Текст книги "Патрульные Апокалипсиса"

– Извини… Давай-ка я помассирую тебе шею, тебе это всегда помогает. – Девушка наклонилась над хозяином. Ее пышные груди, выпиравшие из декольте, касались его затылка, а руки гладили шею и плечи.

– Чудесно, – простонал советник министерства иностранных дел, смакуя бренди и потягиваясь. – Ты это так хорошо делаешь, но ты ведь все делаешь хорошо!

– Стараюсь, дорогой Олли. Моя мать – умная старая курица, право. Она говорит, что мы, христиане, должны гордиться, что служим тем, кто лучше нас, потому что в Библии сказано: лучше давать, чем брать, или что-то такое.

– Тебе необязательно разговаривать, дорогое дитя, – прервал ее Мосдейл, хмурясь от раздражения. – Сейчас время новостей Би-би-си, не так ли? – Он взглянул на часы. – И в самом деле! Думаю, хватит массажа, милочка. Почему бы тебе не включить телевизор, а потом пойти наверх и принять ванну. Я приду к тебе позже, так что жди меня, ангел мой.

– Обязательно, Олли. И я надену ночную рубашечку, которая тебе так нравится. Видит бог, ее совсем просто надевать – она такая малюсенькая.

Экономка-наложница включила телевизор, послала Мосдейлу воздушный поцелуй и, покачивая бедрами, направилась к лестнице, ведущей наверх.

Диктор Би-би-си с бесстрастным лицом и голосом начал с последних событий на Балканах, перешел к новостям из Южной Африки, коротко коснулся достижений Королевской академии науки, сделав паузу, произнес фразу, заставившую Оливера Мосдейла выпрямиться и впериться в экран.

«Из Уайтхолла поступили сообщения о том, что ряд членов парламента и другие правительственные чиновники глубоко возмущены явным вмешательством британской разведки в их личную жизнь. Джеффри Биллоуз, член парламента от Манчестера, выступил с осуждением методов „полицейского государства“, заявив, что о нем расспрашивали соседей и даже приходского священника. Другой член парламента Энгус Фергюсон заявил, что не только допрашивали его соседей, но рылись в его мусорных баках, а в книжном магазине, куда он часто ходит, узнавали, какие он покупает книги. Очевидно, даже министерство иностранных дел беззащитно, поскольку несколько высокопоставленных чиновников сообщили, что предпочтут уйти в отставку, чем стать жертвами такой „исключительной глупости“, как сказал один из них. Их имена по просьбе министра остаются в тайне.

Эти события, как в зеркале, повторяют новости из Соединенных Штатов, где известные фигуры в правительстве – и вне его – повергаются подобным вторжениям в личную жизнь. В «Чикаго трибюн» опубликована статья под заголовком: «Это охота на Неперестроившихся коммунистов или на Перестроившихся фашистов?» Мы здесь, на Би-би-си, будем держать вас в курсе событий.

Теперь о болезненном вопросе, касающемся хорошо всем знакомых причуд королевской семьи…»

Мосдейл вскочил с кресла, выключил телевизор и бросился к телефону, стоявшему у стены на столике времен королевы Анны, и торопливо набрал номер.

– Что, черт возьми, происходит? – крикнул советник, обращаясь к министру иностранных дел.

– У вас есть время, Рут, – сказал женский голос. – Мы собирались позвонить вам утром и порекомендовать не ходить в Уайтхолл. До вашего отдела еще не добрались, но они уже близко. На ваше имя забронирован билет на «Бритиш эр», вылетающий в Мюнхен завтра, в двенадцать часов дня. Все подготовлено.

– Это не годится. Я хочу улететь сегодня!

– Подождите, пожалуйста, я проверю по компьютеру. – Наступившая пауза была мучительна для Мосдейла. Наконец голос произнес: – Есть рейс «Люфтганзы» на Берлин в одиннадцать двадцать. Успеете?

– Конечно, черт побери, успею. – Оливер Мосдейл повесил трубку и, выйдя в холл к лестнице, закричал наверх: – Ангел мой, собери мои вещи! Всего лишь смену белья, как и раньше. Быстро!

Наверху у перил появился голый «ангел».

– Куда ты собрался, любимый? Я сейчас надену рубашечку, которую ты так любишь снимать. Это блаженство, не правда ли, Олли?

– Замолчи и делай, что тебе говорят! Я должен кое-куда позвонить. Надеюсь, когда я закончу разговор, мой чемодан будет здесь!

Мосдейл подбежал к столику и, схватив трубку, набрал номер.

– Я уезжаю, – сказал он.

– Определитель показывает, что это номер Рута. Это вы, Перевертыш?

– Вы прекрасно знаете, что я. Позаботьтесь о моих делах здесь, в Лондоне.

– Уже позаботился, Перевертыш. Дом выставлен на продажу, вырученная сумма будет переведена в Берн.

– Вероятно, вы заберете половину…

– По меньшей мере, герр Рут, – перебил его голос в трубке. – Полагаю, это вполне справедливо. Сколько тысяч я на свой риск перевел в Цюрих?

– Но вы же из наших!

– Нет, нет, вы ошибаетесь. Я всего лишь посредник, оказывающий услуги не слишком порядочным людям, которые при случае предают государство. Но откуда же мне об этом знать?

– Вы – продажный меняла!

– Ошибаетесь, Перевертыш. Я экспедитор, хотя порой мне это совсем не по вкусу. Честно говоря, вам повезет, если вы получите за свой дом десять фунтов. Видите ли, вы мне не нравитесь.

– Вы же работали на меня… на нас… несколько лет! Да как вы смеете говорить такое?

– Так же просто я могу и не объяснять это вам. Прощайте, Перевертыш, но помните: одно остается неизменным в наших отношениях – конфиденциальность отношений клиента и адвоката. В этом моя сила.

Адвокат повесил трубку, а Мосдейл окинул взглядом огромную гостиную, с огорчением думая, что никогда больше не увидит дорогих его сердцу вещей. Он распрямил плечи и стал по стойке «смирно», вспомнив, что кричал ему сверху лестницы отец в день объявления войны: «Мы будем сражаться за Англию, но не тронем Гитлера! Он куда больше прав, чем не прав! Низшие расы разлагают наши нации. Мы победим в этом временном конфликте, создадим объединенную Европу и сделаем его de facto[68]68
  Фактическим, на деле (лат.).


[Закрыть] канцлером континента!»

Молодая экономка, облачившись в коротенькую ночную рубашку, стащила с лестницы чемодан.

– А ну, любовь моя, расскажи, что происходит!

– Возможно, я смогу прислать за тобой позже, но сейчас мне необходимо уехать.

– Позже? Что это значит, Олли?

– Некогда объяснять, не то я опоздаю на самолет.

– А как же я? Когда ты вернешься?

– Не скоро.

– Вот уж, здравствуйте и прощайте! А мне чего делать?

– Живи здесь, пока кто-нибудь не вышвырнет тебя.

– Вышвырнет?

– Я все сказал.

Мосдейл, схватив чемодан, бросился к двери, распахнул ее и застыл в изумлении. Лондонский туман превратился в ливень, а на кирпичных ступенях его дома стояли два человека в плащах. За ними, на улице, виднелся черный фургон с антенной на крыше.

– Согласно указанию ваш телефон прослушивался, сэр, – сказал один из них. – Думаю, вам лучше пойти с нами.

– Олли! – крикнула полуодетая девица из холла. – Ты что, не собираешься знакомить меня с твоими друзьями?

Крики детей, которые гуляли с родителями или воспитателями, смешивались с пронзительными криками тысяч птиц, находившихся за сеткой вольера в зоологическом саду Рок-Крик. Летом толпы посетителей очень шумели; лишь вашингтонцы приходили в парк тихо погулять вдали от лихорадочного ритма столичной жизни. Встречаясь с толпами туристов, горожане обычно сворачивали в сторону, предпочитая общество молчаливых памятников. Один из особо страшных кондоров, размах крыльев которого достигал, по крайней мере, восьми футов, вдруг слетел с высокого насеста, и его когти, заскрежетав, вцепились в сетку огромной клетки. И дети, и взрослые тотчас отпрянули – в горящих глазах птицы отразилось злобное удовлетворение.

– Какой матерый хищник, верно? – сказал Нокс Тэлбот стоявшему позади Уэсли Соренсону.

– Я никогда не понимал употребления корня «мать» в этом слове, – не сводя взгляда с птицы, ответил директор отдела консульских операций.

– Огромен и агрессивен в защите своих детенышей – черта, кстати, чисто женская: ведь мы с вами существуем благодаря тому, что матери в ледниковый период защищали своих детей.

– А что делали мужчины?

– Почти то же, что и теперь. Где-то охотились, пока женщины охраняли свои пещеры от зверей пострашнее тех, за кем охотимся мы.

– Ты как-то необычно пристрастен.

– Я необычно женат, и этот вывод сделала моя жена. Поскольку мы прожили вместе всего тридцать шесть лет, еще рано раскачивать лодку.

– Давай купим хот-дог. Их продают в пятидесяти ярдах отсюда, там мы и посидим. Это людное место, так что нас едва ли заметят.

Минут через семь Соренсон и Тэлбот уже сидели рядом.

– Есть кое-что, чего я не могу сказать тебе, Нокс, – начал директор К.О., – и ты страшно разозлишься потом, когда об этом узнаешь.

– Как ты, когда узнал, что мы убрали имя Моро из списка, отправленного тебе?

– Похоже.

– Тогда мы в расчете. А что ты можешь мне сказать?

– Во-первых, что просьба исходит от бывшего специалиста Второго отдела, работавшего в берлинском секторе в тяжелые времена. Его зовут Витковски, полковник Стэнли Витковски…

– А, шеф безопасности посольства в Париже, – прервал его Тэлбот.

– Ты его знаешь?

– Только его репутацию. Если бы способности этого человека оценили пo достоинству, он мог бы стать вторым после тебя претендентом на мой пост. Но его немногие знают: он слишком долго работал под колпаком.

– Похоже, сейчас он помогает Гарри Лэтему, который не рискует связаться с Лэнгли сам.

– Из-за компьютеров «АА-ноль»?

– Вероятно… Лэтем хотел установить тайный контакт с тобой, но вы не знакомы, поскольку ты стал директором ЦРУ при новом правительстве, почти через два года после того, как Гарри приступил к выполнению секретной операции. Поэтому, зная Витковски еще с прежних времен, Гарри использует его, а так как ему известно, что я знаком с полковником с тех же пор, он решил воспользоваться и мною как тайным связным.

– Логично, – кивнул Тэлбот.

– Может, и логично, Нокс, но потом, когда я расскажу тебе все, ты увидишь, насколько это странно, и, возможно, даже простишь меня.

– Так что же ты должен тайно мне передать?

– Есть один немецкий врач, который то ли тесно связан с нацистским движением, то ли, как человек совестливый, стал их противником. Мы должны узнать о нем все, а твои люди собаку съели в таких делах.

– Меня в этом постоянно убеждают, – согласился директор ЦРУ. – Как его имя?

– Крёгер, Герхард Крёгер. Но есть трудность, и большая.

– Hy!

– Тебе придется делать это в тайне, в глубочайшей тайне. Его имя не должно всплыть в Управлении.

– Опять компьютеры «АА-ноль»?

– Прямой ответ на это – да, но могут быть и другие основания, кроме компьютеров. Сделаешь это?

– Надеюсь. Заняв эту должность, которую должен бы занимать ты, я настоял на том, чтобы мне разрешили взять с собой секретаршу, проработавшую со мной двадцать лет. Она так умна и сообразительна, что понимает меня с полуслова. Притом она англичанка, что дает ей явные преимущества в сравнении с нами… Крёгер Герхард, медик, его работы. Она спустится в хранилища и принесет все, что там есть.

– Спасибо.

– Не за что. Я позвоню тебе, когда получу данные, и мы выпьем у меня дома.

– Прекрасно, спасибо за приглашение.

– Есть еще кое-что, о чем мы не упомянули, не так ли, Уэсли?

– Охота на ведьм, конечно. Список Гарри выходит из-под контроля.

– Я говорил себе то же самое как раз перед твоим звонком. Ты слушал последние известия из Соединенного Королевства?

– Протесты в парламенте, да. Даже предостерегающие сравнения с тем, что происходит здесь. Полагаю, это неизбежно. Sue culpa[69]69
  Это вина (лат.).


[Закрыть] секретаря Боллинджера, и, надеюсь, он это знает.

– Значит, не слышал – правда, мы получаем эти новости раньше вас.

– О чем ты?

– О человеке по имени Мосдейл. Он занимает очень высокое положение в министерстве иностранных дел.

– И что с ним?

– Оказавшись лицом к лицу с неизбежным выбором, он сознался. Последние пять лет Мосдейл работал на Братство. Его имя было в списке Гарри, и он утверждает, что таких, как он, сотни, даже тысячи.

– О боже! Горят бензобаки. Повсюду.

Глава 14

Герхард Крёгер вышел на грузовую платформу аэропорта Орли, держа в руках медицинский чемоданчик и среднего размера нейлоновый чемодан, которые не сдавал в багаж. Повернув налево, он направился по длинной бетонной дорожке и вскоре увидел площадку, предназначавшуюся для cargaison – мелкого груза. Он присматривался к непрерывно движущемуся транспорту, затем сосредоточился на нескольких машинах, припаркованных перед огромными раздвижными дверями, через которые доставлялись на тележках уже проверенные чемоданы и коробки. Он увидел то, что и ожидал увидеть, – серый фургон с белой надписью на боку. Entrepots Avignon – склады «Авиньон», крупное хранилище, где более сотни оптовиков держали свои товары перед доставкой их в магазины в разные концы Парижа. Где-то в лабиринтах этого комплекса помещался штаб службы ликвидации, элитарных убийц Братства. Доктор подошел к «человеку в красной с белым спортивной рубашке, прислонившемуся к борту фургона». Так ему было приказано.

– Малосольная прибыла, мсье? – спросил он.

– Лучшая икра из иранских вод, – ответил мускулистый мужчина в спортивной рубашке, отбрасывая сигарету и внимательно глядя на Крёгера.

– Она действительно лучше русской? – продолжал Герхард.

– Все – лучше, чем русское.

– Хорошо. Значит, вы знаете, кто я.

– Нет, я не знаю, кто вы, мсье, и не хочу знать. Залезайте в машину сзади, и я отвезу вас к тем, кто это знает.

Всю дорогу Герхард чувствовал себя отвратительно, как из-за сильного запаха мороженой рыбы, так и потому, что ему пришлось сидеть на небрежно сколоченной скамейке. А между тем фургон на жестких рессорах мчался по шоссе, изрытому буграми и ямами – оно вполне могло быть остатками линии Мажино. Наконец минут через тридцать они остановились; откуда-то сверху раздался грубый голос:

– Выходите, мсье. И, пожалуйста, запомните: вы нас никогда не видели, и мы вас не видели, и вы никогда не ездили в нашем грузовике.

Задняя дверь фургона автоматически открылась. Крёгер, схватив свои вещи, наклонил голову и на полусогнутых ногах вылез на свежий воздух. Моложавый человек с коротко остриженными волосами, в темном костюме молча наблюдал за ним. Между тем тормоза заскрипели, и фургон умчался.

– Что это за транспорт? – воскликнул Герхард. – Вы же знаете, кто я?

– А вы знаете, кто мы, герр Крёгер? Если да, то ваш вопрос неуместен. Наше пребывание во Франции должно быть полной тайной.

– Поговорим об этом, когда я встречусь с вашим начальством. Немедленно проводите меня к нему!

– У меня нет начальства, герр Крёгер. Я сам настаивал на встрече с вами.

– Но вы… вы…

– Так молод, сэр?.. Только молодые способны делать то, что делаем мы. У нас быстрая реакция, превосходно натренированное тело. Такие пожилые люди, как вы, были бы дисквалифицированы в первый же час обучения.

– А вот вы должны быть дисквалифицированы в течение двух часов за то, что не выполнили приказ!

– Наш отряд – самый лучший. Должен напомнить вам, что ребята убили жертву в чрезвычайно трудных условиях…

– Не того, дебил!

– Мы найдем другого. Это лишь вопрос времени.

– Времени нет! Но мы еще поговорим: вы кое-чего не учли. Пойдемте в ваш штаб.

– Нет. Говорить будем здесь. В наш штаб никого не допускают. Мы заказали вам номер в отеле «Лютеция» – когда-то там был штаб гестапо, и, хотя с тех пор все переделали, стены хранят воспоминания. Вам там будет удобно, доктор.

– Говорить мы должны сейчас.

– Тогда говорите, герр Крёгер. Мы никуда отсюда не двинемся.

– Вы нарушаете субординацию, молодой человек. Я назначен комендантом Ваклабрюка, пока не найдут преемника фон Шнабе. Вы будете получать приказы от меня.

– Позвольте возразить, герр доктор. После устранения генерала фон Шнабе мы будем получать приказы только из Бонна, от нашего вождя в Бонне.

– Кто он?

– Если бы я знал, я должен был бы поклясться хранить это в тайне, но я не знаю. Существуют коды, по которым мы узнаем абсолютную власть. Все наши задания санкционирует он, и только он!

– Этот Гарри Лэтем должен быть найден и убит. Нельзя терять ни минуты!

– Знаем: Бонн разъяснил нам это.

– Но все же вы стоите здесь и спокойно заявляете, что это «только вопрос времени»?

– Криком делу не поможешь, майн герр. Время измеряется секундами, минутами, часами, днями, неделями и…

– Замолчите! Положение критическое, и требую, чтобы вы поняли это.

– Я понимаю… мы понимаем, сэр.

– Что вы сделали, что вы делаете? И где, черт побери, двое ваших людей? У вас есть от них какие-нибудь сведения?

Молодой ликвидатор не шевельнулся, но в его глазах промелькнуло беспокойство, и он тихо ответил:

– Как я объяснил Дрозду, герр Крёгер, есть несколько предположений. Они скрылись, но оба были ранены – насколько серьезно, мы не знаем. Если их положение было безнадежно, для них дело чести покончить с собой, приняв цианид или выстрелив себе в голову. В этом поклялся каждый из нас.

– Вы же говорите, что от них нет сведений.

– Верно, майн герр, но нам известно, что они скрылись на машине.

– Откуда вы знаете?

– Это было во всех газетах и по радио. Мы узнали также, что организованы широкомасштабные поиски с участием полиции, Сюрте, даже Второго бюро. Они прочесывают все: города, деревни, даже холмы и леса, допрашивают каждого врача, живущего в двух часах езды от Парижа.

– Значит, ваше заключение – двойное самоубийство, и все же вы говорите о нескольких версиях. Каковы же они?

– Это наиболее вероятное, сэр, но, возможно, они восстанавливают силы и залечивают раны в таком месте, где нет телефона. Вы же знаете, нас учат зализывать раны, как это делают животные, в потаенных местах, пока мы не окрепнем настолько, чтобы выйти на контакт. Нас всех обучили новейшим методам оказания помощи при ранениях и переломах костей.

– Прекрасно. Я откажусь от своей лицензии и направлю своих пациентов к вам.

– Это не повод для шутки, майн герр, нас обучали выживанию.

– Есть еще «версии»?

– Вы спрашиваете, не поймали ли их, да?

– Да.

– Мы бы об этом знали. Наши информаторы в посольстве сообщили бы об этом, а то, что объявлены поиски, не вызывает сомнений, французское правительство отрядило более сотни людей на поиски нашего отряда. Мы следим за ними, подслушиваем их.

– Звучит убедительно. Так, что еще? Гарри Лэтем должен быть найден!

– Мы думаем, что круг сужается, майн герр. Лэтем находится под защитой антинейцев…

– Это-то вы знаете! – перебил его рассерженный Крёгер. – Но вы же понятия не имеете, где они его прячут.

– О том, где находится их штаб, мы можем узнать за два часа, майн герр.

– Что?.. Почему же вы не сказали об этом раньше?

– Я предпочитаю сообщить вам о свершившемся факте, а не о предположениях. Я сказал: «можем узнать», но пока мы не узнали.

– Как же вы можете это узнать?

– Шеф безопасности посольства вступил в телефонный контакт с антинейцами, его телефон, как и телефон посла, не прослушивается. Однако существует секретная регистрация его звонков; наш человек намерен заглянуть в нее и сделать фотокопию списка номеров. Как только номера станут известны, мы легко подкупим кого-нибудь в телефонной компании, кто раскопает их местонахождение. Потом начнем действовать методом исключения.

– Слишком уж просто. По-моему, незарегистрированные номера хорошо защищены, как и наши. Сомневаюсь, чтобы вы могли войти в кабинет чиновника телефонной службы и предложить ему деньги.

– Мы не будем входить ни в какие кабинеты. Я недаром сказал: «раскопает». Мы найдем человека, работающего с подземными междугородными линиями, а именно там в компьютерах указано их местонахождение. Есть же рабочие, которые занимаются установкой и ремонтом.

– Похоже, вы знаете свое дело, герр… как вас зовут?

– У меня нет имени, как и у прочих. Я – Ноль-Один, Париж. Пойдемте, я договорился о транспорте для вас, мы установим постоянную связь почти сразу после вашего прибытия в отель.

Дру Лэтем сидел за столом в своей комнате в «Мэзон-Руж». Он поднял трубку и, набрав номер посольства, попросил телефонистку соединить его с миссис де Фрис из отдела документации и справок.

– Это Гарри Лэтем, – сказал Дру, услышав голос Карин. – Вы можете поговорить со мной?

– Да, мсье, здесь никого нет, но прежде всего я должна кое-что вам передать. Меня вызывал посол и просил сообщить вам это, когда вы объявитесь.

– Продолжайте. – Лэтем сосредоточился и взял карандаш, чтобы записать информацию Карин.

– Вы должны встретиться с нашим курьером номер шестнадцать на верхней площадке фуникулера, ведущего к Сакрэ-Кёр, сегодня вечером в девять тридцать. Он передаст вам информацию из Вашингтона… Поняли, non?

– Понял, – ответил Дру, зная, что французское «non» предупреждает его не принимать сказанное всерьез. Витковски расставлял новую ловушку, поняв, что телефон Карин прослушивается. – Что-нибудь еще?

– Да. Вы собирались встретиться с другом вашего брата Дру из лондонского отделения К.О. у фонтанов в Булонском лесу в восемь сорок пять, верно?

– Да.

– Встреча отменяется, мсье, ибо в это время вам следует быть у Сакрэ-Кёр.

– Вы можете связаться с ним и отменить встречу?

– Мы уже отменили, oui – да. Мы назначим другую.

– Пожалуйста. Он может рассказать о последних неделях жизни Дру, я хочу знать подробности, связанные с Жоделем… Это все?

– Пока – да. А у вас есть что-нибудь?

– Да. Когда я смогу вернуться в посольство?

– Мы сообщим вам. Мы уверены, что за посольством следят двадцать четыре часа в сутки.

– Мне надоело скрываться.

– Вы можете в любой момент вернуться в Вашингтон, вам это известно.

– Нет! Здесь убили Дру, и здесь его убийцы. Я останусь, пока мы не найдем их.

– Хорошо. Вы позвоните завтра?

– Да, мне нужны документы из архива брата. Все, что связано с этим актером.

– Au revoir,[70]70
  До свидания (фр.).


[Закрыть] мсье.

– Пока.

Лэтем положил трубку и взглянул на свои пометки. Он быстро разгадал зашифрованные инструкции Карин. К Сакрэ-Кёр не следовало ходить, предстояло отправиться к фонтанам в Булонском лесу. Дру понятия не имел, кого встретит там, но явно предполагалось, что он должен его узнать, если же этого не произойдет, этот человек свяжется с ним.

По окончании своей смены информатор из центра связи посольства вышел на авеню Габриель, подождал немного, затем вдруг быстро пересек авеню, задев по пути мотоциклиста и сунув ему кассету. Тот, сорвавшись с места, запетлял среди машин и помчался по улице. Через двадцать шесть минут, ровно в 4.37 дня, пленка была доставлена в тайный штаб убийц на складах «Авиньон».

Держа перед собой фотографию 5х6 Александра Лесситера – Гарри Лэтема, ликвидатор Ноль-Один, Париж, в третий раз слушал запись телефонного разговора между Лэтемом и де Фрис.

– Кажется, наши поиски подходят к концу, – сказал Ноль-Один и выключил магнитофон: – Кто пойдет к Сакрэ-Кёр? – спросил он, обращаясь к тем, кто сидел за столом.

Все как один подняли руки.

– Четверых достаточно, большая группа может привлечь внимание, – пояснил главарь. – Идите поодиночке и возьмите с собой фотографии, но помните, что Лэтем несомненно изменит внешность.

– А что он может сделать? – спросил ликвидатор, сидевший ближе всех к Ноль-Один. – Наклеить усы и отрастить бороду? Нам известны его рост, сложение и черты лица. Ясно, что он подойдет к курьеру.

– Ты слишком самонадеян, Ноль-Шесть, – сказал молодой главарь. – Помните: Гарри Лэтем – опытный тайный агент. У него, как и у нас, есть свои хитрости. И ради бога, не забудьте, что стрелять надо в голову – coup de grace[71]71
  Последняя пуля (фр.).


[Закрыть] должна снести левую половину черепа. Не спрашивайте зачем, просто помните об этом.

– Если ты так сомневаешься в нас, – заметил с оттенком враждебности ликвидатор немного постарше других, – то почему не идешь туда сам?

– Указание из Бонна, – холодно ответил Ноль-Один. – Я должен оставаться здесь и ждать приказа, который поступит в десять часов. Кто-нибудь хочет занять мое место в случае, если мы не найдем Гарри Лэтема и должны будем доложить об этом?

– Non… Nein… Конечно, нет, – послышалось вокруг стола.

– Однако я проверю Булонский лес.

– Зачем? – спросил Ноль-Семь. – Встречу отменили – ты же слышал запись.

– Я снова спрашиваю: считает кто-нибудь, что Булонский лес не стоит брать под наблюдение? А если подчеркнутое «нет» – знак подтверждения или изменения планов?

– Не лишено смысла, – сказал Ноль-Семь.

– Возможно, это туфта, – предположил молодой главарь, – но это займет не более пятнадцати-двадцати минут. Я вернусь сюда к десяти часам. Если я поеду к Сакрэ-Кёр, то не успею вернуться вовремя.

Группа, отправлявшаяся к Сакрэ-Кёр, была составлена; Ноль-Один, Париж, вернулся в свою каморку и сел за стол. Он чувствовал облегчение от того, что никто не усомнился в мифических указаниях Бонна и не стал настаивать, чтобы он, их начальник, руководил убийством Гарри Лэтема. Он не хотел участвовать в убийстве, ибо эта затея могла окончиться неудачей. Нельзя исключить непредвиденных обстоятельств, а Ноль-Один не желал портить свой послужной список. Еще менее хотел он оказаться на месте шофера, не справившегося с покойным Дру Лэтемом, или команды, посланной убить двух американцев, но упустившей нужного и затем исчезнувшей, или их коллеги-женщины, погибшей в Монте-Карло. Если же Александр Лесситер – Гарри Лэтем будет убит по всем правилам и череп его разлетится на куски, Ноль-Один поставит это себе в заслугу, ибо нападение организовал он. Если же ловушка не сработает, он обвинит других.

Ноль-Один понимал то, чего не понимали другие: как их главарь, он должен был выполнить приказ. Если ликвидатор ошибался один раз, он получал суровый выговор; если ошибался дважды, его расстреливали. Освободившееся место занимал другой. Если нападение у Сакрэ-Кёр провалится, он уничтожит тридцатипятилетнего Ноль-Пять: тот слишком часто проявлял неприязнь к нему… и к тому же активно возражал против состава исчезнувшей группы. «Один из них, ребенок, которому просто нравится убивать, а второй – тупица, слишком любящий риск! Разреши мне сделать это!» Эти слова Ноль-Пять произнес в присутствии Ноль-Шесть. Сейчас он направил к Сакрэ-Кёр обоих; они будут казнены, если операция сорвется. Ноль-Один, Париж, не мог допустить появления еще одного пятна в своем послужном списке. Он должен войти в узкий круг руководства Братством, завоевать уважение подлинных вождей движения, самого нового фюрера, которому он будет предан всей душой. Потому что он верит, искренне верит.

Он возьмет с собой в Булонский лес фотоаппарат, сделает много ночных снимков, чтобы доказать, что был там, – подтвердит эта и сам аппарат, поскольку на каждом кадре отмечены дата и время. В случае необходимости это станет его прикрытием, хотя едва ли дойдет до этого.

Звонок заставил молодого главаря ликвидаторов вздрогнуть. Он снял трубку.

– Код назван правильно, – сказала телефонистка, – на линии малосольная икра.

– Герр доктор…

– Вы мне не позвонили! – закричал Герхард Крёгер. – Я здесь уже более трех часов, а вы так и не позвонили мне.

– Только потому, что мы разрабатываем стратегию. Если мои подчиненные не просчитались, мы достигнем цели, майн герр. Я предусмотрел все до мельчайших деталей.

– Ваши подчиненные? А почему не вы?

– Получена противоречивая информация, майн герр, она может оказаться очень опасной и в равной степени полезной. Я решил взять ответственность на себя.

– Ничего не понимаю!

– Я не могу объяснить этого по телефону.

– Почему? Враг не знает, кто я, а тем более, что я здесь, поэтому едва ли коммутатор отеля прослушивается. Вы должны сказать мне, что происходит!

– Два события происходят одновременно в течение часа. Передайте Бонну, что Ноль-Один, Париж, употребил все силы на то, чтобы контролировать оба, но не может быть в двух местах сразу. Поэтому он предпочел взять на себя то, что сопряжено с большим риском. Вот все, что я могу сказать вам, майн герр. Если я погибну, не думайте обо мне плохо. Я должен идти.

– Да… да, конечно.

И молодой неофашист бросил трубку. Что бы ни произошло, он неуязвим. Он не спеша и с удовольствием поужинает в «Au Coin dе la Famillе» – «В кругу семьи», затем прогуляется до главных фонтанов Булонского леса, сделает никому не нужные фотографии и вернется на склад «Авиньон», где узнает свои перспективы: признание его заслуг в организации убийства или смерть двух ликвидаторов. Их казнят за то, что они не сумели выполнить приказ. Он искренне верил в то, что делал.

Дру расхаживал вокруг сверкающего фонтана в Булонском лесу, подсвеченного прожекторами, установленными под водой, и всматривался в лица гуляющих. Дру прибыл сюда около половины девятого, сейчас было почти девять, а он не видел ни одного знакомого лица, и никто не подходил к нему. Может, он неверно понял сообщение Карин? А может, те, кто прослушивал ее телефон, знали, что все надо понимать наоборот, тогда как ему следовало выполнить инструкции точно? Нет, это исключено. Они с Карин слишком мало знали друг друга, чтобы играть в такие игры, не обладая опытом интуитивного общения в стрессовых ситуациях. Лэтем взглянул на часы: 9.03. Он сделает еще один круг и вернется в «Мэзон-Руж».

– Американец! – Лэтем резко обернулся. Это была Карин в светлом парике, с забинтованной правой рукой. – Сверните влево, быстро – сделайте вид, будто мы с вами столкнулись. Человек справа фотографирует нас. Встретимся на северной аллее.

Лэтем подчинился ее указаниям – ему стало легче оттого, что она здесь, но ее слова встревожили его. Он обошел фонтан в том же ритме, что и гуляющие, и наконец увидел справа выложенную плитами дорожку. Свернув на нее, он сделал тридцать-сорок шагов по зеленой аллее и остановился. Минуты через две появилась Карин… Неожиданно для самих себя они упали друг другу в объятия и стояли так некоторое время.

– Простите, – сказала де Фрис, мягко отстраняясь от него и зачем-то приглаживая забинтованной рукой свой светлый парик.

– А я не собираюсь извиняться, – с улыбкой сказал Дру. – Я уже два дня мечтал об этом.

– О чем?

– О том, чтобы обнять вас.

– А я просто обрадовалась, увидев, что вы в порядке.

– В полном порядке.

– И слава богу.

– А как приятно обнимать вас. – Лэтем рассмеялся. – Знаете, леди, ведь вы сами навели меня на это. Вы же заявили в посольстве, что общаетесь со мной, поскольку находите меня привлекательным.

– Это не было осуществлением мечты, Дру. Это стратегически придуманное объяснение наших отношений.

– Послушайте, но я ведь не Квазимодо!

– Нет, вы довольно крупный, не совсем нескладный малый, которого многие женщины, несомненно, находят весьма привлекательным.

– Но не вы.

– Мой интерес – в другом.

– Вы хотите сказать, что я – не Фредди, не несравненный Фредди де Ф.

– Второго Фредди быть не может.

– Значит ли это, что я еще не сошел с дистанции?

– С какой дистанции?

– Что я участвую в забеге, пытаясь снискать ваше расположение, пусть временное и совсем маленькое.

– Вы хотите переспать со мной?

– Ну, это дальняя цель. Учтите, что я американец из Новой Англии. Нам еще далеко до этого, леди.