Текст книги "Офицеры. Книга третья. За гранью"

Глава вторая
Телеграмма

1

В начале апреля согласно утвержденному плану в артполк прибыла комиссия, и грянула проверка.

Все, как обычно. Один раз Рэм Валишев подобное проходил.

Строевой смотр полка. Со столь важного мероприятия брала старт любая проверка, даже самая незначительная, не говоря уже про итоговую. Сдача зачетов по отдельным дисциплинам.

Завершал все выезд на полигон для проведения тактических учений с боевой стрельбой, по результатам которых выставлялась окончательная оценка.

И еще, в который раз, Рэм убедился, что в их работе мелочей не существует. Опытный, уверенный в себе старший офицер батареи Стасев прокололся на сущем пустяке, на совершенной безделице.

И все прошло бы хорошо, если бы, если бы резко и внезапно не поменялась погода. Весь март на удивление стоял теплый. Когда они готовили технику к смотру, все металлические детали затворов орудий хорошенько смазали.

И надо ж было случиться такому, чтобы в тот вечер, когда они прибыли на полигон, задул ледяной ветер, добравшийся до них из далекой Арктики, лизнул морозным языком. А ночью пошел самый настоящий снег. После двадцати-то градусов и выше тепла.

Куда с утра смотрел всезнающий СОБ Стасев? Или его подвела излишняя самоуверенность? Рэм не знал. Но на затворы орудий при подготовке к стрельбе никто внимания не обратил. А зря…

Команда «Огонь!» пошла, а выстрела все нет и нет. С огневой позиции докладывают о том, что у них произошла осечка. Следом снова осечка и опять осечка. Начали разбираться. Нашли…

Обильно наложенная смазка затвердела. И боевая пружина во время спуска с трудом разжималась не в силах протолкнуть боек ударника сквозь загустевшую массу, превратившуюся в настоящий тормоз, переставшую способствовать скольжению.

Стальное жало ударника слегка касалось капсюля-детонатора и оставляло на нем легкую вмятину, не производя его подрыва. Не тот случай, когда кашу маслом не испортить. Испортили…

Пока еще догадались, в чем дело, поезд уже ушел. Несколько невыполненных огневых задач, и общая оценка батарее за учения, вырисовалась, соответственно, «неуд». В целом-то их дивизион на тройку, конечно, вытянулся за счет первой и третьей.

Комбат Матюхин досадливо передернул плечами. По крупному счету, ему оказалось все равно. Он, как и старший офицер батареи Стасев, как и командир огневого взвода Шаваран, через парочку месяцев заменялся. В конечном итоге, наплевать хотелось Толику, на пару с Васькой загубившему все дело.

А Рэм из случившегося казуса извлек хороший урок. Если в умной книжке что-то уж написано, то надо обязательно исполнять.

Контрольный осмотр орудия перед стрельбой включал в себя и проверку работы частей механизмов затвора. Следовало произвести контрольный спуск. Если послышится звонкий, уходящий вверх звук щелчка бойка ударника, значит, все в порядке.

Недаром у них говорят, что век живи, век учись. И желательно бы учебу проходить на чужих ошибках, а не на своих промахах.

Проверка полка закончилась, и опять начался так называемый «рабочий» период. Все снова пошло, как по хорошо накатанной колее, один раз им, Рэмом, уже пройденной.

День шел за днем, пока одно неожиданное и ошеломительное известие снова не перевернуло всю его жизнь, не поставило все с ног на голову…

…Телеграмма.

Рэм оторопело смотрел на полоску желтовато-сероватой бумаги и не мог, и не хотел поверить тому, что все происходит не с кем-то другим, а именно с ним. Пару минут назад батарейный почтальон принес и передал листок Рэму.

«Поздравляем рождением дочки…».

Не держи парень бумажный бланк в собственных руках, то он подумал бы, что все это банальный розыгрыш. Решили над ним подшутить. И посмеялись паяцы крайне неудачно…

Официальный документ. Обратный адрес: город Октябрьский. Телеграмма заверена. Значит, вовсе это не шутка и не дьявольски коварный способ заманить его в родные края. Выходит, что все правда? В голове перемешалось, и мир рушился на его глазах…

За тысячи километров отвергнутая им женщина ждала от него ребенка, а он преспокойно жил с ее подругой. Дина ему писала, а он, не читая, отправил ее послание назад. И кто он после всего? Как ему смотреть в глаза людям, в прекрасные глаза Той, которую любил и бросил, предал? Нет ему прощения, нет…

Вряд ли, Рэм смог бы сказать, откуда про телеграмму узнал Сашка. Хотя, в полку любые новости разносятся быстро. Верный товарищ и друг понял, что есть на свете человек, который в данную минуту нуждается больше других в его поддержке. Бросив все свои дела, он помчался на помощь.

– У-у-у… – Рэм сидел на стуле и монотонно покачивался всем туловищем вперед-назад.

Бессмысленный пустой взгляд ничего не видящего перед собой человека. Пустые остекленевшие глаза. Побелевшие от напряжения пальцы с силой вцепились в край письменного стола.

– Рэм, – Сашка тихонько дотронулся до его плеча.

– У-у-у… – неслось в ответ.

– Рэм! – Григорьев тряхнул его с большей силой.

– А?.. Ты… чего? – мутные, страшные, ничего не понимающие и не замечающие глаза Рэма уперлись в Сашку. – Тебе что еще от меня надо? Уйди, пожалуйста! Уйди! У-у-у…

Несмотря на то, что Григорьеву ясно давали понять, что его присутствие в данном месте и в данный момент нежелательно, Сашка никуда не ушел, а своим большим пальцем резко приподнял подбородок друга, направив его взгляд на себя.

– Рэм!

– Кто я теперь после всего этого?..

Кажется, Рэм не слышал того, что к нему обращаются.

– Кто я? Последний подлец! Бросил все и уехал от женщины, которая готовилась стать матерью. Но я же не знал. Я ничего не знал, – выдавил он из себя в слабой попытке оправдать самого себя. – И что мне теперь делать с Маринкой? Как мне ей все сказать? С какими глазами я должен на нее смотреть? Что мне делать дальше? Лучше всего, наверное, если никуда не ехать. Теперь, после того, что случилось, после того, как я с Маринкой, ехать просто ни к чему. Что я говорю, что? Саша, я запутался, запутался…

– Рэм, может, ты сомневаешься в том, что это твой ребенок?

– Мой? Мой ли это ребенок? – на лице Рэма появилось вполне осмысленное выражение. – Может ли ребенок быть моим? Сегодня у нас двадцать шестое апреля. Девять месяцев назад. Конец июля. Отпуск после выпуска…

На память он никогда не жаловался. Ему быстро вспомнилась беззаботная неделя, проведенная вдвоем с Диной. Время, когда они ни на одну минуту не разлучались друг с другом.

– По срокам вполне возможно. И не станет она шутить такими вещами и никогда не пойдет на подлый обман. Не в ее характере…

– Ну, черт, – Сашка непонимающе моргнул, – в чем дело? Бери бумагу и бегом пиши рапорт на отпуск.

Больные глаза человека, потерявшего точку опоры, уставились на друга, предлагающего, на его взгляд, очевидное решение.

– Стой, Саша. Я и сам не знаю, как мне поступить. Не все так просто, как тебе кажется. Мы с ней все отношения порвали. Раз и навсегда. Зачем, следовательно, я поеду? Чтобы дома сделать перед всеми вид, что между нами ничего не произошло? Но оно, к сожалению, уже случилось, и назад ничего не вернуть. Я не знаю, я больше ничего не знаю… – с глубоким душевным надрывом то ли произнес он, то ли простонал.

– Слушай меня, Рэм. У тебя еще есть час, от силы два, чтобы принять решение. Если до праздников визу не откроешь, то отсюда скоро не уедешь. Думай, я через час к тебе снова зайду…

Друг ушел, а Рэм, потрясенный до глубины души свалившимся на него известием, остался один и напряженно, до боли в голове, думал. Вопросов стояло много. Ответов на них пока не находилось.

Нет, сразу все ему не решить. Надо бы сначала ему определить для себя главное. Ехать ему домой или не ехать…

А что делать потом, в том или ином случае, по порядку – вопрос другой. Его он решит во вторую очередь.

Если не ехать, то он неминуемо сожжет за собой все мосты, порвет все свои связи с прошлым. От него, как от чумного, как от проказы, отвернутся все родственники и знакомые.

Никто ему не простит, несмотря на то, что именно и конкретно у них с Диной между собой ни происходило бы, того, что он даже не приехал посмотреть на свою дочку.

И тут он спросил себя, хочется ли ему самому взглянуть на нее, на свою дочь. Отчего при одной мысли о девочке начинал гулко постукивать его внутренний моторчик? Но дома ему волей-неволей придется общаться с Диной, снова смотреть ей в глаза.

И что он увидит в них? Злость, разочарование. А может, и презрение? Он ничего про нее не знает. Прошло столько времени. Вспомнив, как без оглядки отослал ее письмо, он заскрежетал от отчаяния зубами, жестоко проклиная себя за собственное ослиное упрямство и непомерную снобистскую глупость.

Скорее всего, в послании она написала ему про себя. Прочти он письмо, и не было бы сейчас мучительно больно за совершенные после поступки. И речи не могло идти об отношениях с Маринкой. И все стало бы намного проще. А теперь… Не сдержавшись, Рэм застонал от боли, засевшей глубоко внутри и рвущейся наружу.

Вернувшись через час, Сашка увидел застывшее и посеревшее лицо друга, с выступившими скулами, и встретился с его тяжелым сумрачным взглядом. Перед Рэмом на столе лежал лист бумаги с написанным рапортом.

– И что ты решил? – спросил Сашка, хотя отчетливо наблюдал перед собой ответ. – Написал?

– Поеду, посмотрю, поздравлю и уеду. Скажу дома всем, что у меня отпуск всего на десять суток.

– Как? Как ты сказал? – Сашка не врубился и с удивлением посмотрел на него. – Как уедешь? Куда?

– Мы с ней разошлись. Навсегда, – медленно, чеканя каждое слово, произнес Рэм. – Для всех будет лучше, если я не задержусь.

Григорьев укоризненно покачал головой:

– И куда ты поедешь?

– Куда? – по губам Рэма расплывалась горькая усмешка. – Хоть куда. У нас в стране мест, что ли, мало, где еще можно прилично отдохнуть?.. По Волге можно запросто прокатиться туда и обратно.

– Ну, ты и дурак! – Сашка покачал головой. – Ну и упрям же ты, братец, однако. Тебя за то судьба и наказывает. Ладно, чего сидишь. Беги и подписывай свою бумажку, пока поезд не ушел.

Кочевавший от одной инстанции к другой, рапорт, в конце концов, начальники подписали. Дал свое разрешение и командир полка. Дело оставалось за загранпаспортом.

– А твоего паспорта у нас нет, – огорошили его в отделе кадров. – Он в дивизии. Они еще осенью паспорта всех лейтенантов собрали, – майор с сочувствием посмотрел на Рэма.

И у того вспышкой промелькнула мысль: «Приехали…».

Со всех ног Рэм кинулся за помощью к Двуреченскому, начштаба полка. Коротко, в двух словах, объяснил ему суть дела.

– Спокойно, Валишев, не кипятись, сейчас мы разберемся, – подполковник, доброжелательно улыбаясь, решительно взялся за трубку телефона. – «Иволга», соедини-ка меня с «Каленым»… «Каленый», дай мне начальника штаба… Виктор Федорович…

Стоя рядом, Рэм слушал, напрягаясь от волнения.

– Валишев, – начштаба положил трубку в свое гнездо, – все в порядке. Завтра с утра подъедешь в дивизию к девяти и заберешь. Команда у них, кому следует, дана. А ты волновался…

Рэм вздохнул. Был ли то вздох облегчения или то, может быть, было что-то другое? Но колесо закрутилось, не остановить. Теперь ему хода назад не оставалось. Да, на сегодня он сделал, вроде, все. Или еще нет? Не все! Как же он совсем про подарки забыл? Надо ему вещички для дочки-лапушки купить. И лучше, если покупками займется женщина. Сам он лично ничего не смыслит. Можно попросить подобрать подарки жену Грибкова, Ирину…

– …ты понимаешь, тут такое дело…

– Я все куплю, – Ира с готовностью восприняла его не совсем обычную просьбу. – Скажи, на сколько денег могу я рассчитывать?

В ответ молодой отец небрежно махнул беззаботной рукой:

– Да мне, Ирина, особо без разницы. Полный комплект всего, что можно, и больше. Тебе лучше знать. Деньги? Тут две тысячи марок. Если не хватит, я потом еще добавлю…

Подходя к двери своей коммуналки, Рэм вспомнил, но поздно. Упустил он вовсе из виду то, что у Маринки проклюнулись выходные, и то, что она некстати болтается в городке. Представил себе парень, какой разговор его ожидает, и невольно поежился.

– Рэм, ты чё, едешь? – в упор спросила она. – Скажи только: «да» или «нет», – горящий взгляд прожигал насквозь и требовал немедленного ответа. – Рэм, пожалуйста, скажи мне всю правду.

– Да, еду, – кивнул он головой и медленно отвел свой взгляд в сторону. – Извини, Рина, я не могу не поехать.

– И чё будет дальше? – женский голос дрожал, а глаза влажно поблескивали. – Чё будет со мной? Ты ее увидишь и не сможешь от нее уехать. А я, как же я? Ты про меня подумал?

Именно этого вопроса он боялся больше всего. И как ответить, не обидев и не оскорбив человека, с которым столько связано…

– Я не знаю, Рина. Сам не знаю, что со мной будет. Я понимаю, любое, что я ни скажу тебе, будет выглядеть дико. Все слишком запутано. Пока я собираюсь съездить домой и посмотреть на дочку. Всего на несколько дней. Потом уеду. Я намерен так поступить, – добавил он, посмотрев ей в глаза.

– Ты, Рэм, не сможешь уехать, – обреченно произнесла она, расстроившись, а на глазах у нее появились беспомощные слезы. – Не надо, Рэм, себя обманывать. Я знаю тебя. Ты никогда не сможешь уйти от нее и от своего ребенка. Если только она сама не прогонит тебя, насладившись твоим беспомощным видом. Но и это не в ее правилах. Она не давала бы тебе телеграмму, – Марина, перебирая варианты, тщетно искала в них свое будущее место, но найти его не могла. – На подлость она не способна…

– Рина, подожди, – Рэм крепко сжал ее ладони в своих руках.

Глядел он в расширенные скорбные глаза Маринки, сердце его разрывалось на куски. Видать, крепко он успел за все прошедшие месяцы прикипеть к ней.

– Зачем заранее говорить о том, что еще неизвестно?

– А-а-а, – она, вздохнув, махнула рукой. – Ничё не изменишь. Ты был прав, когда говорил, что у нас с тобой нет будущего. Я могу отвезти тебя на машине. Куда тебе завтра ехать?

– Нет, Рина, я поеду один, – твердо ответил он. – Так будет для нас лучше. Не будем рвать друг другу души…

Понимал он, что в подобных случаях терзания, упреки никогда ни к чему хорошему не приводят. Через нечто схожее он проходил.

Лишь в том случае, когда возникала необходимость срочно попасть в Темплин, где располагался штаб дивизии, только тогда приходило понимание того, какая там, на самом деле, дыра, до которой нелегко добраться и откуда еще труднее выбраться.

И сам военный городок стоит на отшибе. Невольно возникала, закрадывалась крамольная мысль о том, как живут люди вдали от всех мало-мальски на что-то похожих признаков цивилизации.

А Рэм брал их артполк и сравнивал его со всеми остальными частями дивизии, и выходило, что живут они, чуть ли не в самом центре. От их городка и Берлин почти рядом, а Потсдам, тот просто под боком находится.

В девять часов утра Рэм, как штык, замер у дверей кабинета в отделе кадров дивизии. Паспорт ему выдали сразу, не задавая вопросов. По всему чувствовалось, что у них хорошо сработал предварительный звонок большого начальника. Дали расписаться в получении документа. Первую часть дела он провернул. Теперь ему предстояло выбраться из лесной глуши. И унести свои ноги из густой чащи как можно шустрее…

Своей пружинистой походкой Рэм успел пройти, наверное, не меньше километра по дороге к железнодорожной станции, когда его обогнал и неожиданно остановился командирский Уазик.

– Прыгай, братишка…

Может быть, на прапорщика, сидящего на месте старшего, магически подействовала его голубая парадная шинель, которую он надел по случаю первый раз в своей жизни. Носить ее в полку было негде. А может, так поступали из простого человеческого желания облегчить нелегкое бытье жителей затерянного в лесах городка.

– Конец подкрался незаметно…

Рэм с унылой растерянностью смотрел на расписание движения электричек. Следующий поезд отходил только в час дня. Сегодня, увы, он никуда не успеет. Там, где оформляли визы, принимали до двух, после чего прием документов прекращался.

– Вот засада…

Еще не теряя всей надежды, парень заглянул на автовокзал, так удобно примостившийся за углом, рядом. И там картина оказалась не лучше. Было от чего призадуматься. Если отложить его дело на следующий день, то потеряются целые сутки, а времени у него и так в обрез. И нет никакой уверенности в том, что непредвиденная заминка не приведет к полному краху его затеи…

– Не было печали, черти накачали…

Его бесцельно блуждающий взгляд наткнулся на подъехавшее такси. Может, плюнуть ему на все, махнуть на тачке? Прокатится по пол-Германии с ветерком. А что? Спрашивается, чего он себе голову ломает? Главное – согласится ли на поездку таксист…

А водителя нисколько не смутил тот факт, что придется ехать за пару сотен километров. Его интересовал вопрос о наличии денег у русского офицера в достаточном количестве. Увидев сотенные купюры в руках пассажира, он вмиг согласно кивнул головой. «Волга» рванула в сторону Эберсвальде…

Еще полчаса кружили они по городу и никак не могли найти то место, где находится нужное ему здание. Один из них двоих оказался совершенно непонятливым. Рэм хорошо помнил, как туда добираться, но только пешком и лишь со стороны вокзала. В конце концов, он попросил высадить его у вокзала и дальше до пункта назначения добирался сам… на своих двоих… и нашел…

В пять часов вечера он стал счастливым обладателям своего паспорта с открытой визой. Можно было отправляться в обратный путь. И ехать он решил по другому направлению, минуя Темплин, который его, какое счастье, больше совершенно не интересовал.

За прошедшие сутки Рэм так сильно устал и вымотался, а пара кружек отменного пива столь расслабляюще подействовала на его организм, что он проспал свою остановку и доехал до Потсдама. А на конечной станции его вежливо разбудил заботливый проводник.

Туго соображая со сна, Рэм вышел, двери вагонов закрылись, и состав пошел обратно, в нужную ему сторону. Он одно лишь успел, что выругать себя за полную бестолковость. Сплюнув от досады и укоряя себя за смороженную им совершенную глупость, парень спустился на автостанцию, сел на автобус. Намного дольше, но за неимением лучшего. Поздно ночью добрался он до своей двери…

Отпускной билет находился у него на руках. Ира Грибкова купила все, что он просил. Ничто его больше не держало. Маринка настояла и отвезла его на станцию, прихватив с собой и Сашку. Какой смысл имелся у Рэма отказываться от ее помощи, переться пехом несколько километров с чемоданами на руках? Никакого…

Глядя поверх провожающих его друзей, Рэм машинально махнул на прощание рукой, а мысли его бежали далеко впереди. Что его на родине хорошего, а может и скорее, скверного ждет?

Нервно покусывая губы, Маринка стояла, готовая разрыдаться на виду у всех. Сашка подошел к ней и взял ее за руку.

– Что, Марина? – он посмотрел в ее печальные глаза. – Если честно, то я даже не знаю, что тебе сказать и как тебя утешить. Ты стала близка и дорога мне, как друг. Но и Дина мне не меньше дорога. А за Рэма и говорить не стоит. Интересный треугольник вышел. Третий неминуемо окажется лишним, – Саша сочувственно посмотрел на нее. – Рэм говорил мне, что он дома не собирается надолго оставаться. Может все еще…

– Он мне тоже сказал, но я ничему не верю, – Марина окинула Сашку своим потерянным и по уголкам серых глаз скептическим взглядом. – Он не сможет от них уехать. Слишком хорошо я их обоих знаю. Стоит им увидеть друг друга, взглянуть прямо в глаза, как… – она с пугающей обреченностью во взгляде тихо покачивала головой. – Он нисколько ее не разлюбил. Напрасно я надеялась…

Низко опустив голову, женщина потерянно пошла по перрону. Не в добрый час она решила для себя, что Рэм может принадлежать ей. Пришла неминуемая и горькая расплата, настигла ее…

2

Серая неприметная «Волга» доставила Пестикова до штаба Группы войск. Борис пешочком прошелся до гостиницы. У него в запасе до отправления поезда оставалось чуть больше шести часов.

– Заказать вам обед в ваш номер? – подобострастно улыбаясь ярко накрашенными губами, спросила дежурный администратор.

– Для начала организуйте мне сауну…

У Рэма не сразу, а постепенно возникало ощущение того, что, начиная с прошедшего дня, он объехал всю Германию, вдоль и поперек. А теперь ему предстояло добираться до Вюнсдорфа, где размещался штаб Группы, откуда шел прямой поезд на Москву.

Одна пересадка. Потом вторая. Шенефельд. Снова пересадка. У немцев поблизости столицы располагался крупный международный аэропорт, воздушные ворота Берлина. И, понятное дело, а как же в этом случае без него, выставлялся комендантский патруль.

– Предъявите ваши документы!

Рэма с огромным чемоданом немедленно остановили. Парень и не пытался маскироваться под местного жителя. В отпускном билете у него стоял штамп: «Проезд через Берлин разрешен».

Капитан, начальник патруля, улыбнулся и отпустил, пожелав счастливого пути. Когда все законно, к чему лишние придирки…

Так и на том капитану, хотелось сказать Рэму, спасибо. Что-что, а немного удачи ему не помешает. Таких как он, желающих уехать в Союз, оказалось немало. В кассу за билетами происходила запись на очередь. Люди сидели на вокзале сутки, а кто и двое…

Среди очередников Рэм сразу приметил знакомую ему молодую женщину, супругу майора Зимина, начальника службы ракетно-артиллерийского вооружения артполка.

– Давно стоите, Надежда Юрьевна? – спросил лейтенант не ради одного лишь праздного любопытства.

– Ох, Рэм, вторые сутки не могу уехать. Непонятно, что тут творится. Билеты продают, а очередь почти не движется…

Отмокнув в парилке, Борис поплавал в небольшом бассейне, больше, конечно же, похожем на квадратную ванну. Контрастный душ, и подполковник почувствовал, как к нему возвращаются силы, да и бодрости духа прибавилось.

– Обед мне в номер! – распорядился он.

Не спеша, Пестиков насытился, прилег на пару часиков. В пять вечера его разбудили. Он оделся, собрал вещи, позвонил. Молодой человек появился в номере, словно уже с самого утра ждал вызова. Персонал гостиницы обучили, старался он выше всякой похвалы.

С некоторых пор Борис привык к комфорту. Детство у него выдалось весьма трудным, со временем достигнув определенного положения, Пестиков старался брать от жизни по максимуму.

– Отнесите вниз и вызовите мне машину…

Зачем ему, спрашивается, тащить самому свои вещи, если для этого существуют носильщики, получают за свой труд зарплату. Не все про то знают, потому и не пользуются, сами прут чемоданы.

На вокзале Пестиков первым же делом оглянулся по сторонам, профессиональным взглядом профильтровал толпу. И просветил ее рентгеном вовсе не по укоренившейся привычке. Ему требовался попутчик. Бронь имелась на два места, а он убывал один. По залу метались люди, все хотели ехать. Растерянно смотрел в окошко лейтенант в голубой парадной шинели, в руках держал телеграмму. Равнодушный взгляд Бориса скользнул по офицеру, не задержался.

Не то все, не то. Его глаза остановились на молодой женщине. Устало облокотившись на выступ стенки, она потерянно смотрела в угол, скорее, уже не надеясь на то, что сможет уехать. Минут пять у мужика ушло на то, чтобы составить себе первое представление о будущей попутчице. Не броская красавица, но мила. Скромна и, должно быть, умна. Правда, в житейских вопросах неопытна.

– Позвольте мне взглянуть на ваше требование, – негромко проговорил Пестиков, остановившись возле нее. – Я могу помочь.

Вздрогнув, женщина подняла на него свои миндалевидные, чуть раскосые глаза. Удивленно приподнялись полукружья тонких бровей. Борис успел отметить неброский, с чувством меры и собственного достоинства макияж и при близком рассмотрении по-спортивному подобранную, по-девичьи стройную фигурку.

– Вы, позвольте, следуете одна? – на всякий случай уточнил он, хотя и пребывал в том в почти полной уверенности.

– Да, я одна…

И ехала она, как быстро определил Пестиков, до самой Москвы, что представлялось большой удачей. При определенном стечении обстоятельств их знакомство предполагалось легко продолжить, а при возможности попутно осуществить вербовку.

– Ждите меня здесь…

Показав свое удостоверение и назвав фамилию, Борис быстро оформил места. Правда, за Зимину Надежду Юрьевну, как было указано в ее требовании, ему пришлось доплатить разницу, так как ей полагалось обычное купе, а он брал билеты в мягком салоне.

– Пятый вагон у нас, – широко улыбнулся Пестиков, увлекая женщину за собой, – первое и второе места…

– Я вам так благодарна! – Зимина смущенно перебирала края вязаного шарфа. – Даже не знаю…

В самом деле, Надежда Юрьевна не представляла себе, чем и как ей следует отблагодарить своего неожиданного спасителя.

– Что вы! – на лице Бориса появилась великодушная улыбка, которая любого могла ввести в заблуждение. – Какие тут счеты…

Рэм сунулся со своей телеграммой, а ему в ответ лишь мило улыбались и говорили, что случай у него не смертельный, ничего, подождет. У многих, видно, причины имелись куда уважительнее…

Причины были разные, а желание у всех имелось, похоже, одно – уехать. Но одного желания, увы, недостаточно. Протянутых рук с телеграммами оказалось не перечесть. Их быстро выстроили в живую очередь. Рядом с нею образовалась цепочка рук с записками и талончиками от военного коменданта.

– Девушка, мне обещали! – необъятных размеров дама закрыла своим могучим и бурно вздымающимся торсом весь обзор.

В своей руке она зажимала квиток серого цвета со штампом на оборотной стороне. В ее заграничный паспорт предусмотрительно вложили купюру в пятьдесят марок. Для придачи веса записке…

– Я от Петра Петровича! – тряс козлиной бородкой тщедушный человечек в круглых очках на носу.

Под конец над ним, над Рэмом, сжалились.

Когда свободных мест уже не осталось, а очередь почти так и не сдвинулась, и продажа билетов прекратилась, милая девушка за окошком, загадочно улыбаясь, предложила:

– Молодой человек, стоя поедете?

– А можно? – удивленно переспросил он. – Вы шутите?!

Ему показалось, что над ним иронично подтрунивают, желая слегка подсластить горькую пилюлю от досадной неудачи.

– Так вы, мужчина, хотите уехать? – два доброжелательно настроенных глаза пристально смотрели на него. – Или нет…

Всем своим видом она вопрошала: если он не хочет ехать, то к чему в таком случае весь птичий базар на разных языках.

– Очень хочу! – вырвалось у него, еще до конца всерьез не поверившего в свою удачу. – Очень хочу…

– Давайте ваше требование…

И на руках у него оказался билет, у которого в графе «Место» красовался прочерк. Вагон указали, а место – нет. Да, все мелочи, главное, чтобы ехать. А как, в его положении не особо-то важно.

Узнав, что он путешествует без места, проводница никак не удивилась. Рядом с ней тихонечко стоял такой же клиент. Значит, это для нее дело вполне обычное и привычное. Рэм улыбнулся.

Мелькнуло в голове, что по два человека, да в каждом вагоне, и сколько человек сверх нормы можно провезти. Интересный выход нашла железная дорога для увеличения пассажиропотока, не меняя количество подвижного состава. Молодая девушка в форменной одежде предложила им оставить пока их вещи в служебном купе.

Тук-тук-тук – стучали колеса.

Тук-тук-тук – отстукивало женское сердечко. Она ехала. И она до сих пор не могла поверить в свою удачу.

За окном давно потемнело, мужчина опустил штору, оглянулся. Обычное двухместное купе, увы, даже без умывальника. Минимум удобств. Две узкие диванные лавки, не идеально, но аккуратно застеленные чистым казенным бельем со штампами.

Мужской взгляд по ходу зацепился за тонкие длинные пальцы с блеклым маникюром. Женщина торопилась в дорогу или же просто не уделяет внимания таким мелочам. Значит, не из кокеток. Пальцы ее чуть подрагивали, волновались. И вся Зимина в напряжении, особенно мышцы лица. Крылышки с едва заметной горбинкой носа волнительно расширены, что могло говорить о скрываемой от всех и, прежде всего, от самой себя чувственности. Губки чуть поджаты от стремления не показать растерянности, овладевшей ею. Возле уголков рта собрались задумчивые морщинки.

– Думаю, никто нам теперь не помешает… – с двусмысленной интонацией произнес Борис, запирая замок.

И женщина поняла, покраснела, задышала чаще. Она ощущала его возбуждение, и сладкая истома охватывала ее. «Этого не может быть со мной», – мелькает у нее мысль, но уходит также внезапно, как и появляется. Пестиков ждал, что сейчас Зимина возразит или ироничной репликой ловко выпутается из нелегкого положения, выскользнет, выставив неприступный заслон. Случается такое…

– Я не знаю… – Надежда Юрьевна беспомощно моргнула.

Что она хотела сказать ему этим, Борис так и не понял. Зато он уяснил, что попытки с ее стороны перечеркнуть его намерения не последует. Перед ним находилась слабая и беззащитная женщина, нисколько неспособная оказать ему адекватного сопротивления. То ли из чувства благодарности, то ли еще по какой-то иной причине. А может, на дамочку оказывала магическое влияние его красная книжечка с гербом, с пугающей обывателей аббревиатурой.

– Вот и хорошо…

Не спеша, мужчина поднялся и подсел к Зиминой, положил руку ей на плечо. Она не шелохнулась. Свободной кистью Борис нырнул в вырез платья и нащупал грудь. Надежда Юрьевна охнула и покорно прикрыла глаза. Плечи ее обмякли. Мужской язык вел себя безупречно, ласково касаясь ее шеи, опускаясь все ниже.

Женщина с ужасом почувствовала, что ее белье предательски намокло, и ей становится крайне за себя неловко. Зимина послушно приподнялась, когда он стаскивал с нее одежду. Мужские руки жадно погладили все еще обтянутые скользкими прохладными колготами бедра. Глаза его жадно разглядывали тяжело налитые груди при столь узкой, почти девчоночьей талии.

– Поцелуйте меня… – низким голосом выдохнула Зимина.

Слившись в потрясающе чувственном поцелуе, они настолько тесно прижались друг к другу, что он даже сквозь свою одежду почувствовал каждую складочку и жар ее тела. Одежда становилась лишней, и Борис торопливо разделся.

Раскинув руки, она ждала, а он все не мог насмотреться на ее тело. Из скромной раковины простенького платья совсем негаданно выпала чудесная жемчужина и ослепительно засверкала…

Изогнувшись в спине, женщина вскрикнула, дернулась, вся задрожала, успокаиваясь, затихла. Минут через пять она очнулась.

– Боже! Боже мой! Что со мной?

Пестиков заглянул в ее широко распахнутые глаза. В них вязко застыло удивление: как низко пала она! Как такое могло с нею случиться? Еще накануне она даже не могла представить себе, что с немыслимой легкостью изменит мужу, первый раз в своей жизни переспит с другим человеком…

Тук-тук-тук – стучали колеса.

Тук-тук-тук – беспокойно отстукивало встревоженное сердце молодого лейтенанта. Ему и не сиделось, и не стоялось. Едва лишь вагон остановился, как он выскочил на перрон.