Текст книги "Бледные короли и принцы"

Глава 30

На автостоянке Хоук вытащил из багажника дробовик двенадцатого калибра и коробку патронов к нему. Вложив четыре патрона в магазин, он отдал мне ружье и остальные патроны. Я забрался на заднее сиденье, Хоук со Сьюзен сели впереди.

– Мы не можем бросить Кэролайн одну, – сказала Сьюзен. – По какой-то причине ей кажется, что от Спенсера зависит ее спасение. Муж и сын, если можно так сказать, оставили ее. Если уедет Спенсер, это ее убьет.

– Не волнуйся, – сказал Хоук. – Но если мы останемся здесь, придется перестрелять много местных полицейских.

– Знаю.

– Даже если их с полсотни. Нет, столько не наберется.

– Не переживай. Им на помощь придут легавые со всего мира.

– Да, черт, может не хватить патронов, – пожалел Хоук.

– Она способна сейчас на самоубийство? – спросил я Сьюзен.

– Способна. И зациклена на мысли, что сможет избежать такого конца, только если ты будешь рядом.

Мы неслись, удаляясь от Уитона, в сторону водохранилища.

– В хорошенькое дельце ты нас впутал, Олли, – бросил Хоук, не отрывая взгляд от дороги.

Сьюзен сидела вполоборота, чтобы удобнее было разговаривать и со мной и с Хоуком, ее рука лежала на спинке кресла. Я прижимал дробовик к левому бедру, уперев приклад в днище машины.

Сьюзен повернулась ко мне:

– Она чувствует вину перед мужем.

Затем Сьюзен опустила голову, как делала всегда, когда задумывалась о чем-то. Мы мчались в ночи по тоннелю, прорезанному в темноте светом фар «ягуара».

– Она могла его убить? – спросил я.

– Да, могла. Не думаю, что убила, но могла.

Снова повалил снег, Хоук включил стеклоочистители. Он установил режим «интервал», но периодичность их взмахов по стеклу казалась неритмичной.

– Она чувствует себя виновной в его смерти, так ведь? – спросил я.

– У нее есть чувство вины перед мужем – это я знаю точно. Винит ли она себя в его смерти – этого с уверенностью я сказать не могу.

Щетки метнулись по стеклу, и пустынный тоннель дороги стал виден яснее. И снова сыпал снег, лобовое стекло медленно теряло прозрачность. Снежинки таяли и стекали по стеклу, оставляя извилистые дорожки. И снова взмах – и снова пустота тоннеля яснее.

– Может, кокаин здесь ни при чем? – высказал я предположение.

– Каким-то образом кокаин здесь все равно замешан. – Хоук говорил, не поворачивая головы, следя за дорогой через запорошенное стекло.

– Да, но, наверно, не во всё.

– Сердца, разрывающиеся от страсти, ревности, ненависти, и все такое, да?

– Может быть, – сказал я.

– Страсть правит миром! – заверил Хоук.

– Миром правит любовь.

– Одно и то же.

– Не всегда, – проговорила Сьюзен.

«Ягуар» несся, почти беззвучно разрывая пелену темноты и снега.

– Нам нужно поговорить с ней, – сказала Сьюзен. – Ей сейчас, конечно, тяжело, но...

– Но сейчас она способна сказать то, чего не сказала бы в другое время? – договорил я за Сьюзен.

– Да.

– А если она не вынесет такого разговора?

– Сейчас меня заботит не она. Сейчас меня заботишь ты – они собираются арестовать тебя по обвинению в хранении наркотиков.

– Собираются.

– И внешне все будет выглядеть вполне законно. Ты ведь действительно увел триста фунтов кокаина.

– Кило, – поправил я.

– Кило, фунты – какая разница...

– И два центнера твоих у Генри Чимоли в подвальчике, – заметил Хоук.

– Так что тебя могут арестовать не только здесь. Тебя не спасет, если уедешь из Уитона.

– Это верно, – согласился я.

– И уж, конечно, в Уитоне тебе покоя не видать.

– Тоже верно.

– Так что мы вынуждены поговорить с Кэролайн, – подытожила Сьюзен.

– А если этот разговор окончательно раздавит ее? Трагедия произошла совсем недавно.

– Как получится. Не думаю, что все так страшно. Не думаю, что у нее появится будущее, пока мы не распутаем клубок. Но если это ее убьет, значит так тому и быть. Я не позволю погубить тебя.

– Твоя машина у мотеля, – напомнил Хоук.

– Да, и моя одежда, и моя косметика. О Боже, да ведь вся моя красота в номере мотеля!

– В мотель дороги нет. Если они заполучат тебя, они заполучат и меня.

– Но мое лицо...

– Забудь о лице, – попросил я.

Мы немного помолчали. Щетки все елозили по стеклу в своем непредсказуемом ритме.

– Ладно, – сказала Сьюзен. – Но вы не будете смотреть на меня.

– На лицо не будем, только на тело, – пообещал я.

– Итак, мы едем к миссис Кэролайн? – спросил Хоук.

– Ничего другого, пожалуй, не остается, – ответил я.

Хоук сбросил скорость, легко развернул «ягуар» и спросил:

– Думаешь, все легавые осадили мотель?

– Надеюсь. Они не в курсе того, что мы знаем.

– Если только, конечно, этот парень, как его...

– Конвей, – подсказал я Сьюзен.

– Если только Конвей не лгал.

– Ради чего? – спросил я.

– А вот этого мы не знаем.

– Все возможно, – сказал я, – но уж как-то слишком закручено.

– Пожалуй, – согласилась Сьюзен.

– Когда я в чем-то сомневаюсь, выбираю самое простое.

– Для меня ты сделал исключение.

– В тебе я не сомневаюсь.

– Значит, действуем так, как если бы Конвей говорил правду.

– Эта информация хоть чего-то да стоит.

– Но если информация ложная?

– Нужно быть готовым ко всему, – сказал я.

Глава 31

Была еще только половина восьмого, но город уже буквально вымер. Все сидели у телевизоров, следя за передачей «Вечерние развлечения». Падающий снег создавал иллюзию сказочной тишины. По Мейн-стрит медленно двигался снегоочиститель, оставляя за собой полосу посыпанной песком дороги. Ни легавых, ни пробок на дороге, никаких «десять-четыре»[10]10
  «Десять-четыре» – полицейский код «вас понял».


[Закрыть] в микрофоне. Только два подростка в бордовых атласных курточках с ворсистой надписью «Уитон» на спинках пытались играть в снежки возле пиццерии, но снега было еще маловато.

Кэролайн, казалось, не удивилась, увидев нас Хоук поставил машину в двухместный гараж Роджерсов рядом с джипом и, закрыв его, вошел в дом, неся дробовик и коробку с патронами.

– Второй машины никогда не было, – пояснила Кэролайн, – Бейли всегда ездил на патрульной без опознавательных знаков. Теперь на ней ездит Генри.

Она уставилась на вошедшего Хоука и его дробовик, но ничего не сказала и вежливо обменялась с ним рукопожатием, когда я представил их друг другу. Хоук поставил коробку с патронами на кофейный столик.

– Кофе хотите? – предложила Кэролайн.

– Нет, спасибо, – отказался я. – Я после кофе не могу уснуть.

– Я надеюсь, вы меня извините, – сказал Хоук, обращаясь к Кэролайн, – мне необходимо осмотреть дом.

Она улыбнулась так же вежливо, как обменивалась рукопожатием:

– Конечно.

Хоук занялся обходом комнат. Я слышал, как он звякнул щеколдой с цепочкой на двери черного хода. Кэролайн опустилась на край дивана, подальше от столика, где лежали патроны. Сьюзен села рядом с ней. Я занял кресло напротив них, рядом с камином.

– Что-нибудь случилось? – спросила Кэролайн с напускным оживлением, таким же ненастоящим, как неоновый свет.

– Да. И поэтому нам нужно поговорить, – сказала Сьюзен.

– Что еще могло случиться? – На этот раз голос Кэролайн звучал устало, как после хлопотного, неудачного дня, когда и стиральная машина вдруг заглохла, а кошку вырвало на любимый ковер.

– Полицейские Уитона, скорее всего, в сговоре с Эстэвой. Они собираются убить Спенсера, – сказала Сьюзен.

– Полиция?

– Да.

– Что вы натворили?

– Он очень близок к раскрытию убийств и прервал торговлю кокаином.

Сьюзен явно преувеличивала мой прогресс в деле, но я ее не перебивал. Она наверняка знает, что делает. Вероятно, подсказывает чутье.

– Убийство моего мужа?

– Да.

– Вы думаете, полиция связана с Эстэвой? – переспросила Кэролайн.

– Да.

– Но только не мой муж.

Сьюзен слегка кивнула. Я видел, как постепенно включается в работу ее второе профессиональное я. Она сидела абсолютно спокойно и неподвижно, и ее кивок был недостаточно тверд для согласия, но и не включал в себя никакого отрицания. Им она подбадривала пациентку, говоря: «Я слушаю вас. Что дальше?»

– Мой муж никогда не изменял своему долгу, – сказала Кэролайн. – Мой муж был честным человеком.

Сьюзен слегка кивнула головой. В комнату молча вошел Хоук и прислонился к косяку рядом с моим креслом.

– Он не получал денег от Эстэвы? – спросила Сьюзен.

– Нет. Абсолютно нет. Он был... он был очень порядочен. Он был слишком порядочен, чтобы продать свою честь. Он дорожил своей работой, он дорожил своей семьей. Он был замечательным человеком.

– Вы знаете, кто продался Эстэве?

– Нет. Не знаю. Ни одного. – Она отвела глаза от Сьюзен. Снегопад за окном все усиливался. – Бейли был прекрасным отцом, – сказала Кэролайн, – замечательным мужем. Он бы нас никогда не предал.

Голос у нее дрогнул, и она замолчала. В комнате стало совсем тихо. Никто не двигался. Сьюзен наблюдала за ней спокойным беспристрастным взглядом. Я слышал дыхание Хоука за спиной, и свое тоже.

– Он так любил Брета, когда тот был маленьким, постоянно носил его на плечах. Он любил меня. Он готов был для меня через море переплыть. Он очень дорожил своей семьей. – Голос Кэролайн зазвучал уверенней, немного монотонно и тускло, но твердо.

– Но Эстэва взял на работу Брета.

– Нет. То есть, я хочу сказать, он взял его не из-за Бейли.

Сьюзен молчала.

– Он взял Брета... Брету нужна была работа. Брет был хорошим мальчиком. И он взял его. Я не знаю почему. Просто потому, что Брет был хорошим мальчиком. Как его отец.

Кэролайн витала где-то далеко от нас и говорила о людях, которых мы не знали, о Бейли и Брете, какими я их никогда не видел. Те, что я видел, были другими. Они оба были по уши в дерьме и увязали в нем все сильнее; пока всему не пришел неожиданный конец.

– Меня бы Бейли никогда не предал.

Снег, скопившийся на раме за окном, обрамлял стекло живописными треугольниками. Фа-ла-ла-ла-ла.

– Кого он предал? – спросила Сьюзен. Кэролайн покачала головой. По дороге мимо дома проехал снегоочиститель, дребезжа и скребя по асфальту ножом и грохоча цепями.

– Брет был очень сообразительным, – сказала Кэролайн и опустила глаза. – Он очень старался, но у него не получалось. Он никогда не смог бы стать таким, как Бейли, таким, каким Бейли хотел его видеть... Таким сыном, какого Бейли заслуживал. Мы старались, но...

– Трудно жить, пытаясь соответствовать чьим-то дефинициям.

Кэролайн подняла на нее глаза и сдвинула брови.

– Извините?

– Наверно, трудно жить, стараясь быть точно таким, каким ты должен быть по мнению кого-то другого.

– Да. Да, ужасно тяжело. Я пятнадцать лет старалась.

Сьюзен легким кивком пригласила ее продолжать.

– Очень старалась. Изо всех сил, – сказала Кэролайн и посмотрела на свои колени. На ней была серая фланелевая юбка и темно-синий свитер. На шее – зеленый шелковый шарфик, завязанный спереди мягким узлом. Густые волосы зачесаны назад и перехвачены зеленой шелковой лентой. – Он хотел... он хотел, чтобы все было правильно. Он был замечательным человеком, и он заслуживал лучшего. – Кэролайн затрясла головой, будто пыталась избавиться от каких-то мыслей. – Но... не получалось. Я была не в силах... Я не могла так больше жить.

– Да, это очень тяжело, – сказала Сьюзен.

По щекам Кэролайн Роджерс покатились две слезинки. Потом еще две, и еще... Плакала она молча.

– Извините, – сказала она, проведя под правым глазом костяшкой указательного пальца.

– Поплачьте, пусть все выйдет вместе со слезами, – посоветовала Сьюзен.

Кэролайн вытерла левый глаз и опустила руки на колени. Слезы покатились быстрее. Потом она закрыла лицо обеими руками и разразилась бурными рыданиями:

– Я просила... я умоляла его... подумать о нас... подумать... о Брете... если ему наплевать на меня... – Слова вылетали в промежутках между рыданиями, с глотками воздуха.

Сьюзен уловила перелом в ее состоянии.

– Что он говорил? – в нужный момент спросила она.

– Он говорил, что Брету повезло, что у его отца есть связи, что сам бы он работу не нашел, – давясь рыданиями, говорила Кэролайн.

Сьюзен кивнула, Кэролайн всхлипнула, пытаясь что-то сказать.

– Работу! – выдохнула она. – Как будто работать на наркодельца – это хорошо. – Она тяжело, прерывисто дышала и плакала, выплескивая из себя слова, будто боясь не успеть сказать всего. – Будто иметь отца – наркодельца – это хорошо... Как будто блуд – это хорошо... Чтобы и Брет вырос таким же. – Кэролайн вдруг замолчала и, казалось, впала в прострацию. – Как он, – выдохнула она.

Она соскользнула с дивана на пол, на колени, снова выдохнула: «Как он» и переломилась пополам, уткнув лицо, спрятанное в ладони, в колени, и закачалась из стороны в сторону.

Я посмотрел на Хоука – на его лице никаких эмоций. Посмотрел на Сьюзен – она сконцентрировала всю себя на Кэролайн.

– У Бейли была любовница? – спросила она.

Кэролайн кивнула, все так же раскачиваясь всем телом.

– Он работал на Эстэву?

Кэролайн снова кивнула.

– Кто была его любовница?

Кэролайн замерла и подняла на Сьюзен удивленное лицо, как если бы ее спросили, где верх, а где низ. Голос прозвучал неожиданно чисто:

– Эмми, – сказала она. – Эмми Эстэва. Кто же этого не знает?

– Вам было очень больно...

– Да.

– Как вы с этим боролись?

– Я пыталась... Я старалась быть для него желанной, стать такой, какой бы он хотел меня видеть...

– Это трудно, не так ли?

– Да.

– Очень трудно, – проговорила Сьюзен.

– Да.

– Так что же вы сделали?

Кэролайн молча покачала головой.

– Вы обращались за помощью?

– Совсем недавно, – проговорила она. – Я говорила с доктором Вагнером.

– Что вы ему сказали?

– О Бейли – ничего. – Она вскинула на Сьюзен испуганные глаза. – Только о том, что у меня депрессия, а дома не все хорошо складывается. И доктор Вагнер посоветовал мне обратиться к социальному работнику.

В комнате на мгновение воцарилась тишина. За окном все падал снег.

– К кому именно? – спросила Сьюзен.

– Молодая женщина, латиноамериканка. Мисс Олмо.

– Как часто вы встречались с ней?

– Два раза в неделю в течение почти трех месяцев.

– И вы рассказали ей о Бейли?

– Сначала нет, – сказала Кэролайн. – Но мисс Олмо сказала, что если я хочу, чтобы она мне помогла, я должна доверять ей.

– Конечно, – сказала Сьюзен.

– И я ей все рассказала.

– Кому-нибудь еще вы о Бейли рассказывали? – спросила она.

– Нет, ни одному человеку.

Я взглянул на Хоука. Он – на меня.

– Но все дело в том, что ничто не помогло. А теперь уже поздно.

– Не поздно, – сказала Сьюзен. – И вам потребуется еще не меньше трех месяцев.

– Для чего?

– Для того, чтобы вновь научиться желать прихода завтрашнего дня.

Кэролайн замотала головой из стороны в сторону.

– Да, – сказала Сьюзен. – Я помогу вам, он поможет вам, – Сьюзен кивнула в мою сторону. – Сейчас вы в это не верите, но все еще будет хорошо.

Кэролайн ничего не ответила, она просто села и уставилась в окно, за которым в черноте ночи кружили белые хлопья снега.

Глава 32

Хоук сидел за рулем, я, держа дробовик, рядом с ним на переднем сиденье. Снег падал все так же мягко, временами прерывая свое кружение, словно раздумывая, не обернуться ли бураном.

– Отправляюсь пострелять мафиози, а попадаю на сеансы психотерапии, – говорил Хоук, – как у доктора Рута.

– Дойдет очередь и до мафиози.

– Надеюсь.

Крытый красной черепицей дом Хуаниты Олмо оказался в десяти минутах езды сквозь снегопад. На пути нам вновь встретилась снегоуборочная машина и молодая родительская пара, которая везла на санках чадо, укутанное до состояния колобка, мальчик это или девочка – определить не представлялось возможным.

Мы остановились напротив старого каркасного дома на две семьи. На нерасчищенной подъездной дорожке стояли три припорошенные снегом машины, одна из них – «эскорт» Хуаниты.

Хуанита открыла нам дверь: в джинсах и футболке с изображением Микки Мауса. Посмотрела на меня, на Хоука – он держал в руках дробовик – и снова быстро перевела взгляд на меня.

– Мой друг – охотник на куропаток, – сказал я.

– Что вам нужно? – спросила Хуанита.

– Войти и поговорить.

– А если нет?

– Мы все равно войдем.

– А если я вызову полицию?

– Мы не дадим.

Лицо Хуаниты слегка запылало, глаза словно увеличились.

– Вот как? – отрывисто бросила она.

Я переступил через порог и оказался в гостиной, Хоук последовал за мной, прикрыв за собой дверь.

– Соседи дома, – поторопилась сообщить Хуанита.

– Вот черт! – как бы расстроился Хоук.

Глаза Хуаниты забегали: скользнут по Хоуку – и в сторону, скользнут – и в сторону, лицо продолжало рдеть нервным румянцем.

– Присядем? – предложил я.

Хуанита посмотрела на меня:

– Да, конечно. Садитесь.

Я сел в обтянутое твидом кресло с деревянными закругленными подлокотниками. Хуанита стояла в арке, ведущей в столовую. Хоук прислонился спиной к двери, держа ружье дулом вниз.

– Что это за ружье? – спросила Хуанита.

– "Смит-и-вессон", – ответил Хоук. – Помповое ружье. Двенадцатый калибр, заряжается четырьмя патронами сразу.

– Я долго ломал голову, но так и не смог понять... – Я смотрел на Хуаниту – она на меня. – Если вы так восхищены Фелипе Эстэвой, зачем вам было говорить, что его жена спала с Вальдесом, тем самым сразу наводя меня на Эстэву?

Хуанита взяла с верхней полки дешевой еловой этажерки пачку сигарет и закурила.

– И еще одно я не смог объяснить: когда я спросил вас, спали ли вы с Вальдесом, вы посмотрели на меня так, будто проглотили бейсбольный мячик, а затем скрылись за дверью женского туалета, оставив меня в одиночестве.

– Хотите кофе? – спросила Хуанита. – У меня растворимый.

– Нет, спасибо. Пытаюсь держать себя на одной чашке в день, – сказал я.

Хоук молча мотнул головой.

Все помолчали. Через стенку из соседней квартиры доносился слабый звук работающего телевизора.

– А теперь я узнаю, что с Эмми Эстэвой спал Бейли Роджерс.

Хуанита глубоко затянулась, задержала дым и выпустила через нос. Она молчала.

– И еще я узнаю, что вам это было известно.

Лицо Хуаниты пылало.

– Так как его жена обратилась к вам за помощью и обсуждала с вами свои семейные проблемы. Она рассказала вам, что Бейли куплен Эстэвой и что он спит с его женой Эмми.

Хуанита снова затянулась – у сигареты вырос длинный пепельный хвост. Казалось, она ушла в себя, но ее темные глаза были широко раскрыты.

– И что из этого следует? – раздался ее голос, как из глубокой мертвой шахты.

– А то, что у вашей пациентки убили и мужа и ребенка. А уитонские легавые собираются прикончить меня. Пора делиться секретами.

Хуанита заскользила глазами по комнате. Ссутулив плечи и обхватив себя левой рукой, она вцепилась в локоть правой, державшей сигарету всего в дюйме ото рта, но, видимо, напрочь позабытую, дым тонкой струйкой вился вверх, к грязному потолку комнаты. Она переводила взгляд с Хоука на меня и с меня на Хоука.

– Кому вы рассказывали об этом, Хуанита? – спросил ее Хоук.

Его голос прозвучал мягко, но это не сработало. Глаза Хуаниты вновь скользнули по мне.

– Вы рассказали Эстэве? – спросил я.

Сигарета обожгла ей пальцы, она, вздрогнув, выронила ее на пол и раздавила ногой.

– Вы сообщили Эстэве, что шеф полиции трахает его жену, – сказал Хоук.

– И Эстэва убил его, – сказал я.

– И получается вроде того, что это вы его сами убили.

Хуанита покачала головой, скорее отвергая обвинения и не соглашаясь с тем, в чем ее обвиняют.

– Вы рассказали Эстэве, – повторил я.

Снегопад прекратился, по крайней мере, на время. За окном убогой комнаты Хуаниты не кружилась на ветру ни одна снежинка. Хуанита вытащила из пачки еще одну сигарету и прикурила. Затянувшись и выпустив дым, она посмотрела на кончик сигареты и положила спичку в пепельницу.

– Сначала не ему, – сказала она.

– Кому?

Она еще крепче вжала в себя правый локоть.

– Эрику, – прозвучало еле слышно.

Я едва понял ее.

– Вальдесу?

– Да.

Я ждал.

– Мы... Мы были... близки. И... он постоянно спрашивал меня, не знаю ли чего-нибудь, что дало бы ему возможность подступиться к кокаину.

Она замолчала. Дышала она тяжелее и громче, чем говорила: от волнения ей не хватало воздуха. Глаза блуждали по комнате, ничего не видя.

– И...

– И я рассказала ему о том, что услышала от Кэролайн, – торопливо выдохнула она из себя.

– Что он кормится денежками Эстэвы и спит с его женой?

– Да.

– А Вальдес? Он спал с Эмми?

– Нет.

– Вы говорили, что спал.

– Я солгала.

– Зачем? – спросил Хоук.

Она не ответила, только покачала головой и опустила глаза.

– Из соображений этики, – ответил я Хоуку за нее. – Она не хотела рассказывать мне о том, что узнала от своей пациентки, но она хотела, чтобы я знал, что Эмми погуливает на стороне, чтобы заставить меня приглядеться к ней пристальней и самому выйти на Бейли.

– Она не рассказала тебе о Бейли потому, что это была тайна ее пациентки, и она не имела права ее разглашать, так?

– Да. Она просто сказала мне, что Эрика убил Бейли, потому что был подлецом и негодяем.

– Но Вальдесу-то она выложила все, – сказал Хоук.

– Из любви, – пояснил я.

– Горячей, – сказал он.

– Которая его и убила.

Хуанита отвернулась от нас, прислонившись к косяку арочного прохода и уставившись невидящим взглядом в пустую столовую.

– Поэтому я и сказала вам, что Эрика убил Бейли Роджерс, – проговорила она, стоя к нам спиной. – Я знала, что Эрик разговаривал с ним об этом.

– Шантажировал, – сказал я.

Она сказала, не оборачиваясь:

– И Бейли его убил.

– Был вынужден, – сказал Хоук.

– Эрик был молод, – говорила Хуанита. – Ему хотелось стать героем. Хотелось получить Пулитцеровскую премию.

Хоук молчал. Я тоже. Мы смотрели на сгорбленные плечи Хуаниты. Тишину нарушало только приглушенное бормотание соседского телевизора.

– Значит, вы рассказали мне о Бейли в надежде, что я сам до всего докопаюсь, а вы останетесь в стороне?

– Да. – Ее голос долетел до меня эхом, отраженным от стен столовой.

– Но я не докопался.

Хуанита молчала. Спина застыла в напряжении. Над головой вился сигаретный дым. Мы ждали.

Тишина.

Хоук почти неслышно прошел мимо нее в столовую и, повернувшись, тихо выдохнул ей в лицо:

– И?..

Она медленно перекатилась спиной по косяку, отвернувшись от Хоука и повернувшись ко мне, глядя в никуда глазами сомнамбулы. Казалось, она не замечала ни меня, ни капризов погоды за окном.

– И я пошла к Фелипе Эстэве, – проговорила она. – И рассказала ему.