Текст книги "Протокол «Сигма»"

– О, господи, – чуть слышно прошептала она. – Вы похожи с ним как две капли воды. Это… это… все равно что увидеть привидение. – Напряженная маска, сковывавшая ее лицо, внезапно треснула. – Великий боже, – выдохнула она, разразившись рыданиями, – он был так осторожен! Столько… столько лет…

Бен в полной растерянности смотрел на женщину-врача.

– Он не вернулся домой той ночью, – она говорила так поспешно, словно боялась не успеть. – Я не ложилась спать, волновалась, мне было страшно. – Женщина закрыла лицо руками. – А потом приехал Дайтер и рассказал мне, что случилось…

– Лизл… – сдавленным шепотом выговорил Бен.

– О, боже! – простонала она, захлебываясь слезами. – Он был такой… такой хороший человек. Я так любила его!

Бен обнял ее обеими руками, прижал к себе, желая поддержать и утешить женщину, которую любил его брат, и почувствовал, что у него из глаз тоже полились слезы.

Асунсьон, Парагвай

В аэропорту Асунсьона Анну остановил толстомордый парагвайский таможенник в голубой рубашке с короткими рукавами и при галстуке. Глядя на его волосы и цвет лица, Анна могла с уверенностью сказать, что он, как и большинство парагвайцев, был метисом, потомком многочисленных браков между испанцами и индейцами.

Он окинул Анну оценивающим взглядом, а потом ткнул пальцем в сумку, которая была у нее с собой, жестом потребовав открыть ее. Задав несколько вопросов на языке, который, если отбросить страшный акцент, мог бы сойти за английский, он снова посмотрел на Анну – в этом взгляде очевидное разочарование смешивалось с нескрываемым негодованием – и взмахом руки позволил ей пройти.

Анна ощущала себя примерно так же, как преступник, перевозящий наркотики. Согласно обычным инструкциям для федеральных служащих, прибывший в страну агент должен был отметиться в местном посольстве, но она вовсе не собиралась так поступать. Слишком уж большой была опасность утечки. Но в случае каких-нибудь неприятностей ей позднее придется отвечать за нарушение протокольного порядка.

В переполненном зале аэропорта она разыскала телефон-автомат. На то, чтобы разобраться, как здесь использовать телефонную карточку, ушла еще пара минут.

На ее автоответчике оказалось сообщение от Арлисса Дюпре, который требовал, чтобы Анна сказала, когда она вернется к своей работе в УСР. А затем следовало сообщение от сержанта Арсено из Конной полиции. Токсикологическая экспертиза была закончена. О результатах он ничего не сообщил.

Когда Анна дозвонилась до штаб-квартиры Конной полиции в Оттаве, ей пришлось ждать у телефона добрых пять минут, прежде чем там разыскали Рона Арсено.

– Анна? Как ваши дела?

Ей все стало ясно уже по его интонации.

– Ничего, да?

– Мне очень жаль, – Нисколько ему не жаль! – но, боюсь, что вы даром потеряли здесь время.

– Мне так не кажется. – Анна изо всех сил старалась скрыть свое разочарование. – Само наличие следа от инъекции – уже существенный факт. Вы не будете против того, чтобы я поговорила с токсикологом?

Он на секунду заколебался.

– Почему бы и нет, но вряд ли это хоть что-нибудь изменит.

– Но в любом случае ничему не повредит.

– Да, наверно, вы правы. – Арсено продиктовал ей телефонный номер в Галифаксе.

Аэропорт сотрясался от шума самолетов и голосов мельтешащих людей, так что расслышать собеседника, находившегося на расстоянии в четверть меридиана, было довольно трудно. Токсиколога звали Денис Виз. Его высокий хриплый голос мог принадлежать человеку любого возраста – от двадцати до шестидесяти лет.

– Мы провели все до одного те анализы, которые вы указали, и еще несколько сверх того, – как бы оправдываясь, заявил он.

Анна попыталась представить его себе и решила, что он должен быть маленьким и лысым.

– Я вам очень признательна.

– Вы знаете, что это была чрезвычайно дорогостоящая работа?

– Мы оплатим ее. Но позвольте мне задать вам еще один вопрос: существуют ли такие вещества… такие токсины, которые могут переходить из крови в мозг, а потом не выводятся обратно? – Артур Хаммонд, ее эксперт по ядам, мимоходом упомянул и о таком сценарии.

– Полагаю, что существуют.

– И их можно найти только в спинномозговой жидкости?

– Я не стал бы полагаться на это, хотя такое возможно. – Токсиколог говорил сдержанно; его, судя по всему, не вдохновляли новые теории Анны.

Анна немного подождала и, когда убедилась в том, что продолжения не последует, задала очевидный вопрос:

– Как насчет спинномозговой пункции?

– Невозможно.

– Почему?

– Во-первых, невозможно сделать пункцию на мертвом теле. Нет давления. Вещество не выйдет наружу. И, во-вторых, тела уже нет.

– Похоронили? – Анна закусила нижнюю губу. – Проклятье!

– Сегодня вечером, наверно, состоится панихида. Тело уже перевезли в погребальный зал. А похороны завтра утром.

– Но вы могли бы попасть туда, не так ли?

– Теоретически да, но зачем?

– Ведь водянистая влага[22]22
  Водянистая влага – внутриглазная жидкость, снабжающая питательными веществами роговицу и хрусталик.


[Закрыть] это почти то же самое, что и спинномозговая жидкость?

– Да.

– Вы можете взять ее пробу?

Пауза.

– Но вы не заказывали такой пробы.

– Я только что ее заказала, – ответила Анна.

Меттленберг, Санкт-Галлен, Швейцария

Лизл надолго умолкла. Слезы, только что обильно струившиеся по щекам и падавшие на воротник простенькой хлопчатобумажной блузки, начали высыхать.

Конечно же, это была она. Как он мог не догадаться с первого взгляда?

Они расположились на переднем сиденье ее автомобиля. Стоять на открытом со всех сторон асфальтовом островке бензоколонки было слишком уж опасно, сказала она, едва к ней вернулось самообладание. Бен вспомнил, как недавно вот так же сидел рядом с братом в грузовике Питера.

Женщина смотрела вперед через ветровое стекло. Стояла полная тишина, которую нарушал лишь шум изредка проезжавших автомобилей – хриплые короткие завывания сигналов грузовиков.

В конце концов она заговорила:

– Вам опасно находиться здесь.

– Я принял меры предосторожности.

– Если кто-нибудь увидит вас со мной…

– То подумает, что это Питер, ваш муж.

– Но если те люди, которые убили его, которые знают, что он мертв, каким-то образом выследили меня…

– Если бы они выследили вас, то мы с вами сейчас не сидели бы здесь, – веско заметил Бен. – Вы уже были бы мертвы.

Лизл опять умолкла. Затем спросила:

– А как вы сюда добирались?

Бен подробно рассказал о частных самолетах и случайных автомобилях, которые он использовал на своем окольном пути. Он знал, что описание принятых им предосторожностей поможет ей успокоиться. Женщина кивнула, и в ее глазах он увидел благодарность.

– Насколько я себе представляю, все эти предосторожности стали главной частью вашего с Питером образа жизни, – сказал Бен. – Питер рассказал мне, что это вы изобрели его ложную смерть. Это было блестяще.

– Если бы это было так блестяще, как вы говорите, – с печальной иронией ответила Лизл, – им никогда не удалось бы снова найти его.

– Нет. Я виню в этом только себя. Мне не следовало никогда приезжать в Швейцарию. Не окажись я здесь, эти паразиты не вылезли бы из своих щелей.

– Но откуда вы могли знать, как на самом деле обстоят дела? Вы же не думали, что Питер жив! – она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

Ее кожа была очень бледной, почти прозрачной, а каштановые волосы отливали темным золотом. Она была очень стройной; простую белую блузку приподнимали небольшие идеально округлые груди. Ее красота казалась чрезмерной, даже экстравагантной.

Ничего удивительного, что Питер решил расстаться со всем, что у него было, чтобы прожить жизнь с этой женщиной. Бен чувствовал властную притягательность этой красоты, но твердо знал, что никогда в жизни не поддастся этому влечению.

– Вы живете не под своим настоящим именем, – заметил он.

– Конечно, нет. Все мои местные знакомые знают меня под другим именем. Я совершенно официально поменяла его. Маргаритой Хубли звали сестру моей бабушки. А насчет Питера им было известно только то, что он был моим дружком, канадским начинающим писателем, которому я немного помогала. Они знали его тоже под другим именем…

Ее голос упал до шепота; она умолкла и на несколько секунд уставилась в темное окно.

– Тем не менее он продолжал поддерживать кое-какие из своих контактов – с теми, кому он безусловно доверял. Он называл их своей «системой раннего оповещения». А потом, несколько дней назад, когда ему позвонили и рассказали о кровопролитии на Банхофштрассе… Он понял, что там произошло. Я умоляла его ничего не делать. Но нет, он настоял на этом! Сказал, что у него нет выбора. – Черты ее лица исказились в презрительной гримасе, голос сорвался на пронзительное рыданье. Сердце Бена сжалось от боли.

Она снова заговорила слабым, сдавленным голосом:

– Он должен был защитить вас. Уговорить вас уехать из страны. Он должен был спасти вашу жизнь, невзирая на то, что сам подвергался при этом смертельной опасности. О, боже, я говорила, что ему не следует ехать. Я просила, я умоляла его.

Бен взял ее за руку.

– Мне так жаль… – А действительно, что он мог сказать? Разве можно передать словами, как ему мучительно больно, что пришлось умереть Питеру, а не ему самому? Он скорбит, что все сложилось так, а не иначе. И еще одно – он любил Питера гораздо дольше, чем она.

Голос Лизл снова смягчился.

– Я ведь даже не могу попросить, чтобы мне выдали его тело, не так ли?

– Нет. И никто из нас не может.

Она сглотнула слюну.

– Вы знаете, Питер очень любил вас…

Ему было очень больно слышать это. Он вздрогнул.

– Мы много дрались. Я думаю, что это наподобие того закона физики, знаете, где говорится, что каждое действие вызывает равное и противоположно направленное противодействие.

– Вы двое не просто выглядели похожими, но и были очень схожи между собой.

– Не слишком.

– Это может сказать только близнец.

– Вы меня совсем не знаете. По темпераменту, по эмоциональному строю мы были совершенно разными.

– Возможно, это такая же разница, какая бывает между двумя снежинками. Несмотря на некоторые различия, они все равно остаются снежинками.

Бен с благодарностью улыбнулся.

– Я не уверен, что нас можно было назвать снежинками. Мы всегда причиняли окружающим слишком много беспокойства.

Что-то в ней снова сломалось. Теперь она плакала навзрыд, и при виде ее муки сердце Бена готово было разорваться.

– О, боже, но зачем им нужно было убивать его? Для чего? Зачем? Он никогда ничего не сказал бы, он же не был дураком!

Бен терпеливо ждал, пока она не успокоилась снова.

– Питер сказал мне, что он нашел документ, список имен. Двадцать три фамилии высокопоставленных государственных деятелей и промышленников. «Люди, о которых ты должен был слышать», – сказал он. Он сказал, что это был учредительный документ какой-то организации, созданной здесь, в Швейцарии.

– Да.

– Вы видели этот документ.

– Видела.

– Он вам показался подлинным?

– Насколько я могу судить, да. Все признаки, даже машинопись, походили на те, относившиеся к тысяча девятьсот сороковым годам бумаги, которые мне доводилось видеть.

– И где он теперь находится?

Лизл поджала губы.

– Перед тем как мы уехали из Цюриха, Питер открыл счет в банке. Сказал, что делает это прежде всего ради сейфа, который при этом выделяет банк. Он хотел держать там бумаги. Я не знаю наверняка, но мне кажется, что он должен был поместить этот список туда.

– А не мог ли он спрятать его дома, в вашей хижине?

– Нет, – быстро ответила Лизл, – в нашей хижине нет никаких укромных мест.

Бен мысленно отметил, что она отреагировала на его слова слишком поспешно.

– А ключ от этого сейфа у вас?

– Нет.

– Если счет на имя Питера, разве не было опасности того, что плохие парни могли бы узнать о его существовании?

– Именно поэтому он не стал открывать его на свое имя. Счет открыт на имя его поверенного.

– Вы помните, кто это был?

– Конечно. Это мой кузен доктор Маттиас Дешнер. Даже не кузен, а троюродный брат. Дальний родственник, достаточно дальний для того, чтобы никто не мог бы догадаться о его связи с нами… со мной. Но он хороший человек, заслуживающий полного доверия. Его контора находится в Цюрихе, на улице Санкт-Аннагассе.

– Значит, вы доверяете ему?

– Целиком и полностью. В конце концов, я доверяла ему наши жизни. Он никогда не предавал нас и никогда не предаст.

– Если по прошествии стольких лет люди, обладающие влиянием, властью и широко разветвленными связями, идут на такие отчаянные меры для того, чтобы заполучить этот документ, он должен быть чрезвычайно важным. – Перед мысленным взором Бена вдруг возникло ужасное зрелище безжизненного тела Питера, залитого кровью. Спазм стиснул его грудь с такой силой, что он был не в состоянии вдохнуть. Питер напал на след, – думал он, – и они убили его.

– Они должны бояться того, что их имена станут известны публике, – сказала Лизл.

– Но многие ли могли уцелеть по прошествии всех этих лет?

– У них есть наследники. У сильных людей могут оказаться сильные преемники.

– А также и не настолько сильные. Где-нибудь должно оказаться слабое звено. – Бен запнулся. – Это безумие, вся эта история. Мысль о том, что кто-нибудь станет тревожиться по поводу корпорации, основанной полстолетия тому назад… Это даже на слух кажется сумасшествием!

Лизл рассмеялась – горько, невесело.

– Это все взаимосвязано, не так ли? Я имею в виду вопрос о том, что имеет смысл, а что не имеет. Много ли смысла осталось в вашей собственной упорядоченной и хорошо организованной жизни?

Всего неделю назад он проводил основную часть времени в отделе «развития» фирмы «Хартманс Капитал Менеджмент», обхаживая старых клиентов и создавая новые перспективы, излучая во все стороны яркий свет своего обаяния. Это больше не был тот мир, в котором он мог обитать: столь значительная часть того, среди чего он вырос, оказалась ложью, частью огромного обмана, который он вряд ли сумел бы раскрыть. Кавано был приставлен к тебе, сказал Питер. Корпорация – эта самая группа «Сигма», чем бы она ни являлась на самом деле, – похоже, имела своих людей повсюду. Неужели именно поэтому его мать так настаивала на том, чтобы он после смерти Питера вернулся к делам семейной фирмы? Вероятно, она полагала, что там он будет в большей безопасности, будет лучше защищен от угроз и от тех истин, о существовании которых он мог случайно узнать или начать догадываться.

– Не удалось ли Питеру выяснить что-нибудь еще по поводу этой корпорации «Сигма»? Прежде всего насчет того, была ли у нее какая-нибудь видимая история?

Лизл нервным движением откинула волосы назад; негромко звякнули браслеты.

– Мы узнали очень немного. Я имею в виду – конкретного. Очень многое так и осталось догадками. В чем мы уверены – были уверены… – так это в том, что существуют теневые корпорации и личные состояния, которые тратят очень много сил на уничтожение следов своего происхождения. Они безжалостны, эти фирмы, и им служат точно такие же люди. Их не тревожат такие глупости, как этика. Едва лишь они каким-то образом узнали, что Питер завладел бумагой, которая могла показать их причастность к «Сигме» – их или их отцов – и, возможно, сделать всеобщим достоянием те соглашения, которые они заключали во время войны… Как только они узнали об этом, тут же, нисколько не смущаясь, начали покушения на него и продолжали до тех пор, пока не добились своего. Они без всяких колебаний убьют вас, или меня, или любого другого, кто, по их мнению, может обнародовать их деятельность или помешать им, или просто слишком много знает об их существовании. Но Питер также пришел к выводу, что все эти типы собрались вместе для того, чтобы творить серьезные дела. Чтобы… чтобы управлять событиями во всем мире.

– Но когда Питер говорил со мной, он лишь рассуждал о том, что кто-нибудь из старых членов правления может защищать таким образом свои собственные состояния.

– Если бы у него хватило времени, вы узнали бы обо всех его теориях.

– Питер когда-нибудь говорил о нашем отце?

Лизл скорчила кривую гримасу.

– Только то, что он был лицемером и лжецом мирового класса, что он вовсе не был уцелевшей жертвой холокоста. – И язвительно добавила: – Если бы не это, Питер, конечно, любил бы его всей душой.

Бен мельком подумал, а не могла ли за этой ядовитой иронией скрываться капля правды.

– Послушайте, Лизл, мне нужно, чтобы вы сказали мне, как связаться с вашим кузеном, адвокатом. Дешнер, правильно?

– Маттиас Дешнер. Но для чего?

– Вы же знаете. Получить документ.

– Я спросила: для чего? – в ее голосе звучала нескрываемая горечь. – Для того, чтобы вас тоже убили?

– Нет, Лизл. Смерть совершенно не входит в мои планы.

– В таком случае у вас должна быть какая-нибудь идея по поводу того, зачем вам нужно получить этот документ. Такая идея, которая, может быть, просто не придет мне в голову.

– Не знаю, придет вам на ум такая мысль или нет, но я хочу отыскать убийц.

Он приготовился услышать сердитую отповедь и потому был удивлен, когда женщина ответила негромко, спокойным утвердительным тоном:

– Вы желаете отомстить за его смерть.

– Да.

Ее глаза наполнились слезами. Губы искривились, как будто она пыталась сдержать подступившие рыдания.

– Да, – сказала она. – Если вы сможете сделать это… Если вы будете вести себя осторожно, так же осторожно, как вы добирались сюда, то для меня не может быть высшего счастья. Разыщите их, Бен. Заставьте их расплатиться за то, что они сделали. – Она крепко сжала нос большим и указательным пальцами, словно старалась сдержать чиханье. – Теперь мне нужно вернуться домой. Я должна попрощаться с вами.

Она казалась с виду безмятежной, но Бен все же сумел разглядеть глубоко затаенный страх. Это была сильная, замечательная женщина, настоящий бриллиант. Я сделаю это и для себя, и для вас, – подумал он.

– До свидания, Лизл, – сказал Бен, целуя ее в щеку.

– До свидания, Бен, – сказала Лизл, когда он вышел из автомобиля. Она еще долго смотрела на него. – Да, заставьте их расплатиться.

Глава 12

Асунсьон, Парагвай

Такси, которое Анна взяла в аэропорту, – старый, гремящий на всех ухабах «Фольксваген Жук», – оказалось далеко не таким симпатичным, каким показалось ей на первый взгляд. Можно было подумать, что у него вовсе не было глушителя. Они проехали мимо приятных на вид особняков в испанском колониальном стиле, а затем въехали в забитый транспортом деловой центр города, где на обсаженных деревьями улицах кишели пешеходы и ездили старинные желтые троллейбусы. Нигде за пределами Германии она не видела столько автомобилей «Мерседес Бенц», как здесь; многие из них – Анна хорошо это знала – были крадеными. Асунсьон, казалось, застыл в сороковых годах, и время проходило мимо, никак не сказываясь на его жизни.

Ее отель – маленький и непрезентабельный – размещался в деловом центре, на Колон. В путеводителе он был объявлен как трехзвездочный. Было ясно, что автору путеводителя специально за это заплатили. Портье сразу зауважал Анну, обратившуюся к нему на хорошем испанском языке.

Потолки в ее комнате были высокими, стены – облупленными, а так как окна выходили на улицу, то всю комнату наполняли невероятно громкие звуки, доносящиеся снаружи. По крайней мере в номере была своя ванна. Но если не хочешь, чтобы на тебя все обращали внимание, то не стоит останавливаться там, где обычно останавливаются «гринго».[23]23
  Гринго – оскорбительное прозвище, которым в странах Латинской Америки называют белых американцев из США и англичан, а также иногда других белых иностранцев.


[Закрыть]

Из маленького холодильника, носившего громкое имя «бар», Анна достала бутылочку aqua con gas[24]24
  Aqua con gas – газированная вода (исп.).


[Закрыть] – она оказалась лишь чуть-чуть холоднее воздуха в комнате, – не спеша напилась, а затем позвонила по номеру, который ей дали в Comisaria Centrico – главном управлении полиции.

Это не был официальный контакт. Капитан Луис Болгорио занимался в парагвайской policia расследованием убийств и несколько раз по телефону обращался за содействием к американским властям. Анна узнала его имя в обход официальных каналов, через своих друзей из ФБР. Болгорио был обязан американским полицейским своими служебными успехами, и это давало повод надеяться на его лояльность.

– Вам повезло, мисс Наварро, – сказал капитан Болгорио, когда они созвонились в следующий раз. – Вдова согласилась повидаться с вами, несмотря даже на то, что пребывает в трауре.

– Замечательно. – Они разговаривали на деловом языке, то есть по-испански. Повседневным языком здесь был гуарани[25]25
  Гуарани – язык одноименного племени латиноамериканских индейцев, обитающих в основном на территории Парагвая.


[Закрыть]. – Спасибо вам за помощь.

– Это богатая и важная дама. Надеюсь, вы отнесетесь к ней со всем уважением.

– Конечно. Тело…

– Это не по моему ведомству, но я могу устроить вам визит в полицейский морг.

– Отлично.

– Дом находится на Авенида Марискал Лопец. Вы сможете добраться туда на такси или мне вас подвезти?

– Я возьму такси.

– Очень хорошо. Я прихвачу с собой все документы, которые вы запрашивали. Когда мы встретимся?

Через консьержа она заказала такси и весь следующий час просматривала дело «жертвы» – хотя ей трудно было применять слово «жертва» к такому матерому преступнику.

Она знала, что вряд ли сумеет добыть еще какие-то сведения, помимо тех, которые содержались в картонной папке, предоставленной ей Аланом Бартлетом. Капитан Болгорио помогал ей лишь потому, что помощь, оказываемая ему самому время от времени Федеральной криминальной полицией Соединенных Штатов, обеспечила его успехи на родине и помогла произвести хорошее впечатление на начальство. Стопроцентная «услуга за услугу». Болгорио распорядился, чтобы тело Проспери пока задержали в морге.

Бартлет утверждал, что Парагвай печально известен своим отказом от сотрудничества в области экстрадиции и поэтому является общеизвестным убежищем для военных преступников и прочих людей, десятками лет скрывающихся от международного правосудия. Его одиозный коррумпированный диктатор, «пожизненный президент» генерал Альфредо Стресснер очень заботился об этом. После того как Стресснера в 1989 году скинули, появилась надежда на улучшение ситуации. Но ей не суждено было сбыться. Парагвай так и остался невосприимчивым к требованиям экстрадиции.

Так что эта страна была идеальным местом для престарелого негодяя вроде Марселя Проспери. Корсиканец родом, Марсель Проспери, по существу, был правителем Марселя во время Второй мировой войны, а после ее окончания контролировал героиновый бизнес, проституцию и сделки по купле-продаже оружия. Вскоре после того, как война закончилась и Интерпол снова взялся за дело, он бежал в Италию, затем в Испанию, а оттуда в Парагвай. Здесь Проспери развернул южноамериканскую сеть по доставке героина из Марселя – так называемый «французский канал», по которому большая часть снежно-белого марсельского героина попадала на американские улицы. Действовал он совместно с главным наркодельцом американской мафии Санто Траффиканте-младшим, который контролировал большую часть наркоимпорта в США. В подельниках Проспери, и Анна это знала, ходили даже некоторые высшие государственные чиновники Парагвая. Все это означало, что Проспери даже после смерти оставался очень опасным человеком.

В Парагвае у Проспери был респектабельный легальный бизнес – он владел сетью агентств по продаже автомобилей. Однако последние несколько лет он был прикован к постели. А два дня назад умер.

Одеваясь перед встречей с его вдовой, Анна обдумывала все детали дел Проспери и Мэйлхота. На основе того, что она узнала от вдовы Мэйлхота и из результатов вскрытия, она готова была держать пари, что Проспери тоже умер не своей смертью.

Но кто бы ни были убийцы, они отличались находчивостью, умом и имели многочисленные связи.

Тот факт, что все убитые значились в бартлетовских документах по «Сигме», был очень важен, но что он давал? Где обретаются остальные, обладавшие доступом к этим именам и делам, – в министерстве юстиции, в ЦРУ или за рубежом? Быть может, произошла какая-то утечка и содержание этого списка стало известно не тем, кому следовало?

У нее начала складываться теория. Убийцы – а скорее всего, их должно быть несколько, – вероятно, не испытывают финансовых проблем и имеют доступ к нужной информации. Если они действуют не сами по себе, то, значит, их нанял кто-то, обладающий деньгами и властью, – но из каких побуждений? И почему сейчас, почему так внезапно?

Анна снова вернулась к проблеме списка – кто именно мог его видеть? Бартлет говорил о внутренней ревизии, проведенной ЦРУ, и о решении подключить к ней ОВВ. Сделать это посоветовали люди, руководившие расследованием, крупные правительственные чиновники. Мог ли видеть эти документы сам министр юстиции?

И все равно оставалось несколько вопросов, которые прямо-таки бросались в глаза.

Почему убийства замаскированы под естественную смерть? Почему так важно сохранить сам факт убийства в секрете?

И как насчет…

Зазвонил телефон, вернув ее к реальности. Такси прибыло.

Она закончила наносить макияж и спустилась вниз.

Такси – серебристый «Мерседес», может быть, тоже краденый – пробивалось сквозь толпу на улицах Асунсьона, явно нисколько не считаясь с тезисом о драгоценности человеческой жизни. Водитель, красивый мужчина лет под сорок, с желтовато-коричневым лицом, карими глазами и тщательно, волосок к волоску, прилизанной прической, одетый в очень идущую ему белую полотняную тропическую рубашку, то и дело оглядывался на нее, будто рассчитывал на более близкое знакомство.

Анна открыто игнорировала его. Латиноамериканский повеса, питающий к ней интерес, был ей нужен меньше всего на свете. Когда машина остановилась перед светофором, она взглянула из окна на уличного торговца, поднесшего к самому окну такси целую кучу часов – сплошь поддельные «Ролексы» и «Картье», – и отрицательно покачала головой. Рядом крутился еще один продавец – вернее, продавщица, – дряхлая старуха с травами и кореньями.

С момента прибытия в город Анна не видела ни одного белого. Может быть, они и вовсе здесь не попадаются. Асунсьон все-таки не Париж. Автобус, ехавший перед ними, изрыгнул облако вонючего дыма. Раздался всплеск инструментальной музыки.

Она заметила, что движение поредело, улицы стали шире, по сторонам появились деревья. Они находились в предместьях, приближаясь к цели. У нее была в сумочке карта города, но она не хотела без необходимости доставать ее.

Она вспомнила слова капитана Болгорио о том, что дом Проспери находится на Авенида Марискал Лопец, а это было в восточном секторе, на пути в аэропорт. Анна проезжала по этой улице, когда ехала в город, именно там находились эти красивые особняки в испанском колониальном стиле.

Но на улице, которую она видела сейчас из окна, не было ничего знакомого. Совершенно точно, она никогда не видела эту часть города.

Она подняла глаза на водителя и спросила:

– Куда мы едем?

Он не ответил.

– Эй, послушайте… – начала Анна, но тут водитель резко свернул на обочину. Улица была тихой, машин на ней почти не видно.

О, Иисус.

У нее нет оружия. Ее пистолет заперт в ящике стола в офисе. Ее подготовка по части боевых искусств и самозащиты вряд ли…

Водитель обернулся и наставил на нее большой черный пистолет 38-го калибра.

– Теперь будем говорить, – сказал он. – Ты прилетела из Америки. Ты хочешь посетить имение сеньора Проспери. Ты понимаешь, почему некоторые люди тобою интересуются?

Анна постаралась взять себя в руки и сохранять спокойствие. Если у нее и могло быть какое-то преимущество, то только психологического плана. Минус противника состоял в том, что его знания ограниченны. Он не знал, кто она такая. Или же знал?

– Если ты – шлюха из отдела по борьбе с наркотиками, то у меня есть друзья, которые с удовольствием согласятся немного поразвлечь тебя… перед тем как ты навсегда исчезнешь при невыясненных обстоятельствах. Кстати, ты не одна такая – были и до тебя. Если же ты politico из Америки, то у меня найдутся другие друзья, которые с радостью с тобой, так сказать, поговорят.

Анна придала своему лицу выражение скуки пополам с презрением.

– Ты все время говоришь про «друзей», – сказала она, затем прошипела на своем хорошем испанском: – El muerto al hoyo y le vivo al bollo. У мертвецов не бывает друзей.

– Не хочешь выбрать себе смерть? Это единственный выбор, доступный большинству людей.

– Первым придется выбирать тебе. El que mucho habla mucho erro. Мне тебя жалко – дали тебе задание, а ты его так похабно провалил. Неужели ты действительно не знаешь, кто я такая?

– Если ты такая умная, то скажи.

Она пренебрежительно усмехнулась:

– А вот этого я сделать не могу. – Она сделала паузу. – Пепито Саласару это не понравится.

Улыбка медленно сползла с лица водителя:

– Вы сказали «Саласар»? – услышав это имя, он перешел на «вы».

Наварро упомянула имя одного из самых влиятельных экспортеров кокаина в этом регионе, человека, чье торговое предприятие превосходило даже размах больших шишек из Медельина.[26]26
  Медельин – город в Колумбии, являющийся центром наркоторговли всего Американского континента.


[Закрыть]

Теперь водитель смотрел подозрительно:

– Имя назвать легко…

– Сегодня вечером, когда я вернусь в Палаквинто, я назову твое имя, – вызывающим тоном отчеканила Анна. Палаквинто – так называлось горное убежище Саласара, и это название было известно лишь очень ограниченному кругу людей. – Я сожалею, что нас формально не представили друг другу.

Мужчина заговорил дрожащим голосом. Причинять неудобства персональному курьеру Саласара – значило серьезно испортить себе жизнь, а то и вовсе потерять ее.

– Я слышал рассказы про Палаквинто – золотые водопроводные краны, фонтаны с шампанским…

– Это только для тех, кого там принимают, а на твоем месте я не стала бы рассчитывать на приглашение. – Она сунула руку в сумочку – за ключами от номера.

– Вы должны меня извинить, – просительно произнес мужчина. – Полученные мною инструкции исходили от недостаточно осведомленных людей. Никто из нас даже и не думал о том, чтобы оскорбить кого-нибудь из окружения Саласара.

– Пепито знает о том, что жизнь не обходится без ошибок. – Анна посмотрела на пистолет в расслабившейся руке мужчины, ободряюще улыбнулась, а потом стремительным движением вонзила ключи в его запястье. Зазубренная сталь проткнула кожу, задев сухожилие, и пистолет упал Анне на колени. Водитель взвыл от боли, а она быстрым и ловким движением схватила оружие и приставила дуло к его затылку.

– La mejor palabra es la que no se dice, – процедила она через стиснутые зубы. – Самое лучшее слово, это то, которое не сказано.

Она приказала ему выйти из машины и отступить на пятнадцать шагов в чахлые придорожные кусты, затем пересела на его место и умчалась прочь. Она строго приказала себе не тратить времени на воспоминания об этой весьма неприятной стычке и не поддаваться панике, которая могла овладеть ее инстинктами и перекинуться на разум. У нее были еще дела, которые следовало сделать.

Дом, принадлежавший Марселю Проспери, стоял немного отступя от Авениды Марискал Лопец. Этот огромный особняк в испанском колониальном стиле, окруженный довольно экстравагантным, но при этом изумительно ухоженным парком, напомнил Анне старинные дома, построенные испанскими миссионерами в Калифорнии. Но вместо обычного газона за кованой железной оградой здесь виднелись террасы, засаженные рядами кактусов и буйной дикой растительностью.