Текст книги "Шутка"

Меня разбудил ветер. Он был слабым, но именно это прикосновение, забрало из глубокого сна мой разум. Песок скрипел в ушах, на ресницах, между век. Я даже слышал тихий хруст каждый раз, когда глаза смыкались и открывались вновь.

Я его различил не сразу. Он сидел совсем рядом, но его силуэт практически слился с ночным полотном. Он согнул ноги в коленях, пристально глядел в воду и будто видел не своё отражение, а кого-то ещё. Так смотрят влюблённые. Его еле заметная улыбка робко пряталась на сухом измождённом лице, зрачки блестели, ловя отражение светившейся бирюзовой воды. Гладь озерца пускала волнистые блики по выпирающим рёбрам. Он обхватил тощими руками свои ноги и сидел, просто глядя в глубину. Я слишком глубоко дышал, меня тошнило. Нужно встать, чтобы немного попить и освежиться, а оторвать тело от земли попросту невозможно. Сейчас ночь, но жарко так, словно само чёртово солнце сейчас висит надо мной, как лампа.

– Надеюсь, ты не будешь это пить. – Его голос звучал приятно, но такой безнадёги я не встречал никогда. Он закрыл глаза и сделал длинный выдох через нос.

Я ничего не ответил, сначала посмотрев на него, а потом на воду. Буквально слышу, как она плещется на этом маленьком кусочке. Метр на метр, квадрат прохладной жидкости. У меня сжалось горло в припадке жуткой жажды. Я представлял, как глотал бы взахлёб эту чистую, светящуюся воду, как она не помещается у меня во рту от жадности и стекает с уголков губ к подбородку. Я кончиком языка облизнул кровоточащие потрескавшиеся губы.

Он заметил, как вода вытягивает из меня душу, и встал, отряхивая грязные штаны. Рядом была девушка, которая пыталась меня задушить. Я живой, а вот ей не повезло. Она превратилась в камень. Лёжа на спине, девушка выгнула голову назад так, что стояла в позиции «мостик», опёршись на макушку. Её лицо искривлено в заглохшем вопле, щёки надуты, а толстый язык торчит далеко за пределами тонких губ. Один глаз закрыт, а второй пробивает насквозь взглядом.

– Я старался не касаться воды, но не вышло. – Незнакомец покрутил в воздухе кистью руки. Три пальца из пяти были каменными и торчали в разные стороны. – Хотя, весь набор уже ни к чему.

– Извини.

Из меня изрыгнулись эти слова, и я сам учуял вонь из своего рта. Я собрал слюну и прыснул сбоку, попав почти на край озерца. Отвратительный вкус немного притупился, но не более. Всё равно ощущаю себя с мусорным мешком под языком.

– Да ладно. – Он легко усмехнулся, всё ещё вертя окаменевшими пальцами у себя перед глазами. – Эта тройня не самое страшное, что я ещё мог потерять.

Он опустил руку и снова уставился в воду. Его снова посетила улыбка, но меня это пугало. Вокруг ни единого звука, нет листьев, чтобы шелестеть на ветру, нет птиц, кричащих хоть иногда откуда-то с высоты, давая понять, что ты не так одинок, как может показаться. Нет ничего, кроме хруста грёбаного песка, пытающегося имитировать воду, но на деле выходит мерзость для человеческих ушей.

– Думаю, твои часы тоже разбиты. – Начал я.

– Да, верно. – Ответил он, доставая из глубоких карманов наручные часы с кожаным ремешком. Как и на моих, у его сломан циферблат. Стрелок не было вообще, и почти все цифры стёрлись, кроме шестёрки.

– Ты знал, зачем они у тебя? Просто я…

– Да, поэтому и дал тебе твои часы, но не смог рассказать, зачем они нужны.

Только сейчас я узнал его. В самом начале этого кошмара он был там, в комнате, где пустота главенствовала надо всем, кроме дыхания. Я помню глаза, полные безумия. Сейчас он спокоен. Он просто смирился, ведь ему пришлось.

– Почему ты не сказал мне?

– Запретили.

– Кто?

– Не знаю, – немного раздражённо ответил юноша, небрежно убирая часы назад в карман, – голоса. Они внушили, что я должен успеть раскаяться, прежде чем стрелки прекратят движение. Я вставал на колени, кричал в потолок. Я во всём, чёрт возьми, сознался! Но ничего. Сидя в комнате, повторял про себя все молитвы, которые смог вспомнить. Затем увидел на пыльном стекле надпись о том, что необходимо отдать часы. Они лежали на подоконнике и громко тикали. Как только я взял их в руки, за стенкой я услышал тебя и кого-то ещё. А что было потом, ты знаешь.

– Тебя тоже обманули.

– Тоже? – он почти пропищал.

– Я вообще не знал, что мне нужно делать и где я очутился. Просто бродил по коридорам и носил часы. Смотрел на время, но не мог даже предположить, в чём их назначение. У меня была амнезия.

– Хм, вот Он, наверное, повеселился.

– Ну да. – Ответил я моментально, но не понял, о ком идёт речь. Я посмотрел на сверкающую воду, ощутив взгляд соседа по несчастью.

– Дьявол, Сатана, Чёрт, рогатый ублюдок. Хотя, я не до конца уверен, что люди знают, как он по-настоящему выглядит. Может, он похож на милого котёнка с палкой в виде человеческой ноги, или на сову с ручной кинокамерой, которая делает «Уху-уху» каждый раз, когда кто-то попадает сюда, в эту задницу мироздания.

Внутри себя я от души посмеялся, но снаружи была статуя, только сделанная из мяса и костей. Мы стояли почти бок о бок и оба смотрели то на гору, светящуюся алым светом на фоне чёрного неба, то на бирюзовую лужу, плескающуюся прямо под ногами.

– Как ты здесь оказался? – спросил я, словно невзначай. Этот вопрос крутился в голове с самого начала разговора, только стоял где-то даже не на втором, а на третьем плане мыслей. Решил, что окажусь бестактным, если спрошу вот так напрямую, но потом вспомнил, что мы два грешника, очутившиеся в Аду. О какой бестактности может идти речь?

– Знаешь, что я делал этими пальцами? – он поднял серые отростки вверх, на уровень груди.

– Лучше ты мне расскажи.

Он усмехнулся и набрал побольше воздуха в лёгкие.

…этими пальцами я заполнял десятки, сотни документов. Таскал их кипами в любимом портфеле с громкой застёжкой. Мне нравилось, как она щёлкает так, что все вокруг могут узнать о моём присутствии. Особенно в зале суда, когда я привлекал к себе всеобщее внимание всего одним щелчком своего портфеля.

Всё шло удачно, как это бывает у многих в самом начале. Моя адвокатская карьера началась ещё с института, где я был невзрачным юношей в толстых очках, любившим тетради всегда таскать с собой. Всё немного облегчилось, когда их содержимое навсегда переселилось в мою голову. Это намного удобнее, скажу я тебе. Спина не болит, как минимум.

На последнем курсе моё резюме о поиске работы заметила небольшая адвокатская контора, занимающаяся в основном защитой бедных должников от грубых коллекторов, хотя зачастую эти самые должники были теми ещё персонажами, стреляющими с пневматического пистолета в судебных приставов. Суть в том, что я такие дела решал за пару часов, держа в уме полные пошаговые инструкции. Тут усвоил одно – виноваты все. Вся тупость людей не войдёт ни в одну книгу хоть на тысячи страниц.

Потом работал уже на крупную компанию. Коллеги за спиной называли меня «Консалтер 3000». Наверное, за умение помнить наизусть всё, что было прочитано из книг и учебников. Они не догадывались даже, что мне известно о кличке, но я этого не говорил. Радовался даже в какой-то мере. Не самое плохое прозвище, верно? Однажды у «Консалтера 3000» выдался свободный час, а в желудке урчали погибающие киты. Я медленно спустился вниз по лестницам, потому что лифт был набит под завязку. Стеклянная верхушка здания по пути вниз сменялась на бетонные стены и мелкие окна, пока не переросла в корни высокого небоскрёба. Я еле протиснулся через толпу у входа и выбежал на улицу. Моросил мелкий дождь, а ветер нёс с собой выхлопные газы сотен машин.

В тот день меня не покидало чувство, словно что-то должно случиться, молниеносно и фатально. Сердце боязливо стучало в груди, но я это списывал на последствия завтрака, состоящего из трёх шоколадок и крепкого кофе с ананасовым сиропом. Я ошибся, перемены ждали впереди. Они не неслись на меня галопом, они притаились в привычном месте.

Я увидел её, придя в кафе прямо под офисом. Был тут сотни раз, покупая дрянной кофе только потому, что могу позволить себе стаканчик. Брал какую-нибудь булку, обильно политую шоколадом, и садился за столик, стоявший в самом углу. Я как обычно купил горькую горячую жижу и круассан, двинулся к своему столику, но в этот раз там оказалось занято, впервые за несколько лет. Если бы я в тот момент пил кофе, то поперхнулся бы, забрызгав сидевших рядом людей слюнями и ещё более противным кофе.

Там сидела девушка. Она читала Стивена Кинга, Тиммисокеры[1]1
  Намеренное искажение названия книги автора Стивена Кинга «Томминокеры».


[Закрыть], вроде. Название так и не запомнил, и этим только бесил её на протяжении следующих двух с половиной лет. Она читала с открытым ртом, изогнув книгу почти в ровную горизонталь. У неё на тот момент были короткие, чуть не достающие до плеч, чёрные волосы. Как я потом узнал, это её природный цвет, который шёл вразрез с голубыми глазами бирюзового оттенка. Из-за книги, поднятой почти на уровень лица, я не знал, как она выглядит. В ту секунду был уверен, что там прячутся очки без диоптрий в чёрной роговой оправе. Я сел напротив. Она опустила книгу, и я понял, что ошибся. Чёрных очков не было, зато была маленькая чёрная родинка на правой скуле.

Она посмотрела на меня так, будто кто-то пёрднул под стол, а я немного опустился на стуле, вытянув вперёд ноги, и громко отхлебнул кофе. Даже не пришлось делать такое лицо, будто мне противно. Я скривился в гримасе победителя. Ну, по крайней мере, я себя так представлял. Положил круассан прямо на середину маленького квадратного стола. Я хотел без слов дать понять, что это моё укромное место, но она удивила так, что у меня чуть стаканчик из рук не выпал. Взяла мой круассан, засунула в рот целиком и закрылась книгой. В тот момент я осознал, что нашёл, как говорится, «ту самую».

Чтение прервалось. Я должен был бы запомнить тот разговор, но не вышло, и мне грустно от этого до сих пор. С той беседы жизнь обрела совершенно другой облик. Я больше не один. Сколько себя помню, самодостаточного во всём, раньше ни в ком кроме себя не нуждался. Но она показала другой мир. Дела на работе шли только в гору, и денег хватало бы на нас обоих даже при условии, что работаю я один. Но она отказалась от подобного плана, сказав, что никогда не будет «встречать дома, напялив дурацкий халат с цветочками, не станет пахнуть котлетами и детскими подгузниками», и мы закрыли вопрос. Она держала маленькую лавку рукодельных сувениров с героями книг, в основном различной фантастики. Она была счастлива, занимаясь хобби, приносящим деньги, и я совершил глупость, предложив ей сидеть сутками дома.

Мы пробовали зачать ребёнка. Да что там пробовали, со стен чуть обои не отклеились. Получилось с первого раза, она забеременела. УЗИ показало, что малыш растёт здоровым. Конечно, лавку с сувенирами пришлось оставить, когда на животик перестали натягиваться её любимые футболки со Звёздными Войнами. Она сидела дома, но я старался гулять с ней как можно чаще, чтобы она в четырёх стенах не сходила с ума. И без того с её бушующим от гормонов организмом было трудно совладать в периоды спонтанной смены настроений.

Когда пошёл восьмой месяц беременности, у меня пошёл второй месяц работы над одним и тем же делом. Поверхностным оно даже не казалось, оно и было простым. Уже отсидевший маргинального типа мужчина ограбил круглосуточный магазин на окраине города. Если бы не машина скорой помощи, в тот момент просто случайным образом проезжавшая по соседней улице, продавщица скончалась бы от ножевого ранения в бок. Камеры засняли всё. Удивительно, что в таком магазине действительно они оказались. Обычно вместо систем видеонаблюдения там в углу спит мужик, пахнущий сигаретами и усталостью от жизни. На видео рецидивист, не получив бесплатно порцию горячительных напитков, достал из кармана куртки кухонный нож и, перевалившись через стойку допотопной кассы, проделал дыру в своей собеседнице, после чего медленно вышел из магазина, стряхивая кровь с лезвия на кафельный потрескавшийся пол.

Дело простое. Камеры всё засняли. Лицо видно достаточно отчётливо даже на пиксельных видеоматериалах. Да и продавщица потом опознала человека, которого через несколько часов после кровавого представления посадили за решётку местного отделения полиции. При нём на тот момент всё ещё был тот самый нож. Но сложность оказалась в том, что это был отец одного из молодых городских чиновников, питающегося из самой огромной кормушки страны. Он отца обожал, хоть тот и набил на спину любимую церковь во время второго срока. Эта денежная сумка, владея немалой властью и влиянием в городе и, в частности, на суды, сфабриковала тучу улик.

Дело тянулось, убивая во мне тягу к жизни. Даже когда я щёлкал своим портфелем, люди всё равно смотрели в мою сторону, но вместо железной уверенности я ощущал боль прямо посередине живота. Единственное, что не давало этому животному не сесть в тюрьму, это его сын, и единственное, из-за чего оно могло сесть – это я. Трио, только я ненавижу их обоих, в то время как они ненавидят меня с удвоенной силой. Управление сообщило, что на мне никак не скажется факт проигранного дела, но я чуть было не сорвался, услышав подобное. Необходимо поступить правильно. Такие люди обязаны сидеть за решёткой, и это тот минимум, который я ДОЛЖЕН выполнить.

Но я этого так и не сделал.

Помимо того, что этот бедствующий отец богатого сынка при власти был неуравновешенным алкоголиком, так ещё оказался подпольным криминальным авторитетом. Пока этот властный человек, сидевший когда-то по ту сторону железных прутьев, проводил большую часть времени в следственных изоляторах, по городу за мной рыскала шавка, целью которой было навредить мне, и навредить так, чтобы в суде я больше не появился. Но я этого не знал, пока не встретился с ним лично. При этом со мной была она, и она была беременна нашим ребёнком.

Мы никогда не ходили гулять поздно, это был конец ноября, снег холодным пластом покрывал улицы, а ночь спускалась на город уже к шести часам вечера. Я знал, что прогулка не затянется. Мы вышли, решив просто сделать круг по маленькому парку в соседнем дворе. Жёлтые фонари освещали пушистые снежинки, деревья сбросили всю листву и стояли силуэтами в темноте. Кроме нас там ещё были люди. Гуляла пожилая пара с коляской, закрытой вуалью. Мужчина и женщина, державшиеся за руки. Мы шли по одинокой тропе на краю парка, вокруг тихо. Люди сидели в тёплых квартирах, окна домов изнутри светились разными цветами, а мы были снаружи, решив, что сегодня отличный день для риска здоровьем ещё не родившегося малыша.

Уёбок выпрыгнул из темноты. Сначала кусты зашуршали, потом затрещали ветки. Человек в капюшоне оказался прямо перед нами и ударил мою беременную жену битой в живот. Отброс убежал сразу же, даже не сказав ничего напоследок, но мне это и не нужно было, я знал и так, от кого он и зачем это сделал. Я сидел на холодном снегу, обнимая свою женщину всем телом. Её джинсы в районе пояса стали сплошь бардовыми, животик изменил форму и даже уменьшился. Мои ладони все были покрыты кровью и тряслись не только от холода. Я что-то шептал ей на ухо, но сам не верил в то, что говорю.

Ребёнок погиб. Это даже не выкидыш. Он чуть ли не вылетел из матери. Стоя в реанимации и не веря в то, что происходит, я пытался прикинуть цену моего решения. Она выжила, но её оставили в больнице. С ней работали психиатры, потому что каждый раз, когда она видела меня, у неё катились слёзы без конца, а в горле, пульсируя, застревал крик. Я был напоминанием и должен был уйти.

И я ушёл.

Снял квартиру. Дешёвая дыра, где на стенах нет обоев и облупливается краска, где пахнет предыдущими жильцами, где вид из окна портит твоё настроение так, что хочется повеситься. Что я и сделал. Ремень, привязанный к железной ножке панцирной кровати. Я его туго сдавил и сел на пол. Всё прошло быстрее, чем думал. Я провалился в небытие, но не прошло и минуты, как очнулся вновь. Это была та самая комната, где ты получил часы. Я слышал голос, и доносился он из-под пола.

Утро наступало очень медлительно. Розоватое солнце поднималось из-за плоского горизонта, но от его света становилось только холоднее. Мы сидели и вдвоём смотрели на эту светящуюся лужу. Оба хотели пить, но ещё больше хотели покончить со всем. Обоим казалось, что стать камнем, это не такая уж плохая перспектива.

Массируя затёкшую шею, юноша поднял голову и взглянул на гору. От неё веяло слабо уловимым зловонием. Словно где-то вдали тухло болото, в котором нашли своё последнее пристанище десятки животных. Впереди плавилась пустыня, плавно перерастающая в подножие горы. Путь ясен, но откуда взять решимость? Неизвестно.

– О чём бы ты Его попросил? – он задал вопрос так, словно формулировал его в голове некоторое время.

– Даже не знаю. – Честно ответил я. – Молить об искуплении уже поздно, и мы это оба знаем. Снова встретиться с теми, кто ещё жив? Не уверен, что они смогут выслушать, не упав заранее в обморок.

– А за что ты здесь?

– Я убил кое-кого.

Он посмотрел на меня полностью раскрытыми глазами. Парень медленно сдвинулся в сторону на пару сантиметров.

– Думаешь, это бы тебя спасло? – я спросил с явной юмористической интонацией.

– Думаю, что не верю в это.

– Дело твоё, но, как видишь, мы оба сейчас не в Раю.

Я продолжал смотреть на гору. Под нашими ногами что-то гудело, по воде расходились круги.

– Нам надо идти.

– Я знаю, – ответил он нехотя, – дай мне секунду. Просто боюсь, что потеряю ещё одну жизнь даже после смерти. Всё стало таким хрупким и ничтожным, что теперь является бесконечно важным.

– О чём ты?

– Второй шанс. Вдруг у меня он есть. Я хочу быть с женой, ведь бросил её, как самый последний трус. И теперь сижу здесь с тобой, готовлюсь к разговору с самим Дьяволом.

– Моя компания тебя смущает?

– Само собой! Не пойми неправильно, но я не думал никогда, что придётся топать в такие дали с напарником, который не внушает глубокого доверия. Я тебя спас, да, и не попрошу ничего взамен. Теперь знаю, за что ты проклят, это немногое изменило, но… я пытаюсь подобрать слова, ты же видишь.

– Ещё как. Думаешь, я сейчас ногу запущу в лужу и опрысну тебя?

– Не говори ерунды, ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Ты просто не верил, что окажешься в Аду?

– Да.

Мы оба не верили, именно так. Ни в Рай, ни в Ад. Для меня с пятнадцати лет это были лишь сказки для детей, которые не слушались родителей и курили за гаражами после школы. Но теперь мы оба здесь, мы сидим и смотрим на неизбежное прямо лицо. Одновременно, не договариваясь, мы медленно встали, отряхивая с затёкших задниц песок. По разные стороны обошли лужу и двинулись напрямик к горе.

– Как думаешь, – начал парень, перешагивая через корягу, торчащую из сухого разлома в земле, – Он примет нас двоих? Не по записи, но мы же пришли. Мы добрались!

– Я надеюсь, что какая-нибудь рогатая секретарша с красной кожей не станет смотреть на нас поверх очков и звонить охране, чтобы та вывела за пределы здания двух попрошаек в обносках.

– Неплохо бы, чтоб удалось хотя бы постучаться в двери.

– Если они вообще будут.

– Если Он вообще будет…

Солнце уже в зените. Наши тени под ногами превратились в маленькие полоски, пускающиеся волнами по треснутой земле в виде пчелиных сот. Здесь раньше была вода? Может, от неё осталась только та лужа. Если так, то нам, в каком-то роде, повезло, что не пришлось плыть по морю, каждая капля которого способна превратить в неподвижную статую. Мой спутник напевал с закрытым ртом какую-то мелодию. Звучало приятно, но оригинала я не знал. Шагал вперёд, делая вид, что не слышу, потому что уже через секунд тридцать это начало надоедать. Я не попросил прекратить, ведь иначе вновь пришлось бы слушать одни лишь шлепки голых стоп по песку.

Он прекратил напевать сам, и стало одиноко. Подобное чувство накатывает, когда заезжаешь так далеко, что никакой интернет и радио не могу тебя найти. Ты остаёшься один, слышны одни радиопомехи. Впереди тянется дорога, и кажется, что конца ей нет. Ты наедине со своими мыслями, тело управляет автомобилем, но разумом витаешь где-то в другом месте. Это некая комната, в которой есть два кресла – для тебя и для твоих собеседников. Они меняются, а ты всё сидишь, растягивая с каждым непонятно откуда начавшийся диалог, не имеющий конкретного контекста. Ты общаешься с ними, общаешься с собой. Узнаёшь много нового, оставшись в полном одиночестве, и так жаль, что начинает тошнить от себя самого через слишком короткий промежуток времени. Тебе стыдно за то, каким ты стал. Вот бы не быть собой, ни раньше, ни сейчас, ни потом.

– Я не хочу быть собой. – Сказал мой новый приятель, словно прочитав мысли. Мне стало бы не по себе, если б не тот факт, что мы в одинаковых ситуациях. Он просто думает о том же, о чём и я.

Он опустил голову и проследил за движением своих босых ног, покрытых сплошными тонкими порезами и язвами. Мне это сначала показалось немного пугающим, а потом обернулось забавой. О чём ещё думать в Аду, идя на приём к Сатане? Теперь не страшно помышлять о воровстве, об обжорстве и о том, как было бы славно передёрнуть перед сном после тяжёлого рабочего дня. О да.

В спину дул приятный ветерок, слегка подгоняя к неизбежному. Страх скручивал кишки в узел и махал ими, как лассо, набрасывая и затягивая кольцо на шее. Желудок сокращается в жалких потугах опорожниться. Я иду и рыгаю ничем. Пахнет ацетоном, на губах неприятный привкус, а это значит, что я голоден как никогда, но мозг говорит, что не так уж мне нужна еда. Гора ближе. Земля под ногами чернеет, пыль становится мельче и от каждого шага взмывает вверх, прилипая к потной коже. Чем дальше мы шли, тем более чёрными становились, уже походя на угольных шахтёров. Каждое спотыкание забирало много сил у измождённых организмов. Даже у нас двоих в сумме не набралось бы энергии на одного здорового человека, чтобы тот был способен двигаться дальше. Но мы шли. У нас не было выбора. Мы спотыкались, падали руками в грязь. Ладони становились сплошь чёрными, на солнечном свету отдавая синевой. Но мы продолжали идти.

Горизонтальная поверхность начала превращаться в подъём. Впереди виднелся уступ, а на нём ворота. До них оставались какие-то десять метров, но мы всё глубже проваливались ногами в зыбучую дрянь с каждым шагом. Кожу щиплет и жжёт, и кажется, что по ногам что-то бегает. Что-то живое, маленькое и быстрое. Мысли о том, что эти «кто-то» могут нас сожрать, подгоняли, и вот уступ показался уже на расстоянии вытянутой руки. Я достал до края, немного подтянулся, и мне удалось забраться наверх. Я сразу упал на спину, попытался отдышаться, но выходило это с трудом.

– Эй, слушай, помоги мне. – Послышался голос снизу.

Я повернулся на бок и посмотрел с обрыва. Мой напарник забраться сам не смог, вытянул руки по направлению ко мне. Я протянул ему ладонь, лёжа всем остальным телом на поверхности уступа. Парень схватился, и я потащил вверх, но его лодыжкам не суждено было покинуть поверхности пепла, лёгшего толстым слоем у подножия горы. Из глубины вытянулось склизкое щупальце, облепленное золой, и схватило первое попавшееся бедро. Парень посмотрел вниз и истошно закричал. Я попытался его вытянуть. И я смог, но вместе с тварью, схватившей его. Это щупальце не принадлежало осьминогу. Оно было похоже на таковое, но без присосок, и шло изо рта человека. Синее тело, голова лысая, а глаза затянуты сплошным бельмом. Руки присохли к груди, как у мумии. Извиваясь торсом, он держался за ногу моего товарища, а я вытягивал их обоих.

Схваченный дёргался как мог, но щупальце поднималось по обвитой голени выше, к бёдрам, и уже ползло на пояс. Я тащил, схватив уже обеими руками, и теперь он сам смог опереться на уступ и вытянуть торс над ним. Щупальце у моей головы, и я не придумал ничего иного, кроме как укусить. Чудовище отпустило ногу и завизжало, пропав в золе и пепле. Такой звук издаёт бревно в костре, внутри которого скопилась влага, только этот звук не уступал по громкости взлетающему самолёту. Во рту привкус протухшего кальмара, на зубах и языке прозрачная противная слизь. Я сплюнул прямо туда, в источник крика, и вновь спиной упал на уступ.

Где-то сбоку переводил дыхание спасённый. Краем глаза я видел, как он стоит на четвереньках, и его живот сокращается. Парня тошнит, но из организма нечему выходить, и он просто издаёт неприятные звуки, бегающие эхом вокруг. Хотя тошнить в этой ситуации должно в первую очередь меня. Когда он прекратил каркать таким способом, то лёг радом со мной.

– Пиздец!

– Он самый. – Ответил я, вдыхая пыль.

Я закашлялся, и чтобы не задохнуться собственным языком и возможной рвотой, пришлось встать. Впереди ворота, огромные, высотой метров тридцать. Их поверхность покрыта вплавленными человеческими телами. Торчали ноги, руки и головы. До нас доносился глухой крик, исходящий от ворот.

– Мерзко. – Сказал, как отрезал мой новый друг.

– Это ты ещё не кусал щупальце.

– Что? Погоди, что ты сделал? – спросил он с истеричной нотой в голосе.

– А почему, ты думаешь, оно тебя отпустило?

Ответа не поступило, зато я услышал знакомое карканье. Его снова затошнило.

– Уверен, нам туда. – Это было ясно, но я решил озвучить.

– Ну, что ж, тогда пошли. Извини, за руку брать не буду. – Ответил парень, вытирая заблёванные губы.

Я оценил шутку, но опять лишь внутри, про себя. Если бы посмеялся, то потратил бы ещё кусочек драгоценных сил и упал прямо здесь. Когда мы приблизились ко входу в гору, массивные створки заскрипели, ворота медленно и грузно открылись. Пыль перед ними расходилась, создавая две четверти пепельного круга. Из тонкого проёма появилась костлявая рука с длиннющими пальцами. Они поманили нас внутрь. Мы переглянулись, пожали плечами и двинулись вперёд. Что может быть хуже осьминога из глубин дьявольской пыли? Здесь да что угодно, тем более за воротами, ведущими в самое сердце Ада.