Текст книги "Стрела, монета, искра"

– Великие Дома противятся налогу. Отмена воинской службы – удар по чести, а подать – удар по кошельку. Мало кто хочет лишиться одновременно и меча, и монеты. Особенно теперь, в спокойное время, когда военная служба столь мало обременительна. Начинается конфликт. Он достигнет вершины в сентябре: состоится заседание Палаты Представителей. Император выставит на голосование закон о налоге. Он не сможет ввести в действие реформы без поддержки хотя бы половины Палаты. Сейчас же на стороне императора лишь два Великих Дома из тринадцати.

Отец согласно кивнул. Все шло на диво легко, Эрвин несся к цели, как стрела, выпущенная умелой рукой. Задним фоном мелькнула мысль: нет ли подвоха в подобной легкости?.. Однако в плане Эрвина не могло быть изъянов: все слишком тщательно рассчитано и выверено, все учтено!

Владыка Адриан планирует исправить положение и привлечь на свою сторону недостающие голоса при помощи весьма эффективного инструмента: собственного брака. Император заявил, что этим летом заключит помолвку. Имеются три претендентки на корону правительницы, за спиною каждой стоят коалиции из нескольких Великих Домов. Выбрав одну из невест, владыка Адриан получит в Палате поддержку соответствующей коалиции. Однако, каждая претендентка имеет свои весомые недостатки, которые я опишу отдельно, если потребуется. Выбрав любую из них, император понесет определенный политический урон и окажется в уязвимом положении. Если говорить грубо, среди трех вариантов брака нет идеального. Владыке было бы выгоднее отложить помолвку, либо выбрать невесту не из числа трех претенденток, которых сватают ему Великие Дома. Но тогда он не получит нужной поддержки в Палате, и его рельсовые реформы будут провалены. Как видим, император находится в затруднительном положении, если не сказать – тупиковом.

Эрвин выдержал драматическую паузу, придавая значимости своим следующим словам:

– Я нашел способ, как помочь владыке решить это затруднение.

Лишь несколько раз в жизни он видел своего отца удивленным – и сейчас был один из тех случаев. Герцог склонил голову, придвинулся, навис над столом с выражением величайшей заинтересованности.

– И что же это за способ?

– Милорд, мне удалось собрать свою собственную коалицию. В нее входят четыре Великих Дома и еще одна значимая сила. Моя коалиция готова поддержать императорские реформы независимо от его брака. Тем самым он получает надежную опору в Палате и свободу в выборе невесты.

– Твоя коалиция?.. – переспросил герцог.

– Да, милорд.

– И кто же в нее входит, позволь узнать?

Эрвин перечислил – звонко отчеканил четыре имени. Три великих лорда-землеправителя и его преподобие архиепископ Фаунтерры. Договор с каждым из них был его гордостью, подлинным произведением искусства дипломатии!

– Конечно, я также рассчитывал на вашу поддержку, милорд, – добавил Эрвин, глядя в глаза отцу.

– Ты рассчитывал на мою поддержку? – зрачки герцога сузились.

– Простите, милорд, я выразился дерзко. Я имел в виду следующее. Моя коалиция ожидает вашего согласия, чтобы начать действовать. Вам стоит лишь сказать «да» и позволить мне говорить от вашего имени.

– Что же произойдет, если я дам согласие?

– Мы поддержим императора на осеннем голосовании, и его реформы будут приведены в жизнь. Взамен он даст нам…

– Он даст нам взамен? – переспросил герцог и почему-то нахмурился. Эрвин не придал этому значения.

– Да, милорд. Император возьмет на содержание треть нашего войска, тем самым понизив наши расходы на сто пятьдесят тысяч эфесов в год. Кроме того, половина наших долгов Короне будет прощена. Но и это еще не все. Мы получим также…

Эрвин глубоко вдохнул и назвал главный приз. Нечто, о чем герцоги Ориджин мечтали на протяжении нескольких поколений. То, что решило бы все вопросы с деньгами.

Это должно было стать решающим аргументом, которому отец не смог бы противиться. Однако густые брови герцога сдвинулись к переносице. Конечно – слишком много чисел упомянуто в монологе! Отец на дух не переносит бесед о деньгах. Нужно перевести на его язык.

– С бедностью будет покончено, – сказал Эрвин. – Великий Дом Ориджин станет в один ряд с богатствами Альмеры, Надежды и Королевства Шиммери. Первая Зима засияет новыми зданиями и искровыми огнями. Подземная усыпальница покажется мелочью – с такими деньгами мы легко выстроим новый собор. Милорд, мы можем даже отказаться от унизительного брака Ионы! Вы подберете ей достойного, высокородного кавалера рода Светлой Агаты! Прошу вас, дайте согласие – и мы не будем больше знать потребности в деньгах.

Эрвин умолк, ожидая ответа.

Тогда лорд Десмонд склонил набок свою бычью голову и медленно, размеренно произнес:

– Дай-ка уточню, правильно ли тебя понял. Ты предлагаешь, если я верно истолковал твои слова, продать императору то, что и так принадлежит ему, да еще и выжать оплату побольше?

– Что?.. Отец, я не…

Герцог опустил ладонь на стол, Эрвин вздрогнул от стука и замолк.

– Милорд. Зови меня – милорд. Наша верность, наши мечи, наша поддержка уже принадлежит императору по закону крови – нашей крови и его. Я не поверил ушам, когда ты сказал, что намерен продать владыке мечи нашего войска!

– Милорд, но владыка благосклонно отнесся к моему предложению!

А вот этого говорить не стоило. Надо было почувствовать пропасть впереди и свернуть, но Эрвин слишком увлекся своим будущим триумфом.

– Отнесся благосклонно?.. – прорычал герцог. – Ты хочешь сказать, что уже изложил свой вздорный, омерзительный план самому императору?!

– Милорд, я говорил с ним лишь на уровне намеков, только прощупывал…

– Но ты дал понять, что продашь нашу поддержку за деньги! И не только нашу, а заодно и еще четверых подобных тебе интриганов! Как ты это назвал? – герцог с отвращением выплюнул последние слова: – Твоя коалиция?!

– Простите, милорд, боюсь, что вы неправильно…

Лорд Десмонд грохнул кулаком по столу.

– Ты, вассал, потребовал со своего сюзерена платы за верность! Владыка Адриан родился нашим сюзереном, а мы – его вассалами, о чем ты, вероятно, позабыл. На случай такой вот забывчивости каждый мужчина Великого Дома приносит императору личную клятву верности, достигнув совершеннолетия. Ты также принес ее и обязан помнить.

Эрвин опустил взгляд.

– Повтори клятву! – рявкнул герцог.

– Я буду честен перед своим господином и верен ему… Я буду служить его щитом и мечом, пока моя смерть или воля господина не освободит меня…

С усилием Эрвин выдавил присягу – слово за словом. Отец встал и прошествовал к бойнице. Он слушал сына, стоя к нему спиной, и не повернулся, когда Эрвин окончил. Герцог тихо выговорил, роняя слова в бойницу, так, что сын еле расслышал их:

– Мятеж карается, согласно Юлианову закону, сожжением, либо смертью от щелока, либо четвертованием. Дворянам дается право выбора. Призыв к мятежу – тридцать длинных плетей для простолюдина и лишение титула для первородного. Хоть это, надеюсь, ты крепко запомнишь.

Эрвин был оглушен и раздавлен. Он не мог ни понять, ни поверить. Как вышло так, что он, выпускник Имперского Университета, обожающий столичную жизнь и дворцовые балы, он, один из редких дворян, кто понимает странные шутки владыки, он, Эрвин, всей душою ненавидящий Первую Зиму с ее чопорной чванливой жестокостью, с ее плохо прикрытой нищетой… Тьма ледяная, кто же мог решить, что он, Эрвин, строит заговор ПРОТИВ столицы и В ПОЛЬЗУ Первой Зимы?! В чьей больной голове созрела такая мысль?

Глупый вопрос. Сия голова, укрытая снежной сединой, обернулась к нему, поиграла желваками, сжала в линию узкие бескровные губы. Пожалуй, на ядовитую змею или гнилую тушу свиньи герцог и то смотрел бы с меньшей гадливостью. Эрвину страстно захотелось схватиться на ноги и заорать во весь голос: «Отец, очнись! Я не мятежник и не шантажист! Все, чего я хотел, – немного помощи от государя, чьей семье мы честно служили веками! А еще я хотел быть лордом-представителем в Палате и жить в столице, подальше от тебя… от вас, милорд».

Он сумел сдержаться. Четвертое правило общения с отцом: никогда и ни в чем не оправдывайся. Оправдания – для собак и черни.

– Милорд, вы вольны лишить меня титула или высечь плетьми, раз уж так повернулось. Но будьте милостивы, расскажите, что вы думаете предпринять для процветания родной земли?

– Не паясничай, – устало рыкнул его светлость, хотя Эрвин и не думал паясничать, он был слишком ошарашен.

– Рихард… – начал фразу Десмонд Ориджин и остановился.

Собственно, к чему продолжать? Одним именем брата уже все сказано! Рихард Ориджин был достойным наследником: обожал мечи и схватки, имел медвежье здоровье, был отчаянным воином и не по годам искусным полководцем, не ведал страха, не помышлял о дворцовых интригах. Рихард вообще мало о чем помышлял, кроме военного дела – ничто иное его не интересовало. Кроме того, Рихард во всем соглашался с отцом: не потому, что боялся его, а потому, что мыслили они одинаково, в общем направлении, словно два парусника, движимые одним ветром… Но Рихард погиб, к великому сожалению, и вам, отец, придется иметь дело со мной.

Оба помолчали, переводя дух.

– Что ж, сочту твой план юношеским слабоумием и постараюсь выбросить его из памяти, – заговорил, наконец, Десмонд Герда Ленор, великий лорд Ориджин. – Ты начинал речь с желания послужить Первой Зиме и Короне. Вернемся к той позиции. Она выгодна для нас, поскольку тебе вскоре представится возможность послужить и мне, и владыке Адриану одновременно. Я размышлял о возможностях улучшить наше положение. Некоторыми из своих соображений я поделился с императором и испросил его дозволения на действия. Он одобрил мою идею и дал разрешение выполнить задуманное.

Далее ровно и неторопливо его светлость изложил сыну план. Слова звучали отчетливо и твердо, не оставляя сомнений. «Смотри строю в лицо, говори низко, из солнечного сплетения, делай паузы между словами – и тебя будет слышать даже двадцатая шеренга», – вспомнилось Эрвину. Однако смысл все равно ускользал, и он решился переспросить:

– Милорд, вы хотите отправить меня в эксплораду?

– Да, сын, – кивнул герцог.

Полтысячелетия назад, когда держава была мала, а подлунный мир – велик, императоры позволяли лордам отправляться в походы за границы государства и присоединять к империи новые земли. Половина вновь обретенных территорий становилась ленным владением лорда, остальное доставалась Короне. Такие походы звались эксплорадами. Но то было пятьсот лет назад!

– Милорд, я не могу понять. Неизведанных земель теперь не существует! Весь континент Поларис уже под властью Короны!

– Поларис – да.

У Эрвина глаза полезли на лоб.

– Так вы говорите о Запределье?..

– Верно.

Боги! Запределье – громадный, дикий, дремучий и холодный материк. Узкий перешеек, покрытый Кристальными горами, соединяет Поларис с Запредельем. По ту сторону перешейка нет людских поселений, не существует даже карт тех мест! В незапамятную эпоху, еще до Сошествия Праматерей, кочевые племена бродили по Запределью. Но даже они собрались с духом, перешли Кристальные горы и осели здесь, в Поларисе, – до того скверной была жизнь по ту сторону гор!

А теперь отец хочет получить под свою власть кусок Запределья? Но зачем?! В этом нет смысла!

– Вы пересечете горы и доберетесь до Спота – единственного поселка на перешейке, – продолжал излагать отец. – Там вы получите дополнительные припасы, их подвезут кораблем. После этого вы углубитесь в Запределье. Потребуется перейти Мягкие Поля и Лес Теней, находящийся за ними. Имеются сведения, что в глубине Леса Теней, на расстоянии около трехсот миль от Кристальных Гор, протекает большая река. Это единственная река в известной части Запределья, и она не имеет названия. Легенды зовут ее просто Рекой. Твоя задача – найти на Реке место, подходящее для строительства искровой плотины.

– Искровой плотины, милорд?! В Запределье?!

– Я сказал предостаточно.

Боже, но это же чушь! Постройка искровой плотины – колоссальная, нечеловеческая задача даже в обжитых землях внутри империи Полари! За целый век построено всего девять плотин! А в Запределье, в сотнях миль от ближайшего поселения… Придется протянуть туда дорогу, потом возвести целый город для строителей и мастеровых, лишь затем браться за саму плотину. Тьма, да мы с трудом наскребли денег на подземную гробницу! Что уж говорить о сотнях миль рельсов и новом городе среди дремучей чащи! И даже если владыка Адриан согласится помогать нам средствами, людьми, знаниями в этом деле (что само по себе сомнительно), то будет ли столь же милостив его наследник? А если нет – что тогда мы получим? Город в холодной глуши с тысячами несчастных нищих людей. Более – ничего.

– Милорд, мне позволено будет возразить?

– Нет.

– Могу ли я хотя бы высказать свои соображения?

– Ты получишь право высказаться завтра. Но знай заведомо, что это не изменит моего решения. Сегодня время встречи истекает, я жду еще одного посетителя.

Эрвин вздрогнул, когда осознал еще один аспект отцовской задумки.

– Поход до Реки и обратно займет около четырех месяцев. Я вернусь в столицу лишь в октябре! Помолвка императора и заседание Палаты будут уже позади!

– Ты вовсе не вернешься в столицу. По возвращении из эксплорады ты останешься в Первой Зиме. Летом я сам отправлюсь в Фаунтерру и принесу императору извинения за твои действия.

– Милорд, – взмолился Эрвин, – это лето – поворотный момент в истории! Возможность, которая не повторится! Я осознал свою ошибку, я покаюсь перед владыкой и докажу ему нашу верность. Я не посмею больше ступить ни шагу без вашего согласия. Но умоляю, позвольте мне провести лето в Фаунтерре!

Его светлость отрезал:

– Я твой отец и сюзерен. К счастью, мне нет нужды убеждать тебя. Ты просто выполнишь мою волю.

Да, милорд. Да, милорд. Разожми зубы, пошевели языком и выдави наружу эти слова: да, милорд. Пока ты еще носишь титул, а твоя спина – кожу.

– Да, милорд, – процедил Эрвин.

– Хорошо. Вы отправитесь в поход, как только закончатся свадебные торжества. Теперь ступай.

Когда Эрвин отворил дверь, снаружи, вместе с караульными, стоял еще человек – очевидно, тот самый посетитель, которого ожидал отец. Герцог увидел его в проем и сказал:

– Познакомься, сын. Это один из твоих будущих спутников.

– Я к вашим услугам, милорд, – гость отвесил поклон. – Луис Мария из Отмели, имперский механик второй гильдии.

Эрвин скороговоркой отрекомендовался и поспешил удалиться, но перед тем механик успел взглянуть ему в лицо – бескровное, уродливое от гнева и досады.

Позже Эрвин не раз думал: сколь многое Луис Мария слышал сквозь дверь? Она тяжела и прочна, но говорили внутри на повышенных тонах, а каменные стены отлично отражают звук.

Искра

21—22 марта 1774 г. Предлесье, графство Шейланд —

Клык Медведя, графство Нортвуд

Сир Клайв Мария Белла, лорд Стагфорт, погиб так быстро, что не успел ни понять, ни ощутить ничего. Он лишь услышал шорох воздуха, и в следующий миг болт пробил его голову. Когда тело рыцаря, вылетев из седла, коснулось земли, его душа уже очутилась на Звезде.

Большая часть отряда разделила участь Клайва, однако его дочь… Кто-то стеганул ее кобылу и та понеслась галопом. Мира, припав к холке, слышала стук копыт, жаркое лошадиное дыхание, и много тише, вторым планом – людские крики, звон железа позади. Скоро эти звуки угасли. Мира придержала лошадь, пустила рысью и тогда решилась оглянуться. Двое всадников нагнали ее: Гурон – один из воинов отца, и Лиша – служанка девушки.

– Нельзя останавливаться, миледи. За нами может быть погоня, – предупредил Гурон.

Она и не собиралась останавливаться. Гурон то и дело поглядывал на нее – видно, боялся, что Мира отстанет или расплачется. Ей не хотелось плакать. Она даже не знала, чувствует ли что-то, только все звуки стали глухими, будто слышны сквозь подушку. И лес вокруг – он посерел, как в сумерки.

Через какое-то время Гурон уверился, что погони нет, и сбавил ход. Мира последовала примеру. Усталости она не чувствовала.

Воин со служанкой совещались о том, как быть теперь. «Почему они не спрашивают меня?» – безразлично подумала Мира. Ей было все равно, куда ехать, и спутники как-то знали, что ей все равно. Гурон сказал: возвращаться в Стагфорт опасно – можно вновь попасть в засаду. Лиша согласилась. Гурон сказал: нужно повернуть к лорду Виттору Шейланду, он – сюзерен покойного сира Клайва, значит, и их сюзерен. Лиша сказала: это дурость. До замка Шейландов три дня пути, а то и больше. Надо двигаться прежним путем, и уже к вечеру они будут в безопасности. Гурон согласился.

Когда-то давно, нынешним утром, они направлялись в Нортвуд, в Клык Медведя, по приглашению Нортвудской графини Сибил. «В замке графини варят кофе», – подумала Мира. Еще подумала: «Там есть ручной медведь». То и другое не имело смысла. Но иных мыслей не было, лишь выцветший серый туман в голове. Мира скакала, сжимая коленями горячие бока кобылы.

После полудня они пересекли реку и въехали в графство Нортвуд. Отряд конной стражи встретил их, Гурон пересказал капитану все случившееся. Тот выделил нескольких всадников для эскорта. Вокруг – лес, огромный северный лес. Тусклый и глухой.

Лиша поехала рядом с хозяйкой, заговорила. Речь звучала, как мурчание кошки. «Она хочет меня утешить?..» – предположила Мира. Так странно.

– Не беспокойся, – сказала Мира. – Не волнуйся обо мне.

Лиша говорила и дальше, даже тронула ее за локоть. Мира не знала, что отвечать, и не знала, зачем. Она переждала, и позже Лиша умолкла.

На закате отряд выехал к замку. Клык Медведя всегда возникает неожиданно: дорога петляет в дремучей чаще, за сто ярдов лес уже непрогляден, как вдруг, внезапно, деревья исчезают и открывается город. Склон холма и берег реки покрыт лабиринтом бурых бревенчатых домов, вода пестрит лодками и причалами. Возвышенность занимает замок: огромный, тяжелый и угловатый. Клык Медведя – столица северных лесов.

Позже они ждали в светлице, солнце умирало, все кругом было черным или розовым. Слуга зажигал свечи, от них становилось темнее. «Графиня скоро выйдет к вам, миледи… Не прикажете ли вина или кофе?..» Мира смотрела на свечи. Почему они горят так тускло? Девушка зажала пальцами один фитилек, и он погас. Другой, третий. Отец говорил: «Люби тех, кто тебе дорог. Люби каждую минуту, не теряй времени. Когда-нибудь человек уйдет, и это случится внезапно». Внезапно. Мира погасила последнюю свечу. Боль в пальцах была столь же тускла, как тлеющий фитилек. Это случится внезапно…

В светлицу, выпятив грудь, вошел дворецкий и проорал:

– Сибил Дорина Дениза рода Сьюзен, графиня Нортвуд.

Тут же отступил в сторону, и миледи появилась в комнате.

Графиня Сибил – видное существо. Когда рядом она, сложно смотреть на кого-либо другого. Она высока и статна, у нее пшеничные волосы и широкие плечи, на ней изумрудное платье с золотыми узорами, отороченное белым медвежьим пухом.

– Мия, бедное дитя! – воскликнула графиня. – Это немыслимо, что за ужас! Я не поверила своим ушам.

– Ваша милость… – с поклоном выговорила Мира.

Сибил схватила ее за руку, усадила в кресло, сама уселась рядом, не выпуская девичьей ладони. Несколько раз щелкнула пальцами в воздухе, и слуги разбежались – точно знали, что от них требуется.

– Ну же, дорогая, как ты чувствуешь? Не держи горе в себе!

Мира тоже поняла, что от нее требуется.

– Я так благодарна вам за сочувствие, миледи, – сказала она. – На нас напали из засады в Предлесье, около границы Нортвуда. Моего отца убили, а также почти всех, кто был с нами.

– Чудовищно! – воскликнула графиня и порывисто притянула Миру к себе. Вероятно, девушке предлагалось поплакать на плече, отороченном медвежьим пухом. Мира притронулась к плечу графини кончиком носа, немного выждала, осторожно отстранилась.

– Миледи, нам не следовало показываться вам в таком плачевном виде. Мы решились продолжить путь в Клык Медведя лишь потому, что обратная дорога чересчур опасна. Если вы будете столь добры и дадите отряд всадников, чтобы сопроводить нас назад, в Стагфорт…

Нет, нет, нет! – графиня энергично замотала головой. – Какая чушь! Я сама разберусь во всем! Мои люди обыщут Предлесье и изловят этих головорезов. Ты же, дитя, побудешь здесь, в безопасности. Я позабочусь о тебе.

Мира – не дитя, зимою ей исполнилось семнадцать. Сюзереном ее отца был граф Виттор Шейланд. Теперь он, выходит, ее сюзерен. Однако, нимало не смущаясь этим, Сибил Нортвуд принимала живое участие в жизни девушки, оказывала покровительство. Возможно, из-за древних корней Мириной родословной – графиня падка на громкие имена. А может быть, дело в матери Миры, умершей много лет назад, и в дочке графини – ровеснице Миры…

– Мой сюзерен – граф Виттор, – отметила девушка. – Ему следует узнать о том, что случилось.

Сибил пренебрежительно взмахнула ладонью.

– Он узнает, и непременно! Я пошлю гонца. Однако, девочка моя, ты ошибаешься, если думаешь, что Виттору будет до этого дело. Твой сюзерен женится. Наверное, он уже отбыл в Первую Зиму. Его ждут три недели беспробудного пьянства и малахольная принцесса в придачу.

Ах, да. Мира слыхала об этом. Все, что касалось свадеб, не очень-то интересовало ее и не задерживалось в памяти.

Слуга принес пару деревянных кубков, наполнил их пряной пахучей жидкостью. Графиня протянула один Мире:

Ханти – лучшее лекарство для души. Выпей, дитя.

Не дожидаясь, Сибил выпила настойку одним залпом, довольно фыркнула, покраснела. Мира сделала несколько глотков. Горло обожгло, туман в голове стал еще гуще. Свой кубок графиня ткнула слуге, и тот вновь наполнил его.

– Теперь расскажи мне, как выглядели те, кто напал на вас?

Мира не знала этого. Она подозвала Гурона, воин рассказал:

– Их было не меньше дюжины, ваша милость. Они не носили никаких гербов, но одеты были похоже, не вразнобой. И вооружены одинаково – арбалеты и секиры.

– Стало быть, на лесных разбойников не смахивают?

– Нет, ваша милость. Оружие хорошее, и бились ловко. Все наши полегли в одну минуту.

– Отчего же тогда ты жив? – не без презрения спросила Сибил.

Гурон потупился и не нашелся с ответом.

– Может, и к лучшему. Ты сопроводил девочку. Одной ей было бы нелегко, – графиня отправила его взмахом ладони.

Не похожи на разбойников, – думала Мира. Это должно что-то означать, должно иметь смысл. Но было сложно понять – слишком туманно в голове, и слишком мало сил.

– За твоего отца – доброго рыцаря и благородного человека, – Сибил подняла кубок. – Радость и покой его душе.

Потом они очутились за столом, полным угощений. Было много мяса и рыбы, и мало хлеба. Ягодные соусы, какие-то травы, соленья. Все острое или пряное, как всегда в Нортвуде. Мира с трудом впихнула в себя пару кусков. Ее мутило от ханти, от запахов, от тусклого тумана. Графиня говорила с нею, и девушка старалась отвечать, хотя и с трудом понимала собственную речь.

Наконец, эта пытка окончилась – Миру проводили в покои. Служанке позволили провести ночь в комнате хозяйки, на случай, если что понадобится. Мне ничего не понадобится, – подумала Мира, – я лягу, закрою глаза и тут же исчезну. Она забылась, едва сомкнув веки.

Далеко за полночь девушка проснулась. Царила темень, лишь в небе за окном сияла Звезда и мерцали несколько огней на башнях. Но пелена пропала, огоньки виделись ясно, даже слепили. И все другое виделось ясно. Отец ушел следом за матерью. Теперь нет никого, я одна в темноте. Те, кто близок, уходят внезапно. Остается пустота. Я и есть пустота. Я – холодная тьма.

Мира ощутила слезы в глазах. Она плакала много часов или дней под тихое посапывание служанки. Спустя месяцы наступил рассвет, и Мира уснула, истратив на горе все свои силы.