Текст книги "Ультиматум Борна"

Глава 4

Дэвид Вебб миновал терминал Центрального аэропорта и, пройдя через автоматические, приветственно распахнувшиеся двери, оказался в заполненном людьми внутреннем помещении аэропорта. Он внимательно изучил указатели и проследовал дальше, спустившись по эскалатору к стоянке машин. В соответствии с заранее оговоренным планом ему следовало пройти вдоль крайнего правого ряда машин, повернуть налево и идти до конца ряда. Там его должен ждать серо-стальной «Понтиак Ле Манс» 1986 года с водителем в белом кепи. На зеркальце над ветровым стеклом будет висеть сувенирное распятие. Окно водителя – опущено. Вебб должен подойти к машине и сказать: «Полет прошел нормально». После этого водитель снимет кепи и запустит мотор. Дэвид займет заднее сиденье. Больше ничего говорить не надо.

Они больше ничего и не сказали друг другу, за исключением того, что водитель вытащил из-под приборной доски микрофон и тихо и очень четко произнес в него:

– Груз на борту. Машине прикрытия на выезд.

Вся эта экзотическая процедура могла бы показаться Дэвиду смешной, если бы за ней не стоял Алекс Конклин, связавшийся с ним, когда Дэвид находился в аэропорту Логан, с помощью личного кодированного телефона директора Питера Холланда. Эти люди знали, что делают. Вебб догадывался, что все происходящее связано со звонком Мо Панова прошлой ночью. Эти догадки подтверждались также и тем, что сам Холланд настоятельно просил Дэвида по телефону, чтобы он добирался до Хартфорда и летел из Брэдли в Вашингтон только коммерческим рейсом, ни в коем случае не пользуясь частными или правительственными самолетами, избегая каких-либо телефонных переговоров.

Явно правительственная машина, в которой сейчас находился Вебб, быстро выехала с территории Центрального национального аэропорта. Прошло несколько минут, и они уже неслись по загородному шоссе, а еще через немного времени, почти не снижая скорости, по пригородам Вены, штат Виргиния. Машина свернула к воротам частного владения – комплексу роскошного вида зданий, расположенных среди многочисленных зеленых насаждений. Табличка на воротах и знак на обочине гласили: «Вилла Вена». Охранник у ворот с первого взгляда опознал машину и приветливо помахал им, пока отъезжала в сторону толстая решетка, закрывающая въезд. Только после того, как машина оказалась на территории виллы, водитель впервые открыл рот, обращаясь непосредственно к Веббу:

– Весь комплекс занимает довольно большую площадь и состоит из пяти частей, сэр. Четыре из них принадлежат различным постоянным владельцам, а пятая, самая дальняя, является собственностью Управления. Там есть своя подъездная дорога и своя охрана. Вам тут понравится, сэр.

– Мне уже нравится.

– Не сомневаюсь, сэр. Но директор проявляет о вас особую заботу, и поэтому вам будет оказано особое внимание.

– Приятно слышать, но откуда ты все это знаешь?

– Я член бригады, сэр.

– Понятно. В таком случае как тебя зовут?

Водитель немного помолчал, и его последующий ответ перенес Дэвида обратно в ту жизнь, которую теперь, вероятно, ему придется вести.

– Здесь нет имен, сэр. Я не знаю вашего, а вы не знаете моего.

«Медуза».

– Понял, – ответил Вебб.

– Мы на месте. – Водитель свернул на кольцевую дорожку, ведущую к подъезду двухэтажного здания в колониальном стиле, с высокими мраморными колоннами с желобами.

– Извините, сэр. Я не обратил внимания. У вас нет с собой багажа?

– Нет, – ответил Вебб, открывая дверцу.

– Как ты находишь мою нору? – спросил Алекс, обводя рукой со вкусом обставленные апартаменты.

– Слишком чисто и слишком изысканно для такого старого сварливого холостяка, как ты, – ответил Дэвид. – С каких это пор ты полюбил такие веселенькие желто-розовые занавески с маргаритками?

– Подожди, ты еще не видел обои в моей спальне. Они все в розочках.

– Не думаю, что горю желанием их увидеть.

– А в твоей – гиацинты. Конечно, я даже не знал, что это гиацинты, до тех пор пока не сказал, что у меня от них рябит в глазах и кружится голова. Ну, тут горничная мне все и объяснила.

– Горничная?

– Негритянка за сорок, сложенная, как борец сумо. Она таскает с собой под платьем два пистолета и, самое смешное – несколько отточенных бритв.

– Та еще горничная.

– Прямо патрульный полицейский. Она не пропустит сюда ни куска мыла или рулона туалетной бумаги без пометки Лэнгли. Слышишь, Дэвид, она ведь платный агент десятого разряда, а некоторые из здешних клоунов все время норовят оставить ей чаевые.

– Может быть, им нужны официанты?

– Неплохо. Профессор Вебб – официант.

– Джейсон Борн когда-то им работал.

Конклин замолчал и затем заговорил серьезно:

– Давай-ка теперь им и займемся. – Он прихрамывая, направился к креслу. – Кстати, у тебя был тяжелый денек, и хотя сейчас нет и полудня, если ты хочешь выпить, то к твоим услугам полный бар. Вон там, за коричневыми дверцами в стене около окна.

Вебб лукаво усмехнулся, внимательно рассматривая своего друга.

– Как ты сам на этот счет, Алекс?

– Черт, я теперь сухой, как лист, ты же знаешь. Неужели вам с Мари приходилось прятать от меня выпивку, когда я бывал у вас?

– Никогда. Но постоянный соблазн…

– Соблазн можно вытерпеть. Не замечать его, и все, – оборвал Дэвида Конклин. – Я решил бросить пить, ибо другого пути не было. Значит, так оно и будет. А тебе следует выпить, Дэвид. Нам нужно поговорить, и я хочу, чтобы ты расслабился и успокоился. У тебя по глазам видно, что ты на взводе.

– Ты уже раньше говорил мне, что меня выдают глаза, – сказал Вебб, открывая полированные дверцы и доставая бутылку. – И смотреть на это ты тоже можешь спокойно?

– Я говорил, что это у тебя не в глазах, а где-то внутри, за ними… А с первого взгляда ничего не определишь. Как дела у Мари и ребятишек? Надеюсь, у них сейчас все в порядке?

– Разговорился с диспетчером в аэропорту и болтал с ним о Мари до тех пор, пока он не предложил мне занять его кресло и понаправлять самолеты, если я так рвусь.

Вебб налил себе из бутылки в стакан немного виски, добавил содовой и проследовал к креслу напротив отставного разведчика.

– Как наши дела, Алекс? – спросил он, присаживаясь.

– Мы там же, где были вчера вечером. Ничуть не продвинулись с тех пор, и ничего не изменилось, за исключением того, что Мо отказался прекратить прием пациентов. Его забрали сегодня утром из собственной квартиры, которая теперь укреплена лучше, чем Форт Нокс, и отвезли под охраной в офис. Мне обещали доставить его сюда к часу дня. Нашего доктора повезут на четырех разных машинах, с четырьмя пересадками в подземных гаражах.

– Теперь нас охраняют открыто, с тайным прикрытием решили распрощаться?

– После стрельбы сегодня утром смысла в этом больше нет. Ловушка у Смитсоновского мемориала не сработала, и наши люди засветились.

– А почему она не сработала? В чем дело, в неожиданности нападения? Вообще, использование специальных групп прикрытия большей частью приводит к ошибкам. Это же азбучная истина.

– Конечно, дело тут больше в неожиданности, а не в низкой квалификации или недостатке сообразительности, Дэвид. – Конклин покачал головой. – Я сам дал согласие на это прикрытие. Это Борн мог превращать агентов из дубоватых и неповоротливых в ловких и смекалистых. Но с официальными группами прикрытия подобное не проходит. Очень много сложностей и специфики.

– Например?

– Как бы хороши эти люди ни были, в первую очередь они обеспокоены тем, чтобы остаться в живых, и успешным проведением операции. Кроме того, они слишком много времени уделяют координации действий друг с другом и передаче сообщений в командный центр. Это обычные служащие, озабоченные своей карьерой, и они не станут бросать коту под хвост собственную жизнь, рискуя получить удар ножом в бок при любом неосторожном шаге.

– Хоть это и прозвучит мелодраматично, – негромко проговорил Вебб, откидываясь на стуле и делая глоток из стакана, – но должен сказать, что мы такими не были.

– Может быть, я ошибаюсь, но со стороны мы точно казались героями. Особенно для тех, кто работал с нами постоянно.

– Мне бы хотелось разыскать своих людей и провернуть это дело вместе с ними. – Дэвид наклонился вперед и сжал стакан обеими руками. – Это он заставляет меня выйти наружу, Алекс. Шакал зовет меня, и я покажусь ему…

– Лучше не говори так, Дэвид, – взволнованно прервал его Конклин. – Вот теперь в твоих словах точно слышна мелодрама. Ты говоришь, как герой третьесортного вестерна. Стоит тебе показаться ему на глаза, и в тот же день Мари станет вдовой, а твои дети сиротами. Так и будет, уверяю тебя, Дэвид.

– Нет, Алекс. – Вебб задумчиво покачивал головой, устремив взгляд в глубину стакана. – Шакал пытается выследить меня, и я должен сделать то же самое. Он постарается столкнуть меня в пропасть, и самое лучшее для меня будет столкнуть его туда первым. И только так мы сможем избавиться от него, вычеркнуть его из наших жизней навсегда. В основе всего, что сейчас происходит, все равно лежит только одно – Карлос против Борна. И мы опять на том же месте, где были тринадцать лет назад. Альфа, Браво, Каин, Дельта… Каин – это Карлос, и Дельта против Каина.

– Но все это безумство прекратилось тогда в Париже, – перебил Вебба Конклин. – Дельта из «Медузы» был лакомой приманкой для Шакала. Мы не в Париже, а эти тринадцать лет уже прошли!

– А через пять лет будет восемнадцать. Еще через пять – двадцать три. И что, черт возьми, ты хочешь, чтобы я делал? Жил, держа свою семью в постоянном страхе, скитался из дома в дом, с тенью этого сукиного сына за спиной? Нет, Алекс, я так не могу! Ты и сам отлично это понимаешь. Аналитики могут состряпать для нас дюжину стратегий, мы можем использовать кусочки, быть может, шести из них, но в основе всего опять будут Шакал и я. Все это так… Хотя у меня есть одно преимущество перед ним. У меня есть ты.

Конклин проглотил комок, стоящий у него в горле:

– Ты мне льстишь, Дэвид. Безбожно льстишь. Я хорош в своей привычной среде, где-нибудь в паре тысяч миль от Вашингтона, а здесь мне слишком душно.

– Но пять лет назад тебя здесь все устраивало, когда ты увидел, что я сажусь в самолет до Гонконга. Ты тогда задал здесь шороху.

– Тогда мне было легче. Тогда это была вонючая и подлая правительственная операция, от которой до того смердело тухлятиной, что даже твердолобые чиновники поняли это. Сейчас другое дело. Это Карлос.

– В том-то и дело, Алекс. Это Карлос, а не неизвестный голос в телефонной трубке, от которого не знаешь чего ждать. Мы имеем дело с человеком известных нам качеств, можно сказать, предсказуемым…

– Предсказуемым? – снова перебил его Конклин, настораживаясь. – Вот уж чего не сказал бы. Но почему?

– Он охотник. Он идет на запах.

– Он будет долго принюхиваться, у него отличный нос. А после этого он еще будет изучать след под микроскопом.

– В этом случае все, что от нас требуется, – это правдоподобность, не так ли?

– Я предпочитаю действовать наверняка, просчитав каждый шаг. А что ты придумал?

– В писании от Святого Алекса сказано, что тот, кто желает изготовить хорошую наживку, должен использовать для ловушки часть подлинных сведений, может быть, даже опасную часть.

– Да, эта глава и стих относятся к придирчивым субъектам с микроскопами. Может быть, я что-то такое и говорил. Какого рода правда уместна в этом случае?

– «Медуза», – очень тихо произнес Дэвид. – Я хочу использовать «Медузу».

– В таком случае ты сошел с ума, – так же тихо ответил ему Конклин. – Это название находится под таким же секретом, как твое имя, и, знаешь, может быть, даже еще под большим.

– Слухи и сплетни о «Медузе» ходили по всей Юго-Восточной Азии, от Японского моря до Цзюлуна и Гонконга, куда эти сволочи рванули потом с награбленными деньгами. «Медуза» не такой уж и большой секрет, как ты считаешь.

– Слухи – да, сплетни – несомненно, – ответил ему отставной разведчик. – А сколько раз эти подонки пускали в ход во время их так называемых рейдов ножи или автоматы, чтобы набить деньгами полные карманы? Девяносто процентов из них воры и убийцы, и убить человека для них – все равно что выпить стакан воды. Питер Холланд говорил, что он, будучи в морской разведке, встречал таких вот ребят, и ему сразу же хотелось их пристрелить.

– Знаешь что, Алекс, без них вместо пятидесяти восьми тысяч военных преступлений было бы совершено на пятьдесят или шестьдесят меньше. Отдай этим животным их должное, Алекс. Они знали каждый дюйм территории, каждый квадратный фут джунглей. Они, а точнее мы, передавали больше полезных разведданных в Сайгон, чем все посланные оттуда команды, вместе взятые.

– Я имею в виду то, Дэвид, что никакой связи между правительством Соединенных Штатов и «Медузой» быть не может. Использование такого подразделения нигде не регистрировалось и тем более не афишировалось. Само название тщательно скрывалось, настолько, насколько это было возможно. Как такового статуса военного преступления в этом нет, ведь «Медуза» официально была обозначена как негосударственная организация, состоящая из воинственных и склонных к насилию отщепенцев, желающих развалить основы стран Юго-Восточной Азии. Если когда-нибудь где-нибудь будет упомянуто, что за спиной «Медузы» стоял Вашингтон, то это окончательно и бесповоротно испортит репутацию многих шишек в Белом доме и Госдепартаменте. Сейчас они большие политики, а двадцать лет назад были просто горячими молодыми аппаратчиками при Генеральном штабе в Сайгоне… Мы можем допустить не очень чистоплотную тактику во время войны, но только не кровавые бойни, устраиваемые неармейскими диверсионными подразделениями, на поддержку которых шли миллионы из кармана налогоплательщиков. Это будет похоже на случай со тщательно скрываемыми архивами, в которых хранятся сведения о том, как наши воротилы бизнеса поддерживали в свое время нацистов. Кое-что вынуждено оставаться в подвалах и сейфах, может быть, навсегда, и «Медуза» относится к подобным вещам.

Вебб снова откинулся на спинку кресла. Он смотрел напряженным, пронизывающим взглядом прямо в лицо своему лучшему другу, некогда – правда, недолго – бывшему его смертельным врагом.

– Если мне не изменяет память, Борн был идентифицирован как выходец из «Медузы»?

– Это было наиболее правдоподобное объяснение и отличная легенда, – согласился Конклин, не опуская глаз под взглядом Дэвида. – Тот, кто хотел проследить историю Борна, возвращался в Танкуанг и обнаруживал, что Борн, параноидальный искатель приключений из Танзании, исчез в джунглях Северного Вьетнама. Участие Вашингтона исключалось фактически полностью и с этой стороны.

– Но ведь это ложь, не так ли, Алекс? Вашингтон в этом участвовал и участвует. И Шакал теперь про это знает. Он узнал все, вероятно, тогда, когда обнаружил наши следы в Гонконге. Он разыскал упоминание о тебе и Панове в чем-то связанном со стерильными ныне развалинами дома на Виктория Пик, где Джейсон Борн предположительно был пущен в расход. И этот факт подтвердился прошлой ночью, когда его посланники связались с вами на территории Смитсоновского мемориала и – это твои слова: «наши люди засветились». Теперь он знает, что его подозрения тринадцатилетней давности – правда. Член «Медузы» Дельта был Джейсоном Борном, а Джейсон Борн был создан в недрах американской разведки, и он все еще жив. Жив, скрывается и находится под защитой правительства.

Конклин с силой опустил кулак на подлокотник кресла:

– Как он нашел нас? Все, абсолютно все было отлично скрыто, я и Мак-Алистер лично убедились в этом.

– Я предполагаю несколько каналов утечки информации, но уточнение этого может подождать. Мы должны действовать через то, о чем Карлосу известно, – через «Медузу»…

– Как? Каким образом?

– Исходя из того, что Джейсон Борн происходит из «Медузы», наш следующий ход следует совершить через нее. Наши тайные операции были основаны именно на этом подлоге. Другими словами, каким путем шло создание Борна? Что не знает Шакал или до чего он еще не дошел? Это довольно далеко от правительства, особенно от некоторых чиновников, которые стараются сохранить «Медузу» и все связанное с ней в тайне. Как ты правильно заметил, некоторые важные шишки в Белом доме и Госдепартаменте могут при этом погореть. Кое за кем из политиков тянется хвост темных делишек. Надеюсь, ты назовешь мне их имена.

– Все, что мы будем иметь после этого, это собственный Уолтхейм.

Конклин кивнул и опустил взгляд, о чем-то напряженно думая.

– Нуи Дап Ранх, – едва слышно произнес Вебб.

При звуке восточных слов Алекс быстро поднял голову и внимательно посмотрел на Дэвида.

– Это ли не ключ, а? – продолжал Дэвид. – Нуи Дап Ранх – «Снейк Леди».

– Все еще помнишь это?

– Вспомнил сегодня утром, – ответил Дэвид – нет, Джейсон Борн. Глаза его снова были холодны и остры. – Посадив Мари с детьми на самолет, я еще долго стоял там и смотрел, как он взлетает и постепенно исчезает в дымке облаков над Бостонской гаванью. И внезапно я снова оказался там. Во Вьетнаме. В другом самолете и в другое время, из динамика сквозь треск электрических разрядов были слышны наши позывные: «Снейк Леди, Снейк Леди, прием… Снейк Леди, вы слышите меня? Прием». Я отвечал тогда за действия этого чертового отряда. Я сидел и разглядывал своих людей. Самолет так трясло, что все в салоне то и дело хватались за что попало, чтобы удержаться на скамьях. Я переводил взгляд с одного лица на другое, изучал их выражение и думал, смог бы тот или другой человек выйти живым из того, из чего вышел живым я, и если нам суждено погибнуть, то как это произойдет… А потом я увидел, как двое закатали рукава своих рубашек и рассматривают и сравнивают небольшие уродливые татуировки на предплечьях, эти маленькие эмблемы их доблести, принадлежности к клану убийц, так маниакально завораживающих их всех…

– Ну и Дап Ранх, – задумчиво повторил Конклин. – Голова женщины со змеями вместо волос. Ты не захотел метить себя этим…

– Я никогда не принимал во внимание тот смысл, который вкладывался в эту метку, – ответил Дэвид Вебб, устало прикрыв глаза. – Я не был с ними до конца, никогда, вот в чем дело.

– Первоначально эта татуировка служила просто опознавательным знаком, и только впоследствии она стала гербом, предметом гордости, отличительным знаком превосходства. Эта очень сложная и путаная татуировка располагалась на верху предплечья, и ее мог сделать только один старик в Сайгоне, настоящий мастер. Только он один знал все линии и необходимые цвета. Сделать такую татуировку можно было только у него.

Этот старик сколотил за время войны хорошие деньги. Он исполнял такие татуировки виртуозно.

Все офицеры в штабе, связанные с «Медузой», имели их. Они были похожи на мальчишек, увлеченных игрой в войну.

– Они не были мальчишками, Алекс. А войной они действительно увлекались, это верно. Все до одного, можешь спорить на что угодно. Маньяки, вот кем они были. Они были заражены страшным, ядовитым вирусом под названием безнаказанность. Из этого штаба вышло немало миллионеров. А мальчишки лежали искалеченными и убитыми в джунглях, пока мужчины с обтянутыми хаки животами отправляли со специальными курьерами крупные суммы денег в швейцарские банки.

– Полегче, Дэвид. Это вполне может относиться к большим людям в правительстве Штатов.

– Кто они? – еще раз очень тихо спросил Вебб, держа стакан прямо перед собой.

– Те, кого я знаю, увязшие в подобном дерьме во времена Вьетнама, все сумели благополучно унести ноги после падения Сайгона. К тому времени я уже два года занимался оперативной работой, но и до этого я не слышал, чтобы хоть кто-то из них вслух упоминал о «Снейк Леди» и своем участии в работе с ней.

– Но хоть какие-то зацепки у тебя есть?

– Конечно, есть, но ничего конкретного, почти все бездоказательно. Просто предположения, основанные на стиле их жизни, на излишествах, которые они себе начали позволять, покупках, дорогих домах и прочем, положении в обществе, не соответствующем их происхождению, долевом участии в фирмах, не оправданном ни заработками, ни наследством, новых должностях и местах работы. Всяком таком.

– Ты сказал, что их было несколько человек. Это что – связанная между собой группировка, сеть? – В голосе Дэвида опять звенел металл Джейсона Борна.

– Можно сказать и так. Причем сеть очень прочная. В ней только избранные.

– Можешь составить список ее членов, Алекс?

– Не всех. Останутся белые пятна.

– Тогда, для начала, мне нужно знать обо всех важных шишках из правительства, связанных когда-то со штабом в Сайгоне. Затем перейдем к тем, кто получил теплые местечки в частном бизнесе или пакеты акций, не полагающиеся им.

– Повторяю, этот список не принесет никакой пользы.

– С твоим-то нюхом?

– Дэвид, черт возьми, какая тут связь с Карлосом?

– Частичная правда, Алекс. Опасная часть, уверяю тебя, но, как я надеюсь, практически безвредная для нас и невыносимо привлекательная для Шакала.

Отставной разведчик замер, не сводя глаз со своего друга.

– Каким же образом ты хочешь подать эту правду?

– Вот тут и понадобится вся твоя изобретательность. Предположим, ты называешь пятнадцать-двадцать имен, из них выбираем три-четыре жертвы, темные делишки которых мы так или иначе можем подтвердить. Установив, кто они и что, мы увеличиваем давление на них, шантажируем их, посылаем всем им письма с таким содержанием: бывший член «Медузы», человек, все эти годы имевший доступ к секретной документации и находившийся под опекой правительства, дошел до предела и собирается снести голову «Снейк Леди». Он имеет для этого все необходимое: имена, сведения о сделках, расположение тайных швейцарских счетов, короче, всю петрушку. На следующем этапе – это будет проверкой для талантов Санта-Алекса, о которых мы все знаем и которые почитаем, – о происходящем дается знать некоему человеку, желающему заполучить этого рассерженного ренегата больше кого бы то ни было.

– Ильичу Рамиресу Санчесу, – продолжил Конклин. – Карлосу Шакалу. Следующее за этим уже совсем невообразимо – бог знает каким образом дошедшие до третьей стороны сведения вынуждают ее войти в контакт с другой стороной, заинтересованной в поимке шантажиста. Связывает их интерес в совместной организации заказного убийства, причем первая сторона не может принять в нем активное участие по причине своего высокого положения, не так ли?

– Примерно так, принимая во внимание то, что данная могущественная фигура в Вашингтоне может получить доступ к материалам, идентифицирующим личность и местонахождение столь сладостной для них жертвы.

– Не уверен, – с сомнением произнес Алекс. – Они что, взмахнут волшебной палочкой, и все принятые ограничения на данные совершенной секретности падут к их ногам, и они смогут получить доступ к информации?

– Именно, – ровным голосом ответил Дэвид. – Потому что тот, кто будет встречаться с эмиссарами Шакала, должен оказаться настолько высокой фигурой, настолько правдоподобной, что у Шакала не останется выбора, кроме как согласиться и довериться ему или им. Если у него не возникнут сомнения в этой фигуре, с началом переговоров все его мысли о возможной ловушке отпадут.

– В твоем плане нет случайно пункта, обязывающего меня выращивать розы в Монтане в январские метели?

– Что-то вроде этого имеется. Все надо провернуть в течение одного-двух ближайших дней.

– Это невозможно… Но я постараюсь. Обоснуюсь здесь и потребую от Лэнгли выслать мне сюда все необходимое. Все через уровень защиты четыре-ноль, конечно… А тот, кто сидит в «Мэйфлауэре»? Ужасно не хочется его упускать.

– Все будет нормально, – ответил Вебб. – Кто бы это ни был, его так быстро не возьмешь. Вряд ли Шакал будет сидеть в таком открытом месте.

– Шакал? Ты думаешь, это сам Карлос?

– Нет, но кто-то из его платного окружения. Кто-то настолько небрезгливый, что может смело повесить себе на шею табличку: «Я Шакал». Но верить ему не надо.

– Китаец?

– Вероятно. Кстати, Шакал может поиграть в эту игру, а потом бросить ее. Он настоящий математик. Что бы он ни делал, все логично, даже если кажется алогичным на первый взгляд.

– Я уже слышал это от одного человека. Много лет назад.

– Да, было дело, Алекс. Похоже, он вернулся.

Конклин посмотрел в окно. Слова Дэвида неожиданно навели его на определенные размышления.

– А где твой чемодан? – спросил он. – Ты привез с собой какую-нибудь одежду?

– Никакого старья. И эту выброшу в вашингтонскую канализацию, как только куплю новую. Но сначала я хотел бы встретиться с еще одним своим старым другом, еще одним гением, живущим в не лучшей части города.

– Дай-ка подумать, – сказал отставной разведчик. – Пожилой негр с чудным именем – Кактус, мастер подделки документов, водительских прав и кредитных карточек?

– Это про него. Точно.

– Но Управление может изготовить тебе все необходимое.

– Слишком много бюрократии. И я не хочу оставлять следов. Даже с уровнем четыре-ноль. Можешь отнести это к моим чудачествам.

– Отлично. А что потом?

– Берись за работу, полевик. Я хочу, чтобы ты к завтрашнему утру уже тряхнул в этом городке нескольких человек.

– К завтрашнему утру?.. Это мне не под силу.

– Ты справишься. Разве ты не Санта-Алекс, король теневых операций!

– Скажешь тоже, черт побери! Я уже потерял сноровку.

– Это легко восстанавливается, как секс и езда на велосипеде.

– А ты? Что будешь делать ты?

– После того как повидаюсь с Кактусом, собираюсь снять номер в отеле «Мэйфлауэр», – ответил Джейсон Борн.

Кулверт Парнелл, отельный магнат из Атланты, чья двадцатилетняя карьера в гостиничном бизнесе вылилась в назначение его главным смотрителем Белого дома, раздраженно швырнул трубку телефона на рычаг, одновременно делая своим похожим на каракули почерком шестую по счету заметку в деловом блокноте. Вступив в должность и тут же начав перетряску обслуживающего персонала Белого дома, Кулверт поменял сразу всю административную верхушку, состоявшую из благородных дамочек, ничего не смыслящих в политической дифференциации списков официальных приемов по форме номер 1600. После этого, ужасно удивившись и разозлившись, он обнаружил, что находится на ножах со своим первым помощником, дамой средних лет, также происходящей из благородных, закончившей один из этих пижонских западных колледжей и, что хуже всего, весьма популярной в вашингтонском высшем свете особой. Эта эксцентричная мадам вдруг решила связаться с некой труппой танцоров, ля-ля-ля, вперед-назад, и потребовала на это деньги. А они там все пляшут полуголыми или, может быть, в чем мать родила. Конечно, ей приятно лупить зенки на таких вот мужиков.

– Дерьмо собачье! – приглушенно прорычал разъяренный Кулверт, зачесывая назад обеими руками остатки волос. После этого он снова снял трубку и быстро нажал на панели четыре кнопки. – Дай-ка мне Рэдхеда, сладенькая, – промурлыкал он в трубку, утрированно преувеличивая свой джорджийский выговор.

– Да, сэр, – вежливо отозвалась секретарша. – Он на другой линии, но я вызываю его. Не вешайте трубку, мистер Парнелл.

– До чего же ты хороша, малышка, что тот персик.

– Ох, что вы, спасибо. Не вешайте трубку.

Так-то оно лучше, рассудил про себя Кулверт. Подслащенная конфетка – это не то, что постоянное гавканье. Эта сучка, его первая помощница, могла бы поучиться у него, как ей обуздать свой южный гонор. Она-то разговаривает так, будто дантисты залепили все ее долбаные зубы каким-то быстросхватывающимся цементом.

– Это ты, Кулл? – плавное течение мыслей в голове Парнелла прервал голос Рэдхеда в трубке. Кулверт, не торопясь, дописал очередную пометку в блокноте.

– Ты офигительно прав, сынок. У нас проблема с приемом этого нового французского посла! Эта мадам-фрикасе опять взялась за свое. Я уже отправил приглашения нашим ребятам с Уолл-стрит, а она сказала, что мы должны сразить французишек этим веселеньким па-де-де-кордебалетом и фигли-мигли, и добавила, что она и первая леди очень заинтересованы в том, чтобы все сошло гладко. А ты знаешь, сколько дерут наличными эти танцоры? Наши денежные мешки с ума посходили от французов, не знаю, по делу или нет, но эта шишка из Белого дома явно теперь начнет тащить их себе под бок. Каждая лягушка в Бурже будет считать, что у нее теперь есть родня в Штатах.

– Забудь про это, Кулл, – прервал его Рэдхед. – Тут, похоже, наклевывается что-то большее, чем твои танцоры, и я даже не разберу, что к чему. Какая-то дрянь.

– О чем это ты?

– Когда мы были в Сайгоне, ты слышал о чем-нибудь или о ком-нибудь по имени Снейк Леди?

– Леди с замечательными глазами. Нет, не слышал. А что такое?

– Парень, с которым я только что говорил, обещал перезвонить через пять минут. Так вот, похоже, он угрожал мне. Точно так и звучало – он грозил мне, Кулл! Он говорил о Сайгоне, подразумевая что-то ужасное, случившееся там, повторил имя Снейк Леди несколько раз и как будто ждал, что я сейчас рвану в кусты.

– Отправь этого сукиного сына ко мне! – неожиданно заорал Парнелл. – Я уже знаю, о чем он говорит! Это все моя слюнявая сучка, моя первая помощница – она и есть Снейк Леди! Дашь этому слизняку мой номер и скажешь, что я все знаю про это дерьмо!

– А мне-то хоть можешь рассказать, Кулл?

– Какого черта, Рэдхед, ты же сам там был… Мы затеяли там пару-тройку игр, ну, этих мини-казино, в которых нескольких придурков из Штаба раздели почти догола. Но скажи мне, на что еще солдатам бабки? Саван себе заказывать, что ли? Гораздо лучше было им сидеть в наших чистеньких комнатках за столиками, чем слоняться без дела по улицам… Нет, Рэдхед, похоже, что эта пижонка, так называемая первая помощница, думает, что она раздобыла что-то на меня, и поэтому-то и действует через тебя, ведь все знают, что мы приятели… Скажи этой погани, пусть он звонит мне, а я уж разберусь с ним. Суну его носом прямо в эту суку. От дьявол, она еще пожалеет! Она вылетит отсюда вместе со своими васильками-дергунчиками!

– Хорошо, Кулл, я скажу ему о тебе, – ответил Рэдхед, известный еще как вице-президент Соединенных Штатов, и повесил трубку.

Через пять минут телефон зазвонил снова. Парнелл схватил трубку. В ухо ему заговорщически зашептали:

– «Снейк Леди». У нас неприятности, Кулверт.

– Ну уж нет, слушай сюда, бобовая голова, я сейчас скажу тебе, у кого могут быть неприятности! Она ведь не женщина, она – сука! Может, один или два из сорока или тридцати ее слабосильных мужьев когда и продули свои легкие денежки в Сайгоне, но всем тогда было на это плевать и теперь плевать тоже. Особенно одному морскому полковнику, в любое время дня и ночи знающему толк в хорошем покере, в это утро, между прочим, сидящему в Овальном кабинете. И еще ты, мошонка без яиц, если он узнает, что вы с ней стараетесь опоганить храбрых ребят, пытавшихся немного расслабиться в перерывах между схватками в этой неблагодарной войне…