Текст книги "История рыжего демона"

Колокола всех краковских церквей звонили свое «Те Deum». Фауст шел по улочке Казимежа прочь от Флориановой Заставы, направляясь к широкой рыночной площади. Прислушиваясь к дружному хору колоколов, каждый из которых имел свой неповторимый тембр, он различал их на слух: колокол женского монастыря пел нежным, ангельским голоском; у святого Венцеслава был чистый серебряный тенор, у святого Станислава – звучный, раскатистый баритон, а у Собора Богоматери – низкий и густой рокочущий бас, резко выделяющийся из общего многоголосия.

Было великолепное, ясное весеннее утро. Казалось, лучи солнца проникали в каждую щель, в каждый узкий и темный переулок Старого Города, покрывая позолотой высокие крыши и остроконечные готические шпили. По небу плыли легкие кучевые облака – точь-в-точь такие, на которых художники прошлых времен часто изображали херувимов и другие аллегорические фигуры. Столь прекрасная погода могла поднять настроение даже самому мрачному из алхимиков, и у почтенного доктора разгладились морщинки между бровей. Он выбрал самый короткий путь до рыночной площади, свернув в кривой и узкий зловонный переулок, прозванный Тропой Дьявола. Тесно прижавшиеся друг к другу дома напоминали пузатых толстяков – каждый стремился раскинуться попросторнее, вылезая на узкую мостовую. Два человека, встретившись в этом переулке, едва смогли бы разойтись. Крутые крыши нависали над верхними этажами каменных построек, почти соприкасаясь друг с другом, и потому даже в солнечные, ясные дни переулок оставался темным, сырым и мрачным. Не пройдя и двух десятков шагов по скользкой мостовой, Фауст начал жалеть о том, что не пошел другой, более длинной дорогой. Конечно, он потратил бы лишнюю четверть часа, добираясь до рынка, но, в конце концов, что значит какая-то четверть часа для философа и алхимика?

Он уже хотел повернуть назад, но дух упрямства пересилил разумное побуждение, и Фауст, поколебавшись несколько секунд, зашагал вперед. Последний поворот был уже совсем рядом, а за ним сразу же открывался вид на площадь с ее шумной суетой и пестрыми торговыми рядами. Теперь он шел значительно быстрее, и профессорская мантия шелестела под его плащом в такт шагам тощих ног. Темные проемы открытых дверей двух каменных домов справа и слева от него казались черными провалами, ведущими в саму Преисподнюю. Впереди показался свет – извилистый смрадный переулок кончался…

И тут Фауст услышал чей-то незнакомый голос, прозвучавший возле самого уха:

– Господин, постойте…

Алхимик остановился и оглянулся через плечо, готовясь дать отпор бесцеремонному прилипале, который попытался задержать его. Он заглянул в открытую дверь, но в полумраке тесного коридора ничего не смог разглядеть. Он уже собирался идти дальше, как вдруг за его спиной раздался подозрительный шорох. Острое чутье подсказало ему, что надо спасаться, но чувство опасности пришло слишком поздно – в тот самый миг, когда что-то твердое сильно ударило его в висок. На несколько мгновений перед его мысленным взором предстала удивительная картина – он увидел бездонное ночное небо, мириады неподвижных светил и огненные хвостатые кометы, несущиеся в неведомую даль. А затем глубокий обморок скрыл от него красоту сверкающих звезд своим черным бархатным покрывалом.

В это самое время у окон маленькой таверны под названием «Пестрая корова» над миской борща сидел светловолосый молодой человек, одетый небрежно и безвкусно, но с явной претензией на оригинальность. Он был высок и строен, гладко выбрит по итальянской моде; непокорные кудри соломенного цвета в беспорядке падали на плечи. Городской костюм, обтягивающий его мускулистую фигуру, был явно с чужого плеча и к тому же изрядно поношен и кое-где запачкан. Облюбовав один из столиков, выставленных хозяевами таверны на улицу, он зорко поглядывал по сторонам, поджимая губы и чуть прищуривая глаза; черты его лица при этом заострялись, придавая молодому человеку сходство с осторожным и хитрым лисом, вышедшим на охоту.

Таверна «Пестрая корова» располагалась прямо напротив дома, где жил доктор Фауст. Это был скромный, недорогой постоялый двор, который облюбовали разного сорта бродяги и небогатые путешественники, стекавшиеся в Краков со всех концов Европы. В то время город процветал, переживая свой краткий золотой век между нашествием гуннов и жестокой битвой с венграми. Молва о нем разносилась далеко. Краков славился не только своей высокой культурой и успехами в области разных наук, привлекавших доктора Фауста, но и тонкими ремеслами, и богатыми торговыми палатами, куда привозили свои товары известнейшие германские и итальянские купцы.

В молодом человеке, с аппетитом доедавшем свой борщ, без труда можно было узнать одного из праздношатающихся авантюристов, кочующих из города в город в поисках приключений. Это был Мак по прозвищу Трефа; свою кличку он получил за ловкость в карточных играх. Колода карт была его постоянной спутницей, и он пользовался ею значительно чаще, чем подобает порядочному человеку. Никто не знал наверняка, откуда приехал в Краков этот нахальный выскочка, – одни говорили, что он из города Труа, из земель франков, другие утверждали, что он явился из какого-то грязного лондонского притона, из далекой Англии, чтобы попытать счастья в здешних краях. Но что бы там ни болтали городские сплетники, в одном они были правы: Мак Трефа принадлежал к тому сорту людей, которые обращаются с судьбой, как опытные наездники с горячей лошадью. Он был продувной парень, смышленый, острый на язык и к тому же получивший кое-какое образование: он обучался ремеслу писца в монастыре, но через год оставил душную келью, чтобы служить капризной богине Фортуне.

Прослышав об ученом докторе Фаусте, Мак стал шпионить за ним. Его привлекала репутация Фауста – знаменитого чародея и алхимика, имевшего весьма приличный запас драгоценных металлов, которые он постоянно использовал в своих колдовских опытах, а также то, что в свое время несколько могущественных королей щедро одарили доктора за чудодейственные мази и лекарства, которые он изготовил для них.

Мак задумал ограбить знаменитого ученого, рассудив, что человек, питающийся преимущественно духовной пищей, вряд ли уделяет слишком много внимания грубой пище земной. Он нашел себе сообщника – одного разбойника, оборванного, грязного латыша, который только и умел, что подстеречь выбранную жертву в укромном месте и оглушить тяжелой дубинкой. В святой праздник Пасхи, когда горожане со своими семьями идут в церковь к воскресной мессе, Мак решил избавить доктора от наиболее движимой части его имущества.

Целую неделю Мак со своим наемным помощником кружили возле квартиры Фауста, как коршуны вокруг наседки, следя за каждым движением доктора. Очевидно, Фауст был мрачным и нелюдимым человеком – ведь за всю неделю он лишь несколько раз отлучался из дома. К тому же у него не было тех устоявшихся привычек, которые существенно облегчают ворам доступ в квартиры зажиточных горожан. Он просиживал в своей комнатке дни и ночи напролет, проводя таинственные опыты. Но уж если Фауст случайно выходил на улицу, можно было заранее угадать, куда он отправится – вниз по улочке Казимежа, а там свернет на Тропу Дьявола, кратчайшую дорогу к Ягеллонскому университету.

И когда солнечным весенним праздничным днем ученый доктор наконец-то вышел из своей квартиры, у Мака все уже было готово. Латыш, вооруженный увесистой дубиной, спрятался за одной из дверей в конце темного переулка, а Мак уселся в «Пестрой корове», как раз под окнами того дома, где жил Фауст. Ему предстояла самая сложная роль в этом деле: проникнув в дом и быстро сориентировавшись в обстановке, он должен был вынести все сокровища, которые ему удастся забрать. План заговорщиков был таков: примерно через полчаса после того, как доктор скроется в узком переулке, Мак заберется в его квартиру. Если же случится что-то непредвиденное – скажем, латыш упустит доктора или его жертве каким-то чудом удастся увернуться от удара, – сообщник предупредит Мака, заглянув в таверну и подав ему условный знак. Однако время шло, а латыш так и не появился.

Доев борщ и бросив трактирщику медную монетку, Мак зашагал прочь от «Пестрой коровы», стараясь идти ленивой, плавной походкой, какой ходят по улицам и площадям больших городов праздношатающиеся зеваки. Подходя к дому Фауста, он как бы случайно обернулся назад, затем осторожно огляделся по сторонам. Убедившись в том, что все соседи доктора ушли в церковь, он направился прямо к крыльцу. Под мышкой Мак нес связку книг, испещренных непонятными письменами, якобы содержащими тайные колдовские заклинания, – эти книги он стащил из монастырской библиотеки в Чвнизе. Если кто-нибудь поинтересуется, что, собственно, он делает у дома почтенного доктора Фауста, он ответит, что принес книги на продажу, ибо слышал, что доктор Фауст, ученый, врач, чародей и вообще загадочный человек, собирает редкие рукописи, надеясь почерпнуть из них формулу философского камня.

Взойдя на крыльцо, он постучал в дверь. Никто не отозвался. Четверть часа назад Мак видел, как хозяйка дома вышла на улицу с кошелкой в руке; ее платок был повязан не слишком аккуратно, и волосы выбивались из-под узорчатой ткани: всему кварталу было известно, что она большая любительница горькой настойки и частенько напивается в одиночку. Из ее плетеной кошелки торчали пучки лекарственных трав, которые эта добропорядочная горожанка брала с собой всякий раз, когда собиралась навестить больную тетушку.

Мак постучал еще раз, потом толкнул дверь. Она была заперта. Большой железный замок закрывался тяжелым длинным ключом довольно простой формы. У ловкого Мака был дубликат этого ключа. Вынув свою отмычку из кармана, он вставил ее в замочную скважину. Однако, несмотря на все усилия Мака, его ключ-отмычка ни на дюйм не поворачивался в узкой щели замка. Тогда Мак вынул свой ключ и смазал его барсучьим жиром из предусмотрительно заготовленной масленки. Это испытанное средство для открывания тугих замков помогло безотказно: не прошло и минуты, как Мак перешагнул через порог дома, где жил Фауст.

Коридор, ведущий в комнаты первого этажа, казался мрачным, словно подземелье, – особенно когда вы входили в него с залитой солнечным светом улицы. Осторожно притворив за собой дверь, Мак пошел по этому узкому темному коридору. После первого поворота налево он оказался перед дверью, плавно закругленной наверху по моде тех времен. Мак был уверен, что она ведет в комнату доктора Фауста. Он толкнул дверь. Дверь плавно отворилась.

В рабочем кабинете знаменитого алхимика царил полумрак. Свечи догорали в оловянных шандалах; солнечный свет, едва пробивавшийся сквозь плотные занавеси, бледными пятнами лежал на стенах. Мраморный бюст Вергилия, казалось, следил из своего угла за высоким светловолосым парнем, крадущимся по комнате. Мак ступал легко и бесшумно; ни одна половица не скрипнула под его ногами. Воздух здесь был спертым и удушливым, пары серы и ртути отравляли его резким запахом, который не могли заглушить даже ароматные бальзамы и экстракты, добавленные в белый воск. На полу кое-где лежал мышиный помет. Стол возле перегонного куба был заставлен лабораторной посудой и завален разными предметами. Грани стеклянных бутылок и бока толстопузых колб тускло поблескивали, отражая неяркие огоньки белых свечек. В противоположном углу комнаты стояла простая, грубая койка, на которой доктор спал, – несколько широких досок были положены на деревянные козлы. Поверх жесткой постели накинута горностаевая мантия – эта вещь свидетельствовала об изысканном вкусе хозяина и совсем не гармонировала со скромной обстановкой комнаты.

Мак не обратил на все окружающие его предметы никакого внимания – для него они были чем-то вроде театральных декораций. Его глаза бегали из угла в угол в поисках какой-нибудь маленькой прелестной вещицы, которую легко можно было бы вынести из дома, не привлекая к себе внимания прохожих. Эта вещица должна быть не только дорогой, но и изящной (ибо Мак был своего рода ценителем красивых вещей). Например, вот этот крупный изумруд, что лежит на заваленном всяким хламом рабочем столе Фауста между хрустальным шаром и человеческим черепом. Да, изумруд – неплохая добыча для взломщика! Мак протянул грязную руку к драгоценному камню, растопырив длинные пальцы, но тут комнату потряс удар грома.

Мак застыл, прислушиваясь. Ему показалось, что стены отозвались эхом на гулкий громовой раскат, словно высокие горы, в которых долго не смолкает шум обвала. Сверкнула ослепительная вспышка. Мак изумленно глядел, как языки пламени пляшут на полу посреди комнаты, но деревянный пол почему-то не загорается. Сквозь колышущуюся завесу этого сверхъестественного огня стали проступать контуры человеческой фигуры.

Постепенно призрак стал обретать более отчетливую форму. Открыв рот, Мак завороженно следил за тем, как тускнеет и опадает медно-красное пламя, а высокий темноволосый незнакомец с тонкими усами и клиновидной бородкой выходит из этого пламени целым и невредимым.

Незнакомец был одет во фрачную пару, строгую и элегантную. В руке – свиток пергамента, перевязанный алой лентой.

– Приветствую вас, почтенный доктор Фауст, – сказал он низким, звучным голосом, делая шаг к Маку. Колдовской огонь потух сам собой так же внезапно, как и вспыхнул. – Я Мефистофель, Князь Тьмы, трижды удостоенный почетной награды за Величайшее Зло Года нашей крупнейшей и солиднейшей фирмой «Стандард демоникс», основанной много веков назад.

Хотя Мак до сих пор не мог двинуться с места от изумления, все же он нашел в себе силы ответить:

– Э-э… Приветствую… Рад с вами познакомиться.

– Возможно, вас удивил несколько необычный способ, которым я воспользовался, чтобы попасть сюда?

– Э-э-э… нет, не совсем, – запинаясь, ответил Мак. Обычная находчивость и сообразительность на сей раз изменили ему; однако внутреннее чувство подсказывало, что странного пришельца ни в коем случае нельзя раздражать и сердить, поэтому он искал подходящий уклончивый ответ, позволяющий выпутаться из сложной ситуации, в которую он попал. – Я хочу сказать, это было вполне… э-э… приемлемо.

– Я совершил Малый Парадный Вход, – пояснил Мефистофель, – ибо для Большого Парадного Входа здесь слишком мало места: весь огненный фейерверк, полагающийся по протоколу, потребовал бы огромного количества пороха, которое просто не поместилось бы в этой комнате. Надеюсь, однако, что Малый Парадный Вход подтверждает мои честные намерения и в какой-то мере послужит доказательством моих слов. Я явился сюда из Потустороннего мира с предложением, которое вы едва ли отвергнете.

Пока Мефистофель произносил свою речь, у Мака было достаточно времени, чтобы овладеть собой. Он принял важный и степенный вид. Ему не раз приходилось попадать в серьезные переделки, когда от выдержки и хладнокровия зависели его жизнь и судьба. Правда, он никогда еще не встречался с демонами лицом к лицу; однако в средневековой Европе подобные чудеса были не столь уж редки, и молва о наиболее выдающихся из них переходила из уст в уста.

– Ответьте же мне, доктор Фауст, – послышался звучный голос Мефистофеля, – не благоугодно ли будет вам выслушать мое заявление?

Конечно, Мак понимал, что могущественный пришелец из мира духов, Мефистофель, ошибается, принимая его за ученого доктора Фауста. Что поделаешь, даже демонам свойственно заблуждаться! Тем не менее Мак не собирался исправлять ошибку Мефистофеля – отчасти потому, что это могло быть не совсем безопасно, учитывая весь шум, который демон устроил ради своего Малого Парадного Входа, но главным образом из-за выгоды, которую Мак, обладавший природным чутьем на такие дела, мог извлечь из случайной встречи с Мефистофелем и роковой оплошности, допущенной представителем Сил Тьмы. Однако прежде чем строить какие-либо планы, Маку следовало получше узнать, что на уме у его собеседника.

– Я с глубочайшим вниманием выслушаю ваше предложение, – сказал Мак. – Присядьте же – вот в этом кресле вам будет покойно, если только вы не прожжете его насквозь.

– Благодарю вас за вашу любезную заботу, – ответил ему Мефистофель, откидывая назад фалды своего фрака, прежде чем опуститься в кресло; сальная свечка, стоявшая на комоде в обгоревшем дубовом подсвечнике, вдруг ярко вспыхнула, и следом за нею загорелось еще несколько новых ароматизированных свечей. Трепещущие язычки пламени отбрасывали глубокие, зловещие тени на узкое лицо демона.

– Для начала, – произнес Мефистофель, – как вам понравится несметное, сказочное богатство, которое не снилось ни одному смертному с тех времен, когда великий Карфаген был разграблен Фабием Кунктатором? Что вы скажете о многочисленных сундуках, доверху набитых новенькими золотыми монетами высочайшей пробы и искуснейшей, тончайшей чеканки, о которой и не грезили земные ювелиры? Что вы скажете о ларцах с драгоценными камнями – жемчугом размером с куриное яйцо, бриллиантами величиной с плод граната, великолепнейшими изумрудами, которых хватило бы, чтобы доверху усыпать ими обеденный стол на шесть персон, рубинами густого кровавого цвета, яркими сапфирами и другими изящными безделушками? Кроме этого, мы можем предложить много иных, не менее приятных вещей, одно перечисление которых заставило бы охрипнуть даже бессмертную гортань; поэтому здесь я просто дам волю вашей фантазии – итак, желайте все, что только сможет прийти вам в голову.

– Кажется, я начинаю понимать, – сказал Мак. – Разумеется, если бы я попросил вас сообщить более точные цифры – скажем, количество шкатулок с драгоценностями и сундуков с золотом, – это было бы проявлением крайней грубости и нарушением правил хорошего тона. Даже один-единственный ларец с такими чудесными сокровищами станет для меня поистине бесценным даром.

– Это отнюдь не дар, – возразил несколько удивленный словами Мака Мефистофель. – Все земные блага, которые я предлагаю вам, можно рассматривать как честную плату за службу, которую я попрошу вас сослужить мне. За службу и еще за одну вещь…

– Вот этого я и боялся, – поспешно проговорил Мак. – Меня втягивают в какое-то сомнительное дело? Может быть, даже в преступление?

– О нет, ничего подобного, – ответил Мефистофель. – Приятно, однако, что с вами можно говорить столь откровенно. В моем предложении нет никакого обмана. Я отнюдь не пытаюсь поймать вас в ловушку, доктор Фауст. Подумайте сами, неужели Силы Тьмы, которые я имею удовольствие здесь представлять, будут затевать весь этот карнавал с моим Малым Парадным Входом и прочие чудеса лишь для того, чтобы усыпить вашу бдительность? Поверьте мне, человеческие чувства легко можно обмануть, даже не прибегая к столь дорогостоящему методу!

– Э-э, послушайте, не принимайте меня за простачка. Пока что материальная часть договора, который вы предлагаете, меня вполне устраивает. Но как насчет кое-чего другого? С кем я смогу наслаждаться своим несметным богатством?

– А!.. Что ж, – произнес Мефистофель, чуть усмехнувшись; при этом в глазах его загорелся поистине дьявольский огонь, – мы снабдим вас десятком-другим молоденьких красоток, о которых любой смертный до сих пор лишь грезил в своих самых пылких мечтах и самых сладких снах, коим – увы! – никогда не суждено было сбыться. Эти юные дамы, Фауст, каждая из которых годится в пару могущественнейшему из царей земных, восхитительно сложены и могут удовлетворить самый изысканный вкус. Вы можете пожелать любую – все оттенки кожи, все цвета волос и глаз, все образцы прелестных форм, что пленяли воображение художников на протяжении многих веков, – словом, все эти чары будут к вашим услугам. Вдобавок к своей молодости и красоте эти девицы весьма искушены в тонкой науке любви; они бывают то ласковыми и кроткими овечками, то необузданными вакханками. Одни умеют весьма искусно поддерживать тонкую интеллектуальную беседу, другие помогут удовлетворить самую темную, грубую, животную страсть или, наоборот, могут затеять с вами долгую, легкую, почти ребяческую эротическую игру; третьи же позаботятся о вашей утренней тарелке борща. Поверьте мне, для них будет истинным раем любить вас, ибо после той службы, которую они сослужат вам, их ждет долгий каталептический сон в холодильной камере – они будут лежать там до тех пор, пока их утонченное искусство не потребуется вновь. Кроме поистине неисчерпаемых источников чувственного наслаждения, которые представляет собой каждая из них, практически у всех этих девиц есть близкие подружки, сестры и матери, которых можно приближать к себе, осыпать знаками внимания и богатыми подарками, наконец, соблазнять, – многие люди находят в подобных забавах своеобразное пикантное удовольствие.

– Бесподобно, – отозвался Мак. – Я преклоняюсь перед поистине гениальной простотой, с которой вы решили одну из древнейших дилемм человечества.

Он хотел прибавить: вы вполне удовлетворили мое любопытство, Мефистофель, так давайте перейдем от слов к делу – приведите сюда этих юных прелестниц и назовите имя того, чья голова нужна вам в обмен на райский уголок, который вы мне обещали. Однако врожденная осторожность удержала его от необдуманных слов, и он спросил:

– А где я буду наслаждаться своей новой жизнью, со всеми сказочными сокровищами и прекраснейшими женщинами?

– Где только пожелаете, – ответил ему Мефистофель. – Если этот мир уже успел наскучить вам, мы можем в одно мгновение перенести вас в любое другое место и другое время – эпоху и страну, разумеется, вы выберете сами. Наши возможности практически неограниченны. Если вам захочется побывать в фантастической вселенной, которая существует пока лишь в вашем воображении, – мы сотворим сей мир по вашей воле, ибо древний закон гласит: все, что рождено мыслью, может стать явью. Кроме того, с нашей помощью вы сможете стать в избранном вами мире кем угодно – великим ученым, принцем, владыкой вашего собственного царства с миллионами подданных, богатейшим священником, местным божеством, – здесь мы опять даем полный простор вашей фантазии. Даже если избранный вами род занятий до сих пор не существовал в том месте, куда вы решите отправиться, мы беремся создать его для вас. Мы также можем обеспечить вас тем, чего так упорно ищут и не всегда находят современные люди, – смыслом и целью жизни. И само собой разумеется, при помощи разных чудодейственных снадобий и целебных трав мы вернем вам здоровье и бодрость двадцатилетнего юноши; мы гарантируем счастливую и долгую жизнь; ваши закатные годы совсем не будут вам в тягость – ручаюсь, что вы сами едва ли будете ощущать свой возраст.

– До тех пор, пока не придет конец, – заметил Мак.

– О да. Ваше замечание абсолютно справедливо.

Мак помолчал минуту, затем осторожно спросил:

– Как я понимаю, бессмертия ваша фирма не предлагает?

– Вы заламываете слишком высокую цену, Фауст! Нет, бессмертия мы не предлагаем. Да и к чему? Стандартная комплексная сделка, разработанная нами, включает в себя практически все, чего только может пожелать душа смертного. Границы очерчивает лишь собственное воображение клиента. Многие миллионы людей купились бы на стотысячную долю того, что я твердо обещаю вам.

– Как вы мудры! Как тонко вы разбираетесь в людях! – воскликнул Мак, а про себя подумал в этот миг совершенно другое: вот, кажется, подвернулся счастливый случай, когда перед тобой предстал заносчивый, самодовольный, но, кажется, отнюдь не скупой демон. Лови удачу, Мак Трефа; тебе наверняка удастся обвести его вокруг пальца и заставить плясать под свою дудку, каким бы всемогущим и всеведущим этот дух себя ни мнил. Однако, будучи невеждой в подобных вопросах, Мак и не подозревал, что на самом деле он уже попался на крючок, закинутый Силами Ада, и все глубже заглатывал наживку, которую предлагал ему Мефистофель.

– Я только подумал, что, может быть, если у вас осталось хоть немножко того божественного напитка… или целебной мази… не знаю точно, что вы употребляете для бессмертия… так вот, если у вас есть хоть малая толика этого средства, то не могли бы вы дать его мне – разумеется, если оно не нужно вам самому?

– Это невозможно, – ответил ему Мефистофель, – ибо в таком случае мое предложение потеряет всякий смысл, а я упущу свою выгоду. Судите сами, как я смогу получить вашу душу в конце концов, если вы станете бессмертным?

– О, вы, конечно, правы… если посмотреть на вещи с этой стороны… Да, долголетие – вполне подходящее условие для подобных сделок.

– Это наша фирма гарантирует. Как и омоложение, впрочем.

– Взамен вы получаете мою душу.

– Не совсем так. Запомните, что особый параграф договора, где речь идет о вашей душе, включает в себя одно очень выгодное для вас условие. Если на протяжении всего срока действия соглашения о взаимном сотрудничестве по каким-либо причинам я не смогу исполнить все желания своего клиента, то есть вас, душа клиента остается в его полном распоряжении – его и его собственной судьбы, разумеется. В этом случае мы просто пожмем друг другу руки и расстанемся друзьями; естественно, фирма, которую я представляю, теряет всякие права на вашу душу. Как видите, наша компания весьма заботится о своих клиентах. Мы ведем честную игру. Я достаточно откровенен с вами, не правда ли?

– Еще бы!.. У меня и в мыслях не было спорить, а тем более – подозревать вас в мошенничестве. Но мы, кажется, еще не обсуждали другую сторону вопроса: что я должен буду сделать для вас за все блага, которые предлагает ваша фирма?

– Вы примете участие в эксперименте, который был задуман мною и некоторыми моими друзьями для разрешения одного давнего спора.

– А что это за эксперимент и что за спор?

– О, обычный исторический эксперимент: морально-темпоральные задачи, так называемые вечные вопросы. Мы предложим вам несколько жизненных ситуаций – проще говоря, несколько сцен, в которых вы должны будете участвовать. Всему будет отведено свое место и время. Мы совершим путешествия во времени – в будущее или в прошлое, в зависимости от того, что нам будут диктовать правила нашей игры. В каждом из этих эпизодов вы сыграете отведенную вам роль. Вы будете поставлены перед неким выбором; мы же, со своей стороны, будем наблюдать за вами и оценивать каждый ваш поступок. Вас будут судить, Фауст; однако не столько вас лично, сколько одного из представителей человечества, избранного в качестве объекта испытания обеими сторонами, участвующими в споре. В вашем лице мы сможем оценить всех смертных и тем самым решить наконец свой давний спор, касающийся понимания человеческой морали, этики и целого ряда столь же тонких и деликатных вещей, тесно связанных с морально-этическими проблемами. Я говорю с вами откровенно, Фауст, ибо я хочу, чтобы вы уяснили себе наш замысел до начала эксперимента. Когда он начнется, у вас не будет времени на всякого рода объяснения, на удивление и даже на испуг: масштабы предстоящих вам дел достаточно велики, и я боюсь, что вы будете слишком озабочены тем, чтобы сберечь свою собственную шкуру, а в подобных ситуациях людям обычно бывает не до философии.

– Я понимаю, – сказал Мак, пытаясь охватить умом все то, что сказал ему демон.

– Таковы условия сделки, Фауст, – заключил Мефистофель. – Сцена готова, декорации уже расставлены за опущенным занавесом, и актеры заняли свои места. Спектакль вот-вот начнется. Мы ждем, когда вы скажете наконец свое слово.

Какой велеречивый демон, подумал Мак. Несмотря на показной цинизм, Мефистофель показался ему идеалистом. Однако сделка, которую он предлагал, была, по-видимому, очень выгодной и даже по-своему честной.

– Я к вашим услугам, – ответил он Мефистофелю. – Что ж, начнем?

– Поставьте свою подпись вот здесь, – сказал Мефистофель. Он развернул слегка покоробившийся свиток пергамента, перевязанный красной лентой, подавая Маку перо и чуть коснувшись острым ногтем вены на предплечье Мака.