Текст книги "Коммуналка на Петроградке"

Июль

1 июля. Вепрева пишет:

Коммуналка переживает чудовищную жару. Плавится все, хотя и окна не выходят на юг. Никита с Илоной уехали куда подальше, Ольга ушла в отпуск, Зинаида Геннадиевна не закрывает своих дверей в надежде на слабый сквознячок. Оксана намыливает своего сына, не закрывая ванной. Остальные тихо плавятся в своих комнатах.

Выхожу на кухню заварить себе каши, неожиданно выбегает Валера и жалобно просит меня:

– Настя, а у тебя есть два кусочка хлеба? Всего два, пожалуйста, я забыл его взять, а очень хочется.

Растерянно иду за хлебом, даю ему весь, он неловко разматывает пакет, достает два кусочка и прячется за своей дверью.

Я же иду в ванную, чтоб облиться холодной водой.

2 июля. Вепрева пишет:

На кухне бегала Оксана и собирала сына купаться. Вера и Валера вышли готовить вареники. Валера спросил:

– Куда купаться идете? За Чкаловский?

– Нет, Петровский.

– Пешком пойдете?

Оксана возмутилась.

– Я пешком не хожу. Я на такси езжу.

Вера и Валера хмыкнули. Оксана продолжила:

– Июнь прошел, а мы только один раз искупались.

– А мы вот ни разу. Может, твой Вадим нас на море отвезет?

Оксана смутилась.

– Да от него разве дождешься…

Вера закурила и открыла окно.

– Духота неимоверная.

На нее игриво зашикал Валера.

– Сейчас напустишь комарья, и закусают Вадима.

Оксана сделала вид, что ищет сына. Тот радостно скакал в коридоре с водным пистолетом и кричал:

– Бабушка будет жарить шашлычки! Ура!

5 июля. Вепрева пишет:

Зинаида Геннадиевна объявила войну нашей зубной пасте. Вот уже почти месяц она ее вынимает и перекладывает за бортик к стене, видимо, чтобы она не свешивалась. Это раскрепощенное свешивание вымораживает ее тоталитарную полицейскую сущность до глубины души. Я так и представляю себе, как она заходит и закипает от возмущения: «Опять свешивается, сука! Безобразие! Свиньи!» – и яростно заталкивает пасту за бортик, нехуево ее при этом коробя. Вначале, в лучших традициях газлайтинга, мне казалось, что мне это кажется. Вслух никто ничего не говорил, ну, просто паста сама регулярно плющилась за бортиком. Я спрашивала Осминкина, а не он ли это такой сообразительный, – Осминкин от всего открещивался. Дальше логика была проста, всем остальным жителям всегда безразлично, что там и где у тебя свешивается, кроме данной особы. Я решила повесить самодельную штору на полку, чтобы мирно спрятать несчастную пасту, дабы особа не оскорблялась в своих лучших чувствах. Но нет! Сегодня она залезла своими ручищами прямо за штору и снова запихала пасту за бортик. Я, как обычно, пошла на принцип и повесила данное объявление: «Хватит трогать наши вещи – это возмутительно». Там еще ниже была строчка «мы думали, что здесь живут честные люди», но, подумав, я решила ее загнуть и спрятать, однако со ставкой на то, что особа обязательно сорвет объявление и тем самым сделает видимым дополнительное послание. Что будет дальше? Продолжение следует…

6 июля. Вепрева пишет:

А вот и продолжение. Зинаида Геннадиевна нанесла ответный удар в своем фирменном стиле. Что хорошо, так это то, что теперь свешивающаяся паста скрыта от глаз и никого не раздражает. Пущай так и висит.

6 июля. Вепрева дописывает:

Срочная новость.

Зинаида Геннадиевна сорвала оба объявления и снова переложила пасту.

7 июля. Вепрева пишет:

Приехал счастливый Никита из Алма-Аты. Застал меня за мытьем посуды и полчаса рассказывал, какие там классные горы, и кислород, и все почти как в Европе. Как он там ошалел от кислородного экстаза и принял милиционера за единорога и радостно махал ему руками из машины, заставляя своих друзей в машине знатно понервничать. А в Питер они садились полтора часа через все тучи, была сплошная турбулентность, всех трясло, он хоть и не очень верующий, но все равно сидел и молился, а потом, когда самолет вынырнул из‐за туч и бодро плюхнулся на землю – он, как и все, радостно зааплодировал.

Зинаида Геннадиевна зашла покурить, курила быстро и смотрела на нас круглыми глазами – Никита очень мощно и очень громко говорил и вовсю махал руками.

Наверное, это был наш самый долгий разговор за все то время, как мы живем в одной квартире. Я уже стояла на пороге с посудой в руках, а Никита все продолжал взахлеб рассказывать про то, какой Казахстан офигенский. Под конец он многозначительно вывел:

– В общем, если свезет, то обязательно едь в Казахстан, в Медеу. Ведь я знаю, что ты – пу-те-шест-вен-ни-ца!

Я удалилась, пытаясь даже не думать «Чего? Откуда? Что-о?».

9 июля. Вепрева пишет:

Подходит Оксана и говорит вкрадчиво:

– У вас опять с ней война, да?

Я ей расписываю ситуацию, что так и так, маразм крепчал, мы уже ее детские ванночки пачкаем нашей зубной пастой. А Оксана в ответ мне начинает читать целую проповедь про то, как приехала она и познакомилась с Зинаидой Геннадиевной. И доводила та ее до слез постоянно, гоняла и шпыняла, и не знала Оксана, что ей и делать, только плакала и плакала. Сыновьям было наплевать, они слали мамку нахуй и пропускали мимо ушей, а Оксана ужасно переживала. Но однажды соседка, Ирина Александровна, учительница и художница, она жила в комнате Никиты и Илоны, сказала Оксане: «Да не обращайте вы на нее внимания, она же психическая, и мужика у нее никогда не было, и климакс». Оксана подумала: «Да!» – и перестала обращать внимание, и пропускала все уколы мимо себя. И они прекратились! Оказалось, что Зинаида Геннадиевна скучает, а это ее развлечение, а уж как она заводится, когда кто-то вступает в ее игру. А если не вступаешь – она затихает.

Я выслушала ее и тяжело вздохнула, что это же нелогично, это же чересчур. На что Оксана ехидно добавила:

– В следующий раз, если надумаешь обижаться, подумай, каково здесь мне.

– О-о-окей, – сказала я. – Убедительно.

10 июля. Осминкин пишет:

Что это на улицах Петербурга происходит? Девяностонизация или новый виток социального регресса?

Нашел у помойки на углу улицы Шамшина и Большого проспекта книжный шкаф, который был очень необходим в связи с переездом на Петроградку с обременением в несколько коробок с высокоинтеллектуальной литературой. Попытался его понести, поволочь – безуспешно. Не имея поблизости крепких друзей/соседей мужеского полу, позвонил знакомым феминисткам. Феминистки обещали быть через 10 минут. Пока я охранял найденную добычу, успел два раза отогнать гоповатых мужиков, возжелавших оторвать частичку моей находки, бездомную, решившую пописать прямо за шкафчиком, а также вступить в диалог с бабулей божий одуван, начавшей истово крестить мой шкаф и приговаривать: пусть послужит вам во благо, сейчас таких не делают, ведь это дерево, настоящее дерево. Успел я и стыдливо отвернуться, глядя, как хохочущие работницы-мигрантки нашли на полочке при помойке (городская программа обмена вещами) несколько цветастых блузок и юбок и, тут же переодевшись за заборчиком, весело воркуя, выбежали на улицу в обновках. Всюду была такая неказистость, заскорузлость, родная неустроенность и детские опухшие железы, что мое поэтиное сердце чуть было не заставило меня расплакаться во весь голос прямо у этой помойки. Но в этот момент пришли феминистки и, деловито подхватив шкаф, понесли его в сторону моей коммуналочки, оставляя за собой шлейф маскулинности без мужчин.

12 июля. Вепрева пишет:

Происшествия всегда настигают быстро и в те моменты, когда совсем о них не думаешь. Выхожу я в коридор, как всегда кромешно-темный, ведь только что приволокла свое тело ЗГ и повыключала весь свет к чертям. Выхожу и разворачиваюсь к кухне. Легкое движение ноги – и мое колено встречается с полом. Я сижу в позе человека-паука, рефлекторно упершись рукой в пол, и размышляю, что, собственно, сейчас произошло.

Я встаю и иду куда шла, забираю белье из машинки. Кожа содрана. Включаю свет, чтобы пройти обратно, и, пока вожусь с бельем, выбегает ЗГ и, конечно же, выключает его. Я становлюсь дико злой. Включаю его обратно и вижу, что я поскользнулась от ее мокрых следов, которые она занесла в коридор с улицы. Она уже психует от моего включенного света, а я от греха подальше закрываюсь в комнате, обрабатываю колено перекисью и прижимаю льдом.

Чур меня, чур.

Август

7 августа. Вепрева приехала и пишет:

Заглянув на кухню, обнаружила, что с газовой колонки сняты регуляторы температуры воды. Причем оставлены на уровне «моешься и мерзнешь». Пока я растерянно смотрела в пустоту и прикидывала, как же теперь мне, любящей мыться в кипятке, быть, вышел Осминкин и сообщил, что ранее слышал об угрозах со стороны Вадима «нахуй снять все, чтобы не крутили», ибо это увеличивает изношенность колонки, которая и так едва справляется с таким количеством населения.

11 августа. Вепрева пишет из Архангельска:

Еду, значит, в такси по городу, а рядом со мной едет девушка Кристина, которая работает в Выставочном зале Союза художников Архангельска. Так вот Кристина внезапно и говорит, люблю, мол, ваш паблик коммунальный, а особенно очень люблю вашу соседку Зинаиду Геннадиевну!

Вот так внезапно во внезапном месте получаешь фидбек от читателей. Приятно!

12 августа. Осминкин пишет:

В коммуналке все напряглись от последних квитанций за электроэнергию. С июля подорожал киловатт-в-час и теперь у всех, кроме нас, счет за свет составляет четырехзначные числа. Теперь все соседи, кто не на смене и не на даче, ходят и выключают друг за другом свет. Доходит до маразма, когда свет выключается в подозрительно долго занятом туалете или в странно притихшей ванной. Каждый норовит первым сделать замечание другому по поводу забытого ночью в коридоре или на кухне выключателя, одним махом пристыжая соседа и упраздняя упреки в свой адрес. Скоро белые ночи совсем прикажут долго жить и начнется привычное полусумрачное сосуществование скрипящих полов и матерного шепота при невписывании в поворот на темном углу. Ну конечно же, куда нам, сожительствующим по принципу случайной метонимии, задуматься об истинных причинах нашей сверхозабоченности. По телевизору показывают побитого украинского диверсанта-террориста, который (подумать только!) хотел запугать мирных туристов своими бомбами в «нашем?» Крыму!

13 августа. Осминкин пишет:

С утра услышал знакомое матерное ворчание и собачье скуление в коридоре – верные признаки того факта, что с дачи вернулась незабвенная Зинаида Геннадиевна, мать семейства и несгибаемый борец за чистоту. Привезла обратно собаку Тотошу, двух загорелых внуков и коробки с овощами. Успела за час по приезду уже прокурить всю кухню и отчитать невесток за кучи попугаячьего говна в ее комнате. Оксана уткнулась в коробку с луком, а Ольга не полезла в карман за словом и возмутилась:

– У тебя, мама, вся комната была в попугаячьих какашках, я каждый день их соскребала то с холодильника, то с телевизора. Надо было их из клетки не выпускать. Твои, мама, два попугая срут больше, чем мои четверо.

Зинаида Геннадиевна смачно затянулась и гордо произнесла:

– А что ж ты думала, австралийцы!

15 августа. Осминкин пишет:

Зинаида Геннадиевна на кухне жалуется невестке Ольге на деревенских жителей, которые, по ее мнению, разбаловались:

– Они же все комфорт любят, у всех ковров полны хоромы, вода горячая подведена, я внукам с утра сосиску сварю и побежали, а они столы наворачивают: масло, булки, варенья, соленья всякие. Вот была на свадьбе у дальней родственницы Светки, пришлось с пенсии последние деньги снять и в конверт положить, иначе не поймут, чего приперлась. Столы ломятся, все жрут и тосты говорят, жрут и тосты каждые две минуты говорят. Сколько можно тостов-то говорить, ну счастья, здоровья там пожелали, ну чего еще желать-то? И все деньги несут, у всех на уме деньги-деньги-деньги – больше гостей созовешь, больше денег подарят, а отказать ведь неприлично… не прийти. Вот у меня ни копейки не осталось с пенсии, отпускные профукала на внуков: то бабушка конфетку купи, то мороженку… а у меня самой зубы вырвать не на что.

– Ну мам, – впервые прервала Ольга монолог распаленной Зинаиды Геннадиевны, – зубы ведь вырывают бесплатно по полису в поликлинике нашей.

– Ну а что вырвать, а вставить вот, у меня шесть кариесов и вставить не на что. Ладно шесть, хотя бы два передних залечить бы, чтобы улыбаться не стыдно было.

– Мам, так ты и не улыбаешься почти, – съерничала Ольга.

17 августа. Осминкин пишет:

Артемий вернулся со смены на рогах. Жена Ольга отчитывает его на кухне: «Тема, я тебя уже трезвым вижу реже, чем бухим, а трезвого тебя от твоих „Танков“ не оттащить. Те-е-ема! Иди ребенка купай щас же. Хотя нет, какое там купай – тебя самого сейчас выкупать следовало бы…»

Оксана пытается остудить Ольгу: «Ну что ты, Ольга, все темкаешь, Тема да Тема, не даешь бедному Теме даже в туалет сходить, правда, Тема?» Артемий, встрепенувшись, бодро кивает: «Правда, не дает».

– Я сама твоего Славика щас выкупаю вместе с моим Стасиком.

Ольга не лезет в карман за словом: «Ты бы, Оксанка, помолчала, мой муж, я и решаю, что с ним делать, ишь ты расселся, иди, говорю, сына мой!»

Оксана пытается все свести к шутке: «Тем, а Тем, а ты смотрел клип „В Питере пить“? Очень советую, там певец этот, как его, от шнурков фамилия, так прям копия ты, а? Посмотри, советую».

Артемий вяло причмокивает: «Шнуров его зовут, группа „Ленинград“. Вэвэввэ Ленинград эспэбэточкару…»

Оксана: «Вот-вот, посмотри, очень душевная песня».

В это время Ольга, отчаявшись звать своего мужа, вываливается на кухню, держа под мышкой сына, а под второй – таз с бельем.

– Тааак, Тема, ну-ка бери белье и загружай в машинку быстро, да и c себя сними заодно грязное, а то воняет от тебя, как из помойки, ты где был вообще?

Артемий покорно берет таз с бельем и пошатываясь бредет к стиральной машине. Машина эта у них общесемейная – шумит она так, будто скоро взлетит и пришвартуется к межпланетной станции «Мир», или какая там сейчас станция. Один раз, зайдя на кухню, я думал, что началось землетрясение. Но потом попривык и на дрожание деревянных перекрытий реагирую стоически, как японец на тектонические колебания амплитудой пять баллов.

22 августа. Осминкин пишет:

Как это трогательно. Я поел сдуру вчера на ночь арбузика и где-то в период с шести до девяти утра выбегал в туалет раза три-четыре, разбив свой сон на несколько маленьких, но интенсивных сновидений. И каждый раз, когда я выбегал в туалет – а чтобы попасть в туалет, у нас нужно пройти через кухню, – заставал Зинаиду Геннадиевну, сидящую в обнимку со своей семейной стиральной машиной. То ли Зинаида Геннадиевна не хотела разбудить ни свет ни заря своих внуков и прочих домочадцев, пришедших со смены, то ли просто боялась, что машина окончательно выйдет из-под контроля и уползет от нее, как грязная посуда и утварь в «Федорином горе». Вот такая щемящая картинка бытовой близости старожилки коммуналки и старой грохочущей стиралки. Всякий раз Зинаида Геннадиевна озиралась на меня испуганно, будто я застаю ее за каким-то интимным процессом, а не стиркой. Ну да, если человечество открыло много способов сексуальных перверсий, то техноложество еще ожидает своего будущего.

27 августа. Осминкин пишет:

Настя Вепрева вернулась в родную коммуналочку. Первым делом она демонстративно надраила порядком загаженную кухню и плиту, чем сразу предвосхитила раздраженные выпады Зинаиды Геннадиевны. Соседи тут же по струнке уважительно заулыбались, а Зинаида Геннадиевна в ответ на Настину реплику, что, мол, ваш кот самовольно покинул комнату и уселся на кухне (кот индифферентно и лениво восседал на полу, понурив голову и глядя в пол), лебезяще взглянула на Настю и ласково ответила: «Да, он у нас такой независимый, Настенька, не обращай внимания, я сейчас его уберу».

Но все это не избавило нас от лицезрения двух братов-акробатов, которые считают своим неотъемлемым правом ходить в общественных местах в одном исподнем своих семейных трусов. И ладно бы это были мускулистые гомоэротичные атлеты, но это те самые настоящие мужчины: алкоголь, табак и щетина. Помогите нам это развидеть!

28 августа. Вепрева пишет:

С утра всеми правдами и неправдами пошла готовить фалафель. Блендер послал меня нахер, поэтому я зависла на кухне с давилкой. Вышла Оксана и первым делом сказала, что это она вчера выключила наш нут, который уже час безбожно горел, пока мы бессовестно спали, забыв про него, а все остальные бродили вокруг, сей факт игнорируя. Заодно рассказала, какие страсти в доме происходили, пока меня не было. Шла, значит, девушка домой, а ее на пути встречали мужчины славянской внешности, одарив порцией «комплиментов». Девушка пришла домой и рассказала своему молодому человеку, борцу по совместительству, о том, что произошло. Борец рассвирепел и решил проучить одного. Не рассчитал. Мужчина ударился об асфальт. И умер. Дальше в истории шел классический случай обвинения жертвы, о том, что она двоих мужиков угробила, и было ли вообще за что, всего за слово. «Нет бы ущипнул». Я попыталась робко встрять, что девушка могла просто испугаться, ведь заранее не знала, кто ограничится словом, а кто потом преследовать начнет. А вдруг это вообще не в первый раз было? Вопросов миллион. Но Оксана была непреклонна – девушка, мол, всех мужиков оговаривает, значит, точно врет. Мне было грустно.

29 августа. Осминкин пишет:

«Будете сидеть по полчаса на горшке – будете ходить в общественный туалет на улицу. А то, ишь ты, стульчак не поднимают, воду не спускают, ершиком не убирают, да еще и свет не выключают», – так Зинаида Геннадиевна отчитывает двух своих внуков, один из которых закрылся в туалете, а второй бегал по кухне со словами «бабушка-бабушка, ну скоро Славик выйдет, я очень писать хочу, я сейчас описаюсь, бабушка-а-а-а…».

30 августа. Осминкин пишет:

(в продолжение вчерашней туалетной темы)

С утра состоялся «возвышенный» диалог с Зинаидой Геннадиевной. Только я вышел из туалета, как в потемках коридора ее мокрый Тотоша острыми грязными когтями прошелся по моим пальцам, вызвав приступ дикой, еле сдерживаемой боли. Но это было первым актом, тут же из потемок ко мне обратилась сама Зинаида Геннадиевна:

– Роман, а можно поинтересоваться, вы, когда в туалет ходите, крышку на унитазе после себя опускаете?

Я, не моргнув глазом, стиснув зубы от мокрых когтей собаки, продолжающей топтаться по моим ногам, ответил как можно невозмутимее: «Нет, я, наоборот, ее поднимаю! Потому что ваш сын Вадим сказал, что я ее обсыкаю, и теперь я всегда ее поднимаю, чтобы ко мне не было претензий».

– Рома, опускайте крышку, потому что я постоянно захожу в туалет, и она поднята, а если она обоссана, то на стремянке в углу висит тряпка для этого – возьмите и протрите!

– Хорошо, Зинаида Геннадиевна, я учту ваши пожелания.

С этими словами, не в силах более сдерживаться, я наконец стряхиваю ее собаку со своих ног и прорываюсь в ванную, хоть мне туда и не было нужно.

Сентябрь

13 сентября. Вепрева пишет задним числом:

Только я вернулась в коммуналку, как сразу отравилась арбузом. Об этом я узнала ночью, когда нестерпимая тошнота прервала мой мучительный сон. Я подумала о том, что еще ни разу не блевала в этой коммуналке, и стремительно занялась необходимой процедурой. Как назло в этот момент кто-то встал и начал шариться по кухне. Как и во все последующие разы на протяжении всей ночи. Мне было ужасно неловко, но я смирилась, правда, каждый раз пугаясь кроваво-красного цвета бывшего арбуза. Наутро ничего не прекратилось, а продолжалось до следующего вечера, поэтому моя беготня не останавливалась. Краем глаза я отметила, что к Оксане приехала какая-то бабушка-родственница, и в коммуналке подозрительно чисто. Тетушка эта весь день (а может, и ночь) паслась на кухне, и, как оказалось, постоянно намывала полы, которые такого еще не видали.

И вот я, бледная, зелено-желтая, в каждый свой выход встречала эту тетушку, а она встречала меня. Косилась подозрительным взглядом и словно начинала сильнее намывать полы. Дошло до того, что я обнаружила, что она терпеливо ожидает момента моего выхода под дверьми из туалета и ванной. Стоит, моет, молчит и слушает.

16 сентября. Осминкин пишет:

К Оксане из Сибири приехала ее мама. Оксана тут же знакомит:

– Рома, а это наша бабушка, не пугайтесь ее. – Бабушка при этом сама смотрит запуганным взглядом деревенской жительницы, впервые попавшей во чрево городской жизни и при этом сразу в наш коммунальный «раек».

– А это Роман, – говорит Оксана бабушке, – наша творческая личность.

Бабушка с еще большим недоверием посмотрела на меня и готова, казалось бы, уже развести руками и заохать, но я вовремя разрядил обстановку.

– Ой, да все мы тут творческие личности. Творческие и работящие.

– Да-да, – подхватила Оксана, – мы все творческие и работящие при этом!

Бабушка растерянно посмотрела сначала на меня, потом на Оксану и неуклюже, но бойко задвигалась к излюбленному делу, которое нашла для себя в коммуналке – это бегать за своим внуком Стасиком и причитать: «Стасик, поешь! Стасик, ты куда? Стасик, в туалет?»

Стасик сначала постоянно пытался от нее сбежать и увильнуть, а потом просек бабкины домогания и начал использовать бабушку в каждом мало-мальски требующем физического труда деле. Например, после того как бабушка ожидала Стасика под дверью туалета, пока тот совершит свой утренний стул, Стасик вывалился из туалета и громогласно потребовал от бабушки «тряпку от ссанья», иначе он отказывается садиться на унитаз.

– Это что за тряпка такая? – удивилась бабушка.

– Ну тряпка, которой мы ссанье со стульчака вытираем, – невозмутимым и укоряющим голосом ответил Стасик.

Бабушка охнула, взяла свой подол и собиралась было уже вытереть им стульчак, как Стасик заорал:

– Вспомнил, тряпкой от ссанья мы вчера со Славой с ихней кошкой игрались.

И Стасик рванул в комнату Славы за тряпкой.

Бабушка только успела ахнуть и осесть в углу кухни.

18 сентября. Вепрева пишет:

Торчу на кухне, тру морковь. Собака Зинаиды Геннадиевны с лапы открывает дверь и забегает на кухню. Вокруг хлопочут Оксана и Вера. Собака садится возле меня и виляет хвостом. Оксана заводит шарманку:

– Вот все время к Насте ластится, сидит рядом, пока хозяйки нет, эх пес! Но неудивительно, девка стройная, волосы длинные, чего бы и не посидеть рядом.

В этот момент собака перестает вилять хвостом, садится в середине кухни и начинает обильно ссать. Вера вскрикивает:

– Зинаида, у вас собака ссыт! – И уходит.

Собака доссывает и тоже уходит обратно в комнату, оставляя на кухне растерянную Оксану с тряпками и доместосом.

– Только вчера пол мыли, эх!

19 сентября. Осминкин пишет:

Итого: явка на выборы в Госдуму в нашей отдельно взятой коммуналке на Петроградской стороне составила 9.09090909091% или 1 человек из 11 имеющих избирательное право жильцов.

Остается лишь добавить, что человек этот – Артемий, который использовал выборы как повод для того, чтобы ушмыгнуть из-под зоркого ока жены Ольги воскресным утром и опохмелиться.

27 сентября. Осминкин пишет:

Вернулись с Настасьей Рудольфовной в «родную» коммуналочку из Архангельска.

В коммуналке Оксана нас тут же огорошила новостью о том, что в самую маленькую комнату, которая была недавно продана новой хозяйке, заселились две девочки. Обе учатся на медицинском и работают. Обе сейчас до 9 октября в Израиле. Звучит интригующе. Медики, да еще в Израиле.

Новая хозяйка сразу пригрозила Оксане и всем жильцам, что если эти две девочки их не устроят, то она «вообще заселит 5 узбеков» и мы еще пожалеем.

Еще одна новость, достойная упоминания, – новые счета за электричество. Как мы знаем, с первого июля опять подорожал киловатт и теперь за электричество придется платить чуть ли не в два раза больше. От этого факта все еще более нервно выключают друг за другом свет в местах общего пользования, а Зинаида Геннадиевна пишет новое сообщение: «Гасите свет, не будьте свиньями».

27 сентября. Вепрева пишет:

Зинаида Геннадиевна нарушила долгое молчание, увидев, что я направляюсь в ванную с ведром.

– Долго мыться будешь? А то мне волосы смыть надо, иначе башка сгорит.

Растерянно пропускаю даму вперед.

28 сентября. Вепрева пишет:

Решила, что настало время решить проблему со вздыбившимся после весенней протечки столом. Отогнула покрытие и ужаснулась – на меня оттуда смотрел целый вагон плесени. В панике начала все оттирать, сначала содой, потом плюнула на соду и стала просто тереть. Спустя полчаса ничего не менялось, тряпка оставалась абсолютно черной. Вонь была ужасная. За этим процессом меня застала Зинаида Геннадиевна.

– Все драишь? – нежно улыбнулась она. – Второй день чего-то химичишь.

Рассказываю, что вчера отмывала залежи говна из недр стиральной машины. Пользуясь случаем, говорю, что с ума схожу от вида грязи – как так можно жить в грязи?! Кругом одни свиньи!

Она растекается в улыбке, пускается в воспоминания и советы, докуривает и уходит, оставляя меня наедине с плесневелым монстром. Кажется, стол придется выбросить.