Текст книги "Платформа"

– Пойдем! – крикнул Пеллонхорк.

Он уже снова был у муравейника и яростно орудовал палкой в дыре, которую выкопал. Я сидел, обняв колени, и наблюдал за ним. Он был полностью сосредоточен, словно бы ничего и не случилось. Может, и не случилось, подумал я. Но руку у меня жгло, а когда я сжимал и разжимал кулак, в линиях на ладони появлялись ниточки крови.

Он долбил и скреб долго, изо всех сил. Я к нему не присоединялся. Обычно нас хватало только на то, чтобы отломать с краю кусок в несколько сантиметров – этого было достаточно, чтобы наружу показалась шипящая колонна муравьев. Мы выманивали их и, когда могли, приводили к ручью, перепрыгивали его и смотрели, как они бессмысленно топчутся у края воды. А потом отправлялись к отстойникам.

– Эй, Алеф! Сюда!

Пеллонхорк пробился вглубь бугра на муравейнике и проделал в нем широкую дыру. Изнутри бугор был пуст, и в бурой полости лежала неподвижная маленькая птичка. Она была в идеальном состоянии. Крылья у нее были насыщенного красно-желтого цвета, клюв ярко-оранжевый, а глаза блестели на внезапном свету.

– Откуда она тут взялась? – спросил Пеллонхорк.

– Муравьи всеядные. Может, они забрались в гнездо, утащили ее и замуровали здесь. Птица – это необычно, но они могут одолеть мышарька размером с твой кулак.

Он уставился на меня.

– Как они это делают?

Я часто поражался тому, сколького он не знает. А он не мог поверить, что я настолько же не разбираюсь во всем, что находится за пределами Геенны.

– Муравьи-разведчики находят для колонии добычу, – рассказал я. – Если мышарек в норе, они вызывают армию жалящих муравьев, которые забираются друг на друга и закрывают проход своими телами. Потом они заползают внутрь, заполняют нору как бам-пена, сверху донизу, от стены до стены. Мышарек не может сбежать. Муравьи парализуют его жалами, тысячами жал, и приносят к муравейнику, где рабочие поднимают его по стене и замуровывают.

– Но это птица. Она же могла улететь из гнезда.

– Может, птенцов защищала.

– Тупая птица. – Он все не отрывал от нее взгляда, а потом сказал: – Ладно, все равно она мертвая.

– Не мертвая. Смотри.

Ее клюв был открыт, он едва заметно дрожал, и каждые несколько секунд во рту у нее скрывался муравей.

Пеллонхорк наклонился поближе.

– Что они делают?

– Кормят собой птицу. Она не может есть сама, поэтому они забираются к ней в желудок и там перевариваются.

– Дураки. Зачем?

– Когда они ее сюда принесли, ей внутрь отложили яйцо, глубоко под грудную клетку. Там будет расти и развиваться личинка новой королевы. Живая птица дает ей тепло, еду и защиту.

– Как мать.

Я посмотрел на Пеллонхорка, не понимая, пошутил он или нет. Похоже, не пошутил.

– Не совсем, – сказал я. Склонился и поднес палку к голове птички. Ее блестящий глаз следил за острием. Голова мелко дрожала. Я сказал:

– Личинка поедает птицу изнутри. Вырастая, она прогрызает для себя место. Сердце птицы еще бьется, а мозг функционирует. Ниже головы двигательных реакций нет, но сенсорные системы продолжают работать. Она все еще в этом мире.

Школьные уроки. Биология и теология. Пеллонхорк обучался на Геенне и тому и другому.

– Она все чувствует и понимает, насколько птица вообще на это способна, – сказал я ему. Отодвинулся и добавил: – Ужасная смерть. Ты думаешь, ад хуже этого?

Пеллонхорк навис над птицей и прищурился.

– Должен быть. Он ведь хуже всего, так? Отец Благодатный говорит: что бы ты ни увидел, что бы ты себе ни вообразил, Господь сделает ад в тысячу раз хуже этого. Так что лучше ничего не воображать, верно? – Он взял свою палку и с силой воткнул в тело птицы, нанизав ее и выдернув из муравейника. Стряхнул парализованное создание на землю. Несколько муравьев, выпавших из муравейника, заторопились обратно, но Пеллонхорк втоптал их в грязь. Он встал на колени и взглянул на птицу поближе. Я знал, что он ее убьет. Его зачаровывали смерти мелких тварей.

Но он просто смотрел. Мне хотелось, чтобы он покончил с птичкой быстро. Обычно я чувствовал лишь облегчение, когда он заканчивал свои маленькие эксперименты. Мне было тяжело на них смотреть. В них не было системы, и я не понимал смысла. Я хотел, чтобы птица умерла. Ее крылья дрожали, хотя, возможно, их тревожил ветерок.

Пеллонхорк перевернул ее и проговорил:

– Как думаешь, животные попадают в ад? Птицы? Муравьи?

– Нет… – Я немного подумал. – Не знаю. Они ведь невинны, да? Они делают только то, что созданы делать. Они не могут выбирать. Не могут быть плохими.

– А мы можем, так?

– Конечно.

Он потыкал птицу палкой.

– Мы попадем в ад, если убьем ее или если не убьем?

– Это просто птица. Из-за птицы в ад не попадают.

Я хотел, чтобы она умерла немедленно. Ее голова тряслась, перья ворошил ветер. От муравейника двигалась спасательная экспедиция, вызванная рабочими, ухаживавшими за птицей.

Пеллонхорк снова потыкал ее, переворачивая с одного бока на другой.

– Мой папа говорит, что некоторые люди не заслуживают смерти во сне. А что, если убить того, кто все равно попадет в ад?

– Забудь об этом, – посоветовал я ему. – Кто знает, что случится? Когда мы умираем, Бог нас прощает.

– Это кто тебе такое рассказал?

Никто мне этого не рассказывал. Я говорил наугад. Я уже сомневался в Боге. В церкви все было нормально, там мне не давали думать пение и красивая музыка, но, когда я все-таки думал, идея боговерия выглядела попросту нелогичной. Стоило заметить первую ложную посылку, как все распадалось, точно плохой пьютерный код. Но об этом нельзя было говорить даже с родителями. Только не на Геенне. Поэтому на словах я всегда следовал законам, даже наедине с Пеллонхорком. Так было безопаснее. Хоть я теперь и не вполне верил в ад или рай, но зато верил в смерть, потому что сам ее прежде видел. И был почти уверен, что и Пеллонхорк тоже, до того, как прилетел на Геенну.

Пеллонхорк склонился к дрожащей птице и прошептал:

– Куда ты попадешь, малышка?

Он вгляделся в ее открытый глаз и приставил к нему палку, едва не оцарапав блестящую поверхность. Зрачок птицы метался между острием палки и прищуренным глазом Пеллонхорка.

– Куда ты попадешь? – шептал Пеллонхорк. – И куда попаду я?

Мне захотелось отвернуться, но я не успел – Пеллонхорк навалился на палку, проткнув сначала глаз, а потом и хрупкий череп птицы.

Он выпрямился. Все было кончено, однако птица еще двигалась. Я сообразил, что это значит, быстрее Пеллонхорка. Сорвал нож с его пояса, вскрыл птичью грудь, и на землю выпала дергающаяся, толстая, беложвалая молодая королева. Пока она расправляла и вытягивала свои влажные усики, я раздавил ее брюшко уложенным плашмя ножом, забрызгав землю тонким слоем внутренностей.

Я посмотрел на Пеллонхорка. Он согнулся в приступе рвоты. Это меня удивило.

– Вот видишь, – сказал я, когда его закончило тошнить и он вытер рот. – Птица все равно бы умерла. Ты прекратил ее страдания. А я убил наследницу королевы, может, даже всю колонию. Так что это я попаду в ад, а не ты.

Я шутил, но он ответил вполне серьезно:

– Нет. Это так не работает.

Семь. Бейл

Бейл проснулся в три утра с головной болью, освещавшей череп изнутри, как топка. Дохромал до туалета, выблевал все, что было в желудке, протолкнул в горло пригоршню таблеток, залив их стаканом воды, – и немедленно изверг все это обратно. Он переменил тактику и запил остаток таблеток виски, а когда рвота вновь начала подниматься к горлу, проглотил ее. И сидел в темноте, созерцая полыхающие сверхновые, примерно до четырех часов, когда его наконец-то затянула черная дыра сна.

В пять его разбудил срочный вызов. Бейл подумал, что это все еще мигрень, и попытался не обращать внимания, но визг сделался слишком громким. Лишь отчасти придя в сознание, Бейл включил мониторию и едва не поперхнулся при виде изображения, заполнившего всю стену.

Проекция была разбита на восемь цветокодированных кадров, и в каждом присутствовал труп, распростертый или скорчившийся на улице. Бейл вскрыл водкаффеинер и залил его в свою глотку. Желчь забивала вкус. Зубы казались липкими.

Он сосредоточился на монитории, где над изображениями трупов, словно грязная пена, плавала прозрачная плоскарта Форпоста, на которой теми же цветами, что и трупы, были обозначены места происшествий.

Все погибшие – мужчины. Кадры неподвижные, снятые в основном с камер Пакса, хотя на некоторых – там, где на место первыми прибыли медики, – отмечены ранения. На этих снимках поверх трупов было написано «В МОРГ ПОСЛЕ ЭКСПЕРТИЗЫ». Каждые несколько секунд по монитору пробегали слова: «ЭТО НЕ УЧЕБНАЯ повторяем НЕ УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА. ВСЕ УБИЙСТВА НЕДАВНИЕ. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ СИТУАЦИЯ».

Появилось девятое тело, в рамке цвета индиго, и соответствующий маркер загорелся на карте. Бейл натянул штаны, споткнулся и выругался.

– Хронология! – заорал он, и на мониторе высветился цветовой ряд: красный, желтый, зеленый, синий, фиолетовый, коричневый, оранжевый, черный, индиго. Потом розовый, и монитор отобразил новый, обрамленный розовым, труп и новое местоположение.

Все еще ругаясь, Бейл накинул длинную куртку. Тяжесть пистолета чуть протрезвила его. Он нахлобучил на голову визор, но не стал пока что включать визуал. Наушник встал на место, и послышалось завывание Вокса:

– …НЕМЕДЛЕННАЯ ГОТОВНОСТЬ. ЗАМЕЧЕН ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ МУЖСКОГО ПОЛА, ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО С РУЧНЫМ ХОЛОДНЫМ ОРУЖИЕМ, НА ЧЕРНО-ЗОЛОТОМ СТРЕМГЛАВЕ «ДЗИГУМИ». ПОДРОБНОСТИ ОТСУТСТВУЮТ. НЕОПОЗНАННЫЙ ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ СПЕШИВАЕТСЯ И СОВЕРШАЕТ БЕССИСТЕМНЫЕ НАПАДЕНИЯ. ВСЕМ, ПОВТОРЯЮ, ВСЕМ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯМ НЕМЕДЛЕННАЯ ГОТОВНОСТЬ. ЭТО ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ СИТУАЦИЯ. ЭТО НЕ УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА. ВСЕМ, ПОВТОРЯЮ, ВСЕМ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯМ НЕМЕ…

Бейл уже вываливался из двери; карта была выжжена у него в мозгу. Пакс попросту выгонял всех сотрудников на улицы, а это значило, что четкого сценария не выявлено.

Выйдя из дома, он остановился. Не было смысла куда-то нестись. Бейл прислонился к стене и подождал, собираясь с мыслями. До сих пор полупьяный, он не мог сесть за руль. Не стоило пить водкафф, но заметят это не скоро, а Бейлу была нужна встряска. Да и не важно – его снимут раньше, чем зарегистрируют алкоголь в крови. Черт, да он все равно уже отстранен.

Чувствуя себя получше теперь, когда водкафф чуть разогнал туман в голове, Бейл задумался над последовательностью убийств. Возможно, они и не были продуманы заранее, но в нападениях должна была отыскаться закономерность. Только по плоскарте ее было не отследить. Стремглав мог отвезти У куда угодно. Односторонки и заторы не стали бы ему помехой.

Бейл коснулся горла и пробормотал:

– Диспетчерская? Кто в деле? Есть какие связи? Что-нибудь?

– Ничего, Бейл. У останавливается, убивает, движется дальше. Просто смотри в оба. Кому-то должно повезти.

– Дельта? – спросил Бейл. – Это ты?

– Да, это офицер Керлью, – ответила она с нажимом. – Больше у нас ничего нет. Сплошной бардак. Все, что нам известно, транслирует Вокс, только нам ничего не известно. Первого мужчину нашли полчаса назад, у него как минимум двадцать ножевых.

Даже на дежурстве Дельта никогда не использовала свою фамилию в разговоре с Бейлом. Должно быть, кто-то торчал у нее за спиной – или она заранее подстилала соломку на случай разбора полетов, на случай выговоров и взысканий. В этом они отличались. Но она была хороша.

Дельта все еще говорила:

– Прибывший на место преступления сотрудник предположил, что это пошедшее наперекосяк ограбление. Потом были найдены еще двое, точно такие же, через десять и двадцать минут, и каждый раз свидетели говорили, что видели стремглав. Следующие начали появляться с промежутком примерно в пять минут. И…

Голос Дельты оборвался, и связь переключилась на пьютерное занудство Вокса.

– ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ У, ВОЗМОЖНО, УПРАВЛЯЕТ СТРЕМГЛАВОМ «ДЗИГУМИ», РЕГИСТРАЦИОННЫЙ НОМЕР 264FRR4586, ЗАЯВЛЕННЫМ В УГОН ДВА ЧАСА НАЗАД. – Пауза. – НОВАЯ ЖЕРТВА МИНУТУ НАЗАД. ПЕРЕКРЕСТОК МИСТРАЛЬНОЙ И ГРАНАТОВОЙ. КОД КАШТАНОВЫЙ. ВСЕМ ПАКСЕРАМ, НАХОДЯЩИМСЯ ПОБЛИЗОСТИ, ПРИБЛИЖАТЬСЯ С ОРУЖИЕМ НАГОТОВЕ И ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ОСТОРОЖНОСТЬЮ.

Потом – тишина.

– Дельта?

Короткий вздох – и:

– Слушаю, Бейл.

– Я рядом с Гранатовой, на своих двоих. Может, мне отправиться туда и начать разбираться?

– Хорошо. Туда пока никого не отправили. – Она осеклась и строгим тоном сказала: – Подожди. Ты разве не отстранен?

– Общая тревога, Дельта. Ты же знаешь.

– Да, но…

На мгновение ее голос пропал, а когда вернулся, тон его снова изменился и был теперь почти неестественным. Она говорила:

– …денег ты не получишь, вот что я имею в виду.

Бейл надел визор как следует, наконец-то запустил визуал и поморщился от предвкушения. Закрыл глаза. С похмелья от внезапной строгости паксеровского мировосприятия ему делалось плохо.

Включилось наложение. Звуки умолкли и возвратились, отфильтрованные и переменившиеся. Бейл осторожно разжмурился, глубоко вдохнул и выругался.

Визор полностью активизировался. Теперь Бейл был на службе. Уличные детали по большей части стерлись, мир превратился в мультик из сплошных контуров; края зданий и тротуаров, очертания стоящих машин стали всего лишь серыми линиями, истончавшимися и бледневшими с расстоянием. В этом городе-наброске внимание Бейла привлекалось лишь к тому, что считала интересным система. Движущиеся машины окрашивались в цвета, которые делались ярче в зависимости от скорости и близости, а схематичные пешеходы обретали плотность, лишь когда подходили к Бейлу или когда он задерживал на них взгляд дольше, чем на секунду.

Эту настройку он уменьшил до полусекунды.

В черепе все еще пульсировала боль. Визуал и на трезвую-то голову был отвратителен. Бейл вызвал программу распознавания визора и обнулил бо́льшую часть списка. Не было смысла отмечать обычных отморозков и воров. Он зашел в раздел «Транспорт» и выделил «Стремглав, «Дзигуми», цвет черный и/или золотой». Из каталога «Оружие» он выбрал «нож», а из «Криминалистики» – «видимые следы крови». В «походке» отметил «бег», «хромота» и «другое». Покончив с этим, Бейл зашагал сквозь мультяшный город. Звуки улицы были далекими и нереальными, а ритмичный топот его ног по твердой земле подпитывал остаточный ритм головной боли.

Бейл немного ускорился, думая, что так, возможно, получится притупить похмелье. Слишком резко свернув за угол, он споткнулся, оцарапал плечо о невидимый кирпич и обругал визор.

– Бейл, ты там в порядке?

– Все нормально, – пробормотал он. – Не надо со мной нянькаться, офицер Керлью.

– Я с тобой не нянькаюсь, Бейл. У тебя зафиксирован всплеск адреналина. – Дельта опять осеклась.

– Я споткнулся.

Бейл не мог понять, что с ней такое. Он восстановил равновесие и повернул за следующий угол, на этот раз более успешно. Неподалеку завопила сирена скорой помощи – «увы-увы» – кажется, на соседней улице. Он услышал, что Дельта снова заговорила, но связь тут же прервалась. Странно, она же всегда такая собранная, подумал Бейл. Он никогда раньше не слышал, чтобы Дельта ошибалась каналом. Впрочем, ситуация была чрезвычайная и делалась все чрезвычайнее.

На визоре вспыхнул приближающийся стремглав, черный с красным. Бейл потянулся было за пистолетом, но это был не «Дзигуми», управляла им девушка, и никакой крови на ней не было. Он побежал дальше, по направлению к сирене, которая перестала удаляться, – скорая остановилась где-то неподалеку.

– Бейл, ты не спотыкаешься, когда трезвый. Мы и так справимся. – Теперь Дельта шептала, ее голос дрожал. Это было на нее совсем не похоже. Она, в точности как Бейл, была льдом во время кризиса и расцветала в моменты риска. – Хочешь, дам тебе отбой?

Он не обратил на это внимания, предпочтя Дельте стрелкарту; программа провела его за мультяшный угол и мимо кучки условных прохожих. Визор выхватил из их разговора ключевые слова. «Убили», «зарезали», «нож» и «кровь». Но это была всего лишь болтовня.

Вновь послышался голос Дельты, все еще приглушенный, но на этот раз жесткий, чисто деловой:

– Бейл…

– Всё под контролем.

Он уже подошел к тупику. Здесь была кровь, которую программа делала изумрудно-зеленой, однако визор перегружал Бейла информацией – все, что он видел и слышал, воспринималось на максимальной мощности. После упрощенного вида незатронутых улиц выкрученные до упора звук и цвет тупика ошеломляли. Помимо темно-зеленого озера с расходившимися от него каплями и брызгами, здесь была еще и толстошинная желтая медицинская теловозка с распахнутыми задними дверцами. Ее датчики пищали и голосили, отовсюду торчали трубки и провода, а крики мужчины на земле перекрывали все, кроме стремительного ритмичного обмена репликами работавших над ним медиков. «Зажми здесь, дай мне вон то, блин, я потерял…»

Бейл настроил визор так, чтобы можно было это выносить, и сосредоточился на том из медиков, который казался главным. Он склонялся над раненым и невозмутимо тараторил:

– …ноневы, сэр, уж не беспокойтесь, с вами все будет в порядке, как вас зовут, я – Лимми, а это вот Харкет, вот так больно? Нет? А так? Не бойтесь. Руку мою видите? А лицо? Я тот, который покрасивше. Ага, вот так лучше. Держитесь, все будет хорошо.

Бейл встал так, чтобы медики его заметили, ожидая, пока кто-то из них отвлечется от потерпевшего и заговорит с ним. Ни тот, ни другой этого не сделали, и он спросил:

– Вы видели У?

– Он пока не У, – проворчал Лимми. – Пациент еще жив.

– Чем бы у вас тут все ни кончилось, моя добыча – уже У. Заметили что-нибудь?

Харкет махнул туда, где кончался тупик:

– Там. Высокий, тощий, в коричневом комбинезоне и синих хирургических перчатках, как у нас. Ножа не видел, но… – он указал на жертву, – …он острый, зазубренный, длиной около десяти сэмэ.

Бейл оглядел конец тупика.

– Перелез?

Там была куча мусора, а над мусором – стена высотой метров десять, с остриями наверху.

– Не перелез, – буркнул Харкет, вернувшийся к работе. – Прошел сквозь.

Бейл посмотрел снова через визор и ругнулся. Дыра была узкой. Он мог ее и не заметить. Ему не хватало сосредоточенности. Похмелье.

– Он туда протиснулся?

Крики перешли в измученный, клокочущий в легких стон. Медики не ответили Бейлу.

– Он должен был быть на стремглаве, – снова попытался он.

– Стремглава не видели. Правду сказать, рады были, что он ушел.

Медики потеряли к Бейлу интерес. Он никогда не понимал, как они сохраняют спокойствие. Даже он видел, что жертва умрет, а они со смертью сталкивались еще чаще. В чем смысл? Бейлу все было ясно по расползающейся зелени. Но они не отступали.

– Харкет, сходи до машины и принеси мне эфа и морфа, – сказал Лимми. – Сэр, вы меня слышите? Мы вам сейчас дадим кое-что от боли.

Бейл хотел бы быть как врачи скорой помощи, спокойным и собранным. Рейзер говорила, что ему, видимо, без адреналина было не обойтись.

Лимми чуть повысил голос:

– Харкет? У нас там физраствор еще есть?

– Не хватит. И целого моря не хватило бы, так из него хлещет.

Пока Харкет возвращался, затянутая в синюю перчатку рука Лимми соскользнула, и умопомрачительно-яркий зеленый фонтан вырвался из тела и хлестнул по его визору. Лимми навалился на жертву, надавил, выругался, потом задергался вверх и вниз, как будто на чем-то скакал. Бейл увидел, что это бьется в бесконтрольных конвульсиях тело, а врач только пытается его удержать. Подбежал Харкет, вколол что-то в выгибающуюся грудь. Тело на мгновение замерло, а потом обмякло.

Харкет выпрямился и тихо сказал:

– Лимми?

Лимми спокойно и неторопливо положил руку на шею пациента, нащупывая сонную артерию. Бейл понял, что касается собственной шеи, проверяя разогнавшийся пульс.

– Лимми? – повторил Харкет.

Тот что-то пробормотал в ответ, но атмосфера в тупике переменилась, и то, что он сказал, не прошло через фильтр визора Бейла. Слишком тихо. Но Бейл смог прочитать это негромкое слово по губам:

– Дерьмо.

Бейл поднял визор. Тупик выглядел убого и грязно, кровь – как кровь, труп – столь же бессмысленным, как все прочие виденные им трупы. В голове у Бейла трещало, похмелье снова бралось за свое. Лимми посмотрел на него, размазывая кровь по своей маске. Впервые в его голос прокралась эмоция. Раздражение.

– Ну? – сказал он Бейлу. – Ты пойдешь за этим У или позволишь ему весь день нам испортить?

Бейл направился в конец тупика и увидел, что мусор частично раздвинут. Проход был размером хорошо если с ширину его плеч. Он был почти целиком завален металлической тарой, пластпленкой и мотками проволоки. Бейл отошел, тяжело дыша; в черепе у него грохотало.

Он снова надвинул визор на глаза. Карта подсказывала, что Бейл смотрит на шахту мусорного лифта, который делили между собой дремотель, оказавшийся у него за спиной, и закусочная. Больше она ему ничего не говорила.

– Дельта, куда выходит шахта? У меня это, похоже, не загружено.

– Подожди.

Бейл попробовал оттащить тару и проволоку в сторону, чтобы расширить проход, но вся эта груда угрожала рухнуть и перекрыть его окончательно. На проволоке были ниточки ярко-зеленой крови. У порезался.

Дельта быстро заговорила:

– Она ведет в канализацию, Бейл. Спустишься туда – и связи не будет. Я могу перекинуть тебе карту, но это потребует времени. Тоннель идет до самой станции переработки, а оттуда уходит в море. Я рассылаю людей по точкам доступа, но все нам не накрыть. Можешь пойти за ним следом? Рядом больше никого, а У не должен тебя опережать больше чем на несколько минут. Подожди, сейчас перекачаю карту.

– Забудь, я пойду сразу. Он идет пешком и ранен, так что должен оставлять заметный след. – Бейл потянул за проволоку, придерживая ее ногой, и сказал: – Проход узкий. Я едва пролезу. – Он начал стягивать толстую куртку. – Придется оставить здесь куртку и визор. Я буду без связи, с одним пистолетом. Смотри, чтобы меня кто-то из наших не подстрелил, Дельта.

– Бейл…

– Это была не шутка.

– Это было не смешно. Бейл, послушай, пистолет…

– Я его предупрежу, не бойся.

– Нет, Бейл…

Она говорила что-то еще, но он уже снял визор. Бейл понятия не имел, какая муха укусила Дельту, но та, черт возьми, была на взводе. Впрочем, он пообещал, что будет действовать по уставу, чего должно было хватить, и нашел оправдание тому, что бросает визор. Что бы там, внизу, ни случилось, он не оставит улик, из-за которых влипнет в неприятности. Никакого У Бейл оттуда выводить живым не собирался.

Набросив куртку на визор и оставив себе лишь небольшой фонарик и пистолет, он оглянулся на врачей. Немного подумав, достал из куртки очки ночного видения и надел их. Когда он убрал ногу, проволока распрямилась как пружина.

Лимми поднялся над телом, потянулся, посмотрел прямо на Бейла и сказал:

– Не хотел бы я такой работенки, как у тебя.

Сердце Бейла колотилось все быстрее. Он не сказал Лимми того, о чем внезапно подумал, – что не захотел бы какой угодно другой работенки. Странная мысль. Надо было запомнить ее и рассказать Рейзер. Такие странности зажигали ее улыбку.

Ага, подумал Бейл. Может, это из-за его дружбы с Рейзер Дельта так бесится.

Похмелье еще не прошло, но, когда он оттолкнул жесткую путаницу проволоки и протиснулся в неожиданно темный проход, по венам его бежал адреналин. Бейл остановился, обернулся к иззубренной кромке света и потянул мотки на себя, чтобы они опрокинулись. Проход загородила непроницаемая баррикада, и темнота стала абсолютной. Бейл потолкал завал и удостоверился, что выход перекрыт полностью. Ни ему, ни У здесь не выбраться, и никто не сможет пролезть следом и вмешаться.

До него снова донесся голос Лимми:

– И надеюсь, что мы с тобой сегодня больше не увидимся.

В шахте воняло, и Бейл почти пожалел, что не взял с собой визор – хотя бы чтобы обнулить запах. Он встал на платформу лифта, задержал дыхание и нажал кнопку. Пять секунд плавного спуска, полсекунды замедления – и грязный шлепок, когда платформа коснулась пола. Бейл сошел с нее и отправил назад.

Ему хотелось бы, чтобы Лимми не говорил этих последних слов. Они были словно то пожелание удачи, которое навлекает неудачу. Бейл настроил очки ночного видения на распознавание свежей крови и стал следовать их щелкающим указаниям.

Поверхность под ногами была неровная, в тоннеле пахло блевотиной и плесенью, застарелой мочой и морем. Бейл перешел на легкий бег. Ему казалось, что издалека слышен грохот и рев моря. Как будто что-то дышало, что-то доисторическое. Воздух облизывал и обдувал его лицо, камни под ним дрожали. Щит Форпоста работал только над землей, а вот под городом – нет. Утилизационные тоннели были полны шумом и запахом моря.

Крысы пищали, завидев Бейла, очки высматривали капли крови убийцы, щелкая при виде каждого пятна.

У него все еще болела голова. На первой развилке, где можно было выбраться наружу, убийца останавливался, судя по щелк-щелк-щелканью в ушах.

– Что ты сделал, У? – пробормотал себе под нос Бейл. Встал на колени и коснулся крови, потом посмотрел на выход. – Нет. Тут ты не выбрался. Но остановился. Значит, ты об этом думал. – Он посмотрел в другую сторону, в темноту. – Но и не просто продолжил бежать. Почему ты колебался?

Он пошел дальше, замедлившись. Тоннели изгибались, а потом начали сужаться, и вскоре Бейл уже пробирался, согнувшись, по трубе высотой с него самого, поросшей скоплениями ракушек и с сочащимися водой сварными швами. Под ногами текли нечистоты, похожие на комковатое желе. Бейл пытался расставлять ноги пошире, двигаться боком, но, дважды навернувшись в едкую дрянь, сдался и побежал прямо по ней. Щелчки ему были уже не нужны. Ботинки У расплескали дерьмо по стенам трубы. Не заметить этого было невозможно.

Почему же У остановился в том месте? Непонятно. Он был явно из тех, кто бежит, а не прячется. Он оставил стремглав где-то неподалеку от тупика, хотя в этом не было нужды. Когда прибыла скорая, он запаниковал, бросившись к мусорному лифту, хотя почти все знали, что медики никого останавливать не станут, что они обучены избегать стычек.

Но у Бейла снова раскалывалась голова. Он терял время. И вообще, У не был особо умен; он убил человека в месте, которое должно было казаться ему тупиком. Ему просто везло как дураку.

А вот и он, сам У. В синих перчатках, как и говорили врачи.

Бейл остановился, у его ног плескалась лужа нечистот. Сквозь зернь очков он различил У на уныло-сером фоне трубы, к которой тот прижимался, и поморщился от яркого блеска ножа у него в руке. Харкет был прав насчет лезвия. Даже без подсказки визора Бейл узнал солдатский, предназначенный для убийства нож. Он не мог понять, прилагаются ли к нему еще и должные навыки, до тех пор, пока У плавно не двинулся вперед, вращая нож в руке. Навыки прилагались.

Что-то во всем этом было неправильное. Но что?

Бейл вытащил пистолет и сказал:

– Брось нож сейчас же. Это было твое предупреждение.

У аккуратно поднял руку, высоко и в сторону от себя, чтобы не закрывала обзор, потом разжал кулак и отбросил нож.

Такой блестящий клинок, подумал Бейл. У, должно быть, вытирал его после каждого убийства, однако при недостаточном освещении военная керамика темнеет, чтобы не выдать хозяина. А это значит, что он меня приманивает.

И все же нож падал, и Бейл инстинктивно расслабился.

Нет. Что-то в этом падении было таким же неправильным, как и в ноже.

Бейл резко втянул воздух, начиная движение. Нож не вращался. Его бросили, чтобы поймать.

Он снова поднял пистолет, а У кинулся вбок, выхватил нож из воздуха и бросил его в Бейла единым слитным движением, которому и сам Бейл учился когда-то давно. Но никогда не был в этом настолько хорош.

Бейл отступил, чувствуя, как обожгло щеку, и выстрелил, осознавая замедленность своей реакции, понимая, что виновато похмелье. Но целился он хорошо, а противник не ожидал, что у паксера будет армейская выучка. Стреляя, Бейл видел, что ствол нацелен точно в грудь У.

Только отдачи не было, и выстрела тоже, а У не останавливался, он перекатился, вскочил и пустился бежать; его шаги отдавались эхом. Бейл выругался, и ругательство загрохотало по трубе: он немедленно – но слишком поздно – понял, почему пистолет отказался стрелять. Вот о чем его пыталась предупредить Дельта. Оружие не позволило Бейлу себя использовать. Он все еще был слишком пьян.

Бейл отбросил пистолет. По крайней мере, У теперь был безоружен. Бейл подобрал его нож, настроил очки на улавливание звука и побежал.

У преступника был прибор ночного видения. Наверняка тоже военный. Он нашел тупик неслучайно. Он все спланировал, бросил стремглав неподалеку, но не слишком близко. Ему не повезло, что в тупике кто-то оказался, а то бы он просто исчез. Он не ожидал там с кем-то столкнуться. Он знал, как работает Пакс.

Еще Бейл был убежден, что пистолета у него нет, иначе У воспользовался бы им.

Очки размеренно щелкали, все еще регистрируя капли крови. Бейл держался позади У, не сбавляя скорости. Пусть тот был моложе, но Бейл оставался таким же крепким. А похмелье на бегу проходило.

Еще через несколько минут до Бейла дошло, что У до сих пор не свернул ни к одному из выходов. Он уходил глубже, уходил к морю. Зачем? Наверное, знает, что Пакс перекрыл выходы. Или дело не в этом?

Нет. Ему нужен был Бейл. Он собирался застать его врасплох. Бейл – единственный, кто сможет опознать У.

Они были уже глубоко под Форпостом, миновали «ПЕРЕРАБОТКУ» и достигли «УТИЛИЗАЦИИ». Запах стал другим – более едкая аммиачная вонь с океанским оттенком. Все, что нельзя было переработать, измельчалось здесь, чтобы потом его выбросили в море ряды волновых насосов. Бейл слышал, как они гудят далеко впереди. Ржавый знак на стене трубы сообщал: «ВНИМАНИЕ. ВПЕРЕДИ ТРИДЦАТИМИНУТНАЯ ЗОНА БЕЗОПАСНОГО ДЫХАНИЯ. ПРОВЕРЬТЕ КОСТЮМ И ЗАПУСТИТЕ ТАЙМЕР НЕМЕДЛЕННО!»

Бейл не остановился. Десяти минут ему хватит. И вообще, если написано «тридцать минут» – читай «час». Очки затрещали, и Бейл остановился в месте, где труба разделялась надвое. Левый проход был темным и узким – тупиковый придаток основной трубы. Недолгое молчание очков, а затем: щелк-щелк-щелк.

Бейл нагнулся и поднял за хвост дохлую крысу. У него закружилась голова, и ему пришлось на секунду привалиться к стене. У, должно быть, где-то за углом, скорчился в боковой трубе, ожидая его. Крыса была уже, по сути, кожаным мешком с бактериальным месивом, но оставалась достаточно тяжела для того, что задумал Бейл. Он сделал глубокий режущий горло вдох, бросил тушку в пасть боковой трубы и замахнулся в следующее мгновение после того, как крыса упала и расплескалась. У пришлось бы неловко распрямиться, выходя из узкой трубы, но Бейл не дал ему на это времени. Со всей оставшейся силой он ударил У в горло и посмотрел, как он падает; вот и все.

Бейл положил руки на колени, уставший и задыхающийся. Очередной щелчок заставил его вскинуть голову. Он уставился на труп, не понимая, что происходит.