– Где ты?

– Трокадеро, на северной стороне, у последней статуи.

– Ситуация?

– Точно не знаю. Есть еще один, и на площади стоит машина, черная, с четырьмя дверцами. Кто в ней, неизвестно.

– Людей вокруг много?

– Не слишком.

– Как ты захватил его?

– А у нас есть время обсуждать это?

– Если ты хочешь, чтоб я действовал эффективно, рассказывай. Ну?

– Вокруг толпились туристы. Я украл сумку, и заварилась каша.

– Хорошо. Мы усугубим обстановку. Я позвоню в полицию и скажу, что, по нашим предположениям, убили американца с целью ограбления.

– Это были немцы.

– Какая разница. Через несколько минут появятся машины с сиренами. Перейди на южную сторону и выбирайся на улицу. Я скоро буду.

– Господи, Стэнли, парень страшно тяжелый!

– Ты не в форме?

– Нет, черт возьми, но что я скажу, если меня остановят?

– Ты тащишь пьяного американца. Парижане любят такое слышать. Повторить по-французски?.. Да ладно, говори как умеешь… будет правдоподобнее. Валяй!

Как и сказал полковник, через девяносто секунд появились пять патрульных машин, и воющие сирены огласили всю площадь. Толпа, подстрекаемая возбуждением и любопытством, устремилась туда, а Лэтем поволок курьера на южную сторону. Зайдя за скульптуры, он перебросил его через плечо, как делают пожарники, и побежал в темноте к улице. Там, опустив нациста на тротуар, Дру опустился возле него на колени и стал ждать сигнала от Витковски. Посольская машина подъехала к обочине и дважды мигнула фарами, подавая ему сигнал.

«Нью-Йорк таймс»

(Первая полоса, внизу, справа)

ОГРАБЛЕНА СТРОГО ЗАСЕКРЕЧЕННАЯ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ЛАБОРАТОРИЯ

ИСЧЕЗ УЧЕНЫЙ – РУДОЛЬФ МЕТЦ. ПОДРОБНОСТИ НЕИЗВЕСТНЫ.

БАЛТИМОР, суббота. Малоизвестный, глубоко засекреченный научный центр неподалеку от Рокленда, ведущий экспериментальную работу в области микропередатчиков связи, обратился сегодня утром к властям: сотрудники ни по телефону, ни по пейджеру не могли связаться с доктором Рудольфом Метцем, ученым с мировым именем, специалистом по волоконной оптике. Посещение дома Метца также ничего не дало: там никто не отвечал. Полиция, получив ордер, осмотрела дом, но не обнаружила ничего необычного, кроме того, что в шкафах было слишком мало одежды для таких обеспеченных людей, как доктор Метц и его жена. Позднее сотрудники лаборатории сообщили, что с компьютеров стерты все результаты годовых исследований, а вместо них оставлен «иней», что означает вирус.

Доктор Метц, выдающийся семидесятилетний ученый-немец, гордившийся своим американским гражданством и «благодаривший за это Всевышнего», по свидетельству его соседей в Рокленде, был странной личностью, как и его четвертая жена. «Они всегда держались особняком, кроме тех случаев, когда его жена вдруг устраивала пышные приемы, на которых демонстрировала свои драгоценности, но по-настоящему никто их не знал», – сказала миссис Бесс Тэрголд, живущая в соседнем доме. «Я не мог с ним общаться, – добавил мистер Бен Маршал, адвокат, живущий напротив. – Он замыкался, как только я касался политики, – понимаете, что я хочу сказать? Мы, преуспевающие люди, – черт возьми, не могли бы жить здесь, если бы не добились этого, – но никогда не слышали его мнения ни о чем. Даже о налогах!»

Предположения сводятся на данном этапе к тому, что причина всего – психическое расстройство на почве переутомления, семейные проблемы, связанные с большой разницей в возрасте супругов, а также и тем, что Метц был неоднократно женат; не исключается даже похищение террористической организацией, которая может использовать для своих целей полученные от него научные сведения.

Лэтем и Стэнли Витковски привезли бесчувственное тело лжекурьера в дом полковника на рю Диан. Войдя через черный ход, они подняли нациста на грузовом лифте и втащили в квартиру Витковски.

– Мы действуем неофициально, и это bardzo dobrze, – сказал Витковски, опуская вместе с Дру несостоявшегося убийцу на кушетку.

– Что?

– Это значит «очень хорошо». Гарри бы понял: он говорил по-польски.

– Прошу прощения.

– Ничего. Сегодня ты все сделал правильно… Ну, пора разбудить этого кота и вытрясти из него душу, чтоб он заговорил.

– Как же мы это сделаем?

– Ты куришь?

– Вообще-то пытаюсь бросить.

– У тебя есть сигаретка?

– У меня есть при себе немного… на крайний случай, сам понимаешь.

– Раскури одну и дай мне. – Полковник начал хлопать нео по щекам; когда убийца заморгал и открыл глаза, Витковски взял у Лэтема раскуренную сигарету. – Там в баре стоит бутылка минеральной воды, принеси ее сюда.

– Вот, возьми.

– Эй, Junge![65]65
  Молодчик (нем.).


[Закрыть] – закричал Витковски, плеснув водой в лицо нациста; тот широко раскрыл глаза. – Не закрывай свои голубенькие глазки, парень, потому что я сейчас выжгу их, о’кей? – Полковник поднес горящую сигарету к его левому глазному яблоку.

– А-а-а-а! – закричал наци. – Пожалуйста, nеin!

– Ты хочешь сказать, что не такой уж храбрец? Черт побери, вы уничтожали мой народ, выжигали людям глаза, а потом сжигали целиком. А ты боишься лишиться одного глаза… тогда придется лишиться и второго! – Горящая сигарета коснулась влажной оболочки глазного яблока.

– А-а-а-а-ай!

Полковник медленно отвел сигарету.

– В этом глазу зрение может вернуться, но только при хорошем лечении. Ну, а если я сделаю то же самое со вторым, это уже будет похуже, потому что я прожгу сетчатку. Видит бог, даже я не вынес бы такой боли, не говоря уж о слепоте. – Витковски поднес сигарету к правому глазу к стряхнул с нее в глаз пепел. – Вот так, вермахт, чуешь?

– Nein… nein! Нет! Спрашивайте, что хотите, только не делайте этого!

Через несколько минут нацисту дали мешочек со льдом, и он приложил его к левому глазу. Полковник снова заговорил:

– Ты понял, что я сделаю, Герман, или как тебя там зовут. То же, что и вы, ублюдки, делали пятьдесят лет назад, когда убили моих деда и бабку в Освенциме. Так что я положу тебя снова на эти подушки и не только выжгу тебе глаза, но и отрежу яйца. А потом отпущу и посмотрю, как ты пойдешь по улице!

– Успокойся, Стэнли. – Лэтем схватил Витковски за плечо.

– Заткнись, молокосос! Мои родные прятали евреев и за это пошли в газовую камеру!

– Ладно, ладно, но сейчас нам нужна информация.

– Верно… верно. – Глубоко вздохнув, полковник заговорил спокойнее: – Я забылся… Ты не можешь вообразить, как я ненавижу этих ублюдков.

– Очень даже могу, Стэнли. Они убили моего брата. Допроси его, пожалуйста.

– Так, кто же ты, откуда и от кого?

– Я – военнопленный, и с меня нечего спрашивать…

Витковски с размаху ударил нациста по лицу. Золотое армейское кольцо до крови рассекло его губы.

– Война действительно идет вовсю, подонок, но она не объявлена, и у тебя нет права ни на что, кроме того, что я для тебя придумаю. Не сомневайся, приятным это не будет. – Полковник взглянул на Лэтема. – Вон там на столе лежит штык от старого карабина – обычно я взрезаю им конверты. Будь добр, дай мне его. Посмотрим, как он взрезает горло, – ведь ты же знаешь, что для этого он и предназначен.

Дру подал полковнику клинок, насаженный на короткую рукоятку. Между тем Витковски ощупывал шею испуганного нациста.

– Возьмите, доктор.

– Любопытно, что ты так сказал, – заметил старый ветеран разведки. – Только вчера я думал о своей матери – она всегда мечтала, чтобы я стал врачом… и именно хирургом. А она, если уж к чему-то прицепится, повторяет это тысячу раз. «У тебя большие сильные руки, стань хирургом, они хорошо зарабатывают». Посмотрим, есть ли у меня к этому способности. – Полковник ткнул фашиста пальцем в мягкую ямку над грудиной. – Похоже, это удобное место для начала, – заметил он, направляя туда кончик клинка. – Мягкое, как желе, а ты знаешь, как легко входит в него нож. А это, черт возьми, настоящий нож. О’кей, сделаем первый надрез… Ну, как это звучит? «Надрез».

– Nein! – пронзительно закричал фашист и забился, когда по его шее побежала струйка крови. – Чего вы от меня хотите? Я ничего не знаю, делаю только то, что прикажут!

– Кто отдает тебе приказы?

– Не знаю! Мне звонят по телефону… мужчина, иногда женщина… Они называют кодовую цифру, и я должен выполнить приказ.

– Этого мало, подонок…

– Он говорит правду, Стэнли, – быстро вмешался Лэтем, останавливая Витковски. – На днях тот шофер сказал мне то же самое, почти слово в слово.

– Какой же приказ ты получил сегодня? – спросил полковник, и наци вскрикнул, почувствовав, что нож все сильнее давит на его горло. – Сегодня! – рявкнул Витковски.

– Убить его, ja, убить предателя, но обязательно забрать тело и сжечь.

– Сжечь? – воскликнул Дру.

– Ja, отрезать голову и тоже сжечь, но в другом месте, подальше от тела.

– Подальше?.. – Дру не сводил глаз с дрожавшего от ужаса нациста.

– Клянусь, это все, что я знаю!

– Черта с два это все! – взревел полковник, и кровь из-под ножа побежала быстрее. – Я допрашивал сотни таких, как ты, мерзавец, и я знаю все. По глазам вижу, что ты не все сказал! Убийство – дело нехитрое, а вот остальное потруднее: ведь гораздо опаснее возить труп, отрезать ему голову и все сжигать. Это уж чересчур даже для вас, психопатов. Так что же ты от нас скрыл? Говори или сейчас подохнешь!

– Nein, пожалуйста! Этот человек все равно скоро умрет, но он не должен умереть среди врагов! Нам велели найти его первыми!

– Он должен умереть?

– Ja, это неизбежно. Три-четыре дня – вот все, что ему осталось, это всем нам известно. Нам приказали взять его сегодня и убить до наступления утра где-нибудь далеко, чтобы его не нашли.

Лэтем словно в тумане отошел от кушетки, пытаясь решить загадку, которую им задал нацист. Все было непонятно, кроме одного явно неоспоримого утверждения.

– Я передам эту крысу французской разведке со всеми его показаниями. Маленькая машинка на моем столе записала все, – сказал Витковски.

– А может, Стэнли, – спросил Дру, – посадить его в дипломатический самолет и отправить в Вашингтон, в Лэнгли, никому ни о чем не сообщая, кроме ЦРУ?

– Да ты что? Почему? С этим должны разбираться французы.

– Думаю, не только они, Стэнли. А список Гарри? Вдруг кто-то в Управлении попытается прикрыть этого мерзавца или, напротив, убить его.

– Ты переплюнул меня, мальчик.

– Я переплюнул себя, полковник. Ведь я теперь – Гарри, и кто-то очень надеется, что я вот-вот умру.

Глава 13

В Монте-Карло было три часа ночи. Узкие, тускло освещенные улицы за казино опустели, только из игорного дворца все еще выходили люди. Одни из них были пьяны, другие возбуждены, многие – расстроены. Клод Моро шел по проулку, ведущему к каменной стене. За ней находилась гавань. Подойдя к стене, он внимательно оглядел открывшуюся перед ним картину – рай для богачей всего мира с огромными роскошными яхтами и прогулочными катерами, ярко освещенными огнями. Моро не испытывал зависти – он просто любовался прекрасным видом. Он не чувствовал зависти, ибо как чиновник нередко сталкивался с владельцами этих роскошных яхт и наблюдал их жизнь изнутри. Этого ему вполне хватало. Не желая прибегать к обобщениям, он все же заметил, что в основном это были люди мятущиеся, ищущие острых ощущений, приключений и новых впечатлений. Вечная погоня за новизной составляла основу их существования, и ей не было конца. Они любили комфорт и непрерывно искали новые стимулы для жизни. А что теперь? Что дальше?

– Эй, мсье, – раздался голос, и из темноты выступила фигура. – Вы – друг Братства?

– Дело ваше проиграно, – не поворачивая головы, произнес Моро. – Я сто раз говорил это вашим людям, но если вы будете и дальше смазывать маслом мой скромный кусок хлеба, я сделаю то, о чем вы просите.

– Наш ликвидатор – женщина за столом в казино, которую вы забрали. Что случилось?

– Она покончила с собой, как и двое других несколько месяцев назад в тюрьме. Мы французы, а потому, арестовав ее, при обыске не раздевали догола. Если бы мы это сделали, то нашли бы пластиковые капсулы с цианидом.

– Sehr gut.[66]66
  Отлично (нем.).


[Закрыть] Она ничего не рассказала?

– Она не успела, так и не выйдя из туалета.

– Значит, мы чисты?

– Пока. Полагаю, за мою помощь мне, как обычно, заплатят в Цюрихе завтра?

– Да.

Фигура растворилась в темноте, и Моро, подняв руку к нагрудному карману, выключил магнитофон. Устная договоренность ничего не значит, все надо фиксировать на пленке.

Бэзил Марченд, член палаты лордов, с такой силой швырнул на стол бронзовое пресс-папье, что осколки разбившегося стекла разлетелись по всей комнате. Стоявший перед ним человек отступил на шаг и отвернул лицо.

– Как вы смеете? – закричал Марченд, джентльмен почтенного возраста. Руки его дрожали от гнева. – Мои предки участвовали еще в Крымской войне, а также во всех последующих, включая войну с бурами, на которой молодой репортер по имени Черчилль восхищался проявленной ими храбростью. Как вы могли заподозрить меня в этом?

– Простите, лорд Марченд, – спокойно сказал офицер МИ-5, – хотя заслуги вашей семьи в войнах нашего столетия оценены по достоинству, в семье было одно исключение, не так ли? Я имею в виду вашего старшего брата, одного из основателей группы Клайвдена, которая весьма почитала Адольфа Гитлера.

– Он был с позором изгнан из семьи! – в ярости перебил его Марченд и, дернув на себя ящик стола, вытащил документ в серебряной рамке. – Вот, смотрите, наглец! Это слова самого короля о действиях моей лодки под Дюнкерком. Мне было шестнадцать лет, а я вывез тридцать восемь человек, которых убили бы или взяли в плен. И это произошло до того, как меня наградили «Военным крестом» за мою службу на королевском флоте!

– Мы знаем о вашем выдающемся героизме, лорд Марченд…

– Так не приписывайте мне гнусные заблуждения старшего брата. Я едва знал его, но то, что я о нем знал, мне не нравилось, – продолжал взбешенный член палаты лордов. – Если вы провели расследование, то вам известно, что он уехал из Англии в 1940 году и больше не возвращался. Уверен, что он умер от пьянства, скрываясь на одном из островов в южной части Тихого океана.

– Боюсь, вы не совсем точны, – сказал посетитель из МИ-5. – Ваш брат скончался в Берлине под другим именем, и работал он в министерстве информации рейха. Он женился на немке, и у него, как и у вас, трое сыновей…

– Что?.. – Старик, раскрыв рот и с трудом дыша, медленно опустился в кресло. – Нам никогда этого не говорили, – тихо, чуть слышно добавил он.

– А зачем, сэр? После войны он исчез вместе с семьей. Полагали, что он уехал в Южную Америку и обосновался в одном из немецких поселений в Бразилии или Аргентине. Поскольку официально он не числился в списках военных преступников, его не искали, и, учитывая значительные потери, понесенные семьей Марчендов…

– Да, – тихо проговорил лорд Бэзил, – два моих других брата были пилотами, а сестра работала в госпитале.

– Верно. Мы решили похоронить это неприятное дело.

– Очень любезно с вашей стороны. Простите мою вспыльчивость.

– Не думайте об этом. Вы заметили, что не могли знать того, о чем вам не говорили.

– Да, да, конечно… Но вот сейчас, здесь, вы меня почти обвинили – меня и косвенно мою семью – в участии в каком-то фашистском движении в Германии. Почему?

– Это довольно топорный прием, мы редко к нему прибегаем, но он эффективен. Я не обвинял лично вас, сэр; если помните, я сказал: «Как оскорбительно было бы для короны узнать» и так далее, и так далее. Первая реакция – всегда возмущение, но оно бывает притворным и истинным. Человеку опытному нетрудно отличить одно от другого, а я многое повидал в жизни.

– В чем же я правильно поступил?

– Думаю, будь вы помоложе, вы применили бы физическую силу и вышвырнули меня из своего дома.

– Вы правы, я мог бы это сделать.

– Ваша реакция была искренней.

– Я опять-таки спрашиваю: почему?

– Имена двух ваших сыновей, сэр, в списке, очень секретном списке людей, втайне поддерживающих неонацистских бандитов в Германии.

– Боже милосердный, чем же они их поддерживают?

– «Марченд лимитед» – текстильная компания, верно?

– Да, конечно, это известно всем. У нас есть фабрики в Шотландии, и наша компания вторая из самых крупных в Соединенном Королевстве. Ею управляют два моих сына, после того как я отошел от дел; третий, да спасет господь его душу, – музыкант. Так что же они сделали, если им предъявляют такое обвинение?

– Они вели дела с фирмой «Оберфельд», отгружали тысячи и тысячи рулонов ткани для одинаковых рубашек, курток, мужских и женских брюк на их склады в Мангейме.

– Да, я проверял счета – я так всегда делаю. «Оберфельд» расплачивается по ним вовремя, и это прекрасный клиент. Ну и что?

– Фирмы «Оберфельд» не существует, это прикрытие для неонацистского движения. Семь дней назад фирма и склад в Мангейме исчезли, как исчез ваш брат пятьдесят лет назад.

– Что вы имеете в виду?

– Я выскажусь как можно осторожнее, лорд Марченд. Возможно, сыновья вашего брата вернулись сюда и по злой иронии судьбы втянули ваших, ничего не подозревающих сыновей в заговор, чтобы поставками военной формы ускорить возрождение нацизма.

– Военной формы?

– Это их следующий шаг, лорд Бэзил. Таков исторический образец.

Нокс Тэлбот не любил изображать из себя господа бога: слишком многие и слишком долго изображали богов перед его расой. Занимая такую высокую должность, ему приходилось носить маску, но иного выбора не было. Все мощные, суперзасекреченные компьютеры оказались вскрытыми, программы, содержащие секретную информацию глобального значения, выявлены, включая самые тайные операции, проводившиеся ЦРУ по всему миру, в том числе мучительная трехлетняя одиссея Гарри Лэтема – Александра Лесситера… кличка Шмель.

Под предлогом очередного перераспределения заданий Тэлбот затребовал более трех десятков личных дел сотрудников, из которых его интересовали только восемь, ответственных за компьютеры «АА-ноль». Только им были известны ключи и коды, дающие возможность узнать секреты, от которых зависела жизнь тайных агентов и информаторов, а также успех операций. Кто-то… нет, не один, два таких «кто-то», потому что для разблокирования дисков нужны два человека: они должны набрать два разных кода, разблокировать программу и обеспечить подачу информации на экран. Но кто эти двое и что им уже удалось сделать? Гарри Лэтем спасся, заплатив за это ужасной ценой – жизнью своего брата, но сам он жив и скрывается в Париже. Не только жив, но и доставил обличающий список имен, уже вызвавший тревогу в стране или, по крайней мере, в средствах массовой информации, которые постарались взволновать все население. По словам убитого Дру Лэтема, нацисты знали про Шмеля, но с каких пор? До или после того, как Гарри выявил имена? Если до, то весь список вызывает сомнения, однако это никак не объясняет исчезновения Рудольфа Метца, неофанатика, каких свет не знал. В лабораториях Рокленда установили, что Метц нагло использовал свой шифр, чтобы извлечь результаты всех исследований за год и стереть их. ФБР выяснило, что Метц и его жена с фальшивыми паспортами вылетели в Штутгарт из международного аэропорта имени Далласа рейсом «Люфтганзы» № 7000. Сколько же еще Метцев в этом списке? Или, если взглянуть на дело с другой стороны, сколько там ни в чем не повинных сенаторов Рутов? Узел завязывается все туже, все выходит из-под контроля или скоро выйдет, если расследования продолжатся.

Двое из восьми абсолютно «белых», полностью проверенных специалистов по основным компьютерным операциям оказались «кротами». Как это могло произойти? Да и произошло ли? В личных делах не было ничего, ни малейшего намека… И тут неожиданно Тэлбот вспомнил кое-что из информации, полученной от Гарри Лэтема комиссией в Лондоне. Он выдвинул ящик стола, вынул записи и нашел нужную страницу.

«В. (МИ-5): Есть слухи, что нацисты, новые нацисты, возможно, с самого начала знали, кто вы такой.

Г. Л.: Это не слухи, это их правило. Ведь и мы часто так поступали, обнаружив, что «крот» сбежал в матушку-Россию с нашей информацией. Конечно, мы заявляли, какие мы умные и что украденная у нас информация бесполезна, но все это было совсем не так.

В. (Второе бюро): А вам не могли подсунуть дезинформацию?

Г. Л.: До побега я пользовался полным доверием, поскольку вкладывал значительные деньги в их дело и был его сторонником. Зачем им давать мне ложные сведения? Но отвечу на ваш вопрос: да, конечно, такое возможно. Дезинформация, искаженная информация, ошибка человека или компьютера, попытка принять желаемое за действительное, игра воображения – все возможно. Это ваша работа – подтвердить достоверность информации или ее опровергнуть. Я привез вам материал – ваша задача оценить его».

Нокс Тэлбот внимательно вчитывался в слова агента. Ясно одно: сам Гарри Лэтем вызывал огромные сомнения. Все это чистое безумие, подтвержденное или неподтвержденное, все, кроме того, что нацистский вирус расползается по Германии. Директор ЦРУ отложил запись в сторону и перевел взгляд на восемь личных дел, веером разложенных на столе. Он читал и перечитывал каждое слово, но не находил никаких зацепок, ничего существенного. Надо взять каждое и, сконцентрировав внимание, попытаться читать между строк, пока не откажут глаза. Внезапно зазвонил телефон. Нокс нажал кнопку на пульте и услышал голос секретарши:

– Мистер Соренсон на третьей линии, сэр.

– Кто на первой и второй?

– Два продюсера с телевидения. Они хотят, чтобы вы выступили в дискуссионной программе по поводу расследований, которые проводит Управление.

– Я ушел обедать на месяц.

– Понимаю, сэр. Соединить с третьей линией или сказать то же самое?

– Нет, соедините… Привет, Уэс. Пожалуйста, не прибавляй мне неприятностей.

– Пойдем пообедаем, – сказал Соренсон. – Нам надо поговорить. Наедине.

– Я привлекаю внимание, старина, если ты этого до сих пор не заметил. Разве что ты согласишься пойти в ресторан в негритянской части города, где будешь выделяться больше, чем я.

– Исключаю оба варианта и предлагаю зоопарк в Рок-Крике. Птичий заповедник – там есть буфет с горячими сосисками. Его показали мне внуки. Неплохой, там подают даже соус чили.

– Когда?

– Срочно. Сможешь через двадцать минут?

– Постараюсь успеть.

Оливер Мосдейл, пятидесятилетний ученый, прикомандированный к министерству иностранных дел и видный советник британского министра иностранных дел, налил себе бренди, а молодая экономка набила трубку и подала ему.

– Благодарю, дитя мое, – сказал он, направляясь к большому кожаному креслу перед телевизором. Зажав трубку в зубах, он со вздохом уселся, поставил стакан на столик, вынул из кармана золотую данхилловскую зажигалку и закурил. – Вечер прошел ужасно скучно, – заметил Мосдейл. – Шеф, без сомнения, был пьян… уверен, canard а l’orange[67]67
  Утка с апельсинами (фр.).


[Закрыть] была полита «Гаторад»… а эти идиоты из Казначейства урезают наш бюджет до такой степени, что мы не сможем представлять даже княжество Лихтенштейн, не то что Британскую империю в том виде, как она есть. Это не только глупо, но и вызывает крайнее раздражение.

– Бедный мой утеночек, – произнесла на кокни пышногрудая экономка лет двадцати с небольшим. – Ты слишком много работаешь, вот что.

– Пожалуйста, не упоминай об утках, дорогая.

– Чего?

– Ведь именно это я, видимо, ел за ужином.