Текст книги "Протокол «Сигма»"
Автор книги: Роберт Ладлэм
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Лондон
В пабе, носившем название «Альбион» – он находился на Гаррик-стрит, на краю Ковент-гарден, – были низкие потолки, нарочито грубые деревянные столы, а пол посыпали опилками. Это было одно из тех заведений, где можно выпить любой из двадцати сортов настоящего эля и съесть сосиски с картофельным пюре, пудинг с почками и знаменитый «долматец» – вареный пудинг с изюмом. Во время ленча сюда битком набивались элегантные банкиры и деятели рекламного бизнеса.
Жан-Люк Пассар, младший офицер охраны Корпорации, понял, почему англичанин выбрал для встречи именно это место, как только вошел в паб. Здесь было столько народу, что наверняка никто не обратит на них внимания.
Англичанин сидел в кабинке один. Он выглядел именно так, как его описали: неприметный человек лет сорока, с торчащими ежиком преждевременно поседевшими волосами. При более пристальном взгляде становилось видно, что кожа на его лице была очень гладкой, почти натянутой, как после косметической операции. Одет он был в синюю спортивную куртку и белую водолазку. Плечи у него были широкими, а талия тонкой; даже издалека он казался очень хорошо развитым физически. И все же в толпе вряд ли кто-нибудь обратил бы на него особое внимание.
Пассар сел напротив него за столик в кабинке и протянул руку:
– Жан-Люк.
– Тревор Гриффитс, – в свою очередь представился англичанин. Рукопожатие его было вялым, чуть заметным, словно у человека, которого совершенно не интересует, что о нем могут подумать. Ладонь оказалась большой, гладкой и сухой.
– Встреча с вами – это честь для меня, – сказал Пассар. – Об услугах, оказанных вами Корпорации за эти годы, рассказывают легенды.
В мертвенно неподвижных серых глазах Тревора не появилось никакого выражения.
– Мы не стали бы тревожить вас в вашей… вашей отставке, если бы не возникла крайняя необходимость.
– Вы изгадили какое-то дело. – Это был не вопрос, а утверждение.
– Мы потерпели неудачу.
– И хотите повторить попытку.
– Можно сказать, заручиться страховым полисом. Дополнительной гарантией. Мы и впрямь не можем позволить себе неудачу.
– Я работаю один. Вы это знаете.
– Ну, конечно же. При тех результатах, которых вы добиваетесь, никому не придет в голову подвергать сомнению ваши методы. Вы сами решите проблему, как сочтете нужным.
– Хорошо. Теперь дальше. Нам известно местонахождение цели?
– В последний раз его видели в Цюрихе. Но мы не знаем точно, куда он отправился дальше.
Тревор молча вскинул бровь.
Пассар покраснел.
– Он любитель. Периодически выходит на поверхность. Скоро мы снова выйдем на его след.
– Мне потребуется хороший комплект фотографий цели, сделанных в максимальном количестве ракурсов.
Пассар пододвинул к собеседнику через стол большой конверт из плотной бумаги.
– Уже сделано. Там также лежат закодированные инструкции. Как вы понимаете, мы хотим, чтобы работа была проделана быстро и так, чтобы не осталось следов.
Тревор Гриффитс одарил Пассара взглядом удава боа-констриктора.
– Вы уже впутали в дело нескольких неумех. Мало того, что вы попусту потратили и деньги, и время, – вы еще и понапрасну встревожили клиента. Он теперь напуган, осторожен и, без сомнения, позаботился о том, чтобы передать своим поверенным документы, которые будут преданы гласности в случае его смерти при любых мало-мальски подозрительных обстоятельствах. Поэтому к нему теперь гораздо сложнее подобраться. Ни вам, ни вашим руководителям не стоит утруждать себя попытками давать мне советы по поводу того, как выполнять мою работу.
– Но вы уверены, что справитесь с этим делом?
– Я полагаю, вы пришли ко мне ради него?
– Да.
– В таком случае не задавайте дурацких вопросов. Мы все обсудили? Тогда давайте расстанемся, поскольку у меня намечается очень занятой вечер.
Анна вернулась в свой номер, нашла в мини-баре крошечную бутылочку с белым вином, отвинтила пробку, налила вино в пластмассовый стаканчик, выпила одним глотком, а потом поспешила в ванную и пустила такую горячую воду, какую только могла выдержать. Пятнадцать минут она лежала в кипятке, пытаясь упорядочить мысли и начать спокойно думать, но перед глазами у нее все так же стояла тупая хромированная решетка «Таункара». И еще в мозгу звучал негромкий голос Призрака, его слова: «Я не верю в совпадения, мисс Наварро. А вы?»
И все же самообладание постепенно возвращалось к ней. Что случилось, то случилось, не так ли? Важной частью ее работы являлось понимание того, чему следует придавать значение, а чему нет, но существовала еще профессиональная опасность искать смысл в тех вещах, в которых его вовсе не было.
Затем она завернулась в махровый халат. После ванны она почувствовала себя гораздо спокойнее и поняла, что очень голодна. На полу лежал подсунутый под дверь конверт из крафтбумаги. Анна подняла его и опустилась в кресло, обтянутое материей в цветочек. В конверте оказались копии банковских документов Мэйлхота за последние четыре года.
Зазвонил телефон.
Это был сержант Арсено.
– В половине одиннадцатого мы с вами сможем встретиться со вдовой. Вас устраивает это время? – В телефонной трубке она слышала тот шум, который всегда можно услышать вечером в любом полицейском отделении.
– Да, встретимся там в десять тридцать, – решительно ответила Анна. – Благодарю вас. – Она на мгновение задумалась, стоит ли говорить ему о случае с «Таункаром», и решила, что не стоит. Почему-то она опасалась, что это подорвет ее авторитет – что она покажется коллеге уязвимой, напуганной, легко впадающей в панику.
– Что ж… – сказал Арсено и немного замялся. – Пожалуй, в таком случае я поеду домой. Я не думаю… Я буду проезжать мимо вас, так что, если вы надумали чего-нибудь перекусить… – Он говорил быстро, обрывая фразы, не договорив. – Или, может быть, выпить рюмочку на сон грядущий. – Было видно, что он старается придать своим словам шутливый тон. – Или еще что-нибудь в этом роде…
Анна ответила не сразу. Вообще-то она была бы не против того, чтобы провести вечер в компании.
– Спасибо вам за предложение, – сказала она после паузы. – Но я на самом деле устала.
– Я тоже, – быстро откликнулся он. – Долгий выдался день. Ну, что ж, в таком случае увидимся утром. – Его тон чуть заметно изменился: теперь это был уже не мужчина, уговаривавший женщину провести с ним вечер, а профессионал, говорящий с другим профессионалом.
Положив трубку, Анна почувствовала ощущение пустоты. Потом она закрыла шторы на окнах и принялась изучать документы. Ей нужно было еще много чего сделать.
Она была уверена в том, что настоящая причина того, что она до сих пор не вышла замуж и не допускала слишком серьезных отношений, состояла в том, что она хотела полностью управлять своей собственной жизнью. Как только вступишь в брак, сразу появляется обязанность перед кем-то отчитываться. Если ты хочешь что-то купить, то нужно доказывать необходимость покупки. Нельзя работать до глубокой ночи, не испытывая чувства вины перед супругом, нужно договариваться и оправдываться за задержку. Твоим временем распоряжаешься уже не ты, а кто-то другой.
Коллеги по управлению, не слишком хорошо знавшие ее, называли ее Ледяной девой и, вероятно, какими-то куда более оскорбительными прозвищами – главным образом потому, что она редко с кем-нибудь встречалась. Причем так относился к ней не один только Дюпре. Людям не нравится, когда привлекательные женщины слишком долго остаются одинокими. Это оскорбляет их представление о естественном порядке вещей. Они были не в состоянии понять одного: она была самым настоящим трудоголиком и, мало общаясь с людьми, почти не имела времени на то, чтобы каким-то образом знакомиться с мужчинами. Все те мужчины, с которыми она часто имела дело, работали вместе с нею в УСР, а романы с коллегами не могли повлечь за собой ничего, кроме неприятностей.
Или по крайней мере так она себе говорила. Она предпочитала не думать о том, что произошло с нею, когда она училась в школе, хотя все еще продолжала переживать этот случай и почти каждый день вспоминала о Брэде Риди – вспоминала со свирепой ненавистью. Если в метро ей случалось уловить запах цитрусового одеколона, которым обычно пользовался Брэд, то ее сердце стискивала мгновенная судорога страха, тут же сменявшегося рефлексивным гневом. Или же если она видела на улице высокого белокурого подростка, одетого в полосатую красно-белую футболку, то в первую секунду ей мерещился Брэд.
Ей было шестнадцать лет, и внешне она уже превратилась в женщину; причем, как ей не раз говорили, в красивую женщину. Правда, она сама все еще не сознавала этого и не знала, стоит ли верить комплиментам. У нее все еще было не так уж много друзей, но на изгоя она больше не походила. Она почти ежедневно ссорилась с родителями, потому что не могла больше выносить жизнь в их крошечном домишке; она испытывала здесь приступы клаустрофобии, она задыхалась.
Брэд Риди был старшеклассником и хоккеистом и поэтому принадлежал к школьной аристократии. Она была младше и в первый момент не поверила в реальность происходившего, когда Брэд Риди – Брэд Риди! – остановился возле нее, стоявшей перед своим шкафчиком для вещей, и спросил, не хочет ли она когда-нибудь отправиться прогуляться. Она подумала, что это шутка, что он хочет как-то разыграть ее, и насмешливо отказалась. Уже тогда она начала применять сарказм в качестве защитной оболочки.
Но он не ушел, а продолжал уговаривать ее. Анна зарделась, на несколько мгновений лишилась дара речи, а потом сказала что-то вроде: я подумаю, возможно, когда-нибудь.
Брэд предложил заехать за ней домой, но Анна не могла допустить даже мысли о том, что он увидит их нищету, и поэтому выдумала себе какое-то дело в центре города и настояла на том, что они встретятся в кинотеатре. Несколько дней она внимательнейшим образом изучала журналы «Мадемуазель», «Очарование» и тому подобные. В разделе «Как привлечь к себе внимание» журнала «Семнадцать» ей удалось найти совершенно изумительное описание одежды, которую могла бы носить богатая классная девчонка из тех, кого одобрили бы родители Брэда.
Она надела купленное в универмаге «Гудвилл» коротенькое платьице в цветочек с высоким воротником от Лауры Эшли; только после покупки она поняла, что платье не слишком шло ей. В своих желтовато-зеленых эспадрильях[13]13
Эспадрильи – сандалии на веревочной подошве.
[Закрыть], с подобранной им в тон сумкой «папагалло бермуда» и лентой на голове, она внезапно почувствовала себя смешной, маленькой девочкой, нарядившейся для Хэллоуина. Когда она увидела Брэда, облаченного в продранные джинсы и полосатую футболку, то поняла, что слишком уж разоделась. Вероятно, можно было понять, что она чересчур старалась хорошо выглядеть.
Ей казалось, что все, собравшиеся в кинотеатре, следили за тем, как туда вошла она – расфуфыренная школьница-притворяшка на пару с этим золотым мальчиком.
После кинофильма он захотел отправиться в паб «Корабельный», чтобы выпить там пива и поесть пиццы. Анна изо всех сил пыталась играть загадочную и неприступную даму, но она уже полностью попала под всепобеждающее обаяние этого юного Адониса и никак не могла до конца поверить, что именно он пригласил ее на свидание.
Но, выпив три-четыре кружки пива, он стал грубым. Он притиснул ее к стенке кабинки, в которой они сидели, и принялся лапать. Она сказала, что у нее болит голова – ничего иного она не в состоянии была выдумать в этот момент, – и попросила, чтобы он отвез ее домой. Они уселись в его «Порш», он погнал как безумный по дороге, а потом «по ошибке» свернул в парк.
Он был уже почти взрослым мужчиной весом в двести фунтов, невероятно сильным, выпившим как раз в меру, чтобы утратить контроль над собой, но не ослабнуть физически. Он насильно раздел ее, зажал ей ладонью рот так, что она не могла даже вскрикнуть, и лишь непрерывно приговаривал: «Ну вот тебе то, чего ты хотела, мексиканская б. дь».
Таким был у нее первый опыт встречи с мужчиной.
Целый год после этого она почти каждый день ходила в церковь. Ее терзало чувство греха. Она была уверена, что если бы мать когда-нибудь узнала, что с ней случилось, то умерла бы от горя.
Еще долгие годы воспоминание об этом вечере продолжало терзать ее.
А ее мать продолжала убирать в доме Риди…
Анна вспомнила о банковских документах, разложенных на кресле. Нельзя было даже пожелать более захватывающего чтения во время обеда, который ей подали в номер.
Через несколько минут она увидела несколько цифр, не поверила своим глазам, отвела взгляд и снова посмотрела на бумагу. Неужели это могло быть правдой? Четыре месяца назад на сберегательный счет Роберта Мэйлхота поступил ровно миллион долларов.
Анна выпрямилась в кресле и пристально вгляделась в листок. Опять в ее крови взыграл адреналин. Она долго изучала столбец чисел, и ее волнение все больше и больше росло. Из головы не выходил обшитый вагонкой скромный дом Мэйлхота.
Миллион долларов.
Дело становилось интересным.
Цюрих
По сторонам улицы горели фонари; их свет падал на заднее сиденье такси, словно нервные вспышки стробоскопа. Бен, ничего не видя, смотрел прямо перед собой и размышлял.
Детектив по расследованию убийств был заметно разочарован, когда результаты лабораторного анализа показали, что Бен не стрелял из огнестрельного оружия, и с видимой неохотой подписывал бумаги об освобождении. Очевидно, Хови сумел потянуть за какие-то ниточки, чтобы Бену вернули паспорт.
– Я отпускаю вас, мистер Хартман, с одним условием, – сказал ему Шмид, – что вы уберетесь из моего кантона. Немедленно уезжайте из Цюриха. Если я когда-нибудь узнаю, что вы сюда вернулись, то вы не обрадуетесь. Дело о перестрелке на Банхофплатц остается открытым, а у меня имеется оставшихся без ответа вопросов больше чем достаточно, чтобы я в любой момент смог получить ордер на ваш арест. И помните, что если в этот процесс вмешается наше иммиграционное управление, Einwanderungsbeherde, то вы можете подвергнуться административному задержанию сроком на один год, прежде чем ваше дело сумеет добраться до магистрата. У вас есть очень влиятельные друзья и сильные связи, но в следующий раз они не смогут вам помочь.
Впрочем, куда сильнее, чем угрозы Шмида, Бена занимал вопрос, который так небрежно, между делом задал детектив. Не мог ли случившийся на Банхофплатц кошмар иметь какое-нибудь отношение к смерти Питера?
Что, если сформулировать его по-другому: каковы шансы на то, что этот ужас не был каким-то образом связан со смертью Питера? Бен никогда не забывал любимую фразу своего наставника из принстонского колледжа, историка Джона Барнса Годвина. Старик частенько говорил: «Подсчитайте шансы, потом повторите, а потом сделайте это в третий раз. И только потом обращайтесь к своим глубинным инстинктам».
А глубинные инстинкты говорили ему, что это вовсе не было совпадением.
Помимо этого, имелась еще тайна, окружавшая Джимми Кавано. Дело тут было не только в исчезнувшем трупе. Это касалось его личности, его существования на этом свете. Как такое могло произойти? И откуда стрелок мог знать, где остановился Бен?
Исчезновение трупа и обнаружение того самого пистолета в его багаже… Все это говорило только об одном: человек, которого он знал под фамилией Кавано, работал не один. Но с кем? На кого работал? Какой интерес, какую потенциальную угрозу он, Бен Хартман, мог представлять для кого бы то ни было?
Конечно же, это имело отношение к Питеру. Не могло не иметь.
Ты же видел множество кинофильмов и знаешь, что иногда, когда нужно что-то скрыть, подбрасывают какие-нибудь трупы и сжигают их вместе с автомобилем или домом, так что в результате они становятся совершенно неузнаваемыми. Одна из первых отчаянных мыслей, пришедших в голову Бена после того, как он узнал ужасную, невыносимую новость, была о том, что, возможно, произошла ошибка и в самолете погиб вовсе не Питер Хартман. Власти что-то напутали. Питер жив и невредим и скоро позвонит, и они вместе посмеются над халтурой в ее столь мрачном проявлении. Бен не решился сказать об этой мысли отцу, опасаясь пробудить в нем беспочвенные надежды. А потом прибыло медицинское свидетельство, и случившееся стало неопровержимым фактом.
Теперь Бен начал раздумывать над другим вопросом. Не о том, находился ли в самолете Питер, а о том, как он умер на самом деле. Авиационная катастрофа могла быть эффективным способом скрыть признаки убийства.
И снова он возвращался к одной и той же мысли: а может быть, это все-таки было настоящим несчастным случаем?
В конце концов, кто мог желать смерти Питера? И потом – убить кого-то, а после этого разбить самолет… Не слишком ли сложная маскировка?
Но в этот день ему пришлось пересмотреть границы царства правдоподобия. Поскольку если Кавано, кем бы он ни был, пытался по какой бы то ни было непостижимой причине убить его, то разве не могло быть так, что он – или другие люди, связанные с Кавано, – убил Питера четыре года назад?
Хови упомянул о базах данных, к которым имел доступ его коллега, связанный с контрразведкой. В связи с этим Бену внезапно пришло в голову, что Фредерик Маккаллан, пожилой клиент, с которым он, как предполагалось, должен был встретиться в Санкт-Морице, мог бы оказаться полезным ему в этом деле. Маккаллан не только являлся весьма серьезным биржевым игроком с Уолл-стрит, но и работал в нескольких вашингтонских администрациях; он должен иметь неограниченные контакты и связи. Бен извлек свой мультистандартный мобильный телефон «Нокиа» и набрал номер «Карлтон-отеля» в Санкт-Морице. «Карлтон» был спокойным элегантным заведением, богатым без похвальбы, с изумительной бильярдной, с окном во всю стену, выходящим на озеро.
Его сразу же соединили с номером Фредерика Маккаллана.
– Надеюсь, вы не собираетесь сказать нам, что не приедете? – весело воскликнул старый Фредерик. – Луиза будет просто безутешна. – Луизой звали его предположительно красивую внучку.
– Ни в коем случае. Просто здесь произошла кое-какая путаница, и я пропустил последний самолет на Кур. – Строго говоря, это была чистая правда.
– Вот как? А мы-то попросили поставить для вас кресло во время обеда, рассчитывая, что вы вот-вот появитесь в дверях. Когда же мы можем ждать вас?
– Я намерен арендовать автомобиль и выехать сегодня же вечером.
– Автомобиль? Но ведь это займет несколько часов!
– Это приятная поездка, – ответил Бен. К тому же долгая поездка была бы сейчас для него полезнее всего на свете: ему совершенно необходимо было проветрить мозги.
– Но ведь вы наверняка можете заказать чартерный рейс, если захотите.
– Не могу, – не вдаваясь в объяснения, возразил Бен. На самом деле он хотел избежать аэропорта, где его могли ожидать другие – если они существовали. – Встретимся за завтраком, Фредди.
Бен доехал в такси до Гартенхофштрассе. Там он арендовал в «Авис» «Опель Омега», выяснил маршрут и без всяких происшествий выехал на шоссе A3, ведущее из Цюриха на юго-восток. Ему потребовалось время, чтобы привыкнуть к дороге, к большой скорости, с которой швейцарские водители носились по своим главным шоссе, к агрессивности, с которой они сигналили, желая обогнать, чуть ли не упираясь при этом передним бампером в багажник его машины и часто моргая фарами.
Раз или два он ощутил приступ паранойи – ему показалось, что за ним слишком уж долго тянется зеленый «Ауди», но едва он успел об этом подумать, как автомобиль исчез. Через некоторое время ему уже начало казаться, будто он покончил со всем этим безумием в тот момент, когда выехал из Цюриха. Вскоре он окажется в Санкт-Морице, в отеле «Карлтон», и это была самая высшая из истин.
Он думал о Питере, как это с ним часто бывало за четыре года, и чувствовал старую вину, от которой его желудок сжался было в мучительной судороге, а потом расслабился. Он чувствовал себя виноватым в том, что позволил брату умереть одному, потому что несколько последних лет жизни Питера они почти не общались друг с другом.
Но он знал, что Питер провел заключительный период своей жизни не в одиночестве. Он жил с женщиной-швейцаркой, студенткой медицинского факультета, в которую был серьезно влюблен. Питер сказал ему об этом по телефону за пару месяцев до того, как его убили.
После окончания колледжа Бен видел Питера всего дважды. Два раза.
Пока они были детьми, до того как Макс разослал их по разным школам, они были неразлучны. Они постоянно дрались между собой, они боролись до тех пор, пока один из них не брал верх и не говорил с гордостью: «Ты крут, но я все же круче». Они ненавидели друг друга и любили друг друга, и их никогда нельзя было увидеть порознь.
Но после колледжа Питер вступил в Миротворческие силы и отправился в Кению. Его тоже нисколько не интересовала работа в «Хартманс Капитал Менеджмент». И при этом он не захотел взять с собой ничего из своего трастового фонда. «Кто-нибудь может сказать мне, на кой черт мне могут понадобиться деньги в Африке?» – смеялся он.
Факт заключался в том, что Питеру в жизни ни разу не пришлось заняться чем бы то ни было таким, чему он мог бы придавать серьезное значение. Отца он избегал. У Макса с Питером никогда не было по-настоящему хороших отношений. «Христос! – однажды взорвался в разговоре с ним Бен. – Если тебе так не хочется встречаться с папой, то ты мог бы жить в Манхэттене и просто не звонить ему! Встречаться с мамой за ленчем раз в неделю, а то и того реже. Помилуй бог, у тебя вовсе нет необходимости ютиться в какой-нибудь поганой грязной конуре!»
Но брат не послушался. Питер возвращался в Штаты еще два раза: первый раз после того, как их матери удалили пораженную раковой опухолью грудь, и второй – когда Бен позвонил ему и сообщил, что, по словам врачей, опухоль снова начала разрастаться и матери недолго осталось жить.
К тому времени Питер переехал в Швейцарию. Со своей швейцаркой он познакомился в Кении.
«Она красива, она чрезвычайно умна, и при всем этом она до сих пор не смогла меня раскусить, – сказал ему Питер по телефону. – Запиши это в раздел „Невероятно, но факт“.» Это было одним из любимых детских выражений Питера.
Девушка вернулась в свой медицинский институт, а Питер вместе с нею приехал в Цюрих. Именно это и явилось главной темой разговора братьев. «Значит, ты повстречался с какой-то курочкой и теперь бегаешь за нею по пятам?» – презрительно осведомился Бен. Он ревновал – ревновал к тому, что Питер влюбился, и еще, на каком-то невыразимом братском уровне, ревновал к тому, что в средоточии жизни Питера вместо него оказался кто-то другой.
Нет, ответил Питер, дело не только в этом. Он читал в международном выпуске журнала «Тайм» статью об одной старухе, уцелевшей во время холокоста. Она жила во Франции, отчаянно нуждалась и безуспешно пыталась заставить один из крупных швейцарских банков вернуть ей скромную сумму денег, которую вложил в банк ее отец, перед тем как сгинуть в гитлеровских лагерях.
Банк потребовал, чтобы она предъявила свидетельство о смерти ее отца.
Она ответила, что нацисты не выдали свидетельства о смерти тем шести миллионам евреев, которых они убили.
Питер намеревался вернуть старухе то, что причиталось ей по всем человеческим законам. «Черт возьми, – сказал он, – если Хартман не сможет вырвать деньги этой леди из жадных лап какого-то швейцарского банкира, то кто же тогда сумеет это сделать?»
Не было на свете столь упрямого человека, как Питер. Кроме, может быть, старого Макса.
Бен совершенно не сомневался в том, что Питер выиграл это сражение.
Бен начал чувствовать усталость. Поездка по шоссе проходила монотонно, убаюкивая его. Он подстроил свою манеру езды под естественный ритм дороги, и другие автомобили уже не так часто пытались его обогнать. Его веки начали слипаться.
Затем раздался яростный автомобильный сигнал, и Бена ослепил свет фар. В ту же секунду он понял, что на мгновение заснул за рулем. Ему удалось среагировать вовремя и вывернуть автомобиль направо, съехав с полосы встречного движения и еле-еле избегнув столкновения.
Он свернул к обочине дороги; его сердце бешено колотилось. Он медленно, с облегчением выдохнул. Это его тело, все еще жившее по нью-йоркскому времени, наконец-то отреагировало на неимоверно растянувшийся день и безумные события на Банхофплатц.
Нужно съехать с шоссе. До Санкт-Морица оставалось вряд ли больше двух часов езды, но он не решался ехать дальше. Это было слишком опасно. Ему необходимо найти место, где можно будет переночевать.
Мимо проехало два автомобиля, но Бен не обратил на них никакого внимания.
Первым был помятый и ржавый зеленый «Ауди», отъездивший, пожалуй, не менее десяти лет. В нем не было никого, кроме водителя, высокого мужчины лет пятидесяти с длинными седыми волосами, собранными в хвостик; проезжая мимо, он обернулся и всмотрелся в автомобиль Бена, стоявший на обочине дороги.
Проехав на сотню метров дальше, «Ауди» тоже съехал с шоссе.
Затем мимо «Опеля» Бена промчался второй автомобиль – серый седан, в котором ехали два человека.
– Glaubst Du, er hat uns entdeckt?[14]14
Как ты считаешь, он мог нас заметить?
[Закрыть] – обратился водитель к пассажиру на швейцарско-немецком наречии.
– Вполне возможно, – ответил пассажир. – А иначе, зачем бы ему останавливаться?
– Что, если он заблудился? Он рассматривал карту.
– Он вполне мог сделать это для отвода глаз. Я собираюсь остановиться.
Тут водитель заметил на обочине зеленый «Ауди».
– Мы что, ожидаем компанию? – спросил он.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?