Текст книги "Безумный корабль"

Глава 11
Судилище

Ну и где же она? И чем она там занимается? – беспокоилась Кефрия.

– Понятия не имею, – раздраженно ответила мать.

Кефрия уставилась в чашку чая, которую держала в руке, и постаралась принудить себя к молчанию. А то она и так едва не поинтересовалась у матери, уверена ли та, что в самом деле видела Альтию. Минувшая неделя отняла столько сил, что, право, еще и не такое могло примерещиться. Да и галлюцинацию, посетившую мать, пережить было бы легче, чем если бы блудная сестрица впрямь посетила родной дом – и лишь для того, чтобы сразу снова исчезнуть. Ах, до чего же возмутительное поведение! И кажется, мать с ним просто мирилась, вот что было самое ужасное…

Но тут Роника, смягчившись, добавила:

– Она сказала мне, что вернется еще до утра. А солнце только что село.

– Но неужели тебе ничуть не кажется странным, что молодая незамужняя женщина из приличной семьи шатается неизвестно где по ночам? Да еще в первую ночь после почти года отсутствия?..

– Естественно, кажется. Но с другой стороны, это так похоже на Альтию. И я давно поняла, что не в состоянии ее переделать.

– Мне небось такой свободы не достается! – немедленно вставила Малта. – Меня днем-то не очень пускают по городу погулять…

– И это верно, – легко согласилась Роника Вестрит. В ее пальцах размеренно постукивали спицы: она занималась рукоделием. И попросту пропускала мимо ушей замечания внучки.

Поужинали они в этот день рано. И теперь сидели все вместе в гостиной. Никто, собственно, не говорил вслух, что они собираются бдеть в ожидании Альтии. Говорить и не требовалось. Роника сидела и вязала, причем с такой скоростью, будто с кем-то соревновалась. Кефрии было далеко до подобного сосредоточения. Тем не менее она упрямо тыкала иглой в вышивание, твердя себе, что нипочем не позволит вредной сестре разрушить тот хрупкий островок покоя, которым сумела себя окружить.

Что до Малты – она даже и не притворялась, будто занимается делом. Ранее она капризно поковырялась в немудреной еде и заявила, что уже соскучилась по служанкам Давада. А теперь бесцельно бродила по комнате, брала с полок вещицы, привезенные покойным дедом из плаваний, рассматривала их и ставила обратно. Ее непрестанное движение выводило и без того взвинченную Кефрию из себя. Хорошо хоть Сельден уже спал, утомленный целой неделей развлечений с гостями… А вот Малта все это время буквально цвела. То-то с момента отбытия последней кареты она впала в мрачное уныние, надулась на весь белый свет и, похоже, не собиралась пока выходить из этого состояния. Кефрии при виде нее лезло на ум какое-то морское животное, не успевшее уйти в море с отливом и застрявшее на берегу.

– Мне скучно! – объявила Малта, ни дать ни взять подслушав мысли матери. – Вот бы торговцы из Чащоб пожили у нас еще! Они небось не сидят дома по вечерам, занимаясь рукоделием…

– А вот я уверена, что сидят и занимаются, когда находятся у себя, а не в гостях, – твердо возразила Кефрия. – Никто не устраивает каждый день игры, веселья и вечеринки. Так что, пожалуйста, не надейся на это в своих отношениях с Рэйном!

– Ну, если он женится на мне и у нас будет собственный дом, то скукотищи по вечерам я нипочем не допущу, это уж точно! Мы будем приглашать к себе друзей и нанимать музыкантов. Или сами станем к знакомым в гости ходить. Мы с Дейлой уже решили: когда мы станем замужними женщинами и будем вольны поступать, как нам вздумается, мы обязательно…

– Если ты выйдешь замуж за Рэйна, ты не останешься в Удачном, а переедешь жить в Дождевые чащобы, – негромко перебила Роника. – Придется тебе завести там новых друзей. И жить так, как велит их обычай.

– Ну почему тебе вечно надо все испортить?! – взвилась Малта. – Что я ни скажи, ты немедленно пытаешься меня опровергнуть! Ты, по-моему, хочешь, чтобы я всю жизнь просидела несчастная!

– Дело не в том, что я говорю, а в тех глупых фантазиях, которыми ты горазда забивать себе голову…

– Мама, – вмешалась Кефрия. – Ну пожалуйста. Если еще и вы ссориться начнете, я точно с ума сойду!

Повисло тягостное молчание.

– Ладно, – проговорила наконец Роника. – Я совсем не хочу, чтобы Малта была несчастной. Я просто хочу, чтобы она наконец очнулась от сладких грез насчет бесконечных балов и развлечений и посмотрела правде в глаза: есть в жизни нечто гораздо более основательное, на чем и следует строить свое счастье…

– Да как тут тете Альтии было из дома не удрать!!! – завопила Малта, не дав бабке договорить. – Вас послушать, так вся жизнь впереди – сплошная скука и работа, работа!.. Ни за что я такого для себя не хочу! Я не позволю с собой так обойтись!.. Рэйн мне столько занятного рассказывал про Чащобы! Когда мы приедем в гости к его родне, он покажет мне древний город Старшей расы! Тот самый, где находят джидзин и кристаллы огня! И еще много-много чудесных вещей! Он мне говорил, там есть комнаты, куда ты заходишь, и трогаешь стену рукой, и все озаряется светом, как в древние времена! Он сказал, что иногда ему даже попадались на глаза призраки Старших, наведывающиеся в свой город! Их не всякий может увидеть, только те, кто наделен особой чувствительностью, но он говорит, что у меня, может быть, получится! Может, я тоже особо чувствительная! А самые талантливые даже отголоски их музыки слышат, вот!.. И он станет меня одевать так, как пристало женщине из семьи Хупрусов! И мне не придется ни сметать пыль с мебели, ни серебро чистить, ни еду готовить – на это слуги найдутся! А еще Рэйн сказал… он сказал… Мама, ты что так улыбаешься? Ты что, потешаешься надо мной?..

В голосе Малты так и звенели оскорбленные чувства.

– Отнюдь, отнюдь. – Кефрия слегка покачала головой. – Никто не думал над тобой потешаться. Просто, слушая тебя, я подумала: до чего же ей нравится этот юноша. А еще я припомнила те блистательные планы, которые мы с твоим отцом вынашивали относительно нашей будущей совместной жизни. Правду сказать, далеко не все они воплотились… Но до чего же сладко было мечтать!

– А мне, скорее, показалось, что Малте нравится не Рэйн, а все то, что он собирается дать ей, – негромко поправила Роника. И добавила чуть мягче: – Впрочем, не вижу в этом ничего скверного. Из молодых людей, которым доводилось вместе мечтать, часто получаются неплохие супруги…

Малта поворошила угли в камине.

– Только не говорите так, как будто уже все решено, потому что на самом деле ничего еще не решено, – проговорила она, продолжая дуться на старших. – У Рэйна, если хотите знать, недостатков целая огромная куча! И я даже не про его вуаль и перчатки, из-за которых никому не известно, как он по-настоящему выглядит! По мне, гораздо хуже эта его страсть без конца спорить о политике. Только-только начнешь обсуждать с ним вечеринки и друзей, а он опять заводит о войне с Джамелией и о том, как нам всем необходимо проявлять твердость, несмотря ни на какие, мол, тяготы! Ему все это кажется одним большим приключением! А еще он мне заявил, что, по его мнению, рабство – это зло, хоть я и сказала ему, что папа считает рабство благом для Удачного и всех нас и даже намерен поправить наше состояние, торгуя рабами. А он, подумайте только, осмелился утверждать, что, мол, папе придется пересмотреть свои взгляды на рабство. Папа, значит, должен увидеть, что рабство и вообще плохо, и скверно отражается на этой… деловой жизни. И что лучше бы он торговал с Дождевыми чащобами! А еще он все время талдычит мне про то, что у нас обязательно будут дети. Как будто я ему прямо назавтра после свадьбы должна буду ребенка родить! А когда я сказала ему, что, по-моему, нам следовало бы завести дом не только в Чащобах, но и в Удачном, чтобы удобнее было навещать наших здешних друзей, он только расхохотался! Он считает, что, как только я узрю – так и сказал, узрю – чудеса и красоты его города, я вообще думать забуду про Удачный, а еще, что в Чащобах у нас не будет своего дома, а лишь сколько-то там комнат в огромном доме, где живут все Хупрусы. Вот так-то вот! И совсем даже я еще не решила, что намерена выбрать именно Рэйна!..

– Похоже, – кивнула Роника, – что вы с ним успели во всех подробностях обсудить свою совместную жизнь…

– Ну, он-то обо всем говорит так, как будто наша свадьба – дело решенное. А когда я ему говорю, что пока все совсем неопределенно, он знай улыбается и спрашивает, с какой стати мне так нравится его мучить! Ну объясните мне – все мужчины такие тупоголовые?..

– Все, которых я лично знала, были именно таковы, – самым благодушным образом заверила ее Роника. Потом добавила уже серьезнее: – Но если ты намерена отвергнуть его ухаживание, ты, пожалуйста, нам с матерью так прямо и скажи. Если ваши отношения никуда не ведут, то чем раньше мы их разорвем, тем меньше неловкости для обеих наших семей…

– Ну… я… нет, я на самом деле еще ничего не решила. Мне надо подумать еще…

В комнате опять стало тихо. Малта углубилась в размышления, взвешивая различные «за» и «против», а две взрослые женщины, каждая про себя, обдумывали, что может означать для них то или иное ее решение.

– Да где же наконец Альтия? – услышала Кефрия свой собственный голос.

Ее мать только вздохнула.

Альтия поставила кружку на стол. От жарко́го из птицы уже мало что осталось, кроме костей. Янтарь, сидевшая по другую сторону стола, аккуратно положила на тарелку вилку и нож. Йек откинулась к спинке стула и принялась ковырять в зубах. Заметив взгляд Альтии, она усмехнулась:

– У тебя, случаем, нет дома старшего брата?.. Вот бы с такими же глазами, как у тебя. А то глазищи высший класс – и надо же, девке достались…

– Ну-у, Йек, что за разговоры, – шутливо упрекнула ее Янтарь. – Совсем нашу Альтию засмущала. Может, пойдешь пройдешься по городу? Нам тут о важных вещах переговорить надо…

Йек с притворным стоном поднялась из-за стола. И так повела плечами, что хрустнули суставы.

– Послушали бы доброго совета, – сказала она, – и вместо всех этих серьезных разговоров взяли бы да всерьез нализались. Самое милое дело. Особенно – в первый вечер на родном берегу. А то туда же: все обсуждаете что-то да обсуждаете…

И она широко улыбнулась. У нее были белоснежные зубы опасной хищницы.

– А что? Может, и до выпивки дело дойдет, – незлобиво кивнула Янтарь. Вот Йек натянула сапоги и бросила на плечи легкий плащ… Как только за ней затворилась дверь, Янтарь немедленно подалась вперед и наставила на Альтию длинный палец. – Давай продолжай скорей. С того места, на котором остановилась. И пожалуйста, на сей раз не старайся пропускать те места, где ты, как тебе кажется, вела себя неподобающим образом. Знай, я об этом прошу совсем не затем, чтобы тебя судить…

– Но зачем тогда? – спросила Альтия. Она и так уже недоумевала, с чего бы ей так откровенничать перед Янтарь. Она сама до сих пор не знала о ней, по сути, почти ничего. Так с какой бы стати излагать ей в мельчайших подробностях все, что с нею произошло со времени их последней встречи?

– Ах! Ну да. Так будет честнее, если вспомнить все те просьбы, с которыми я к тебе обращалась. – И Янтарь перевела дух, как бы подыскивая необходимые слова. – Видишь ли, я не могу оставить Удачный. Мне надо здесь кое-что сделать… Но выбор времени для того или иного деяния напрямую зависит от событий, происходящих в иных местах, зачастую удаленных. Например, в Джамелии или в водах Внутреннего прохода. Потому-то я и расспрашиваю обо всех переменах, которые тебе случилось заметить.

– Объяснение, которое на самом деле только запутывает, – негромко ответила Альтия.

– Ты права… Ладно, буду говорить без обиняков. Понимаешь… мне предназначено изменить кое-что в этом мире. И я хотела бы положить конец рабству. Не только в Удачном, но во всей Джамелии и даже в Калсиде. Я хочу, чтобы Удачный сбросил джамелийское иго. Но более всего я хотела бы разрешить загадку змеи и дракона… – И, говоря так, она многозначительно улыбнулась Альтии. Потом поднесла руку к серьге с изображением дракона, украшавшей ее левое ухо, и к змее, свисавшей из мочки правого. И подняла бровь, с нетерпением ожидая ответа.

– Дракон? И змея?.. – проговорила Альтия недоуменно.

Выражение лица Янтарь сразу переменилось. По нему прокатилась волна самого настоящего ужаса. А потом – беспредельная усталость. Очень тихо она произнесла:

– Когда я наконец тебе это сказала, ты должна была бы подпрыгнуть от изумления. Или, быть может, закричать: «Ага!.. Вот оно!..» – или просто замотать головой… а потом взять и все мне объяснить. И уж ни в коем случае я не ждала, что ты так и останешься сидеть, изображая вежливое непонимание…

Альтия пожала плечами:

– Извини… Но я действительно не понимаю.

– Так эти слова совсем ничего для тебя не значат – «дракон» и «змея»?

В голосе Янтарь звучало самое настоящее отчаяние.

Альтии только и оставалось, что снова передернуть плечами.

– Подумай как следует, – взмолилась Янтарь. – Ну пожалуйста. Я очень тебя прошу. Я была настолько уверена, что ты и есть та самая… Кое-какие сны нарушали это убеждение, но, когда я еще раз увидела тебя на городской улице, моя уверенность снова стала незыблемой. Ты – та самая! И ты должна знать! Ну подумай! Дракон и змея!..

И она опять подалась вперед, вперяя в Альтию умоляющий взгляд.

Альтия глубоко вздохнула:

– Дракон и змея… Значит, так. На одном из Тощих островов я видела скальный выступ, который так и называют – Дракон. А по пути назад на наш корабль напал морской змей…

– Но ты даже не упомянула про дракона, когда рассказывала о вашем пребывании на Тощих!..

– Мне показалось, это было совсем не важно…

– Тогда расскажи хоть сейчас!

Глаза Янтарь горели, точно у кошки.

Альтия налила себе в кружку пива из глиняного кувшина, стоявшего на столе.

– Да что там особо рассказывать… Мы разбили охотничий лагерь, укрывшись от ветра за этой самой скалой. Ну, просто куча больших камней, торчащая из песка. Но при определенном освещении она вправду похожа на мертвого дракона. Один из стариков-матросов тут же начал мне задвигать байку про то, что-де это и есть дракон, убитый в незапамятные времена, и что если я влезу наверх, то увижу даже стрелу, до сих пор торчащую у него в груди…

– И ты влезла?

Альтия застенчиво улыбнулась:

– Ну да… Любопытно сделалось, понимаешь… Я и взобралась ему на грудь однажды вечером. И оказалось, что Риллер говорил сущую правду. Я увидела передние лапы, схватившиеся за стрелу, торчавшую из груди…

– Так, значит, там было не случайное нагромождение валунов? Если уж передние лапы?..

Альтия в задумчивости закусила губу:

– Ну… не поручусь, что какие-нибудь матросы, наделенные особо буйной фантазией, не удосужились чуток подправить созданное природой… Во всяком случае, так я подумала. Риллер же утверждал, будто эта тварь так и валялась там кверху брюхом незнамо сколько веков. Правда, древка стрелы время совсем не коснулось. Отличнейший, знаешь ли, кусок диводрева, какой я когда-либо видела… оставалось только удивляться тому, что его до сих пор оттуда никто не упер. Правда, моряки – народ суеверный, а репутация у диводрева… сама понимаешь.

Янтарь сидела, словно громом пораженная.

– А что касается змеи… – начала было Альтия, но Янтарь вскинула руку:

– Погоди… мне надо подумать. Значит, стрела… сработанная из диводрева… Неужели в этом-то все дело? Стрела из диводрева! Но кто же выпустил ее? И когда?..

На это Альтии нечего было ответить. Она взяла кружку и отпила изрядный глоток. Когда она снова посмотрела на Янтарь, та улыбалась.

– Прошу тебя, продолжай свой рассказ. И доведи его до конца. Когда же доберешься до нападения змея, постарайся не упустить ни единой мелочи. А я буду вся внимание…

Янтарь налила себе в рюмку чуть-чуть крепкого золотистого вина и жадно изготовилась слушать.

…Йек все же оказалась права. Они «уговорили» даже не один кувшин пива, а целых два, и под конец повествования вину в большой бутылке был нанесен довольно заметный урон. Янтарь выспрашивала все новые подробности относительно битвы со змеем. Ее особенно заинтересовало сообщение о ядовитой слюне, разъедавшей парусину и человеческую плоть. Она согласилась с высказыванием Брэшена, который, помнится, утверждал, что они видели перед собой не просто хищника, кинувшегося на добычу, но мыслящее существо, стремившееся отомстить. Тем не менее Альтия чувствовала, что ни одна деталь ее рассказа так не зацепила Янтарь, как сообщение о чудесной стреле.

Но вот наконец даже нескончаемые расспросы Янтарь полностью иссякли, да и огонь в очаге почти догорел. Выпитое пиво заставило Альтию посетить отхожее место. Когда же она вернулась в дом, то увидела, что Янтарь разливает остатки вина в два маленьких стакана. Стаканы были вставлены в деревянные подстаканнички, сработанные, несомненно, самой мастерицей. Кругом прозрачного стекла вились резные листья плюща.

– Давай выпьем, – предложила Янтарь, – за все правильное и хорошее, что существует на свете. За дружбу… и за это доброе вино.

Альтия подняла стакан, хотела что-нибудь добавить к прозвучавшему тосту, но так ничего и не сумела придумать.

– Может быть, за «Проказницу»? – предложила Янтарь.

– Ей я желаю только хорошего, но, пока я снова не почувствую ее палубу у себя под ногами, она так и будет для меня связана со всем несправедливым и дурным в мире… в моем мире, я хочу сказать.

– Тогда за Грэйга Тениру?

– Ох, – вздохнула Альтия, – тут тоже все сложно…

Янтарь широко и проказливо улыбнулась:

– Значит, за Брэшена Трелла!

Альтия застонала и протестующе затрясла головой, но Янтарь высоко подняла свой стакан:

– Итак – за безответственных мужиков, склонных поддаваться страстям… – И она выпила все до капли. – Благодаря которым женщины могут заявлять, что-де они тут совсем ни при чем…

Это последнее она произнесла, как раз когда Альтия, сдавшись, опрокидывала содержимое стакана себе в рот. Слова Янтарь заставили ее подавиться и отчаянно закашляться:

– Так нечестно! Он воспользовался обстоятельствами…

– Да ну?

– Я же тебе рассказывала! – Альтия упрямо стояла на своем. В действительности она поведала Янтарь весьма немногое о той встрече, упомянув лишь, что между ними «вот тут-то все и случилось». В тот момент Янтарь ничего не сказала, лишь заинтригованно подняла бровь. Зато теперь бестрепетно выдержала свирепый взгляд Альтии и лишь многозначительно усмехнулась. Альтия набрала полную грудь воздуха. – Я напилась пива… да еще и замешанного на какой-то одуряющей дряни… И получила хороший удар по башке… Тогда он дал мне немножко циндина. И вообще, я вымокла, замерзла, устала как собака и плохо соображала…

– Как, между прочим, и Брэшен, – кивнула Янтарь. – Пойми ты наконец, Альтия: я же не проступки твои выискиваю для осуждения. Да и не совершили вы, ни ты ни он, никакого проступка, за который теперь надо было бы извиняться. Вы просто поделились друг с дружкой тем, в чем в тот момент нуждались более всего. Человеческим теплом. Дружбой. Признанием…

– Признанием?

– Ага! Так ты, значит, согласна со всем остальным, если только это тебя удивляет?

– С тобой говорить – как на счетных палочках итог подбивать, – пожаловалась Альтия вместо ответа. Потом потребовала уточнений: – Признанием чего хоть?

– Того, кто и что вы с ним такие.

Янтарь говорила очень тихо, почти ласково.

Альтия попробовала обратить все в шутку:

– Стало быть, ты тоже меня распутной девкой считаешь.

И сама тут же поняла, что шутка не получилась.

Янтарь пристально разглядывала ее некоторое время. Потом откинулась назад вместе со стулом, уравновесив его на двух задних ножках:

– Я считаю, что ты – это ты. И в моем мнении ты нуждаешься менее всего. Все, что тебе требуется, – это как следует разобраться в собственных грезах. Ты когда-нибудь пробовала представить себя остепенившейся? Матерью и женой? Пробовала вообразить, как это – вынашивать во чреве дитя? Мечтала ли ты о том, как будешь ухаживать за малышами, ожидая мужа из плавания?

Альтия хмыкнула:

– Только в самых своих худших кошмарах…

– Вот как. Ну а если тебе представляется, что ты вряд ли когда-нибудь успокоишься замужем, собираешься ли ты прожить всю жизнь до смерти, совсем не зная мужчин?

Альтия пододвинула к себе пивную кружку:

– Вот уж о чем как-то не задумывалась…

– Между тем некая часть тебя о них только и думает, а ты признать этого не хочешь, – фыркнула Янтарь. – Не хочешь ответственности за свои отношения с мужчинами. Предпочитаешь считать, что это просто «взяло и произошло» либо что мужчина так или иначе завлек тебя в постель, а ты вроде как и ни при чем. – И резчица со стуком вернула стул в обычное положение. – Пойдем, – пригласила она Альтию. – Сейчас время прилива, а у меня встреча назначена. – И она подавила отрыжку. – Пойдем.

Альтия поднялась, пытаясь решить про себя, оскорбили ее умозаключения Янтарь или скорей позабавили. Она натянула ободранную куртку и поинтересовалась:

– А куда мы идем?

– На берег. Я хочу, чтобы ты встретилась с одним моим другом. Его зовут Совершенный.

– Совершенный? Корабль? Так я же хорошо его знаю!

– Верно, – улыбнулась Янтарь. – Он как-то говорил о тебе. Вернее, проговорился, ну а я и виду не подала, что твое имя для меня кое-что значит. Но я и так прознала бы о вашем знакомстве, даже если бы он ничего мне не сказал. Ты ведь оставила на борту следы своего пребывания. В общей куче с барахлом Брэшена…

Альтия осведомилась подозрительно:

– Что, например?

– Например, маленький гребешок: я заметила его у тебя в волосах, когда мы с тобой впервые увиделись. Он лежал возле иллюминатора; похоже, ты там причесывалась да гребешок и позабыла.

– Вот как… Ну а тебя что связывает с Совершенным?

Янтарь ответила с определенной долей осторожности:

– Я же сказала тебе – он мой друг, – но потом все же добавила: – Понимаешь, сейчас я изо всех сил стараюсь купить его.

– Да ты что! – возмутилась Альтия. – Ты в своем уме? Чтобы Ладлаки продали свой живой корабль?.. Даже такой? Всячески себя запятнавший?..

– А что, – ровным голосом спросила Янтарь, – есть закон, запрещающий его продавать?

– Нет, такого закона нет, потому что в нем никогда не бывало нужды! Это же наша традиция!

– И тем не менее многие из самых чтимых традиций Удачного все более отступают под натиском «новых купчиков», Альтия. Конечно, разговоров об этом в обществе всячески избегают, но любой житель Удачного, кому не совсем плевать на существующее положение дел, отлично знает, что «Совершенный» выставлен на продажу. И что его хозяева рассматривают все предложения, в том числе и поступающие от «новых купчиков»…

Альтия надолго погрузилась в молчание. Янтарь надела плащ и поглубже надвинула капюшон, пряча бледное золото своих волос.

В конце концов Альтия вполголоса произнесла:

– Если даже обстоятельства вынуждают Ладлаков в самом деле продавать «Совершенного», они продадут его какой-нибудь другой старинной семье… Уж во всяком случае, не приезжей вроде тебя.

– Я так и думала, что ты выразишься примерно в этом духе, – преспокойно отозвалась Янтарь. И подняла брус, запиравший заднюю дверь. – Ну что, в путь?

– Даже не знаю. – Альтия вышла наружу и постояла в переулке, пока Янтарь запирала дверь на замок. Последние несколько минут их разговора определенно внесли некоторую неловкость. И что самое скверное, Альтия была положительно убеждена: эту легкую размолвку Янтарь вызвала преднамеренно. Она что, пыталась испытать на прочность их дружбу? Или она имела в виду нечто иное и более весомое?.. Альтия решила прощупать почву.

– Я ни в коем случае не ставлю тебя ниже себя всего лишь из-за того, что я принадлежу к старинной торговой фамилии, а ты – нет, – сказала она, тщательно подбирая слова. – Просто… дело в том, что некоторые вещи находятся исключительно в нашем ведении. Торговцев Удачного, я имею в виду. И мы свое право очень ревностно оберегаем. Наши живые корабли – дело совсем особенное… Скажу только, что оберегать их – это наш святой долг. Человеку со стороны очень непросто понять, что именно они для нас значат…

– Верно. Всегда очень трудно объяснять другому человеку то, чего сам как следует не понимаешь, – негромко отозвалась Янтарь. – Альтия… есть кое-что, что предстоит осмыслить не только тебе, но вообще всем торговцам. Если вы хотите выжить, вам придется многое пересмотреть. Вам придется выбирать среди своих привычных ценностей те, что вам в самом деле всего дороже, и хранить их как зеницу ока. А еще вы должны научиться распознавать союзников, разделяющих с вами отношение к этим избранным ценностям, и не отпугивать их болезненной подозрительностью. И пожалуй, самое главное – пора вам отказаться от притязаний на то, что в действительности вам не принадлежит. На то, что не принадлежит даже и торговцам из Дождевых чащоб, но является нашим общим наследием…

– А что тебе вообще известно о торговцах из Чащоб? – спросила Альтия требовательно. Она вглядывалась в лицо Янтарь, силясь в темноте переулка разобрать его выражение.

– Немногое, – ответила резчица. – Поскольку торговцы Удачного неплохо умеют ограждать свои тайны и лишнего не болтают. Подозреваю, однако, что они разграбляют сокровища городов Старших и выдают за свою собственную древнюю магию, которая там сохранилась. Удачный же и его торговцы служат чем-то вроде щита, укрывающего мало кому известный народ от любопытства внешнего мира. Народ же этот докапывается до тайн, которые не в состоянии постичь. Люди Чащоб растаскивают крупицы знаний, тяжким трудом добытые жителями иных времен, и продают их как забавные безделушки. Подозреваю также, что при этом они уничтожают, по крайней мере, столько же, сколько им удается добыть… Идем же!

Альтия набрала было полную грудь воздуха для ответа… Но, так ничего и не сказав, стиснула зубы и последовала за Янтарь.

Некоторое время они шли молча. Потом резчица рассмеялась:

– Вот видишь!.. Это, кстати, о тайнах. Ты даже не желаешь сказать мне, верны ли мои умозаключения…

– Как бы то ни было, они касаются только торговцев Удачного. У нас не принято обсуждать их с посторонними.

Альтия сама расслышала прозвучавший в ее голосе холодок, но ничуть не пожалела о сказанном.

И вновь они шли молча, вроде бы и вместе, но, по сути, врозь. Шум и гам, доносившийся с ночного рынка, казался отзвуком былых и гораздо лучших времен. С моря тянуло холодным ветром. В эти предрассветные часы мир словно забывал о вроде бы уже наступившей весне, снова погружаясь в мрак и холод зимы. Альтия чувствовала, что проваливается в бездну отчаяния. Она и не подозревала, как дорога была ей дружба с Янтарь… до тех пор, пока эта самая дружба не повисла на волоске!

Ремесленница неожиданно взяла ее под руку, и телесное соприкосновение добавило ее голосу убедительности.

– Удачный не выстоит в одиночку, – проговорила она. – В Джамелии нынче бал правит продажность. Сатрап не моргнувши глазом скормит вас Калсиде. Или, нимало не задумавшись, с потрохами продаст «новым купчикам». У него нет ничего святого, Альтия. Он не дорожит ни собственной честью, ни договором, который его предок заключил с вашими праотцами. Ему начхать и на жителей Джамелии. Он настолько занят самим собой, что все остальное замечает лишь постольку, поскольку оно может касаться лично его… – Янтарь покачала головой, и Альтии показалось, что ее собеседница испытывала глубокую грусть. – Он оказался при власти слишком юным и совсем необученным. А ведь каким был талантливым, как много от него ждали! Как радовался его отец блистательным способностям сына! А как он очаровывал своих наставников!.. Никто даже не думал стреноживать его тягу к исследованиям, ему была предоставлена полнейшая свобода… Он вообще творил все, что заблагорассудится. Тем, кто его окружал, казалось, будто у них на глазах распускается необычный и прекрасный цветок…

Янтарь помолчала, словно углубившись в воспоминания о давно минувших светлых деньках. Потом, вздохнув, продолжила свой рассказ:

– Увы, полное отсутствие ограничений не всегда оказывается во благо… Когда он впервые открыл для себя радости плоти и углубился в их деятельное изучение, придворным это поначалу казалось даже забавным. А он, что было вполне в его духе, решил познать чувственные радости все до единой. Все решили – пусть балуется, для него это лишь ступенька в развитии… Но эта ступенька оказалась последней. Развитие остановилось… Он погряз в удовольствиях и более знать не знал ничего, кроме поиска все новых забав и утех, явственно замыкаясь при этом на своей драгоценной персоне. Тут-то честолюбивые люди разглядели скорый путь к благоволению будущего сатрапа и взялись поставлять ему источники наслаждений. А самые нечистоплотные поняли, что перед ними открывается еще и путь к власти. И принялись обучать его всевозможным забавам, причем, конечно, таким, источники которых могли быть получены только у них. Когда же его отца унесла внезапная смерть и юношу, можно сказать, закинуло на трон, точно камень из катапульты, он являлся уже законченной марионеткой и все ниточки были привязаны куда следует… – Короткий смешок Янтарь прозвучал очень невесело. – Горько рассказывать об этом, Альтия! Молодой правитель, никогда не знавший никаких утеснений, теперь задыхается в петлях собственных скверных привычек! Враги будут разворовывать богатства его страны и порабощать народ, а он будет сидеть в своих покоях и лишь улыбаться, вдыхая дым дурманных курений…

– А тебе многое о нем известно, – задумчиво заметила Альтия.

– Да.

Короткий ответ прозвучал как-то так, что у Альтии пропала охота задавать вопрос, уже висевший на кончике языка. Она проглотила его и взамен спросила о другом:

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Чтобы вернуть тебя с неба на землю. Тебя и всех вас. Потому что взывать к чести сатрапа и напоминать ему о клятвах, данных в стародавние времена, – дело пустое. Власть давным-давно растлила и самого сатрапа, и влиятельные семейства Джамелии. Они слишком заняты собственным обогащением и грызней из-за власти, чтобы задумываться еще и о бедах Удачного… Так что если Удачный вправду хочет продолжать жить как прежде, пора ему обзаводиться иными союзниками! И я говорю не только о приезжих, разделяющих идеалы старинных семейств, но и о рабах, привезенных сюда против их воли, равно как и о… в общем, обо всех, у кого, по крайней мере, те же враги, что и у вас. Может, и обитатели Чащоб наконец выйдут из тени. И не только затем, чтобы заявить о своих правах, но и чтобы взять на себя ответственность за то, что они делают…

Альтия вдруг замерла прямо посреди улицы. Янтарь обогнала ее на шаг, потом остановилась, оглядываясь.

– Мне надо домой, меня там ждут, – сказала Альтия тихо. – То, что ты тут говорила, напомнило мне не только о нашем городе, но и о несчастьях моей семьи…