Электронная библиотека » Роберт Мур » » онлайн чтение - страница 8


  • Текст добавлен: 13 декабря 2021, 19:02


Автор книги: Роберт Мур


Жанр: Книги о Путешествиях, Приключения


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Мисти перевернулась на живот, поджала колени под себя и по-детски неловко встала с передних ног. Ее морда была заметно более полной и морщинистой, чем у компаньонки. Келли сравнила ее с упругой пастилой маршмеллоу. Мисти подошла к Дулари. Они стояли бок о бок: само воплощение внешней привлекательности и смертельной опасности. Они по-свойски ощупали друг друга хоботами, а затем, как по команде, испустили мощные струи мочи.

Коди ненадолго остановился, чтобы провести регулярный и расписанный как по нотам осмотр Мисти. Он приблизился вплотную к забору. Мисти развернулась и вытянула бугристый хвост. Коди осторожно потянул его к себе. Слониха подняла ногу, и он обнял её.

Келли сказала, что смотрители специально научили слонов поднимать ноги, чтобы не испытывать сложностей с оказанием им медицинской помощи. Смотрители тратят по несколько часов в неделю только на лечение больных ног: треснувших ногтей, инфекций и абсцессов. Эти заболевания часто встречаются у слонов, которые в прошлой подневольной жизни были вынуждены большую часть дня проводить на бетонном полу. Хуже того, у нескольких слонов в неволе появились странные тики – одни ритмично покачивались из стороны в сторону, другие непрерывно выбрасывали хоботы вперед-назад – которые зоологи называют «стереотипным поведением». Слоны – настоящие скороходы; в дикой природе они могут за день проходить до пятидесяти миль. Оказавшись взаперти, они начинают беспокойно ерзать на месте, чтобы хоть как-то высвободить накопившуюся энергию. Поскольку во время движения в организме вырабатываются приносящие облегчение эндорфины, со временем у слонов может сформироваться привычка совершать бесцельные повторяющиеся движения, что впоследствии может привести к повреждениям ступней и суставов. Болезни ног, отметила Келли, являются основной причиной гибели живущих в неволе слонов.

Похожие на пеньки массивные ступни слона отличаются невероятной чувствительностью, а кости стопы выглядят так, словно он стоит на каблуках. Плавно ступая на цыпочках, они, как заправские альпинисты, ловко передвигаются даже в горах. Некий охотник времен колонизации Африки писал, что однажды обнаружил следы слонов на склоне утеса, на который «не могло забраться ни одно животное, за исключением бабуина». Более того, слонов можно даже научить ходить по канатам.

В нижней части стоп у слонов имеется жировая подушка, которая при ходьбе сжимается, чтобы смягчить удар – четырёхтонная махина давит на один квадратный дюйм (6,45 кв. см) земли весом всего около четырех килограмм. Это уже само по себе обеспечивает слонам тихую легкую походку, а привычка расчищать свои тропы позволяет им двигаться практически бесшумно. Дэн Уайли, исследователь культурной истории слонов, в своей книге вспоминает случай, который произошел с группой охотников в долине реки Замбези в Зимбабве. Сами того не подозревая, они устроились на ночлег посреди слоновьей тропы, а утром обнаружили рядом с собой следы слона, который ночью спокойно перешагнул через них, никого при этом не разбудив.

Невероятно, но с помощью ног слоны могут получать сообщения от членов своего стада, даже находясь на значительном удалении от них. Специалист по слонам Кейтлин О`Коннел-Родвелл – ранее она изучала гавайских дельфацид, которые коммуницируют, вызывая на травинках вибрацию, – обнаружила, что слоны используют «гигантские ступни-стетоскопы» для того, чтобы на большом расстоянии улавливать предупреждающие об опасности колебания почвы. Например, она предположила, что ногами слоны могут за сотни миль почувствовать раскаты грома. Эта догадка, если она верна, объясняет мистическую способность слонов проходить огромные расстояния и безошибочно находить места, где недавно прошли ливневые дожди.

Именно ноги, осенило меня, являются ключом к разгадке: именно они помогают слонам находить оптимальные маршруты в бескрайних джунглях и пустынях. На самом деле, слоны идеально приспособлены для прокладывания троп. Благодаря превосходному обонянию и слуху они за много миль чувствуют пищу с водой и знают, где находятся другие слоны. Благодаря широким мощным плечам они легко продираются через непроходимые заросли. Из-за огромного веса – подъем всего на один метр требует в двадцать пять раз больше энергии, чем прохождение такого же расстояния по ровной поверхности, – они проходят значительные расстояния в поисках пологих склонов (вот почему в Танзании слоновьи тропы всегда пересекали пересохшие русла в наиболее подходящих для этого местах). Мозг слонов также заточен на прокладывание троп; их феноменальная память отнюдь не миф, особенно когда речь идет о пространственной информации.

Ну и наконец важную роль играет социальная структура стада слонов, которая сама по себе способствует возникновению и сохранению троп. Обычно слонихи ходят гуськом за матриархом, которая хорошо знает расположение пастбищ и водопоев. Благодаря путешествиям, постоянные маршруты запоминаются молодыми слонихами, одной из которых со временем предстоит занять место матриарха[7]7
  Келли обратила внимание, что, оказавшись в приюте и получив возможность беспрепятственно общаться друг с другом, слонихи по неизвестной причине никогда не образуют большие стабильные группы. Одни, как Мисти и Дулари, ходят парами, другие предпочитают оставаться в одиночестве. Особняком стоит слониха Тара, которая подружилась с золотистым ретривером по кличке Белла.


[Закрыть]
. Кочевой образ жизни, клановость и четкая иерархия у слонов, вероятно, существуют со времен появления их как вида. Ученым удалось найти проложенную шесть миллионов лет назад «Хоботную тропу» – окаменелые следы ног, оставленные тринадцатью шедшими друг за другом животными, похожими на современных слонов. Учитывая их размеры и социальную структуру, слоны не могут не оставлять после себя следов.

Уникальная социальная структура и физиология слонов объясняют, как они прокладывают тропы. Но почему они ходят по ним, мне было непонятно. Имея в своем распоряжении крайне эффективные органы восприятия, неужели слоны действительно нуждаются в тропах? Может быть, они являются побочным продуктом хождения по саванне, и сами слоны уделяют им не больше внимания, чем мы уделяем своим собственным следам на свежевыпавшем снегу?

Эти вопросы я задал экологу Стивену Блейку, работа которого посвящена влиянию движения животных на экологию. В конце 1990-х он начал изучать способы распространения семян фруктовых деревьев лесными слонами в национальном парке Нуабале-Ндоки, что находится на севере Конго. Чтобы лучше понять, где они кочуют, Блейк начал создавать примерную карту слоновьих троп. Он много лазил по болотам и тропическим лесам, внимательно осматривая растущие вдоль троп деревья и уделяя особое внимание пересечениям троп. В результате Блейк установил, что в подавляющем большинстве случаев тропы ведут либо к зарослям фруктовых деревьев, либо к залежам минералов. Другие исследования показали, что в пустынной местности, где ради выживания слоны должны покрывать значительные расстояния, тропы соединяют пастбища и водопои. «Какое совпадение, – сказал Блейк, – В Англии все дорожки ведут либо паб, либо в церковь, а в Африке все слоновьи тропы ведут как правило туда, куда слонам нужно попасть больше всего».

Блейк предположил, что даже если тропы создаются не целенаправленно, они все равно выполняют множество функций. «Представьте себе неопытных слонов, которые оказались в незнакомом лесу, где растет много разных деревьев, – сказал он. – Полагаю, первым делом они начнут неуверенно бродить по округе, пока не наткнутся на фруктовое дерево. Попутно они потопчут кустарник, повалят небольшие деревья и, возможно, запомнят местонахождение дерева. Но даже если этого не произойдет, они все равно создадут для себя путь наименьшего сопротивления – удобный проход в непролазной чаще. Как мы, отправляясь на прогулку в лес, со временем узнаём, какая тропинка приведет вас в нужное место, а какая нет, так и слоны, по всей видимости, сначала изучают окрестности и находят дорогу к цели, а потом протаптывают и регулярно расчищают к ней тропу».

В джунглях, где нет недостатка в пищевых ресурсах вроде фруктовых деревьев, но при этом распределяются они крайне неравномерно, или в пустыне, где водопои – большая редкость и находятся они на значительном расстоянии друг от друга, тропы сокращают продолжительность бесполезных блужданий (на это уходит много энергии) и снижают риск заблудиться. «Слоны, как и люди, могут дезориентироваться на местности, – объяснил Блейк. – Таким образом, тропы одновременно помогают заблудившимся слонам восстановить ориентацию, а также воссоединяют разбредшихся в разные стороны членов стада. Из этого следует, что тропа является „формой социальной пространственной памяти“ – внешней коллективной мнемонической системой, похожей на соответствующую систему муравьев и гусениц».

Оказывается, большой мозг и развитые органы чувств не просто не избавляют слонов от необходимости пользоваться тропами, а напротив, помогают им создавать разветвленные сети троп. Вместо того, чтобы просто говорить этот путь ведет к чему-то хорошему, как это делают следы гусениц, память позволяет животным мыслить более сложными категориями. Благодаря ей они знают, что этот путь ведет к фруктам, этот путь ведет к воде, и даже, в случае со слонами, этот путь ведет к месту гибели моей сестры. Животные знают свое местоположение относительно важных для них объектов, и поэтому хорошо ориентируются в сети своих тропинок. Их память можно сравнить с путеводителем по тропинкам, в котором можно найти если и не полный перечень достопримечательностей, то как минимум указатели к ним.

Слоны, как и мы, имеют превосходную память, а их разветвленные сети троп похожи на нашу дорожную сеть. Следует ли из этого, что они способны воспринимать тропу примерно так же, как это делаем мы, то есть представлять ее в уме? Понимают ли они, что такое тропа? Другими словами, могут ли слоны видеть в тропе не просто удобную дорожку под ногами, а символ, указывающий на то, что в конце их ждет нечто важное, ради чего стоит пройти весь путь?

Эти вопросы я задал десяткам зоологов – начиная со специалистов по гусеницам и заканчивая специалистами по крупному рогатому скоту, – и ни разу не получил ответ, который бы меня удовлетворил. Блейк высказался однозначно: «Конечно».

Может показаться, что ни одно животное, за исключением человека, не способно представить и проложить в уме тропу, однако, учитывая необходимость запоминать, как выглядят огромные территории, образное мышление позволяет идти по пути наименьшего сопротивления. Оно упорядочивает сложное пространство и прорисовывает в нем разборчивые и понятные линии, которые можно сравнить с разноцветными линиями на схеме метро. Безусловно, животные могли бы ориентироваться и без них, но это создало бы ненужные сложности, а естественный отбор, как верно заметил Ричард Докинз, «не терпит расточительства».

Впрочем, полностью полагаясь на тропинки, можно оказаться в опасной ситуации. Например, в Конго из-за лесозаготовительных работ недавно была разрушена сеть слоновьих троп, что сильно запутало слонов и поставило их жизни под угрозу. Разрушительные последствия вырубки лесов Блейк описал следующим образом: «Представьте себе оживленный город, скажем, Ковентри или Дрезден, который во Вторую мировую войну в результате бомбежек превратился в руины. Когда-то там была развитая сеть дорог и все знали, как добраться из одного конца города в другой. Понятная всем жителям инфраструктура составляет основу их жизни, и вдруг внезапно она исчезает – после бомбежек не остается ничего, кроме воронок и дымящихся развалин. То же самое происходит при селективной вырубке тропических лесов: вы пригоняете бульдозеры, вырубаете по одному или два дерева с гектара, выкорчевываете их и невольно валите кучу других деревьев, в результате чего в джунглях появляются новые проходы и стираются старые тропы. Даже если при этом вы не убиваете слонов, вы все равно наносите колоссальный ущерб прекрасно работавшей до вас системе».

Если сети тропинок и традиционные пути миграции разрушаются или обрываются, а это происходит все чаще и чаще из-за вмешательства человека, они почти никогда не восстанавливаются, а популяции животных начинают стремительно сокращаться. Вот почему такой оптимизм вызывает зафиксированный Бартлам-Брукс редкий случай восстановления зебрами своего миграционного пути в дельте реки Окаванго. Это означает, – если, конечно, ее теория верна, – что когда все заборы будут снесены, слоны возродят древний путь и, пройдя сотни миль, они попадут в цветущую долину с густой травой, а вслед за ними двинутся полчища других животных, которые не преминут воспользоваться тропой, протоптанной огромными умными ногами.

Часть вторая
Пастьба

Покинув слоновий приют, я не переставал думать о Мисти, которая покорно позволила Коди осмотреть ее ногу. Прежде я полагал, что слоны должны держаться более отстраненно и всячески избегать людей, которые когда-то совершенно безжалостно их терроризировали. Но наблюдая за Мисти и Коди, я поразился тому, насколько спокойно и непринужденно они общались; я ни разу не заметил ни одного признака рабской покорности, которую слоны обычно проявляют во время цирковых представлений. Позднее я сообразил, что больше всего это походило на дружеское рукопожатие.

Зная, с каким насилием могут сталкиваться цирковые слоны, мне стало интересно, какую роль сыграло принуждение в обучении Мисти этому жесту. По словам Келли, смотрители используют классический метод академика Павлова и никогда не причиняют им боли. Сначала они добиваются, чтобы издаваемый особым устройством – оно называется «мостом», – щелчок ассоциировался у слонов с лакомством, например, яблоком. Сам щелчок нужен для того, чтобы слон точно знал, в какой момент он выполнил желательное действие. Смотритель начинает щелкать и угощать слона лакомством.

Щелчок: лакомство.

Щелчок: лакомство.

Щелчок: лакомство.

Смотритель делает это до тех пор, пока слониха не начинает вытягивать хобот каждый раз, когда слышит щелчок.

Затем смотритель прикасается шестом к ноге слонихи.

Прикосновение: щелчок: лакомство.

Прикосновение: щелчок: лакомство.

Прикосновение: щелчок: лакомство.

В конце курса смотритель держит шест в нескольких сантиметрах от ноги слонихи и произносит слово «нога», а затем ждет ее реакции.

Нога.

– Нога.

Если и когда слониха поднимает ногу, чтобы дотронуться до шеста, незамедлительно раздается щелчок, после которого она получает лакомство.

Примерно таким же образом Келли научила некоторых слоних проходить курс лечения от туберкулеза. Проблема заключалась в том, что они категорически отказывались принимать отвратительные на вкус таблетки. Поэтому один раз в день, семь дней в неделю заболевшие слонихи учились терпеливо ждать, пока Келли и кто-то из смотрителей засовывает им в прямую кишку свою руку в резиновой перчатке. По словам Келли, слонихам эта процедура доставляла не больше удовольствия, чем ей самой[8]8
  К счастью для всех, с тех пор как я в последний раз посещал приют, смотрители научились давать слонам лекарства вместе с едой.


[Закрыть]
. Забавно, но это именно то, к чему мы пришли, прожив с ними тысячи лет бок о бок на этой планете. Сначала мы от слонов бегали, потом начали на них охотиться, а потом даже смогли их подчинить. Сейчас мы – во всяком случае некоторые из нас, – делаем отвратительные вещи, чтобы спасти им жизнь.

Слоны, которым посчастливилось оказаться в приюте, похоже, живут лучше, чем любые другие слоны в Северной Америке. Они свободно гуляют на большой, покрытой лесами территории, хорошо питаются, не боятся хищников и своевременно получают лечение. И тем не менее, как мне кажется, все они должны иногда чувствовать себя героем романа Курта Воннегута – Билли Пилигримом, который после похищения инопланетянами вполне комфортно устроился на другой планете – он тоже был тщательно изучен, избалован и находился под постоянным ненавязчивым наблюдением. Несмотря на все попытки смотрителей максимально точно воссоздать естественную среду обитания, сам факт разлуки с семьей и родиной заставляет слонов чувствовать себя чужаками в приюте.

Люди давно научились приручать диких слонов, но до сих пор не смогли их одомашнить. Почти все прирученные слоны – начиная с боевых слонов Ганнибала и заканчивая современными цирковыми слонами, – рождались на воле и впоследствии «ломались», как любят говорить дрессировщики. Именно это отличает прирученных животных от одомашненных. Последних, например, коров и овец, не надо ломать, потому что благодаря длительной селекции они и так чувствуют себя комфортно среди людей. Мы специально выводили этих животных и меняли их до неузнаваемости, чтобы они идеально вписывались в нашу картину мира.

В своей книге «Ружья, микробы и сталь» Джаред Даймонд отмечает, что «большая пятерка» одомашненных животных – овцы, козы, коровы, свиньи и лошади, – обладает редким набором одинаковых качеств: они не слишком большие и не слишком мелкие; не слишком агрессивные и не слишком пугливые; быстро растут; могут отдыхать и размножаться в тесных помещениях; наконец, они соблюдают то, что Даймонд назвал социальной иерархией «Следуй за лидером». Перефразируя Толстого, он остроумно заметил: «Все домашние животные похожи друг на друга, каждое неодомашненное животное не одомашнено по-своему».

Какими-то из этих свойств слоны обладают (они строго соблюдают иерархию), какими-то нет (они слишком большие, беспокойные и очень медленно растут). Последние четыре с половиной тысячи лет условно домашние слоны вынуждены играть в страшную лотерею: меньшая часть из них отлавливается, ломается и затем всю жизнь работает на людей, а большая часть продолжает жить на воле.

В своей противоречивой книге «Завет дикой природы: почему животные выбрали одомашнивание» журналист Стивен Будянский утверждает, что «почти все важные особенности, отличающие домашних животных от их диких предков» можно объяснить одним-единственным биологическим феноменом под названием «неотения» – сохранением ювенильных признаков у взрослых особей, или, как шутливо сказал Будянский, «вечной молодостью». Эти признаки включают заметно более привлекательный внешний вид и более гибкий мозг. Если для взрослых животных характерно ригидное поведение, то неотенаты сохраняют детское любопытство, игривость и потребность в ласке и заботе. Что важно, они плохо знают, как реагировать на незнакомые виды животных, и теряются в непривычных ситуациях. Эти признаки наиболее характерны для собак (неслучайно они стали первыми одомашненными животными), но в той или иной степени проявляются у всех членов «большой пятерки».

Будянский дал подробное и весьма занятное описание того, как скованные пактом о вечном симбиозе люди и одомашненные животные захватывали планету. Человека и его ближайших союзников – пасущихся животных, объединяет, рассуждал он, то, что все мы являемся оппортунистами, которые беспрестанно осваивают новые ландшафты. Наша гибкость – наше главное оружие; «мы не панды, которые приспособились питаться исключительно бамбуком. Мы одновременно и стервятники, и травоядные, которые могут есть сотни самых разных видов пищи». Задолго до своего одомашнивания некоторые животные решили (читай: эволюционировали) во всем полагаться на человека и полностью доверять ему. Члены большой пятерки, наряду с курами, морскими свинками, утками, кроликами, верблюдами, ламами, альпаками, ослами, северными оленями, яками и многими другими видами стали домашними животными по той самой причине, по которой в свое время некоторые люди отказались от вольной жизни охотников-собирателей и занялись земледелием: так легче размножаться и переигрывать врагов. Гораздо проще пастись под присмотром пастуха, чем в одиночку выживать в дикой природе.

Неслучайно домашние собаки, овцы, козы, лошади и крупный рогатый скот по численности многократно превосходят своих диких собратьев. В свою очередь, разведение животных и земледелие позволяют на одном и том же участке жить в сотни раз большему числу людей, нежели охота и собирательство. В то время как защитники прав животных считают, что животноводство противоестественно и жестоко по определению, Будянский энергично защищает простую сельскую жизнь. «Разведением животных, – пишет он, – мы воспроизводим нечто особенное, не столь древнее в плане культуры, но по своему гораздо более содержательное, чем охота, поскольку зарождение животноводства является наглядным примером того, как эволюция работает на самом высоком уровне сложности – на уровне систем, состоящих из разных видов животных, к одному из которых мы имеем честь относиться». Мы менялись вместе с нашими животными и нашими сельскохозяйственными растениями для того, чтобы наилучшим образом удовлетворять взаимные потребности. Тем самым мы постепенно сформировали мощную (но не безотказную) экологическую систему, изменившую облик нашей планеты.

* * *

Тропа появляется тогда, когда отдельные индивиды объединяются и идут к общей цели. Поэтому многие из самых впечатляющих в мире троп проложены крупными млекопитающими – слонами, бизонами и африканскими копытными животными, – которые умеют собираться в стада.

Однако, несмотря на многочисленные научные исследования, мы до сих пор имеем весьма смутное представление о том, как функционирует стадо. Размышляя об устройстве стада, я вспомнил про одно стадное животное, которое хорошо знакомо людям уже много тысяч лет – про скромную овцу. Я захотел своими глазами увидеть, как овцы прокладывают тропы, а также получить представление о том, как мы сообща меняем ландшафты, и для этого решил попробовать себя в роли пастуха.

Овцы по своей природе отличаются одновременно покорностью и стремлением к беспорядку. Каждый ребенок видит в овце архетип стадного животного: все знают, что «овцой» называют бестолкового суетливого человека, готового слепо следовать за толпой. Эта особенность привела Аристотеля к мысли, что овцы являются «самыми жалкими и глупыми животными на свете». И тем не менее, проработав весной 2014 года несколько недель пастухом, я понял, что чем лучше вы знаете овец, тем меньшими овцами они вам кажутся. У каждой овцы есть свой характер и темперамент. Одни из них упрямы и предпочитают, насколько это возможно в отаре, держать дистанцию от других овец, другие ведут себя кротко и навязчиво. И тем не менее, они действуют как единый организм.

Естествоиспытатель Мэри Остин, которая почти два десятка лет общалась с калифорнийскими пастухами и изучала их образ жизни, утверждает, что стадо всегда состоит из «лидеров, середняков и замыкающих». Лидеры возглавляют стадо, середняки держатся в середине, а замыкающие всех их догоняют. Овцы не склонны менять свои роли, и поскольку лидеры помогают управлять стадом, пастухи заботятся о них и не дают их резать, чтобы они «делились мудростью» с молодняком[9]9
  Я слышал, что охотники-инуиты поступают примерно так же; они традиционно не убивают вожаков карибу, чтобы не обрывать традиционные пути миграции северных оленей.


[Закрыть]
. Некоторые пастухи заходят так далеко, что дают им имена своих подружек.

Однако, насколько я могу судить по своему опыту, стадо устроено сложнее, чем думает Остин. В отаре много лидеров, и в разных ситуациях они могут сменять друг друга. Что еще более удивительно, некоторые из них явно хотели, чтобы их воспринимали в качестве лидеров – когда стадо отказывалось идти за ними и меняло направление движения, они как ни в чем не бывало снова забегали вперед, словно ловкие политики, не желающие терять своих избирателей.

Отношения между пастухом и стадом тоже не так просты, как может казаться со стороны. Пастух ни в коем случае не является предводителем овец; напротив, они постоянно торгуются: то давят, то идут на уступки, то достигают гармонии, то вступают в конфликт. Некоторые пастухи утверждают, что управляют стадом голосом и свистом, но лично я со своими овцами говорил на языке пространства: если я подходил слишком близко, они сразу отступали от меня. Таким образом я управлял их движением, но не прямо, а так, словно они были облаком дыма. Когда вы пасете овец, вы не доминируете, а танцуете с ними.

Пастушество, как и любая другая профессия – это совокупность знаний и навыков, которые приобретаются и поддерживаются в течение всей жизни, и в идеале передаются из поколения в поколение. В свою очередь, моя стажировка, или скорее пробная вылазка неофита, длилась совсем недолго. В течение трех недель я жил в Аризоне неподалеку от индейских резерваций Навахо и Хопи в местечке под названием Блэк-Меса. Оно находится в трех часах езды по грунтовым дорогам от города Флагстафф. Там нет электричества, централизованного водоснабжения и телефонной связи. В обмен за выпас овец меня обеспечили одноразовым питанием и предоставили скромную хижину, где я мог спать. О возможности поработать пастухом я узнал от своего друга Джейка, который, в свою очередь, узнал о вакансии благодаря волонтерской организации «Black Mesa Indigenous Support» («Поддержка коренных жителей Блэк-Месы»), которая помогает индейцам племени навахо продолжать жить на своих исконных территориях. Джейк, успевший к тому времени проработать пастухом около девяти лет, часто развлекал меня историями о своей жизни среди навахо, которые последними из всех народов Северной Америки продолжают пасти овец по старинке: пешком.

Как оказалось, жизнь пастуха одновременно однообразна и хаотична; словно водяное колесо, она то ускоряется, то замедляется. Каждое утро с восходом солнца я выпускал овец из загона и потом гонялся за ними по холмам; днем я неотступно следовал за ними, пока они галопом неслись к поилкам; ближе к вечеру я загонял их обратно в загон. Ночью я спал на матрасе на земляном полу в хогане – низкой восьмиугольной хижине с круглой крышей. Всего на территории находилось два хогана, два старых каменных дома, два трейлера, два уличных туалета, загон для лошадей, загон для овец и развалины нескольких заброшенных хоганов. Из всех благ цивилизации там были разве что установленные на крыше главного дома солнечные панели, но они, насколько я понял, почти никогда не использовались.

Все постройки принадлежали пожилой паре из племени навахо – Гарри и Бесси Бигей. Им обоим было далеко за семьдесят. Гарри был седовласым мужчиной с крючковатым носом, впалыми щеками, скептичным взглядом и идеальной осанкой. Когда ему предстояло скакать куда-нибудь на лошади, он предпочитал носить бейсболку, но отправляясь в город, всегда надевал ковбойскую шляпу. На правой руке у него отсутствовали два пальца – как я узнал позже, он случайно отпилил их соскользнувшей бензопилой. Бесси, его жена, была милой и очень сильной женщиной, ростом не выше полутора метров. Она носила вельветовые блузы, которые застегивала на шее серебряной брошью с бирюзой, и черный платок, которым туго завязывала плотный пучок седых волос. Ее губы обычно были поджаты, но если она находила что-то забавным, то они складывались в улыбку, формой и размером похожей на орех кешью.

Похоже, Гарри и Бесси суждено стать последним поколением пастухов в своем роду; ни один из шести их выживших детей не собирается возвращаться на земли своих предков и зарабатывать на жизнь разведением овец. Упадок скотоводства сильно тревожит многих навахо, поскольку оно составляет основу их культурной идентичности. Имеющиеся в нашем распоряжении археологические и архивные данные говорят, что овцы появились у навахо примерно в 1598 году, когда испанский конкистадор Дон Хуан де Оньяте привез на американский юго-запад около трех сотен овец породы чурра. Однако, согласно устной традиции навахо, скотоводством они начали заниматься гораздо раньше: с первого дня своего появления на Земле. «С нашими овцами мы созданы были», – утверждает местный хатаалии – исполнитель ритуальных песен по имени мистер Желтая Вода. Одно из самых ярких преданий о возникновении племени навахо гласит, что когда божественная Меняющаяся Женщина родила овец и коз, ее околоплодная жидкость попала на землю, и на этом месте проросла трава, которой овцы питаются и в наши дни. Затем она создала людей – «дине», как называют себя сами индейцы навахо[10]10
  Как и многие другие самоназвания племен, «дине» означает просто «люди». Слово «Навахо» – это искаженное испанцами слово наваху`у, которое на языке народности тева означает «возделанные поля в долине».


[Закрыть]
, – и отправила их жить среди четырех священных гор, в границах которых до сих пор расположены земли навахо. В качестве прощального дара она дала им овец.

Этот дар формировал культуру навахо примерно так же, как в свое время вода создавала каньоны. Внутренние часы навахо настроены на ежедневный выпас скота, а их календарь приспособлен под нужды сезонной миграции. Шерсть обеспечила индейцев легкой теплой одеждой, одеялами и коврами, и таким образом перевернула их материальную культуру. Необходимость защищать скот от воров повлияла на их архитектуру. Овцеводство изменило их рацион питания, отношение к природе и, возможно, даже метафизические представления. Одна женщина из племени навахо сказала писателю Кристоферу Филлипсу, что пастушество помогло ей лучше понять священный для всех навахо принцип хожо, что переводится как гармония. «Овцы заботятся о нас, дают нам все необходимое, а мы делаем все то же самое для них. Это и есть хожо. Каждый день, прежде чем пойти пасти овец, я молюсь духам, благодарю их за овец и за то, что они помогают мне делать свою жизнь более гармоничной». Когда в семье навахо рождается ребенок, родители часто закапывают пуповину в загоне, чтобы символически привязать новорожденного к овцам и родной земле. Более того, по мнению антрополога Рут Мюррей Андерхилл, в некотором смысле навахо, если мы их правильно понимаем, или, что более важно, как они сами считают, и правда пришли в этот мир вместе с овцами.

* * *

Ранним утром я сидел на складном металлическом стуле перед входом в свой хоган и ждал, когда кто-нибудь объяснит, что и как мне надо делать в первый день работы пастухом. Это была моя первая ошибка: как правило, пожилые индейцы не снисходят до объяснений наивным и любопытным белым. Они считают, что люди должны молча наблюдать за их действиями и таким образом всему учиться. Кроме того, Гарри и Бесси говорили исключительно на родном для навахо языке дине бизаад. Английским они владели не лучше, чем я – дине бизаад. Если не считать заезжавших к ним в гости детей, то единственным моим переводчиком был брат Бесси – большой пройдоха по имени Джонни, Ки либо Кит (как известно, навахо в течение жизни получают много разных имен). Обычно Джонни-Ки-Кит крутился где-то поблизости, но в то утро он уехал с другом на своем пикапе, сказав, что вернется через пять дней. Я остался единственным англоговорящим человеком во всей округе.

Мой хоган, как и все остальные хоганы, был обращен на восток, поэтому восходящее солнце било мне прямо в глаза. Услышав звон колокольчиков, я обернулся и увидел полчища выбегающих из загона овец. Позади них, опираясь на старый черенок от метлы, шла Бесси. Я сразу подбежал к ней. Своей палкой она нарисовала на земле большой круг, разделила его пополам прямой линией: ϕ, а затем сверху дорисовала еще один небольшой круг.

– Tу, – сказала она. Это было единственное слово, которое я знал на дине бизаад: вода.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации