Текст книги "Спин"

– Давай, лети! – подбадривал Джейсон. – Вперед, прочувствуй скорость!

Сумею ли я отвлечься на скорость? Сумею ли хоть на что-то отвлечься? С чего мне взбрело в голову, что для Дианы я центр мироздания? На самом деле я всего лишь знакомый мальчишка.

Но велик у Джейсона был обалденный. Я встал на педали и вверил себя силе тяжести. Покрышки гудели по пыльному асфальту, но цепь и кассета скоростей работали как шелковые, не издавая ни звука, за исключением еле слышного стрекота подшипников. Я набирал скорость, и меня, опустошенного, но свободного, хлестал ветер. Мимо проносились аккуратно покрашенные дома с дорогими машинами на подъездных дорожках. Ближе к концу спуска я чуть прижал ручку тормоза, чтобы сбавить разгон, не замедляя хода. Мне не хотелось останавливаться. Вот бы мчаться так всю жизнь! Классное ощущение!

Но спуск закончился, и я наконец затормозил, накренил велосипед, поставил левую ногу на асфальт и оглянулся.

Джейсон все еще сидел на вершине холма на моей развалюхе – так далеко, что походил на одинокого всадника из старого вестерна. Я помахал ему: твоя очередь.

По Бентам-Хилл-роуд Джейсон гонял, наверное, тысячу раз, что вверх, что вниз. Но на ржавом старинном велике он не покорял этот спуск никогда.

Велосипед подходил ему лучше, чем мне. Длинноногий Джейс не выглядел карликом рядом с рамой, но мы никогда раньше не менялись великами, и я вдруг задумался обо всех недугах и заскоках моего старичка. Я ведь изучил его как свои пять пальцев – например, выяснил, что не стоит резко поворачивать направо, потому что раму слегка перекосило, запомнил, что от коробки передач осталось одно название, и научился держать своего коня в узде. Но Джейсон ничего этого не знал. А спуск непростой. Я хотел крикнуть, чтобы он не торопился, но даже если бы заорал во все горло, он все равно не услышал бы меня – я укатил слишком далеко. Неуклюже, словно младенец-переросток, Джейс оторвал ноги от земли. Велик был тяжелый: никакой грации, сплошная масса. Скорость он набрал за несколько секунд, но я знал, как трудно будет его остановить. Пальцы мои сжались на воображаемой ручке тормоза.

По-моему, до последней четверти спуска Джейсон не понимал, что у него неприятности, пока проржавевшая цепь велосипеда, лопнув, не хлестнула его по икре. Он был уже довольно близко; я видел, как он поморщился, и слышал, как он вскрикнул от боли. Велосипед завихлял, но Джейсон каким-то чудом не упал.

Обрывок цепи запутался в заднем колесе и молотил по спицам с таким звуком, словно заело перфоратор. В двух домах от меня в саду возилась женщина. Она отвлеклась от прополки и, зажав уши, обернулась посмотреть, что происходит.

Джейсон на удивление долго контролировал велосипед. Силачом он не был, но прекрасно владел своим долговязым телом. Расставил ноги для равновесия (от педалей уже не было толку), держал руль прямо, зажимал ручку тормоза, блокируя заднее колесо. И не падал. Что поразительнее всего, тело его не напряглось, а, наоборот, расслабилось, словно Джейсон погрузился в решение трудной, но увлекательной задачи, словно был абсолютно уверен, что с нынешней его ипостасью – сочетанием разума, тела и машины – не может случиться ничего плохого.

Первым сдался механизм. Фрагмент промасленной цепи, до этого болтавшийся в опасной близости от ноги Джейсона, застрял между покрышкой и рамой. И без того ослабленное колесо изогнулось под неимоверным углом и сложилось пополам, усыпав асфальт ошметками резины и шариками подшипников. Джейсон слетел с велосипеда и закувыркался в воздухе, словно манекен, выброшенный из окна небоскреба. Первый удар пришелся на подошвы, потом на колени, локти, голову. Джейсон растянулся на асфальте, а останки моего старичка, прокатившись мимо, упокоились в водосточной канаве. Переднее колесо все еще крутилось и позвякивало. Я бросил велосипед Джейсона и помчался к месту крушения.

Джейс уже перекатился на спину и озадаченно смотрел в небо. Брюки с рубашкой разодраны, на лбу и кончике носа страшные ссадины, лицо залито кровью. На икре рваная рана. Глаза слезятся от боли.

– Тайлер, – заговорил он, – ай… дружище, прости, я… ай… ой… угробил твой велик.

Происшествие вполне заурядное, но в последующие годы я не раз его вспоминал. Вспоминал, как Джейсон – совокупность человека и механизма – набирает опасное ускорение, и снова видел его непоколебимую веру в то, что он сам, один сумеет все исправить, нужно лишь как следует постараться, совладать с управлением. Нужно лишь не потерять контроль.

* * *

Велосипед восстановлению не подлежал. Бросив его в канаве, мы отправились домой. Я всю дорогу катил Джейсонова красавца, а сам Джейсон ковылял рядом и делал вид, что ему не больно. Держался правой рукой за окровавленный лоб, словно у него раскалывалась голова. Думаю, так оно и было.

Через какое-то время мы уже плелись по подъездной дорожке Казенного дома, а родители Джейсона спускались с крыльца нам навстречу. Наверное, Лоутон заметил нас из окна своего кабинета. Вид у И Ди был встревоженный и сердитый – уголки рта уехали вниз, брови нахмурились, взгляд стал пронзительным. За его спиной маячила мама Джейсона. Лицо у нее было не слишком заинтересованное и даже отстраненное. Выходя из дома, она пошатывалась: наверное, выпила лишнего.

И Ди обследовал Джейса (тот вмиг растерял свою подростковую самоуверенность), после чего велел ему бежать в дом и привести себя в порядок.

Затем он повернулся ко мне и сказал:

– Тайлер…

– Да, сэр?

– Допускаю, что ты ни при чем. Надеюсь, что я прав.

Заметил, что мой велик исчез, а на Джейсоновом нет ни царапины? В чем-то меня обвиняет? Я не знал, что сказать, поэтому уставился на лужайку.

– Позволь объяснить, – вздохнул И Ди. – Вы с Джейсоном дружите, это хорошо. Ему нужен друг. Но будь добр понимать не хуже твоей матери, что допуск в наш дом влечет за собой определенные обязательства. Если хочешь проводить время с Джейсоном, я ожидаю от тебя разумного поведения. Я рассчитываю, что ты будешь за ним присматривать. Предположу, что он кажется тебе обычным мальчиком, но это не так. Мой сын одаренный, у него большое будущее. Ничто не должно помешать Джейсону реализовать себя.

– Точно, – поддакнула Кэрол Лоутон, и я убедился, что она навеселе.

Она склонила голову набок и чуть не поскользнулась на гравийной дорожке между асфальтом и живой изгородью.

– Он долбаный вундеркинд, – выдала она. – Будет самый юный гений в МТИ. Смотри не сломай его, Тайлер, он очень хрупкий.

– Кэрол, ступай в дом, – ледяным тоном велел И Ди, не сводя с меня глаз. – Мы друг друга поняли, Тайлер?

– Так точно, сэр, – соврал я.

Я вообще его не понял. Но знал, что в чем-то он прав. Да, Джейсон особенный. И да, присматривать за ним – моя работа.

Свихнувшееся время

Правду про Спин я узнал через пять лет после Октябрьских событий, зимним вечером на саночной вечеринке. Стоял трескучий мороз. Новости, естественно, принес Джейсон.

Вечер начался с ужина у Лоутонов. Джейсон вернулся из университета на рождественские каникулы, и стол накрыли по-праздничному, хотя за ужином собралась «только семья» (меня пригласили по настоянию Джейса и, наверное, вопреки возражениям И Ди).

– Твою маму тоже нужно было позвать, – шепнула Диана, открывая мне дверь. – Я пробовала уломать Эда, но…

Она пожала плечами.

Ничего страшного, сказал я, Джейсон уже заходил с ней поздороваться. В любом случае она неважно себя чувствует. Как ни странно, слегла с головной болью. К тому же мне было не с руки жаловаться на И Ди – буквально в прошлом месяце он сказал, что оплатит мое обучение в медицинском колледже, если я сдам вступительный экзамен. «Потому что, – добавил он, – твой отец бы это оценил». Жест столь же щедрый, сколь и неискренний, но я был не в том положении, чтобы отказываться.

В Сакраменто Маркус Дюпре, мой отец, был лучшим другом И Ди. Некоторые говорили, что единственным. В те времена они с Лоутоном впаривали мониторинговые аэростаты метеорологической службе и пограничникам. Я представлял себе отца лишь в общих чертах, слившихся с рассказами матери, хотя ясно помнил стук в дверь в тот вечер, когда он погиб. Он рос единственным сыном в семье бедняков-франкоканадцев, обосновавшихся в штате Мэн, гордился дипломом инженера, был талантлив, но наивен в денежных вопросах: потерял сбережения в череде биржевых ставок и не оставил нам ничего, кроме непосильной ипотеки.

Переезжая на восток, Лоутоны предложили матери место экономки; наверное, так И Ди воздавал почести погибшему другу. И разве так уж важно, что он постоянно попрекал мать этой услугой? Так уж важно, что с той поры И Ди обращался с ней как с бытовым прибором? Что установил кастовую систему, в которой членам семьи Дюпре отводилось место людей второго сорта? Как знать. Любого рода щедрость – редкий зверь, не раз говорила мать. Вероятно, я просто воображал, что И Ди наслаждается интеллектуальной пропастью между мной и Джейсоном. Или обращал на это слишком много внимания. Ясно одно: И Ди был убежден, что мое предназначение – контрастировать с его сыном. Быть усредненным мерилом его уникальности.

К счастью, мы с Джейсом знали, что все это чушь.

Когда я пришел, Диана и Кэрол уже сидели за столом. Сегодня Кэрол была на удивление трезва – или пьяна, но не настолько, чтобы это было заметно. Пару лет назад она бросила медицинскую практику и в последнее время сидела дома, чтобы не нажить неприятностей за вождение в нетрезвом виде.

– Добро пожаловать, Тайлер, – с формальной улыбкой сказала она.

Через несколько минут сверху спустились Джейсон с отцом. Оба хмуро переглядывались: очевидно, что-то произошло. Усаживаясь рядом со мной, Джейс рассеянно кивнул.

На семейных застольях у Лоутонов было принято вести себя сдержанно и подчеркнуто любезно. Мы передавали друг другу горошек и перебрасывались дежурными фразами. Кэрол по большей части смотрела в пустоту, а И Ди отмалчивался, что было для него не типично. Диана и Джейсон пробовали завязать разговор, но ясно было, что отца с сыном что-то гложет и они не намерены это обсуждать. Джейс в основном смотрел в тарелку, но почти ничего не ел; был такой тихий, что к десерту я заволновался, не приболел ли он. Когда пришло время ехать на саночную вечеринку, он с очевидной неохотой встал, и я понял, что сейчас он начнет отпрашиваться, но И Ди Лоутон его опередил:

– Ладно, возьми сегодня выходной. Это пойдет тебе на пользу.

«Выходной? – подумал я. – Что за выходной? От какой такой работы?»

Мы забрались в непритязательную крошечную «хонду» (модели «моя первая машина», как ее определила Диана). Я расположился за водительским сиденьем. Джейс сел спереди, рядом с сестрой, уперся коленями в бардачок и мрачно уставился в лобовое стекло.

– Он что, тебя отшлепал? – спросила Диана.

– Не совсем.

– А ведешь себя так, будто он тебя отшлепал.

– Да? Ну извини.

Небо, понятно, было черным. Когда мы свернули на север, свет фар заскользил по заснеженным лужайкам и шеренге голых деревьев. Тремя днями раньше случился рекордный снегопад, потом ударил мороз, и везде, где не ходил грейдер, сугробы обрели покой под толстой коркой льда. Машин на дороге было немного, никто не лихачил.

– Так что случилось? – спросила Диана. – Что-то серьезное?

Джейсон пожал плечами.

– Голод? Мор? Война?

Он снова пожал плечами и поднял воротник куртки.

* * *

На вечеринке ему не полегчало. Да и вечеринка была так себе.

Сборище бывших одноклассников и знакомых Джейсона и Дианы в поместье кого-то из выпускников школы Райса. Сейчас он учился в университете Лиги плюща. Его родители постарались устроить достойный тематический вечер: британские мини-сэндвичи, горячее какао, катание на санках с пологой горки за домом. Но для большинства гостей – пресыщенных ребят, успевших покорить лыжные склоны Церматта или Гштада еще до того, как им сняли брекеты, – встреча с одноклассниками была лишь поводом для нелегальной пьянки. Во дворе под разноцветными огоньками курсировали серебряные фляжки; на цокольном этаже некий Брент развернул розничную торговлю экстази.

Джейсон занял кресло в углу, сидел там и кривился в ответ на дружелюбные улыбки. Диана познакомила меня с большеглазой девушкой по имени Холли, а потом куда-то делась. Холли завела шарманку про фильмы, виденные ею за последний год. Битый час водила меня по комнате, то и дело останавливаясь, чтобы стащить с подноса ролл «Калифорния». Наконец извинилась и убежала в туалет; я же подрулил к страдальцу Джейсону и взмолился, чтобы тот составил мне компанию во дворе.

– Не в том я настроении, чтобы кататься на санках.

– Я тоже. Просто сделай одолжение.

Мы обулись, надели куртки и вывалились на улицу. Ночь была морозной и безветренной. Человек шесть выпускников стояли у крыльца, окутанные сигаретным дымом, и бросали в нашу сторону недружелюбные взгляды. Мы шагали по протоптанной в снегу тропинке, пока не оказались в относительном уединении на вершине невысокого холмика. Оттуда видно было, как немногочисленные катальщики без энтузиазма буксуют на санках под цирковой иллюминацией рождественских гирлянд. Я рассказал Джейсону, что ко мне прилипла некая Холли, словно пиявка в модной шкуре фирмы «Гэп». Он пожал плечами:

– У всех свои проблемы.

– Черт возьми, да что с тобой сегодня?

Не успел он ответить, как у меня запищал мобильный. Из дома звонила Диана.

– Ребят, вы куда запропастились? Холли места себе не находит. Тайлер, ты грубиян. Взял и бросил девушку.

– Там и без меня народу хватает. Пускай найдет себе другого слушателя.

– Она почти никого здесь не знает, вот и нервничает.

– Извини, но почему это должно меня волновать?

– Я думала, у вас что-нибудь получится.

– Получится? – Я оторопел: у этого слова могла быть лишь одна трактовка, и весьма неприятная. – Ты что, сосватать меня решила?

Пару секунд она виновато молчала.

– Тайлер, ну что ты… Не надо так говорить.

Последние пять лет Диана то врывалась в раскадровку моей жизни, то выплывала из нее, словно в любительском фильме. Иногда – особенно после отъезда Джейсона в университет – мне казалось, что я ее лучший друг. Она звонила, мы разговаривали, вместе ходили по магазинам и в кино. Вели себя, как положено друзьям. Приятелям. Сексуальное напряжение (если оно вообще заслуживает упоминания) имелось лишь с моей стороны, и я заботливо его скрывал, без лишних слов понимая, что даже нынешний намек на интимность – весьма хрупкая штука. Да, я зачем-то был нужен Диане, но не в романтическом смысле.

И Ди, конечно, не допустил бы между нами отношений, выходящих за рамки инфантильно-платонических и способных принять опасный поворот. Саму Диану, пожалуй, тоже устраивала дистанция между нами. Бывали месяцы, когда мы с ней почти не виделись. Я мог помахать рукой, заметив, что она ждет микроавтобус (когда она еще училась в школе Райса), но в такие периоды она мне не звонила. Если я, набравшись храбрости, набирал ее номер, у Дианы не было настроения разговаривать.

Я же тем временем ходил на эпизодические свидания с девочками из школы – по большей части застенчивыми, смирившимися с жизнью на социальной периферии, – и даже они намекали (зачастую весьма недвусмысленно), что предпочли бы встречаться с более популярным парнем. Такие связи длились недолго. В семнадцать лет я потерял девственность с миловидной и ошеломляюще рослой девицей по имени Элейн Боуленд; старательно убеждал себя, что влюблен, но через пару месяцев распрощался с ней, чувствуя не то печаль, не то облегчение.

После каждого подобного эпизода мне неожиданно звонила Диана и мы разговаривали. Я не рассказывал ни об Элейн Боуленд, ни о Тони Хикок, ни о Саре Берштейн, а Диана в свою очередь не распространялась о том, как проводила свободные часы, пока мы не общались. И нас это устраивало, ведь спустя пару дней наша особая связь восстанавливалась и мы вновь балансировали на грани притворства и романтики, зрелости и детства.

Большего я старался не ожидать, но постоянно желал ее общества и думал, что она желает моего. Как ни крути, она из раза в раз возвращалась к нашим беседам. Порой я замечал, что рядом со мной она расслабляется. Входя в комнату, я видел ее искреннюю улыбку сродни заявлению: «О, здорово, вот и Тайлер. Когда он рядом, ничего плохого не случается».

– Тайлер?

Интересно, что она сказала Холли. «Тайлер очень милый, но волочится за мной уже несколько лет… Из вас выйдет отличная пара!»

– Тайлер? – У нее был вконец расстроенный голос. – Тайлер, если не желаешь разговаривать…

– Вообще-то, правда не желаю.

– В таком случае передай, пожалуйста, трубку Джейсону.

Я протянул ему телефон. Послушав пару секунд, Джейсон сказал:

– Мы на холме. Нет. Нет. Давай ты лучше сама придешь? Здесь не так уж холодно. Нет.

Я не хотел ее видеть, поэтому пошел прочь. Джейсон бросил мне телефон:

– Тайлер, не залупайся. Мне нужно поговорить с вами обоими. С тобой и с Дианой.

– О чем?

– О будущем.

Услышав столь таинственный ответ, я рассердился:

– Тебе, может, и не холодно, но я замерз.

Я и правда замерз.

– Это поважнее любых твоих разногласий с моей сестрой. – Лицо у него было до смешного серьезное. – А я знаю, как ты к ней относишься.

– Я никак к ней не отношусь.

– Это неправда, даже будь вы просто друзьями.

– Мы и есть просто друзья. – Я никогда не разговаривал с ним о Диане; это была одна из нежелательных тем. – Не веришь, сам у нее спроси.

– Ты злишься, потому что она познакомила тебя с этой Холли.

– Не хочу об этом говорить.

– Дело в том, что она старается творить добро. Это ее новая фишка. Диана книжек начиталась.

– Каких книжек?

– По теологии Апокалипсиса. Типа «Молитвы во тьме» Рателя – отказ от мирского «я» и прочая популярная ерунда. Почаще смотри днем телевизор, Тайлер. Она не хотела тебя обидеть. Это вроде как добрый поступок.

– И поэтому я должен притвориться, что все нормально?

Я сделал еще несколько шагов в сторону дома, думая, как бы уехать отсюда без собственной тачки.

– Тайлер, – сказал Джейсон таким тоном, что я не мог не обернуться. – Послушай. Ты спрашивал, что меня беспокоит.

Он вздохнул.

– Эд рассказал мне кое-что про Октябрьские события. Но это секрет. Я обещал сохранить все в тайне. Но собираюсь нарушить слово. Знаешь почему? Потому что на всем белом свете у меня лишь трое родных людей. Один – мой отец, а двое других – Диана и ты. Может, потерпишь меня еще пару минут?

Я заметил, что на холм взбирается Диана, по пути сражаясь с белоснежной паркой: одна рука в рукаве, другая нет.

Затем перевел взгляд на Джейсона. В тусклом свете праздничных фонариков у него был чрезвычайно понурый вид. Мне стало страшно. Наступив на горло своим чувствам, я согласился его выслушать.

* * *

Когда Диана подошла к беседке, Джейсон что-то ей шепнул. Изумленно взглянув на него, Диана попятилась. Затем Джейсон начал говорить: тихо, монотонно, даже успокоительно, словно читал сказку перед сном. Но это была не сказка. Это был кошмар.

Обо всем он узнал от отца. От кого же еще?

После Октябрьских событий дела у И Ди пошли в гору. Когда отказали спутники, завод Лоутона незамедлительно предложил практичную технологию замещения: стратостаты, воздушные шары особой конструкции, способные зависать в стратосфере на неопределенный срок. Пятью годами позже стратостаты И Ди, оснащенные телекоммуникационными приборами и ретрансляторами, успешно справлялись с многопоточной передачей голосовых и прочих данных – каких угодно, кроме астрономических и навигационных, – то есть почти полностью заменили традиционные спутники. В скором времени влияние И Ди пошло в рост, и он дорвался до власти. Недавно организовал группу, лоббирующую интересы авиакосмической отрасли, – «Фонд перигелия» – и, бывало, консультировал федеральное правительство по менее публичным проектам, в том числе по программе НАСА, получившей название АРУ (автоматические разведывательные устройства).

В НАСА эту тему прощупывали уже пару лет. Первоначальной целью программы было изучение Октябрьского щита: можно ли выйти за его пределы и собрать полезную информацию по ту строну барьера?

Первый запуск с военно-воздушной базы Ванденберг оказался, по сути дела, выстрелом наугад. Простенький АРУ отправился в кромешную тьму на восстановленной ракете «Локхид Мартин Атлас-2 АС». Почти сразу стало ясно, что операция провалилась. Планировалось, что спутник проведет на орбите семь дней, но он упал в Атлантический океан неподалеку от Бермудских островов через несколько секунд после запуска. Словно отскочил от горизонта событий. Но он не отскочил.

– Когда спутник нашли, – говорил Джейсон, – оказалось, что он собрал данные за целую неделю.

– Быть того не может!

– Может, не может… Вопрос не в этом. Вопрос в том, что случилось. А случилось вот что: аппарат провел неделю на орбите, но вернулся на Землю в ночь запуска. И в первый раз, и во все последующие. Поэтому у нас не остается пространства для сомнений.

– Так что произошло? О чем ты, Джейс? О путешествии во времени?

– Нет… Не совсем.

– Не совсем?

– Не перебивай. Дай ему сказать, – тихо попросила Диана.

Ключей к пониманию истинного положения вещей было множество, пояснил Джейсон. Судя по наблюдению с Земли, перед барьером ракеты ускорялись, а потом исчезали, словно их затягивало на ту сторону. Но аппаратура спутников не фиксировала такого эффекта, и оба потока данных оказывались несопоставимы. С Земли было видно, что перед барьером спутники набирают скорость и почти сразу же падают обратно; бортовые самописцы, однако, докладывали, что спутники чинно-мирно выходят на заданную орбиту, остаются на ней в течение установленного времени и возвращаются в надлежащий срок, через несколько недель или месяцев. (Я вспомнил русского космонавта, чей рассказ, не получив ни подтверждения, ни опровержения со стороны официальных лиц, превратился в подобие городской легенды.) Если предположить, что оба потока данных верны, напрашивалось лишь одно объяснение.

За барьером время течет с иной скоростью.

Или, если поменять слагаемые местами, время на Земле тянется медленнее, чем на просторах Вселенной.

– Понимаете, что это значит? – спросил Джейсон. – Раньше мы считали, что оказались в некоем подобии клетки Фарадея, которая регулирует поток энергии, достигающий земной поверхности. Да, все так, но это лишь побочный эффект. Крошечный фрагмент общей картины.

– Побочный эффект? Чего именно?

– Явления под названием «темпоральный градиент», временного сдвига. Улавливаешь смысл? За одну земную секунду по ту сторону барьера проходит чертова уйма времени.

– Чушь какая-то, – тут же сказал я. – Проклятье, это же идет вразрез со всеми законами физики!

– Над этим вопросом бьются люди гораздо опытнее меня. Но теория темпорального градиента не лишена объяснительной силы. Если между нами и Вселенной существует временной дифференциал, космическая радиация, достигающая земной поверхности в отдельно взятый момент, – то есть солнечный свет и рентгеновские лучи – растет прямо пропорционально этой разнице. Если втиснуть годовой запас солнечного света в десять секунд, на выходе получим верную смерть. Так что электромагнитный барьер вокруг Земли создан вовсе не для маскировки. Он защищает нас. Отсеивает концентрированную радиацию, но ее давление непрерывно растет.

– Фальшивое солнце, – кивнула Диана.

– Вот именно. Нам дали искусственный солнечный свет, потому что настоящий убил бы нас. Ровно столько солнца, сколько нужно для имитации времен года, поддержки сельского хозяйства и обеспечения привычной погоды. Приливы и отливы, траектория вращения вокруг Солнца – масса, ускорение, гравитация – все это подделано: не только для того, чтобы замедлить ход времени на планете, но и чтобы мы не вымерли в процессе.

– Подделано, – повторил я. – То есть это не природное явление. Это инженерия.

– Да, – сказал Джейсон. – Мы вынуждены это признать.

– То есть наша планета – объект манипуляций?

– Поговаривают об управляющем интеллекте.

– А смысл? С какой целью все это делают?

– Не знаю. Никто не знает.

Диана долго смотрела на брата сквозь неподвижный морозный воздух. Потом запахнула парку и задрожала. Не из-за холода, нет. Из-за того, что у нее назрел фундаментальный вопрос:

– Сколько времени, Джейсон? Сколько времени там прошло?

Там, по ту сторону беззвездного неба.

Джейсон помедлил. Я видел, что ему не хочется отвечать.

– Очень много, – наконец признался он.

– Скажи сколько, – еле слышно попросила она.

– Что ж, измерения бывают разные, но последний спутник сделал расчеты по калибровочному сигналу, отраженному от поверхности Луны. Вы же в курсе, что Луна с каждым годом отдаляется от Земли? На крохотное, но измеримое расстояние. Получив это значение, можно составить что-то вроде приблизительного календаря. Чем больше прошло времени, тем точнее будет этот реестр. Плюс другие факторы: движение ближайших звезд…

– Джейсон! Скажи сколько!

– На Земле – пять лет и пара месяцев. За барьером, соответственно, чуть больше пятисот миллионов лет.

Невообразимое число.

Я не знал, что сказать. В голову не шло ни единого слова. Я онемел. Утратил способность мыслить. Вокруг царила пустая, морозная и абсолютно беззвучная ночь.

Затем Диана, уловившая самую суть этого кошмара, спросила:

– И сколько нам осталось?

– Этого я тоже не знаю. Однозначного ответа нет. В какой-то степени нас защищает барьер, но насколько эффективна его защита? Однако есть непреложные факты. Как и любая звезда, Солнце не вечно. Оно стареет, сжигает водород, становится жарче и увеличивается в размерах. Земля находится в обитаемой зоне Солнечной системы, и эта зона неуклонно расширяется. Повторю: что бы ни случилось, еще какое-то время мы будем под защитой барьера. Но в конце концов Солнце поглотит Землю. Рано или поздно мы пройдем точку невозврата.

– Сколько нам осталось, Джейс?!

– Лет сорок. Может, пятьдесят. – Он с жалостью посмотрел на Диану. – Плюс-минус.