Текст книги "Платформа"

– В лифте ковра нет, – сказал я.

Дрейм рассмеялся:

– Нет смысла перед ним язвить. Он как пьютерия. Слова его не проймут.

– Да в чем смысл этого дурацкого вопроса? – рявкнула она.

Дрейм посмотрел на меня.

– В том, чтобы получить ответ, – сказал я.

Мадлен резко поставила передо мной стакан, сок выплеснулся и растекся по столу густой лужей. Я провел по ней пальцем, словно приказывал расступиться водам Красного моря, и облизнул его. Мадлен снова сверлила меня глазами, и я решил о ней больше не думать.

Это было глупо. Я считал ее кем-то вроде официантки. Я и понятия не имел о том, что такое «любовница» и какой властью она обладает. Впрочем, я знаю, что чересчур сильно себя виню. После двух недель в Песни доставшаяся мне от матери ограниченная чуткость укрылась в глубине моего сознания. Прежде я смог бы, пусть и кое-как, понять Мадлен. Мама начинала обучать меня нужным техникам. Я исследовал бы тон, которым говорила Мадлен, и ее слова, и их контекст; я пришел бы к выводу, что она использовала сарказм, отреагировал соответственно и, возможно, не нажил бы себе подобного врага.

Но не исключено, что она сразу вознамерилась стать мне врагом. И наши отношения были предопределенными. Как судьба, если вы в нее верите. Хотя я ни во что не верю.

– Алеф, – сказал Дрейм, как только она ушла. – Мне жаль твоих родителей. Мы с твоим отцом были очень близки.

– Он никогда о вас не рассказывал. И даже не упоминал.

– Это было из уважения, Алеф. Ты мне не поверишь, но я буду скучать по нему так же, как ты.

– У меня с собой пьютер.

Этого Дрейм не ожидал. Он, должно быть, думал, как и насколько быстро сможет меня к этому подвести; сейчас я могу анализировать его действия, но тогда это было для меня совсем не так очевидно. Даже внутри программы «ПослеЖизнь» невозможно по-настоящему заглянуть в прошлое, потому что факты, если ты к ним хоть как-то причастен, перестают быть фактами. Возможно, озарения, посещающие меня при взгляде в прошлое, смешиваются с моим тогдашним восприятием. Вспоминая минувшее, вы изменяете его в своей памяти, а еще изменяете себя сегодняшних. Это еще одна логическая цепочка. Или логическая петля. Все здесь должно быть совершенно правдиво – природа программы «ПослеЖизнь» и нейрида такова, что я не могу солгать или что-то выдумать – и все же…

– Твой отец всегда был со мной прям. Надеюсь, у нас будут такие же отношения, Алеф. Ты дружишь с моим сыном, как я дружил с твоим отцом. Он когда-нибудь рассказывал, как мы познакомились?

Я хотел повторить то, что уже говорил, – что мой отец никогда, ни разу не упоминал о существовании Дрейма, и поэтому не мог рассказать мне о том, как они познакомились, – но не стал. Я сказал:

– Нет.

Дрейм провел пальцем по луже сока, превратив мой минус в знак умножения, и сказал:

– Мы учились в одной школе. Над ним издевались. А я плохо успевал.

Мне было неинтересно. В любом случае мой отец был мертв, так что для него лучше было бы вообще никогда не встречаться с Дреймом. Зачем мне знать о плохом? Я положил ладони на пьютер и сказал:

– Вы хотите, чтобы я его для вас открыл?

Мой разум начинал очищаться. Необходимость затуманивать его убаюкивающим щелканьем фактов и вычислений отступала, и я снова мыслил четко.

Дрейм сел прямо и посмотрел на меня так, словно в вопросе таился подвох.

– Да.

– Мне нужно что-нибудь, чтобы с ним работать. Что-нибудь побольше.

Он позвал людей. Я объяснил, что мне нужно – монитория и пьютерия, – и все было доставлено. Они не смотрели на меня и не удивлялись, что им отдает приказы мальчишка. Работники ушли, но я чувствовал, что кто-то остался и стоит ровно позади меня. Оглядываться я не стал.

Я вывел информацию на стену. Данных было множество. Я видел их впервые, так что мне понадобилось время, чтобы в них разобраться и организовать так, как было удобно. Краем глаза я видел, что Дрейм за мной наблюдает, и заметил, как его взгляд метнулся мне за плечо. Там определенно кто-то стоял. Я был уверен, что это не Мадлен.

Я передвигал числа по экрану, аккуратно соединяя их с хронологией транзакций и вспоминая налоговые последствия межпланетных денежных переводов. Я видел, чем занимался мой отец, как он перемещал деньги и заключал договоры, пользуясь преимуществами разных законодательств. У меня в голове были все законы и постановления, и я видел, как умен был мой отец, а еще замечал совершенные им ошибки, упущенные им возможности.

– Это для тебя скучно, парень, – сказал в конце концов Дрейм. Он взял управление пьютером в свои руки, с трудом раскапывая хранившуюся там информацию, всматриваясь в нее. Я видел, что кое-что он понимает. Я считывал это по манере его обращения с данными точно так же, как считывал выражения и настроения по голосам и лицам. Принципы анализа для меня идентичны. А вот он был совершенно неспособен меня прочесть. Я уверен: он думал, будто моя неподвижность означает, что я озадачен или скучаю.

Я ткнул пальцем в монитор и вынес предложение. Дрейм остановился, нахмурился и спросил:

– Уверен?

И снова посмотрел мне за плечо, на этот раз дольше.

– Смотрите, – сказал я и все ему объяснил. Это был не более чем сравнительный расчет процентных ставок, из которого следовало, что трансферт будет выгоднее, несмотря на некоторые убытки.

Дрейм нахмурился еще сильнее.

– Твой отец такого никогда не предлагал. Ты точно уверен?

Я не ответил.

– Конечно, ты уверен, – пробормотал он. – Так почему твой отец этого не замечал?

– А вы его спрашивали?

Он прищурился.

– Ты что, пытаешься?.. – Он осекся. Заговорил тише: – Нет. Конечно не пытаешься. Ты на это способен не больше, чем он.

Провоцировать его было рискованно, но я кое-что из этого вынес. Я понял, что, хотя моя способность к сопереживанию, пусть ограниченная и выработанная тяжким трудом, и может оказаться так же полезна для выживания, как эффективность моего мозга, но, если я позволю Дрейму ее в себе разглядеть, пользы это мне не принесет.

За спиной послышалось явственное движение. Потребовалась вся сила моей воли, чтобы не обернуться. Я услышал, как открылась и закрылась дверь, и в следующее мгновение Дрейм сказал:

– На этом все, парень.

КлючСоб 16: Соламэн

Ни с Пеллонхорком, ни с его отцом я не встречался после этого еще долго. Мне предоставили маленькую комнату, где я спал и ел. И блуждал по Песни.

На второй день в мою комнату неспешно вошел мужчина и встал, сощурившись на меня, как будто думал, что я не вижу, как он это делает. Он был странным – низенький, бочкообразный человек с черными волосами, намасленными так, что они казались вылепленными из глины. Побыв минуту объектом внимательного изучения, я поздоровался и стал ждать ответа. Ответа не было.

– Здравствуйте, – повторил я неуверенно. – Я – Алеф.

– Алеф, да, да-а-а, – пробормотал он, все еще щурясь на меня. – Что значит имя, что значит это имя, имя-буква, имя-символ, символ имени, но ведь они все – символы, эти имена, знаки поименованных, мое имя Соламэн, и что же оно значит, интересно, хмм?

Я не знал, ждут ли от меня ответа. Он склонил голову, по-видимому потерявшись в мыслях. Я заметил на его правой щеке пятно, неровное и чуть выпуклое, прямо под глазом. В остальном лицо у него было гладкое, без морщин, как у ребенка.

– В Балаболии был Соламэн, – сказал я наконец.

– Мудрый человек, достаточно мудрый, но недостаточно, хмм? – Он переступил с ноги на ногу, как птица. – Недостаточно, хмм? Есть ли что-нибудь еще, интересно?

Я подозревал, что он обращается ко мне, но ничего не понимал.

– Соламэн, – сказал он. – Значит ли это, что он всего лишь человек? Видишь это?

Мне нечего было ответить. Что происходило? Говорил он с собой или о себе?

– Он не видит, но можно ли его научить? Возможно, увидит это – может ли Соламэн быть единственным человеком или человеком света, человеком звезд? – Он рассеянно коснулся пальцем пятна на щеке и потер его, потом заметил это и убрал руку от лица.

Я все еще ничего не понимал. Я мог дать ему тысячу имен – Соламэнов, которых нашел в порносфере, – но чувствовал, что он не это имеет в виду.

– Не видит, совсем не видит, – пробормотал Соламэн, потом снова заговорил громче: – Как насчет этого? Прочитай задом наперед – почти «безымянный», хмм? – Он пощелкал языком и нахмурился. – «Namalos», «nameless»? Безымянный? Видит ли он? Достаточно ли там внутри, есть ли что-то, до чего Соламэн может дотянуться? Может, это стоит мальчик-архив, мальчик – каталог и калькулятор? Этого недостаточно, нет. Соламэн не может с этим работать. Словарь – не основа симфонии.

– Соламэн – это «также человек».

– Так же? – Он перестал переминаться и стал хитро прислушиваться. – Так же, говоришь? В каком смысле? Человек так же, как и символ? Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду «также» в смысле «тоже». «Тоже человек». Если переставить буквы, из «sola» получится «also» – «тоже».

Соламэн просиял.

– Аааа. Да, действительно. Левой, правой, левой, правой, отправляемся в поход, – пропел он себе под нос, дергая головой из стороны в сторону. – Хорошо. Ха. Может, у нас и получится маршировать в ногу, у тебя и у меня. – Он легонько постучал меня по голове и отошел, чтобы снова меня осмотреть. – Тут у нас не просто словарь, а может, и не просто фокусник. Следуешь за мной, хмм?

Я подумал, что смутно понимаю, о чем он говорит.

– Загадки. Логические пути, – сказал я. – Мне нравятся логические пути.

– Логика, да, но логика – всего лишь трамплин, Алеф как «алеф» – трамплин алфавита. – Его руки порхали. – Будем маршировать, а потом, возможно, и прыгнем. Соламэн станет для Алефа трамплином, и какие будут кульбиты!

Вот так началось мое настоящее обучение.

Проходили недели и месяцы. Я чувствовал себя все увереннее рядом с Соламэном и впитывал все, что он мне говорил. Я научился думать. Я научился формулировать свои мысли и проверять идеи, исследовать данные и применять теории. Я начал понимать разницу между информацией и знанием, между теорией и фактом.

Во многом он походил на моего отца. Разница была в том, что Соламэн не так хорошо умел экстраполировать и вычислять. Но там, где дело касалось систем, где участвовали логика и язык, он мог видеть связи между совершенно разными, казалось бы, частицами информации. Учиться этой словесной логике у Соламэна было словно учиться пьютерной логике у отца. Настолько же захватывающе. Я обнаруживал, что улыбаюсь, и прерывал его, крича:

– Да! А это значит…

Соламэн откидывался на спинку стула и улыбался, и позволял мне закончить, в точности как мой отец. И я чувствовал свою связь с Соламэном так же, как со своим отцом, Савлом, в подобные моменты.

Это было странно. Иногда, когда я сидел с Соламэном и голова моя пылала от жара этого понимания, я чувствовал, что по одну руку от меня стоит отец, а по другую – мама, почти касающаяся рукой моего плеча, и я знал, что они улыбаются. Потом Соламэн говорил:

– Алеф?

А я отвечал:

– Прости. Я просто задумался.

И мы продолжали.

Соламэн также учил меня законам. Я узнавал об их логичности и нелогичности, о том, что они одновременно молот и клинок. Я научился поворачивать их так, чтобы они говорили то, что от них требовалось. И еще я научился бухгалтерии, и тому, что законы подчиняются ей, что деньги повелевают законами, и что и то и другое необходимо для поддержки иллюзорного равновесия Системы и реального равновесия власти.

Иногда он меня испытывал.

– Вот ситуация, Алеф. У тебя винокурня на Пеко. Ты производишь кокосовый бренди. Высококлассная штука. – Он погладил подбородок. – На нее есть спрос на Хладе – бессмысленное местечко, но отличный рынок для сладкого забвения. Скажи мне, Алеф, в какое время года ты будешь экспортировать свое сладкое забвение с Пеко на Хлад?

Он ждал моего ответа. Пятно на его щеке стало меньше, чем в день нашей первой встречи, и бледнее окружавшей его кожи, казавшейся воспаленной. Я гадал, что это такое.

– Во время прилива на Хладе, но только раз в три года.

– Интересно. Почему во время прилива?

– Спуск через атмосферу труднее и теряется тридцать три процента груза, но во время прилива Хлад снижает налог на импорт на восемьдесят процентов для поощрения торговли.

– Но почему раз в три года? Почему не каждый год?

В его голос закралась нотка удивления, и я подумал, не сделал ли ошибку.

– Я отправлял бы на Хлад только излишки. Кокосовый бренди хорошо продается по всей Системе. Невзирая на налоговые послабления, невыгодно перенаправлять легко продающийся товар на Хлад.

– Тем не менее, как ты говоришь, излишки остаются. Если возить их на Хлад ежегодно, можно избежать затрат на складское хранение здесь, на Пеко.

– Пеко до сих пор обитаема всего на двадцать три процента. Затраты на хранение пренебрежимы, если использовать неосвоенные земли.

Соламэн разочарованно покачал головой.

– Неосвоенные земли небезопасны. Они ядовиты и не охраняются. Там не работают законы. Поэтому никто не хранит там товар. – Он сказал это так, словно заканчивал разговор.

– Возможно, Соламэн, – ответил я, – но Пековин постоянно разрастается. Ты строишь склад в относительной близости и принимаешь риски. Часть продукта заберет планета, часть – воры, но, когда Пековин дотуда дотянется, твоя земля будет инкорпорирована и начнет стоить гораздо больше. – Я убедился, что привлек его внимание. Идея со складом возникла у меня сразу, как он обозначил условия задачи, а детали появлялись, пока я говорил. Конечно, я все еще мог ошибаться. В голову приходили новые переменные, и нужно было либо отбрасывать их, либо использовать. – Если ты пользуешься землей вне текущей обитаемой зоны, то получаешь льготы на освоение, а если ты отстроишься на этой земле и будешь ей пользоваться десять лет до ее инкорпорации в Пековин, то она твоя без налога на непредвиденную прибыль.

Соламэн медленно кивнул:

– Ты и это знаешь?

Числа вспыхивали у меня в голове, пока я их проговаривал:

– Последние десять лет Пековин разрастается в среднем на десять метров и десять сантиметров в год. Последние пять лет среднее значение составляет десять метров восемьдесят сантиметров. Если допустить экспоненциальное увеличение этого роста и рассчитывать на преференции через десять лет, то получается, что нужно построить склады в одном километре восьмистах метрах от нынешней границы, чтобы максимизировать налоговые льготы и минимизировать самые значимые факторы потерь. Это выгодное вложение.

Соламэн подмигнул мне правым глазом.

Нет. Он не подмигнул. От движения губ у него дернулось пятно на щеке и слегка натянуло веко. Раньше я этого не замечал.

– Все куда сложнее, Алеф, – сказал он, – но ход твоей мысли верен. Ты коснулся примерно восьми процентов переменных и еще не до конца понимаешь налоговые последствия, но ты пытаешься. Вернись к своему трехлетнему плану экспорта и объясни его.

Мне не казалось, что он меня отчитывает. С отцом было так же: каждый раз, когда я думал, будто вспорхнул на несколько ступеней вверх в его учебном плане, он показывал, насколько велик еще предстоящий мне путь. Мысль о том, что есть нечто большее, ви́дение его, всегда меня поощряла. Я сосредоточился и сказал:

– Продажи на Хладе больше, если там знают, что бренди попадает к ним только раз в три года. Это повышает цену. С каждым годом на складе собирается все больше излишков, и каждые три года их становится достаточно, чтобы заполнить ЗвездоГруз.

– А почему тебе нужен именно ЗвездоГруз?

– Потому что это самое крупное грузовое судно. Дешевле использовать один ЗвездоГруз, чем десяток кораблей поменьше. Рентабельность больше.

Соламэн покачал головой.

– Только не на Хладе, и уж точно не во время прилива. Уничтожь ветер твой единственный ЗвездоГруз – и у тебя больше нет товара. А ты не застрахован. Никакой страховщик не прикоснется ни к чему летящему на Хлад в сезон прилива. С малыми кораблями выгода больше. – Он был мной недоволен и не скрывал этого. – Взгляни на статистику рисков, Алеф. Обращайся с числами по-взрослому.

Он меня бранил, но тем не менее это был первый раз, когда он назвал меня взрослым. Осмыслив это, я сказал:

– Нет. Посмотри на это в многолетней перспективе. За десять лет, потеряв всего один ЗвездоГруз, ты получишь бо́льшую прибыль. И учти еще один фактор. Пираты Лигата грабят один из десяти меньших грузовозов. – Я подумал о Жанкиле, вспомнил его напряженный голос и попытался представить, что он видел за годы своей жизни. – Лигат не трогает ЗвездоГрузы. Они слишком велики и хорошо вооружены, это не стоит риска.

Соламэн сурово на меня посмотрел:

– Это теоретическая задача, Алеф. Мы просто изучаем налоги и торговлю. Если мы вводим в уравнение Лигата, то придется учесть и то, что он заметит, как ты используешь ЗвездоГруз, и проследит его до Пеко. Его солдаты попросту наведаются к тебе на склад. Твой товар не доберется до корабля. Он возьмет свои десять процентов напрямую и, если повезет, всего лишь переломает тебе руки в качестве пени. Об этом ты не подумал, Алеф.

– Нет, подумал. И вообще, Соламэн, это не теория. Невозможно изучать налоги и торговлю в Системе, не учитывая Лигата и Дрейма. Я работаю на Дрейма. Лигат не осмелится вторгнуться в его дом.

Соламэн хихикнул.

– Лигат непредсказуем. Даже и не пытайся угадать, как он поступит. К тому же, Алеф, в задаче не было указано, что ты работаешь на Дрейма.

– Это константа, – ответил я ему. – Я об этом не забываю.

Тринадцать. Рейзер

ДАННЫЕ ЗАГРУЖЕНЫ, ПАМЯТНИК ОЧИЩЕН И ПЕРЕЗАПУЩЕН. ПРОЦЕДУРА ЗАВЕРШЕНА. ВЫ НЕ ИНИЦИИРОВАЛИ БОЛТОТРЕП, ПУСТЕЛЬГА ПРАХ. ЖЕЛАЕТЕ ПРИСТУПИТЬ К БОЛТОТРЕПУ?

– Я не в настроении, – сказала Рейзер.

РАССКАЗ О БЕЙЛЕ СОДЕРЖИТ ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕМЬ ПРОЦЕНТОВ ПОЗИТИВНЫХ ФАКТОРОВ. ОН ЗАВЕРШЕН?

– Нет.

– ТАЛЛЕН БЫЛ БЫ ХОРОШИМ СУБЪЕКТОМ.

На мгновение она оцепенела.

– Я не закончила с Бейлом. Даже имя ему не придумала.

ДАННАЯ ПРОГРАММА МОЖЕТ ПОДОБРАТЬ ЕМУ ИМЯ. ВАРИАНТЫ ИМЕН, ВЫБРАННЫЕ ДАННОЙ ПРОГРАММОЙ, ПОВЫШАЮТ ПОКАЗАТЕЛИ УДОВЛЕТВОРЕННОСТИ ЧИТАТЕЛЕЙ НА ТРИ ПРОЦЕНТА ПО СРАВНЕНИЮ С ВАРИАНТАМИ ПУСТЕЛЬГИ ПРАХ.

– Нет. – Рейзер взяла себя в руки. – Скажи мне, Синт, я познакомилась с Талленом и Бейлом, с обоими, – благодаря тебе, а потом и того и другого чуть не убили. Чертовски странное совпадение, ты не думаешь?

НЕТ.

– Ты не думаешь, что это странно?

НЕТ, ДАННАЯ ПРОГРАММА НЕ ДУМАЕТ. ОНА ПРОСЧИТЫВАЕТ ВАРИАНТЫ И ДЕЛАЕТ ВЫБОР. ВЫ НЕ МЫСЛИТЕ ЛОГИЧЕСКИ. ВЫ ПИСАТЕЛЬНИЦА. НАЗНАЧАЕМЫЕ ВАМ СУБЪЕКТЫ ВЫБИРАЮТСЯ ПО РЯДУ КРИТЕРИЕВ, ВКЛЮЧАЮЩИХ ЗНАЧИТЕЛЬНЫЙ РИСК ТРАВМЫ ИЛИ СМЕРТИ. ЖИЗНЬ БЕЙЛА ОТЛИЧАЕТСЯ КРАЙНЕЙ СТЕПЕНЬЮ РИСКА.

– В жизни Таллена нет никакого риска. У него никого нет. Он просто ремонтирует вещи. – Рейзер неожиданно представила его, стоявшего рядом с ней в баре, и вспомнила то редкое ощущение, что разговаривает с человеком не исключительно ради истории. Как открыто он улыбался, как интересовался ею; Рейзер ненадолго захватил их – она усмехнулась – их болтотреп. Когда в последний раз с ней такое случалось? Мигающий над ними сиреневый и лиловый свет, плавная музыка, кивающие и бормочущие мониторщики вокруг, и мгновение чистого эмоционального контакта с другим человеком.

А потом вошел Бейл и она начала работать. Наслаждаясь тем, что делает, да, но работать.

ВАШЕ ПОНИМАНИЕ СТАТИСТИКИ НЕДОСТАТОЧНО АДЕКВАТНО ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО ОБСУЖДЕНИЯ. ЖЕЛАЕТЕ ПРИСТУПИТЬ К БОЛТОТРЕПУ?

– Иди в жопу, Синт.

Она зашла в свой локус «ПравдивыхРассказов», где Синт подготовила список читательских вопросов, на которые нужно было ответить.

«Да, Иелизавель. Да, я скучала по ней, но это прошло. Такой накал эмоций [ссылка] невозможно поддерживать вечно. Для меня, по крайней мере, невозможно».

«Это хороший вопрос, РазДваТрип [ссылка]. Нет, я никогда не размышляю о прошлом. Как только рассказ закончен, я думаю о следующем».

«Привет, Роршвах. Самый страшный выбрать тяжело. Я несколько раз оказывалась на волосок от смерти. Но тот раз в узкотрубье [ссылка] порой всплывает у меня в голове, даже столько лет спустя. Это меня многому научило».

«Спасибо, Самоцельность, да, это [ссылка] было очень весело. Я рада, что тебе тоже понравилось. Лететь вслепую на чем угодно – всегда захватывающе, а когда оно настолько огромное – это что-то. Описать это тоже было очень непросто, и то, что это один из самых высокооцененных моих рассказов, для меня очень много значит».

«Привет, Времявышло. Спасибо за приглашение. Боюсь, что я не могу писать о ком захочу, хотя ты, судя по всему, очень классный. Я работаю на «Правдивые Рассказы», и у меня, конечно же, есть ИИ, отправляющий меня на задания. Да, я зову ее Синт. Мне повезло, что мой ИИ так хорошо меня знает. Но мы и работаем вместе уже почти десять лет. Да, конечно же, я расскажу Синт о тебе, так что все может быть».

«Привет, Вортик. Два вопроса? Ладненько, но только в этот раз. Как я вижу, ты новенький в мире Пустельги Прах. Итак. Как я получила эту работу? Что ж, если ты уверен, что такая жизнь по тебе, то вот информация по трудоустройству [ссылка], но если тебя интересую лично я, то мне просто повезло. Я не подавала заявление. Меня нашла Синт. Увы, никакой ссылки не будет, потому что я не очень люблю вспоминать о том времени. Может быть, однажды я к нему вернусь, а может, все это попадет в общий доступ, если у меня обнаружат подлинный нейрид и я окажусь в сарке. И твой второй вопрос: почему я пишу? Два слова: любопытство и неудовлетворенность. Конечно, если полистать мой архив, то окажется, что за прошедшие годы я давала множество разных ответов на этот вопрос. Все зависит от того, что я чувствую, когда меня спрашивают. Пока что для тебя все, но, пожалуйста, продолжай читать Пустельгу Прах!»

«Привет, Род/бродяга. Что я могу на это ответить? Пожалуй, что вы все – моя семья. Вы, и еще Синт. Хотя ее я ненавижу так же, как и люблю!»

Достаточно. Она разлогинилась, неожиданно утомившись.

Бейл и Таллен. Может, Синт права, и это просто совпадение. Рейзер не помнила, чтобы Синт когда-нибудь ошибалась.

Дельта

С такого расстояния, подумала Дельта, залив походит на примитивную симуляцию моря. В нем было столько сарков, что вода сделалась не более чем пенистой прослойкой между ними, а от вида их медленных колебаний мурашки шли по коже. Это были спящие, призванные голосованием, ожидающие, пока их подберут дроны, и погрузят в контейнеры, и доставят в больницы, где их оживят и вернут в Систему с новыми именами и биографиями, поскольку прежние их жизни были известны во всех подробностях.

Дельта и Бейл стояли высоко над городом, чуть ниже купола щита, глядя вниз и в сторону моря. Ветер избивал их.

– Ты мог оказаться вон там, Бейл, – сказала Дельта.

Он не ответил.

– Да что с тобой, Бейл. Ты жив.

– Знаешь, что мне на секунду показалось, когда я очнулся в больнице? Что я прошел через «ПослеЖизнь».

Она засмеялась.

– Прошли века, и ты в будущем. – Она скорчила притворно расстроенную гримасу. – А я умерла.

– Не одна ты. Все.

В доках медленно кивали ряды кранов, поднимая волны прибывающих сарков из воды и перебрасывая их в огромные контейнеры. Ветер приносил приглушенный шум моторов и периодический лязг металла о металл. Контейнеры перемещались на рельсовых тележках к станции и обратно, бесконечно прибывая и отбывая.

– Да и вообще, Бейл, кто бы стал голосовать за твое возвращение?

– Когда я сдохну, класть в сарк будет нечего, и меня это устраивает.

Дельта покачала головой.

– Я приходила повидать тебя в больнице. Была там, когда тебя привезли. Под вас с Талленом отдали целый этаж. Это было что-то. К нему одному целый отряд медиков приставили. Ты бы видел, какие они прибыли – тут тебе и перчатки, и форма, и пьютерия. Но что бы они для этого парня ни сделали – жизнь ему спас ты.

– Как скажешь. Я-то этого не помню. В больнице была куча монитории. Целые стойки. Поэтому и других занятых коек не было. Его врачи больше на техников были похожи.

– А чего ты ждал? Это нейрохирурги. – Дельта закрыла глаза, позволяя ветру резвиться на своем лице.

– Я никак не могу понять. Что там, в канализации, случилось, Дельта? Он собирался меня убить. Его ничто не могло остановить. Так почему я жив?

– Почему ты жив? Поверить не могу, Бейл! – простонала она. Ну почему он всегда такой? – Ты прикончил У. Дело закрыто. Возвращайся домой, отдохни месяц и выходи на работу. Разве это так сложно? – Она метнула в него яростный взгляд. – Там было скользко, и он потерял равновесие. Тебе повезло. И рефлексы у тебя хорошие. Ты успел его зарезать перед тем, как потерял сознание.

– Откуда ты это знаешь?

– Эксперты сделали реконструкцию. – Она пыталась оставаться терпеливой. Он должен ее услышать. – Хотя им пришлось нелегко. Там был бардак. Повсюду говно, и еще морской воды натекло. Но в конце концов они во всем разобрались.

Дельта понятия не имела, воспринимает ли Бейл ее слова. Он был невозможен. Всегда был невозможен. А она – дура, раз о нем беспокоится. Неужели она действительно думала, что пережитое может его изменить?

– А Таллен? – спросил он.

– Его серьезно порезали. Ему повезло так же, как и тебе. Даже больше – потому что на Хладе вела исследования эта команда нейромедиков.

– Зачем У его туда затащил? Рейзер говорит, он никого больше никуда не затаскивал.

– Он был сумасшедший. Кто знает? Дело закрыто. Пожалуйста, Бейл.

Огромные тени облаков гладили залив с сарками. Поднимались и опускались краны, ездили контейнеры, а вдалеке было море.

– Угу, – вздохнул Бейл.

Дельта расслабилась.

– Угу, – повторила она. Отсюда не было видно ни одной платформы. Они находились далеко, там, где ветер сражался с морем. На Хладе борьбой было все.

– Черт, да я же был пьян, – сказал наконец Бейл.

Она усмехнулась.

– Чистая правда.

– Мне не повезло. Как по-твоему?

– Ага, не повезло. – Она опомнилась и немедленно переспросила: – В смысле? Почему?

– Не знаю. Не уверен. Что-то тут не так. Как будто он хотел, чтобы я туда спустился, хотел, чтобы его преследовали. Как будто…

Он замолчал. Ветер принес от залива скрежет металла. Звук скорбно сошел на нет.

– Я сам посмотрю.

– Там закрыто. Ты что, не слушаешь меня? Бейл, ты постоянно лажаешь, и слажал в этот раз, но тебе повезло. Тебе улыбнулась удача, Бейл. Прими это. У поскользнулся на говне, ты – герой, а дело закрыто. – Она глубоко вдохнула; здесь, наверху, около щита, воздух отдавал аммиаком и обжигал горло. – Блин. Я знала, что так и будет.

– Что?

– Ладно. Я хотела по-хорошему. Почему ты на это не способен? Ты меня до чертиков напугал, ты знаешь об этом? Знаешь, как я беспокоилась? – Дельта уставилась на море. – Не знаю, почему мне не должно быть наплевать на тебя, если тебе наплевать на себя.

Он выпрямился, не в силах оставаться на месте. Дельта подумала, не собирается ли он уйти.

– Мы друзья, Бейл. Я не хотела рассказывать, но ты все равно от Навида об этом услышишь. Твое отстранение закончилось месяц назад. Сейчас ты в неоплачиваемом отпуске и под служебным расследованием из-за того, что был пьян на службе.

За спиной у Бейла было яркое небо, и Дельта не могла разглядеть выражение его лица. Она добавила:

– Это плохо. Но вернись домой, отдохни, и все будет хорошо. Навид так сказал. Пожалуйста, Бейл.

Он повращал руками, размял спину и плечи. А закончив, сказал:

– Ладно, я понял. Ты здесь, только чтобы передать угрозу, Дельта. Так вот, послушай. Я был не на службе. Это была чрезвычайная ситуация. Вокс мог меня не подключать, но не стал этого делать. И ты могла меня снять, но тоже этого не сделала. Выбора у меня не было, и ты это знаешь. Если бы я не среагировал на сигнал тревоги, меня бы наказали за это.

– Ты взял оружие, зная, что пьян.

– Оно не работало, помнишь? Ни на что не годилось. Если бы я знал, что так напился, то не стал бы его брать.

– Но ты не знал, а это еще хуже. Видишь, к чему я веду?

– Вижу, да. Как тут не увидеть.

– Пожалуйста, не надо так.

– Это официальная беседа?

– Нет. Бейл, прошу тебя…

– Хорошо. Тогда скажи мне только то, что не должна говорить.

Дельта повернулась к нему спиной. Вдали была транспортная станция, куда ездили и откуда возвращались тележки с контейнерами. Одну из больничных барж уже подготовили к старту, и она стала возноситься на своем огненном стебле под взглядом Дельты. Та уже готова была снова повернуться к Бейлу, рассказать ему о той ночи со своей точки зрения, но чего бы она этим добилась? Случай был странный, но подозрительного в нем не было ничего.

Баржа продолжала подниматься. Грохот донесся мгновением позже и звучал еще долго после того, как баржа превратилась в серое пятнышко, а потом и вовсе исчезла. Ветер принес капли воды, и Дельта вытерла их со щек.

– Черт, Бейл. Я тебе не намеки делаю. Расследованию конец, так что забудь о нем. Мы все сделали то, что сделали. Нам всем повезло. Просто будь героем, передохни и возвращайся на работу. Пожалуйста.

– Один последний вопрос.

– Только если действительно последний.

– Ты знаешь про Рейзер?

– Это не вопрос.

Да, Дельта знала про Рейзер. С тех пор, как та объявилась, Бейл тратил на нее все то свободное время, которое не проводил в Потоке. Это был первый раз, когда он оказался наедине с Дельтой, за… за какое время?

– Рейзер прилетела в Форпост незадолго до того, как все это началось. И была со мной вечером перед инцидентом с У. И ты о ней не упоминаешь. Каждый раз, когда разговор заходит о ней, ты утихаешь.

– Это все еще не вопрос.

– Дельта, тут что-то не так. Она паксер?

Дельта улыбнулась впервые с тех пор, как зазвучал тревожный сигнал.

– Иногда, Бейл, ты понимаешь все совершенно неправильно.

И ее безрадостный смех отозвался эхом, когда она зашагала вниз по склону.